Оральная фиксация и прочие наклонности

Арс объявляет, что очень уж ему хочется жареной картошечки. А Антон в ответ сообщает, что предпочёл бы что-нибудь мясное, да побольше. — Вот и договорились, — подводит итог Арсений, — режь мясо, а я почищу картошку. — Я, конечно, готовить нихуя не умею, — откровенно говорит Шаст, — но с этим, надеюсь, справлюсь. Арс и сам предполагал, что Шастун далеко не мега-охуенный кулинар, да и готовить-то толком действительно не умеет, но очень уж красиво и как-то по-особенному он держит нож в руке, и лезвие чарующе отражает блеск мелких камушков, украшающих кольцо на большом пальце. Арсению бы не на руки Шаста пялиться, а смотреть, что его собственные творят, но глаза всё равно иногда возвращаются к довольно ловко орудующему ножом Антону. Шаст уже режет лук и спрашивает: — Не много ли картошки? Ты решил роту солдат накормить? Попов глядит в кастрюлю и понимает, что вообще-то да, многовато, ещё разок бросает взгляд на шастуновские пальцы, и вдруг чувствует резкую боль. Нож сам падает на пол, Арс шипит сквозь зубы. На ладони выступает кровь. — Ну ёбаный в рот, Арсений, — расстроенно и обеспокоенно тянет Шаст, тоже бросая нож, и подходит к Попову, желая рассмотреть порез. — Тут не поспоришь, — Арс криво ухмыляется, сжимая пострадавшую ладонь в кулак. — Но я надеюсь, ты никого больше не станешь посвящать в такие интимные подробности? Антон цокает и фыркает, но глаза его не смеются. — Вот придурок, блять, — еле слышно бормочет Шаст, и уже громче уточняет: — Аптечка в ванной? — и, дождавшись кивка, направляется в сторону вышеобозначенного помещения. Пока Антон отсутствует, Арсений моет руки в кухне, прикусывая губу. Вернувшись, Шастун требовательно протягивает ладонь, очевидно ожидая, что Арс вложит в неё пострадавшую конечность. — Антон, обработать я могу и сам. Не надо со мной нянчиться, — Попов пытается выхватить у Шастуна бутылочку перекиси. Но в ответ лишь получает взгляд а-ля «в смысле не надо?», и сдаётся, присаживаясь около стола, доверяет Шасту медицинские манипуляции. Взгляд у Антона сосредоточенный. Да, ему бы подошла профессия врача. Есть в Шастуне некое милосердие, и кроме того Арс представляет его в белом халате и зрелище… многообещающее. Попов вдруг вспоминает схожую ситуацию залечивания ран, и благодарит высшие силы, что у них теперь всё прекрасно, и не Антон в этот раз виноват в появлении на Арсовом теле повреждений. Арсений морщится от неприятных ощущений, глядит на розоватую шипящую пенку и легонько подтрунивает: — О, скажите, доктор, я буду жить? Шастун, аккуратно наклеивает пластырь, закатывая глаза, а потом садится к Арсу на колени. Лицом к лицу. — Обязательно, — обещает Шаст, вовлекая Попова в поцелуй, а оторвавшись от его губ, добавляет: — Я надеюсь, долго и счастливо. Арс очарованно улыбается, глядя на своего парня, и думает: «если с тобой, так это точно», и тянется за ещё одним поцелуем, в котором ему не отказывают. — Спасибо, доктор, я ваш должник, — дурашливо говорит Арсений. Антон хитро улыбается, щёлкает Попова по носу и заявляет: — Потом натурой расплатишься. И Арс предвкушающе вздрагивает, представляя, с каким удовольствием он будет отдавать эти долги. Попов только направляется к раковине, желая помыть картофель и нарезать для жарки, но Шаст шикает на него и отбирает кастрюлю, говоря: — Посиди пока. — Тооох, ну я же не смертельно больной, — тянет Арс и проводит пальцем вдоль пояса шастуновских джинсов по светлой коже живота, выглянувшей из-под футболки, когда Антон потянулся к сковородкам на верхней полке. Золотистые волоски блядской дорожки ласкают подушечку указательного пальца, Шастун забавно выгибается и втягивает живот, вздрагивая от щекотки. — Я вижу, — Шаст перехватывает его руку, — смертельно больные обычно лежат и не рыпаются. В одной сковороде тушится аккуратными кусочками порезанное мясо, распространяя по всей квартире умопомрачительный аромат, а Шастун колдует над другой, время от времени переворачивая жарящуюся в ней несолёную картошку, не давая ей подгореть. На вопрос, почему он не добавил в картошку соли, Антон объясняет, что так делает его бабушка, якобы картофель выходит более хрустящим, если посолить в конце приготовления. Арсений полагает, что и без этих ухищрений с солью получается нормально. Но разве это важно? Пускай готовит как ему угодно. Попов больше обращает внимание на то, что Шаст старается и, похоже, не для себя. Антон, крутящийся у плиты в этой небольшой кухне, такой домашний и такой… любимый, что Арс, не успевая себя остановить, подходит к Шастуну сзади и прижимается всем телом, скрещивая руки у него на груди. Шаст не противится, то легонько поворачиваясь от одной сковородки к другой и помешивая их содержимое, то свободной рукой мягко поглаживая ладони Арсения, покоящиеся на его груди. Когда Арс расцепляет руки и отступает на шаг, вдруг почувствовав себя мешающимся рюкзаком, Антон ёжится. А потом, чуть убавив огонь, поворачивается к оперевшемуся на кухонную тумбу Арсению и помогает ему на эту тумбу присесть. Арс сжимает ногами бёдра Шастуна и плывёт от смачных поцелуев-укусов в шею. — Тох, ты ж вроде есть хотел, смотри от меня кусок не откуси, — всё же пробует отстраниться Арсений, понимая, что до возбуждения недалеко. — Я постараюсь, — невнятно бормочет Шаст и обхаживает мочку Арсова уха языком. Не то чтобы Попов был против обжиманий на кухне, но за этот небольшой промежуток времени, что они с Антоном встречаются, Арс успел чуточку изучить его темперамент и свои реакции на непосредственную близость к Шастуну, и эти ласки грозились совсем не плавно преобразиться в горячий секс на кухне (а может даже и не на кухне), а ужин — отложиться на неопределённое время. Но Шаста действительно нужно покормить, да и сам Арсений, к собственному удивлению, впервые за долгое время определённо голоден. Но Антон так увлечённо снова и снова лезет языком в яремную ямку, и прохаживается им по кадыку, что Арс, кажется, забывает обо всех своих возражениях. — Шаст, у тебя мясо подгорает, — говорит Попов, уловив характерный, но пока что едва ощутимый запах. Антон своей длиннющей рукой дотягивается до плиты и выключает обе конфорки даже не оборачиваясь, а потом возвращается к тому, чем был занят — тяжело дышащему Арсу. Арсений чувствует, что уже вот-вот совсем перестанет соображать, сползёт на пол и займётся так любимой им частью шастуновского тела, а потому кладёт руки на Антоновы плечи и отодвигает мужчину от себя, абсолютно так же, как это порой делает сам Шастун. — Антон, я правда хочу есть, — утверждает Арсений. — Правда? — в глазах Шаста загорается радостный огонёк, который Арс уже видел сегодня, когда Шастун практически заставил его нормально поесть в кафе. Антон сразу же отлипает от Попова, давая ему возможность слезть с тумбы и пройти к столу, а сам возится с тарелками и приборами. «Это превращается в обычай, — думает Арс, наблюдая, — он хозяйничает на моей кухне, я — на его, — а потом мечтательно жмурится: — Возможно, придёт время, и где-то будет кухня, именуемая нашей». Картошка и правда получилась отменной: хрустящей, золотистой. Конечно, пожарить картофель — это не такой уровень кулинарного мастерства, как, например, разделать рыбу фугу, но, похоже, всё-таки Шаст врал, что готовить совершенно не умеет. Попов решает проверить, соответствует ли вкус блюда своему великолепному виду и аромату, и понимает, что Шастун чуточку переборщил с солью. — Пересолил немного, — говорит Арс Шасту, только-только подносящему вилку ко рту. Антон пробует, но тем не менее уточняет: — Сильно? — Нет, совсем слегка, — мотает головой Арс. — А ты сам-то не чувствуешь? — Да мне вроде нормально, — Шастун уже уплетает за обе щёки. — А чего пересолил-то? Влюбился? — Арсений вроде бы хочет пошутить, но сам слышит в своём голосе надежду. Антон перестаёт жевать на мгновение, смотрит прямо в глаза, загадочно приподняв бровь и задумчиво улыбаясь, Попову даже кажется, что у Шастуна самую малость заалели уши. Потом Антон отводит взгляд и брякает: — Ешь давай, остынет. Арс выдыхает. Так даже лучше. Он и хотел, и боялся на свой последний вопрос услышать от Шаста «да». Пока не надо. Ужин проходит уютно, можно даже сказать «по-семейному», и это ощущение греет душу. Арсений, попробовав мясо, ещё раз убеждается, что Шаст явно преуменьшал свои кулинарные способности. Помыть посуду Попову тоже не разрешают, под предлогом того, что якобы пластырь отвалится. Арс закатывает глаза, ну не химический же ожог у него там до самой кости, в самом деле! Всего лишь малюсенький порез. Арсений вспоминает, что взял алкоголь. — Я же вино купил. Будем? — предлагает Попов, уже ища в шкафчике фужеры. — Решил меня напоить? — осведомляется Шаст, криво ухмыляясь. — Да, хочу, чтобы ты был пьяненький и на всё согласный, — Арсений подхватывает игру и лихорадочно соображает, куда подевал штопор. — Да я и так на всё согласный, — Шастун говорит почти серьёзно, а потом чуть замявшись добавляет: — Ну, с тобой. Арс победно улыбается, отыскав наконец штопор в нижнем шкафчике, а начав подниматься с корточек, слышит ответ Шастуна и ударяется затылком об крышку тумбы. Что Антон тот ещё экспериментатор в постельной сфере, Попов уже заметил, но вот это «на всё» да ещё и «с тобой» очень интригуют. Арсению и радостно, и как-то не по себе, словно на нём лежит некая ответственность, может быть даже миссия, дать Шасту возможность попробовать это «всё». Кроме того, в памяти ещё свежа недо-ссора из-за некупленного платья. Стало быть, не слишком-то уж и «на всё». Арс бы мог возразить Антону этим фактом, но сейчас не хочется ёрничать. Тем более, что Попов и сам хорош. Это же даже не фантазия, а просто шальная мысль, посетившая его во время того памятного «Суфлёра» с Батрутдиновым, на которую его сам Шаст, кстати, и спровоцировал своей импровизацией, не без помощи Батрухи, естественно. А тут Арс увидел в магазине примерно такое платье, как представилось ему тогда, ну, и приехали… А уж с чего вообще Шаст начал разговор об этом платье — так совершенно немыслимо. С одной стороны, Антон слишком загоняется из-за ерунды (впрочем, сам Арс тоже не уступает ему в этом). А с другой, может быть, ревность — это всё же не так уж и плохо? Значит, Шаст дорожит им, значит, не хочет его потерять. Но почему же, блять, он ревнует именно к жене? Это же попросту бред! Наверное, следует добавить пару вопросов в их сегодняшний «важный разговор». Вот только у Шастуна к нему вопросы, насколько Арс понимает, в основном по части секса, а у самого Арсения тут назрел разговор о душевных порывах. Да, Попов видит, какие у них тёплые отношения и какими чуткими они становятся день ото дня (пусть и этих самых дней-то прошло совсем немного), не адекватно было бы думать, что всё это строится на одном лишь сексе. Однако такая расстановка приоритетов в вопросах, которые они друг другу собираются задать, в Арса почему-то надежды не вселяет. Задумавшись об этом, Арсений даже не замечает, что уже открыл вино и разливает по бокалам. И Антон, поглаживающий Арсову ушибленную макушку и, скорее всего, думающий, что Арсений сегодня не Арсений, а сто рублей убытка, замечает его кислое ебало, ставшее следствием неутешительных размышлений, и говорит: — Арс, расслабься. Пошли в зал. Ты мне обещал монетками похвастаться. Попов цокает языком от этого пренебрежительного «монетки», и предлагает хотя бы нарезать сыр к вину. Шаст отказывается, и Арсений веселится: — Как пивас в подъезде — без закуси? — Какой же ты у меня, блять, интеллигент, — прыскает Антон. Арсу и смешно, и тепло. Но больше всё-таки тепло от этого «у меня». Наверное, Попов ещё не скоро перестанет обращать внимание на такие вот милые оговорки. К этому нужно привыкнуть, полностью осознать и впитать, что Арс теперь и в самом деле весь «его», и никто (как Арсений хотел бы надеяться) не сможет это разрушить. Никто, кроме них двоих. Вытащив свою коллекцию на свет божий и вывернув её перед Шастуном, Арс пробегается пальцами по монетам. Самые первые экземпляры несут скорее впечатления, нежели материальную ценность. Да, когда Арсений более серьёзно занялся нумизматикой и стал в этом разбираться, он начал покупать кое-какие редкие ценные монеты (у Антона Павловича в том числе). А вот когда он только-только увлёкся этим, оно скорее было эмоциональным. Некоторые люди кидают монетку в воду, чтобы вернуться в какое-то место, а вот Арс брал монетку с собой, чтобы это место или событие, им подаренное, помнить. Таких вот первых экземпляров немного, ибо и путешествовал Арс в юности мало, но каждая из этих монет несёт в себе бурю воспоминаний. А вот если собрать материально ценную часть его коллекции и продать, то можно выручить целое состояние. Но Арс этого делать, конечно же, не собирается. С годами в нём проснулся ценитель. Антон, предварительно спросив, можно ли вообще их трогать руками и получив положительный ответ, берёт ценную (на удивление и в плане эмоций, и в плане денег, а таких тут почти и нет) монету и вертит её в пальцах, разглядывая со всех сторон. Чутьё у него какое-то, что ли? Арс время от времени любовался своей коллекцией, а вот пальцами Шастуна, перебирающими каждую её составляющую, любовался впервые. В принципе, Арсений предполагал, что Шаст попросил показать ему монеты чисто, если можно так выразиться, из вежливости, и что ему на самом деле не слишком-то интересно. Однако Шастун с неподдельным любопытством в глазах разглядывает каждую, это и удивляет Арса, и льстит ему. Вино в бутылке потихоньку убывает, оно лёгкое, десертное, и, в принципе, Антон прав, закуска к нему не нужна. Арсений бережно укладывает свою коллекцию и убирает обратно на полку. Пока он этим занят, Шаст садится на диване, упираясь поясницей в подлокотник, одну ногу вытягивает на сиденье, а вторую свешивает на пол, широко их расставляя, и хлопает по месту перед собой, предлагая Арсу располагаться поудобнее. Арсений с удовольствием пользуется этим предложением, усаживаясь между его раскинутых ног и опираясь на Антонову грудь спиной. Шастун будто большое, пусть и жестковатое, одеяло, будто кокон, обволакивает со всех сторон, своими длиннющими конечностями, своим теплом, своим запахом, и Арс, комфортно устроившись и лениво потягивая вино, думает, что мог бы в этих объятиях жить. Антон зарывается носом в волосы над Арсовым ухом и глубоко дышит, щекоча воздухом раковину. Попову даже кажется, что Шаст его нюхает, и он хитро улыбается этой догадке, крепче прижимаясь к мерно вздымающейся груди. — Поболтаем? — вдруг хрипло нарушает молчание Антон. Арсу и хотелось бы напрячься, или даже отказаться, но, во-первых, они договаривались разрешить все недомолвки, а во-вторых, настолько ему уютно, что сопротивляться и отказываться от чего-то предложенного человеком, такой целостный уют ему подарившим, кажется просто кощунством и бессмысленными трепыханиями. Однако Арсений предупреждает: — У меня тоже есть пара вопросов, и я первый. Шастун угукает и замирает, ожидая, пока Попов соберётся с мыслями. — Хотел спросить о беспочвенной ревности, — наконец начинает Арс. Шастун ёрзает и ворчит: — Она не беспочвенна, — а потом едва слышно добавляет: — Все хотят кусочек тебя. Арсений вскидывает брови и пытается обернуться, но Антон не позволяет. — На тебя постоянно кто-то пялится, и, кстати, это не только женщины, — горячно доказывает Шаст. — А ты у нас собственник? — Попов улыбается, он был прав, Антон им очень дорожит. Шастун фыркает на этот вопрос будто отрицательно, но, вопреки изданному им же звуку, чуть крепче сжимает руки вокруг Арсовой талии. Арсению смешно, но вопрос не решён до конца. — Допустим… — соглашается Попов. — Допустим?! — Антон прямо-таки вскидывается и, кажется, вот-вот подскочит, но Арс сильнее налегает на него спиной, удерживая на месте. — Допустим, — уже утвердительно повторяет Арсений, — а вот какого хуя ты вдруг вспомнил мою бывшую жену, меня беспокоит гораздо больше. Шаст утыкается носом Попову в затылок, тяжело выдыхает и говорит: — Прости. Я понимаю, это глупо. — Ты знаешь, как и из-за чего мы разошлись, и должен соображать, что, ревнуя к ней, ты, в первую очередь, оскорбляешь меня, — вдумчиво разъясняет Арс. — Я это всё осознаю́, не надо со мной как с ребёнком, — Шастун смешно пыхтит. — А ты не веди себя, как ребёнок, — предлагает Попов. — Я бы и хотел сдержаться, но это не очень, как видишь, получается, — Шаст глубже зарывается носом Арсу в волосы и говорит всё, не отрывая губ от его загривка: — Прости. Я постараюсь. И Арс не знает, слушать его извинения или в прямом смысле заурчать от его действий. Потом Антон чуть отодвигается и выговаривает: — Твоя бывшая жена — это первый человек, что приходит мне в голову, когда дело касается ревности. Я бы просто охуел, если б ты вдруг вернулся к ней, — Шастун объясняет, видимо, совсем ничего не собираясь утаить. — А кроме того, она, как бы сказать, человек более реальный. Я же не истеричка, чтоб ревновать к каждому встречному-поперечному, который глянул на тебя своими сальными глазками. С ними у тебя ничего не было и, надеюсь, не будет. А с женой было. И… А вдруг вот ни с того, ни с сего случится опять? — Точно не истеричка? — Арс с трудом вникает в сбивчивые шастовские объяснения. Антон обычно не так многословен, и эта пространная речь говорит лишь об одном: он действительно обеспокоен данной темой. А ещё Арсению вдруг кажется, что Шастун просто хочет ревновать, а если по сути, то и не к кому, кроме бывшей жены. — Это ты у меня будешь спрашивать про истерики? — уточняет Антон, явно желая что-нибудь припомнить. Арс чувствует больной укол гордости и вырывается: — На что-то конкретное намекаешь? — Нет. Прости, — Шастун тянет его обратно, вновь утыкаясь губами в загривок, и Попов успокаивается так же быстро, как взвился, мирно выдыхая. Как же они всё-таки подходят друг другу. И быстро приобретённое умение вовремя друг другу уступить, как дополнительный бонус, очень радует. Нет, Арс, находясь в здравом рассудке, ни за какие богатства мира не уйдёт от этого удивительного молодого мужчины, а уж тем более к бывшей жене. — А ты меня вообще не ревнуешь? — спрашивает Антон, и Арсений не может уловить, спрашивает он это просто любопытствуя или же уязвлённо, подразумевая, что если человек не ревнует, значит ему плевать. — Нет, — просто отвечает Арсений, утомившись за сегодня пытаться отгадать, какого ответа от него ожидают. — Так уверен в себе? — оскорблённо-обиженно уточняет Шастун. — В тебе, — поправляет Арс. В комнате повисает тишина, позволяющая переварить им обоим это маленькое признание. — Я не ревную к людям, я, скорее, боюсь обстоятельств, — говорит Попов, — может же так сложиться, что у нас не получится, — «и это будет для меня кромешный ад» — мысленно добавляет Арс, но, понимая, насколько обязывающе это может прозвучать, вслух говорит: — и мне бы этого очень не хотелось. — Пока, вроде, получается, — замечает Антон, игриво целуя за ухом. — Ты же сам сказал, что у нас серьёзно. Я бы тоже не хотел это терять. Мы ведь стараемся. — Я говорю не о наших желаниях, — Арс уворачивается от горячих губ, абсолютно сбивающих с мысли. — А какие тогда обстоятельства тебя беспокоят? — Шаст всё не отстаёт, теперь принимаясь ещё и пикантно покусывать Арсову шею. — Не хочешь меня слушать, так и скажи, — опять пытается отмахнуться от его приставаний Попов. — Вот нахуя ты это сейчас делаешь? — Хочу я тебя слушать, — настаивает Антон, не прекращая своих действий. — Просто я нервничаю. — А грязные домогательства тебя, значит, успокаивают? — Арсений только в этот момент понимает, где находятся шастуновские руки. — Ну, где же они грязные? Я просто тебя нежу, — спорит Антон, не сдавая позиций. — Ты схватил меня за член, — абсолютно спокойно констатирует Попов, прекрасно понимая, что ещё чуть-чуть, и это спокойствие его покинет. — Да? — Шаст даже заглядывает Арсению через плечо, будто не веря, что это его рука. — Прости, как-то не заметил. Оно само, — Он сдвигает ладонь выше, устраивая её на Арсовом животе, и перестаёт бесчинствовать губами. — Ты вообще помнишь, о чём мы говорили? — спрашивает Арсений, так как, кажется, смутно помнит об этом сам. — Помню. Об обстоятельствах, не зависящих от желаний, — отвечает Антон и зачем-то перестукивает кольцами на той руке, что лежит у Арса на животе. «И всё-то он помнит, и ещё руки распускать успевает. И он вообще перестанет извиняться сегодня?» — у Попова в голове не осталось связных мыслей, лишь какие-то обрывки, и те посвящены одному лишь Шастуну. Откровенно хочется бросить все эти дискуссии и просто по-человечески поебаться. Антон, похоже, только того и добивается в течение всего вечера. Арс опять ловит себя на том, что рядом с Шастом он похож на вечно озабоченного подростка, и как Антон легко умудряется его завести с пол-оборота, просто непостижимо. «Блять, Арсений, у тебя был секс только этим утром. Стопэ», — сам себя пытается успокоить Попов. — Мы живём в России, тут полно обстоятельств, которые легко могут испортить нам все наши старания, — наконец приходит в себя Попов. — Это может быть давление общества, мнение важных для нас людей. В конце концов, просто желание завести нормальную семью и детей, — Арса просто прорывает, и он высказывает вслух все свои страхи и мысли, которые постоянно крутились у него в голове. Он только-только успокоился на этот счёт, а тут опять, и всё это становится более реальным, и ему ещё страшнее. — Ты сильный, но не железный. Рано или поздно придётся это признать. Антон не соглашается с его опасениями, но и не опровергает их, просто ещё ближе прижимается и выдаёт: — Я не господь бог и понятия не имею, что у нас дальше произойдёт, а что нет. Но ты сто́ишь того, чтобы ради тебя быть ещё сильнее. Арс больше не выдерживает. Это максимально похоже на признание в любви, пусть и выраженное несколько иначе. Как бы сильно он ни хотел услышать от Антона именно не оставляющее вариантов «я тебя люблю», только что произнесённых Шастом слов Арсению достаточно для того, чтобы сердце сладко сжалось. Он выпутывается из рук Шастуна и, развернувшись к нему лицом, крепко целует эти, непривычно красноречивые сегодня, губы. Это не обычный поцелуй, не благодарный, не игривый, не страстный, не нежный. Он почему-то немного злой, напористый и ясно говорящий: «я хочу тебе верить». Антон, похоже, даже немного теряется от такого спектра эмоций и теряет вообще весь контроль над ситуацией, а Попов пользуется этим, желая отомстить ему за провокационные обжимания, имевшие место на кухне и здесь, во время, казалось бы, серьёзной беседы. Кроме того, Арс всё ещё желает потрахаться. Однако, дождавшись, пока Арсений прервёт поцелуй, Шастун напоминает: — Но-но! А на мои вопросы не хочешь ответить? Попов вообще-то не хочет, но несколько раз глубоко вдыхает, делает большой глоток из фужера, позабыто отставленного на пол, и кивает, усаживаясь по-турецки напротив Шастуна. — Ладно, — начинает Шаст, — давай начистоту. Ты охуенно сосёшь. Арс поджимает губы, всем своим видом говоря, что Антон бессовестный и мог бы найти слово покорректнее, пусть и неподдельный восторг, вложенный в эту фразу Шастуном, даже льстит. А Шаст продолжает, будто не замечая этого: — Но сказал, что не делал этого раньше. И у меня не складывается целостная картинка. Объяснишь, как так? — Начистоту, ты выспрашиваешь у меня какую-то хуйню, — высказывает Арс своё настоящее мнение. — Думаешь, я вру? И на самом деле опыта у меня на пятьсот херов за щекой? — Я не знаю, что думать, потому и спрашиваю, — Антон качает головой. — У меня вот опыта нет, и это действительно заметно, — он вопросительно глядит на Попова, пожимающего плечами. — А ты так… У тебя это всё так легко. Не знаю, — сбивчиво заканчивает мысль Антон. — Ты путаешь опыт с увлечённостью, — откровенно говорит Арс, подползая ближе, и остальное уже шепча на ухо. — Мне нравится это делать. Да и ты, как я погляжу, не против, — и тянет руку к ширинке Антона. — Просто нравится? — уточняет Шаст, отводя Арсову ладонь от своего причинного места. — Не просто, а очень-очень, — всё так же обольстительно шепчет Арсений. — Ты же понимаешь, что я не об этом, — Антон, похоже, сейчас очень настроен выпотрошить все секреты. — Я уже называл слово «фетиш». — Понимаю, и ты прав. У каждого есть свои слабости, — кивает Арс. — Я действительно попробовал это впервые именно с тобой. И, как оказалось, попробовав раз, отказаться уже невозможно. Антон насмешливо наклоняет голову, ясно, что и этот ответ не до конца его удовлетворил. — Это нечто из психологии, — делает заключение Арсений. — Давай, я не буду тебя этим грузить, а позже мы с тобой вместе поищем статью с выкладками дедушки Фрейда, — Арсений уже настроен перейти от обсуждений слабостей к их практической демонстрации. — Ладно, — на удивление легко в этот раз соглашается Шаст, и к Арсовому разочарованию заставляет его отсесть. — Ты говорил, что какой-никакой опыт с мужчиной у тебя был. Расскажешь? — Я говорил «дрочка по пьяни», — закатывает глаза Попов, — это не опыт, это алкогольный порыв двух авантюристов, страдающих недотрахом. — Один раз? — продолжает выпытывать Антон. Арс напрягает память, не до конца понимая, зачем Шасту такие подробности, но признаётся: — Да нет, раза четыре. — Это был один и тот же человек? — Шастун, кажется, немного напрягается. — Нет, в первый раз с одним, остальные три — с другим, — выкладывает Арс все карты на стол, раз уж Антон так хочет об этом знать. — А кто это был? — продолжает допрос Шаст. Вот это уже дурно попахивает и Попову совсем не хочется этого обсуждать. — Говорить о бывших — это моветон, — чётко выражает Попов свою точку зрения. — Тем более, что это были случайные связи. Я почти никакого значения этому не придал, — но заметив, как упрямо Антон ждёт ответа, Арс приводит последний аргумент: — Зачем? Чтоб ты нашёл ещё один повод для ревности? — Ой, Господи, да просто скажи кто, — теперь Шастун закатывает глаза, а потом подозрительно щурит их. — Это же не Матвиенко? Арс испуганно смотрит и качает головой: — Ни в коем случае, — торопится уверить он. — Сначала был один парень, с которым я учился в университете, а потом — Захарьин, — и на недоверчивый взгляд подтверждает: — Антон Захарьин, да. — Нихуя себе поворот, — Шаст не выглядит ни злым, ни даже приревновавшим, а просто опешившим. — Так уж вышло. Нам было весело вместе. Ты ведь знаком с ним, он умеет располагать к себе, — повествует Арсений. — Ну, и как-то раз мы крепко перепились, и оно само собой вышло. — А потом ещё два раза и тоже само собой? — уточняет Шаст, всё ещё не злясь и не ревнуя, а даже посмеиваясь. — Если вкратце, то да, — соглашается Арс. — А у тебя была бурная молодость, — дразнит Антон. — Моя молодость ещё не кончилась. Мне всего тридцать три, — заявляет Попов. — И благодаря тебе она гораздо более бурная, чем могли бы сделать её Захарьин, Алёна или вообще кто бы то ни было. — Хорошо, последний вопрос, — объявляет Шастун, забавно напоминая интонацией господина ведущего из «Что? Где? Когда?», хотя Арс отлично осведомлён о содержании этого вопроса, и ему совсем не хочется забавляться. — Почему ты так остро отреагировал сегодня? Я не хотел тебя обидеть или уязвить. Я бы не сделал ничего прям такого ужасного. Неужели тебе не интересно попробовать? — Антон с ходу превращает последний вопрос в несколько. Арс не знает, что ответить, а Шастун не унимается: — Ты меня стесняешься? — спрашивает Шаст и сам же отвечает: — Надеюсь, что нет. Кто-то сомневается в гигиеничности процесса? Вроде бы нет. Ты на все сто процентов не заинтересован? Что-то мне подсказывает, что нет. Так в чём тогда дело, Арс? — Я понятия не имею в чём, — признаётся Арсений, — мне интересно, мне хочется, но как-то я не чувствую себя комфортно при этом. И не то чтобы боюсь, просто… Хер знает, не могу объяснить. Антон призадумывается и вдруг, приобретая очень хитрый вид, выдаёт: — А если бы я попросил? — Так ты, вроде, сегодня и попросил, — недоумевает Арс. Шастун мотает головой: — Если бы я попросил ТЕБЯ сделать это? Ты бы захотел попробовать? — Шаст улыбается как змей-искуситель и гладит себя по бедру. — Согласился бы приласкать меня там языком? Попов аж давится воздухом. «Шастун, какой ты всё-таки…» — мелькает у Арса в голове. Вот уж кто ничего не стесняется. И даже не задумываясь, а лишь на секундочку представив себе это действо, Арсений взволнованно выдыхает: — Да. — Ну, тогда я прошу, — утвердительно кивает Антон, окончательно выбивая Арса из колеи. — Вот так сразу? — Попов нервничает, и уже возбуждён. — Ты ж вроде согласен? — уточняет Шаст, и увидев едва заметный кивок, заключает: — Ну и чего тянуть? Мне-то с тобой всё комфортно. Я в душ. Антон удаляется в сторону ванной, но тут же возвращается и глубоко целует Арса, а оторвавшись от него, спрашивает: — Мне побриться? — Я же ещё днём сказал, что да, — припоминает Арсений. — А я не про лицо, — без обиняков заявляет Шастун. До Попова всецело доходит реальность близящегося мероприятия. Он тяжело сглатывает и придушенно выдавливает: — Как хочешь. Антон подмигивает и всё-таки уходит в ванную, демонстративно покачивая своими угловатыми, но от того не менее привлекательными, бёдрами. «Вот стервец», — думает Арс и направляется чуть ли не бегом в спальню, рывком скидывая одеяло с постели. Буквально через пару минут в комнату вступает абсолютно нагой Антон, такой уверенной походкой, будто его совершенно не беспокоит то, что он голый (хотя, очевидно, так и есть), и просит зеркальце. Арс, представив, что в этом зеркальце сейчас отразится, моментально отыскивает искомый предмет. Получив требуемое, Шаст уходит обратно, оставляя Попова обтекать в осознании грядущего.