Оральная фиксация и прочие наклонности

Поутру Арсения посетило тревожное чувство утраты. Всё же просыпаться два дня подряд рядом с любимым человеком, а на третий вдруг лишиться такой роскоши — это, мягко говоря, неприятно. На Арса вдруг напала пробирающая тоска, словно он оказался один в чужом городе и совершенно не знает, куда податься. Хотя, если подумать, так и есть. Антон уехал, и смысл нахождения в Москве для Попова во внерабочее время утрачен. Даже Матвиенко и тот куда-то отчалил, а потому делать тут ну прямо-таки в квадрате нечего. Весь вчерашний день Арс промаялся будто муха, попавшая в кисель, лишь звонки Шаста разбавляли эту тягучую неприкаянность. И уж сегодня он был не намерен вновь испытать подобное. Хотя аппетита, как и всегда, не было, Арсений насильно впихнул в себя завтрак, припоминая, как обеспокоенно и порицающе на него вчера смотрел Антон. Попову были приятны его забота и внимание, но ещё ему было совестно. Он чувствовал себя анорексичной малолеткой, которая специально морит себя голодом, чтобы понравиться самому популярному мальчику в школе. Но ведь он не специально голодает, и возможно, пора бы обратиться к психотерапевту, раз организм стал выдавать такие губительные реакции на романтические треволнения. Впрочем, его личный психотерапевт через шесть дней приедет сам, окружит теплом и пониманием, и привезёт в своих брюках единственно нужный Арсу антистресс. И да, Арсений уже почти перестал морщиться от своих, как ему поначалу казалось, низменных порывов. Ну нравится ему сосать член. И что? Убить его, блять, теперь за это? Тем более, что его новоиспечённый парень совсем не был против. Правда, напридумывал себе лишнего о сексуальной жизни Арса. Но, даже полагая, что Арсений большой спец по части минета, Антон совсем его не осуждал. Однако это они ещё обсудят, как только представится возможность поговорить лично. А пока Попов задумал отправиться в свой любимый город, проверить, как там поживает его квартира и кактус в ней, надеясь, что хотя бы пребывание в городе, который Арсений захотел считать родным, развеет это маетное состояние. Арс, заказав билет на ближайший рейс в Питер и решив не брать с собой ничего, кроме зонта, предался мучительному безделью, которое против его воли разбавилось тяжёлыми раздумьями. Очень хотелось позвонить Антону, но Шастуна с утра пораньше лучше не будить. На самом деле Попов начал испытывать смутную тревогу в связи со своим отношением к Шасту, которое всё больше и больше стало походить на зависимость. Делать без Антона нечего, спать без него тяжело, просыпаться — отвратительно, даже жрать, и то — невозможно. А что же будет с Арсом, если (хотя, скорее всего, «когда», а не «если») они разойдутся? Возможно, глупо и рано думать о подобных перспективах сейчас, но Арсений уже давно отучился строить воздушные замки и лелеять мысли вроде: «Это тот самый человек, и в этот раз уж точно навсегда». Жизнь неоднократно тыкала его носом в несостоятельность подобных мыслей. И Арс окончательно убедился в том, что эта самая Жизнь была права, когда он мучительно наблюдал рушащийся по кусочкам собственный брак, как он вначале думал, нёсший в себе всё, чего Арсений мог только желать. Однако он развалился и просы́пался песчинками сквозь пальцы, а Попов никак не смог этому помешать. В итоге вместо любящей и понимающей (как ему хотелось верить) жены Арсу досталась женщина, которая только и делала, что лгала ему. Вместо права воспитать любимую дочь — лишь возможность видеться с ней примерно раз в две недели (или и того реже). Вместо уютного семейного очага — необжитая холостяцкая берлога. Словом, вместо личного райского уголка Попов получил обречённость и разочарование. Из всего этого дерьма его тогда вытащил Серёга, и Арс вечно будет ему за это обязан и благодарен. А вот кто будет в этот раз его утешать? При условии, что Матвиенко не знает про его отношения с Шастом, и Арс не горит желанием в ближайшее время никого просвещать по этому поводу. Да и захочет ли он вообще выкарабкиваться из очередной депрессии? Впрочем, с Антоном он изначально знал, на что идёт, много размышлял об этом, и потому не решался во что-то ввязываться. Но, как оказалось, без Шастуна ему совершенно не вариант, да и сам Шаст как чёртов тайфун: ворвался, перевернул всю жизнь Арсения, натворил делов, а потом хоп — решил, что Арс теперь его парень, и хер его переубедишь в том, что это хорошая идея. По дороге в аэропорт, наконец, позвонил Антон. — Привет, — раздалось в трубке хриплым шастуновским голосом. — Привет. Да, я завтракал, — первым делом говорит Попов, предвосхищая самый ожидаемый вопрос. — А если я всего лишь хотел спросить «Как спалось»? — Антон хмыкает, громко выдыхая, видимо, сигаретный дым. — А что ж не спросил? — уточняет Арс, представляя, как Шастун обнимает сигарету губами, и нестерпимо желая увидеть это лично, — Слушай, ну нет. Позвони лучше в скайп, — и сбрасывает звонок. А через пару мгновений опять принимает вызов, на всякий случай подключив гарнитуру во избежание лишних ушей, и с удовольствием лицезрит курящего опять без футболки Шастуна. Ему вдруг хочется что-то сказать, что-то глупое-глупое, но вложив в это всю свою чёртову душу, всю силу своей тоски по этому человеку, что-то такое, чтоб Антон даже и не подумал никогда бросать его. Арс уже почти открывает рот, но Шаст опережает: — Куда едешь? — В аэропорт, до Питера смотаться решил, — Арсений отвечает, не вдаваясь в подробности. — К жене? — Антон спрашивает вроде бы без подтекста, но как-то странно щурится при этом, и его тон Попова настораживает. — Ну, во-первых, даже если и так, то не к жене, а к дочке, — Арс закатывает глаза: не вдаваясь в подробности не выйдет. — Во-вторых, она мне больше не жена, а в-третьих, они сейчас не в Питере. Алёна нашла, куда потратить алименты, и махнула на море. На мой взгляд, это глупая затея — переться куда-то с маленьким ребёнком, но кто ж меня послушает? — А зачем же ты туда едешь? — уточняет Шаст. — Вообще-то я там живу. Я же не спрашиваю, зачем ты едешь в Воронеж, — Арсений даже чувствует отголосок раздражения в ответ на глуповатый вопрос. — Ты чего злишься-то? Я ведь просто спросил, — Антон передёргивает плечами и чуть ёжится от прохладного ветра, и раздражение Попова как рукой снимает. Ему хочется согнать Шаста с балкона и заставить одеться, но он не желает выглядеть назойливой заботливой мамашей. А ещё Арс ощущает необычайно обнадёживающее тепло от того факта, что Антон его понимает с полуслова. Мало кто услышал бы зарождающееся недовольство в лишь слегка изменившемся тоне голоса. Собственно, как и сам Арсений слышит в голосе Шастуна раздражение или ревность с первых нот. Они настроены друг на друга, как фортепиано и скрипка для ансамбля, и понимание этого почти остужает вновь было проснувшиеся в Арсе опасения. Антон опять поёживается, становясь похожим на воробушка, на гигантского, блядь, двухметрового воробушка, Попов усмехается от этого сравнения, но желание загнать Шаста с ебучего незастеклённого балкона в тёплую квартиру возрастает, и Арс уступает ему. — Какого хера ты опять куришь без футболки? Иди домой! — Арсений изо всех сил старается иметь минимум сходства с хлопочущей подле цыплёнка наседкой, но не уверен, что ему это удаётся. Вопреки его ожиданиям, Антон не усмехается, подметив это сходство, а оглядывается, как параноик и шепчет: — Я не могу с тобой разговаривать дома. — Почему? — искренне недоумевает Арс. — И об этом я тоже говорить не могу. Как-нибудь потом объясню, — всё так же тихо отвечает Шастун. — Ну, хорошо, — соглашается Арсений, понимая, что нихрена не понимает, — Давай я позвоню уже из Питера? А ты пиздуй домой, а то уже синеть начал. И не смей больше выходить на улицу полуголым! Вот тут Антон уже усмехается, но ничего не говорит, а просто глядит на Арса во все глаза. Арсений не может подобрать другого определения, кроме как «любуется», и снова чувствует, как горят его щёки. Арс хочет побыстрее отключиться, пока Шастун не заметил, что его парень, которому перевалило за тридцать, по любому поводу краснеет, как мальчишка, и надеясь, что Шаст не заметил этого вчера. А ещё Попову зверски хочется сказать «я тебя люблю», хочется так, что чешутся дёсны. Но он не находит в себе смелости на это, а просто открывает и тут же захлопывает рот, причём абсолютно синхронно с Шастуном. — Ладно, позвонишь из Питера, — как-то разочарованно соглашается Шаст, опуская голову, и сбрасывает вызов.

***

В самолёте у Арса было время подумать. На удивление, вовсе не о том, что Шастун может его ни с того ни с сего бросить. Напротив, он размышлял, как Антон тепло к нему относится, а потом вдруг вспомнил, что Шаст вчера вечером назвал его красивым, и свою реакцию на это, чувствуя себя полным кретином и по-идиотски улыбаясь. Арс знает, что многие считают его привлекательным, более того, он много работал над своей внешностью (да и сейчас, что скрывать, не расслабляется), и никогда ещё подобный комплимент не вызывал в нём такого спектра эмоций. Это было смущение, и восторг, и трепет, и чуть-чуть самодовольство, и даже благодарность. Он тогда просто почувствовал жаркую волну крови, прилившей к скулам, и не смог ничего сказать, а лишь отвёл глаза. Ну, нет! Шаст не слепой и не идиот, чтобы не заметить такого вихря переживаний, им же самим, кстати, и вызванного. Арсению стыдно, но он не может ничего поделать и, кроме того, отлично понимает, что это было не в последний раз. Этот любознательный ребёнок так просто не оставит сие наблюдение, и Арс не может сказать, что подобная перспектива ему не нравится. На самом деле существовал один нюанс, о наличии которого Попов отлично знал, но предпочитал не признавать и не вспоминать, запихивая его на самую дальнюю полку сознания. И заключался он в том, что сам-то Арсений не считал себя красавцем, но очень хотел таковым быть или, по крайней мере, казаться. Он никакого понятия не имел, откуда взялось это желание, казалось бы, не самое типичное для мужчины. Но как бы упорно он над собой ни работал, как бы уверенно ни пытался себя поставить (в том числе, частенько и без стеснения прибегая к принципу «сам себя не похвалишь, никто не похвалит»), всё ему казалось не то. Однако людям он нравился, и нет-нет, да кто-нибудь засматривался на него, отвешивал комплимент или оказывал недвусмысленные знаки внимания. Но и это не приносило никакого удовольствия. Он видел, что окружающих ему убедить удалось, но никак не удавалось убедить себя. А тут Шастун всего-то разок, можно сказать, мимолётно произнёс слово «красивый» в его сторону и почти заставил Арса поверить, наконец, в собственную привлекательность. Может, именно это и называется любовью? Вот так раз — и убедить в чём-то по щелчку пальцев, лишь одним словом, сказанным с правильной интонацией. Доверие. Вот так раз — и дать то, что Арс искал многие годы в других, а нашёл в этом обстоятельном молодом мужчине, скрывающемся под маской легкомысленного мальчишки. А что ж тогда было у Попова раньше? Жена, и не сказать что любимая или любящая. Зачем вообще они поженились? Вроде как было пора, вроде бы подходили друг другу, вроде думали, что влюблены. А оказалось, нет, нет и нет. Несколько лет жизни в никуда. Арсу хотелось скрестить пальцы, загадав, чтоб в этот раз всё было по-другому, хотя тут ожидать много и не приходится. Если официальный брак с женщиной и к тому же примерно ровесницей вызывал какие-то надежды, но не оправдал их, то о каких надеждах можно говорить, когда речь идёт о союзе с мужчиной младше Попова почти на добрый десяток лет (и это ещё не говоря о том, что они затеяли этот союз, находясь в ебучей гомофобной России). Но сейчас стоит лишь выдохнуть и посмотреть, что будет, получить удовольствие, пока это позволено.

***

Прошло уже около четырёх часов, а Попов всё не звонил. В памяти Антона ещё была свежа его же истерика в тот день, после произошедшего между ними откровения в баре, а потому он старался держать себя в руках. Никак не получалось забыть, что самолёты иногда падают. Но это ведь не повод для паранойи? Однако Шаст всё же не мог бороться с тем, чтобы на нервной почве пожрать даже больше, чем обычно, словив при этом недоумевающий мамин взгляд, и покурить чаще, чем следовало бы (и это всё не выпуская телефона из рук). И как только на дисплее высветился входящий от Арса, Шастун моментально поднял трубку и, пообещав перезвонить прямо сейчас, схватил первую попавшуюся толстовку и на ходу обуваясь пулей вылетел из квартиры. Уже спокойно позвонив, находясь на улице, первое, что услышал Антон от Арса: — Что-то случилось, Шаст? — Нет, просто как-то долго ты, — Шастун усилием воли обуздал голос, не желая нервировать ни себя, ни собеседника. — Вылет немного задержали, да и я решил уже из дома позвонить, а не по дороге, — поведал Попов. — А ты волновался? — уже мурлыкнул Арсений. Именно мурлыкнул, полностью снимая весь нервоз Антона, но поднимая в нём одновременно умиление и раздражение. — Ты ещё и издеваешься? — Шастун закатил глаза и потёр переносицу. — Скотина. — А чего сразу скотина-то? — псевдо-обиженно протянул Попов, вызывая у Антона вопрос, кто из них вообще-то старше. — Ничего. Да, волновался, красота ты моя неземная, — решил поиздеваться уже Шастун, и как наяву представил тронутое краской смущения Арсово лицо, и да, услышал, как Арсений поперхнулся. — Ты ешь? — Это опять допрос? — не преминул уточнить Попов. — Нет, просто не хочу, чтоб ты подавился из-за меня, — честно ответил Антон. — Да с чего бы? — в голосе Арса слышится капля возмущения. — Да так, не бери в голову, — Шаст торопится отступить, резко потеряв желание дальше дразнить Арсения, и опасаясь нечаянно поссориться с ним. Они оба сейчас, похоже, немного нестабильны. И это наводит Шастуна на некоторые мысли, а он не знает, плакать над этими мыслями или смеяться. Он чувствует себя виноватым. Совсем некстати уехал, нужно было дать им с Арсом время побыть вдвоём, привыкнуть, в том числе и к мысли, что они теперь пара (и да, не следует забывать, что и он, и, как Антон с удивлением выяснил, Арсений впервые в жизни обзавелись парой НЕ противоположного пола), насладиться друг другом, насладиться сексом, в конце-то концов. А секс был великолепен, надо признать, вопреки прежним убеждениям Шаста о том, что секс с мужчиной ему вряд ли придётся по вкусу. Впрочем, сколько уже раз им было подмечено, что это ведь не просто мужчина, это Арс, и он является исключением из всех шастуновских правил. Шаст раньше не хотел мужчин, Шаст раньше не ловил себя на такой внимательности к чужому настроению, Шаст раньше не был таким заботливым, Шаст просто, похоже, раньше не любил. А тут так уж вышло, что полюбил он именно некоего человека, который обладал первичными и вторичными мужскими половыми признаками, и на удивление, это мало огорчало Шастуна. Ведь помимо «половых» этот человек обладал и всеми признаками того, что он — именно тот, кого Антон искал всю свою пока не слишком длинную, зато относительно насыщенную чёртову жизнь. И Шастуну очень хочется верить, что он нашёл действительно того, и Шастуну очень хочется его не упустить. Словом, это было начало их отношений, самый сок, а он взял и съебался, идиотина. А с другой стороны, настолько зависеть друг от друга, настолько нервничать из-за недели порознь (какой, нахуй, недели? Даже двух дней не прошло!) это немного неадекватно. Так что, возможно, эта вынужденная разлука пойдёт на пользу, да и чем сильнее скучаешь, тем крепче объятия при встрече. — Антон, ты обещал рассказать, почему тебе нельзя созваниваться со мной, пока ты дома. Не забыл? — напоминает Арс о своём существовании, видимо, утомившись терпеть тишину на линии. — Не забыл, просто понимаю, что это будет звучать немного глупо, — признаётся Антон, вдруг осознав, что со стороны и правда может показаться смешным то, что он боится собственной бабушки. — Я обещаю не ржать, какими бы глупыми мне ни показались твои причины, — торжественно клянётся Арсений. — Ладно. Бабушка уверена, что я завёл себе «невесту» в Москве, и я совершенно не предполагаю, какая у неё будет реакция, если она узнает, что я обзавёлся парнем, а не невестой, — как на духу выдаёт Шастун. Арс долго молчит, и Антон почти уверен, что он пытается сдержать смех. Шаст ничего смешного в этой ситуации не видит, но почему-то уверен, что со стороны всё это выглядит несуразно. Однако он ошибается, и Попов не веселится, а пытается подобрать правильные слова. — Я всё понимаю. Она человек старых устоев, я и сам не знаю, как бы отреагировал раньше, если вдруг моя дочь сообщила бы мне такие новости. Ну, раньше, до того как сам встал под радужные флаги, — здесь Арс всё же весело хмыкает, — Да и потом, это же бабушка, а с возрастом у людей начинает шалить сердце, я совсем не хочу, чтоб твоей бабушке из-за меня стало плохо, — Арсений не смеётся над Антоном, не злится, он всё понимает. Это вдохновляет, но и обескураживает чутка. Шаст зависает на пару мгновений, глядя в одну точку, а потом выговаривает: — Ты это уже говорил. — Говорил что? — искренне не догоняет Попов. — Ты уже говорил эту фразу, это твоё всепрощающее «Я понимаю». Мне что теперь, можно творить любую ебанину, а ты постоянно будешь меня уверять, что «всё понимаешь»? — Антон почему-то злится на своего, в данный момент кажущегося недосягаемо святым, парня, хотя тот ни в чём не виноват. — Ну, какую ебанину? Ты бережёшь бабушку, она старенькая, и твоё желание не волновать её лишний раз вполне оправдано, — Арсений всё так же невероятно спокоен. — А в первый раз? Я сказал, что сваливаю в Воронеж на неделю, и это когда у нас только что было первое свидание, когда нам следовало бы не отлипать друг от друга от слова «совсем». И что ты ответил? «Я всё понимаю. Ты по дому соскучился». Что за мученические самопожертвования, Арс? — Антон, это не самопожертвования, и я не вижу ни одной причины, почему бы тебе стоило сейчас на меня злиться, — настойчиво, но всё ещё спокойно говорит Попов. И откуда, блять, в нём взялось такое ангельское терпение? — Я тоже не вижу, и оттого ещё больше злюсь, но уже на себя, — Шастун сам удивлён своей откровенностью, и даже вдвойне удивлён. — Это, похоже, вообще не злость, Арс, я, кажется, боюсь. — Я такой страшный? — усмешку в голосе Арсения слышно. — В том-то и дело, что ты замечательный. Мне начинает казаться, что я до тебя не дотягиваю, что я, ну… Вроде как… Тебя не достоин, — и Шаст опять чувствует себя придурком, который, к тому же, не может лишний раз смолчать. — Вот ты дурак, — отвечает Арсений, и Шастун полностью с ним согласен, — У каждого из нас свои тараканы в голове, и ты тоже лоялен к моим загонам. Скажи, ты вообще не понимаешь, почему я так терпелив? — и, видимо, приняв молчание Шаста за положительный ответ, Попов продолжает, — Просто считай, что так нужно. И я уверен, что ты более чем достоин, как меня, так и этого моего «мирного» отношения к разным недоразумениям, что случаются между нами. — А расскажи, как давно ты понял, что тебя ко мне тянет? — неожиданно для них обоих вырывается у Шастуна. Попов замолкает на какое-то время, и Антон спешит оправдаться: — Не отвечай, если не хочешь. Знаю, дурацкий вопрос. — Нет-нет, всё нормально. Я расскажу. Понял я не очень давно, принял и того позже, а вот почувствовал, наверное, ещё в течение первого месяца знакомства, — Арсений отвечает не приукрашивая, и Шастун благодарен за эту правду. Но вдруг понимает кое-что. — Ты ж тогда ещё был женат! — удивляется Антон, — Я надеюсь, вы развелись не из-за твоей симпатии ко мне? — Что-то ты много на себя берёшь, Шаст, — смешливо отвечает Арсений, — Возможно, конечно, и это сыграло свою роль, но нет. Мы развелись, потому что она изменяла мне. — Ох, ёб, — вырывается у Антона помимо его воли. — Да, именно «ёб», и не один, — печально говорит Попов. — Арс, я не хотел тебя расстроить, я больше не буду о ней спрашивать, — обещает Шастун. — Да всё в порядке, ничего страшного. Мне незачем скрывать это от тебя, — уверяет Арс, и переводит тему, — А ты? Когда ты заметил эту… Хм… Искру между нами? — Ну как ты выразился, понял и принял я это гораздо позже, а вот почувствовал, заметил… Знаешь… Наверное, ещё в первую встречу, — делится Антон, ощущая, как его сердце ускоряется от волнения. — А ты шустрый! — игриво заявляет Арсений, — Погоди-ка! В первую встречу? Так и ты тогда ещё встречался с этой… Не помню, как её зовут. — С Ирой. Да, тогда ещё встречался. Она, конечно, хорошая, но я в какой-то момент понял, что не люблю её, и более того, что меня тяготит её правильность и полное принятие любой хуйни, которую я вытворял, — рассказывает Шастун. — Так значит, чтобы тебя не упустить, нужно быть распиздяем и жрать тебе мозги по малейшему поводу? И я, видимо, уже не справляюсь? — Арс, похоже, веселится. — Ну, думаю, так тоже не надо. Я бы предпочёл в этом золотую середину. И ты, кстати, пока её соблюдаешь. То вламываешь мне несоразмерно великих пиздюлей из-за отсутствия секса, то становишься весь такой белый и пушистый. Ну, там, завтрак готовишь, не злишься, что я несвоевременно съебался в Воронеж, — убеждает Шастун Попова. — Ну, тогда я пока что спокоен, — выговаривает Арс, уже совсем не шутя. — Знаешь, я сегодня залез в топ аудио в ВК и нашёл одну классную песню. Конечно, я не настолько романтичный кретин, чтоб говорить, что «она про нас», скажу только, что эта песня мне очень понравилась, — на первый взгляд не в тему начинает вещать Шастун, что Арс и спешит отметить: — Антоха, у тебя в голове абсолютная каша. То вдруг ты меня не достоин, то расскажи тебе, как с женой развёлся, а теперь песни какие-то. Ты это к чему вообще сейчас? — Просто, ты подобрал такое красивое слово, чтоб описать, как это между нами началось. Искра. Вот я и вспомнил, песня так называется — «Моя искра»*,  — вносит ясность Антон. — И можешь думать, что я ванильный дурак, но поставлю-ка я её на твой вызов. — Ванильный дурак? Ты где вообще взял это тупое словосочетание? — удивляется Арс, — Нет ничего дурацкого в том, чтоб поставить на мой контакт романтичную песню. И я, кстати, люблю романтику, ну, в меру, конечно. — Точно? — не понятно, какое именно из Арсовых утверждений уточняет Шаст. — Точно-точно. Мне песню скинь, интересно, что это там тебе так понравилось. — просит Арсений. — Ты такое не слушаешь, — уверенно отвечает Шастун, — но ладно, я скину. — Ладно, иди домой, конспиратор хуев. Соскучишься — позвонишь, — а потом с полувопросительной интонацией говорит: — Ну, пока. — Пока, — тихо выдыхает Шаст.

***

Вечером, как и было оговорено, Шастун подъехал к Журавлёву, не захотел подниматься, ибо лифт не работал ещё с незапамятных времен, и остался покурить у подъезда. И естественно, успел скурить две и даже найти в хорошей обработке и скинуть Арсу песню, как и обещал, прежде чем его величество изволило вывалить на улицу свою царскую жопу. По устоявшейся традиции и в силу шебутного характера Дима сначала полез обниматься, да так, что у Шаста рёбра затрещали, моля о пощаде, а только потом сообщил, куда именно они направляются и что Макар с Позом уже ждут их на месте. — Спортбар? Нахуя? Сейчас даже никаких важных матчей не предвидится, — чисто из вредности заводит Антон. — А не всё ли равно? Поз предложил спортбар, мы согласились. И вообще я еду с пацанами посидеть, а не смотреть матч. Так что завали, и залазь, — Журавлёв кивает на подъехавшее такси. — Ты машину не берёшь? — спрашивает Шастун, уже открывая дверь. — Какую машину? Я накалдыриться планировал. А ты? Цветочки понюхать? — Дима, как всегда, чутка ироничен и сверх меры весел. И Шастун уже почти заразился его энтузиазмом. На полпути Антону звонит Позов, видимо, чтобы поторопить, но это понятно лишь из одной четверти его слов, которая НЕ состоит из мата. А из всего прочего, им сказанного, Шаст понимает, что пиво стынет, а Макар тоже опаздывает. — Собираетесь, как тёлки. Постоянно вас приходится ждать! — первое, что говорит Позов при встрече. — Вон, все вопросы к Журавлю, — сходу переводит стрелки Антон. Как раз в этот момент звонит Илья, и Шаст даже не снимая трубки сразу отдаёт телефон Позу, здраво рассудив, что раз Дима выбрал этот бар и первым в него заявился, то пусть сам и разбирается с последним опаздывающим. Собственно всё шло нормально. Подъехал Макар, ребята бахнули по пивку, вот-вот в ход должны были пойти более крепкие напитки, когда Журавлёв толкнул Шаста локтем: — Это твой телефон разрывается? А то я думаю, откуда музыка? И Антон осознаёт, что это действительно его телефон, и звонит ему Арс, потому что песня играет ТА САМАЯ. — И правда. Звонок сегодня другой поставил, не привык ещё, — оправдывается Шастун, вставая из-за стола, чтоб поговорить в более тихом месте. — А я слышал её. Прикольная песня, — между прочим замечает Илья. Уже встав, Антон достаёт айфон из кармана и, в три больших шага достигнув входной двери, принимает вызов. — Привет, — Шасту так и хочется добавить что-то вроде «любимый» или хотя бы «солнышко». Но он не уверен в уместности подобных обращений, да и в своей адекватности до конца не уверен, если честно, ведь в лёгком подпитии на него всегда нападает излишняя нежность. — Привет, радость моя, — а вот Арс, видимо, не стесняется ласковых прозвищ, — как вечер проводишь? — Я с парнями в бар выбрался, выпиваем, разговариваем, — отвечает Антон, отходя подальше от двери, и стараясь не выдать голосом, какое умиление на него нагнало это самое Арсово «радость моя», — А ты? — А я, кажется, простудился. Без футболки куришь ты, а болею я, — сетует Арсений, — и где справедливость? Я, кстати, не мешаю? — Хотелось бы мне сказать, что нет, — начинает Шаст, боковым зрением замечая направляющихся к нему Позова и Макарова, — но удобнее будет созвониться позже. Ты не в обиде? — Конечно, нет. Я же… — начинает Арс. — Только попробуй сказать, что ты «всё понимаешь»! — предупреждает Антон. — Ладно, тогда скажу, что я же никуда не тороплюсь. Позвонишь, как сможешь, — легко соглашается Попов. — Ну, пока? — Пока, — в очередной раз с сожалением прощается Шастун. (Это уже входит в привычку — испытывать огорчение, когда Арс кладёт трубку.) И всё же несмело добавляет, — солнышко. Как раз в этот момент подходят Илья и Поз, а Попов отключается. Шаст спешит убрать телефон в карман, и получает два хитрых взгляда от друзей. — Кто она? — начинает допрос Макаров, прикуривая и протягивая зажженную зажигалку Позу. — Я думал, ты после Ирки нескоро с кем-то сойдёшься. Когда успел-то? — подхватывает Дима, — Местная? Из Воронежа? — Да с чего вы взяли? — Антон тоже достаёт сигареты из кармана. — Может, мне вообще сестра звонила? — Свою сестру ты никогда не называешь иначе, чем «Вика», — возражает Илья. — Да, и только не надо нам вешать, что тебе звонила мама или Татьяна Ивановна, — всё напирает Поз, — так что у тебя там за «солнышко»? — Успокойтесь, нахер! Какая вам разница? — Антон закатывает глаза, понимая, что у его бабушки пополнение в команде. А сейчас эти двое ещё и Журавлёву разболтают, и тогда всё. Тогда от них не спасёшься. — В смысле какая разница? Друг ты нам или хер с горы? — удивлённо переспрашивает Макаров. — И я, кстати, тоже знаю песню, которая у тебя играла, там что-то про любовь. И она у тебя стоит только на одном контакте. Тебе сегодня при нас звонил Макар, и музыка была обычная, — подмечает Дима. — Значит так, хуев ты очкастый Шерлок, даже если у меня кто-то и появился… — начинает Шаст. — Не «даже если», а появился! Это и ежу понятно, — настаивает Позов. — Даже если у меня кто-то появился, — продолжает Антон, — я сейчас рассказывать об этом никому не хочу, там пока рано о чём-то говорить. Так что отвалите оба. Шаст выбрасывает окурок и идёт обратно в бар к наверняка приунывшему Журавлёву. А тот, к слову, оказывается нихрена не приунывшим, а очень даже наоборот, да к тому же очень наблюдательным. — Что-то случилось? — сразу спрашивает он. — Да вот, этот хрен болотный бабу себе завёл и не хочет в этом признаваться, — оповещает Журавлёва зашедший следом Илья. — Ооо! Нашёл девушку? Поздравляю! За это надо выпить! — моментально реагирует тот. И тут Антон замечает на столе бутылку кой-чего покрепче пива и четыре стопки. В процессе «выпивания» разговор плавно уходит от воображаемой шастовской девушки, и обстановка в целом разряжается. А потом кто-то предлагает поехать в сауну. Ну как, блять, «кто-то»? Конечно же, Журавлёв, родившийся с шилом в жопе. — Только без тёлок, — просит Шастун. — Ну, какие тёлки? — удивляется Позов. — У нас тут двое женатиков, а двое при девушках. Так что, естественно, никаких левых тёлок! — заканчивает мысль Поза Журавлёв, не замечая злой взгляд Антона. Но самый кошмар, конечно же, начинается именно в сауне. Когда все уже раздеты, глазастый Макар вдруг замечает можно даже сказать аккуратный и красивый, но, сука, очень фиолетовый засос у Шастуна над левым соском. Засос, который не заметил ни сам Шаст, ни его родственники, пока он рассекал по квартире без футболки. Антон в ахуе, во-первых, от такой наблюдательности со стороны Ильи, а во-вторых, от такой невнимательности со своей стороны, ведь он АБСОЛЮТНО не помнит, когда Арс успел его этим фиолетовым призом наградить. И всё. И начинается по новой. «Кто она?», «Ну, хотя бы как зовут?», «Где познакомились?», «Как давно?». Шаст и сам не знает, как, однако, ему всё же удаётся отвязаться от этих расспросов. Позже Позов предлагает ему окунуться в бассейн и на окрик Журавлёва «Куда? Только ж распарились!», говорит, что они с Шастом «не такие богатыри русские, как вы двое», выдёргивая за дверь Шастуна, у которого и правда начала от жара кружится голова. С разбегу плюхнувшись в воду, Дима тут же выныривает, и, примостившись на бортике, начинает излагать, глядя на плавающего Антона: — Я знаю, почему ты нам не хочешь рассказывать про свою новую девушку, — и продолжает в ответ на вопросительный взгляд Шаста, — потому что это не девушка. Ты завёл себе мужика. — Ты обалдел совсем, Поз? — как можно более правдоподобно возмущается Антон, надеясь, что со стороны не заметно, НАСКОЛЬКО он сейчас паникует. — Да-да! — продолжает Позов, — У тебя шуры-муры с Арсом. — Чооооо? — Шаст сам не верит в свою актёрскую игру, а ещё ему кажется, что он сейчас потеряет сознание. — С нашим Арсом. Поповым, — поясняет Дима так, словно до Шаста не дошло с первого раза. — Я прекрасно понял, о ком ты, — зло убеждает Шастун, — и очень надеюсь, что ты сейчас пошутил.