Провал во времени (Jeeves and the Hole in Time)

      Забавная штука жизнь. Идешь себе по Гайд-парку, раздумываешь, как ускользнуть от свадебных колоколов да брачных уз — и вот уже лежишь на чужом диване в чертовом Сиэтле, штат Вашингтон, с головной болью и отказыв. работать легкими. За последние несколько дней мне не удалось ни выкурить по-человечески ни одну сигарету, ни выпить приличный коктейль. Подруга Джоан Лисса растворилась в ночи, прихватив мои денежки, а я лежу на спине абсолютно без сил. Ночью Дживс боялся на меня дохнуть лишний раз, но утром голова все равно ныла самым противным образом, а легкие продолжали выражать недовольство. Я не чувствовал себя таким разбитым после целой ночи сна уже... да никогда. Воздух вокруг словно превратился в патоку, и стоило больших усилий пошевелить конечностями. Синяки на вустеровском корпусе достигли возмутительных цветов, а Дживсово неодобрение достигло своего предела. Он смотрит на них с таким ужасом, словно они — модные галстуки веселенькой расцветки.       Дживса волновать не хочется. Он и так делает больше, чем целая армия раскисших Вустеров. Мой камердинер обладает замечательными способностями решать мои проблемы, но конкр. эту я бы хотел удержать под собственной шляпой — если бы она у меня была, но из-за этой штуковины со временем ее больше нет. С такими мыслями я дотащил себя до гостиной, предв. закинув в желудок завтрак и поплескавшись в ванной. Красный утенок поднимает настроение совсем не так действенно, как мой, но, по крайней мере, добавляет в атмосферу щепотку праздника.       Облачившись в старый добрый костюм, я устроился на кушетке почитать. Умница Джоан снабдила меня новыми графическими романами, и я погрузился в них с головой и кушеткой.       До обеда я выпил две чашки чая и предпринял одну попытку покурить. Попытка была признана безуспешной, кашлял я после нее еще сильнее, чем вчера. Дживс помогал мне удержаться на ногах, пока я восстанавливал дыхание. Он не сказал ни слова, но выглядел расстроенным, как когда его что-то гложет.       После обеда Джоан заявила, что ей что-то нужно в университетской библиотеке. Дживс выразил интерес, а я не хотел упускать его из виду, так что мы втроем загрузились в автомобиль и поползли по загруженной трассе вниз и через канал, а потом Джоан еще долго искала, куда приткнуть железного монстра. В рез. пришлось идти несколько кварталов, прежде чем мы все-таки добрались до кампуса. Большинство зданий здесь до ужаса унылые — сплошные кирпичные коробки, — но то, к которому мы направились, хоть и не совсем Оксфорд, но такое академичное, особенно с учетом мелькавших повсюду студенческих мантий и шапок. Снаружи библиотека похожа на кафедральный собор; Джоан сказала, что читальный зал наверху и проектировался как его уменьшенная модель.       — Акустика потрясающая, — добавила она. — Я тут пару раз была на концертах средневековой музыки.       Мы прошли по широкой дорожке из красного кирпича и зашли во двор, слегка походивший на площадь, где я жил раньше. Кругом бродили парни и барышни с велосипедами и теми досками на колесах, что носятся с головокружительной скоростью. Джоан все еще слегка хромала, но трость не взяла и бежала скорее галопом, чем привычным мне неспешным аллюром.       — Вы здесь учитесь? — спросил Дживс тоном, подразумевающим отрицательный ответ.       — Не-а. Она публичная. А за сотню баксов в год получаешь читательский билет. Это лучшая научная библиотека в штате, поэтому я каждый год его продлеваю.       Когда мы наконец попали внутрь, Дживс издал тихий восторженный стон. Мы поднялись по каменной лестнице на третий этаж, и Джоан отвела нас в читальный зал для выпускников. Дживс чуть в обморок не хлопнулся от счастья — я имею в виду, что уголки его губ приподнялись, а глаза влажно засияли. Если бы он был щенком, сейчас бы бешено размахивал хвостиком. Джоан объяснила, как найти каталог ссылок, и смылась на раскопки томов на тему чего она там пишет.       Мы побродили по двум залам. Кругом были понатыканы статуи воронов. Чертовски странно. Я все ждал, что они закаркают «Никогда!». Дживс, конечно, был в своей стихии: камердинер, осматривающий свои владения. Он брал тот или иной обтянутый кожей том с благоговейным трепетом — или с благоговейным желанием. В тишине он стал еще более Дживсовым, если это вообще возможно.       — Поверить не могу, что все это доступно публике, — прошептал он. Его лицо пылало от возбуждения. Мне даже показалось, что у него слеза блеснула в уголке г., а еле заметно изогнутые губы просто кричали о радости знающему его Вустеру. Когда так долго и тщательно изучаешь свое камердинерское совершенство, начинаешь замечать подобные мелочи.       Я порадовался, что мои семестры заключения в университетской библиотеке далеко позади, поэтому предоставил Дживса самому себе и просто таскался следом. Наконец он дошел до библиотекаря, который работал с каталогом и выглядел как любой библиотекарь в любом конце земного шара: строгий, говорящий полушепотом и полный яда, которым плевал на каждого, кто посмеет пикнуть. Дживс спросил, как работает система поиска — она уже не состоит из карточек, с которыми я когда-то научился обращаться, все засунули в эти их любимые компьютеры, — как найти газетные архивы и сделать копию выпуска. Один из юных прислужников библиотечного храма отвел нас к компьютеру и посвятил Дживса в его тайны, потом отвел в другой отдел и показал «микрофиши». Это такие штуки, с помощью которых можно читать старые газеты, не бегая судорожно между кварталов из стеллажей.       — Дживс, а что ты ищешь? — спросил я, когда мы остались одни.       Он повернулся ко мне и положил руку на вустеровское плечо.       — Возможно, сэр, в газетах было что-то про наше... исчезновение.       — О, Дживс, это же гениально! Давай, продолжай.       Дату мы знали, так что сразу включились в работу. Я не меньше Дживса хочу узнать, что же с нами случилось, и вот, наконец-то, появилось дело, в котором Бертрам может принять непосредственное участие. Дживс сказал смотреть не только то число, когда мы исчезли, но и неделю после. Он был уверен, что огромная дыра в небе наделает шуму в репортажах не за один день. Я перерыл угрожающее число катушек с газетами с 12-го по 20-е августа 1924-го и выбрал пару, которые стоит глянуть вместе с Дживсом.       Дживс и сам принес к аппарату полдесятка катушек. А вот читать с этих штуковин оказалось гораздо труднее, чем я себе представлял. Белые картинки были записаны на черном фоне, и вустервские гляделки быстро заслезились. Дживс сидел на стуле, а я смотрел через его плечо, беспечно на него при этом опираясь. Ну как, беспечно. Совсем не беспечно, на самом деле. Потому что очень уж хочется опереться на Дживса в чуть более, чем мета-каком-то там смысле. Его широкие теплые плечи могут стать деревом, которое поможет Бертраму расти прямо. Даже если мы ничего не найдем, провести вот так пару часов — ничего нет приятнее, правда же?       Когда у меня перед глазами мельтешение черного и белого слилось в одну размытую картинку, Дживс внезапно остановился.       — Сэр, смотрите.       Заголовок на экране гласил: «Таинственная дыра в небе: один погибший, двое пропавших без вести».       Мы переглянулись и стали читать. Похоже, много народу полетало в тот день, только большинство попадали обратно и отделались синяками да переломами. Бедняжка Анабель Мосс сломала шею, когда упала на з., и умерла на месте.       Еще там были интервью с Гасси и тетей Агатой.       Бедняга Гасси, наверняка, был польщен безмерно, потому что в тех нескольких фразах, что ему оставили, не было почти ничего, кроме страшного цвета неба и как он смотрел на нас снизу.       А вот тетя Агата была уверена, что я сам поднял гвалт, чтобы избежать очередной помолвки. От таких обвинений я несильно вздрогнул.       Мы стали смотреть следующие номера, натыкались то тут, то там на кусочки информации, а 19-го августа лондонская «Таймс» опубликовала некрологи Бертраму Уилберфорсу Вустеру и Реджинальду Дживсу, снабдив их семейными фотографиями. Я упал на стул рядом с Дживсом. Дживс тоже казался не в себе. Я не смог произнести ни слова и забыл, как дышать. До сих пор все казалось каким-то розыгрышем и совсем не правдой — и вот я смотрю на объявление о подготовке к похоронам.       Я умер. И Дживс тоже умер.       Вот же мы, сидим в библиотеке на другом конце планеты, в полной безопасности, как цыплята под крылом у матери-наседки, читаем газеты — в 2009-м году. Мы, Вустеры, сделаны из крепкого теста, мы пришли с Завоевателем и так далее. Но мне не стыдно признаться, что бывают обст., когда Вустер может спрятать лицо в ладони и пару раз всхлипнуть. Дживс тут же развернул стул и обнял меня обеими руками. Мы молчали, потому что ну что тут скажешь? Дживс быстро отодвинулся, потому что мы не хотели привлекать к себе лишнее внимание.       Он первый пришел в себя, конечно, так уж он устроен. Он просто говорит: «Я оправлюсь сию же минуту, сэр», а потом идет и оправляется. Он глубоко вздохнул, выпрямился и вернулся к этому гадкому аппарату, чтобы все распечатать. Я просто сидел рядом и слегка подрагивал.       Какое-то время мы просто пялились на страницы и не двигались. Не знаю, как долго, но потом рядом материализовалась Джоан.       — Так и знала, что вы здесь. — Она положила на стол монструозную кипу книг. — Чего раскисли?       Дживс протянул ей страницу с некрологами. Она взяла, прочитала и почти испуганно произнесла:       — О. Ого. Мне так жаль. Не знаю, что и сказать.       Она наклонилась и обняла меня. Обычно я не очень люблю, когда девицы лезут с объятиями, но тут был совсем не против, потому что в последние дни чувствовал себя так, словно от меня откалываются кусочки и уже почти ничего не осталось.       — Я хочу домой, — прошептал я. Вот только дома у меня больше нет. У меня есть раскладной диван в библиотеке у полусумасшедшей синеволосой барышни. Это все взаправду, и я не проснусь снова в своей кровати или даже в Колни-Хатч под устрашающе строгим взглядом сэра Родерика Глоссопа.       — Как пожелаете, сэр.       Дживс посмотрел на Джоан, и та кивнула.       — Конечно. Я нашла все, что искала. Запишу книги, и можем выдвигаться.       Дживс пристроил копии газетных выпусков на стопку и поднял.       — Позвольте помочь вам, мисс Барр.       Джоан покачала головой.       — Нет, я возьму. Берти не слишком твердо держится на ногах. Пусть на тебя обопрется.       Дживс пронзил меня взглядом. Никогда не видел его настолько выбитым из колеи. И меня глубоко встревожила температура его голоса.       — Очевидно вы правы, мисс Барр.       Он передал ей стопку книг и взял меня под локоть. Ноги меня совсем не держали, а колени тряслись, как у робкого мальчишки-посыльного. Я и оперся. И Дживс, моя опора и поддержка в скоро-какой-то там жизни, помог мне доковылять до автомобиля, а все, на что меня хватало, это переставлять ноги. В последнее время я опираюсь на Дживса с тревожной регулярностью.       Я не произнес ни слова, пока мы не оказались в квартире. Перед глазами все плыло, словно черепушка превратилась в карусель — только без ярких лампочек и скачущих по кругу веселых лошадок. Придерживая за плечи, Дживс отвел меня в библиотеку, как внимательный пастух овечку, и усадил на кровать.       — Ты не виноват, Дживс. Мы должны были узнать.       — Я знаю, сэр.       Голос Дживса был хриплым от обуревавших его чувств, и я не удержался, прижался к нему всем вустеровским корпусом и крепко-крепко обнял — мне хотелось получить хоть немного тепла среди пери-чего-то там капризной судьбы. Руки Дживса согревают и утешают просто восхитительно, и внутренности стали понемногу размораживаться. Я не хотел его отпускать и он, видимо, меня тоже, поэтому мы довольно долго просидели рядом, как пара осьминогов в банке. Или осьминог? Осьминожек? Все время забываю.       Когда Джоан постучала и вошла, держа в руках поднос с чаем, мы оба виновато дернулись и живо отскочили на разные концы дивана. Она поставила поднос на тумбочку и вроде как совсем не заметила наше далекое от приличного объятие.       — Думаю, вам сейчас не помешает приподнять моральный дух, мальчики. Чай помогает. Конкретно этот щедро разбавлен виски.       — Ты настоящая богиня, — сказал я, решив позаимствовать у Бинго выражение, раз уж его нет поблизости. Не думаю, что она воспримет это в матримониальном смысле, потому что больше похожа на тетю Делию, если бы тетя Делия выделялась из толпы не только своей неиссякаемой энергией.       — Каждый мужчина и каждая женщина — звезда, — ответила Джоан. Дживс послал ей странный взгляд, словно уже слышал что-то такое раньше. Я же собрался напиться как свинья. — Я буду в гостиной, если что-нибудь понадобится.       — Благодарю вас, мисс Барр, — выдавил Дживс. Лицо все еще было недовольным. Я налил ему чашку крепкого и горячего и сунул в руку. Джоан выковыляла из комнаты.       — За тебя. — Я отсалютовал Дживсу варевом и сделал глоток. Внутренности, определенно, оказались не готовы к такому удару, и я невольно выпучил глаза. Похоже, Джоан вылила в чайник добрых полбутылки. Дживс посмотрел на меня, потом в кружку и снова на меня.       — Настойка, я так понимаю, получилась медицинской крепости, сэр?       — Прямиком от аптекаря, — просипел я и отправил еще один глоток прямо во в. После таких возлияний синяки и голова ноют значительно меньше.       — Очень хорошо, сэр.       И Дживс повторил мою процедуру почти в точности, минус выпученные глаза. Остаток дня был похож на картины тех ребят импрессионистов: не слишком четкий, но красочный.

***

      Я остался с мистером Вустером до ночи: ни один из нас не проголодался настолько, чтобы поужинать. Думаю, виски из-за болезни подействовал на него так сильно. Кашлять он стал сильнее, приступы стали чаще, с лица его почти не сходило выражение боли, а еще он все время казался измотанным, что обычно на него не похоже. Эмоциональная травма от чтения собственного некролога только все усугубила. Даже для меня это оказалось больнее, чем я ожидал. У меня нет привычки пить алкоголь со своим работодателем, но за последние дни случилось столько всего страшного и выбивающего из колеи, что я не нашел в себе сил строго придерживаться правил.       Принимать новую реальность как она есть становится все сложнее. Я перестал ощущать землю под ногами. Раньше я опирался на собственные знания и знакомства, а теперь мне остались только чужие. Во время наших с мистером Вустером путешествий нас всегда ждала Англия, куда мы могли вернуться. Здесь и сейчас возвращаться нам некуда. Оказаться в другом времени само по себе нелегко, но еще сильнее терзает то, что я не могу вернуться на родину только потому, что не могу доказать свою личность. Мне в жизни не было больнее.       Все это накладывается на беспокойство о здоровье мистера Вустера и перспективу скоро остаться без денег. Поход за продуктами только омрачил картину. На полках было все, что могло понадобиться, и даже больше — по печально высоким ценам. Я не хотел показывать зарождающуюся во мне панику; мистера Вустера она только обеспокоит и нанесет еще больший вред его выздоровлению, а мисс Барр просто слишком чужой мне человек, чтобы позволить ей увидеть так много. Я пил чай с виски, чтобы заглушить эмоции, и просто был рядом с мистером Вустером и наблюдал за его состоянием.       Ночью я проснулся, потому что мисс Барр снился кошмар. Стены оказались обескураживающе тонкими, и это только усилило мою озабоченность тем, что мы с мистером Вустером спим вместе. И с темами для разговоров тоже нужно быть внимательнее. Вряд ли мисс Барр станет подслушивать, но осторожность всегда была лучшей частью доблести. Заснуть снова оказалось сложно.       Проснувшись утром, я обнаружил, что обнимаю прижавшегося ко мне спиной мистера Вустера, а на моей руке покоится его рука. Я пролежал так еще долго, думая о необходимости просто ждать, пока подруга мисс Барр принесет нам документы. У меня много дел, но я так устал, что не мог заставить себя встать. Столько всего нужно изучить — я всегда любил учиться, но масштабы неизвестного подавляют. Его нужно постичь как можно быстрее, чтобы влиться в общество и начать содержать нас обоих. Нужно прочесть бесчисленное количество книг и газет и, в конце концов, придется разобраться с компьютером. По крайней мере, с этим мисс Барр согласилась помочь.       Что ж, это и будет моим заданием на сегодня. С системой поиска в библиотеке я разобрался быстро. Сомневаюсь, что остальное окажется намного сложнее. Печатать я умею, и самые основные приемы использования компьютера не должны вызвать трудностей. Судя по словам мисс Барр, он может предоставлять самую разную информацию, так что, если мистер Вустер продолжит настаивать на моем постоянном присутствии, я смогу многое делать не отходя от него.       Честно говоря, сомневаюсь, что небеса разверзнутся снова и куда-нибудь нас перенесут, но мне и самому комфортнее в его присутствии. Это позволяет постоянно наблюдать за его состоянием, которое только продолжает ухудшаться. Вот и сейчас он дышит хрипло, даже во сне. Я надеялся, что он перестанет упрямиться и позволит отвести себя к врачу, но мисс Барр сказала, что без документов это будет крайне сложно. Насколько все было бы проще в Лондоне. Я начинаю ненавидеть американскую озабоченность документами. Во время войны такие предосторожности нелишни, но мисс Барр наверняка бы упомянула, если бы Америка с кем-то воевала. Если человек может заплатить врачу, почему нельзя к нему обратиться? Уж в больницу-то должны пускать безо всяких подозрений!       Мне было бы гораздо проще, заболей я вместо мистера Вустера. С ним все было бы в порядке, а я бы перенес болезнь гораздо легче, потому что уже болел и даже был ранен. Я крепче прижал его к себе, и он тихо застонал. Боже, я что, надавил на какой-то ушиб? Они становятся все страшнее, но это естественно. Хорошо, что он ничего не сломал.       Он заерзал, повернулся ко мне лицом и произнес не открывая глаз, тяжелым ото сна голосом:       — Дживс.       — Простите, сэр. Я не хотел вас будить.       Он придвинулся поближе.       — Нет, старина, все хорошо. Так просыпаться гораздо приятнее, чем одному. — Он на мгновение сжал мою руку. — Жаль, что... — шепотом добавил он, и от горькой тоски в его голосе у меня сжалось сердце. Я прижался щекой к его щеке, чувствуя, как оно колотится, удивленное и обрадованное, что его вот так просто и открыто впустили.       — Ты же знаешь, что это невозможно.       — Я знаю, Дживс, знаю. — Он снова закрыл глаза. — Хочется от этого не меньше.       Я и себя не могу заставить перестать хотеть, но я никогда не скажу этого вслух. Это только все усложнит.       — Как ваши легкие, сэр? — Я уже и так это понял, но хотел узнать его настроение по этому поводу.       Он осторожно и неглубоко вдохнул. И чуть снова не закашлялся, усилием воли вовремя подавив приступ.       — Роскошно, Дживс. Лучше не бывает.       Если он решил начать мне врать, — будет весь день отдыхать как можно больше. Чтобы состояние не ухудшилось.       — Только все болит и сил совсем нет. Наверное, еще слишком рано для возвращения Вустера в мир бодрствующих.       — Сэр, — неуверенно начал я, — если хотите, я могу сделать вам массаж. Возможно, он облегчит боль. И аспирин, конечно.       — Я... Да, Дживс, это самое то. Поможет мне найти дорогу обратно в сонное царство, да?       Я улыбнулся.       — Да, сэр, думаю, это облегчит путь.       Он кивнул.       — Что ж, приступай. И не жалей сил.       Знаю, что сейчас вернусь, но вставать все равно не хочется.       — Нужно найти что-то, что подойдет в качестве массажного масла, сэр.       — Угу.       Я мягко отстранился и встал. В ванной точно был какой-то лосьон для кожи, вчера сам видел. На крайний случай сойдет и простое растительное масло.       Не найдя ничего подходящего, я отлил из бутылки немного масла и захватил полотенца, чтобы не испачкать простыни. Подняв жалюзи, я впустил в комнату пасмурный день. Льет довольно сильно. Но и этого света хватит, чтобы не натыкаться на мебель.       — Перевернитесь на спину, сэр.       Я решил закончить спинными мускулами и избежать соблазна и обоюдного смущения. Он повернулся с тихим напряженным стоном.       — Вустеровский корпус в твоем полном распоряжении.       Синяки выросли в размерах и слегка побледнели. Смотреть на них больно, хоть я и вижу их каждый вечер в ванной. Я старался мять как можно мягче, но чтобы при этом достичь какого-то эффекта и расслабить напряженные мышцы. Он облегченно выдохнул.       — Старина, это так здорово.       Как я и ожидал, к моменту, когда я закончил и попросил его перевернуться на живот, он слегка возбудился. Я и сам не остался абсолютно равнодушным, но меня профессия обязывает сохранять дистанцию. Кожа в местах ушибов была горячее, и мне потребовалась вся сила воли, чтобы оставаться сосредоточенным на целительных целях массажа, а не на его чувственной стороне.       Когда я закончил, мистер Вустер снова спал, только дыхание, вроде как, немного смягчилось. Я осторожно его вытер, а потом вытащил из-под него полотенца и плотно накрыл одеялом. В шкафу нашлось еще одно покрывало, и я накрыл его и им тоже в попытке компенсировать наготу. Жестоко будет будить его, чтобы одеть в пижаму. Я в последний раз нежно коснулся его щеки и ушел в душ, чтобы подготовиться к новому дню.       

***

             Можно было бы подумать, что после дживсовского массажа Бертрам придет в новый день расслабленным и благодушным. Увы. Дживс, конечно, как всегда был рядом с я. и б., но и проклятая головная боль никуда не делась. Дождь снаружи явно пытался научить Ноя паре трюков с управлением ковчега, и это совсем не поднимало моральный дух.       — К черту, Дживс. Мне нужна сигарета. Я уже вечность как следует не курил. После завтрака попробую снова, и плевать на мокрые легкие.       Дживс нацепил выражение надутой лягушки:       — Я бы не советовал, сэр.       Я махнул на него вилкой:       — Даже не старайся.       — Но ведь дождь, сэр.       — К черту дождь.       — Хорошо, сэр, — произнес он самым надутым тоном.       — И раз уж мы об этом заговорили, к черту Сиэтл. К черту синяки, мокрые легкие и дурацкие дырки в небесах!       Дживс наградил меня приподнятой на три десятых дюйма бровью, заявляя о раздражающе большой доле недовольства со своей стороны. Я без особого настроения потыкал вилкой в яичницу, потом сдался и попросил Дживса сунуть меня в ванну. Желание покурить ничем не перебьешь, кроме как парочкой турецких с., использованных по прямому назначению, и нечего с этим тянуть.       Укутавшись в костюм, я вытребовал у Дживса портсигар и отправился на балкон. Жаль, что снаружи льет, как из водонапорного шланга — ни в одном ведре столько воды не поместится. Я посмотрел на улицу сквозь балконную дверь и услышал кашель овцы на далеком холме.       — Сэр, если вы не передумали, могу я предложить навес под домом, где стоят автомобили?       — Ладно, — язвительно сказал я.       Я спустился по лестнице, дошел до авто Джоан и оперся о него; Дживс не отставал ни на шаг. Я открыл портсигар и...       — Дживс! Тут же всего одна сигарета на каком-то там кусте живет и гибнет!       — В самом деле, сэр.       Я вызволил последнюю пленницу из ее стального заточения.       — Что еще за «в самом деле, сэр»?       — Все сигареты уничтожены вашими безуспешными попытками.       Он щелкнул зажигалкой, и я наклонился ближе.       — Ну, это-то я точно выкурю, черт возьми.       К несчастью, бунтующие легкие тут же взбунтовались и загрохотали, как барабаны в огромной пустой пещере. Но с Вустерами шутки не шутят, и я не позволю какому-то табаку взмахнуть надо мной победным флагом. Так я ее и выкурил целиком — опираясь на автомобиль и задыхаясь от кашля. На Дживса можно было не опираться: с этой ролью прекрасно справлялся а., и он не сверлил меня при этом бесцеремонным взглядом.       — Это была последняя, сэр, — решил Дживс указать на очевидное, — и мы не можем купить еще, пока не получим документы.       — Ну, значит попрошу Джоан.       Ничего сложного. Деньги у меня есть, и даже несмотря на легкое головокружение и совсем не легкий перестук внутри вустеровской тыковки, я чувствую себя гораздо больше самим собой, чем до воссоединения легких с дымом.       — Конечно, сэр, — ответил Дживс не слишком убежденным тоном. Он протянул руку, и я позволил взять все еще хриплого, но заметно повеселевшего юного господина под локоток и помочь ему одолеть лестницу.       — Кстати, я бы совсем не отказался от еще одного потрясающего кофе, — добавил я, старательно игнорируя свист в легких.       — Конечно, сэр.       — Когда природа прекратит изображать из себя всемирный потоп.       — Разумеется, сэр.       Мы вернулись в квартиру, и я решил, пока Дживс будет вершить свои Дживсовские чудеса, облазить книжные полки. Шерлок Холмс закончился, графических романов я начитался на всю жизнь вперед и готов уже вгрызться во что-нибудь новенькое. Полку с соблазнительными непристойностями я обошел стороной; все эти книжки одним своим существованием призывают на грешную землю легионы демонов. Зачем искушать судьбу? Платон с Шекспиром как-то слишком уж полезные на мой вкус. Дживс оставил закладку в книжке по современной истории, вот пусть он, со своим накормленным рыбой мозгом, ее и читает. А Бертраму нужно отвлечься от досаждающей головной боли.       Жаль, что Джоан тоже больше любит совершенствоваться и мертвых греков. Детективов на полках почти нет, но я нашел еще одного Шерлока Холмса — правда, написал его не Конан-Дойл. Книжка называлась «Шерлок Холмс и загадочный друг Оскара Уайльда». Скандальнее название не придумаешь, учитывая, что случилось с беднягой, но не пропускать же ее из-за этого. Я вцепился в книгу, как ищейка в жертву. Найдя таким образом, чем себя занять, я вылетел в гостиную и растянулся на диване: подушку под голову, ноги на подлокотник. Я бы сел поприличнее, если бы в голове эльфы не танцевали Цыганский Хор, так что в горизонтальном положении будет поспокойнее.       Дживс мерцал по квартире, неспособный противостоять глубоко укоренившейся камердинерской привычке складывать и протирать, несмотря на то, что Джоан, вероятно, снова пустится стенать и плакать, а может, и рвать на себе рубаху и посыпать голову пеплом, вздумай Дживс снова организовать ее бумажки. Цветастая малиновая чайная чашка удостоилась того же холодного взгляда, какими он обычно награждает новомодные галстуки или излишне яркие кушаки. Я так понял, что битва характеров с ц. м. фарфором отложена до лучших времен, потому что Дживс пока отступил, прихватив с собой метелку для пыли.       Он материализовался надо мной, стоило мне открыть книгу. Я ждал кары за злостное нарушение диванного этикета, но Дживс только накрыл вустеровский корпус одеялком и спросил:       — Вам удобно, сэр?       Я кивнул и отослал его заниматься своими делами.       — Лучше не бывает. — Под одеялом намного уютнее, скажу я вам. Не хватает только аспирина. Дживс наклонился и снял с меня туфли. — Спасибо, Дживс.       — В этом положении вам будет удобнее без обуви, сэр.       — Чудненько.       Дживс растворился и мгновение спустя материализовался со стаканом воды и таблеткой.       — Я решил, что вам сейчас это нужно, сэр.       Да он мысли читает, что ли?       — Спасибо, Дживс. Старая добрая тыковка сегодня устроила небольшой ремонт внутри, стучит и шкрябает без передыху.       Я вернулся к книге, а Дживс принялся полировать окно.       Когда я проснулся, Дживс с Джоан сидели за компьютером и произносили непонятные фразы вроде «логические операторы поиска», «URL», «вебсайт» и «гугл». Последнее было похоже на звуки, которые издают младенцы и голуби, но пойди разбери, что оно означает. Хор цыган в голове слегка подуспокоился, хвала небесам. Тут же захотелось не только чудесного кофе, но и сигаретку. Я принял относительно вертикальное положение и произнес, глядя в пол:       — Джоан, старушка, у меня тут П.М. закончились, вроде как. Ты не могла бы взять у Дживса деньги и раздобыть немного, а?       Джоан повернулась на стуле и посмотрела на меня в замешательстве.       — П.М.?       — Сигареты, мисс Барр.       На Джоановом циферблате вспыхнуло тетушкино неодобрение.       — Это, конечно, не мое дело, Берти, что тебе делать со своими легкими, но участвовать в этом медленном самоубийстве я не стану.       — Чего-чего, прошу прощения? — Я вообще ничего не понял. — Ты о чем? Эти штуки безвредные.       Неодобрение на ее лице сменилось ошеломлением. А Дживс выглядел таким же потерянным, как я.       — Как это? А, вы это проскочили, наверное. Есть куча медицинских исследований, которые доказывают, что курение вызывает рак легких. И еще много других разных раков, и эмфизему, и прочую гадость. Сигареты тебя убьют, Берти.       Дживс явно забеспокоился: глаза его стали чуточку больше.       — Может кашель именно из-за них усилиться, мисс Барр? — взволнованно спросил он.       Я расстроился. Джоан покачала головой.       — Нет, не думаю, что кашель связан с курением. Если только Берти и раньше кашлял. Я думаю, это из-за падения в реку. — Она перевела на меня взгляд. — Но курение тебе не поможет, если сляжешь с простудой. Забивай легкие табаком, и вообще никогда не выздоровеешь.       — Но если я не покурю, то становлюсь врединой. Не специально, конечно. Просто ничего не могу с этим поделать.       — Это из-за никотина, — ответила Джоан с намеком на сочувствие. — Он вызывает привыкание. Синдром отмены — препротивнейшая штука. Бросать всегда трудно.       — Меня уже потряхивает. Что, дальше еще хуже будет?       В эфире послышался кашель овцы на далеком холме.       — Сэр, если мисс Барр права, будет разумнее не покупать больше табак.       — Я могу показать тебе результаты исследований и фотки обезображенных легких, Берти, только сомневаюсь, что ты хочешь настолько детально видеть, что с собой делаешь.       Вот это прозвучало весьма угрожающе. Человеческие органы? Похоже на угрозы Стилтона Чизрайта, что все мне спину грозился сломать. Видеть части тел я точно не хочу, особенно после того фильма. И так кошмары до сих пор мучают. Органы должны оставаться внутри человека, и все.       — Ты права. Спасибо, но я — пас.       Джоан кивнула.       — Проехали. А помимо этого как ты себя чувствуешь?       — Соловей в небесах, улитка на листе... — И если бы улитка не выкашливала легкие в обивку дивана, ответ вышел бы гораздо более правдо-каким-то там. Дживс тут же оказался рядом, словно камердинерская магия позволяла ему материализоваться там, где он нужен юному господину, и не пересекать ради этого пространство, как простым смертным. Я бы гораздо ближе к сердцу воспринял и ладонь на плече, и то, что он опустился на одно колено, и его обеспокоенное «сэр», если бы все мои ощущения не сузились до головокружения и боли в груди.       Когда я снова оказался на спине, задыхаясь, как камбала на берегу, Джоан возникла рядом с пластиковым стаканом чего-то темно-зеленого и ядовитого на вид.       — Вот, Берти, выпей. На вкус ужасно, поэтому просто проглоти как можно скорее. Должно помочь.       Я взял стакан. Дживс наблюдал за мной с глубоким беспокойством, судя по легкому излому брови. Джоан была права — пойло оказалось горше змеиного яда и почти наверняка в два раза ядовитее.       — Святые небеса.       Если бы я уже не лежал на диване, в мгновение ока познакомил бы нос с ковром, как Таппи во время «Трутневских» пирушек. Джоан забрала стакан и подала мне воду.       — Вот, запей. — Я схватил стакан, как тот старый мореход с альбатросом. — Если у тебя простуда, это ее убьет.       Она забрала у меня пустой стакан.       — Ну и гадость!       Джоан только кивнула.       — А еще она сонливость вызывает, но тебе это сейчас как раз нужно.       — Что мне нужно, так это забористый детектив, — проскрипел я и помахал ей книжкой. Я слегка охрип после этой отравы. Дживс прочитал название и приподнял бровь, но промолчал.       — Не будет ли вам удобнее в кровати, сэр? — Выглядел он при этом так, словно больше всего на свете мечтал как можно скорее закутать меня в простыни.       Я решительно помотал головой. Аукнулось мне это еще большим головокружением и хрипами в качестве яркой искусственной вишенки на торте. Лучше совсем не двигаться.       — Мне и тут хорошо, Дживс, правда. Почитаю немного, ладно?       Я успокаивающе сжал его ладонь, что лежала у меня на груди. Не думаю, что получилось его успокоить, потому что дживсовский циферблат оставался все таким же кислым.       — Если вам что-нибудь понадобится, сэр... — пробормотал он.       — Обязательно. Спасибо, старина.       Дживс встал и отмерцал обратно к столу. Я успел прочесть целую страницу, а потом Морфей схватил меня за лодыжки и утащил в свое царство.       

***

             После лекарства мистер Вустер быстро заснул.       — Я беспокоюсь за него, мисс Барр. Очень сильно.       Я никогда не видел его в таком состоянии. Она вздохнула и кивнула.       — Скорее всего, это простуда, но кто знает. Нам нужен план на случай чрезвычайной ситуации — если ему не станет лучше или температура поднимется. Пока он только кашляет, но дышит нормально. Вот только свист мне этот не нравится.       Она выглядела такой же обеспокоенной, как чувствовал себя я.       — Я правильно понимаю, что сейчас мы предпринять ничего не можем?       Безмерно выводит из себя то, что я не могу ничего сделать. Раньше я бы знал, что делать.       — Надо бы к врачу, но никак. Лучше всего ему сейчас спать. А когда проснется, нужно залить в него что-нибудь горячее.       Я кивнул.       — Он ничего не съел за завтраком.       Она посмотрела на него, спящего на диване.       — Бедный мальчик. — Потом перевела взгляд на меня. — Ты сам как, держишься?       Смысл ее выражения был очевиден, хоть я никогда его раньше не слышал.       — Не стоит обо мне беспокоиться, мисс Барр.       В прошлой жизни редко кто замечал мое присутствие рядом с мистером Вустером и уж совсем никто со мной не заговаривал, если только ему не нужна была помощь. Мисс Барр делает это намеренно, и это смущает.       — Почему нет? — Она откинулась на спинку стула и по-мужски закинула лодыжку на колено. — Потому что ты... его слуга? — Последнее слово она произнесла с легким замешательством и намеком на отвращение. — Я не могу вести себя, словно тебя здесь нет. Нет, я бы поняла, если бы это был какой-то кинк, но ты все всегда переводишь на него, и это странно.       Я не понял, что она имела ввиду под «каким-то кинком», и не хотел узнавать.       — Камердинер должен оставаться невидимым, мисс Барр. Он незаметен, пока он не нужен, это значит хорошо выполнять свою работу.       — Чертовы ниндзя. — Она усмехнулась и тут же снова посерьезнела. — Почему ты выбрал эту работу, Дживс? У тебя ж мозгов хватит Большой Каньон заполнить, даже я это вижу. Зачем тратить талант и ходить следом за парнем, который даже бутерброд сам себе сделать не может?       Я не смог оставить без внимания такое пренебрежительное отношение к мистеру Вустеру:       — Он гораздо способнее большинства своих друзей...       Она подняла руку, оборвав меня на полуслове:       — Ну вот. Видишь? Снова переводишь внимание на Берти. Я не унижаю его, я просто говорю о тебе, а не о нем.       Я помолчал, потом снова посмотрел на мистера Вустера.       — Почему для вас это важно?       Мисс Барр посмотрела на меня изучающим взглядом:       — Видишь, какая проблема, Дживс, у меня в квартире два незнакомых мужика. Может быть опасно. Вы вроде нормальные, но что я в действительности о вас знаю? Что вы из Англии, что вы жили в 1924-м, а потом, блин, с неба свалились. У Берти была куча денег, а теперь нет, и что с этим делать, никто не знает.       — Я собираюсь заботиться о нем и дальше, мисс Барр, — твердо ответил я. Ее желание узнать о нас больше вполне понятно, а забота о собственной безопасности естественна. В нашем Лондоне положение с двумя мужчинами, живущими под одной крышей с женщиной, вызвало бы скандал или как минимум множество вопросов.       — Ты сильно о нем печешься, да? — Сочувствие в ее тоне заставило меня забеспокоиться, что она подошла к правде слишком близко.       — Он всегда был ко мне добр. Я... Я считаю его другом в той же степени, сколь и работодателем.       Это правда. И она не открывает ничего. Мисс Барр кивнула.       — Но зачем было становиться камердинером, почему ты не выбрал что-то своего уровня? — недоуменно поинтересовалась она.       Как это можно объяснить? Как преодолеть культурную и временную пропасть между нами? Мне потребовалось время, чтобы обдумать ответ.       — Я рос в людской. Я стремился к свободе, насколько это возможно для слуги. Камердинер может путешествовать, может выбирать, кому служить, и отвечает только перед одним хозяином, а не перед целым штатом домашних слуг. Для моего социального класса такая свобода обычно не доступна.       Она какое-то время укладывала мои слова у себя в голове.       — Меня растили юнгой. Мы все время переезжали следом за отцом, нигде не останавливались дольше, чем на два года. Потом папа вышел на пенсию. Мы осели в крошечном городке у черта на куличках, в окружении людей, чьи предки жили там с самой революции. Я его терпеть не могла. — Она вздохнула. — Поэтому, когда выросла достаточно, чтобы родители могли подписать за меня бумаги, я сама пошла во флот. Я никогда не хотела быть военной, но все мужчины у нас в роду служили, много поколений. Это был единственный способ оттуда выбраться. И это было единственное, в чем я разбиралась.       Она замолчала. Судя по ее лицу, воспоминания были не из приятных.       — Большая ошибка. Но, по крайней мере, я вырвалась из этой дыры. — Она посмотрела на меня и добавила: — Мне кажется, я тебя понимаю. Когда вот так растешь, своей жизнью потом почти не распоряжаешься.       — Вы... служили в армии, мисс Барр?       В Мировой войне принимали участие и женщины, но все же редко.       — Угу. Кое-куда вляпалась, но выжила. Это самое главное, да?       Она пренебрежительно пожала плечами. Я вспомнил упоминание ветеранского госпиталя и пенсии — я тогда об этом не задумывался, решив, что ее слова почти наверняка означают что-то другое. Ужасающе быстрая смена угла зрения. Если бы я хотел найти у нас что-то общее, военная служба была бы моим последним предположением.       — Я участвовал в Мировой войне.       Она кивнула.       — Я так и думала. Возраст подходящий. Кое-кто из моих родственников тоже там был. Ужасно, должно быть.       — Ужасно.       Кое-что явно лучше не вспоминать. Мисс Барр подняла бровь:       — Я так понимаю, Берти не воевал?       — Нет, мисс. К счастью, он тогда был слишком молод.       Благословение небес. Мы тогда потеряли слишком много юношей, цвет поколения. А он такой беззаботный. Пережил бы он войну? Но любопытство поможет мне сохранить тайну.       — А вы были на войне, мисс Барр?       Она покачала головой.       — И да, и нет. Попала как раз между Вьетнамом и войной в Персидском заливе. Мы называли это Холодной войной, потому что большую часть времени никто не стрелял. Штаты и Советский союз просто рычали друг на друга через океан и держали пальцы на спусковом крючке, сидя при этом на такой куче ядерного оружия, что хватило бы смести все на этой планете. Полная конфронтация.       В голосе слышался остро-горький сарказм. Она вздрогнула, и в глазах внезапно появился тот загнанный взгляд в пустоту, который я видел у переживших обстрел. Домой из окопов они возвращались другими. Что же довелось видеть и делать мисс Барр? Не знаю, что такое ядерное оружие, но от слов «смести все на планете» по спине пробежал холод.       — Брат все еще служит. Не в горячей точке, к счастью.       — Америка ведет войну?       Внешне это совсем не заметно: на улицах не висят агитационные плакаты, нет людей в военной форме, никаких признаков дефицита продуктов. Ничего из того, что я видел в Лондоне после начала Мировой войны. Вместо этого — нагромождение несуразностей, дикарский стиль в одежде и богемное разочарование декаданса.       — В Афганистане и Ираке. Ирак в твое время был частью Оттоманской империи, да?       — До перемирия.       Те дни я провел в госпитале.       — Хм. Ладно. Я не так уж сильна в истории начала двадцатого века, к сожалению. — Она грустно вздохнула. — Все это полная жопа. Не то вы время выбрали, чтобы с неба свалиться. Хотела бы я рассказать что-нибудь хорошее.       — Я бы хотел остаться в своем времени, я ничего не выбирал.       — Ну хоть Вторую мировую проскочили.       У меня упало сердце.       — Была вторая?       В голове не укладывается. Мы сражались в войне, которая должна была положить конец всем войнам. Но человеческую натуру, похоже, не изменить. Как же пережила ее моя любимая Англия, как она там сейчас?       — Да, и еще страшнее. — Мисс Барр резко встала. — Мне нужен чай. Тебе сделать?       Я кивнул, пытаясь вообразить ужасы страшнее тех, что видел.       — Да, пожалуйста.       Она рассказала так мало: под ее словами простирались километры катакомб, а еще этот взгляд...       — Прости, Дживс. — Она дрожащими руками поставила чайник. — Я не хотела выливать на тебя неприятные воспоминания.       — По-моему, я оказался к такому не готов.       Мне трудно признаваться в подобном, но это был трудный разговор, а мисс Барр даже в немногих словах показала проницательность и способность к пониманию. Она заслужила немного откровенности.       — Такую информацию нужно частями принимать, друг мой. Все, кого ты тут встретишь, живут в тени прошлого, и тень эта огромна. На нас его отпечаток, больше и страшнее, чем ты можешь себе представить. Наверное, все мы здесь немного сумасшедшие.       Я отнесся к ее словам с осторожностью, но испугался все равно.       — Мы делали потрясающие вещи, Дживс, чудесные вещи, иногда это все равно что оживший миф, но мы совершали и страшные ошибки. Мы стараемся — больше тут ничего не скажешь. — Она посмотрела на меня из кухни. — Тебе придется узнать много того, чего бы ты предпочел не знать, и я знаю, ты попытаешься оградить от этого Берти, но ничего не выйдет. У него больше нет денег, чтобы жить в своем уютном укромном мирке. Ему придется научиться идти в ногу со всеми, и лучшее, что ты можешь для него сделать, — это помочь научиться. — Она тонко улыбнулась. — С другой стороны, чувствую, гаджеты он полюбит. Идея носить музыку в кармане ему явно понравилось. — Ее улыбка стала шире. — Я знаю кучу музыкантов. Как получим вам паспорта, сможем ходить на концерты.       — Мистер Вустер и сам хороший музыкант. У него приятный баритон, и он великолепно играет на фортепиано.       Мисс Барр заинтересовалась:       — Вау, так он все-таки что-то умеет! Группы вечно ищут клавишников. — Она достала кружки. — Вокалистов вокруг пруд пруди. Куда ни плюнь — попадешь в вокалиста, брат у которого тоже вокалист. Любят стоять по центру. А вот хороший клавишник? Тут есть где развернуться. А большинство молодых групп все равно играют нелегально, так что документы никто спрашивать не будет.       Мысль о мистере Вустере в музыкальной группе вызвала у меня глубокие и очень смешанные эмоции. В Нью-Йорке я общался с музыкантами, их жизнь была полна трудностей. Но мистер Вустер действительно талантлив, а я вряд ли смогу обеспечивать нас обоих. Новое положение повлечет за собой болезненные изменения в нашей жизни. Мисс Барр разлила чай, и я пошел к столу, чтобы не дать ей возможность еще и принести его мне: всему есть предел.       — Вы тоже играете, мисс Барр? Я видел гитару и перкуссию.       Ее лицо потемнело.       — Раньше играла. Больше не могу — руки болят. Петь, слава богу, пока могу. Я когда-то устраивала представления, играла с друзьями на фестивалях фолка. Было здорово.       — Простите меня, мисс, я не хотел затрагивать болезненные воспоминания.       Она села рядом со мной, налила молока и сжала кружку в ладонях.       — Все нормально. А ты? Играешь на чем-нибудь?       Я подавил улыбку.       — Мистер Вустер иногда просит аккомпанировать ему в композициях для четырех рук.       — А ты и рад стараться, да?       Я бросил короткий взгляд на мистера Вустера и кивнул.       — Думаю, его это радовало больше, чем меня.       — Это наверняка стоит видеть.       Она улыбнулась и отпила чаю. Я вспоминал радость на лице мистера Вустера, узкую скамью перед роялем и случайные прикосновения рук.       — Это было приятным времяпрепровождением.       — Надеюсь, я когда-нибудь увижу, как вы играете.       Этому не бывать. Рояля я в квартире не заметил.       — В нынешних обстоятельствах это маловероятно, мисс.       Внезапно сильно захотелось чего-то родного и знакомого. То, что когда-то казалось мелким и незначительным, оставило после себя до боли большие пустоты. С каждым часом прежняя жизнь отдаляется от нас все дальше. Я снова посмотрел на спящего мистера Вустера. Вкус у чая в толстой кофейной чашке почему-то совсем неправильный.       — С ним все будет хорошо, — мягко сказала мисс Барр.       Как же мне хочется, чтобы она оказалась права.

***

      Меня разбудило пианино и голос парня, который травил голубей. Слова жутковатые, но забавные, хотя вот Дживс вряд ли одобрит, а мотив потрясающий, так что все равно можно разучить. Я проморгался и обнаружил, что Джоан корпит над раскрытыми книжками и заметками, а Дживса нигде нет. Бодрости у меня прибавилось, но от этого только сильнее захотелось сигаретки, а раздобыть ее негде. Единственное, что способно возродить вустеровский дух подобно хору ангелов, это их потрясающий кофе.       Небо не то чтобы прояснилось, но водонапорный шланг явно выдохся и выдавливал из себя последние капли. Вустеровская тыковка все еще побаливала, и как-то приятнее оказалось просто лежать на диване и смотреть, как за окном в серой мороси умирает день, чем вставать и куда-то идти. Я полежал еще немного и послушал музыку Джоан. Все песни были настолько разного стиля, что переход между ними напоминал прыжки бешеного кенгуру с подпаленными лапами. От этих контрастов у меня закружилась голова — я никогда не мог угадать, чего ждать дальше. Не знаю, сколько я так пролежал, прежде чем тайна пропавшего Дживса вышла на передний план. Наверное, он в библиотеке. У него больше нет его берлоги, чтобы восстановить силы, а ему нужно личное пространство. Раньше такой проблемы не было, а тут мы живем буквально бок о бок. Я хорошо знаю своего камердинера, он предпочитает большую часть своей жизни никому не показывать, как тот поэт с его независимой волей одиночества. Не знаю, чем занимается Дживс, когда не мерцает по квартире с метелкой и не вытаскивает меня из супа, могу предположить только полезные книги и рыбалку. Короче говоря, я чертовски соскучился, поэтому поднялся со своих нар и на нетвердых ногах поковылял на поиски.       Джоан подняла на меня взгляд и тут же вернулась к своим книгам. Споткнувшись о собственные туфли, где ранее их оставил Дживс, вместо того чтобы удобно расположить в направлении девятой лунки, я в них нырнул и взял курс на библиотеку. Дверь была приоткрыта, так что я сначала просунул в нее голову и осмотрелся. Дживс сидел без пиджака, закатав рукава рубашки, и читал. Одно загляденье. Микеланджело точно пожелал бы высечь его в мраморе, этот его искривленный нос и все остальное.       — Приветики, Дживс. Сильно будешь против, если я брошу вустеровскую тушку к тебе на кровать? — Он показался мне каким-то потрепанным, но при звуках моего голоса тут же натянул на циферблат свою любимую маску надутой лягушки.       — Пожалуйста, сэр.       Он заложил закладкой место в толстенной книженции и отложил ее в сторону.       — Если хочешь побыть один, я не буду лезть.       Он покачал головой.       — Как вы себя чувствуете, сэр? — натянуто поинтересовался он.       — О, волшебно. Мерзкая зеленая водица очень помогла. — Не то чтобы очень, на самом деле. Но не стоит тревожить мое откормленное рыбой сокровище. Я упал на покрывало рядом с ним. — Дживс, мне очень надо покурить. Вот прям надо.       — Мисс Барр, к несчастью, отказалась покупать сигареты. Может, вместо них подойдет caffe latte?       Что-то в обычно мягком Дживсовом голосе недвусмысленно намекало, что тут молодому господину ничего не светит и он может валить на все четыре стороны. Синеволосая девица заикнулась о вреде табака, и ее слова застряли в этом великом мозгу и хорошенько его взбаламутили.       — Дживс, в твоем мозгу застряли слова синеволосой девицы? — резко спросил я.       — Нет, сэр. Дело в том, что мы не можем приобрести сигареты самостоятельно, а мисс Барр, вероятнее всего, не изменит свою позицию.       — Тверда, как крепость, с которой на головы осаждающим льется кипящее масло?       — В каком-то смысле, сэр.       Я печально вздохнул.       — Ну ладно. Тогда, наверное, чашечка кофеинового эликсира будет в самый раз. — Я посмотрел на его сложенные на коленях руки. — Честно говоря, Дживс, ты кажешься мне чуточку не в себе. Какая легла забота на твое чело? Поделись бременем с Бертрамом, а? Глядишь, и разгладятся морщины на высоком лбу.       — Мне нечего переложить на ваши плечи, сэр. Я оправлюсь сию же минуту.       Я ему не поверил, конечно, но не спорить же с камердинером, когда он в таком состоянии.       — Ну и ладненько. Читаешь познавательную книгу?       — Да, сэр. — Он посмотрел на книгу, что лежала рядом на кровати, потом снова на меня. — Желаете выйти за caffe latte сейчас или через какое-то время?       — Ну, дождь вроде слегка поутих, так что мы можем отчалить сейчас, пока Ной не начал строить ковчег, правда?       Я улыбнулся. Может, смена декораций поднимет ему настроение?       — Слушаюсь, сэр.       Он встал с кровати и потянулся за пиджаком. Я так и не привык к его новому неофициальному виду; он выглядел совсем не по-дживсовски, если понимаете, о чем я. Как обычно подтянуто и опрятно, но покрой пиджака совсем не тот, а волосы пушистее, чем я когда-либо видел. Они кажутся такими мягкими, а еще лезут ему в глаза, вместо того чтобы гладенько лежать волосок к волоску. Они придают ему какой-то романтичный ореол и внушают мне неприличное желание запустить в них пальцы. Я поковылял следом и взял предложенное пальто.       — Как думаешь, старина, у Джоан найдется зонт?       Я его точно нигде не видел.       — Не знаю, сэр. Я спрошу.       — Да, давай.       Дживс выплыл в гостиную, где Джоан все еще сидела за столом, с задумчивым видом пялясь в окно. Дживс мягко кашлянул, как овца на далеком холме, но достаточно громко, чтобы его услышали, несмотря на музыку. Джоан вздрогнула.       — А? О, простите. Привет, ребята.       — Мисс Барр, мы собираемся сходить за кофе для мистера Вустера. Не найдется ли у вас зонта?       Джоан покачала головой.       — Нет, вряд ли. Тут их редко носят, только если льет как из ведра. Шляпы надевают и все.       Дживсов фасад сполз на молекулу вниз.       — Понимаю.       — Ребят, а вы не против компании? Думала размять ноги и прогуляться к «Странникам», выпить масала. Я бы познакомила вас со своими друзьями, что тусуются неподалеку. По дороге можем купить зонт, если он так вам нужен. В магазинах их продают.       Она с надеждой на меня посмотрела.       — Масала. Эта та индийская штука, что мы пробовали, да, Дживс? Я имею в виду не карри, а чай.       — Вы правы, сэр. Это традиционный отвар из трав со специями, считается, что он полезен для здоровья.       — Божественная штука, — улыбаясь, вставила Джоан. — Лучший в городе. При простуде самое то.       — Ну что ж. Вроде, то что надо. Сaffe latte можно выпить и потом, наверное.       Чего-нибудь целительное мне сейчас ой как нужно. Дживс выглядел неуверенно, но Джоан все тут знает, а нам нужен гид. Мы же не можем нанять шерпу (здесь: проводник-абориген — прим. пер.), чтобы водил нас по Сиэтловским холмам.       Джоан порылась в шкафу, вынула оливковую военную куртку и голубую кепку, потом порылась еще и достала небольшой черный сверток.       — Я нашла зонт. Наверное, кто-то оставил. То что нужно.       Она отдала зонт Дживсу, и тот осмотрел его, как ядовитого змея.       — Он нам подойдет, мисс Барр.       — Не открывай в доме. Он больше, чем кажется.       Я ушел из потенциальной зоны поражения колосажателя и вышел на улицу следом за Джоан и Дживсом. Зонт раскрылся с приятным глухим звуком и действительно оказался гораздо больше, чем можно было ожидать от столь небольшого свертка. Все вокруг неестественно маленькое. Но он должен уберечь от непогоды, если стать очень близко. Джоан просто сунула руки в рукава и поковыляла вдоль тротуара, и хоть бы ей хны. Мы последовали за ней, как утята за матерью. Она повела нас по Бродвею, где мы на днях пережили неприятное потрясение, а потом в сторону парка.       По дороге нам то и дело попадались прохожие, говорящие сами с собой. Как в Колни-Хатч попал: все машут руками на воздух и обращаются к кому-то, кого другим ни видеть, ни слышать не дано. Дживс демонстративно не пялился, но мне не хватило его самообладания.       — Джоан, старушка, — прошептал я как можно незаметнее, — Сиэтл что, перенаселен сумасшедшими? Может, что-то в воде, или это дождь попадает в уши и мозг зарастает мхом?       Джоан проследила за моим взглядом на юношу, который кричал на невидимого собеседника, и разразилась смехом.       — Нет, Берти, они по телефону разговаривают.       — По телефону? Но у них нет телефонов!       Я осмотрелся, но не заметил даже этих маленьких беспроводных штуковин. Джоан постучала по уху.       — Беспроводная гарнитура. Соединяется с телефоном, руки остаются свободными. Обычно их используют, когда не хотят отвлекаться от чего-то другого.       Я присмотрелся повнимательнее и, наконец, заметил у девицы в ухе штуковину, периодически поблескивающую голубым.       — А что, так можно? — Я был поражен. Дживс выглядел так же. — Вот же. Потря... — Тут, к несчастью, мои задерганные легкие решили, что воздух вокруг слишком мокрый для вдыхания. Мы резко встали на дороге, и Дживс сжал мой локоть. Подошла Джоан и сжала другой.       — Сэр, я серьезно настаиваю на докторе, — с беспокойством сказал Дживс, но я только покачал головой, пытаясь отдышаться.       — Нет, Дживс. Само пройдет.       Дживс пронзил меня испепеляющим взглядом, который я решительно проигнорировал — главным образом потому, что у меня закружилась голова. Мокрые легкие и вертящийся перед глазами мир, конечно, раздражают, но этого конкретного Вустера так просто не победить. Дживс с Джоан обменялись многозначительными взглядами и одновременно перевели их на меня. Я внезапно ощутил, что угодил в заговор превосходящих мой умов, и слегка занервничал.       Джоан погладила меня по руке и еще раз сжала плечо.       — Пойдем, Берти. Внутри тебе станет лучше, а чай масала прекрасно согревает. Там тепло и уютно, толпа, что приходила обедать, давно разошлась, так что столик мы найдем.       Дживс парил надо мной всю дорогу и даже ближе, чем вынуждал зонт. Надеюсь, никто ничего не подумает. Его теплое плечо стоит риска, но я все равно слегка беспокоюсь. Ну хотя бы зонт маленький — послужит каким-никаким оправданием.       Джоан была права, когда сказала, что их тут никто не носит. Почти у каждого что-то нахлобучено на голове, и дождя они словно и не замечают. А кто-то даже шляпу не надел. В старой доброй с. частенько поливало, но мы все носили зонты, как цивилизованные люди, а это что-то новенькое.       Дорога до этих странников заняла минут пятнадцать. Я пользовался возможностью изучить местных жителей при свете дня, пусть и мрачно-серого. Поражался гардеробной мешанине, а Дживс каждый раз морщился при виде чего-нибудь особенно кричащего. Люди вокруг всех цветов и самой разной внешности, совсем не то, что я видел в Лондоне, по крайней мере, в пределах привычного своего маршрута. Одиноких женщин тоже гораздо больше — просто еще одно подтверждение того, как сильно все вокруг изменилось.       Я почувствовал запах чайной еще до того, как мы в нее зашли: из двери доносился букет благовоний. Парень за прилавком поприветствовал нас громким радостным «Namaste!». Высокий, худой, явно американец, но одет в цветастую индийскую одежду, а волосы длинные, седые и зачесаны назад.       — Привет, Гэри. У меня тут друзья, они не местные. Хотят чаю.       — Надеюсь, вам у нас нравится, — сказал Гэри.       — Это Дживс и Берти, — представила Джоан. Дживс напрягся оттого, что его имя прозвучало первым. Тяжелый удар по его феодальному духу. Джоан явно сознательно шатает стены Иерихона, меня же это только забавляет. — Гэри, владелец заведения.       — Рад, очень рад. — Несмотря на свой занимательный внешний вид, руку Гэри пожал, как настоящий джентльмен. Джоан заказала всем напитки на том самом непостижимом жаргоне, что мы слышали в кофейне. Я осмотрелся. В зале десяток маленьких столиков, и повсюду мешочки-банки-склянки, предположительно, с индийской едой. Но что привлекло мой взгляд в первую очередь — так это больше-чем-моя-жизнь каменюка в форме какой-то танцующей индийской богини, а перед ней — плоская квадратная плита, выложенная цветами. Статуэток тут вообще море, а еще картин, склянок с травами, благовоний, разноцветных мешочков с чаями — всего. Играет какая-то вполне себе танцевальная песенка на непонятном языке. Несколько столиков заняты; при виде нас с одного из них вскочила женщина и с радостным криком бросилась к Джоан.       — О, привет, Корал. — Они обнялись. Похоже, теперь при встрече принято обниматься, а не руки пожимать. — Берти, Дживс, это Корал.       — Которая поесть любит? — Я точно слышал уже это имя. Корал была высокой — выше Джоан, по крайней мере, — с длинными каштановыми кудряшками и карими глазами. Дживс побледнел, потому что она почти с ног до головы оделась в пурпурное. На майке нарисован большой медведь в окружении перьев. Как и у многих здесь, у нее было больше железяк на разных необычных частях тела, чем это принято в приличном обществе.       — Она самая, — согласилась Джоан.       — Привет, ребята. — Она с любопытством нас оглядела. — Туристы, да?       — Они надолго, — сказала Джоан. — Пока живут у меня.       За это время принесли чай; мы его шустро расхватали, и Корал отвела нас к своему столику. Чтобы уместиться вчетвером, пришлось одолжить еще стульев. Мы с Дживсом поневоле соприкасались коленями — но я и не подумал возражать. Дживс сидел прямой как палка. Его явно смущала идея делить со мной стол на людях — очередной удар по феодальному духу, и в последнее время они следуют просто один за другим, бедняга не успевает привыкнуть. Такую гору, как Дживс, быстро не сдвинешь.       — Сeilidh в субботу все еще в силе, несмотря на гостей? — спросила Корал.       — Да, конечно. Больше — веселей, правда? — Джоан отхлебнула чаю. Я последовал ее примеру и решил, что она была права. Чай оказался фантастическим. Джоан упоминала про этот самый «ceilidh», и я, признаться, жду его с нетерпением. Я откинулся на спинку стула, купаясь в предвкушении вечеринки и, je ne sais, чайной, пока Джоан и Корал чесали языками. Тут тепло и по-домашнему уютно, я никогда не видел ничего похожего. Это не ресторан и не кафе, не картинная галерея и не бакалейная лавка, а какая-то странная смесь всего вышеперечисленного. Люди приходят и уходят, подсаживаются друг к другу за столики и общаются. Джоан и Корал тут почти всех знают, так что мы со всеми удобствами влились в новое общество. Нас представили как минимум десятку людей, ни один из которых не озаботился назвать свою фамилию. Мою тоже никто не спросил, хотя общались с нами вполне дружелюбно.       Я упирался коленом в Дживсово, довольный, что у меня есть на то хорошее оправдание. Дживс, пока мы так сидели, даже самую малость расслабился. Джоан оказалась настоящей мастерицей уводить разговор от вопросов откуда мы взялись и надолго ли у нее остановились, а любимыми темами Корал были еда, украшения ручной работы, сплетни и какие-то духи животных. Последнее я не совсем понял, а Дживс явно не одобрил. Джоан вела себя так, словно слышать голоса и видеть призраков совершенно нормально. Остальные ее друзья говорили о музыке, политике, искусстве, путешествиях, книгах и множестве других крайне полезных вещей, которые Дживс в обычных обстоятельствах одобряет целиком и полностью. Но он не вступал в разговор, а больше слушал, и я видел, как за синими г. крутятся винтики.       Не успел я и глазом моргнуть, как прошло три часа и я начал чувствовать себя кораблем, протекшим после недоразумения с айсбергом. Дживс заметил легкое провисание вустеровского корпуса и привычно мягко кашлянул.       — Мисс Барр, возможно, нам пора возвращаться к вам. — Он еле заметно кивнул на меня, и Джоан смерила меня изучающим взглядом.       — Да, а мне еще кое-что написать надо. Увидимся в субботу, Корал?       — Ни за что не пропущу такое событие. Я подойду к двум, помогу с готовкой.       Джоан ослепительно ей улыбнулась.       — Чудесно.       Девочки обнялись и похихикали, и Джоан направилась к выходу. По дороге она успела переобниматься с половиной присутствующих.       — А она довольно популярна, — заметил я.       — И впрямь, сэр.       Я пожал руки тем, с кем нас сегодня познакомили и кто был еще in situ, а Дживс по-камердинерски растворился где-то позади. Он умудрился пробраться сквозь толпу незамеченным и гордился собой, как газель, избежавшая внимания прайда изголодавшихся львов.       Всю дорогу до дома он держался прохладно и как-то отстраненно, а повесив пальто в библиотеку, спросил:       — Вы будете против, сэр, если я продолжу чтение?       — Да нет, с чего бы. — Я опустился на кровать и посмотрел на него снизу вверх. — Вижу, наш короткий побег на свободу не слишком-то поднял Дживсов дух. Кажется, твоя sang растеряла все свое froid, старина. Я вроде как волнуюсь.       Дживс, похоже, раздумывал, не сесть ли рядом со мной, но остался стоять.       — Это неважно, сэр. Не стоит вам беспокоиться.       Я взял его за руку и опустил на диван.       — Пфф! Дживс, у тебя вид, как у того парня, которого назвали в честь альбома с картами, который с небом на плечах. С кем ты можешь разделить бремя, если не с Бертрамом?       Я ожидал, что маска чучела лягушки сползет хоть на дюйм, но он только помрачнел еще больше.       — Я знаю, сэр, что намерения у вас самые благие, но, боюсь, то, что меня гнетет, не встретит с вашей стороны понимания и не получит ответов.       Тут я скис.       — Какая-нибудь философская голо-что-то там? Да, тут я не слишком-то полезен.       — Можно и так сказать, наверное. — Он замолчал, глядя на меня и не отнимая руки. Когда он продолжил, то заговорил так неуверенно, как никогда раньше. — Я слишком многое не в силах понять, сэр. И это трудно.       Ну, сказать, что я был потрясен, это ничего не сказать. Дживс редко проигрывает в интеллектуальных битвах, и уж точно никогда в этом не признается.       — Если все дело во всем этом новом мире, почему бы тебе не спросить Джоан? Она вроде как девушка разумная. Она ведь ни разу не предложила мне жениться на своей подруге.       — Я не слишком хорошо понимаю, что именно спрашивать, сэр, — признался Дживс. Признание явно далось ему крайне трудно, и я стремительно проскочил от естественной озабоченности к серьезной тревоге. В жизни не было такого, чтобы мой Дживс не находил нужных слов. Значит, он еще более потрепан, чем мне казалось. Я крепко сжал дживсовские пальцы. Кожа у него над бровью собралась в складки. — Не стоило мне вас волновать, сэр, — пробормотал он.       — Очень даже стоило, старина. Если ты не будешь говорить ни со мной, ни с Джоан, и продолжишь пениться, то хлопнешь, как пробка шампанского.       — Я сию же минуту оправлюсь, сэр.       Я наградил его строгим взглядом.       — Ты это днем говорил. Улучшений я не заметил. — Выражение надутой лягушки вернулось с новыми силами, подтянув артиллерию. — Это лицо, Дживс. Слишком кислое. Оно мне не нравится.       — Нет, сэр.       — Я имею в виду, что оно меня беспокоит.       Ответа на это я не услышал, потому что вустеровские легкие снова взбунтовались. Чертовы штуковины уже начинают раздражать, ну правда; комната снова поплыла перед глазами, а на голову словно накинулась орава карающих ангелов, до зубов вооруженных копьями, пиками и парочкой алебард. Дживс обнял меня одной рукой, и надутая лягушка значительно сдулась.       Он уложил меня, свистящего и задыхающегося, на спину, за что я был ему крайне благодарен, потому что иначе просто упал бы.       — Вам нужно отдохнуть, сэр. Я спрошу у мисс Барр, не найдется ли у нее еще того лекарства.       Я кивнул и отослал его из комнаты, все еще пытаясь отдышаться. Дживс выплыл в гостиную, и я услышал, как они с Джоан обменялись парой фраз, а потом оба материализовались надо мной.       — Уверен, что температура не поднялась? — спросила Джоан, подавая мне еще один стакан зеленого ужаса. Я проглотил ужас с рекордной скоростью и запил водой, которую принес Дживс. Все равно противно до чертиков.       — Не думаю, мисс Барр. — Дживс сел и положил ладонь мне на лоб, глядя на меня пронизывающим взглядом. Он покачал головой. — Нет, температура в пределах нормы.       Джоан скрестила на груди руки, держа в одной стаканчик, и посмотрела на меня взглядом, каким обычно награждают непослушную затычку в ванне. Меня окутало крайне неуютной аурой тетушки, я только понадеялся, что это будет тети Делийная аура.       — Попробую поговорить с Лиссой. Чем быстрее мы получим документы, тем быстрее сможем отвезти Берти в больницу.       — Буду вам чрезвычайно признателен, мисс Барр.       — Да я в порядке!       Не хочется волновать Дживса и доставлять Джоан новые проблемы. Она и так выдержала больше, чем все мои друзья и родственники, которые уже через неделю стоят надо мной с расписанием поездов, мечтая увидеть вустеровскую спину. Никакой царь в голове не нужен, чтобы оценить такое везение.       Джоан фыркнула, как чистокровка на старте.       — Ну разумеется. — Прозвучало это как «ты врешь, засранец». — Все равно попробую. А ты, милый мой, останешься здесь и будешь спать. И если будешь слушаться, мы выпустим тебя поужинать.       Она подкрепила приказ острым как кинжал взглядом. Я только кивнул. Будет неприятно, если она перейдет на территорию тети Агаты. Я перевел взгляд на Дживса, который смотрел на меня так же строго. Ожидать поддержки от этого предательского батальона не стоит, даже если состроить жалостливое лицо.       Когда Джоан закрыла за собой дверь, я набрался смелости произнести:       — Дживс, ты никогда не думал, что она похожа на тетушку?       Дживс поднял уголок губ, и в глазах у него промелькнуло веселье.       — Иногда, сэр.       — Славно. Я уж испугался, не мерещится ли.       — Она права, сэр, вам нужно отдохнуть. Я вам настойчиво рекомендую последовать ее совету.       Дживсов взгляд мне сказал, что он не потерпит никаких возражений, ни даже одного малюсенького возраженьица. Ясно, я в меньшинстве.       — А можно мне хотя бы ванну, прежде чем в пижаму переодеваться?       — Конечно, сэр, я сейчас же все подготовлю.       Он нежно убрал прядку с вустеровского лба и растаял в воздухе.       

***

             Той ночью мистер Вустер спал беспокойно: часто кашлял и мучился кошмарами. Утром он продолжал упорно отрицать все недомогания. Я читал книгу по истории, пытаясь разобраться в прочитанном, но уже с самого начала стал натыкаться на имена и события, о которых ничего не знаю либо знаю очень мало. Несколько раз всплывали имена Гитлера, о котором я смутно что-то слышал, и Сталина — чуть более знакомого, — а также «нацистская» политическая партия. Я улавливал намеки на преступления против человечества, ужасающие своей жестокостью, но не понимал их смысла.       Очень мудро со стороны мисс Барр было предложить вникать во все это понемногу. Она не рассказала ничего конкретного, и в свете прочитанного это означает, что словами такое не опишешь. Это пугает. Я так мало знаю. Она оказалась права и тогда, когда предположила, что я не захочу волновать своего беспечного господина — друга — обрывками новых знаний. Я не могу поговорить с ним и сомневаюсь, стоит ли обращаться к мисс Барр. Слишком часто между нами вспыхивает непонимание.       Вечером, когда мистер Вустер уселся смотреть очередной кинофильм, а мисс Барр вышла за продуктами для ceilidh, я решил поискать информацию самостоятельно и начал со слова «нацизм» в поисковой строке. Через полчаса я понял, что не вынесу этого. Ссылка за ссылкой наводили на меня ужас, тошноту и смятение. Я цепенел от того невообразимого масштаба смертности среди гражданского населения, который вызвал этот режим. Узнать точное число жертв мне не хватило смелости — я только увидел, что оно измеряется миллионами. Самых обобщенных данных оказалось достаточно, чтобы я скрылся в библиотеке безмолвный, дрожащий от холодного пота и едва способный дышать.       Этот век живет в тени прошлого, сказала мисс Барр. Теперь я начинаю понимать, что это значит. Ужасы окопов и газовые атаки не сравнятся с этой язвой, ходящей во мраке, — а ведь я только копнул у поверхности.       Я так и не пришел в себя, когда вошел мистер Вустер.       — Дживс? Я заметил, что ты вытек из комнаты, и... — Он запнулся и подошел ближе. — Силы небесные, дружище, да ты сам не свой. — Он сел рядом и положил ладонь мне на колено. — И не говори, что у тебя все в порядке и ты оправишься сию же минуту, потому что это полная чушь.       — Я не в порядке, сэр, — хрипло выговорил я, — но боюсь, я все еще не в состоянии это обсуждать.       — Ох. — Он удивленно моргнул. — Может, потрясный caffe latte поднимет твой моральный дух?       Если поход за кофе отвлечет мистера Вустера от дальнейших вопросов и позволит мне и дальше пытаться самостоятельно справиться с эмоциями, возражать я не стану.       — Возможно, сэр.       — Ну что ж, тогда потопали.       Он наградил меня сияющей улыбкой, от которой холод внутри немного оттаял.       Мы вышли в морось пасмурного вечера и направились туда, где мистер Вустер в прошлый раз покупал кофе. Около получаса мы провели под навесом за крохотным столиком на тротуаре, глядя на прохожих. Мистер Вустер рассказывал о просмотренных фильмах; его речь то и дело прерывалась кашлем. Было приятно отвлечься от мучивших меня мыслей.       Когда мы вернулись в квартиру, мистер Вустер выразил сильное желание закурить.       — Чувствую себя просто ужасно, Дживс, — простонал он. — Как гризли, которого потревожили во время зимней спячки. Мне не нравится это настроение. Все вокруг раздражает — это совсем не соответсвует жизнерадостной вустеровской натуре.       — Мы мало что можем предпринять, сэр. А если бы и могли, я бы не советовал.       — Тебе просто не нравится этот дурацкий кашель. — Он нахмурился. — К черту все.       Вернулась с покупками мисс Барр:       — Привет, ребятки.       — Привет, Джоан. — В голосе мистера Вустера привычной теплоты не прозвучало, но внимание мисс Барр привлек не он: она окинула меня странным взглядом и уже собиралась задать вопрос, но я вежливо ей кивнул и ушел в библиотеку вешать пальто. Я чувствовал себя слишком открытым под их взглядами — обоим оказалось достаточно одного, чтобы заметить мое состояние.       Они тихо переговаривались в гостиной, а я пытался взять себя в руки и войти в привычную роль камердинера. Это единственная моя опора, и я не позволю ей раствориться в воздухе. Я сделал глубокий вдох и вышел в гостиную.       — Мисс Барр, нужна ли вам помощь в подготовке к завтрашнему вечеру?       Она окинула меня сверху донизу критическим взглядом и решила не вдаваться в расспросы, хотя явно думала об этом.       — Вообще да. Было бы здорово. Если мы передвинем сейчас диван с кушеткой, не нужно будет думать об этом с утра пораньше. В хранилище на парковке есть несколько раскладных стульев. — Она достала из кармана колечко с ключами, выбрала из них один и передала мне. — Написано «3-В».       — Слушаюсь, мисс.       Хранилище внизу оказалось размером с большой шкаф. Полки заставлены коробками, на верхней мотки тросов и небольшой рюкзак — очевидно, походное снаряжение. Большую часть оставшегося пространства примерно фут в глубину занимают складные стулья. Достаточно легкие, чтобы поднять все за раз и не спускаться повторно. Конечно, их тоже придется сначала почистить.       Оставшуюся часть вечера мы с мисс Барр занимались подготовительной работой, а мистер Вустер с некоторой тревогой за нами наблюдал. Как и большая часть его окружения, он рос в чрезвычайно закрытом пространстве и никогда не имел возможности наблюдать за жизнью рабочего класса. Ему не приходилось задумываться о том, что происходит на кухне и в прачечной: когда ему что-то требовалось, это появлялось у него перед глазами, и исчезало, когда нужда пропадала. Сохранять такое положение вещей было моим долгом, поэтому естественно, что сейчас он ощущает любопытство и неуверенность.       Занятый делом, я мог отвлечься от тревожных мыслей — по крайней мере, временно. Мисс Барр то и дело бросала на меня озабоченные взгляды, но, слава богу, ничего не спрашивала. Мы говорили только о том, что нужно сделать прямо сейчас или завтра утром: например, пропылесосить ковер и сложить кровать в библиотеке и освободить место для гостей.       Когда мисс Барр поручила мистеру Вустеру нарезать лук, я не знал, веселиться мне или ужасаться. Удивительно, но он вызвался сам. Надеюсь, он принял к сведению слова мисс Барр и пытается так приспособиться к новым жизненным обстоятельствам. Она следила, чтобы он не порезался, но его попытка помочь закончилась горькими слезами. Когда он попытался грязными руками потереть глаза, она усадила его за стол и, как мать, принялась вытирать лицо влажным полотенцем.       — Вот это, старушка, было крайне неприятно. Понятия не имел, что резка лука — такое опасное дело.       Мисс Барр отнеслась к неудаче с юмором. Усмехнувшись и покачав головой, она сказала:       — Все хорошо, Берти. Надо было поручить тебе что-нибудь попроще. Замочить фасоль, например.       С невольной нежностью я вспомнил утро, когда мистер Вустер пытался заварить чай, вооружившись книгой по домоводству, и превратил нашу кухню в результат стихийного бедствия.       — А что ты вообще делаешь?       — Чили. Оставлю его на ночь на медленном огне. Остальное начну завтра, когда придет Корал.       — Как у тебя так получается, что они ровно на одну сторону падают, куда надо? Мне кажется, это невероятно сложно.       Она улыбнулась.       — Я научилась готовить в целях самозащиты. Мамину еду нельзя было употреблять в пищу. Училась в основном по книгам. — Она указала на коллекцию поваренных книг на полках вокруг.       — Я как-то попробовал, — признался мистер Вустер, смущенно глядя на меня. — Чай оказался делом гораздо более сложным, чем я думал.       От скорбных ноток в его голосе мисс Барр рассмеялась. Я и сам не удержался от намека на улыбку. Он это заметил и счастливо засиял, чем существенно поднял мне настроение.       Работа на кухне плавно перешла в приготовление ужина. Сегодня это будет жареная лапша с овощами и тонко нарезанный «тофу», который я заметил ранее в холодильнике. Эта субстанция почти совсем не пахнет сама, но очевидно, хорошо впитывает в себя приправы и соусы. Мисс Барр на короткое время замариновала ее в остро пахнущем соевом соусе. Мистер Вустер наблюдал за ней с некоторым замешательством.       — Послушай, а у тебя нет, ну, обычной еды? Как в Лондоне продают или в Нью-Йорке? — жалобно поинтересовался он. Не думаю, что ему так уж не нравятся блюда мисс Барр. Просто он слегка не в настроении из-за болезни и невозможности выкурить сигарету. — Я вроде как скучаю по чему-нибудь привычному.       — Я думала, Лондон и Нью-Йорк огромные и многонациональные. Что у нас тут есть такое, чего нет там?       Мне все еще неловко сидеть с ними за одним столом, но я понял, что имел в виду мистер Вустер.       — Возможно, вы позволите мне приготовить что-нибудь в ближайшие дни, мисс Барр.       — Окей. Меня уже тошнит от всего этого. — Она кивнула на свою тарелку и снова посмотрела на меня. — Ты не собираешься готовить что-нибудь с почками, нет? — спросила она с подозрением.       — Нет, мисс, но я знаю предпочтения мистера Вустера и думаю, что знакомые блюда принесут ему толику утешения.       Мистер Вустер с энтузиазмом закивал и тут же зажмурился и положил голову на руку.       — Вам плохо, сэр?       — Нет-нет, все хорошо, просто стены снова поплыли. Не о чем беспокоиться. — Он осторожно открыл глаза. — Думаю, я отправлюсь спать сразу после ужина, если вы не возражаете.       — Конечно. — Озабоченное выражение снова появилось на лице мисс Барр. — Я говорила с Лиссой, она постарается подготовить все к воскресенью. Берти, а ты уверен, что будешь завтра на ногах?       — Джоан, старушка, Вустер ни за что не пропустит пирушку. Мы не страшимся их, а встречаем с распростертыми объятиями. Жду не дождусь, если честно. — Он попытался улыбнуться, но для этого потребовались усилия. Подозреваю, мисс Барр тоже это заметила; она вообще мало чего не замечает.       После ужина я проводил мистера Вустера в постель. Он сильно утомился, но отмел все мои тревоги, заявив, что с ним ничего серьезного. Отрицать очевидное скоро будет невозможно, и я перестану слушать его отговорки. Выключив свет, я вернулся на кухню помочь мисс Барр убрать со стола.       — Мисс Барр, вы упомянули, что ваша подруга, возможно, подготовит документы к воскресенью.       Я взял у нее тарелку и встал у мойки. Она покорно отошла в сторону, очевидно, приняв наконец мою помощь как благодарность за затянувшийся визит.       Она кивнула.       — Лично мы не встречались. Я отправила ей сообщение, так что пришлось изъясняться намеками. Никогда не знаешь, кто еще читает твою переписку. Сказала, что Берти хуже и ему нужен врач.       — Мне казалось, с самого начала было очевидно, что он болен.       — Да, но я чуточку сгустила краски.       По голосу я понял, что она что-то недоговаривает.       — Что-то еще?       Она поерзала на стуле, сцепила пальцы и отвела взгляд.       — Да ничего особенного.       — Позвольте вам не поверить, мисс Барр.       Она раздумывала какое-то время, прежде чем ответить.       — Пришлось подкинуть поленьев.       Я поднял бровь.       — Вы ей заплатили, мисс Барр? Вы же сказали, что не виделись.       — Теперь деньги можно не только из рук в руки передавать, — сказала она, явно не желая это обсуждать. Но я не мог оставить дело просто так.       — Мисс Барр, сколько вы ей заплатили?       Она откинулась на спинку стула и скрестила на груди руки.       — Дживс, я не прошу тебя вернуть мне деньги. У вас и так проблем достаточно.       Я на мгновение опешил и просто уставился на нее во все глаза.       — Мисс Барр...       — Все, проехали. Считай это актом эгоизма с моей стороны. Чем быстрее вы получите удостоверения личности, тем быстрее мы отвезем Берти к врачу. Тем быстрее вы сможете начать искать работу, не беспокоясь о здоровье, и начать жить своей жизнью. Тем быстрее я получу назад свою квартиру. Считай это вложением в мое личное пространство.       Домыв к тому времени посуду, я вытер руки полотенцем и сел напротив.       — Я благодарен вам, мисс Барр, но мы должны сами нести ответственность за свои расходы.       — Болеть сейчас дорого. — Мой аргумент ее не тронул, судя по всему. — Если Берти просто простыл и поправится через неделю, мы к этому вернемся. Только я не уверена, что это простуда.       — Мисс?       — Ну что я буду за человеком, если выкину вас на улицу в таком состоянии? Я просто не хочу, чтобы вы пострадали, и все. Это для тебя достаточно веская причина?       Я кивнул, признавая поражение.       — Вы уже проявили большую щедрость, чем мы вправе были ожидать.       — Мне тоже помогли в свое время. Передаю эстафету. Может, вы тоже когда-нибудь кому-нибудь поможете.       — Если вы не примете от нас деньги, позвольте мне хотя бы более серьезно подойти к ведению хозяйства, пока мы здесь. В конце концов, я занимаюсь этим всю жизнь. Мне неприятна праздность, а до сих пор я делал так мало.       — Что ж, это разумно. У меня редко бывают тихие гости, а завтра сюда на весь день заявится целая толпа. Одной за всем не уследишь. Так что от помощи не откажусь.       — Это сложная работа для одного человека, а вы, кажется, занимаетесь этим регулярно. — Предполагаемый масштаб soiree впечатляет, но квартира не кажется достаточно большой для подобного рода мероприятий.       Мисс Барр улыбнулась, явно потеплев.       — Три-четыре раза в год. У меня много друзей, интересных, талантливых людей. Я люблю собирать их вместе и сводить незнакомых друг с другом. Сейчас народ врубит колонки — вот и все общение. Никто больше не обсуждает идеи и идеалы, только обмениваются треками. Завтра здесь будут играть музыку, разговаривать и делить стол. Это важно для меня, делиться ими друг с другом. Понимаешь меня?       — Думаю, да, мисс Барр.       Изначально я относился ко всему этому скептично, но выслушав ее, почувствовал за словами эмоции. Она умна и рассудительна, пусть и крайне вульгарна временами. Подобным людям свойственно объединяться в группы по интересам.       — Как сказал Бард, к «любимому труду встаем мы рано и отдаемся с радостью ему».       — Как-то так, — усмехнулась она. — Только у меня будет одна просьба.       — Какая же, мисс Барр?       — Если ты собираешься мне помогать, не прячься за этим своим камердинерством. С людьми можно разговаривать, не нужно стараться быть невидимым. Мне кажется, вам тут будет с кем срезонировать. Вам нужны друзья.       Я отметил любопытное выражение, но смысл понял.       — Сделаю все возможное, чтобы э... влиться в общество, мисс Барр.       Необходимые навыки у меня есть, но я не знаком с правилами социального взаимодействия, принятыми среди ее друзей. Понадобится время, чтобы разведать территорию и не совершить faux pas.       — Однако, становится поздно, и мне пора отойти ко сну.       Она кивнула.       — Ага. Доброй ночи.       Когда я вошел в библиотеку, мистер Вустер уже спал. Он не пошевелился, когда я опустился рядом, и я понадеялся, что эта ночь пройдет спокойнее. Сны увели меня в края, заполненные страхом.       

***

             Утром квартиру наполнил пряный аромат чили и печеных булочек; я удивился, сообразив, что мисс Барр уже встала — обычно она просыпается в одно время с мистером Вустером, а не со мной. Я привел себя в порядок и вышел в гостиную, где на алтарях горели свечи, источающие легкий древесный аромат. Приоткрытая дверь на балкон впускала в освещенную комнату свежий воздух.       — Утречка, Дживс. — Мисс Барр подала мне чашку чая. Она смотрела на меня полуоткрытыми глазами, но в целом казалась вполне бодрой и готовой к новому дню. — Хорошо спал? Ты вчера был сам не свой.       — Я в порядке, мисс Барр, благодарю. — Я сделал глоток чая. У меня нет желания обсуждать все, что я вчера узнал, иначе я точно не смогу ни с кем общаться, не говоря уже о помощи в проведении мероприятия. — Похоже, сегодня будет приятный, ясный день.       К счастью, мисс Барр не стала продолжать расспросы.       — Сегодня по прогнозу тепло и солнечно, по крайней мере, днем. Теплые деньки скоро закончатся, хорошо, если мы сможем воспользоваться сегодня балконом, — места больше будет.       Я допил чай, и мы вернулись к уборке. Мисс Барр оставила на меня всю квартиру, кроме своей спальни; она сменила белье и заправила постель, чем изрядно меня удивила: я уже начал сомневаться, что она это умеет, но в армии, наверное, и этому учат. Через два часа квартира стала походить на место, куда не стыдно впустить гостей. Я остался доволен результатом наших трудов.       Затем мисс Барр продолжила готовку, а я занялся завтраком для мистера Вустера. Он снова проснулся вялым и совсем не таким веселым, как раньше, и легкие хрипели еще сильнее. Есть он тоже не захотел, но я все же уговорил его проглотить хоть что-то. Отсутствие аппетита меня обеспокоило, хотя ему оно, конечно, не помешает наслаждаться праздником. Если я предложу ему остаться в постели, он все равно откажется, слишком уж он любит общество и большие компании. Даже не принимая участия в интеллектуальных беседах, он наверняка очарует всех друзей мисс Барр, потому что знает, что несколько ограничен в этой области, но не слишком-то об этом беспокоится. Но к вечеру, от усталости, его состояние только ухудшится.       Мистер Вустер снова меня удивил, предложив помочь на кухне. Мисс Барр поручила ему нарезать сыр. Сыр безопаснее лука, и он прилично справился, разве что кусочки получились кривыми. Я открыл несколько бутылок неизвестного мне вина и оставил подышать. Происхождение винограда варьировалось от Вашингтона и Калифорнии до Австралии, а названия были либо ироническими, либо до крайности абсурдными, что, конечно, не внушило мне особого к ним уважения. Я решил дать им шанс, не возлагая, впрочем, больших надежд.       Скоро приехала Корал с сумкой-холодильником и тремя пакетами, содержимое которых, в частности, включало в себя бумажные тарелки и пластиковые стаканчики. Необходимость разливать в них вино ввергала меня в отчаяние и глубоко оскорбила мое чувство приличия, но у мисс Барр просто нет столько фужеров и даже стаканов для воды, сколько будет людей. Корал подписала каждый стаканчик именем гостя и сказала, что нечего разводить мусор, якобы одного стакана на вечер человеку вполне достаточно.       Сыр и нарезанные овощи разложили по тарелкам и вместе со всеми соусами и приправами убрали на столешницу, чтобы мисс Барр могла вытереть обеденный стол. Вскоре стали собираться гости, принося с собой музыкальные инструменты, еду и напитки. Мисс Барр всех встречала объятиями и поцелуем в щеку. Меня смущает этот обычай свободных телесных контактов — без серьезной работы над собой я не смогу к нему привыкнуть. Да и желания привыкать нет. Каждого новоприбывшего нам представляли либо по имени, либо прозвищем. Еще один смущающий обычай.       На ceilidh обычно исполняют традиционную музыку Ирландии и Шотландии, и я никак не ожидал услышать «Gaudete» на латыни. Мисс Барр присоединилась к трем поющим: получилось живо и гармонично, но совсем не похоже на то, что я слышал в церкви. Мистер Вустер наклонился и прошептал мне на ухо:       — Вот ведь здорово-то! — Его лицо сияло от радости: в кои-то веки он оказался в компании людей, не меньше него влюбленных в музыку.       В следующие несколько часов я услышал матросские хоровые песни, песни сатирические и игру на народных инструментах — композиции разных исторических периодов звучали как минимум на шести разных языках. На удивление много песен я узнал, хотя часть из них явно современные. Барабаны мисс Барр сняли с полок и принесли из разных комнат — их оказалось больше, чем я заметил сначала. Гитару тоже сняли, настроили и пустили по рукам. Песни пели все, кто знал слова, и даже мистер Вустер иногда вступал, хотя ему было больно из-за хрипов. Я наполнял бокалы вином, которое оказалось гораздо лучше, чем я опасался, убирал тарелки и следил, чтобы всем было комфортно. После пережитого на этой неделе вернуться к привычным обязанностям для меня было успокоением, и новый мир сразу стал значительно уютнее.       Возраст друзей мисс Барр варьировался от двадцати до пятидесяти лет, а может и больше. Они одевались либо по викторианской моде с вкраплениями анахронизмов в деталях, либо в крайне неформальные и удручающе пестрые майки и джинсовые брюки. Приличнее всего выглядел юноша с очень светлыми волосами и пронзительно-голубыми глазами, похожими на стекло: на нем был хорошо сшитый костюм. Мисс Барр пригласила и соседей: университетского профессора английского из квартиры напротив и пару молодых людей снизу. «Если пригласить всех на вечеринку, некому будет жаловаться на шум», — объяснила она. Разумный подход — соседи явно наслаждались вечером.       Разговоры и вино текли рекой, не только в гостиной и библиотеке, но и в спальне мисс Барр, где на кровати постоянно менялась компания. Нецензурные выражения я слышал чаще, чем просьбу передать соль, но кроме этого, люди собрались образованные, близкие друг к другу по духу, но абсолютно разные. Сидели не только на диванах и стульях, но и просто на полу, скрестив ноги или опершись на ноги тех, кто позади. Царившие здесь свободные, даже богемные нравы мистера Вустера удивляли не меньше, чем меня, но он легко влился в компанию на правах гостя мисс Барр, и я был счастлив заметить, что он смеется и общается с самыми разными людьми.       Музыканты играли либо уверенно, либо потрясающе. Один из опоздавших принес с собой клавиши от фортепиано — sans самого фортепиано — и подключил к розетке и звуковому усилителю. Мистер Вустер пришел от инструмента в восторг и не меньше двадцати минут засыпал юношу вопросами. Я был счастлив, что ему позволили поиграть на необычной клавиатуре, которая, похоже, легко имитировала звучание самых разных инструментов. Мисс Барр объяснила мне, что это тоже в каком-то смысле компьютер. Мистер Вустер решил сыграть Генделевское Largo «Ombra mai fù», которые мы недавно слышали в исполнении группы под названием Dead Can Dance. Необычный для него выбор композиции, но исполнил он ее с закрытыми глазами и легкой улыбкой на устах — искренне, сердечно и невероятно прекрасно. Разговоры в гостиной сразу смолкли, и до самых последних аккордов все сидели затаив дыхание.       Когда утихла последняя нота, в комнате повисла тишина, мгновение спустя взорвавшаяся аплодисментами и криками восхищения. На кратчайшую долю секунды мистер Вустер посмотрел мне в глаза и ослепительно улыбнулся, а потом отвернулся к гостям. Сердце у меня замерло. Он знает, что это одна из любимейших моих композиций, в изумлении отметил я, и он сыграл ее для меня. Я ощутил такую волну нежности и признательности, что перехватило дыхание. Когда я пришел в себя, рядом стояла мисс Барр, прикасаясь ко мне плечом.       — Ты, конечно, говорил, что он хорош, но я не думала, что настолько. Это было потрясающе. — Она улыбнулась и посмотрела на меня так непринужденно, как никогда раньше. — Дживс, ты уже четыре часа на ногах, не отрицай, я за тобой слежу. Возьми перерыв. Пообщайся с людьми, съешь что-нибудь, выпей вина и расскажи Берти, как он великолепен.       Она похлопала меня по руке, блеснула глазами за стеклами очков и вернулась в толпу сменяющих друг друга гостей.       

***

             Никогда не видел такого пианино, как принес юный Талиесин. Жаль, что он не позволил звать себя Талли. У этой штуковины есть клавиши, но и только. Как же рад я был наложить на него руки. Мне бы ничего подобного и в голову не пришло, даже если бы я сильно перебрал в оркестровой яме. Сыграл на нем Дживсового любимого Генделя, так все попросили еще. Я немного пощекотал клавиши теми мелодиями, что услышал сегодня вечером. Лучших слушателей, чем друзья Джоан, и пожелать нельзя. Некоторые из них слегка необычные, но на первый взгляд хорошие ребята. Играть было здорово, конечно, но я приметил Дживса, скользящего в толпе со стаканом вина, с сияющим от счастья лицом и вроде как чуть менее напряженного, чем обычно. Срочно потребовалась пара минут наедине с моим Дживсом в таком состоянии. Я доиграл что-то на скрипичных (кто-то сказал, это была электроскрипка), извинился и поскакал к нему в поисках опоры и поддержки.       — Салют, Дживс!       Я сцапал его за локоть и потянул на пустующий балкон. Весь вечер тут почти всегда кто-то был, и я был счастлив заполучить несколько минут с Дживсом под звездами.       Он оперся спиной о стену, тихий, как Гасси на берегу пруда, в котором резвятся тритоны. И невозможно красивый. Я встал напротив, очень-очень близко, только что не навалился на него всем вустеровским корпусом, и посмотрел в глаза. Клянусь, это был один из тех моментов пробуждения души, какие я слишком часто видел на Бинго Литтловом циферблате. А на Дживсовом увидел впервые.       — Сэр, — произнес он низко и с придыханием; у меня от этого голоса мурашки побежали по всему телу и до самых кончиков волос, — это было... бесподобно.       И было в его голосе что-то такое, отчего корпус задрожал, словно его воткнули в розетку и повернули выключатель. Воздух между нами затрещал. Я не мог сделать вдох. Дживс протянул руку, коснулся моей щеки, наклонился. И тут вустеровский мозг подскочил на месте, завопил как резаный и постучал по голове хозяина крикетной битой.       — Нет, — пролепетал я, а на большее меня не хватило. — Нам нельзя.       Рука упала, и тот совершенно потрясающий свет в его глазах погас, словно и не было его никогда. В мой желудок провалилась глыба льда. Дживс сделал резкий вдох и сглотнул. Его почти трясло.       — Простите, меня, сэр. Это была непозволительная ошибка.       — Ты же знаешь, как я...       — Знаю.       Сколько же боли было в этом слове! Как же я ее ненавижу. Я бы все отдал, все сделал, чтобы растереть ее в порошок, как десять раз истлевшую египетскую мумию. Ненавижу закон. Ненавижу быть джентльменом, когда он мой слуга, хоть и в сотни раз лучше, чем я когда-нибудь буду, и что ничего не сделать с нашим происхождением и Дживсовой феодальной преданностью. Ненавижу, что он никогда не будет моим. Больно было так, словно с меня живьем содрали кожу.       — Мне так жаль, — несчастно пробормотал я.       Он закрыл глаза и ударился затылком о стену.       — Я знаю. — Он вздохнул и посмотрел на меня снова. — Мы должны вернуться на вечеринку, сэр.       Как он может говорить так спокойно? У моего голоса тряслись бы колени, если бы у голосов были колени.       В квартире пели про живого бога Пана. Про себя я такого сказать не мог. Вообще, песня была настолько безбожно языческая — я даже на мгновение пожалел, что не язычник. Тогда, может быть, все было бы по-другому. Дживс уплыл в библиотеку, а я посидел какое-то время в гостиной, опрокинул в себя пару стаканов, послушал музыку, а потом поплелся туда, где потише.       Дверь в комнату Джоан была приоткрыта. Из щели странно тянуло горелым и слышались голоса. Я просунул туда голову.       — Привет, заходи. Дверь закрой. — Молодой парень примерно моего возраста, со светлой шевелюрой и в потрясном костюме лежал на кровати в компании двух других парней такой же изящной комплекции, но в гораздо менее приличной одежде. Они передавали друг другу крошечную трубочку и по очереди из нее вдыхали.       Я упал рядом:       — Это что?       — Травка, — ответил рыжий и медленно выпустил облачко дыма. — Хочешь?       — Это табак?       Все засмеялись. Блондин сказал:       — Нет, но штука все равно отпадная. — Он протянул ладонь. — Гарри. Ты мне почему-то кажешься знакомым. Мы раньше встречались?       Я пожал руку.       — Берти. И нет, не думаю, что это возможно.       Рыжий передал мне трубку и щелкнул зажигалкой. У него на подбородке была странная рыжая полоска и всё, больше никаких волос. Что бы это ни было, надеюсь, оно ослабит заевшую меня жажду сигарет. Я осторожно пыхнул.       — Джефф, — представился рыжий. По-моему, он один из соседей снизу, а второй лежит рядом с ним. Дым оказался гораздо крепче табачного, и я закашлялся.       Все засмеялись. Гарри похлопал меня по спине, пока старые мешки не очухались. Темноволосый подал мне воды:       — Я Дейв.       Вода помогла, и Джефф снова зажег трубку. На этот раз у меня получилось вдохнуть и не потревожить легкие.       — Нужно немного подержать, если хочешь получить кайф, — посоветовал Дейв. — Давай еще раз.       Я сделал как велено и задержал дыхание, передавая трубку Гарри.       — Ты просто отпадный клавишник, чувак, — сказал Джефф. — Ларго было просто очешуенски очешуительно. Играешь где-нибудь?       У меня слегка закружилась голова; я выпустил дым через ноздри и медленно покачал головой.       — Ну, тебе стоит попробовать.       Дейв налил в стакан вина из почти пустой бутылки и передал мне. Пожар в горле поутих. Несмотря на количество алкоголя, я не видел здесь того разнузданного веселья, какое было бы в «Трутнях». В гостиной начали танцевать, но вот бесчувственных тел я пока не заметил ни одного.       — Спасибо, — прохрипел я. — Я думал, Джоан не нравится, когда курят в доме?       Гарри кивнул. У него такие светлые волосы, что ресниц почти совсем не видно. И самые необыкновенные в мире голубые глаза. Завораживающие.       — Табак да. Каннабис незаконный, так что мы по-тихому. Джоан не против, она тут была. — Он указал на приоткрытое окно, в щелку которого при помощи крошечного вентилятора просачивался дым. — Копам плевать, чаще всего. Очень низкий приоритет. Сегодня проще за обыкновенное курение в неположенном месте загреметь, но все равно лучше не светиться.       Из гостиной доносились музыка и смех.       — Как давно ты в Сиэтле? — спросил Джефф.       — Эмм... где-то неделю или около того. — Вот об этом говорить не стоит. Решат, что я чокнулся. — Мы с Дживсом остановились у Джоан. Весьма приличная барышня.       Они как-то странно на меня посмотрели, но ничего не сказали. Все, кроме Гарри.       — Большой, темноволосый, солидный парень в костюме?       Я кивнул.       — Ну да, под описание подходит.       Он скривился, словно старался что-то припомнить.       — Клянусь, я где-то вас видел.       Трубка обошла круг и вернулась ко мне. Я вдохнул. На этот раз вышло лучше.       — Ну, мы пару раз выходили на Бродвей, а еще Джоан в четверг водила нас в какое-то место для путешественников, мы там кучу народу повстречали. Но, думаю, тебя бы я запомнил.       Очень необычный парень, этот Гарри.       — Ладно, когда-нибудь вспомню. Вы пока тут будете?       — Да, наверное.       Дейв выдул в потолок маленькое облачко.       — Ты из Джоановой гильдии язычников?       Я моргнул.       — Э... нет. Не уверен, что понимаю, о чем ты.       Это только вызвало дополнительные смешки. У меня возникло стойкое ощущение, je ne sais, чего-то. Вроде как подшофе, но вообще похоже, будто я растворяюсь в воздухе и впитываюсь в матрас одновременно.       — А от этой штуки должно быть ощущение, словно впитываешься в матрас?       Все засмеялись.       — Всё, милый, тебе хватит, — сказал Джеф.       — Это значит да, — добавил Дейв.       — Он такой очаровательный, когда обкуренный, — хихикнул Джеф и наклонился посмотреть, как я впитываюсь. — Как думаешь, его парень делится?       Вустеровские гляделки вытаращились, а сердце попыталось выскочить из груди. Я закашлялся и вздохнуть не мог, хоть убей. Когда я наконец пришел в себя, то смог выдавить только: «Что?».       — Джеф просто хочет знать, насколько ты свободен, солнце, — промурлыкал Дейв. Получилось жутковато.       — Что? Погодите! Нет! — выдавил я, стараясь не кричать. — О чем вы вообще...       — Эй-эй, угомонись. Никто тебя не укусит без разрешения, — сказал Джеф. Он так плотоядно улыбался, что я почувствовал себя жареным ребрышком, которым размахивают перед носом льва, просидевшего на диете не меньше трех недель.       — Это не... Мы не...       Дышать почему-то стало трудно, а голова закружилась что твой моторчик. Как они узнали, черт подери? Что мы такого сделали? Я сделал. Дживс на людях и волоску в неположенном месте не позволит упасть.       Джеф и Дейв переглянулись, покачали головами и снова посмотрели на меня. Сильно напомнили мне Клода и Юстаса, будь один из них рыжим.       — Милый мой, ты серьезно думаешь, никто не видит, как вы друг на друга смотрите?       — Не говори никому, бога ради, — прошептал я. Я так крепко сжал Джефово запястье, что чуть костяшки не лопнули.       — Умолкните, парни. — Гарри посерьезнел. — Берти, ты чего трясешься?       Я отпустил Джефа.       — Чего... Господь всемогущий, вы что, не боитесь полиции?       Все трое очень странно на меня посмотрели.       — Ты что, с луны свалился? — неожиданно мягко спросил Джеф.       Я уставился на них, пытаясь сделать вдох. Сердце заколотилось, как целый табун скаковых лошадей. Во рту пересохло, как в Сахаре, в которую добавили песка из Гоби и солидной части Долины Смерти. Я уже не впитывался. Потянулся за стаканом, Гарри налил вина, и я проглотил его залпом.       — Вроде того.       — Ингалятор нужен? — спросил Дейв.       — Что?       Говорить было больно.       — У тебя астма? Ты не очень хорошо дышишь. — Дейв озабоченно нахмурился. — У меня есть.       Я покачал головой.       — Нет у меня астмы. Просто неудачно искупался в реке на прошлой неделе. С того дня старые мешки с воздухом отказываются работать как положено.       Гарри снова вступил в разговор:       — Берти, я и представить не могу, почему ты этого не знаешь, но копов больше бояться не нужно. Это законно — быть геем. Уже много лет.       — Ну еще бы радоваться было незаконно. — Ничего не понял, что он такое говорит? Голова все еще кружится. — Не глупи.       Гарри моргнул.       — Гей. Квир, гомосексуал, сторонник греческой любви, парень, который любит парней.       Я уставился на него в полнейшем, коленеподгибающем изумлении. Все трое уставились на меня в ответ.       — Не может быть. — Я покачал головой. У меня, наверное, галлю-как-их там. Не может это быть правдой. Этот кана-что-то там разболтал те немногие серые клеточки, что имелись у Бертрама. — Невозможно.       Они повернулись друг к другу и зашушукались, а я упал на спину и принялся впитываться в матрас с удвоенным энтузиазмом. Какое-то время спустя Дейв и Джеф вышли, а Гарри остался со мной и держал за руку, пока мой мозг вытекал из ушей.       — Все хорошо. Не знаю, что тут происходит, но все хорошо.       Джоан появилась минуту спустя и закрыла за собой дверь.       — Берти, как ты себя чувствуешь? — Она села рядом со мной. Я покачал головой. Чувствую себя дрейфующей в океане льдиной. Джоан посмотрела на Гарри.       — Нам надо поговорить, — сказал он.       — Чувак, вы обкурили бедного ребенка. Да он эту штуку в глаза не видел, — разочарованно произнесла она. Я только не понял, в ком она была разочарована, во мне или в Гарри.       — Что тут происходит? — спросил Гарри, выпуская из хватки вустеровскую конечность.       Джоан посмотрела на него долгим взглядом. Она успокаивающе гладила меня по голове, и я немного расслабился. А может из-за того, что стены плавают.       — Ты, наверное, единственный, кто поверит. Но давай не сейчас. Хочешь поговорить — приходи в понедельник, хорошо?       Гарри кивнул:       — Он не знал.       — Что ничуть меня не удивляет, — сказала Джоан.       Я хотел им напомнить, что вообще-то тоже тут нахожусь, но не смог сформулировать предложение. Набейте в бассейн стадо свиней, залейте джином пополам с вермутом и добавьте оливку — они и то будут трезвее меня.       — Я уже сказала, обсудим это позже. Мне нужно разобраться с Берти. Давай, возвращайся на вечеринку.       Он явно хотел возразить, но передумал и просто отдал ей трубочку.       — Ладно. Значит, в понедельник. Зайду после работы. Ловлю на слове.       — Поймал уже. Топай.       Гарри утопал, и Джоан снова посмотрела на меня, не переставая гладить по голове.       — Ох, Берти. — Она вздохнула. — Какие же вы, оказывается, простодушные. Я не знала, поэтому ничего не сказала. Я думала, вы из-за этой «джентльмен и его слуга» ерунды себя так ведете.       — Это правда? — У меня онемело лицо. Или окосело. Я ткнул его пальцем. Точно онемело. Или это пальцы онемели.       Джоан вздохнула и слабо улыбнулась.       — Да. Да, это правда.       — Ну, дьявол меня задери, — произнес я, пораженный. Бертрам обычно не склонен к употреблению таких выражений, особенно в присутствии барышень, но обстоятельства требовали того. Джоан засмеялась и положила трубку на тумбочку.       — Давай уложим тебя нормально. Ты еще часа два как минимум не сможешь двигаться, а хрипы просто страшные. Тебе надо поспать. — Она встала позади меня на колени и просунула руки мне под мышки, чтобы уложить в более удобное полож. Когда вустеровская тыковка познакомилась с подушкой, Джоан сняла с меня туфли и сбросила их на пол. Постель у нее чертовски уютная, гораздо удобнее библиотечной, и гораздо шире. Джоан ослабила мне галстук и стянула его, расстегнула верхнюю пуговицу рубашки. Меня никто раньше не раздевал, кроме Дживса — очень непривычно.       — А вечеринка?       Джоан засмеялась и бросила галстук на тумбочку.       — Вечеринка будет продолжаться еще пару часов. Всё клево, всем хорошо. Даже Дживс немного оттаял. Ты бы его видел. Он в библиотеке, разговаривает с парой медиевистов, кузнецом и профессиональной доминанткой. И вроде как вполне собой доволен.       Я моргнул и выпучил на нее глаза, как сова.       — Ба?       Джоан только снова засмеялась.       — Ты просто очарователен, дорогой.       Она нырнула в шкаф и вынула голубое покрывало с узором, от которого в обычное время я бы пришел в восторг, но сейчас меня замутило. Джоан его на меня набросила. Оно оказалось теплым и окутало тонкую вустеровскую фигуру мягким облаком.       — Спи, Берти. — Она наклонилась и, как мама, чмокнула меня в лоб. Потом поискала что-то в тумбочке, достала ручку, бумажку и рулон клейкой ленты. Нацарапала что-то на бумажке, оторвала полоску ленты и бросила рулон и ручку обратно в ящик. — Я вернусь к гостям. Позже еще зайду. Спи давай.       — Ладушки.       Зачем возражать, когда сон — это самое оно? Я закрыл глаза и услышал, как вышла из комнаты Джоан.       

***

             В голове у меня что-то щелкнуло в ответ на «Нет» мистера Вустера, и я в сотый раз проклял себя за тупость. Никогда я не был так близок к тому, чтобы потерять голову, и никогда в настолько не подходящее для этого время. Нас могли увидеть и с улицы, и из квартиры.       Нам нельзя. И всегда будет нельзя, по слишком многим причинам. Я забылся и чуть не подписал приговор нам обоим. Мы спим рядом всю неделю, вот сила воли и ослабла. От постоянной близости, оттого, что каждое утро наши тела переплетены друг с другом. Мучительно больно делать шаг назад, но выбора нет, и мы оба это знаем. А после всего пережитого на этой неделе он просто сыграл для меня Генделя, и я потерял голову.       Я его недостоин.       Квартира битком набита людьми — пришлось запереться в ванной, чтобы восстановить способность мыслить здраво. Я еле узнал лицо, что посмотрело на меня из зеркала: белое как полотно, широко распахнутые глаза, темные круги под глазами от бессонных ночей и растрепанные волосы, которые просто нечем привести в порядок.       Пустил холодную воду и оперся о раковину; голова и плечи поникли под тяжестью тоски на сердце. Нужно взять себя в руки. Нужно найти способ вернуть себе личное пространство и подавить съедающую меня жажду. Сегодня нас спас только инстинкт самосохранения мистера Вустера — обычно довольно слабый, — но не мои действия. Я поплескал в лицо холодной водой, чувствуя стыд и унижение от собственной слабости.       Я никогда не смогу подавить чувства, вызвавшие в душе такие разрушения, но могу безжалостно запретить себе их выражать. Я делал это раньше и смогу снова, по крайней мере, пока мы вынуждены оставаться у мисс Барр, а когда у нас будут документы и возможность зарабатывать деньги, я снова получу отдельную комнату. Даже на таком незначительном расстоянии я смогу держать себя в руках. Я справлялся с этим три года.       Холодная вода немного отрезвила. Я несколько раз медленно глубоко вздохнул и вытер лицо. Теперь оно снова похоже на мое собственное — сосредоточенное и собранное. Этого мало, но хватит на остаток вечера, если не приближаться к мистеру Вустеру. Я пригладил волосы влажными руками, еще раз глубоко вздохнул и вернулся к гостям.       Мистер Вустер был все еще в гостиной, так что я направился в библиотеку, где несколько человек погрузились в обсуждение истории средневековой Европы и королевских домов. Меня всегда интересовала эта тема, и я хорошо в ней разбираюсь. Мне бы только шанс, и я увязну в ней не на один час. Я с удовольствием примкнул к группе и с радостью обнаружил, что приняли меня тепло. Одна весьма мускулистая дама оказалась кузнецом, она изучает искусство средневековой ковки. Рассказала поразительные вещи. Ее зовут Алисанда, она член Общества создателей анахронизмов, идею которого я нашел необычной, но крайне занимательной.       В итоге я все же смог расслабиться и получить удовольствие от беседы. Сандра и Роб — ученые-медиевисты. Сандра пишет докторскую по морским чудовищам из «Этимологий» Исидора Сильвийского, а Роб уже закончил докторнатуру и ищет работу. Абхисри — изысканно прекрасная индианка с величественной и властной внешностью — сидела на кушетке, словно на троне, а у ног ее расположился красивый молодой юноша. Она периодически вставляла замечания по «сексуальной политике» средневековой Европы. В этой области я почти не сведущ, но ее познания оказались более чем достойными, если судить по разговору академиков.       Юноша никак себя не представил и в беседе почти не участвовал, только внимательно слушал. Он обращался к Абхисри не иначе как «госпожа» и по молчаливому сигналу подавал ей еду и напитки. Ее ладонь лежала у него на голове и рассеянно перебирала волосы, медленно и чувственно-нежно. Внезапно вспомнились слова мисс Барр про «какой-то кинк», и я испугался ее проницательности в отношении наших с мистером Вустером отношений. Усилием воли выбросив эти мысли из головы, я решил относиться к Абхисри с ее юношей с профессиональной отстраненностью камердинера, хозяин которого периодически выкидывает кренделя в его присутствии. Их отношения меня лично не беспокоят, как и окружающих, судя по всему. Следовательно, они не имеют значения.       Не знаю, как долго мы разговаривали, прежде чем в дверях не появилась мисс Барр и не поймала мой взгляд, показывая на выход. Я решил, что тут как-то замешан мистер Вустер, иначе она бы просто зашла и присоединилась к беседе, как уже делала несколькими минутами ранее. Вероятно, мистеру Вустеру стало хуже. Надеюсь, что это не так.       Толпа в коридоре значительно поредела. Я посмотрел на часы: десять тридцать. Вечеринке пора бы подойти к концу. Я подождал, пока мисс Барр попрощается еще с кем-то.       — Да, мисс Барр?       — Туда. — Она указала на дверь в свою комнату с приклеенной запиской «Не беспокоить».       — С мистером Вустером все хорошо?       Я прошел за ней в комнату и увидел его, спящего в ее кровати под покрывалом, от которого у меня заболели глаза. Мисс Барр закрыла за нами дверь.       — Все нормально, — тихо сказала она. — Гарри и парни снизу его накурили, но это не проблема, с ним все будет хорошо. Только он хрипит еще сильнее. Думаю, лучше его не переносить, так что, когда все разойдутся, падай рядом. Это будет минут через двадцать, наверное. В гостиной можно просто собрать мусор и оставить остальное на завтра.       — Что значит «накурили»? — тревожно спросил я.       — Дали марихуану. По сравнению с табаком она безвредна. Чтобы почувствовать эффект, много не надо, и если нет аллергии или непереносимости, ты просто таешь и каждый крекер становится самым вкусным, что ты когда-либо пробовал. Берти просто заснул раньше, не успел почувствовать голод. Это как алкогольное опьянение, только риск начать махать кулаками значительно меньше.       Я кивнул.       — Я знаком с действием этого растения. Его часто употребляли мои знакомые в Гарлеме. Единственной проблемой было то, что оно запрещено, но за нарушение конкретно этого закона никого из моих знакомых не наказывали.       Об этом можно не волноваться, в отличие от хрипа в легких.       Мисс Барр взяла с прикроватной тумбочки конверт и отдала мне.       — Лисса забегала на пару минут, оставила вот это. Сказала, сделала так быстро, как смогла. Она знает, что значит болеть без документов, и не хочет, чтобы Берти страдал дольше необходимого.       — Спасибо, мисс Барр. Необычайно вам благодарен.       Не знаю, сколько она заплатила из своих денег, но я найду способ все ей вернуть. Содержимое конверта можно изучить и позже.       — Пойду провожать народ. Можешь остаться тут с Берти. Я загляну, когда все разойдутся, уберем самое основное перед сном.       Я задумчиво на него посмотрел. В тишине комнаты слышно его тяжелое дыхание. Я на мгновение засомневался в своем решении держаться от него подальше. Мистер Вустер заворочался, закашлялся и после слабого стона снова затих.       — Это вполне приемлемо, мисс. Я буду ждать вас здесь.       Мисс Барр кивнула и вернулась к гостям. Я сел на кровать и посмотрел на мистера Вустера. Меня разрывало между паническим страхом лечь рядом и глубоко укоренившейся потребностью его защищать. Потребность защищать без особой борьбы победила. Потрогал лоб: несколько теплее, чем следует, все-таки поднимается температура. Ну, вот и конец сомнениям. Завтра мы едем в больницу, я не приму никаких возражений. У нас есть документы и деньги — откладывать дальше смысла нет.       Из коридора доносятся шаги: гости начали покидать библиотеку. Минут через пятнадцать голоса в гостиной запели на прощание традиционную ирландскую песню. Губы мои подпевали сами собой: «Так выпьем за всю честную компанию / и отдельно за мою любовь. / Давайте выпьем, пусть нас развеселит стаканчик, / Давайте выпьем и развеселимся, чтоб всё горе ушло, / Ведь, может, мы никогда уже не встретимся вновь».       Я слышал, как убирают в чехлы инструменты, прощаются, собираются встретиться на еще один ceilidh. Наконец дверь закрылась в последний раз, и мисс Барр тихо постучала. Я встал, чтобы присоединиться к ней, и бросил на мистера Вустера последний взгляд.       — У него поднимается температура, — сказал я, собирая по комнате стаканы и тарелки и убирая их на обеденный стол.       Мисс Барр печально вздохнула.       — Твою мать. Ее не было, когда я проверяла. Завтра мы тащим его задницу в приемный покой, хочет он этого или нет.       — Решительно с вами согласен, мисс Барр.       Она выглядела усталой и обеспокоенной, несмотря на то, что ceilidh прошел хорошо. Оставив в стороне мой промах и последующие душевные терзания, вечер мне понравился, и я испытывал к ней благодарность за возможность познакомиться с интересными людьми. Мисс Барр собирала складные стулья и ставила их у книжной полки, пока я как мог прибирался в комнате. Кушетку мы двигать не стали, чтобы завтра после больницы пропылесосить коврик.       Когда мы закончили все, что мисс Барр собиралась сделать перед сном, она сказала, что хочет со мной поговорить. Мы сели на диван. Мисс Барр собиралась с мыслями, а я с беспокойством за ней наблюдал, не зная, чего ожидать. Наконец она вздохнула и посмотрела на меня.       — Дживс. — Она взяла меня за руку. — Мне нужно сказать тебе что-то, что для тебя, скорее всего, будет шоком. Только не волнуйся, все хорошо, я не про проблемы или опасность.       Я выслушал эту загадочную преамбулу и решил, что реагировать буду позже.       — Я знаю, это вроде как ни с того ни с сего... Да и вообще, странно говорить с тобой о таких личных вещах, но э-э... я знаю, что ваши с Берти чувства друг к другу пересекают дружеские границы.       Я замер. Сердце мое, наоборот, зашлось от страха.       — Тут нет ничего страшного, — сказала она. — Я говорю это только потому, что ты должен знать: сейчас такие отношения вполне возможны. Закон вам не преграда. — Она посмотрела мне в глаза, взглядом подчеркивая каждое слово: — Никто вас не арестует. Не посадит в тюрьму. В некоторых штатах и странах вы даже можете пожениться, если хотите.       Я чувствовал, как от лица отливает кровь. Закружилась голова. Я открыл рот, но не придумал что сказать.       — Берти узнал сегодня вечером, когда болтал с Гарри и парнями снизу. Он был слишком обкуренный, чтобы переварить это. Решайте сами, что вам делать с этой информацией. Я просто хочу, чтобы вы знали: меня это ничуть не смущает. Как минимум половина из присутствующих здесь сегодня такие же, как мы. Здесь вам нечего бояться.       Я мог только ошеломленно моргать. Мы?       — Но вы упоминали мужчин...       Она пожала плечами.       — Девушки у меня тоже были. Никто ни от кого не скрывается. Никто не оскорбляется. Это не важно. Важно то, что вы в безопасности и вам больше не нужно прятаться, если вы сами этого не хотите. Это, конечно, сложно принять вот так с ходу, и вам, наверное, понадобится какое-то время, чтобы решить, что со всем этим делать. Вы всю жизнь скрывались, потому что по-другому было никак, а такие страхи просто так не проходят.       — Нет, — прошептал я. Сердце все еще колотится. — Нет, не проходят.       — На вас, конечно, слишком много всего навалилось. Берти болен, жизнь перевернулась с ног на голову, и ничего тяжелее и представить нельзя, наверное. Но если захотите поговорить, не бойтесь. Я выслушаю и сделаю все, чтобы понять.       — Мисс Барр... Я не знаю, что сказать.       — Это нормально. Не надо ничего говорить. Ты устал, потрясен, а завтра у нас чертовски долгий день. Очередь затянется на несколько часов, и Берти, с его лихорадкой и никотиновой ломкой, будет капризничать и раздражаться. Ему будет тяжелее всех.       Я осторожно кивнул. Голова кружиться не перестала.       — Иди спать, Дживс. Я возьму одеяло и лягу в библиотеке. Если ему станет хуже, буди меня.       Мисс Барр встала; я встал вместе с ней и тупо смотрел, как она уходит. Поэтому она вернулась, взяла меня за руку и повела в спальню, на ходу выключая везде свет. Она открыла передо мной дверь и сказала:       — Заходи. Все будет хорошо. Вы здесь в безопасности.       Она ушла в библиотеку и закрыла за собой дверь. Я какое-то время постоял у порога, прежде чем его переступить.       В спальне я снял туфли и верхнюю одежду; пижамы у меня нет, но не беспокоить же из-за этого мисс Барр. Я заметил, что она сняла с мистера Вустера туфли и галстук, но не стала его раздевать из уважения к личному пространству. Я осторожно снял с него костюм и рубашку; он не проснулся, но снова закашлялся, хрипло и сухо. Я выключил лампу и забрался под одеяло. Мистер Вустер повернулся ко мне во сне и протянул руку. Я был так обессилен, что только притянул его к себе и крепко обнял, положив его голову себе на плечо, и прижался щекой к мягким растрепанным волосам. На большее у меня не хватило сил.