Поход

POV Акаши               После того, как голубоволосый скрылся в ванной, мой взгляд устремился к часам. 6:36. Довольно рано, учитывая, что я просыпаюсь в восемь и за сорок пять минут вполне успеваю собраться и доехать до школы.        Смотря в потолок, я пытался до конца осознать то, что сейчас произошло с Куроко. Вернее, то, что ему приснилось.        Ночью, после того, как я сходил в туалет и лег обратно в кровать, до моего слуха дошел какой-то шепот. Потом этот звук перерос в полноценный стон. И все было бы хорошо (я даже думал, что ему действительно снится кошмар). Было бы. Слова: «Сейджуро, что ты делаешь?» вывели меня из равновесия. Я даже не сдержался и ответил:        — Я просто отошёл отли…        — Что ты хочешь?         — Э-э-э… Вообще, чтобы ты объяснил мне, какого черта сегодня весь день творится, но, видимо, ты не об этом речь ведешь, так что…        — А-ах. Да-а.        — Ч-что за? — если бы я взглянул в зеркало, то удивился бы, как мои глаза ещё не выпали из орбит, но не суждено было.               Вернувшись в реальность, я отметил, что вода перестала шуметь, а это значит, что Тецуя скоро выйдет из комнаты. Я постарался сделать лицо как можно более невозмутимым, но сам не верил, что у меня это выйдет. Приготовившись как-то приободрить одноклассника, я уже открыл рот, как…        Дзынь.        Трель звонка прервала мои потуги что-либо сказать. Куроко последовал к шуму и достал свой телефон. Я заметил, как эмоции на его лице от удивления переросли в легкое раздражение.        — Здравствуйте, Момои-сан. Что такого важного случилось, что вы звоните мне в 6:40? … Да, этот шторм был действительно сильным. …Нет, я и не предполагал. …Это решение директора, да? …Ну, вы же знаете, что я не могу спорить с ним, какие бы отношения нас не связывали. …Конечно. …Всего доброго, и спасибо за предупреждение, Момои-сан, — он захлопнул телефон и перевел на меня взгляд. — Сейджуро-кун, так вышло, что на сегодня занятия отменяются. Я ведь могу провести у тебя чуть больше времени?        — Да, конечно. Что теперь будем делать? У нас в запасе еще о-очень много часов.        — У меня есть великолепное предложение, — его глаза опасливо сверкнули. — Это действие начинается на С и заканчивается на очень не твердый знак. Справишься ли ты с этой трудной загадкой?        — Очень повезло, что у нас с тобой схожие мысли. Если мой уставший мозг не ошибается, то это слово СПАТЬ. Ну что же? Я смог удивить тебя? — его хватило только на кивок.              

***

              Когда я проснулся в следующий раз, за окном уже вовсю пели птицы и солнце светило прямо на мои уставшие глаза. Мне удалось кое-как перевернуть свое тело со спины на бок и взглянуть на Куроко. Его умиротворённое лицо находилось в нескольких сантиметрах от меня; я чувствовал его дыхание на своей шее. Что-то потянуло меня дотронуться до его шеи. Она была такой тонкой, и было ощущение, что, надавив на нее, можно сломать позвонки.        — Что ты собираешься сделать, Сейджуро? — сказал он довольно бодрым голосом, из чего я сделал вывод, что не спит он достаточно долго.        — Я… — пытаясь хоть как-то оправдаться, я заметил на его левой ключице шрам, который тянулся ниже майки, — Я увидел у тебя шрам и захотел увидеть, до куда он.        — А, это. — Куроко расслабился и сел на кровати, попутно снимая футболку. Теперь я увидел, что его кожа была располосована от ключицы и ниже, до середины груди. Пока я размышлял, стоит ли расспрашивать у него про шрам, парень опередил меня. — Хочешь спросить, откуда он?        — Если ты не против, — в горле был ком, как будто это мне предстоит рассказать не очень приятную историю. Куроко выдохнул и начал рассказ.        — Я тогда был в первом классе средней школы. Мы с Кагами-куном играли в доктора и пациента, и у меня была рана на сердце. Мы называли ее сердечная боль. Мидорима-сан был в своем кабинете, а мы в зале. Кагами-кун притащил с кухни маленький ножик, который не мог порезать так глубоко, как настоящий, но причинить боль и слегка распороть кожу — не вопрос. Так как мы не помнили, где именно находится сердце — слева точно, а где дальше, только Мидорима-сан знал (для нас он был как доктор Хаус) — то Кагами-кун решил наверняка разрезать от ключицы и до груди. Он помнил, что надо делать все быстро, поэтому резко провел ножом по мне. Не помню, что было дальше; Мидо-сан рассказывал, что мы вели себя слишком тихо, и он решил узнать, что мы там затихли. Приходит, и видит как Кагами-кун рассекает мне грудь ножом, а я после этого кричу и плачу. Он быстро подбежал ко мне, отпихивая друга, и достал из своей сумки (у него тогда практика была) бинт и спирт. Быстро все обрабатывая и забинтовывая, он отчитывал нас, а потом, когда отошел от шока, дал каждому по затрещине. Больше мы так не делали, хаха.        — А след остался…        — Потому что нож был… с зубчиками, что ли. Из-за него кожа разорвалась так, что срастись без шрама невозможно было. Такая вот детская шалость.        — Да уж… Весело вы проводили время с этим Кагами-куном. — Как бы я не старался, а желчь все равно просочилось в имя этого великана. Это что — ревность?        Не успел я сказать что-то еще, не успел Куроко спросить меня, почему я так произнес имя его друга, как дверь открылась, и в комнату вошел он        — О, мой дорогой братец! Как же я скучал по тебе! — этот голос… Голос самого близкого мне человека, и вместе с тем, самого ненавистного. Голос того, чьё лицо отличается от моего лишь одной единственной деталью, а характер полностью.        — Давно не виделись, Шиджеру, — я повернулся лицом к брату и взглянул в его глаза. В те, что в детстве снилось мне в кошмарах. В эти отмеченные гетерохромией глаза. — Познакомься, это Куро… Тецуя?        Куроко смотрел на моего брата-близнеца с недоумением, страхом и… смущением? Здесь точно что-то не так. И интуиция подсказывает мне, что в его «букете» замешан сегодняшний сон.        Что же, черт возьми, тебе снилось, Куроко Тецуя?