Оральная фиксация и прочие наклонности

— Ничего у нас не будет по-хорошему, — Антон вырывает свою руку из некрепкой хватки Арса. Попов вскидывает взгляд, и его затягивает трясина глаз Шастуна, мерцающая болотными огнями. Антон крепко прижимает Арсения к дивану за плечи, седлает его колени и больно целует, сталкиваясь зубами, кусая губы. Арс трепыхается, всё ещё пытаясь оттолкнуть его, но не чувствует себя способным на это, то ли по причине собственной заинтересованности в происходящем, то ли потому, что Шастун сильнее и тяжелее, чем кажется. И вместо того, чтоб отделаться от Антона, Попов, не имея возможности даже разорвать поцелуй (целует-то Шаст настойчиво, по-хозяйски держа за затылок), просто устраивает какую-то возню, бестолково извиваясь всем телом и нетвёрдо упираясь руками в грудь напротив. Когда Антону это надоедает, Арс обнаруживает свои руки у себя над головой, крепко придерживаемыми за запястья, а бёдра сильно стиснутыми жилистыми ногами. Попов почти полностью обездвижен и беззащитен, но это, на удивление, не вызывает ни ярости, ни паники, а лишь заинтересованный трепет. Раньше Арсений не замечал в себе подобных замашек. И он бы сию же секунду занялся самоанализом, но язык Шастуна, влажно гуляющий по шее и уху, и его же свободная рука, считающая рёбра под футболкой, оставляющая царапины вдоль бока, слегка отвлекают. Арс предпринимает ещё одну попытку прекратить это безобразие: — Шаст, пусти. Это насилие сексуального характера. Даже отдельное упоминание в статье есть — «мужеложство». — Ну вот и славненько, завтра напишешь на меня заявление, — не отрываясь от шеи Попова, невнятно бубнит Антон. — А почему не сегодня? — всё не унимается Арс, ахая, когда получает укус под ключицу, выглядывающую из-под растянутого ворота домашней одежды. Шаст, наконец, отрывается от своего занятия и пристально смотрит в глаза. — А сегодня ты занят, сегодня тебя насилуют, — абсолютно серьёзно, чётко выговаривает Антон, касаясь губами губ Арса на каждом слоге, сильнее сжимая руку на его запястьях, словно желая оставить синяки в доказательство насилия, обездвиживая Попова своим взглядом, вызывая у последнего жгучее, зудящее внутри желание подчиниться, согласиться на всё. И Арс сдаётся, выпуская дрожащий стон в подтверждение своей капитуляции. Он чуть сжимает нижнюю губу Антона зубами, не пытаясь, однако, перехватить инициативу. Шастун читает это во взгляде, вдыхает это с воздухом, выдыхаемым Арсением, чувствует в каждом, даже нечаянном движении это: «Что ты хочешь сделать? Я весь в твоих руках», и никакого понятия не имеет, что же он хочет сделать. Но тело решает такие проблемы в обход мозга. Бёдра сами рвутся вперёд, ища контакта, пусть и сквозь четыре слоя ткани. Эрекция Антона чётко упирается в такой же уверенный стояк Попова, из-за чего сам Попов откидывает голову на спинку дивана, и Шастуну приходится наклоняться вслед за ним, пока Арс не разжимает зубы, отпуская губу Антона, чтоб судорожно вдохнуть. Шаст аккуратно целует в губы, уверенно, но с волнительной дрожью, словно им по четырнадцать и это первый для них обоих поцелуй. Малюсенькими шажками губ перемещается к мочке уха и вниз по шее, подставляемой под эти шажки. Арс несильно дёргает руками, шепчет: — Пусти, я не буду мешать, — и Антон верит, разжимая пальцы, только что крепко державшие чужие запястья. Арс действительно не мешает, просто кладёт ладони Шастуну на колени, крепко хватаясь, и скребя ногтями по джинсе и скуля, когда Антон позволяет себе пустить зубы в ход. В таком положении находиться неудобно, Антон не может одновременно и притереться собственным твёрдым членом к горячему стояку Арса, и выцеловывать его шею так, как хочется, в силу разницы в росте, гораздо больше заметной, пока он сидит у Арсения на коленях. Одежда тоже начинает раздражать. Словно сойдясь мыслями, Антон тянет футболку Арсения вверх, как раз когда Арсений пытается потянуть молнию на его толстовке вниз. Во избежание непреднамеренного связывания одеждой Антон резво сдёргивает-таки с Попова футболку и сам обнажается по пояс, соприкасаясь с Арсением торсами. Это необычно, за неимением мягкости женских грудей, к которой Антон привык в подобных ситуациях, но и не плохо. Это ощущается так, словно между ними нет никаких преград, словно если прижаться ещё на миллиметр ближе (что, на самом деле, уже невозможно), то сердце Арса будет стучать в грудной клетке Антона. Это удивительно. Шаст ловит себя на том, что прервал какие-либо действия, упившись неожиданной интимностью такого простого соприкосновения. Он нехотя отрывается от груди Арсения, срывая ещё один жадный поцелуй, и уверенно ведёт ладонью по животу вниз, с интересом юного исследователя изучая ощущение чужого стояка в своей руке, выуживая всхлип из обладателя этого стояка неторопливостью своих действий. Увлёкшись этим недостаточно ярким из-за двух слоёв одежды, но очень даже любопытным чувством, Шастун не сразу понимает, что его бельё тянут вниз, а ремень и ширинка на его джинсах уже расстёгнуты, в то время как сам он всё ещё лапает Арса через домашние штаны, словно зардевшийся подросток. Антон резко встаёт на ноги, вырывая у Арсения протестующее восклицание, но качает головой, шлёпая по тянущимся к нему рукам. Под недоумевающим, но всё таким же затуманенным взглядом Шаст раздевается полностью, затем помогает снять одежду Попову, давая себе время немного полюбоваться целостной картиной его обнажённого тела. Вдумчиво обводя взглядом тронутые загаром плечи, маленькие коричневые соски и подтянутый живот, отмечая полное отсутствие волос на нём и лобке, но решая не акцентировать на этом внимание. Вот здесь Шастун действительно чувствует себя зардевшимся подростком, деликатно проскакивая глазами мимо полового органа, глядя на крепкие бёдра и голени, покрытые редкими тёмными волосками. Удовлетворившись первичным осмотром, Антон дёргает Арса на себя, заставляя встать, целомудренно целует во вздёрнутый кончик носа и плюхается на диван, призывно распахивая руки. Арсений несколько раз крепко зажмуривает глаза, желая хоть немного прийти в себя, прежде чем взобраться верхом на колени Антона. Оседлав надёжные шастуновские ноги, он склоняется за поцелуем, который, тем не менее, не длится долго. Шастун одной рукой тянет за волосы на затылке, открывая своим губам уже продегустированную, но всё такую же лакомую шею Арса, а другой тянется к, наконец, обнажённому, ровному крупному, но аккуратному члену, удобно ложащемуся в руку. Не в силах отказать себе в этом зрелище, Шастун отрывается от чужой шеи и заворожённо наблюдает за действиями собственной руки, аккомпанируемыми его тяжёлым дыханием и нечленораздельными звуками, которые издаёт Арс сквозь прикушенные губы. Зная, что взгляд Попова направлен туда же, Антон сдвигает крайнюю плоть, подставляя пунцовую головку прохладному воздуху и большому пальцу своей руки, а затем не может отказать своему любопытству и пробует этот палец кончиком языка, слизывая вязкий пряный предэякулят. И дёргается от гортанного рычания Арса, как от пощёчины, округляя глаза, осознавая, что выставил свои порочные импульсы напоказ. Встречаясь взглядом с Поповым, Шаст попадает в бушующий морской шторм, а его палец попадает из его собственного рта в рот Арсения, который, втягивая щёки, имитирует вчерашний акт удовольствия, блаженно жмурясь. И резко, почти без перехода он нагло глубоко целует Антона, словно пытаясь найти на его языке свой вкус, а ладонью тянется к шастуновскому члену, ища то ощущение целостности, что этот самый член подарил ему вчера. Шаст вовремя перехватывает его руку и отворачивается от губ, шепча: — Ты обещал не мешать. — Так я ведь помогаю! — горячо возражает Арс, предпринимая ещё одну попытку вцепиться в эрекцию Антона уже другой рукой. — Совсем наоборот, — отвечает Шастун, заводя обе руки Попова ему за спину, — сиди смирно. — Кое-кто любит покомандовать, — осклабляется Арс, даже не пытаясь вырваться, лишь заранее смирившись со всем, что Антон задумал. Шаст не считает нужным отвечать на эти глупости словами, а лишь опять кусает в уже налившийся синяк под ключицей, оставленный им же, и наслаждается мычанием, издаваемым в ответ. Антон вдумчиво ощупывает, не ласкает, не дрочит, даже не прикасается, именно ощупывает член Арсения, изучая форму ствола и текстуру кожи, заинтересованно взвешивает яички в ладони, сложенной лодочкой. Попов не торопит и не ёрзает, сидит смирно, как ему и велели, позволяя играться со своей плотью, надеясь, что ему воздастся за терпение. Удовлетворив любопытство и свыкнувшись с непривычными, но интересными ощущениями, Шастун решает, что он всё-таки пришёл не работать в лабораторию по изучению формы хуёв, а приехал к Арсу домой, чтоб доставить и получить удовольствие, чтоб попытаться убедить Попова, что это всё может вылиться в нечто приятное и неодноразовое для обоих. Пункт первый: удовольствие. Каким бы банальным это ни казалось, Антон попытался действовать так, как бы нравилось ему самому. Хотя Шаст уже давненько не испытывал нужды заниматься рукоблудством, но есть такие вещи, которые тело запоминает на рефлекторном уровне. За неимением лучших вариантов, Антон плюёт в ладонь и, крепко обхватив член партнёра, ведёт вниз по всей длине, оттягивая крайнюю плоть, и получая в ответ не так чтоб очень довольное шипение. — Что-то не так? — отрывается от действа Шастун. — Кольца, — лаконично отвечает Арс. Действительно, кольца! Так и покалечить можно. Антон и забыл о такой мелочи, увлёкшись более интересными вещами, что касаются сейчас его рук. — Подожди, я сниму, — виновато спохватывается Шаст. Арсений мотает головой: — Не надо. — Царапают же. Тебе ведь больно. Да и я, как дурак, сижу голый, зато в цацках, — продолжает сопротивляться Антон, уже стягивая кольцо с указательного. — Есть мужики, которые трахаются в носках, а ты будешь в цацках. Такая фишечка, — Арс кладёт ладонь на руки Шаста, улыбаясь, а потом совсем серьёзно просит — Оставь. Пожалуйста. И есть в его тоне и взгляде нечто такое, что Антон сдаётся и надевает кольцо обратно, возвращаясь к прерванному занятию. Крепко обнимает пальцами ствол и ведет вниз до самого основания, второй рукой мягко перебирает мошонку и смотрит, смотрит не отрываясь. В комнате стоит почти полная тишина и ощущается неловкость. Поздновато чувствовать себя неловко, когда раздел человека, усадил к себе на колени и лапаешь его хрен. Нужно заметить: человека, который прошлым вечером стоял перед тобой на коленях и отсасывал в туалете стрип-бара. Но эти доводы не помогают, и Шастун не знает, куда себя девать, продолжая медленно водить рукой вверх-вниз как на автомате. В какой-то момент даже проскакивает мыслишка, что это всё-таки дурацкая затея. Но отступать уже некуда. Позади спинка дивана, спереди — голый Арс, пусть и дышаший тяжело, но не горящий, как вчера, демонической страстью. Но тут Антон вскидывает взгляд, не поднимая головы, и перед его глазами маячит маленький аккуратный сосок, а в голове — желание непременно его отведать. Что он и делает, легко прикусывая зубами, а затем обводя языком, плотно придавливая. И получает, наконец, ответную реакцию. Арсений удивлённо вскрикивает, вплетаясь пальцами в волосы, прижимая его голову к своей груди, и пару раз сам толкается бёдрами навстречу руке. — Попался! Чувствительные, да? — ухмыляется Шаст, стараясь не упустить изо рта добычу. — Заткнись, сейчас просто заткнись, — Арс утыкается носом ему в макушку. Антон следует совету, затыкаясь вторым соском и уже совсем не неловко двигая рукой. Попов бесконтрольно ёрзает и издаёт просто неидентифицируемые звуки, то подмахивая бёдрами слегка царапающей кольцами руке, то выгибая грудь колесом навстречу жадному рту. Шастун целует шею и грудь, оставляет засосы на ключицах, но неизменно возвращается к остро торчащим соскам. На секунду отрывается, что сложновато из-за всё ещё держащего за затылок Арсения, снова плюёт в ладонь, и возвращает всё как было, набирая обороты. Влажно быстро лаская блестящий член, совсем теряясь в звуках и ощущениях, не замечая, что сам как-то неловко согнувшись слегка покачивается, потираясь разрывающимся стояком о свой живот. — Ну, теперь-то можно мешать? — интересуется Арс, в отличие от Антона, заметивший эти телодвижения. Шаст отвечает уже стоном, по причине того, что рука Арсения бесстыже проводит по его члену, чувствительно мазнув по головке. — Нет, подожди, — Антон отбрасывает его ладонь и, подхватив под поясницу, двигает Попова ближе, до тех пор, пока их члены не соприкасаются, вышибая из обоих дух, неожиданно горячими интимными ощущениями. Обхватывает оба рукой, машинально сравнивая. Соотношение прослеживается такое же, как и в случае с ростом: у Антона чуть длиньше, почти не заметно. У Арсения он аккуратнее на вид, более гладкий, без бесконечного переплетения вен. «Блять, Шаст, не меряйся хуями, это очень глупо и совсем неуместно!» — мысленно выговаривает он себе, вслух предлагая: — Вот теперь помоги. Арс без лишних заминок кладёт свою ладонь поверх Антоновой и задаёт резвый темп, не в силах больше мучить ни себя, ни Шастуна. В комнате пахнет сексом и по́том. Секс звучит хриплым дыханием, всхлипами и звуками влажного трения плоти о плоть. Секс витает в воздухе, застилая глаза и сознание дымкой. Мышцы пресса напрягаются, и Арсений напрягает шею, но ему не хватает, чего-то не хватает, один маленький несделанный до оргазма шаг, какая-то неуловимая деталь. Он берёт свободную руку Антона и тянет в рот. Опять. Не в силах сдержать эту потребность. Мусолит его пальцы во рту, ещё больше ускоряя ритм их переплетённых рук (хотя, казалось, что быстрее уже некуда). И тут Шаст его целует — мокро, грязно, глубоко пихая язык, даже не вынимая при этом пальцы изо рта Арсения. В этот момент Попов понимает, почему, почти всегда, Шастун использует термин «сосаться», потому, что именно это они и делают, не целуются, именно сосутся. Это и есть та самая недостающая деталь. Мозаика собирается, Арс совсем теряет голову и кричит прямо в этот насильственный недопоцелуй, кончая как двухступенчатая ракета, напрягаясь всем телом. Антон совсем теряется от такого впечатляюще-захватывающего зрелища, ещё несколько раз резко ведёт рукой, задевая чувствительные головки их членов, заставляя Арсения содрогаться в отголосках оргазма, а себя — наконец кончить, чуть сдержаннее, но не менее ярко. Арс падает ему на грудь, тяжело дыша, наслаждаясь горячим дыханием Антона на своей шее. Между их животами мокро и горячо, руки неловко вывернуты и зажаты между ними. — Ааарс, — зовёт Шастун. — Ммм? Слезть? Придавил? — пробует угадать Попов, хотя не имеет никакого желания двигаться. — Да неет. Просто думаю, что в следующий раз я, пожалуй, сниму кольца, — начинает мечтательно планировать Шаст, поглаживая Арсения по спине, — И да, я вообще-то приезжал поговорить о предыдущем разе. Арс вскидывается и соскакивает с его колен, как ошпаренный. — Нам не о чем говорить. И никакого следующего раза не будет, — голосит он, резко выныривая из послеоргазменной дымки. — А вот это всё? Опять ничего не значит? — хлопает глазами Антон, недоумевая такой резкой смене настроения, чувствуя подступающую обиду. — Мы уже выяснили, что это было насилие, — выкручивается Попов, сам не веря в свои слова. — Хорошенькое дело! Что-то ты не очень сопротивлялся. Стокгольмский синдром, что ли? — охуевает Шастун таким предъявам. — Слушай, Тоха, не усложняй, а? — Арсений потирает глаза рукой, — Не надо. Лучше уходи, пока не поздно. И Арс выглядит таким уставшим в этот момент и настолько старше своего возраста, что Антон ловит в себе какой-то отголосок жалости, но всколыхнувшаяся внутри злость всё же сильнее. Он вихрем вскакивает с дивана, Арсений напрягается, возможно, опять ожидая мордобоя. Но Шаст лишь шипит: — Да и пошёл ты тогда на хуй, Арсееений, — и собирает свои шмотки, попутно натягивая их и матерясь. — Точно? — уже одетый Шастун оборачивается в дверях, всё же тепля надежду на то, что Попов даст им шанс на… На что-то. — Абсолютно. Проваливай нахер отсюда, — зло отвечает Арс, впиваясь ногтями в ладони, пытаясь отрезвить себя болью, преодолевая в себе желание попросить его остаться. Антон просто в запале показывает средний палец и молча выскакивает из квартиры, хлопая дверью, оставляя голого Арсения глупо стоять посреди комнаты.