***
В кафе Шастун основательно прошёлся по меню. И куда ж в него влазит? Нельзя сказать, что Попов может пересчитать у Антона все рёбра или что его кости сильно впиваются в Арса при тесном контакте, однако ж Шаст всё равно довольно худощавый. И совершенно непонятно, как Антону удаётся столько жрать и эту свою фирменную худощавость сохранять. Арсений особого голода не чувствовал, но только он хотел заказать что-нибудь лёгкое, как Шаст, словно читая мысли, уточнил: — Я надеюсь, твоя голодовка окончена? Арс неуверенно пожал плечами. — Арсений, — предостерегающе говорит Шастун, будто немного гневно коротко рыкнув букву в середине имени, — если ты сейчас нормально не поешь… — То что? — Арс усмехается этому забавному воспитательному процессу, — Отшлёпаешь меня? — Наоборот, — кривит губы Антон, — даже пальцем к тебе не притронусь. Арс приподнимает бровь а-ля «так я тебе и поверил». — И вообще, спать буду на диване, — ставит точку Шастун. Попов смиренно вздыхая заказывает завтрак (или уже обед?) плотнее, чем ему бы хотелось. — Ты меня вздумал шантажировать близостью? — Арсений не знает, плакать ему или смеяться. — По крайней мере, это сработало, — Шаст ухмыляется с видом победителя. Когда им приносят заказ, Антон сияет как начищенный пятак, похоже, от понимания, что Арс его послушался. И Арсению так хочется сделать нечто этакое, чтоб Шастун поперхнулся своим чаем. А ещё немного хочется похулиганить. Арс, воровато оглядываясь, скидывает кед с левой ноги (той, что ближе к стене) и, немного съехав по диванчику вниз, гладит Шастуна по голени. Антон, растеряв всё своё самодовольство, моментально напрягается, да так, что даже желваки играют, и кончики ушей принимают очаровательный розоватый оттенок. Арсений, окрылённый такой реакцией и не встретивший особого сопротивления, продолжает свою шалость, сдвигая ступню выше, касается Антонового колена. Шастун, уперевшись взглядом в тарелку, крепче сжимает кулаки и резче дышит через нос. А когда Попов, окончательно осмелев и охамев, ставит ногу на сиденье, поглаживая по внутренней стороне бедра и пробираясь к паху, Шаст всё же опускает руку под стол и крепко вцепляется пальцами в Арсову лодыжку, тормозя это непотребство. — Ааарс, — кажется, чуточку угрожающе тянет он, — ты что творишь? — А что именно тебе не ясно? — с самым ангельским видом уточняет Попов и продолжает шевелить пальцами ноги, поглаживая то, уж до чего удаётся дотянуться. — Ну, не на́ людях же, — просяще утверждает Шастун. — Мы сидим в самом углу. Никто не может видеть, что происходит под столом, — убеждённо отвечает Арсений, дёргая ногой, пытаясь высвободить её из стальной хватки и желая продолжить свои манипуляции. Но Антон крепче сжимает ладонь, твёрдо говорит: — Не здесь, — и лишь потом отпускает ступню Арса, отталкивая её от себя. — Ты мне синяки оставил, — Попов морщится, надевая обувь. — Ну, во-первых, ты сам виноват, — Антон уплетает за обе щёки, умудряясь сохранять относительно внятную дикцию, — а, во-вторых, — Шаст вдруг отрывается от трапезы и, интригующе вскидывая бровь, смотрит на Арса в упор, — так и быть, потом поцелую, где болит. И своей провоцирующей улыбкой теперь уже Арсения заставляет упереться взглядом в тарелку. Попову даже нравится, что Антон такой, что не даёт ему спуску, что поддерживает его игру и платит Арсению его же монетой. Арс чувствует его равным, что ему в диковинку, но очень подкупает. С Алёной, да и вообще с любой своей девушкой он такого не испытывал. Арсений сам себя воспитал джентльменом, и к любой даме относился, как к хрустальной вазе. А с Антоном такого не надо. Да и, как подозревает Попов, начни он с Шастуном сюсюкаться, тот подобного не одобрит. И это дарит такую свободу, что Арсу хочется никогда не переставать улыбаться рядом с этим человеком. — Ты мне задолжал ответы на пару важных вопросов, — после непродолжительного молчания замечает Шастун. Попов напрягается, понимая, что один из этих вопросов непременно связан с неудобным эпизодом, включающим его самого, наполовину торчащего из-под кровати. И обсуждать свою неадекватную реакцию на некоторые, пожалуй, чрезмерно смелые действия партнёра Арсений пока не готов. Не готов, хотя бы потому что и сам не до конца разобрался. Глядя на Арсовы поджатые губы, Антон поясняет: — Да, один из них про то, как замечательно ты ищешь кольца по полу, но об этом позже. Дома. Попов самую малость успокаивается, но не до конца, ибо не помнит, обсуждение какой ещё темы он Шастуну задолжал. Арс не хочет спрашивать, просто выжидающе смотрит, но Шастун, оглянувшись, выдаёт: — Я тут подумал, обо всём лучше поговорить дома. Опять-таки не на́ людях. — Хоть намекни о чём, — просит Арсений, — чтоб я морально подготовился. — Чтоб ты заранее загрузился и молчал в течение всей прогулки? — подсказывает Шаст. Попов отрицательно мотает головой и обещает: — Нет. Скажи, — и, в ответ на скептический взгляд, смея предположить, что просьбы действуют на Антона не только в постели, добавляет: — пожалуйста. Шастун пожимает плечами, словно говоря «сам напросился», отвечает: — Помнится, мы затронули с тобой одну интересную тему, пока я был ещё в Воронеже, но ты не захотел её обсуждать по телефону, — и, глядя в абсолютно непонимающие Арсовы глаза, продолжает: — Об отсутствии у тебя определённого опыта, в которое мне, кстати, не очень верится. Попов сразу расслабляется и даже чувствует желание рассмеяться от облегчения. Уж эта тема не так сложна, учитывая, что Шаст очень легко принимает — как именно он сказал? — «фетиши» Арса. Но Антон прав, такие интимные вещи лучше обсудить наедине. Шастун меж тем, встрепенувшись, вскидывает голову, будто вспомнив о чём-то значимом, и заявляет: — У меня, кстати, есть новости. Я вчера поговорил с Позовым. Арсений моментально сосредотачивает всё своё внимание на том, что Антон собирается ему поведать, кажется, даже на секунду задерживает дыхание, и Шаст продолжает: — Он за нас рад, но обещал тебе навалять, если ты… — Шастун задумывается, припоминая, — «разобьёшь мне сердце». Попов недоверчиво усмехается и качает головой, считая мысли о том, что он бы вздумал «разбивать сердце» Антону, попросту абсурдными, но вслух этого не высказывает. — И он задал вопрос, который заставил меня задуматься, — развивает мысль Шастун. — Арс, а у нас серьёзно? Арсений глупо хлопает глазами, не понимая, почему Шаст решил уточнить нечто, подразумевающее заведомо положительный ответ, а потом вдруг прозревает, что, возможно, для самого-то Шастуна такой исход может вовсе не нести благоприятной окраски. Быть может, на этот свой вопрос Антон хотел бы услышать «нет». Арс чувствует фантомный ледяной камень где-то в животе и, сам того не замечая, болезненно морщится. Шастун молча смотрит на него и тоже воодушевлённым не выглядит. Попов всё же делает выбор сказать правду, и будь что будет. — Я не могу решать за двоих, — начинает Арсений задумчиво хмурясь и чувствуя себя обречённым, не зная, правильный ли, на взгляд Антона, ответ он сейчас даст, — но я бы очень не хотел, чтобы то, что между нами происходит, оказалось всего лишь интрижкой. Так что да, для меня это серьёзно. Арс вскидывает глаза, только сейчас осознав, что прятал взгляд, пока говорил. И наблюдая неуловимо-побледневшего Шастуна, не может прочитать в его глазах, кажется, ставших на оттенок темнее, ничего. Потом у Шаста дёргается уголок губ, и это подозрительно напоминает нервный тик. «Ну вот и всё», — успевает подумать Арсений. Вот сейчас начнётся ещё один пиздец. «Ты не мог смолчать, Попов? Не мог уступить, сказать то, что он хотел услышать? Хоть на чуточку продлить этот рай, пока тебе позволялось? Сейчас Шастун испугается ответственности и даст тебе от ворот поворот». Но вдруг уголок Антоновых губ перестал подёргиваться и абсолютно уверенно пополз вверх, как и второй. И вот Попов лицезрит искренне, от уха до уха, улыбающегося Шастуна, просто светящегося солнечным счастьем. Арс, уже почти смирившийся с грядущим личным апокалипсисом, не верит своим глазам. Голова кружится от облегчения, чувства реальности прибавляет тёплая рука Антона, до боли сжавшая его ладонь, словно пытаясь заменить искренние объятия, которые они просто не могут себе сейчас позволить. — Арс, мне нужно в уборную, — непонятно зачем и к чему сообщает Шастун. — А я чем могу помочь? — Арсений действительно не врубается. Он, можно сказать, душу перед этим парнем наизнанку вывернул, и что слышит в ответ? — Тебе тоже нужно, — с нажимом утверждает Шаст, перебирая пальцами, уже не так сильно сжимающими Арсову руку, и смотрит в упор, ожидая, пока до Арсения дойдёт. Попов вскидывает брови, наконец уловив намёк. — Не на́ людях, значит? — заговорчески шепчет он. Шастун кивает и, судя по всему, окончательно теряя терпение, встаёт из-за стола, вытягивая и Попова за собой, направляясь в вышеобозначенное помещение. — Ладно-ладно, — Арсений отбирает свою ладонь, — иду! В туалете Антон, можно сказать, по старой памяти запихивает Арса в кабинку, но вопреки его ожиданиям и, опять-таки, воспоминаниям, никакой поглощающей страсти или даже рассеянного недоумения, что сопровождали их в прошлый такой вот раз, нет. Шаст уверенно и мягко прижимается к Арсению в долгом поцелуе. В котором, Попов ощущает, заключено всё: благодарность, взаимность, поддержка, привязанность, искрящаяся радость и… любовь? «Не спеши, Арс. Пока рано об этом думать. Не давай себе лишней надежды!» А Шастун, даже не подозревая об этих его внутренних переживаниях, так бережно целует и так крепко прижимает к себе Арсения, похоже, совершенно не помышляя от него когда-либо вообще отрываться, что наступает момент, когда в голове Попова не остаётся никаких мыслей и желаний, кроме одного: навсегда остаться в этом положении. Прижатым к стене туалетной кабинки долговязым жилистым Антоновым телом и ощущая вкус его чуть обветренных губ. Но вот заботливая нежность понемногу отступает, превращаясь в более чем знакомое пламя, зарождающееся едва уловимым сладким спазмом где-то над лобковой костью. Арсений, нетерпеливо зарычав, разворачивает их, и уже Шастун оказывается прижатым к стене. Попов мокрыми хаотичными поцелуями пробегается по подбородку и шее, даже успевает прикусить плечо, как тогда, в первый раз, прежде чем Антон останавливает его, отодвигая на расстояние вытянутых рук и предупреждает: — Мы больше не будем трахаться в туалете. — Больше никогда? — Арс делает большие глаза. — Уж не в этот раз точно, — убеждённо заявляет Шастун и ставит точку, клюнув Арсения в переносицу, разжимает пальцы.***
Попов решает не кататься в центр, ибо пробки. А на метро, хоть и совсем не долго, но просто не комильфо ехать. Тем более, что всё, что нужно, можно найти и в его районе. Шастун тоже в центр не рвётся и Арсовым планам не противится. Для начала Арс предлагает просто прогуляться, тем более что поблизости имеется парк, а денёк выдался прямо-таки неправдоподобно погожий для Питера. Шаст охотно соглашается, и его солнечная улыбка своей яркостью не уступает тёплым весенним лучам, освещающим всё вокруг. И то, какой лёгкой походкой он идёт рядом с Арсением, наталкивает Попова на мысль, что, как бы слащаво это ни звучало, Шастуну безразлично содержание их времяпровождения, а заинтересован он лишь в компаньоне, который ему достался. И Арс идёт близко-близко к Антону, согретый этими мыслями, майским солнцем и светлой улыбкой своего парня. Прибыв на место, Арсений первым делом тащит Шаста к лотку с мороженым, вдруг непреодолимо возжелав сахара. Однако сам Антон от сладкого отказывается, а Попову запрещает покупать фруктовый лёд, похабно улыбнувшись. Арсений, уловив намёк и ответив точно такой же ухмылкой, покладисто выбирает клубничное мороженое в пластиковом стаканчике с ложкой, тем не менее отлично отдавая себе отчёт, что если вдруг он захочет, то и эту пластиковую ложечку сможет облизать так, что Шастун тут же поступится своим свежевыставленным табу о сексе в туалете. Пока Попов только тянется к своему карману за бумажником, Антон уже расплачивается за его десерт и отдаёт мороженое Арсу. И это настолько забавно и даже глупо (да и сто́ит оно всего ничего), но так, блять, мило, что Арсений воспринимает сие действие как нечто важное и очаровательное. Арсу не хочется есть на ходу, а Шаст всё бредёт куда-то, не останавливаясь ни у одной лавочки. Тем не менее спустя почти двадцать минут, казалось бы бесцельных, но энергичных, хождений, Антон всё же выбирает, куда бы присесть, и удобно устраивается. Арсений оглядывается, с удивлением понимая, что это, похоже, самое уединённое место во всём парке. Скамейка достаточно далеко от тропинки, довольно удачно и густо прикрыта цветущими кустами невесты и барбариса, да и в целом вокруг как-то малолюдно, даже чересчур. Арс недоверчиво смотрит на вольготно расположившегося Шастуна, размышляя, как это он в такой короткий срок нашёл такое комфортабельное место в большом парке, при условии, что оказался он тут впервые. Меж тем спокойно доставший пачку сигарет Шаст ищет по карманам зажигалку, а Попов шикает на него: — Антон, мы в общественном месте. Тут нельзя курить. — Туалет стрип-бара, технически, тоже общественное место, — важно изрекает Шастун, наконец держащий искомый предмет в пальцах, — но ты не постеснялся сделать мне там минет. А я даже покурить в парке не могу? — и, встречая всё ещё порицающий взгляд Арса, канючит: — Ну, нас ведь тут не видно. А если я мешаю тебе, так давай отсяду. — Не мешаешь. Ладно, кури, — торжественно позволяет Арсений, умостившись рядом и разворачивая мороженое, зная, что он совсем не жалеет, что тогда «не постеснялся». Просто сидеть возле Антона в этом укромном уголке — уже удовольствие, касаться своим бедром его, ощущая тепло через одежду, и наблюдать, как Шаст курит. Курящий Антон — совершенно особая поэзия. То, как он держит сигарету так любимыми Арсом длинными окольцованными пальцами, как он дёргает кадыком, выдыхая дым сизой струйкой, а иногда, складывая пухловатые губы идеальной буквой «О», пускает красивые туманные колечки. Он сидит абсолютно расслабившись, и смотрит в никуда, будто полностью отрешившись от внешнего мира и сконцентрировавшись лишь на процессе поступления никотина в его организм. И Арс просто не может оторваться от этой красоты и естественности Шастуна, даже чуточку приоткрывает рот от восторга. Сколько бы раз Попов ни смотрел на курящего Шастуна, вновь не залюбоваться сейчас было бы выше его сил. Казалось бы, в этом мире столько курящих людей, их можно встретить где угодно, но так, как Шаст, не курит никто. По крайней мере, Арсений абсолютно убеждён в этом. Но вот сигарета стлела почти до фильтра, и Антон, делая последнюю затяжку, вдруг поднимает на Арса глаза. И Попову почему-то становится стыдно, словно его поймали за вуайеризмом. Он быстро отводит взгляд и упирается им в собственные подрагивающие руки, держащие стаканчик с ярко-розовым клубничным мороженым, которое вот-вот начнёт таять и превратится в неприглядную кислотного цвета жижу. Арс полагает, что пора бы уже приняться за поедание десерта. Мороженое, на самом деле, уже подтаяло, и Арс, немного не успев донести ложечку до рта, роняет маленькую липкую капельку себе на подбородок. Он цокает и тянется рукой к лицу, чтоб стереть мороженое, но Антон перехватывает его ладонь, молниеносно склоняется совсем близко и лижет неуспевшего отпрянуть Попова в подбородок, а потом сочно целует в сладкие губы. Арс, хотевший было оттолкнуть его, наоборот притягивает Шастуна, положив свободную руку ему сзади на шею. Когда Антон наконец разрывает поцелуй, Арсений совсем без упрёка, но немного злорадствуя спрашивает: — Ну, и что ты делаешь? Мы же на улице. Сам мне только что высказывал по поводу того, что не следует делать «на́ людях». — А, нас всё равно не видно в этих кустах, — беспечно отвечает Шастун, придвигаясь почти вплотную, и, закидывая руку на спинку лавки, обнимает Арса за плечи. — А если всё-таки видно? — уточняет Попов, отправляя ещё одну ложечку лакомства в рот. — Да и похуй мне, пусть смотрят, — отзывается Шастун, и опять тянется к губам Попова. — Смелый, да? — беззлобно спрашивает Арсений. — А может и смелый! — с вызовом говорит Шаст, резко, как хамелеон, подхватывая языком ещё одну розовую капельку с уголка Арсова рта. И таким образом Антон склоняется к Попову за поцелуем на каждую вторую-третью ложку десерта, поглощённую им. Когда половина стаканчика осилена, Арс чувствует себя совершенно зацелованным, разомлевшим и счастливым. А ещё через пару прикосновений шастуновских губ Арсений вдруг начинает громко смеяться и спрашивает: — Шаст, ты чего, мороженое моё жрёшь? — Ты совсем дурак что ли? — тоже усмехается Антон, прежде чем ещё раз глубоко поцеловать Попова. — А я тебе говорю, жрёшь. Причём прямо у меня изо рта, как, блять, птенчик! — продолжает веселиться Арс, улыбаясь во все тридцать два. — Пффф, доедай свою фигню, и пошли уже по магазинам, — Шастун отодвигается, посмеиваясь, но потом вдруг передумав, оставляет дорожку крепких, вызывающих ассоциации с печатями, поцелуев от виска до шеи, и только потом окончательно отсаживается. Антон прикуривает, а Попов, повинуясь, спешит доесть. После продолжительного молчания Шаст вдруг выдаёт: — Изо рта, говоришь? Интересно, — и на непонимающий взгляд Арса продолжает, — Купим домой мороженого. Я проверю, откуда ещё его интересно есть, — Шастун искушающе улыбается, заставляя Арсения поперхнуться последней ложкой десерта, и вдруг морщится, — Но только не клубничного. До Арса доходит, что либо он так был занят Антоном, либо за всё это время здесь и правда не появилось ни одного прохожего. — Тоооох, — настороженно тянет Попов, — а куда ты нас завёл? Ты как обратно идти помнишь? — Не кипишуй, спросим у кого-нибудь дорогу, — всё так же спокойно отвечает Шастун, выпуская дым из носа. — Да у кого, блять? Здесь ни души! — возмущается Арсений. — А раз тут ни души, так это повод ещё немного потискаться, — хитро щурится Шаст, выбрасывая недокуренную сигарету. — Я же серьёзно! — почти сопротивляется Арс, но именно что «почти». — Не ссы, если что по 2ГИС посмотрим, — уверяет Антон, прежде чем в который раз за этот день заткнуть рот Попову самым приятным из способов. Арсу кажется, что он никогда прежде столько не целовался.