I'll never be your dog

- Что-то забыл? – открываю дверь, ожидая увидеть на пороге Чейса, но обнаруживаю Джареда. Неожиданно, но я довольно быстро вношу поправку в озвученный вопрос: – Что ты здесь забыл? - То, зачем хотел видеть тебя вчера, но ты так и не пришла, - осматривает меня с ног до головы, и я невольно кутаюсь в полотенце. Стараюсь посильнее его запахнуть на своем теле, будто одно лишь появление Джареда и его же хищный взгляд способны сорвать эту жалкую материю с меня. – Знаешь, с влажными волосами и без макияжа, ты точь-в-точь такая же, как прежде. Так и хочется назвать тебя Анной, но к чему себя обманывать. Я вот, кстати, не определился, как к тебе обращаться: Киара или Грейс? Сжимаю пальцы на двери до побелевших костяшек, смотрю на эту наглую физиономию, и внутри что-то ноет, предвещая возвращение того прилива, который я пыталась погасить минут десять назад. Порываюсь захлопнуть дверь перед его носом - это единственное препятствие, способное оградить меня от очередной ошибки - когда он так близко, в себе я снова неуверенна. Джаред упирается плечом и побеждает. Дверь остается открытой, а я отступаю на шаг назад. - Что даже не пригласишь войти? Предпочтешь, чтобы соседи судачили? - Что тебе нужно? - Те же яйца только в профиль! Я тебе уже говорил! - Извини, потрахаться для тебя закончилось! - У кого? У Анны, Киары или Грейс? - У всех! - Да? Мне кажется, кто-то из них должен был припрятать для своих! – он наступает, а я боюсь с ним соприкоснуться: не знаю, какой реакции ждать от собственного тела. Не хочу поддаваться инстинктам, слабости, влечению, поэтому отступаю, но память уже угодливо подбросила фрагменты последней близости, снова подметила, насколько хорошо было тогда. Его лицо, он сам, кажется, становятся для меня условным сигналом, как громыхание посуды для собаки Павлова, только вызывают отнюдь не слюноотделение. Он закрывает дверь, я пячусь назад. Все происходящее, как флэшбэк двухгодичной давности, вторая, но такая значимая для моей аферы встреча, когда он заглянул в мою квартиру с истекающим сроком ренты, поимел меня прямо у порога и удалился, как ни в чем не бывало. Нет, уж! Опять этот коронный нахрап не прокатит! Разворачиваюсь и гордо дефилирую в гостиную, слыша его поступь у себя за спиной, все ближе и ближе, по нарастающей. Ускоряю шаг, но поздно – его руки на моих плечах, останавливают от попытки бегства, разворачивают, и я невольно задерживаю дыхание, столкнувшись с ним взглядом. Чертово полотенце, видимо, с ним заодно: предательски разматывается, сползает, норовит упасть, а-ля «Мистер, вы такой сексуальный, что аж трусики сами слетают». Сильнее удерживаю полотенце, прижав предплечья к бокам, но все еще под властью взгляда Джареда. Эти глаза выразительные и гипнотические, кажется, способны остановить несущуюся на встречу фуру, куда уж мне совладать с ними! Таким, как он, на законодательном уровне стоит запретить ходить без темных очков, а с таким лицом – еще и без никаба. Теряюсь и даже взгляд не могу отвести, он, словно металлическими тросами связан с ним. А эти губы, что приближаются к моим, такого нежного холодно-розового оттенка, что так и подмывает проверить их температуру; такие тонкие, остро очерченные, что хочется удостовериться, что о них нельзя порезаться. Сама преодолеваю оставшееся до них расстояние и пробую на вкус, ощупь, тепло, можно подумать, что их характеристики сильно изменились за неделю. Целую Джареда и сравниваю с Чейсом, пытаюсь выяснить, в чем разница, почему одного Чейса мне вдруг стало мало. Он нежнее и более предсказуемый, от Джареда непонятно чего ждать: в какой момент он отстранится, а в какой накинется с необъяснимой жадностью, но, пожалуй, главное - поцелуй Чейса может подразумевать трепет, не одну лишь страсть, а Джареда – быть только несокрушимой прелюдией к сексу. Отстраняюсь и вырываюсь из его лап, преодолеваю оставшиеся шаги до гостиной, но там, куда стремилась, все равно не нахожу себе места. Не знаю, как заставить его уйти – не полицию же вызывать - но точно знаю, что любое промедление приведет к ошибке, от которой я снова буду изглодана совестью. Не нахожу выхода, а может, не так уж рьяно его ищу, поэтому величественно сажусь в кресло, как коронованная особа на трон, стоит только представить вместо полотенца мантию, а в пустых руках имперское яблоко и державу. Он улыбается, явно удовлетворенный тем, что события развиваются в рамках предложенной им концепции. Идет медленно, почти крадется, но не воровато, а с достоинством, извещающим, что раунд уже выигран, а значит, торопиться не имеет смысла. И мне бы нужно подняться, найти хоть какое-то препятствие, но в клетке этой бетонной коробки неожиданно становится тесно, от него точно не укрыться. Он подходит так близко, что мы почти соприкасаемся коленями. Почти, но даже этого достаточно, чтобы я кожей ощутила исходящий от него жар. Он мгновенно передается мне, расходится по телу, подогревая кровь, и концентрируется в грудной клетке учащенным биением сердца. Упираясь ладонями в подлокотники кресла, Джаред склоняется надо мной, смотрит в глаза, но словно в душу заглядывает. Вжимаюсь в спинку кресла – отчаянная нелепая попытка отстраниться, увильнуть хотя бы на дополнительный дюйм - но ощущаю себя загнанной в угол ничуть не меньше. Даже не Джаредом, сколько двойственностью своих желаний. Еще способна заметить превратность ситуации, но уже неспособна противодействовать, еще помню о Чейсе, но все больше хочу забыть. Смотрю на Джареда, и губы уже щекочет от предвкушения, лишь усилием воли сдерживаю порыв, прикусываю зубами нижнюю губу в попытке избавиться от зуда и закрываю глаза, надеясь, что это поможет. Чувствую, как горячие ладони легли на мои колени, и как моментально покрылась мурашками спина. Тело, словно натянутая струна, в ожидание первого аккорда. Сижу, не шелохнувшись, только ресницы нервно поддергиваются. Слух обострился до предела, сквозь биение собственного сердца слышу его дыхание и еле уловимый шорох. Чувствую, что он больше не нависает надо мной, но все также рядом. Кончики пальцев сжимаются на моих коленях и начинают медленно скользить по бедрам. - Зачем ты это делаешь? – вопрос, который маячил в подсознании несколько дней, вырывается наружу, прикрывшись иным местоимением, исправив временную форму и спряжение глагола, но не изменив сути. Даже не сразу понимаю, что озвучила его, но глаза уже открыты, чтобы по каким-то невербальным признакам найти ответ, даже если Джаред не произнесет ни слова. На долю секунды вижу в его глазах некую рефлексию, будто он только что повторил вопрос исключительно сам себе, и, вероятно, не найдя ответ неожиданным или сколько-нибудь примечательным, вновь включается в реальность, пока я из нее стремительно выпадаю. Замечаю, что Джаред стоит на коленях у подножья кресла, можно сказать, у моих ног, и это почему-то так цепляет, что я забываю о вопросе. Сколько раз я точно также стояла в его ногах, лелея смутную надежду, будто однажды начну что-то для него значить, избавляла его от плена одежды, ублажала, поднималась с колен, но ментально так и оставалась в позе молчаливой покорности. А сейчас мы поменялись местами, очевидно, что только в пространственном отношении, но вдруг… - Хочешь поговорить об этом? Вопрос вырывает меня из потока мыслей, чуть не спрашиваю: «О чем?», но в ту же секунду вспоминаю. Киваю, не решаюсь издать и звука, видя усмешку в его глазах. - Может быть, позже. Пока у меня совсем другие планы! Его ладони возобновляют движение, заворожено наблюдаю, как они прокрадываются под материю полотенца, вся сконцентрировавшись на пульсации внизу живота. Опьяненная возбуждением, раздвигаю ноги, но вопреки ожиданиям его пальцы хватают край полотенца, с силой сдирают с меня единственное облачение и отбрасывают его в сторону. Рефлекторно свожу бедра обратно и пытаюсь прикрыться руками, плевать, что он сотню раз видел меня обнаженной – когда, блин, это вообще было!? - но Джаред перехватывает их за запястья, пригвождает к подлокотникам кресла и, обозначив требуемое местоположение, тут же отпускает. Холодно и дискомфортно. Жмусь в кресле, мечтая, чтобы кто-нибудь выключил солнце, скрыв тем самым наготу моего тела и следующее с ней в комплекте стеснение. Без тепла его рук на своих бедрах чувствую себя осиротевшей. Так и хочется вернуть их на место, а еще лучше туда, докуда они так и не добрались. Поднимаю на него глаза – смотрит на меня ехидно, но словно ждет инициативы от меня. Напрасно. С ним я сама инертность, апофеоз смирения, действительно марионетка, готовая воплотить любую прихоть кукольника. Как раньше. В голове оседает желание, чтобы он поднялся, приспустил джинсы и, намотав на кисть мои волосы, властно притянул меня к паху. Представляю это так ярко, что ненароком убеждаюсь – рефлексирую, а скорее ностальгирую, здесь и сейчас, исключительно, я. Он обхватывает колени и рывком сдвигает меня ближе к краю, своим телом фиксирует положение моих ног и, склонившись корпусом, нависает надо мной. Ощущаю кожей его дыхание, ожидаю, что он вот-вот коснется моих губ, даже приоткрываю их, предвосхищая события, но он, мимолетно скользнув по ним, уходит вправо и впивается в шею. Еле сдерживаю стон и прикрываю глаза. Чувствую, как правая ладонь крадется по ноге, большой палец очерчивает непрерывную прямую по внутренней стороне бедра и, дойдя до конца, медленно проникает в меня, погружается до основания и также тягуче следует обратно. Даже его палец божественно прекрасен! Дыхание самопроизвольно подстраивается под темп его движений во мне и планомерно учащается при ускорении ритма. Сознание мутнеет, я полностью поглощена ощущениями. Джаред отрывается от моей шеи, продолжая совершать обратно-поступательные движения пальцем, и какое-то время смотрит на меня - я понимаю это даже с закрытыми глазами - потом, словно издеваясь над моим разомлевшим от ласк телом, останавливается. Протестуя, открываю глаза. Вижу, что потешается надо мной, зараза, и, кажется, вовсе не намерен продолжать. Отталкиваюсь от спинки кресла и сама начинаю насаживаться на его палец: даже он приносит тонну блаженства, от которого я не в силах отказаться. Для маневренности вцепляюсь руками в подлокотники кресла, ощущая, как ворс материи терзает нежную кожу под ногтями. Понимаю, что секс с его пальцем - клиническая патология, но ничего не могу с собой поделать, разве что перестать скакать на нем и взять на абордаж другую, более уместную, часть тела Джареда. Отрываю его руку подальше от себя и от соблазна вновь к ней прибегнуть, пододвигаюсь на кресле ближе, обхватываю его торс, побуждая подняться на ноги, и он, нехотя подчиняясь, встает. Проворно расстегиваю пуговицу, опускаю собачку молнии и сдергиваю с него джинсы вместе с нижнем бельем, еще до того, как он успел полностью выпрямиться, за что награждаюсь недовольным цоканьем. Не могу избавиться от искушения, и пусть в моей недавней фантазии именно Джаред прибивал мою голову к паху, ничто не мешает мне представить, что действую по его устному указанию. Скольжу губами по его члену и жадно присасываюсь. Такой большой, что я удивляюсь, как справлялась с ним раньше, но, вероятно, это умение сродни катанию на велосипеде – стоит один раз научиться и этот навык не потеряется никогда. Впиваюсь пальцами в его ягодицы, подталкиваю себе на встречу и через мгновенье соприкасаюсь губами с его пахом. Он даже не стонет, скорее шипит, словно его член погрузили в емкость с концентрированной серной кислотой. Запрокидываю голову и поднимаю на него взгляд – для меня становится крайне важным понимать, доставляют ли мои старания удовольствие. Как всегда, у него все под контролем, сосредоточенно наблюдает за тем, как его член скрывается во рту и вновь появляется. Закрываю глаза и продолжаю сосать еще более усердно, очень стараюсь, хочу выдоить из него хотя бы один еле слышный стон и, кажется, если услышу, сама кончу на радостях. Чувствую, как его кисть закопалась в моих волосах, как он силой прижимает меня к паху и удерживает. Старая сказка-песня, о которой я почти забыла, означает, что я должна сглатывать, пока он не отпустит. Сглатываю раз за разом и даже дольше, чем требовалось. Он стонет, отпускает мою голову, но я продолжаю, как заведенная, задыхаюсь от нехватки воздуха в легких, но все равно продолжаю до тех пор, пока он рывком не поднимает меня на ноги. Под его чутким руководством разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и с готовностью ставлю колени на самый край сиденья, облокачиваюсь на спинку кресла и выгибаюсь в пояснице. Он входит в меня не слишком осторожно, но мое предельное возбуждение затмевает все и вырывает из горла удовлетворенный стон. Ладони крепко обхватывают мою талию, пальцы переплетаются в области живота, и он тут же начинает двигаться во мне размашисто и ненасытно, каждый раз притягивая меня навстречу и отталкивая. Внутри кровь, будто бурлит и вскипает. Мое тело, словно в горячке, кажется, что накалено до температуры плавления металлов, и руки Джареда на моем животе ощущаются спасительно прохладными. Уже через пару минут наслаждение доходит до той болезненной точки, когда полагаешь, что вынести его больше невозможно, когда душа, если сия субстанция существует, готова отделиться от тела и унестись вверх, как воздушный шарик. Понимаю, ради чего я год терпела его непотребное отношение, покорно сносила все его извращенные прихоти и смирялась с унижениями. Каждый до единого крышесносный оргазм стоил этого. Удивительно, что я вообще нашла в себе силы от них отказаться. Ощущаю себя растерзанной, но блаженной, чувствую, как при каждом проникновении изо рта вырывается крик, но в том, что слышу, не узнаю собственный голос. Он больше похож на истеричный вой кайота. Прикусываю запястье, чтобы больше не осквернять слух ни себе, ни ему, и нахожу это чертовски болезненным, благо другие ощущения затмевают все на свете. Чувствую, как меня накрывает. Вцепляюсь зубами в обивку кресла, словно насилие над предметом обихода поможет мне остаться в этом интерьере и не унестись в какие-нибудь райские кущи, где не будет этого непревзойденного гуру секса. Тяжело дышу, все еще со стонами. Часы на стене показывают, что новый личный рекорд установлен – мне понадобилось около четырех минут, чтобы кончить, Джареду – на двадцать секунд больше. Выскальзывает из меня. Слышу уже традиционное звуковое сопровождение: шорох одежды, короткий скретч застегивающейся молнии, отдаляющиеся шаги. Отталкиваюсь от спинки кресла и лениво поеживаюсь. Тело какое-то расхлябанное, словно после трех часов изнурительного фитнеса: позвоночник в районе поясницы ломит, руки затекли, ноги ватные, голова слегка кружится, зато расположение духа взмыло до Джомолунгмы. Ощущаю себя жидкостью, поэтому стекаю с кресла, выплываю из гостиной в прихожую и застаю Джареда у входной двери. - Как всегда стремительно уходишь? – голос уже не напоминает истошный визг кайота, но все равно чужой, осипший. – Твои посткоитальные привычки неизменны. - Посткоитальные… - ухмыляется и бросает на меня мимолетный взгляд, потом достает из кармана мобильный телефон, секунду смотрит на экран и убирает обратно. – Могу задержаться. Вот только зачем? - А зачем вообще приходил? - Все-таки хочешь поговорить об этом! Ладно, где тут у вас что? – огибает меня и нагло проходит в кухню. Тащусь за ним следом и останавливаюсь в дверях. Хозяйничает, как у себя дома: заглядывает в чайник и щелкает кнопкой включения, обшаривает навесные шкафчики, из одного достает чашку, из другого упаковку чая, относит все это к столу и полминуты гипнотизирует электроприбор, пока кнопка не отщелкивается обратно, извещая, что вода вскипела. Приготовив себе чай, усаживается на высокий барный стул. - Не хочешь что-нибудь на себя накинуть? – оборачивается ко мне, все еще стоящей в дверном проеме. - А что теперь моя нагота тебя смущает? - Отвлекает. Впрочем, как хочешь. Раздумывая, постукиваю ногтями по деревянному косяку: не хочется казаться такой же покладистой, как раньше, поэтому дух противоречия диктует остаться, в чем есть, но и щеголять перед ним голышом, будто я надеюсь на еще один акт прямо на обеденном столе, как-то глупо. Решаю одеться. Возвращаюсь в кухню через пару минут в тонком шелковом халате, который, конечно, скрывает обнаженное тело, но игрой света и теней на глянцевой фактуре ткани вполне конкретно вырисовывает то, что скрыто. Завариваю себе чай в кружке Чейса: из моей без тени неловкости пьет Джаред, и это обстоятельство я нахожу волнительным, даже интимным. Как же легко он присваивает все, что я считаю своим по праву: мою чашку, мое тело, мою независимость, мою жизнь… Гоню прочь от себя эти мысли, незаметно признающие возвращение эпохи безотчетного поклонения, и сажусь с кружкой за стол напротив Джареда. Какое-то время он молчит, отпивает чай мелкими глотками, уставившись в одну точку. Точнее в две – на мои соски, выпирающие через шелковую ткань. Но в его взгляде нет никакого влечения, он смотрит отрешенно, а объект выбран скорее перцептивно, точно так же, как яркий штрих на монотонной поверхности или мелкие дефекты каких-то вещей становятся наиболее активными зонами для восприятия. Неотрывно сверлю его взглядом, размышляя, какой мадагаскарский таракан замкнул контакты в его голове. Так и подмывает провести рукой перед его взором или щелкнуть пальцем по носу, но голос разума подсказывает, что он не Чейс, а значит, реакция может превзойти все ожидания. Его отстраненный вид меня одновременно настораживает и пленяет. Такой спокойный и погруженный в себя: тело расслаблено, сидит, чуть ссутулившись, во взгляде нет привычной решимости, непреклонности, авторитарности, этого перманентного «все вокруг подчиню, выебу, приручу». Он настолько «не в характере», что я под впечатлением пытаюсь вообразить его семейным человеком, в другой обстановке, например, за игрой в бейсбол с сыном или чтением дочери сказки на ночь. Самое удивительное, что получается, причем весьма милое зрелище. Задумчиво отхлебываю остатки чая и ставлю чашку на стол, наверно, слишком громко, и Джаред включается, выныривает из своего сомнамбулического состояния, поднимает на меня глаза, которые мгновенно приобретают привычные живость, пронзительность и подавляющую самоуверенность. - Что?! – заметив мой излишне пристальный взгляд, смотрит на меня удивленно, будто это я только что изображала лунатика. Джаред так контрастирует с образом, который я успела выстроить в своей бестолковой голове, что мне становится неловко из-за этой бессмысленной попытки самообмана. - Ничего, - пожимаю плечами и отвожу взгляд, пялюсь в пустую чашку, будто на дне ответы на все плутающие в сознании вопросы. Мне почему-то вспоминается сентябрьский вечер в Нью-Йоркском кафе. Тогда с Чейсом и Терри, не узнав меня, он вел себя совершенно иначе, будто в тело мистера Лето вселился адекватный человек: веселый, компанейский, открытый, и их ироничные перепалки с Чейсом весьма органично создавали фон непринужденных посиделок в кругу давних знакомых. Со мной Джаред таким не бывает. Для меня у него всегда найдется издевательская ухмылка, доказывающая, что ему плевать на мое мнение, холодный тон, пресекающий любые всполохи возражений, и дар, сродни способностям Медузы Горгоны, одним лишь взглядом превращать меня на время в каменное изваяние. - Все еще ждешь ответы на свои вопросы? - Да, - поднимаю на него глаза, но он не спешит отвечать. Крутит на столе пустую чашку, не сводя с меня взгляда, будто его вопрос был риторическим, а я тут влезла со своим ответом, как последняя дебилка. - Зачем все это, Джаред? Зачем ты писал? Зачем ты пришел? - Ответ до безобразия прост, - выдерживает паузу, глядя мне в глаза, и я лишь ценой неимоверных усилий не отвожу взгляд. - Захотелось! - Захотелось??? – встаю со стула и отхожу в сторону. Не знаю, что ожидала услышать, но то, что услышала, мгновенно заставляет шкалить датчики. Возвращаюсь обратно, встаю напротив него, сама не замечая, как внезапно превратилась в гарпию. – Захотелось!!! И этого, по-твоему, достаточно, чтобы ворваться сюда и трахнуть меня?! - А разве нет? – произносит спокойно, что на контрасте с моим возмущенным тоном придает еще больше цинизма вопросу. Завожусь от этого еще больше, по ощущениям из носа вот-вот пар пойдет. Еще и смотрит на меня, как на дуру, раз такие глупые вопросы задаю: - Тебе не кажется, что ты годом ошибся? Господи, откуда в тебе эта несокрушимая вера, что все должно быть по-твоему? Почему ты не в состоянии подумать о ком-то помимо себя? Неужели это так сложно? - Сколько вопросов! Мне на каждый ответить или дождаться пополнения списка и резюмировать? – и опять этот раздражающе спокойный голос. Он даже не окрашен, как раньше, стальным обертоном, неизменно сводящим на нет все мои попытки повысить голос. Он до отвращения нейтрален, настолько, что хочется что-нибудь схватить и кинуть в сторону его обладателя, настолько, что зарождает подозрения, будто Джаред намеренно провоцирует меня на эмоции. - Можно подумать, ты хотя бы на один ответишь, – беру себя в руки и отчеканиваю фразу сухим, бесцветным тоном. - Может, и отвечу. Я, знаешь ли, люблю удивлять! - Но пока действуешь по старой схеме, непонятно только зачем. - Опять эти зачем! – даже в начале фразы, слышу, что терпение его покидает, децибелы голоса возрастают, и последующий вопрос он уже выплевывает. - Что ты хочешь от меня услышать? Признание в любви? Боюсь, я не настолько хороший актер, чтобы ты поверила. - Зависит от того, в любви к кому ты будешь признаваться! Если к себе, то, конечно же, поверю! К себе, к маме, к папе, к манной каше без комочков, к бродячим псам, к клетчатым рубашкам - список вообще довольно длинный! – самоконтроль меня покидает, деланно-спокойная интонация вновь обрастает нотами возмущения. - Знаешь, раньше я была уверена, что ты в принципе редкостный эгоистичный козел, но, встретив тебя в Нью-Йорке, тогда с Чейсом и Терри, я увидела, что ты бываешь другим! Единственное, что я не могу понять, почему со мной ты не можешь быть нормальным человеком? - Почему же? Могу! – Мы словно перекидываемся раздражением, и вот, запульнув им в меня в середине прошлой тирады, Джаред снова предельно сдержан. - Только раньше тебе это было не нужно. - Блестящее предположение, жаль, что вздор полнейший! Ладно, допустим. И только поэтому нужно было вести себя так по-скотски и сейчас продолжать в том же духе? - По-скотски? – усмехается, явно пропускает обратную подачу негодования, и оно на время повисает в воздухе. - Ты мне явно льстишь! Может, я и перегибал палку иногда, но тебе же нравилось. Ты всегда получала удовольствие! Полагаешь, я не замечал твоего желания, даже когда ты строила из себя монашку из Ордена святой Бригитты? - Ты все сводишь к сексу, а я говорю про твое отношение ко мне. - Во-первых, очевидно, что с самого начала наши отношения строились исключительно на сексе, так чего ты ждала от меня?! Во-вторых, ты сама спровоцировала меня именно на такую модель поведения своей инфантильностью, своей неспособностью противостоять. Даже смешно, я считал, что ты банально не знаешь, что делать с собственной жизнью, поэтому с легкостью позволяешь управлять собой. Теперь-то понятно, что это и было частью плана, твоей стратегией по завоеванию меня, поэтому не стоит делать из меня большего урода, чем я есть на самом деле. Тебя все устраивало! Ты сама горела желанием потакать любой моей прихоти. - О, да! Я так горела желанием отсосать твоему брату, что чуть не истлела, блин! - Ну, видимо, горела! Отсосала же! За три секунды, что звучит его реплика, негодование перерастает в иступленную ярость. Нащупываю первое, что попадается под руку, и кидаю в него, выкрикивая: - Ты совсем охренел?! Чашка Чейса вдребезги разлетается о стену, слегка присыпав Джареда осколками. Его глаза, кажется, начинают светиться красным, как у терминатора. Вижу, как сжимаются пальцы на другой чашке, и иду на опережение – кидаю второе, что попадается под руку. Он убирает руку от чашки и кухонное полотенце ловит в полете. - Конечно охренел! – комкает его и кидает в меня. - Как тут не охренеть, когда ты экспромтом упорхнула к Шеннону! И охреневал все три месяца, пока вы изображали семейную идиллию! - Как ты изворотливо тасуешь факты! – катапультирую полотенце обратно. - И с чего ты вообще взял, что изображали? У нас все было прекрасно, пока ты в меру своего подлого характера все не испортил! - Ты сама ответила на свой вопрос, - снова поймав несчастное полотенце, складывает его и кладет на стол. - Была бы та идиллия – не получилось бы испортить. Я лишь послужил катализатором необратимых процессов, - говорит твердо, размеренно, но тихо, и я невольно подстраиваю дыхание под неспешное звучание его голоса. Несколько минут оба молчим, и за это время я вроде бы успокаиваюсь. Ну, а что, посуду побила, прооралась, пора бы уже. Только все равно чувствую, что данный эффект достигнут благодаря очередной манипуляции Джареда. НЛПишник хренов! Выдыхаю и сажусь на стул, предварительно стряхнув с него осколки. - Феноменально! – произношу уже без зашкаливающих эмоций, скорее удивляясь его способностям все перевернуть с ног на голову, и главное, с таким естественным, не наигранным видом. - Как у тебя получается? Это была исключительно твоя затея, ты самолично заставил меня отсосать Шеннону, и этим же сейчас умудряешься меня упрекать! - Учись, детка! – улыбается, глядя на меня, как заправский профи на ученика, но совсем недолго. Вижу, как улыбка медленно сходит, и выражение лица становится таким серьезным, словно в помещение неожиданно вкатили гроб. – Ты могла отказаться, но не отказалась! Знаешь, я с самого начала недоумевал: есть ли предел твоей покорности, есть ли то, на что ты не пойдешь - оказалось, нет. Но я не знал о твоих целях. Тебе же нужно было быть со мной любыми средствами, и даже эти оказались для тебя вполне приемлемы! Подумать только, я еще тогда мог бы догадаться, что ты соглашаешься на это неспроста! Я ведь неплохо разбираюсь в людях, но в случае с тобой даже не предполагал, что вся твоя, как выяснилось позже, показная нравственность, которую ты так геройски преодолевала, окажется в итоге прикрытием для реализации меркантильных планов. Ну, как? Наверно, неплохой куш для простой библиотекарши?! Стоил того? - Что ты несешь? Да, я про свой меркантильный план, как ты выражаешься, вспомнила только тогда, когда все иллюзии вдребезги разбились. Когда ты отчетливо дал понять, что я тебе на хрен не нужна, настолько, что можно меня, как шлюху, преподнести брату! – хочу добавить что-то еще, но меня перебивает приглушенный звук входящего сообщения. Джаред лезет в карман джинсов, просматривает только что пришедшее смс и заключает, убирая телефон обратно: - На этой душещипательной ноте, пожалуй, и закончим. Мне пора! Он поднимается из-за стола и выходит из кухни, а я продолжаю сидеть на месте, прибитая клокочущими внутри эмоциями. Не провожать же его, особенно после таких обличительных речей! Бесит, что каждый раз у него получается так филигранно вывернуть факты, что мне приходится оправдываться; что я, считавшая свой ход резонной местью, начинаю чувствовать себя корыстной стервой! А он, вроде как, само благородство, даже сжалился и не требует назад украденное. Сам, блин, гондон, а мнит себя воздушным шариком! Слышу, как щелкнул дверной замок, и подрываюсь в прихожую, больше на автомате, чем с осознанием своих мотивов. Застою Джареда у открытой двери, и, судя по его позе, он задержался, заслышав мой топот. - Если я такая мразь, на кой черт ты приперся? - Ну, я тоже не подарок, так что мы в каком-то смысле коррелируем. Как всегда ответ слишком пространный, чтобы понять его мотивы. Это еще одна его гребанная суперспособность: отвечать, не отвечая. И она тоже меня бесит! Разворачиваюсь и ухожу – обойдется без почестей и слов прощаний. В гостиной плюхаюсь в кресло, на котором мы недавно трахались, и, подобрав под себя ноги, прислушиваюсь, силясь понять, свалил он уже или нет. - Я напишу тебе на следующей неделе, не заставляй себя долго ждать! – произносит громко, чтобы я услышала его. - Пфф… Сразу говорю, не жди! – кричу, чтобы и он услышал мой вердикт. - Учти, я знаю, где ты живешь! - И что? - Не находишь, что лучше встречаться на нейтральной территории? Даже мне как-то неловко осквернять ваше уютное гнездышко. - Нахожу, поэтому в следующий раз я тебе не открою! - Конечно! До этого просто не дойдет, потому что ты сама придешь в отель. - Не приду! - Глупости! Уверен, что придешь! Это перекрикивание через стену порядком надоедает, точно также как его безграничная самоуверенность. Поднимаюсь и иду обратно, чтобы свести на нет необходимость первого и, по мере возможности, минимизировать второе. Стоит у самой двери, гордо возложив ладонь на ручку, а саму дверь он предусмотрительно прикрыл, дабы не разносить по всему жилому дому наши пререкания. Красивый, блин, зараза, даже мысли в голове путаются, благо вопрос я уже сформулировала по пути, остается только озвучить: - С чего ты вообще взял, что мне это нужно? - Ну, а зачем ты вернулась в Лос-Анджелес? - Ради тебя, конечно! – произношу самым едким тоном, какой только способна из себя выдавить, и для прочей убедительности, скривив лицо. - Ну вот, все логично! - То был сарказм! - Ага, убеждай себя! – улыбается насмешливо, показывая, что не верит ни словам, ни интонации, ни мимике. - Боже мой, какой же ты неугомонный! Зачем я, по-твоему, свалила тогда? Чтобы ты точно также вызывал меня смсками и шпилил, когда тебе в голову взбредет? - Свалила, чтобы я тебя за альбом не грохнул, и попадись ты мне тогда, я бы тебя точно придушил своими же руками, а вот вернулась… - Ради тебя, да? Чтобы все-таки придушил, предварительно трахнув! - Нет, не ради меня, скорее ради острых ощущений. Чейс стал слишком правильным, даже я это заметил! Уверен, что спустя год, или сколько вы там вместе, в этой тихой гавани стало до чертиков тошно: никакой тебе драмы, никаких зашкаливающий эмоций, вы, наверно, даже не ссорились нормально ни разу! Тебе же с ним скучно, это очевидно, иначе бы ты не выслеживал меня неделю назад. - Очень мило! Немного психологии межличностных отношений от человека, который ни черта не разбирается в отношениях! - Хочешь сказать, что я не прав? - Да! - Господи, чего ты так боишься, что упорно предпочитаешь заблуждаться: себя или своих желаний? Очевидно же, что если бы тебя все устраивало в отношениях с нашим обожаемым Чейсом, да и, вообще, в собственной жизни, ты побоялась бы возвращаться в Лос-Анджелес. Думаю и тогда, два года назад, кража альбома не была для тебя единственной целью, скорее мотивирующим фактором для достижения других. Тебе нужна была встряска, даже надрыв, чтобы выйти из гребанной зоны комфорта и что-то изменить в своем существовании. И сейчас то же самое, даже странно, что ты сама этого не осознаешь. Он так убежден в своей правоте, что это неимоверно раздражает. Будто чертово озарение в башке появляется идея, как пошатнуть его незыблемую веру в собственное превосходство. Как все неожиданно пришедшее, она кажется такой гениальной, что я невольно задумываюсь, не стоит ли ее приберечь и, быть может, воплотить, но он, озвучив свои соображения, взирает на меня так уверенно, словно сказанное им неоспоримый факт. Без промедления вношу элемент хауса в его сложившееся видение ситуации: - А ты не думаешь, что я вернулась в Лос-Анджелес с очередным коварным планом? И тебя преследовала неделю назад именно с этой целью? - Поверь, я предельно бдителен и другой ошибки не допущу, - первый наводящий вопрос пролетает мимо, нисколько не смутив его. - А вдруг уже допустил? – вижу, как он напрягся, и тихо злорадствую. - Что ты имеешь в виду? – смотрит пристально, явно ища опровержение зародившимся сомнениям. - Ну, например, мы не предохранялись! - Опять будешь пугать меня венерическими заболеваниями? - Нет, не ими! Ты кончил в меня два раза! Что если, на этот раз я решила обеспечить себя законным путем и на долгие годы?! Рожу от тебя ребенка, подам на алименты, и ты будешь нас содержать вплоть до совершеннолетия чада! - Ты на таблетках. - С чего ты взял? Может быть, мы с Чейсом фанаты латексных изделий! - Ты блефуешь! - Кто знает?! – с триумфом улыбаюсь, гордая своей выдумкой до безобразия. Остается только быстро его спровадить на этом победном вираже, пока он окончательно не убедился в моей притворной коварности. - Ладно, ты, кажется, торопился куда-то? - Да, торопился, - поджав губы, раздумывает несколько секунд, но, вероятно, решает переварить свалившуюся на него информацию самостоятельно. Открывает дверь и, выходит, делает несколько шагов и оборачивается. - Кстати, рекомендую тебе привести себя в порядок, да и квартиру тоже. Если, конечно, не хочешь, чтобы Чейс что-то заподозрил. Думаю, он вернется… - достав телефон, сверяется со временем, - уже где-то через пятнадцать минут! - Откуда ты знаешь? - Ну, у меня свои источники! – смотрит на меня с легкой полуулыбкой на губах, ожидая дальнейших расспросов. - Какие? – Ладно, у него тоже нашлось, чем меня удивить, но все-таки счет не сравнялся – 1 : 0,5 где-то, и то с большой натяжкой. Моя концепция, как ни крути, более бомбическая, пусть и нереализованная на практике. И пока Джаред многозначительно молчит, наслаждаясь моментом, вспоминаю: Чейс говорил, что его неожиданно пригласили на кастинг. Вчера. Именно вчера. – Постой, только не говори, что ты организовал это прослушивание для Чейса?! - Не буду, - но по его виду понятно, что я попала в точку. - Лучше скажу, до встречи! – разворачивается и идет в сторону лестницы. Я какое-то время задумчиво втыкаю на то, как он бодро спускается вниз, гадая, причастен ли он к кастингу Чейса или по аналогии со мной всего лишь хитрит. И только, когда его фигура скрывается за поворотом, выхожу из ступора: - До какой еще встречи? Не смей мне больше писать и дорогу сюда забудь! Я сама найду тебя месяцев через девять! – Мысленно добавив «бугага», захлопываю дверь, не давая ему возможности что-либо ответить. Прислонившись спиной к стене, пытаюсь оценить свое состояние, но оно не поддается определению. Зашкаливает во все стороны без разбора. Вспоминаю слова Джареда о том, что Чейс скоро вернется, и хотя по-прежнему сомневаюсь в его осведомленности, на всякий случай решаю действовать. Угрызений совести нет даже близко: то ли прошло недостаточно времени, то ли после первого факта измены выработался иммунитет, как при ветрянке. Проходя мимо книжного шкафа, вижу свой телефон – опять мигает диодом. Открыв сообщение, вижу таинственное «ага» от Джареда. - К чему это? Дурак какой-то! – кладу телефон обратно и иду дальше. Уже со знанием дела избавляюсь от улик: чашка помыта, осколки собраны, в гостиную, где по ощущениям до сих пор пахнет сексом, выпущена половина флакона освежителя воздуха. Теперь здесь пахнет еще и морским бризом - прямо-таки коктейль «Секс на пляже» только в газообразном состоянии. Осмотрев жилплощадь, не нахожу больше ничего подозрительного, остается только привести в порядок себя. Стоя под обжигающими струями душа, замечаю, как открылась дверь в ванную, сквозь размытое водой стекло вижу, вошедшего Чейса. По ощущениям прошло, действительно, минут пятнадцать-двадцать. «Вот ведь, сволочь! Он и в правду все подстроил!» - Стесняюсь спросить, ты тут уже два часа отмокаешь или, как и грозилась, вызвала проститута и теперь смываешь следы преступления? Открываю дверцу душевой кабины и вижу его насмешливую моську: -Ага! Он только что ушел, вы, видно, разминулись! - Очень жаль! – подходит ближе и, на секунду остановившись в нескольких дюймах от душевой кабины, заходит в нее прямо в одежде. – Уж больно хотелось застать его и отфотошопить физиономию. Аж кулаки чесались! Вода моментально пропитывает футболку и джинсы, струится по волосам, которые строптиво топорщатся, не спеша намокнуть, но в итоге все равно темнеют и спадают на лоб. Ресницы слипаются, превращаясь в пучки, эффектно подчеркивающие игривый взгляд. Вдвоем здесь тесно, и, предоставляя ему больше пространства, отступаю на полшага, уткнувшись лопатками в стенку: - Как прослушивание? - Неважно! Все потом! – преодолевает эти полшага, отделявшие нас, и впивается в меня губами.