Блокнотик номер два

Тысячи тысяч бело-зелёно-голубых сфер — таких крошечных и одновременно таких огромных, все зависит лишь от того, как на них посмотреть — неслись, сияя, навстречу безжалостной бесконечности. Кап. Кап-кап. Кап. Кап-кап. А те капельки, что еще не сорвались — искрились, словно хрустальный бисер, которым небо обшило по краю огромные резные вечнозеленые листья. Хоть дождь и закончился уже несколько часов назад, под той водой, что все ещё лилась с деревьев, при желании до сих пор можно было бы искупаться. Но ни единая капля не намочила пока одну маленькую открытую книжку. Кап. Кап-кап. Шорох листа бумаги, перевёрнутого рукой в светлой перчатке. Над верхним краем «Удивительных, Занимательных и Поучительных Путешествий архимага Вуллигера Коричневого» (записанных его выжившим учеником) виднелось колено. Мужское, в неразборчиво-темного цвета широкой штанине. А за коленом — продолжение мокрой толстой ветки, постепенно переходившей в такую же мокрую, как и весь лес, густую листву. И, в просветах всего этого, — куски зеленой (преимущественно) растительной массы, которую здесь называли землей. Вдруг — безо всякой видимой причины — обладатель этого колена дернулся, соскользнул с ветки и полетел вниз. Но почти сразу же исчез и появился, уже твёрдо стоя на земле. В глубоком поклоне. Прекрасная женщина (чьи одежда и прическа определённо не выглядели предназначенными для прогулок по диким, полным мусора, колючек и насекомых джунглям) появилась перед ним буквально через секунду. — Ну и ну, кого я вижу, — насмешливо протянула она. — Неужели та драконочка тебе уже надоела? А ведь ты буквально недавно так упрямо добивался у меня разрешения проводить у нее больше времени… — Не совсем, госпожа, — смущённо почесал затылок младший монстр, — просто в ближайшую неделю к ней заходить бессмысленно. — Это почему же? — заинтересованно подняла безупречные брови Повелительница Зверей. В конце концов, развлечений у нее было не так много — и наблюдение за творимыми собственным священником глупостями всегда входило среди них в число любимых... — Болеет, судя по всему, — Зеллос неуверенно развёл руками. — Каждую весну примерно в это время. Ходит слегка… заторможенная. Неинтересная. Ни позлить её, ни испугать нормально. Я в прошлый раз при ней её приемного сына за хвост поднял — так она на меня даже не посмотрела! — А потом? — не смогла не переспросить тихо веселившаяся Зелас. — А потом он извернулся и меня укусил. — А девочка — Золотая, говоришь?.. — нет, Зелас уже давно не было так смешно!.. Она, совершенно не боясь измазать белоснежное платье, материализовалась сидя на удобно поваленном поблизости ветвистом стволе и нарочито строго попросила-приказала: — Расскажи-ка мне об этой «болезни» подробнее. И не трясись так, я хочу с тобой просто поговорить. Священник таким поворотом событий был весьма ошарашен — и это понятно. В последний раз она к нему с подобными словами обращалась веков шесть назад, а то и семь, и с тех пор все его с госпожой взаимодействия ограничивались чисто деловыми, как и с другими монстрами, диалогами: приказы, отчёты, разъяснения, изредка просьбы о каких-то послаблениях… Но вскоре он вспомнил, как раньше поступал в таких случаях, собрался с мыслями и начал: — Как я уже говорил, Филия сейчас почти не реагирует на мои попытки её разозлить. Она рассеянная, есть проблемы с удержанием полностью человеческой формы. Как обычно — хвост, клыки, но постоянно. Все время машет этим хвостом — кажется, даже неосознанно. В остальном у нее энергии мало: по дому она не ходит, а… переползает, что ли? — неуверенно засмеялся Зеллос, постепенно смелея. — От дивана к креслу, потом за чаем к табуретке на кухне — часто вдоль стен, а когда садится, то едва ли не лужицей растекается. Постоянно лежит, свернувшись клубочком, обычно с какой-нибудь подушкой в руках. Запах у нее изменился и сильнее стал. Таким… съедобным, что ли? Хм. Зелас показалось, или она сейчас услышала в голосе подчиненного мечтательные нотки? — Ей постоянно жарко, окна открывает, хотя все остальные в ее доме мерзнут: там снег не так уж давно сошел. Голос у нее стал хриплый какой-то. Но это не простуда, мне кажется: простуженные обычно кашляют или чихают. Ещё она постоянно ноет, стонет и жалеет себя, а меня — в упор игнорирует… Забавно, но в данный конкретный момент «великий и ужасный» Священник Зверя и сам надулся, как обиженный человеческий пятилетка, и стал прекрасным образчиком нытья и жалости к себе. Владычица Эль, — подумала Зелас, не зная, веселиться ей сейчас или всерьёз расстроиться — интересно, и как я умудрилась вырастить такого идиота?.. — А ты не пытался… — не удержалась было она, но вовремя прикусила язык. Она решила веселиться, в конце концов. А значит, никаких ему подсказок. — Нет, ничего, забудь. Есть что добавить? — Ну, — задумался ненадолго Зеллос, приложив палец к губам, — наверное, это и все… О, нет, точно! Я понял, как объяснить понятнее! Она себя ведёт точь-в точь как ваша барханная кошка на прошлой неделе, госпожа! Вот, — с довольно улыбкой закончил он. В его глазах — неважно, что закрытых — Зелас ясно увидела кристально чистое полнейшее непонимание ситуации. И робкую надежду на то, что наконец удастся получить от нее, единственного для себя авторитета, всем этим странным вещам исчерпывающее объяснение. Но... Когда священник услышал, как его хозяйка издает странные сдавленные звуки, его лицо приняло ещё более непонимающее выражение, чем раньше. — Госпожа?.. Нечто жуткое, давно сдерживаемое, что можно описать только как смесь воя, лая и оглушительного рева, наконец вырвалось на свободу и волной прошлось по всему лесу. Вся оставшаяся после дождя вода единой стеной пролилась с ветвей, а перепуганные птицы одновременно вспорхнули, чтобы улететь как можно дальше. — Госпожа?.. — непонимающе повторил Зеллос, когда закончились эти несколько минут, таких мучительных для всего живого в округе. — Что такое? Почему вы смеетесь? А она только помотала головой, все еще хихикая, и смахнула мизинцем со щеки весёлую слезинку. — Подрастешь — узнаешь...