В очередной раз навестив обитателей «Нефритовой сабли», Маз пожелала как можно скорее повидать прославленного внука Дарта Вейдера.
— Ну, и где твой чудом спасенный рыцарь? Где ты его прячешь? Давай же, давай, веди меня к нему! — ворчливо поторапливала она Рей, пока обе женщины не достигли медицинского отсека.
Конечно, Маз не требовалось объяснять, что уж от нее-то Рей и не думала прятать своего подопечного. Просто так сложились обстоятельства, что госпожа сумела наведаться к ним с тех пор, как Бен пришел в сознание, только теперь. А может быть… Рей не рискнула бы такое предположить, однако, кто знает, возможно у Маз имелись другие, более весомые причины, помимо недостатка времени (которое вообще-то было для пиратской королевы обычным делом), чтобы некоторое время не появляться здесь.
Увидав того, кого хотела, Маз картинно всплеснула руками.
— Ну конечно же, это мальчишка Соло, — безо всякого приветствия выдохнула она. — Долговязый, сутулый, бледный, как смерть. Я думала, ты хоть будешь выглядеть старше, но сейчас вижу: коль скоро ты ухитрился до тридцати лет сохранить лицо сопливого подростка, то сохранишь и до шестидесяти. И чего только отец говаривал, будто ты удался вылитым Скайуокером? И почему дорогая Лея вздумала называть тебя не иначе как «маленький принц» и «кровь Альдераана» — что бы это ни значило, все вздор! Никакого изящества твоей царственной родни в тебе нет и в помине, так и знай! Ты — Соло до мозга костей, это видно сразу. Разбойничье дитя, сын жулика, каких поискать...
Рей, услыхав ее слова, так и прыснула. Лишь в последний момент успела зажать себе рот ладонью.
Бен не стал отвечать. Недоумение и досада властвовали на его лице, однако губы так и норовили растянуться в улыбке. Рей его понимала; уж она-то успела уразуметь, что иначе с Маз говорить попросту невозможно.
— Маз Каната? — только и произнес он. Просто чтобы уточнить, верно ли понял, с кем имеет дело.
Она кивнула.
— Обычно я не люблю вести беседы с такими противными хулиганами, как ты. Но ради сынка Хана Соло так и быть, сделаю исключение.
Маз натянула очки; ее глаза сразу непомерно увеличились.
Рей наблюдала, как женщина подходит в койке и останавливается, видимо, для того, чтобы изучить лицо Бена своим особым взглядом — точно так же, как она прежде изучала Финна. Невидимая нить их Уз донесла до Рей неудобство, скованность. Юноша вдруг начал озираться, не зная, куда себя деть.
Вердикт, вынесенный Маз, вызвал у девушки новый приступ сдавленного смеха.
— Так я и знала! Такой же вздорный, сумасбродный паршивец, каким был твой папаша. Уж я-то хорошо знаю эту шальную породу. Из тех, что любезно улыбаются тебе в лицо, а за спиной уже переводят бластер в режим готовности. Вот что, детка, — Маз бегло взглянула на Рей, — может, ты дашь нам поговорить с глазу на глаз?
Та покорно вышла в коридор, делая вид, что не замечает, как Бен смотрит на нее растерянно и тревожно. Юноша не мог взять в толк, о чем ему говорить с этой женщиной, которая хоть и выглядит крохотной, хрупкой и, быть может, немного чудной, однако в действительности представляет из себя нечто куда более значимое. И дело не только в чувствительности к Силе, которую молодой человек угадал тотчас, как только хозяйка кантины переступила порог медотсека. Маз Каната была наделена иной, более глубинной и таинственной властью. Ее тихую и неуклонную мощь Бен просто не мог охватить своим разумом, однако кто-кто, а уж он-то имел достаточное представление о том, насколько способны разниться внешний вид и внутреннее содержание?
Едва за Рей закрылась дверь, Маз показательно зевнула.
— Что, даже не предложишь даме присесть? — сказала она с усмешкой, окинув обстановку отсека каким-то нарочито небрежным взглядом.
Бен лишь развел руки в стороны, изображая гостеприимство, хотя и без особой охоты.
Маз, пожав плечами, направилась к креслу, продолжая на ходу сердито бормотать:
— Грубиян, конечно. Другого я и не ждала. Слышишь меня, парень? Ты хоть знаешь, что любой на моем месте предпочел бы прострелить тебе башку, пока ты лежал тут без сознания? Это было бы разумно. Кроме того, ты заслужил это.
— Мне все равно, осуждаете вы меня или нет, — недовольно отчеканил раненый рыцарь.
Маз фыркнула.
— Глупый эгоистичный юнец! Считаешь, мне нечем заняться, кроме как судить тебя за твои сумасбродства? Если отец и дядя отдали за тебя жизнь, значит, считали, что ты этого заслуживаешь, несмотря на твой отвратительный характер. Кто я такая, чтобы с ними спорить? К тому же, ты и без моего участия сам себя осудил так, что хуже быть не может.
— Тогда зачем вы здесь?
— А разве непонятно? — Маз изобразила удивление. — Чтобы тебе помочь. Хотя бы ради этой девочки, которая готова мучить себя, не спать ночей, только бы ты, олух этакий, поскорее поправился. А ты только и знаешь, что пить у нее кровь.
Бен слегка вздрогнул.
— Она говорила с вами обо мне?
— Если ты имеешь в виду, уж не жаловалась ли она, то нет. Категорически нет. Такие, как Рей, даже умирая, причитать не станут. Пустыня хорошо ее закалила. На твое счастье — и за что только счастье достается таким дуракам?..
Они беседовали долго — кажется, больше часа. Тирады Маз как будто нарочно испытывали выдержку человека, сидящего перед нею. Женщина активно жестикулировала, всем своим видом демонстрируя возмущение и озабоченность.
— … Подумать только, ведь в последнее время гости мне все уши прожужжали об устрашающем темном лорде, о «новом Вейдере», воплощении зла и хаоса. И что же я теперь вижу? Что, скажи мне?! Юного недотепу, которому так же далеко до своего деда, как далеко этому пугалу, Сноуку, до покойного Палпатина, будь он трижды проклят!.. Да содрать с тебя маску и черные тряпки — и что останется? Голая, испуганная душонка! Чего ощетинился? Не нравится, когда у других тоже находятся для тебя бранные словечки? Молчи, молчи, дурень…
Бен и вправду молчал, стараясь уложить в голове всю немыслимую абсурдность происходящего. Незнакомая миниатюрная женщина отважилась напасть на него и отчитать, словно провинившегося школьника. Изумление в душе Бена было настолько велико, что пока брало верх над обычной его вспыльчивостью, и парень вместо того, чтобы возмутиться, лишь глупо хлопал глазами, сконфуженно потирал руки и вжимал голову в плечи. К тому же, в голосе его собеседницы присутствовало что-то, против чего бессильна всякая ярость — словно ветер против камня; против крутой, несокрушимой скалы.
Маз тем временем продолжала. Она и не думала умолкать.
— И он еще чем-то недоволен! Еще смеет издеваться над несчастной девочкой! Ты должен не роптать на судьбу, а благодарить ее за то, что именно Рей ободрала с тебя весь твой темный лоск. А ведь это мог бы сделать и кто похуже...
Последние слова собеседницы заставили юношу посерьезнеть. Похоже, он понял, кого Маз имела в виду, причем, понял тотчас.
— Он существует лишь тем, что пожирает чужие жизни. И ты полагаешь, что он пощадил бы твою?
Бен с видом искренней убежденности принялся качать головой.
— Я нужен ему для другого...
— Как живая икона? Возможно. Но до поры, не более. Пока идет война, ты, конечно, важнее там, в эпицентре — чтобы щеголять перед толпами штурмовиков своими умениями и славой «нового Вейдера», а заодно исполнять грязную работенку, которую не поручишь обычным солдафонам. Ну, а что потом? Никогда не думал об этом? Что будет с тобой, если Рэкс победит, а Империя возродится из пепла, как он того хочет? Не выйдет ли так, что «новый Вейдер» сделается в глазах императора не только бесполезным, но и опасным?
Тут Маз выпрыгнула из кресла и, приблизившись к койке, застыла со сложенными на груди руками. Шутки окончились, вдруг осознал Бен. Женщина взглянула в самую глубь его глаз, беззвучно взывая к его сознательности, к его благоразумию.
Рей бы узнала этот взгляд. Точно так Маз смотрела на нее тогда, в подвале кантины, когда девушка обнаружила сейбер Энакина Скайуокера...
— Подумай-ка, парень. Уж чем-чем, а мозгами Сила тебя не обделила, так задай им работу, хатт побери! Для чего ему нужен ученик? Всегда один, всегда под боком. Молодой, здоровый, крепкий. Одаренный Силой. Покорный, открытый, сломленный... Его собственное тело ведь никуда не годится, оно гниет изнутри и разлагается. Галлиус Рэкс умирает. При помощи ситхского колдовства ему удается продлить агонию, но не более того. Прикованный к источнику своего убогого существования, словно погребенный в склепе. Не то пленник, не то труп.
— Он говорил, что может исцелиться.
— Верно. Есть один способ, и тебе он известен.
Лицо темного рыцаря перекосилось от ужаса и отвращения.
— Послушай, Бен, — продолжала Маз каким-то другим, куда более тихим и глубоким голосом, — не я должна говорить тебе все это. Но если уж так случилось, что больше некому... впрочем, ты и сам все понимаешь, я по твоему лицу вижу. Тебе ноги нужно целовать этой девочке! Ей и моему бедному малышу Чуи. За то, что они не бросили тебя, вырвали, выцарапали назад из преисподней. Иначе это он, Рэкс, однажды сорвал бы с тебя маску и лишил бы всего твоего напускного величия, а после… поверь, даже застенки Святилища показались бы тебе раем. Ты ведь знаешь об экспериментах Плэгаса, не так ли? «Если тело спасти невозможно, необходимо отыскать новую оболочку». Спроси-ка себя, не таков ли его план? Он ведь даже не особо-то и скрывал от тебя свои намерения, верно? Неужели ты настолько доверял этой твари, что добровольно не замечал очевидного? — Маз с сомнением прищурилась. — Или надеялся, что однажды сам сможешь его одолеть? Если так, то ты истинный внук Эни Скайуокера! Нет, честное слово, чтоб ворнскры задрали всю вашу треклятую родню!..
— Но внук Вейдера... — процедил Бен, стремительно бледнея.
Маз назидательно подняла палец вверх.
— Не забывай, малыш, Вейдер был Избранным, порожденным самой Силой. И кроме того, он был давним врагом Рэкса. Разве бывший гранд-адмирал может унизить своего врага больше, чем стать его потомком? Подменить собой само будущее Скайуокеров и сорвать при этом немалый куш — вселиться в тело с таким количеством мидихлориан, которое доступно только Избранному.
Они замолчали.
На Бена было страшно смотреть. Бледный, как полотно, он сидел, низко опустив голову, и изучал взглядом свои чуть заметно подрагивающие руки. Самые глубинные, самые сокровенные его страхи вдруг показались наружу, облеченные в слова весьма однозначно. Все, что он раньше считал не более чем туманным и смешным подозрением, обрело немилосердную ясность.
— Нет, нет, я вам не верю... — наконец отчаянно пролепетал молодой человек.
Маз тяжело глянула на него — с осуждением и состраданием.
— Не принимай близко к сердцу мою болтовню, Бен. Это лишь брюзжание глупой старухи, не более. Моя задача — подбросить немного пищи твоим мозгам.
— Я шесть лет служил Верховному лидеру. Он давно мог бы расправиться со мной, если бы хотел именно этого. Какой смысл понапрасну терпеть страдания, когда средство избавления давно у тебя под рукой?
— Да полно тебе! — Маз отмахнулась, давая понять, какого она мнения о столь жалком аргументе. — Ты нарочно цепляешься за соломину и говоришь глупости, нисколько не соответствующие своему природному умению соображать. Право же, стоит тебе немного пораскинуть мозгами — и ты сам найдешь достаточно причин, отчего Галлиус оттягивал кульминацию своего замысла. Одну из них ты уже назвал: зачем сразу убивать того, кто может оказаться полезным? Куда лучше сперва взять с потомка Вейдера все, что можно. Превратить его в эмблему своей тирании, а после — самому насладиться его лаврами. Он дождался бы окончания войны, и уж тогда выпил бы твою жизнь до дна, а твое тело стало бы новым жильем для его духа — этот темный ритуал венчал бы победу императора Рэкса, и он в твоем обличье стал бы править галактикой. Это вполне в его духе, ты не находишь? Впрочем, может быть и другая, более весомая причина. Ты должен знать, что для ритуала нужно полное подавление воли. Прежде, чем овладеть чужой жизнью, необходимо овладеть душой. Вероятно, что-то в тебе еще сопротивлялось; что-то мешало Сноуку взять то, что он хочет. Что именно, это уж тебе виднее. Однако мне известно, что, несмотря на звание магистра, ты продолжал считаться его учеником. Он говорил, чего тебе не хватает для завершения обучения?
— Самоконтроля. Умения противостоять соблазнам Света.
Реакции Маз, которая последовала за его признанием, Бен, честно говоря, не ожидал, хотя казалось бы, после всех прозвучавших слов его уже ничто не должно бы удивлять. Женщина просто рассмеялась, глядя ему в глаза, самым смелым, безапелляционным образом. Ее громкий и беспощадный, сопровождаемый легкой судорогой смех казался таким же всепроникающим, как вода; он разом наполнил собой помещение, не оставив ни одного уголка, где можно было бы от него спрятаться. Маз держалась за живот, согнувшись пополам, и сквозь приступы неудержимого хохота, успевала приговаривать:
— Ха! «Соблазны Света», вот так насмешил! Или ты нарочно так пошутил надо мной, сын Хана Соло, или мне стоит взять назад все, что я говорила о твоих умственных свойствах, потому что всерьез поверить столь несусветной выдумке может, право, лишь полный дурак! «Соблазны Света»... нет, вы это слышали?! Что за дичь! Да ведь это Тьма, только она соблазняет и подавляет! Свету подобного не дано, да и к чему? Вдумайся, парень, «соблазнение» всегда означает искажение, уход от привычного. Но что может быть привычнее для человеческого сердца, чем любовь, доброта, сострадание, нежность и ласковость — уж не их ли Галлиус Рэкс окрестил «соблазнами», а?.. — наконец, отсмеявшись вдоволь, Маз продолжила уже серьезно: — Твой Верховный лидер запудрил тебе мозги грубой, примитивной ложью. Свет не может соблазнять, стезя Света не противоречит естественному пути человека. Каждый из нас рождается, окруженный Светом, и лишь много позднее сам делает свой выбор.
— Избавьте меня от проповедей! — вскипел Бен. — Каждому известно, что гнев, боль и прочие чувства, пробуждающие в нас Тьму, не менее естественны, и где бы мы были сейчас, если бы не они?
— Я — не джедай, и, помилуй Сила, не священник, чтобы читать тебе проповеди, Бен Соло, — в тон ему — с раздражением — отвечала Маз. — Если ты считаешь злобу или желание мести естественным для человека и для самого вселенского потока, это твое дело. Если ты мыслишь естественным, когда муж убивает жену на сносях, а отец — сына, это твое дело. Однако для меня всегда было и навсегда останется естественным лишь то, что не заставляет наши души страдать. Вот что я тебе скажу, парень: то, что Рэкс считал тебя расположенным к «соблазнам Света», подтверждает мою догадку, ты не находишь? Вообрази, почти тридцать лет он возился с тобой, пытаясь захватить твое сознание, а ты, треклятый мальчишка, по-прежнему восприимчив к Свету и неподвластен ему до конца. Не потому ли он заставил тебя пойти на крайность и убить собственного отца? Да-да, я знаю об этом. В Силе трудно что-либо утаить, а тем более столь страшное преступление. Я и сейчас слышу, как твоя душа в тайне кричит от невыносимой муки — гораздо более страшной, чем все, что с тобой проделывали в замке. Ну, что скажешь, Бен, права я или нет?
— Нет! — глаза Бена на миг налились кровью. Его состояние приблизилось к бешенству; однако то была поверхностная злоба, столь же мимолетная, как дуновение ветра. — Вы ошибаетесь! Убить Хана Соло было моим собственным решением. Только моим...
— Ну разумеется! Гордость мешает тебе признать, что ты плясал под дудку Рэкса. Спорю на что угодно, ты и под пыткой не согласился бы с правотой моих доводов, сарлакк тебя сожри!.. — Маз вновь умолкла ненадолго. Затем вдруг осведомилась: — Что тебе известно о битве при Акиве? Из-за чего она случилась и каковы были последствия?
Столь внезапная и поспешная смена темы вызвала у Бена лишь недоумение, своеобразным образом перебившее гнев.
— Немного, — признался он, изумленно моргнув. — Я слышал, что это произошло в 4 году ПБЯ. Бойцы Альянса приняли сообщение от своего пропавшего пилота и отыскали крупную базу имперцев...
— Ох и плохо же ты знаком с историей той хунты, за которую вздумал сражаться, — прервала его Маз. — Впрочем, вряд ли это твоя вина. Что ж, я расскажу. Во-первых, войска Альянса последовали за сообщением не просто «пропавшего пилота», а Веджа Антиллеса, главы эскадрильи Проныр, уж о них-то ты должен был слыхать...
Юноша задумчиво кивнул. Он знал, сколь огромную роль сыграл Ведж Антиллес в Гражданской войне, в частности, в Явинской битве, и легко мог поверить, что за жизнь этого человека Альянс готов был сражаться, как сказал бы генерал Хакс, не жалея ресурсов.
— ... Во-вторых, — бесстрастно продолжала Маз, — бойцы Альянса нагрянули на Акиву вовсе не ради Веджа. Они знали, что там соберутся члены старого имперского совета. Офицеры, в чьи руки перешел флот Империи после Эндора. Нашелся человек, который предупредил их...
— «Оператор», — догадался Бен. Кажется, теперь ему стало ясно, к чему клонит собеседница.
«После Эндора этот человек удалился в бега. Большая часть имперских офицеров считала его погибшим. Он жил под вымышленным именем, тайно набирая сторонников — так называемый Теневой совет. Ждал, пока Новая Республика выкорчует основной состав руководителей флота, и даже тайно помогал войскам Альянса...»
Давний рассказ Скайуокера...
... Молодецкий кулак, уже достаточно окрепший, решительно грохнул о постель.
— Грязные сплетни! — зло выдавил рыцарь. — У Альянса нет доказательств, что это был именно он... ни у кого нет...
Маз не повела и бровью.
— Конечно нет. Да и странно, если б были. Рэкс приложил достаточно усилий, чтобы избавиться от любой информации, компрометирующей его лично и его подельников. Теневой совет — прямой наследник Империи, это внушалось всем и каждому. Но у Альянса имелись определенные догадки о том, кто скрывается за именем «Оператора»; Джиал Акбар отлично понимал, что этот человек преследует собственные цели, которые тогда, перед Акивой, совпали с целями возрождающейся Республики. Это привело к тому, что основная часть руководства флота Империи была уничтожена. Галлиус Рэкс предал своих союзников и открыл Альянсу их местоположение. Ты ненавидишь ложь и предательство, не так ли, Бен? Но тот, кому ты служил все последние годы, был именно лжецом и предателем.
Взгляд бархатных глаз растерянно блуждал по лицу странной женщины; Бен всей душой хотел бы хоть как-то оспорить ее выводы, только вот подходящих слов никак не находилось.
— Но... откуда вам известно, что все это — правда? — спросил он наконец.
Маз только пожала плечами.
— Поживи с мое, и тоже будешь знать все, даже то, о чем вовсе предпочел бы не слышать. И уж конечно научишься отличать ложь от правды. Все это было до твоего рождения. А точнее, за четыре месяца до того, как ты появился на свет. Сперва Акива, затем Джакку — сражения, в которых погибла Империя. Гранд-адмирал почти лишился собственного тела, вынужденный бежать и скрываться в ближайшем месте Силы, которое было ему доступно. Наверняка, именно тогда ты и начал слышать его. Если не ошибаюсь, все эти годы Сноук ни разу не покидал своего убежища, общаясь с внешним миром лишь при помощи голограммы. По крайней мере, мне не доводилось слышать, чтобы хоть кто-то видел его во плоти, а уж болтовни-то — пустой или нет — я день ото дня слышу немало.
Бен с силой зажмурил глаза. Конечно, он не мог помнить того, о чем говорила Маз. Человеческая память не хранит дней, проведенных в утробе матери, равно как и первые годы жизни — наверняка, у природы имеются на то свои причины, углубляться в которые было бы излишним. Однако чувства тех дней часто остаются с нами, возвращаясь во снах, как предвестники полноценных воспоминаний. Сумбурный набор неопределенных ощущений, способных иной раз превратить нечто совершенно обыденное в нечто особое. Любому человеку знакомы эти необыкновенные сны, эти странные позывы памяти. И Бен тоже знал их. Он помнил страх — невыносимый, сводящий с ума. Стойкое ощущение, что, лишь он останется в одиночестве, как
нечто навалится на его разум всей своею мощью. Прятаться бесполезно, ведь
нечто живет в самой его голове. Просить помощи не у кого — мать всегда занята; отца почти не бывает дома. Спасения нет, он один — беспомощный ребенок, отданный на растерзание неведомому. Единственный выход — подчиниться.
Теперь благодаря болезненно обострившемуся восприятию Бену казалось... да, он был почти уверен, что ощущал то же самое и до рождения, трясясь и испуганно сжимаясь внутри матери в бессознательных попытках укрыться от того самого
нечто, которое немилосердно давит на него, обволакивает и неспешно ломает...
Из-под плотно сомкнутых век показалась влага — слабая, едва видимая. Сок, робко сочащийся из ран надломленного упрямства. Бену отчаянно не хотелось верить в то, что он слышал. Однако вопреки собственным желаниям он знал, что не просто готов поверить, а
уже верит сказанному, повинуясь какому-то не имеющему определения, сумрачному и беспощадному чувству. Тому самому чувству, которое неизменно побуждает нас отрицать очевидное на словах, но соглашаться с ним в душе.
Через секунду душевная слабость миновала. Бен тряхнул головой и, нахмурившись, тщательно протер веки, чтобы прогнать остатки слез. Обманчивый жест: «что-то попало в глаз».
Лицо Маз вдруг загадочно просияло. Женщина стянула очки.
Когда Бен вновь встретился с ней взглядом, то обнаружил в глазах собеседницы что-то новое — что-то, поразительно напоминающее уважение.
— Тебя ранит чужое сочувствие, паразит ты этакий? — произнесла она слегка дрожащим голосом. — Ну так я не стану тебе сочувствовать. В конце концов, слезы — это, пожалуй, главное, что роднит ребенка и взрослого. Если взрослый человек отваживается плакать, значит, в нем проснулось дитя. Значит, его душа если еще и не сделалась такой же чистой, как детская, то во всяком случае готова к очищению.
Маз шумно вдохнула.
— Послушай-ка еще, — сказала она следом. — Рэкс сам выбрал тебя. Еще до твоего рождения. И ты знаешь, почему его выбор пал именно на тебя. Не только из-за твоей родни, но еще из-за тебя самого. У тебя есть уникальная способность. Та самая, что помогала тебе выжить до сих пор. Ты — единственный, кто способен с ним совладать. Люк знал об этом. Он это чувствовал. Такова уж твоя судьба.
— Скайуокер. Все. Знал... — повторил Бен, глядя в сторону. Его зубы яростно сжались.
Последний джедай не мог не знать, или уж по меньшей мере догадываться, что нужно Рэксу на самом деле. Поработить, покорить, завладеть и уничтожить... если это правда, выходит, дядя отправил его, Бена, на верную гибель. Ужасную, мучительную гибель. Но как он мог? Тот же самый человек, который отдал собственную жизнь, чтобы спасти его?..
Маз, отвернувшись, с самым суровым выражением пробормотала:
— Не мне, ох не мне следовало бы говорить с тобой обо всем этом...
— Даже если бы я согласился с вами, что толку? — спросил раненый, начав кусать губы. — У калеки, к тому же, лишенного Силы, нет ни единого шанса одолеть Верховного. Да и я сам ему больше не нужен.
— Тебе всего-навсего послано испытание. Сила не жестока, и несчастья твои не продлятся вечно. Ты сумеешь вылечиться, если Сила к тебе возвратится. О... я вижу, ты ничего не хотел бы так сильно, как восстановить свои способности. Наверное, это неприятно, чувствовать Силу и не справляться с нею? Но теперь-то ты понимаешь, что Рэкс тебе не помощник? Единственный, кто может помочь, находится прямо тут, у тебя под боком.
— Рей? — чутье подсказало Бену, что речь идет именно о ней.
— Она самая. Так что, вот тебе дружеский совет: будь впредь с нею повежливей.
Юноша растерялся еще больше. Эта девочка сама толком не знает, что такое Сила, не говоря уж о ее возможностях. У Скайуокера Рей мало чему успела научиться — в основном, теории и простейшим техникам медитации, насколько Бен успел понять. А от наставничества Кайло Рена она отказалась самым решительным образом. Так чем же она теперь может ему помочь?
Маз загадочно улыбнулась.
— Сам ведь знаешь, дуралей, в ней, только в ней одной твое спасение. Ты чувствуешь ее, верно? Ваше взаимное чутье — не из тех, что возникают просто так.
Впервые с начала их разговора лицо Бена просветлело — просветлело, быть может, помимо его воли, — приобретя то самое твердое и одновременно какое-то мечтательное выражение, видя которое Рей гадала: «Это ли истинный Бен Соло?»
— Гляди-ка, — Маз коснулась своей ладонью его широкой груди, ловя частые удары сердца. — Здесь внутри я ощущаю Свет. В самой глубине сердца. Сильный и весьма упрямый. То, что тебе не удалось вытравить из себя никакими способами. Это — твоя истинная суть. Благодаря своему Свету ты никогда не принадлежал и не будешь принадлежать Темной стороне, братец. Сколько ни бейся, а против своей природы не пойдешь. Ты не создан для злодейств. Но Свет в тебе окружен многолетним налетом мрака: одиночество, озлобленность, боль... Твоя душа расколота надвое. И уже неважно, Рэкс расколол ее, или сама Сила создала тебя таким. Куда важнее, что Рей такая же, как ты — расколотая, потерянная. За одним исключением: в глубине ее сердца, там, где у тебя сияющий камень, у нее огромная черная дыра. Тьма, окруженная шлейфом из Света, но таким ярким, таким искренним, что спорю на половину своего замка, даже ты... да что ты, юный грубиян! — даже Люк Скайуокер не видывал прежде ничего подобного. И поверь, ей приходится куда тяжелее, чем тебе. Она, как и ты, еще полноценно не осознала своей природы, но когда это случится, для нее одно спасение — чтобы ты был рядом. Возможно, во всей галактике только вы двое можете помочь друг другу, так что, появление Уз Силы между вами вполне закономерно.
Для Бена это заявление не стало новостью. Еще находясь на Эспирионе, он понял, что речь идет именно об Узах Силы, и ни о чем другом.
— Вы — две грани одной сущности, уразумей это наконец и прекрати сопротивляться! — почти выкрикнула Маз. — Тебе теперь некуда деваться от нее, а ей — от тебя. По большому счету, ты должен благодарить Силу за то, что она в час испытания послала тебе столь мощного союзника. Смотри, ты уже ощущаешь на себе воздействие ее Исцеления. Не прошло и месяца с тех пор, как ты выбрался из замка, с трудом сохранил жизнь — и вот, пожалуйста, уже к половине твоего тела вернулась почти что былая подвижность. Конечно, это совсем не то, что было раньше, но все же... Рей обещала помочь тебе выкарабкаться — и ей пока с успехом это удается. Настанет день, и Сила снова придет к тебе в руки, уж поверь мне. А теперь прощай...
И, не дожидаясь ответа, Маз сделала несколько шагов к двери. Однако затем приостановилась и, взглянув на юношу из-за плеча, боковым зрением, небрежно бросила напоследок:
— Ты конечно догадался, что я чувствую Силу. Но знаешь, почему я в свое время так и не стала джедаем, хотя обучалась их искусству?
Бен лишь пожал плечами.
— Разошлись в убеждениях с главами ордена? — предположил он наобум.
— Нет, все гораздо проще. Я вышла замуж.
Парень, услыхав это, так и открыл рот. Что-что, но вообразить замужней эту эксцентричную особу у него не получалось вовсе.
— Вы были замужем?
— Ну я же сказала! — хохотнула Маз. — И до сих пор не жалею о сделанном выборе. Мы прожили счастливо много лет.
— А ваш муж был джедаем?
— Нет, он был скульптором. Большим романтиком. Мы с ним жили душа в душу. Пока я занималась делами кантины, он все ваял свои статуи, которые никто не покупал. В конце концов, я не выдержала и дала ему от ворот поворот. Но одна из статуй моего супруга, как милое напоминание о нем, стояла у центрального входа на всеобщем обозрении вплоть до того дня, когда один молодой наглец с отрядом штурмовиков напал на мой замок, почти развалив его и перепугав всех моих гостей, — женщина вновь издала приглушенный смешок. — Да, моя жизнь сложилась не совсем обычно. Быть может, в свое время я мечтала о другом. Но сейчас я бы не изменила в ней ни дня.
Сказав так, она гордо вскинула подбородок, как бы демонстрируя свою особую, надменную радость и великую удачу, а затем юрко скользнула за дверь, оставив юношу гадать, был ли ее рассказ хоть сколько-нибудь серьезным.
В коридоре Маз нос к носу столкнулась с Рей. Девушка, очевидно, предчувствовала, к каким последствиям могут привести смелые речи посетительницы, поэтому не отходила далеко, продолжая взволнованно мерить шагами расстояние от пилотской рубки до медицинского отсека.
Завидев Маз, Рей поторопилась к ней навстречу, нервно ускорив шаг.
Насколько она могла судить из собственного опыта общения с Маз Канатой, коль скоро все закончилось мирно, без криков и без истерики, Бен сейчас должен быть порядком оглушен всей той загадочной чушью, которую ему пришлось выслушать. Наверняка, парень сейчас размышляет о двух вещах: во-первых, он совершенно уверен, что Маз — сумасшедшая; и во-вторых, он знает, что не забудет этот разговор никогда.
— Лучше тебе пока не ходить к нему, детка, — сказала Маз, глядя, не моргая, прямо в ореховые глаза девушки. — Одиночество — это, конечно, яд для души, но иногда нам бывает полезно побыть одним, чтобы в тишине, без суеты предаться размышлениям. А у твоего приятеля сейчас пищи для размышлений, хоть отбавляй. И вот еще, что я скажу тебе. Иногда нам попадаются люди, на первый взгляд, абсолютно невыносимые — они склонны кричать, оскорблять окружающих почем зря, и, конечно, никогда не слушают разумных доводов. Признаюсь, не самый лучший тип людей. Но у них есть одно преимущество, которое не каждый заметит: как раз они-то, эти несносные упрямцы, эти пустые скандалисты способны на такую широту чувств, которая зачастую недоступна обычным людям. Возможно, только им и дано любить во всю силу своих сердец и жертвовать собой без сожаления. Поверь моему опыту, чем больше ругани ты сейчас услышишь от этого парня, тем больше преданности и заботы получишь от него в будущем. Я бы сказала, в очень скором будущем. Ничего не поделаешь, таким уж он родился на свет. Для таких людей, как Бен, не бывает половинной радости или половинного гнева; каждому чувству они отдаются без остатка, подчас с таким слепым упоением, что наблюдать за ними становится страшно. Тебе следует учесть эту его особенность. Очевидно, именно она и делает его восприимчивым как к Тьме, так и к Свету. И я знаю, по крайней мере, еще двух таких же людей. Когда они встречались, кругом летели искры, но при этом сколько пленительной нежности, сколько страсти они дарили друг другу!..
— И кто же это?
Едва вопрос слетел с ее губ, как Рей внезапно подумала, что она, кажется, знает, о ком речь.
Маз помедлила секунду прежде, чем ответить.
— Хан Соло и Лея Органа.
***
Разум Бена в лихорадке метался от одной пугающей мысли к другой.
«Если тело спасти невозможно, необходимо отыскать новую оболочку».
Его сердце не было готово согласиться с доводами Маз Канаты, однако разум вынужден был признать их, по крайней мере, логичными. Если допустить, что все сказанное — правда, это с лихвой объясняет многое: почему Рэкс обхаживал его еще с материнской утробы; почему столь охотно вложил свои знания в его голову; почему долгие годы лелеял свою жертву, словно принца, не жалея ни денег, ни собственных трудов. И почему, не задумываясь, бросил умирать, едва заподозрив, что его ученик утратил способности, а рядом появился некто более сильный.
Галлиусу Рэксу нужно было не только его имя, и не только энергия его души. Галлиус искал новое тело. Тело того, кто одарен Силой не меньше, чем сам будущий император, ведь способности Силы обусловлены всего лишь количеством мидихлориан в крови; сугубо физиологической особенностью — таковы грубые нигилистские убеждения Верховного лидера. Он выбрал тело потомка Скайуокеров и терпеливо ждал много лет, зная, что лучшего тела найти, вероятно, нельзя. Мастер Люк полагал, что секреты ситхской алхимии умерли вместе с Палпатином; однако Рэкс был тайным учеником императора... он мог знать тайны изысканий Плэгаса. В самом деле мог.
Стало быть, то, что Сноук называл опасностью для Кайло Рена, на деле было единственным, что защищало Бена Соло от полной гибели; и завершающий этап обучения на деле означал... о Сила!
Припав лбом к подушке и спрятав лицо, Бен снова и снова бессильно сжимал зубы в приступе не то рыдания, не то судороги, вызванной стыдом осознания. Как он мог быть настолько слепым? Как мог — воистину! — не замечать очевидного? Ведь он знал… догадывался, что однажды Сноук уничтожит его. Когда отец сказал об этом, он, Кайло — а вернее, Бен Соло внутри него — не удивился ни на мгновение. И тогда, на Корусанте, когда этот ублюдок Диггон пытался убедить его, что это Верховный лидер развязал руки Терексу, Бен был взбешен, уничтожен этим заявлением — но он не был удивлен.
Однако странное дело. Примирение с истиной в этот раз далось Бену, несмотря на истерику, все же легче, чем обычно. На то имелась причина, которую юноша сознавал сейчас удивительно ясно. Та же самая причина помешала ему возразить что-либо маленькой инопланетянке, внезапно разнесшей в пух и прах все прежние его убеждения. К этому времени он уже не был собой — не Кайло Реном тем, что прежде. Никогда еще он не ощущал пропасть между собой нынешним и устрашающим «монстром в маске», каким пытался казаться долгие годы, так отчетливо, как сейчас. Маз была права, с него в самом деле ободрали весь лоск, всю его напыщенность и спесь, оставив душу нагой и трепещущей. Что он мог сказать теперь, когда сам разочаровался в своей вере — и стало быть, где-то на краю души был согласен с Маз если не во всем, то во многом?
«Ты ненавидишь ложь и предательство, не так ли, Бен? Но тот, кому ты служил все последние годы, был именно лжецом и предателем».
Нет, его вовсе не удивило, что Галлиус Рэкс был тем самым «Оператором» — тайным информатором Альянса в последний год существования Империи. Об этом, несмотря на запрет, говорили многие — как прежде, так и теперь. Обыкновенные бездоказательные слухи, столь невесомые, что сам Верховный лидер понимал тщетность попыток бороться с ними, предоставляя каждому самостоятельно решать, верить им или нет. В любом случае, после стольких лет пустое сотрясание воздуха не могло навредить его репутации; к тому же, мало кто теперь знал, что Сноук и гранд-адмирал Рэкс, якобы погибший на Джакку — одно и то же лицо.
Бен переживал и бесился вовсе не поэтому. Он тосковал не по умершей лжи, а по несостоявшейся правде.
Несмотря на все, что он успел узнать за эти шесть лет о своем таинственном благодетеле и хозяине своей души, юноша по-прежнему не мог до конца соединить в своем понимании образ давно умершего имперского офицера-отступника и образ Верховного лидера, который всегда казался ему, как и большинству других людей, чем-то куда большим, чем человек. Сноук был в его восприятии мудрейшим, поистине всемогущим существом, в сравнении с который Галлиус Рэкс — обыкновенный человек — это пыль земная. Но сейчас рассказ Маз Канаты окончательно развеял иллюзию. Слова этой женщины как будто окатили его с ног до головы ледяной водой, заставив признать то, что Бен и без того уже понимал, пусть и отказывался признать в своем сердце: Верховный лидер — не больше чем человек. Его мудрость — это ложь. Его могущество — пыль в глаза.
Тот, ради кого Бен Соло пошел на немыслимую жертву — расколол собственную семью, убил отца и себя самого — оказался простым обманщиком. Раньше Бен возненавидел бы себя за то, что допустил саму такую мысль. Но сейчас он почти не спорил с нею, принимая боль, схватившую грудь, как закономерную часть своего исцеления.
«Скайуокер все знал».
О Сила… нет, то, что случилось недавно, не оставляло сомнений: Люк Скайуокер не мог отправить племянника на убой. Но ведь было что-то, заставившее его пойти на этот риск. И Бен, кажется, только-только начал понимать, что это…
«Рэкс сам выбрал тебя. Ты — единственный, кто способен с ним совладать».
Если бы только он знал все это раньше, пока убийство отца еще не искалечило его душу, а яд таозина — его тело; пока Сила была с ним — живая, уверенно держащаяся в его руках; пока друзья-рыцари оставались его союзниками — словом, пока он обладал реальной властью и еще мог что-то изменить. Но сейчас весь этот разговор не имел смысла, и жертва Скайуокера оказалась, выходит, совершенно бесполезной.
Рей… несмотря на таинственные Узы, властвующие над ними, Бен сомневался, что девушка в самом деле способна возвратить ему утраченное. Слишком много он потерял; для того, чтобы восстановить это, мало одного чуда. И уж точно мало простой совокупности желаний калеки и недоучки, ходившей за ним, пусть даже невероятно талантливой.
И все же, что-то мешало ему смириться со своей участью. Впервые с тех пор, как он очнулся тут, на Такодане, Бен почувствовал проблеск реальной цели; наконец, он готов был перестать ощущать себя бесполезным грузом на плечах несчастной девушки. Он хотел действовать; хотел вновь обрести почву под ногами — если уж на то пошло, во всех смыслах.
Наконец Бен оторвался от подушки и поднялся на вытянутых руках. Лицо его горело, глаза отчаянно блестели. В его душе царила неразбериха, пожалуй, даже большая, чем прежде. Но как мало требовалось этой неразберихе, чтобы преобразиться в полноценную уверенность!
— Где вы?.. — прошептал он.
Сейчас юноша как никогда ощущал нехватку мудрого наставничества. Ему нужен был совет, хатт побери! И даже не просто совет, а ясное указание, что делать теперь. Однажды он уже ошибся с выбором пути, как не допустить ошибку еще раз?..
Только вот единственный, кто мог ему помочь, ушел навсегда. Больше не было смысла гоняться за ним по всей галактике.
Быть может, он еще способен возвратится? Если тот самый джедай-отшельник, Кеноби, сумел говорить с Люком из потока Силы (Бен слыхал эту историю), то и сам Люк, вероятно, сможет.
Эта мысль добавила ему уверенности. Бен сел, выпрямив плечи.
К тому времени глубокий вечер успел вступить в свои права, и «Саблю» окружили первые сумерки. Помещение медицинского отсека наполнилось тенями, и, как часто бывает в полутьме, тишина казалась почти материальной, — во всем этом чувствовалась какая-то гнетущая пустота. Никого не было рядом. Рей так и не заходила навестить Бена, видимо, решив дать ему время «перекипеть».
— Где вы? — повторил юноша отчетливее. — Вы нужны мне, магистр.
Пустота оставалась безмолвной. Люк Скайуокер, даже если он и в самом деле мог воплотиться в Призрака Силы, предпочел сохранять молчание.
Бен позвал еще раз. Когда Сила вновь оставила его без ответа — даже без малейшего знака, что его зов был услышан — молодой человек вновь опустился на постель, завалившись на бок. Он прикрыл глаза и разразился слабым смехом, искренне потешаясь над своей наивностью. Похоже, жизнь все-таки ничему его не научила, раз он все еще склонен гоняться за ветром…
***
Рей дала своему подопечному достаточно времени, чтобы прийти в себя; несколько часов — вполне приличный срок. Более чем достаточный.
Когда она вновь вошла в медотсек, «Сабля» уже начала погружаться в вечернюю темень.
Бен спал, свернувшись в три погибели и прижав к щеке подушку.
Его руки и ноги казались слишком длинными и массивными для узковатой больничной койки — это была одна из причин, по которым Рей однажды предложила юноше переселиться в его прежнюю каюту. Там постель была шире, мягче и удобнее. Но если ноги его лежали недвижимо, все еще скованные параличом, то руки во время сна принимали подчас совсем странные позы, то уходя за голову, то обхватывая широкие плечи спящего, отвечая его бессознательным, сквозь сон, попыткам уместиться на койке. Рей, которой ни раз приходилось наблюдать за этими потугами, находила их забавными.
Сейчас его руки были сложены одна к другой и убраны под подушку, однако широкие локти все-таки свешивались над полом.
Рот оказался слегка приоткрытым и, кажется, сохранил отпечаток недавнего смеха.
Вероятнее всего, Бен сам не ожидал, что заснет. Это было видно хотя бы потому, что он так и не укрылся, улегшись поверх заправленной постели. А ночи здесь, посреди тропического леса, бывали довольно холодными — можно сказать, насколько же холодными, насколько теплыми бывали дни. В этом смысле пустыня и тропики загадочно похожи между собой. Иной раз обитателям «Сабли» приходилось закутываться в два и три одеяла, чтобы не закоченеть.
Несколько мгновений Рей задумчиво наблюдала за сном Бена, почему-то находя удовольствие в этом занятии. Она ловила чувства, мелькающие на его лице, сейчас кажущемся ей простым, открытым и трогательным. Сон стирает многие условности, обнажая истину, которая никогда не проявляется так отчетливо, как в те мгновения, когда человек окутан чарами сновидений.
Рей все смотрела на Бена; его спящее лицо нравилось ей.
Потом, словно опомнившись, девушка удалилась в каюту магистра Скайуокера, которая уже много дней была ее каютой, и, взяв оттуда теплый плед, возвратилась, чтобы укрыть спящего, который, похоже, не проснется до самого утра — его крепкий и спокойный сон позволял предположить это.
Углубившись в свое занятие, Рей не заметила слабого сияния в самом дальнем углу, между окном и шкафом с медикаментами. Неяркое, практически неотличимое от обыкновенного ночного освещения такого же холодного голубоватого цвета, — но если приглядеться, можно было заметить, что там, в углу, свет складывается в расплывчатые очертания мужской фигуры. Вероятнее всего, призрак не хотел, чтобы кто-то из молодых людей ощутил его присутствие, поэтому Сокрытие Силы надежно утаивало его.
Люк Скайуокер стоял неподвижно. Глядя на Рей и на Бена, он улыбался.
