Оральная фиксация и прочие наклонности

Арс не знает куда себя девать, и за время отсутствия Шастуна прямо-таки изводится. Он обращал внимание на руки Антона и на ноги, кстати, тоже, упиваясь аккуратно-привлекательными пальцами и манящими косточками запястий и лодыжек, он, несомненно, постоянно думает о шастуновском великолепном внушительном, сука, длинном и толстом члене. Словом, Арсений, в основном почти всегда размышляет о тех частях Антонова тела, что можно вобрать в рот, а вот о том, что можно приласкать, в рот и не помещая, об этом Арс почти и не задумывался (кроме, пожалуй, шеи). А зря. Такое интимное предложение, такое волнительное. Попову немного кажется, что это какая-то подстава, типа: «Ты мне, я — тебе», вроде как Шастун хочет предложить своеобразный обмен. В принципе, так, скорее всего, и есть. Но он же не может именно потребовать от Арса того же, если даже после попытки самому сделать римминг Арсений всё равно не захочет попробовать это на себе? Или может? Но даже эти мысли Попову не мешают возбудиться так, что аж от живота отогнуть сложно. Антон вплывает в спальню тягуче, немного непривычно, удивляя, будто выбиваясь из собственного образа. А приглушённый свет уже подступившего вечера делает это появление ещё более плавным и эффектным. И Арс, засматриваясь на него, само собой, в том числе и на его тяжёлый вставший покачивающийся на каждый шаг член, облизывается и думает о том, каким Шастун, оказывается, может быть по-разному сексуальным. Изящно и мощно, легкомысленно и вдумчиво, властно и покладисто, бережно и настойчиво, смело и робко, забирая и отдавая, издевательски растягивая удовольствие, отсрочивая оргазм, и торопясь, потому что терпеть уже невозможно. — Думал обо мне? — самодовольно и обольстительно спрашивает Арсений, кивая на Антонов стояк. — Нет конечно. Об Анжелине Джоли, — лукаво отнекивается Шаст, тихонько посмеиваясь. — Это Анжелина Джоли тебе пообещала сделать римминг, что ли? — так же похихикивает Попов. — Ты меня решил этими дикими терминами закидать? — утомлённо вопрошает Антон. — Или всё-таки приступим уже к практике? — в какой-то момент голос Шастуна нечаянно срывается на высокую ноту. Однако приукрасил, говоря, что ему всё комфортно. — Не передумал? — спешит уточнить Арсений, совершенно не желая переступать какие-либо Антоновы границы. — Я? — Шаст дерзко усмехается, вернув себе самообладание. Игнорируя протянутые для объятий руки Арса, во весь рост вытягивается на кровати, ложась на живот, и, уткнувшись лицом в подушку, невнятно бубнит: — Как будет удобнее? — Удобнее будет, если ты ляжешь на спину, — смешливо воркует Арс, легчайше целуя Шастуна чуть выше правой лопатки. Антон вопросительно смотрит через плечо, но ложится как велено. — Зачем? — не забывает спросить он. Попов пожимает плечами: — У нас полно времени. А как же прелюдии, в конце концов? Шаст, утомившись выяснять мотивы Арсова поведения, лишь приподнимает бровь, но не разговаривает больше и тянет Арсения на себя, чтобы тот уже привычно его оседлал. А у Попова, к слову, особых мотивов и нет. Просто спокойнее начать с уже изученной территории, ведь они оба слегка мандражируют. Арсений целует самозабвенно, будто у них и в правду есть всё время этого мира, и Шастун ему верит. У Попова впервые не кружится голова от желания сию же секунду взять в рот, и он позволяет себе насладиться своим великолепным партнёром. Шаст едва заметно ёрзает и гладит Арсения по затылку, спине и ягодицам (правда, немного опасаясь, что тот занервничает от прикосновений к филейной части). Но Арс нервозности не чувствует, он слишком занят почти невинными (по сравнению с тем что они творят обычно и чем собираются заняться) ласками любимого тела. Неторопливо целует шею и уши, не забывая возвращаться к пухлым губам, оглаживает бока и живот, действительно наслаждаясь этой возможностью любяще приласкать Антона, не теряя головы от всепоглощающей страсти. Шасту так светло́ от этой близости, что он почти забывает то, о чём переживал, когда заходил в эту комнату. Арсений вволю наслаждается верхней половиной Шастуна, прихватывая губами кожу на ключицах и потираясь носом между едва обозначенных грудных мышц. Проверяя чувствительность сосков, облизывая, прикусывая и дуя, выясняет, что Антону приятно, но реакция не такая яркая, как была бы у самого Арса в ответ на подобное. Шастун отзывчивый, но сдержанный. Щедрый на доступные ему в данном положении встречные ласки, но простыми покусываниями сосков и поцелуями в ключицы от него не добиться стонов, и они оба об этом знают. Арсений спускается ниже, обцеловывая рёбра и бока, ведёт языком до пупка от солнечного сплетения, а ладонями по рукам Антона от запястий до плеч, в очередной раз отмечая, что Шастун на ощупь мощнее, чем на вид. Бицепсы крепкие, пусть и не заметны глазу, Шаст не качок, но и не хлюпик, у него обычное мужское сложение, на самом деле восхищающее Попова. В принципе, Арс и сам такой, но это не заставляет его меньше восторгаться тем, к чему он сейчас прикасается. Попов вдруг понимает, что прежде ему не удавалось вот так вдумчиво изучить тело своего мужчины (целиком, а не только в определённых местах), и это в какой-то мере можно считать первым разом. С Антоном каждый раз будто первый. Шастун задумчиво улыбается, удивительным образом подумав о том же, и даёт себе обещание заняться таким же детальным обследованием тела Арсения, как только представится возможность. Арс так увлечён своими открытиями и так на них сосредоточен, что Антон чувствует себя и препарируемой лягушкой в руках юного биолога, и великой ценностью под лупой коллекционера. Ему немного смешно, а ещё он польщён и даже, кажется, напуган. Арсений играет как на инструменте, изучая реакции, запоминая, какие действия вызовут щекотку, а какие заставят потянуться вслед ускользающему прикосновению. И он в восторге от плодов своего исследования, а Шаст в восторге от того, что Попов уже доказал: у них сегодня есть потрясающе много времени на все эти прелюдии. Арс сдвигает чуть набок налитый член Антона, водит кончиком носа по окружности пупка, потирается подбородком о низ живота и… — Шаст! Где? — удивлённо голосит он. — Что? — Антон резво вскидывается, немного напугавшись и совсем не понимая причин Арсова беспокойства. — Ты чего там, хуй потерял? — пытается пошутить он, в надежде сбросить неожиданное напряжение. — Ты придурок, что ли? — Попов и смеётся, и злится. — Волосы где? — Ты же сказал, что я могу побриться, если захочу, — недоумевающе припоминает Шастун. — Я ж не про живот говорил! — Арсений и сам не знает, почему так взъелся, но отсутствие привычной светло-золотящейся блядской дорожки почему-то напрягает. — Ну, ты же там бреешь! — защищается Шаст, совсем не понимая, что в этом такого. — Да не брею я живот! — протестует Попов, — у меня там волосы вообще не растут. — Серьёзно? — Антон об этом и не догадывался, он понятия не имел, что у некоторых мужчин так бывает. — Мне так не нравится, — вроде категорично заявляет, а вроде и жалуется Арс, поглаживая шастуновский живот и не понимая сам себя, вызывая такое же непонимание у Шаста. — Ну ты чего? — всё же спешит успокоить Шастун, — отрастут ведь, не велика потеря. Антон вдруг вспоминает их ссору из-за платья и оброненное им самим «я думал, ты понимаешь, что я мужчина», а сейчас воочию наблюдает, что Арсений понимает это и даже недоволен удалением явно мужских признаков с шастуновского тела. Арс качает головой и торопится переключить внимание на самый явный мужской признак на теле Шастуна, который уж точно никто удалить не сможет, кроме, разве что, хирурга. Попов как бы между прочим проводит по ногам Шаста снизу вверх, убеждаясь в наличии растительности на них, а у Антона в голове — хоть капельки мозгов. Шаст, положив руки под голову, внимательно наблюдает (насколько ему позволяют полумрак и ракурс) за Арсом, за его неторопливыми движениями, за тем, как меняется его лицо. Арсению и правда нравится сосать член «очень-очень». Попов ласкает и гладит, пальцами и языком, облизывает и посасывает, обводит и щупает каждую вену и неровность, то сладко прикрывает глаза, то резко распахивает, отвечая Антону на его пристальный взгляд. Арс сосредоточенно, по крупинкам собирает, словно маркетри́¹, а потом ловит и впитывает чистый нефильтрованный кайф. И Шаст занят тем же, разрываясь между видом своего любовника и ощущениями, которые он дарит ему. Антон тянется чуть прихватить Попова за волосы, памятуя, что тому нравится капелька жёсткости. Но, к его удивлению, Арс уворачивается от руки и спокойно говорит: — Не в этот раз. Арсений сейчас хочет сам управлять ситуацией целиком. Раз уж они тут ставят эксперименты, то сегодня — пусть так. А Шастун и не против, он действительно всесторонне любопытен, и супер-принципиальной разницы, вести или быть ведомым, для него нет. Хотя, если призадуматься, есть, но Арсу уступить он не так чтобы и против. Вот только предложение залезть в платье кажется Антону уж чересчур, но и оно, возможно, имеет право быть обдуманным. А пока Шастун размышляет, отвлёкшись от манипуляций, что производит его партнёр, тот начинает действовать смелее, сначала обласкав мошонку губами и языком, а потом и вовсе приподняв ладонью, выводит бездумные влажные узоры на нежной коже под ней. Шаста от этого передёргивает, это уже не мелкощекочущие приятные мурашки, но и ещё не сладостная дрожь. Его именно передёргивает, и размышлять о чём-либо постороннем он уже не хочет. Антон разводит ноги ещё шире и сгибает в коленях, твёрдо упираясь ступнями в постель. Арс увлечённо работает языком, то разбрасываясь короткими хамелеоньими мазками, то тягуче выводя круги и линии. Арсений размазывает пальцем слюну, сдвигая его ниже, но языком проникнуть между ягодиц в такой позе будет не очень удобно, а пальцем — никто и не разрешал. И Шастун тоже понимает, что так лежать дальше невозможно, а ещё ему щекотно и почему-то смешно, но не из-за щекотки. Арс выныривает из своего «укрытия» и шаловливо играет бровями, садясь на пятки между ног Антона. И мягкий смех, просившийся наружу, Шастун удерживать больше не может. Смех и желание поцеловать изогнутые улыбкой, блестящие слюной тонкие губы. Шаст садится и прикасается к лицу Арсения, уводя указательный палец под ухо, а большой оставляет на подбородке и слегка давит, будто пытаясь приоткрыть ему рот. Арс размыкает губы, подчиняясь движению пальца. Сегодня, пока Антон не в горизонтальном положении, Попов не видит причин так рьяно рваться к штурвалу. Добившись своего, Шастун к его приоткрытым губам не прикасается, но неторопливо целует косточки под глазами, переносицу и щёки, мягко поглаживая впадинку под нижней губой. А затем касается губами губ Арса. Просто касается и ничего больше не делает. Не то чтобы он дразнит, ожидая инициативы любовника, как сам Попов делал утром, а просто ловит мгновение, в какой-то момент решив, что таких неторопливых и целомудренных ласк им не хватает. Они просто дышат друг другу в приоткрытые губы. В этом есть что-то… Что-то, сравнимое с таинственным языческим обрядом. Когда благостный воздух, поддерживающий в Антоне жизнь, вырывается из лёгких и Арс его вдыхает, впитывает, словно забирая себе частичку Шастуна, и заново, только наоборот. Наконец, первым не выдерживает Арсений, преображая это причудливое касание в поцелуй. А он именно не выдерживает, и поцелуй выходит страстным и даже с парой укусов. Шастун не против вступить в эту игру, он знает, что любой момент, кажущийся святым, рано или поздно должен закончиться. Страсть и вдруг вернувшееся, казалось забытое, волнение плещут через край, выливаясь в уже даже не страстный, а почти грубый поцелуй. Мужчины терзают губы друг друга. Никто не уступает. Арс твёрдо водит ладонями по спине Шаста, чуть нависая над ним, а сам Шаст крепко сжимает его бока, не помышляя оставить, но, похоже, всё-таки оставляя синяки на них. Вот Попов чувствует, что вновь всколыхнувшиеся переживания поулеглись и осталось лишь сладкое предвкушение, и несильно шлёпает Антона по бедру. Шастун весело вскидывает брови. Такого у них ещё не было. За подобную вольность Антон игриво кусает Арса в подбородок, а потом всё же поворачивается к нему спиной, чего Попов этим шлепком и добивался. Теперь смешно Арсению, и подбородок саднит. Кусачий Шастун опять перестарался. И как он Арсу член не откусил (и даже ни разу не прикусил) во время их эротических изысканий? — Мне лечь или встать на четвереньки? — уточняет Антон, слегка не то что бы стесняясь, а просто чуть-чуть робея. Смелый эксперимент всё же. Арс согласился попробовать, но это ещё не значит, что он в восторге. В конце концов, Арсений легко идёт на уступки, да и сам процесс как-то затянул. Не приступил сразу к делу, а вот уже неопределённое количество времени сладко мучает Шаста предварительными ласками. Восхитительными, надо сказать, ласками. Арс представляет Шастуна на четвереньках, доверившегося ему, и в голову бьют восторг и трепет, похожие на пузырьки шампанского. И они выливаются в крепкие объятия, такие порывистые, что Шаст чуть не падает вперёд. Арсений обнимает его со спины, как сегодня на кухне, с той лишь разницей, что теперь они оба стоят на коленях и обнажённые. Арс прижимает крепко-крепко, ухватив Антона поперёк груди, упираясь лбом чуть ниже шеи. Шастуну трудно дышать, но он понимает, что это не просто обжимания, он ощущает, сколько чувства в них вложено, и тает. Тает, оседая, чуть сдавая назад, падая в эти объятия, натыкаясь на влажно-будоражащее прикосновение головки Арсова члена где-то в районе копчика. И Арсений порывисто выдыхает, тоже замерев от интимности этого прикосновения. Они ещё даже не пытались обсуждать секс с непосредственным проникновением, но Арс знает, что это было бы моментом кульминации их доверия друг другу. «Это» — любой из двух вариантов: отдать себя Антону или принять от него такой дар. Но даже думать ещё рано о подобном. А Шасту, не оформившему подобную мысль, но где-то на самой периферии сознания прочувствовавшему что-то похожее, терпеть больше не по силам, и он падает-таки вперёд. Но когда пытается встать на колени и локти, Попов его придерживает, оставляя лежать на животе, вновь принимая контроль над ситуацией. Арс не то чтобы целенаправленно оттягивает, так сказать, момент истины, а просто хочет всесторонне насладиться сегодняшним актом блаженства. Он даже хотел бы назвать это актом поклонения. Поклонения долговязому, жилистому, дающему большой простор для возможностей и экспериментов (хотя бы за счёт внушительной площади) и невероятно привлекательному шастуновскому телу, в котором таятся самые непостижимые из тех, что Арсений встречал в своей жизни, разум и душа. Не слишком ли громкие слова подкидывает Арсов разум, описывая человека, романтические отношения с которым длятся лишь пятый день? Но Попов-то знает — не слишком. Ведь определённые чувства к нему Арс испытывает уже не первый год, которые, как с превеликим удовольствием и трепетом Арсений выяснил, всё это время не были безответными. Шастун и рад бы понимать все тонкие мотивы и порывы Арса, но не ощущает себя готовым больше терпеть все эти сладкие издевательства и бесконтрольно ёрзает, пока Попов гладит и целует его спину. А самому Попову всё равно. Он приходит в восторг от возможности созерцать и ласкать широкие и, чего Арс раньше даже не подозревал, такие приятные его глазу манящие плечи. Арсений раньше вообще многого о своих пристрастиях, похоже, не знал. А теперь вот он царапает зубами мощную спину, и дует на обнаруженную и облизанную им родинку под лопаткой, которая совершенно его очаровала, будто ожидая, что от потока воздуха она напряжётся, подобно соску́, чего, конечно же, не происходит. А вот её владелец не может спокойно лежать, уже не зная как себя удержать на месте, вымученный возбуждением, нетерпением и истомой. Арс разминает Антону плечи, целует шейные позвонки и потирается серединой ствола своего члена в ложбинке между ягодиц, а Шастун уже вообще не соображает, и даже представить не может, что ж с ним будет, когда они наконец доберутся до основного, на сегодняшний вечер, блюда. Арсений устраивается поудобнее и ведёт языком сверху вниз по позвоночнику, как это утром делал Шаст. Гладит бока, целенаправленно чуть щекоча, добиваясь от Антона вздрагивания, с силой придавливая языком ямочку на пояснице слева и довольно чувствительно кусает ягодицу, широко раскрыв рот. — Эй! — Шастун оборачивается, подскакивая на месте. — Больно? — очухивается Арс. Шаст качает головой, отворачиваясь обратно: ему не больно, просто Арсений этим действием выдернул его из затуманившей глаза и разум эротической дымки. И это даже хорошо, а то Шастун уже начал чувствовать себя перепоенной маргаритами тёлкой, которую сняли в клубе, а теперь вертят как хотят. Словом, Шаст понял, что абсолютно вываливается из процесса, увлечённый и заласканный. Арс разглядывает вверенную ему территорию. Раньше он как-то не то чтобы не интересовался, а просто не догадывался, да и шанса не представлялось изучить Антона с тыльной стороны. Ну, и как-то Арсения не привлекали раньше мужские задницы, но эта задница, понятное дело, составляет исключение, как и весь её хозяин целиком. Арс то дерзко мнёт и сжимает светлокожие суховатые ягодицы, то бережно поглаживает, пробегаясь самыми кончиками пальцев. Арсений знает, что Шастун не занимается в зале, не пестует специально своё тело, потому ягодицы у него не округлые и не подкачанные, но и плоскими их нельзя назвать. Самое подходящее для них слово — поджарые, и Арсу это очень-очень по душе. Попов ведёт кончиком носа от копчика вниз, по ложбинке, а затем повторяет тот же путь языком. Подхватывает Шаста под живот, безмолвно предлагая подняться, и когда Антон встаёт на четвереньки, Арс раздвигает его ягодицы и смотрит, будто заглядывает в неизведанное. Можно даже сказать, любуется сморщенным маленьким отверстием симпатичного светло-коричневатого оттенка и пигментным пятнышком, обрамляющим его, имеющим чуть красноватый оттенок, похоже, от лёгкого раздражения, сопроводившего, скорее всего, первое в жизни Шастуна бритьё столь интимной зоны. «Хоть не порезался — и то хорошо», — думает Арсений, качая головой, и с сожалением до этой красноты дотягивается, легко обводя пальцем. Шаст утыкается лбом в свои руки, стоически терпя и это исследование своего тела, понимая — сейчас всё будет. Попов не обманывая его ожидания, наконец, касается кончиком языка сразу самой дырочки, и Антон аж подскакивает, запрокидывая голову и удивлённо вскрикивая. Арс тут же прерывает процесс, так толком и не начав, испуганно и обеспокоенно уточняя: — Всё нормально? Шастун оборачивается, являя Арсению свои ошалелые глазищи и кивает: — Нормально. Да, — добавляя, так, будто не верит самому себе. — Очень… — И отворачивается обратно, чуть выпячивая зад, подаваясь к Арсу. Попов, теперь ещё больше не уверенный в своих действиях, ведёт носом по ягодице, но всё же возвращается к прерванному, проводя расслабленным языком по складочкам снизу вверх один раз и второй, укладывая влажные следы языка крест-накрест. Антон часто громко дышит, прикусывает губу, иногда, тем не менее, постанывая, вращает плечевыми суставами, будто разминая, то встаёт на вытянутые руки, то опять опускается на локти, однако стараясь бёдра оставлять без движения, чтобы ничто не мешало Арсу делать… то, что он делает. Шаст мотает головой, будто отказываясь, не понимая, хочет он прекратить всё или требуя продолжения. Он даже не ожидал такой реакции от своего тела, не подозревал, что первое же Арсово касание там принесёт такие фееричные ощущения. Будто разряд. Будто маленький взрыв, напряжение всех мышц и нервных окончаний, согревающее тянущее чувство в промежности и под пупком, которое приносят обычно первые позывы к возбуждению, однако в этот момент Шастун и не подозревал, что возбудиться ещё больше окажется ему по силам. Арсений смелеет и забывается в своём занятии, откровенно кайфуя, то напрягая язык, пытаясь прокрасться им в каждую складочку, то расслабляя и придавливая, будто ожидая, что они абсолютно разгладятся под этим прессом. Поднимается к копчику, опускается к промежности и яичкам, размазывает слюну по ягодицам, щекоча в складках-линиях под ними в месте перехода ягодицы в ногу, но неизменно возвращается к аккуратной дырочке, чтобы поиграть с ней. Антон начинает мелко дрожать, ощущения похожи на приход от марихуаны. Он чувствует прокатывающиеся вверх по спине и затылку тяжёлые, разгоняющие все мысли, волны. От эйфории закладывает уши. Для полного сходства не хватает лишь глупого смеха, но для него сейчас не время. Шастун, удивляя даже себя, начинает поскуливать, это уже даже не похоже на стоны, это именно скулящий негромкий вой, будто от боли, переходящий время от времени в чувственное, рвущееся сквозь прихваченную губу «ммммм». Арс удваивает усилия, откровенно кайфуя как от наслаждения, которое так явно и несдержанно получает Антон и о котором так чувственно поёт, так и от собственного наслаждения, приносимого Арсению его же действиями. Антон солоноватый здесь, с легчайшим привкусом мускуса, и, как ни странно, щёлочи, который, собственно, говорит, видимо, о даже слишком тщательнейшим образом соблюдённой гигиене. Арс полностью сосредотачивается на, так сказать, главной героине сегодняшнего их вечера: маленькой, погорячевшей от прилива крови, сокращающейся дырочке, обводя её по краям, старательно вылизывая языком-лопаткой, чувствуя, как она то крепко сжимается, то бесстрашно, но, конечно же, не сильно открывается под его ласками, как будто дышит. Шаст, доведённый просто до умопомрачения этими Арсовыми манипуляциями, дрожит, иногда резко втягивая воздух, будто всхлипывая, вытирает взмокший лоб о простынь, безжалостно зачёсывает назад всей пятернёй мокрую чёлку, вытирает вспотевшие ладошки и, опираясь на плечо и шею, заводит руки назад, раздвигая и удерживая свои ягодицы перед лицом Арсения. Попов работает упорнее, ощущая, как с каждым вдавливающим движением языка дырочка смягчается и расслабляется под его натиском. И в какой-то момент, пользуясь этим, Арсений проникает в неё самым кончиком, сам подрагивая от волнения и перевозбуждения, и ему кажется, что ещё немного и он сможет кончить как в их первый раз: почти без какой бы то ни было физической стимуляции своего члена. Как только острый кончик языка лишь чуть-чуть проникает в него, Шастун пытается извернуться, чтобы взглянуть на Арса, отпуская свои ягодицы и упирается руками в постель, умоляюще причитая: — Погоди-погоди-погоди. Попов тут же отрывается от своего занятия, выныривая из белого шума, созданного эротизмом ситуации. — Слишком? — обеспокоенно-сожалеюще вопрошает он, мягко поглаживая бедную ягодицу. — Нет, всё нормально, — Антон тяжело дышит и невнятно бормочет, — Просто обожди чуть-чуть. — Что-то не так, да? — настаивает Арс, действительно переживая, что сделал что-то не так. — Всё хорошо, — пытается убедить его Шаст, хотя ему сейчас очень тяжело вообще хоть что-то пытаться, и честно добавляет, — Просто дай мне немного остыть, а то я кончу прямо сейчас. — Разве это плохо? — светлеет Арсений и, несмотря на слабые сопротивления любовника, лихо возвращается к прерванному процессу. Антон опять стонет, а Арсений бесстыдно ввинчивается языком в приоткрытую солоноватую дырочку, тоже имеющую почти незаметный привкус мыла даже внутри, оттягивает одной рукой поджарую ягодицу Антона, а второй, потеребив его яички, как гроздь винограда, начинает, наконец, ласкать член. — Твою мать, Ааарс, — вскрикивает Антон и утыкается лицом в постель, хоть немного заглушая звуки, принимающие формы «Аххх», «Мммм» и «Ооо», вырывающиеся из его горла каждый раз, как язык Арсения проникает в его зад. Язык — это не член и даже не палец, потому ввести его глубоко не выходит, но Попову, как и Шастуну, хватает и того, что у них получается. Арс чувствует, как тугие мышцы входа сжимают его язык в том месте, до которого получается его впихнуть. Это даже немного больно, но так волнительно и необычно, и приносит неизмеримо много удовольствия. Арс чувствует себя так, словно это его ласкают и доводят до сумасшествия, а не он. Попов отрывается лишь на секунду и просит: — Помоги мне. Антон без пояснений хватается за свои ягодицы и тут же вскрикивает, встречая этим шумом вновь ворвавшийся в него язык. Арс освободившейся рукой хватается за свой ноющий член, имея подозрение, что он скоро взорвётся без внимания. Попов не пытается больше вынуть язык, а, закатывая от удовольствия глаза, двигает кончиком внутри, будто делая волну, задевает то верхнюю, то нижнюю стенку, иногда делая попытки обвести круг, что гораздо сложнее, и ускоряет движения своих рук. Антон ёрзает, опять протяжно мычит и продолжительно кончает, беспомощно вздрагивая на каждый спазм. Арсений плотно вжимается лицом между его ягодиц в желании проникнуть хоть на миллиметр глубже в отчаянно пульсирующее отверстие и тоже сдаётся заставшему его врасплох оргазму, даже не вынимая языка, немного комично выдыхая стон прямо туда, где находится его рот. Арс собирает в кучу последние свои силы, отодвигается и помогает лечь на бок совершенно не способному на это загнанно дышащему Антону. — Охуеть… — первым делом выдыхает Шастун, с трудом переворачиваясь на спину, — Я даже не знал, что у меня там эрогенная зона. — А если бы знал, не пришёл бы сегодня ко мне в спальню из ванной? — пытливо и чуть насмешливо интересуется Арсений, почему-то вдруг не к месту вспомнив стереотипные представления о том, какие ласки не подобают быть по нраву настоящим натуралам (а они ведь только-только начинают пробовать, так сказать, «ненатуральные» ласки). — Чтооо? — удивлённо, с вызовом и смехом в голосе тянет Шаст. — Да если б я знал, я бы вприпрыжку из этой ванной бежал к тебе в спальню, — тут Шастун скашивает глаза, недовольно прищурившись. — А ты, как видно, без меня справился, да? Арс пару раз растерянно хлопает ресницами, и только после этого до него доходит суть претензии. Антон не в восторге от того, что Арс себе немного помог достичь оргазма, не дождавшись, пока это сделает Шастун. Попов не собирается оправдываться или огрызаться, тем более, что Антон этого и не ждёт, да и предъявляет скорее шутливо, несмотря на свой крайне строгий вид. А потому Арсений подкатывается под шастуновское крылышко, зарывшись лицом в его шею. — Как это без тебя? — дразняще шепчет он, влажно выдыхая в ухо. — Без тебя бы я с таким делом ни за что не справился. Антон сначала старается сохранять серьёзный вид и даже пытается наклонить голову к плечу, будто выгоняя Арса, но потом не выдерживает и, рассмеявшись, набрасывается на Арсения с поцелуями. А Попов с удовольствием поддаётся этой атаке, отмечая у Шастуна отсутствие брезгливости. Не то чтобы Арс посчитал, попробовав, римминг чем-то заслуживающим брезгливости или смущения. Просто жена после кунилингуса всегда отправляла его прополоскать рот, прежде чем целоваться, и это было немного обидно, но Арсений уважал её желания. — Это было шикарно, — выдыхает Шаст, опять откидываясь на спину. «Шикарно» — мысленно соглашается Арс, ему до чёртиков понравилось всё, что они тут только что делали, и он, прислушиваясь к себе, понимает, что зря задёргался утром, отогнав Антона от себя, когда тот без слов, но всё же предлагал то же самое. Арсений хочет попробовать, хочет согласиться, если принимать подобные ласки будет хоть вполовину так же великолепно, как давать их. Но Попов не хочет говорить об этом сам, но и не знает, предложит ли или даже потребует Шаст провернуть (не сегодня, само собой) то же самое, но поменявшись ролями. Однако Антон не предлагает и вообще ничего не говорит, а лишь сгребает в охапку напряжённо размышляющего, но вместе с тем обессиленно валяющегося рядом Арса, и расслабленно сопит ему в висок, уплывая в дрёму, очевидно, хуй забив на изгвазданные простыни. Арсений следует его примеру и тоже засыпает, вымотанный столь чудесным и динамичным полученным ими опытом. Примечания ¹ маркетри — Мозаика из небольших кусочков дерева и слоновой кости Интересно мнение об этом эксперименте. Раньше я не пробовала писать, пытаясь уловить настроение и мысли обоих персонажей сразу. Ну что? Как?