Оральная фиксация и прочие наклонности

Антону хочется забыться, расслабиться и хоть на пару часов прекратить думать об Арсе. С одной стороны, Шаст сожалеет, что не поддался, секс с Арсением — это феерия, голова после него была бы пустая и светлая хоть часочек. С другой — он гордится собой, отлично понимая, что после секса Попов обязательно бы опять запаниковал и устроил скандал, и у Шаста голова была бы пустая и светлая ровно до тех пор, пока не пришло бы осознание, что им опять воспользовались и выгнали как дешёвую шмару (даже не дешёвую, а бесплатную). Он понимает, что был абсолютно прав, отказавшись и от секса, и от разговора, но где-то под грудиной тянет от сожаления и какой-то тоскливой безысходности, а перед внутренним взором стоят напуганные и просящие глаза Арса. И Антон решает, что раз уж Попов ему не достался (а точнее Шаст сам отказался от него), то вариант перепихнуться с кем-то другим сейчас кажется вполне приемлемым, хотя бы для того, чтоб немного разгрузить кипящий мозг и на, пусть непродолжительное, время перестать думать об Арсении. Приняв такое спонтанное решение уже на пороге своей съёмной квартиры, Антон принимает душ, меняет одежду и отправляется в ближайший более или менее приличный клуб. В зале грохочут басы, светомузыка дезориентирует, на танцполе извиваются полуголые девушки и парни. Шаст сразу решает окунуться в гущу событий. К Антону моментально липнет какая-то девица, беспардонно вертя ягодицами где-то в районе его колена (потому что выше просто не достаёт) и чуть ли не пихая свои сиськи (по-другому, кроме как сиськами, это силиконовое безобразие не назовёшь) ему в руки. Шастун уворачивается как может, пытаясь отодвинуться от неё хоть чуточку, но вокруг почти вплотную танцуют люди, а наглая баба всё напирает. Шасту становится так противно от всего этого дерьма, что он просто разворачивается, отдирая от себя её руки, и идёт к бару. После коктейля, который Шастун выпивает залпом, просто выкидывая из него трубочку, по телу разливается тепло, а в голову закрадывается шальная мысль, что можно ведь найти себе мальчика, поскольку эта бабень своими искусственными сиськами и шлюховатыми танцами вообще отбила у Шаста желание связываться сегодня с противоположным полом. Это ведь Москва, а не Воронеж, здесь снять парня в клубе ненамного сложнее, чем девочку. Ну и что, что Антон ни разу до этого подобным не занимался? С Поповым всё прошло хорошо (даже более, чем хорошо), возможно, и с другим мужчиной будет не хуже. Шаст точно так же залпом опрокидывает ещё один коктейль, просит у бармена шот и бутылку джина и устраивается за столом поближе к танцполу. Антон, словно подсознательно пытаясь найти полную противоположность Арсу, выхватывает глазами из толпы коренастого невысокого блондина примерно своего возраста, который изгибается и вьётся, деликатно отодвигаясь от девушек, если те пытаются к нему притереться. Шаст не торопится подходить, а просто опрокидывает шот за шотом, продолжая наблюдать за энергичными движениями мускулистого (пожалуй, даже чересчур) тела. Конечно, нет никакой гарантии, что он тут тоже с целью найти мальчика на вечер, а даже если и так, то ещё не факт, что ему понравится именно Антон. Но вот, этот парень каким-то чудом замечает направленный на него взгляд Шастуна и удваивает усилия. Видимо, потеряв терпение, он, уже совсем не деликатно отодвигая одну особо настойчивую мадемуазель, направляется в сторону стола, за которым сидит Антон. — Привет, отдыхаешь? — перекрикивает он музыку, подмигивая и лучезарно улыбаясь во все тридцать два. — Я присяду? Шастун просто кивает, отвечая на оба вопроса сразу, хотя и не уверен, что его жест видно в бешеной круговерти светомузыки. Для Шаста до сих пор загадка, как этот парень вообще смог заметить с танцпола, что Антон на него смотрит. — А почему такой красавчик отдыхает один? — мягко воркует парень, почти прижимаясь губами к уху. Шастуна посещает мысль, что Арс никогда не называл его «красавчиком», возможно, Арсений и не считает его красивым, в чём Шаст его полностью понимает. Антон напрягается всем телом от такой неожиданной близости чужих губ, и собеседник, кажется, это чувствует, мгновенно отодвигаясь от него. — Я что-то неправильно понял? — аккуратно интересуется тот. Каким образом он умудряется кричать, но при этом спрашивать «аккуратно», Шаст понять не может. Антон берёт себя в руки. Разве не за этим он сюда пришёл? Он качает головой: — Нет, всё правильно. — Ну, так и почему же ты один? — опять напирает оппонент. — Так получилось. Захотелось отдохнуть после работы, а позвать с собой и некого, — Шаст пожимает плечами почти непринуждённо, хоть губы незнакомого молодого мужчины около уха всё ещё напрягают. — О, так ты пришёл расслабиться? Можно составить тебе компанию? — паренёк горячо дышит в шею, и Антон понимает, что тот совсем скоро пустит в ход язык. Пока этого не случилось, Шаст опять кивает просто и понятно. Парень моментально сжимает его руку и тянет танцевать. Антон медленно переставляет ноги, нехотя тащась за ним. Голову туманит алкоголь, и Шастун не чувствует ни желания, ни возможности изобразить хоть какое-то подобие танца. Новый знакомый то трётся вокруг, направляя ладони Шастуна и прикладывая к самым неожиданным местам на своём теле, то сам бессовестно лапает, буквально повисая на нём прижимаясь сзади и потираясь спереди. Антона не покидает мысль, что Попов бы так делать не стал, что Арс танцует по-другому. У него в голове прямо-таки звучат слова Арсения: «Слушай, в нашем клубе танцуют не так. Смотри, я тебе покажу». И Антон очень хочет, чтобы Арс сейчас был здесь и действительно показал, как надо танцевать, спасая Шастуна от этого блондинистого накачанного недоразумения. Мысли об Арсении никак не идут из головы. Вокруг трутся люди (особенно девушки) и раздражают ещё больше. Видимо, что-то решив для себя, его партнёр по танцам чуть ли не в прыжке мокро клюёт Антона в шею и тянет его прочь с танцпола, насколько понимает Шаст, в сторону уборных. «Это что, судьба у меня такая, трахаться с мужиками по сортирам?» — мысленно вопрошает Шастун, всё так же нехотя тащась за держащей его рукой. «С мужиком», — тут же поправляет себя Антон, — «Вот с этим мужиком. В прошлый раз это был Арсений, а он не просто какой-то там непонятный мужик». Когда дверь туалета за ними захлопывается, Шаст оказывается прижат к ней, одна наглая рука лезет ему под футболку, а вторая, обхватив за шею, тянет вниз, чтобы партнёр смог дотянуться до его губ. — Подожди-подожди, — Антон выпрямляется обратно, не позволяя себя поцеловать. — Я даже не знаю, как тебя зовут. — Разве это так важно, красавчик? — парень забирается уже двумя руками под футболку Шастуна, на что тот передёргивает плечами, всё ещё ожидая ответа. Парень сдаётся: — Рус. Зови меня Рус. — Это типа Руслан, что ли? — Шастун всё же наклоняется, поддаваясь руке, давящей на шею. — Типа Руслан, да, — в запале шепчет парень, мусоля шею Антона, видимо, не дававшую ему покоя весь вечер, — Ох, можешь называть меня хоть Папой Римским. Ты такой горячий, красавчик, я прямо тащусь. Антон даже не успевает спросить, не интересно ли Руслану узнать его имя, потому что тот затыкает рот Шастуну своими губами. Этот Рус всё делает не так. Он торопливый, не страстно-подгоняющий и горящий, как Арс, а просто торопливый, это дико раздражает. Он вынуждает Антона присесть на низкую раковину, чего Арсений уж точно не стал бы делать, потому что у них не такая большая разница в росте, и Арс отлично дотягивается до всего, что ему надо, в отличие от этого коротышки-Руслана. Он наглый, и его бессовестные лапищи лезут везде, где их не ждали, Попов может быть напористым, может быть своенравным, но не настолько, сука, наглым. Шастуна никак не оставляют в покое мысли об Арсении, и он понимает, что в сравнении с Арсом этот Рус со всех сторон плох. Чужая рука меж тем трёт не желающий реагировать на происходящее член Антона через джинсы, а Шаст думает только о том, как бы он хотел сейчас оказаться в этой ситуации с Поповым в этом самом туалете. А может, не в туалете, а в спальне, можно в гримёрке, блять, да даже если в подземном переходе или наркоманском притоне, лишь бы с Арсом, а не с вот этим вот. Как его там? Как раз на этой мысли вжикает ширинка на джинсах Антона, и Шасту становится так мерзко, что он отталкивает руку Руслана и его самого, говоря: — Нет! Хватит! — Да что ты так разволновался, красавчик? Я не сделаю ничего, что тебе не понравится, — возражает тот, опять протягивая к Шастуну свои загребущие ручонки. — Я сказал, отвали. Я передумал, — Шаст застёгивает джинсы и отдёргивает футболку. — Да брось. Останься, и я обещаю, сегодня ты уйдёшь отсюда полностью удовлетворённым, — слащавенько тянет парень напротив. Шастуну хочется расхохотаться ему в лицо. Этот Рус даже не подозревает, что в точности цитирует Арсения, от которого Антон действительно ушёл бы полностью удовлетворённым, а то, что предлагает ему этот чувак, вызывает в Шасте лишь отторжение и ощущение абсолютной неправильности происходящего. Кроме того, Арс говорил эту фразу искренне, не играл, он сам признался, что абсолютно забыл, где они находились в тот момент. А этот чёртов Руслан так приторно-мерзко растягивает слова, что Антон кривит губы в отвращении. Возможно, принимая это сокращение лицевых мышц за непрошеную улыбку или что-то там ещё, Рус опять тянется к ширинке Шастуна, который перехватывает его руку, сильно сжимая запястье и рычит: — Отъебись! Или я тебе сейчас втащу. Парень делает пару шагов назад, вырываясь из хватки Антона и, вскидывая руки, тараторит: — Да понял я, понял! Ты чего горячишься, красавчик? Я ж тебя не наручниками к этой раковине приковал. А жаль, — добавляет он, облизнув губы, но на злобный зырк исподлобья быстро отвечает, — Я пошутил. Иди куда хочешь. Антон направляется к двери и чувствует быстрое скользящее прикосновение к ягодице. Он резко поворачивается обратно, готовый уже точно втащить этому холёному перекачанному недо-мачо, и смотрит на Руслана, поднявшего руки в капитулирующем жесте. Антон напоследок дарит ему разъярённый взгляд и выходит, плотно прикрывая за собой дверь. Шаст пробирается сквозь потную толпу танцующего народа, попутно отцепляя от себя ещё парочку повисающих на нём девиц и даже одного парня, и торопится вырваться на свежий воздух, готовясь отправиться домой для переосмысления своей ориентации и, видимо, вообще всей своей жизни.

***

Дома на Антона с удвоенной силой наваливается целый спектр эмоций. Он чувствует сожаление в связи́ с тем, что оттолкнул Арса, ведь серьёзный разговор им был просто необходим, а хороший секс уж точно бы не помешал. Он чувствует вину перед Арсением, хотя Шаст ничего и не обещал ему, но ощущает себя обманщиком. Но больше всего Антон чувствует отвращение, в основном к себе, за то, что вообще затеял эту всю хуйню с клубом сегодня, и чуть-чуть к тому настойчивому парню, чьё имя он уже забыл, хотя и так упорно его выпытывал. Шастун очень хочет помыться, растереть кожу до крови, чтобы смыть неприятные ему прикосновения того «как его там», и почистить зубы и язык, чтобы отвязаться от ощущения его поцелуев. Если бы можно было помыть голову изнутри, Шаст бы непременно так и сделал, чтобы вообще избавиться от воспоминаний об этом стрёмном вечере, который так нежданно пошёл по пизде. Ещё пару часов назад Антон согласился бы, если б имел такую возможность, избавиться от воспоминаний и о трёх предыдущих вечерах. Но сейчас — нет. Он не имеет желания избавляться от воспоминаний о близости с Арсом. Сейчас он, напротив, чувствует желание их воскресить. В ванной Шаст чистит зубы, как и хотел, а потом растирается мочалкой до красноты. Под тёплыми струями Антона развозит ещё больше. Его начинает мутить от выпитого, а воспалённое сознание подкидывает картинки то стоящего перед ним на коленях, то сидящего на его коленях Попова. И собственный организм решает именно в этот момент осчастливить его непрошеным возбуждением. Покончив с водными процедурами, Шаст медленно и тщательно вытирается и неторопливо плетётся в спальню, надеясь, что алкоголь возьмёт своё, сводя на нет стояк, и Антон отрубится, давая наконец отдых перегруженной голове и уставшему телу. Естественно, его надежды не оправдываются. Организм требует разрядки, а мысли всё возвращаются к Арсу, к его плавному обнажённому телу и шалым синим глазам, к его жадному красиво очерченному рту и высоким мелодичным вскрикам. Напряжённый член подрагивает на животе и начинает побаливать без внимания, и Шастун сдаётся, протягивая к нему руку. Но останавливает себя, решая, что если думать об Арсении, то уж основательно. Он облизывает пальцы и ведёт ими по шее, переходя на ключицу и плечо, вспоминая, как Арс прижал его к стенке туалетной кабинки и целовал и лизал все вышеобозначенные места. Оставляет влажный след на адамовом яблоке и подбородке, обводит раковину уха по кругу, почти слыша шёпот Арса: «Ты пожалеешь об этом». «Да брось, Арс, я уже сто раз пожалел. Да только не о том», — мысленно отвечает Шаст воображаемому Арсению и накрывает головку сложенной ладонью, потирая полукругом, как делал тогда Попов. Эти нехитрые действия приводят Антона в восторг. Если бы Шаст решил просто подрочить, то давным-давно бы уже бесцветно кончил, тупо давая облегчение телу. Но он хочет не этого, он хочет Арса, которого сам же сегодня и отшил, и хочет не только физической, но и душевной близости с ним. Не случайного минета в туалете, после которого Попов улизнул по-английски. Не неуклюжего (хотя и очень горячего) петтинга на диване, после которого Антона вышвырнули как щенка. Он хочет человеческого секса, не сидя на диване, и не стоя у стены туалетной кабинки, а чтоб как у людей в кровати и лёжа. Не торопясь, не боясь, что их застукают. А вдумчиво и нежно, страстно и долго, просто по-человечески. А после никто никуда не уйдёт, и никто никого не выгонит. А Шастун будет целовать чуть впалые щёки и яркие губы, прижмёт Арсения к себе и уснёт, не разжимая объятий. Вот чего Антону надо, но Попов где-то там и неизвестно чем занимается, а Шастун здесь один в своей постели мастурбирует, вспоминая секс с этим самым Поповым, пусть не такой, как хотелось бы, но уж какой был. Антон ведёт мокрыми пальцами по яичкам и вверх по каждой венке, чётко запомнив как чувственно это делал Арс, понимая, что его собственным пальцам, конечно, далеко до горячего языка Арсения. Покрасневший член ноет, требуя более активных действий, но Антон не спешит, воспроизводя движения Арса, прочно засевшие в памяти. Щёлкнуть по головке Шастун, конечно, не решается, понимая, что палец это всё же не язык. Коротко мажет по уздечке и крепко сжимает член рукой, второй ладонью опять накрывая головку. Конечно, таким способом тяжело сымитировать рот, а все рёбра у Антона, к счастью или сожалению, на месте. Но ему хватает и этого. Этого и собственных памяти и фантазии, чтобы получать неправдоподобное удовольствие. Шаст чуть ускоряет движение одной руки и прикусывает палец на другой, словно опять обещал Арсу быть потише. И вот тут появляются картинки из другого фрагмента их нерегулярной половой жизни. Антон почти чувствует обнадёживающую тяжесть на своих коленях и хватается за ствол двумя руками, представляя, что вторая рука не его. Для полноты картины не хватает лишь поцелуя и волнующего ощущения содрогающегося тела великолепного мужчины, кончающего, окропляя Шастуну живот, руку и член. Но Шаст крепко зажмуривается, ещё быстрее двигая руками, очень ярко вспоминая ошеломлённо вскрикивающего на пике Арсения, и кончает, вскрикивая сам. Антон лежит липкий, чувствуя сожаление и смятение. Он раздумывает о произошедшем сегодня вечером. Вспоминает наглую девушку, смелые домогательства которой не всколыхнули в нём ровным счётом ничего, кроме, может быть, брезгливости. Антон вспоминает поцелуи парня, который, хоть и был довольно симпатичным и раскованным, но вызвал своими грубоватыми ласками лишь раздражение и неприятие. Возможно, ввиду нехватки данных, рановато делать какие-либо выводы, но Антон не считает себя геем, хотя похоже, что и натуралом больше себя не ощущает, да даже и на бисексуальность почему-то не рассчитывает. Если судить по последним событиям, то Шаст обнаружил и причислил себя к новой ориентации: Арсосексуальность, так как думать о ком-то и хотеть кого-то, кроме Попова, Антон не в силах. Возможно, эти мысли не совсем адекватны, но Шастун предпочитает считать именно так. Хотя суть, скорее всего, вовсе не в ориентации, а в отношении, чувствах. Это нечто, находящееся на психологическом, а может, и каком-то метафизическом уровне. Шастун как никогда уверен, что Арсений — человек, к которому тянется сердце, какими бы слащавыми эти мысли ему ни казались. Он, конечно, давно знал, что влюблён в Попова, но только сегодня, после всего произошедшего за этот тяжёлый паршивый день (а особенно вечер), Антон прямо физически почувствовал и услышал щелчок в своём мозгу, принёсший ему кристальное понимание того, как плотно он влип, того, что он вовсе не влюблён, а любит. Любит Арсения, стремясь к нему всеми струнами души. Шаст ещё раз принимает душ, избавляясь от последствий своего рукоблудства и разгоняя алкогольный туман. Он подбирает с пола в ванной джинсы и встряхивает их, ища зажигалку, которая вываливается из заднего кармана вместе с какой-то запиской. На записке неровным почерком написан номер телефона и «позвони мне, красавчик». Антона уже просто тошнит от этого «красавчик» и от воспоминаний о том, как мерзко тот парень тянул это слово, будто медленно поливая Шаста дерьмом. Конечно, он, скорее всего, не вкладывал в это слово подобного подтекста, но Антон в итоге чувствовал себя именно так — вывалянным в грязи. Шастун вертит записку в пальцах, куря в окно спальни и догадываясь, что в самом конце их «общения» было не просто мимолётное прикосновение к Антоновой заднице, а целенаправленное проникновение в карман с целью помещения туда этой бумажки. Шаст не понимает, в какой момент тот чувак успел написать это, если постоянно был занят Антоном. «Он что там, блять, целую стопку таких с собой носит, чтобы всем „красавчикам“ раздавать? Хотя какая мне, нахуй, разница?» — думает Шастун и поджигает записку, оставляя её в пепельнице. Из окна тянет холодком, но Антон решает пока не закрывать его, комнату явно нужно проветрить. Но и одеться тоже надо, во избежание отмораживания единственной относительно исправно работающей части себя, потому в первую очередь Шаст достаёт трусы. По-быстрому одеваясь в домашнее, Антон ставит чайник, надеясь стряхнуть последние остатки хмелька крепким чаем. Жмурясь от яркого кухонного светильника и грея руки о кружку, Шастун опять думает об Арсении. Явственно вспоминает испуганные просящие глаза и размышляет, что если бы не был НАСТОЛЬКО зол и обижен, то лишь за такой взгляд простил бы ему хоть выходку в красной комнате, хоть измену, хоть, сука, даже массовое истребление мира. Потрясающие глубокие глаза Арса всегда несут какой-то посыл, в них можно прочитать почти все его мысли, и Антон понимает, что после съёмок был уж слишком разъярён, раз тогда упустил, а только сейчас понял главный смысл того взгляда, которым Попов одарил его перед тем, как Шастун громко хлопнул дверью гримёрки и отправился блядствовать. Упустил главную и единственную мысль: «Ты мне нужен». «Хорошо бы, если так же сильно, как ты мне», — невесело думает Шаст, понимая, что сегодня лишил себя шанса узнать о степени собственной нужности Попову, и, возможно, второго такого шанса больше не представится. «Хотя… А с хрена ли? Прямо сейчас и спрошу. Хуже ведь уже не будет», — пожимает он плечами и пытается вспомнить, куда подевал телефон. В ванной Шастун наконец окончательно подбирает джинсы с пола и, достав из кармана мобильник, забрасывает их в машинку. От одной только мысли, что он сейчас собрался звонить Арсу, Антону опять хочется курить, для чего он и отправляется в спальню. По ней гуляет сквозняк, Шаст закрывает окно. Ища в списке контактов нужное (сука, до спёртого дыхания необходимое) имя, Антон прикуривает, выдыхая дым в потолок, и слушает гудки. Сердечко колотится как после бега или как после красной комнаты с Арсом, в которой тот прижимается к Шастуну и елозит по нему на глазах у всех. Гудки тянутся раздражающе долго.