Оральная фиксация и прочие наклонности

После тех съёмок он не мог сомкнуть глаз. Всё крутил в голове эту неудобную ситуацию и представлял, что было бы, если б он позволил себе опустить голову и коснуться носом, вдыхая аромат, провести приоткрытыми губами по ткани брюк, чувствуя наливающуюся кровью плоть. Когда эта мысль оформилась в голове, Арс поймал себя ласкающим собственный член. Он вскочил, отдёргивая руку, и ринулся в уборную. Он мылся под холодным душем до скрипа, с тщательностью хирурга, в попытке содрать с себя кожу и полностью изгнать из себя желание дрочить на дылду-Шастуна и его длиннющий хрен. Стоя голым и мокрым перед раковиной, Арс снова и снова черпал в пригоршни ледяную воду, умывая лицо, смывая похоть, вызванную этими мыслями. Но подняв взгляд на своё отражение, понял, что эти методы не действенны. И ладонь сама потянулась к члену, так и стоящему по стойке «смирно», даже после вымораживающего душа. Его эрекция была горячей, а рука — ледяной. Несоответствие температур вызвало дрожь в теле. Он водил по члену окоченевшими пальцами, представляя, как отсасывает Антону, стоя на коленях в какой-нибудь подсобке, гримёрке, подворотне, принимая до самой глотки с усердностью видавшей виды потрёпанной жизнью проститутки. Его глаза закатывались от этой фантазии, а тело билось в лихорадке. Но оргазм никак не хотел даже приближаться. «Мало. Этого мало» — вопило в воспалённом мозгу. И тогда Арсений сунул в рот два пальца. Посасывая и водя языком вокруг первых фаланг, словно вокруг головки шастуновского члена, он ускорял движения второй руки. Когда и этого стало мало, он добавил ещё два пальца и углубил движения, доставая ими до самого горла, вызывая слёзы, но не останавливая ни одну, ни другую руку. И, встретившись глазами со своим отражением, оценивая свой вид: раскрасневшийся, довольный, с четырьмя пальцами во рту, с навернувшимися на глазах слезами, представляющий как Шаст имеет его в рот своим раскалённым хером, вцепившись в волосы феноменальными пальцами; он кончил. Кончил с такой силой, что попал себе спермой на подбородок, не пытаясь подавить крик, пробивающийся сквозь пальцы в глотке, с трудом удерживая себя на ногах. Бросив взгляд в зеркало, Арс представил, что это не его собственное, а семя Антона стекает по подбородку, а сам Антон стоит рядом, задыхающийся и всё ещё держащий Попова за волосы. От этой мысли Арс кончил бы ещё раз, если б только мог. «Какая же вы…» (Как там предпочитает выражаться Шаст? Шкура.) «Какая же вы шкура, Арсений Сергеевич!» — сказал Арс зеркалу, горько ухмыляясь, сожалея, но всё-таки принимая до конца то, что произошло в этот вечер в этой ванной. После того случая работать с Шастуном стало ещё более невыносимо. Вот он сидит через два человека от Арса, расставив свои шикарные ноги и перебирая браслеты на тонких запястьях своими умопомрачительными пальцами. «Бляяять, ну оставь же ты их в покое!» Вот он стоит напротив, импровизируя по ходу ситуации, выданной Пашей, словно дразня каждым своим словом и жестом. «Ну почему ж ты так въелся в мои мозги?» Вот он лежит рядом на красном полу, а ход импровизации не даёт места для манёвра, заставляя прижиматься к тощему телу. «Надеюсь, моего стояка не видно со стороны?» Вот он уводит Арса прочь, вцепившись в предплечье, потому что Попов опять накосячил в «экстрасенсе». «Сууука, не трогай меня! Это ни к чему хорошему не приведёт». Конечно, порывистые фантазии о коллеге преследовали Арса уже продолжительное время. Но только недавно они стали трансформироваться в своеобразную одержимость, обрастая и некими чувствами. Это уже не было просто мыслями о сексе с привлекательным молодым мужчиной. Это стало оформляться в симпатию, привязанность, а может даже (Боже упаси!) влюблённость. Попов стал часто задерживать взгляд на губах Антона, и акцентироваться на его привычке их облизывать. Помимо фантазий сексуального характера, стали появляться и фантазии характера романтического. Каково было бы самому попробовать на вкус эти губы? Каково было бы держать эти руки в своих, переплетая пальцы, просто потому, что так захотелось? Каково было бы любоваться тем, как сонный Шастун обхватывает своими красивыми пальцами чашку дымящегося кофе, сваренного Арсом этим утром специально для него? Каково было бы иметь возможность ворчать что-то типа: «Шаст, иди курить на балкон», а самому, лёжа на мятых простынях, с трепетом наблюдать, как обнажённый Антон подносит к губам сигарету и выдыхает дым в приоткрытое окно спальни? Возможно даже, ИХ спальни. Благодаря подобным мыслям, резко увеличилось количество неудобных ситуаций, пристальных взглядов и неоднозначных прикосновений во время работы. Напряжение между ними можно было потрогать руками. Одержимость Арсения и недоумение Антона росли прямо пропорционально друг другу. Но, как обычно и бывает, всё решил случай. Так вышло, что у всех четверых выдался свободный вечер после съёмок. И Матвиенко предложил по этому случаю накатить. Приличный, по всем меркам, стрип-бар. Толпа народу, танцовщицы и река алкоголя. Шаст уже крепко вдатый и Позов, решивший его добить, подначивающий на Лонг-Айленд в ведёрке. И вот Антон уже с трудом держится на ногах, повиснув при этом почему-то на Арсе, а не на виновнике своего нынешнего состояния — Диме. — Чёрт, я так пьян. Я форте-пьян! — выдыхает Шаст в шею Арсению. А затем, стремительно бледнея, выдаёт: — Мне, кажется, плохо, — зажимая рот руками и безуспешно, из-за того, что наконец отлепился от Попова, пытается направиться в сторону уборных. Арс тяжело вздыхает, обнимая Антона за талию и перекидывая его руку через своё плечо, силится доставить эту пьянь в туалет. Выходит так себе. Шастун и в нормальном состоянии не самый ловкий человек в мире, а в нынешнем так и вовсе не может справиться с собственными конечностями, неуклюже запинаясь о свои же длинные ноги. Арс тащит его почти волоком, но наконец открывает дверь мужской комнаты коленом и запихивает Шастуна в одну из кабинок. — Ааарс? — вопрошает Антон, почти сразу, как дверь за ним захлопнулась. — Ну чего? Волосы тебе подержать? Делай свои дела. Тебе же плохо было? — рычит Арс в ответ, умывая лицо над раковиной. Чертов пьяный Шастун со своими пьяными обжиманиями вызвал вполне однозначную реакцию организма. И ледяная вода не помогает. Впрочем, ничего нового. — Мне… уже… не плохо… — жалобно тянет Антон из-за двери. — Ну так выходи оттуда, пошли в зал, — Арс зол на себя и чуть-чуть на Антона, за то, что он такой беспечный и абсолютно великолепный при этом. «Какой к херам зал? Вот бы разложить его прямо здесь, чтоб знал, как виснуть на мне, пьяная рожа», — бьётся в голове у Арса. Шастун вываливается из кабинки, буквально падая Попову в руки. Арсений, закатывая глаза, пытается перехватить его поудобнее и транспортировать обратно за столик к наверняка увлечённо запихивающему купюры в трусы стриптизёршам Сергею и говнюку-Позову, напоившему Шастуна до невменяемости, а теперь, скорее всего, с гаденькой ухмылочкой потягивающему коктейль через трубочку. — Нет. Погоди, — старается вывернуться из крепкой хватки Шаст, разворачиваясь к раковине. Он брызгает на лицо ледяной водой. Капли стекают по шее за шиворот, а слюна Попова почти стекает по подбородку от этой картины. Чёртов рефлекс, как у собаки Павлова. Чёртова дебильная реакция на эти пальцы и длинную великолепную шею. — Ох, и нажрался я, как алкаш подзаборный, — объявляет Шастун, хлопая мокрыми ресницами, достаёт из пачки сигарету и щёлкает зажигалкой. — Шаст, тут нельзя курить. Туши, — протестует Арс, а сам исподтишка любуется эстетикой курящего Антона. Как великолепно те самые длинные пальцы подносят тонкую сигарету к тем самым губам. Попов сжимает кулаки, подавляя желание вынуть изо рта Шастуна сигарету и затянуться самому, вдыхая яд, впитывая вкус губ Шаста, оставшийся на влажном фильтре. Антон что-то говорит, шевеля губами, но Арс не слышит, залипнув на этих губах. — А? Ты что-то сказал? — скидывает оцепенение Попов, передёргивая плечами. — Я говорю, мужик ты видный, интеллигентный, надёжный. Не то, что я — ушастое недоразумение. У тебя, наверное, много баб было? — с присущей ему детской непосредственностью любопытствует Шаст, выдыхая горький дым в потолок, задрав при этом голову и подставляя взгляду острый красивый кадык. — Наверное, — как эхо повторяет Арс, не в силах оторвать глаз от всего, что Шастун демонстрирует ему этим вечером. «Что было, то прошло. Мне уже не нужны те бабы, мужики и кто бы то ни было. Я безвыходно на тебе повёрнут», — проскакивает мыслишка у Арса. — Что было, то прошло, — неожиданно для себя вслух вторит он своим мыслям. — Это почему же? Староват стал? — похихикивает Шаст, облизывая пересохшие губы. — Нет. Влюбился, — как под гипнозом монотонно выдаёт Арс. Антон чуть щурит глаза, оглядывая Арсения, словно оценивая по-новому, но никак не комментирует. — А с чего это ты стал ушастым недоразумением? — пытается перевести разговор в шутку Попов. — Судя по тому, что творится в интернете и на автограф-сессиях, из нас четверых ты самый популярный у фанаток. Девки тебя любят, только и успевают, что на тебе вешаться и фоткать это безобразие, — озорно подмигивает Арс, а у самого ёкает в солнечном сплетении от привычно всколыхнувшейся внутри ревности. — Не нужны мне эти девки, — как-то грустненько выдыхает Шастун вместе с дымом, всё ещё еле ворочая языком. — А что так? Зазвездился? — троллит Арсений. — Нет. Влюбился, — слово в слово повторяет Антон за ним, туша сигарету об раковину, не отводя от Арса взгляда. Затем он чуть подаётся вперёд, не давая возможности осознать, что происходит, ни себе, ни Арсению, и касается губ напротив своими.