Только переступив порог академии, Октавия захотела тут же повернуться назад и уйти
в небытие. В воздухе витало заметное напряжение, и, вдыхая в себя пропитанный им воздух, девушка чувствовала, как легкие становятся всё тяжелее и тяжелее, будто на них оседают крупицы металла. В здании и без того было душно, и от этой духоты, пропитанной чужими духами, потом и запахом старых книг, разболелась голова.
Винил шла рядом и что-то весело щебетала под ухом, изредка делая передышку, чтобы обдумывать мысль и правильно её выразить. Брюнетка заметила, как подруга иногда замолкала и, заложив за голову руки в своих фирменных белых перчатках без пальцев, сосредоточенно выискивала кого-то взглядом. Но с каждой секундой взгляд Винил становился всё более отрешённым. Октавия молчала, потому что не знала, как спросить Винил о её состоянии. Беспокойство плескалось в её душе, заставляя сердце быстро и больно биться, а где-то глубоко внутри ютилась крупинка интереса. Всего лишь какая-то крупинка, а интерес то
сильный, бешеный, и за это она себя сильно корила.
Они ходят вместе всего лишь неделю, но ситуация за это время координально изменилась. Брюнетка стала изгоем собственного класса. Винил изначально им была, как только перевелась к ним. Об этом никто не говорил и не кричал на всю улицу или, что ещё хуже, на всю грёбаную академию. Ей будто объявили «холодную» войну. Бойкот.
«Как малые дети», — подумала бы старая Октавия. Холодная, как лёд, суровая, как диктатор, злая, как разъярённая кошка. А
нынешняя Октавия подумала об этом с горечью, с обидой, присущей ребёнку, понимая, что потерянное доверие уже не вернуть.
Винил особо не парится. Её приняли за злодейку, потому что так думала Октавия. Всё разъяснилось, но мнение не поменялось. Поменялось, но совсем не так, как было надо. Из-за неё «пострадала» её подруга, но, чёрт подери, их дружба возобновилась! Тот туман непонимания и недоверия между ними развеялся, и всё стало так, как раньше, но… чуть-чуть по-другому.
Октавия больше не молчит при разговоре, не смущается, не шикает на Винил, когда та вытворяет что-то ненормальное. Брюнетка приняла её такой, какая она есть. Наверное, повзрослела, стала мудрее и рассудительнее.
Но, может, не в этом дело? Тогда в чём же?
Будучи на несколько лет младше, Октавия произвела бы на окружающих впечатление замкнутого в себе ребёнка, не иначе.
Октавия поднимает взгляд, видит знакомую фигуру. Все мысли тут же вылетели из головы, оставив пустовать черепную коробку. Руки сами сжались в кулаки, но не от злости, а от отчаяния. Сердце стало биться ещё сильнее, по всему телу пробежались неприятные мурашки, захватив даже пустующий череп.
«Что же это?..»
Винил наткнулась взглядом на стоящую неподалёку компанию. Лизандр, Розалия, Ирис, Ким, Натаниэль, даже Кастиэль, которого она называла «крашенкой», ведь, в отличие от него, у Винил был настоящий цвет волос.
Натуральный. Неестественный, но всё же.
Парень со стальным взглядом молча стоял с остальными и смотрел в одну точку, но с чего-то вдруг взял и перевёл взгляд на Октавию.
Такой ступор… Октавия не испытывала ещё никогда в своей жизни.
Никогда. У неё сложилось впечатление, будто время резко замедлилось, а потом и вовсе остановилось.
Всё. Кроме них никого нет. Рекреация полностью опустошилась. Нет рядом Винил, которая, казалось бы, тоже зависла, но брюнетка была занята
другим человеком. Вокруг самого Кастиэля вся компания словно испарилась, но что-то постоянно шевелилось, раздражающе мельтешило перед глазами… Октавия зацепилась взглядом за копну бесящих серебро-белых волос.
Розалия.
Винил смотрела на Армина, который находился в компании своего брата. Его умиротворённую фигуру, облокотившуюся о стену, она заметила не сразу, но, увидев, чуть не споткнулась на ровном месте.
«Так тупо…» — промелькнула в её голове мимолётная мысль, полная обиды на саму себя, оставив за собой пустоту в черепной коробке и лёгкий привкус многочисленных крупиц смешинок на языке. Девушка весело фыркнула, неловко почесав голубой затылок.
Армин и Алекси стояли около кабинета биологии, в шагах двадцати от двух зависших подружек. Алекси без умолку трещал, что-то втолковывал своему брату, но тот, в свою очередь, изредка открывал рот, что-то недовольно бубнил, не отрываясь от приставки.
У Винил в голове окончательно перестали крутиться шестерёнки, а сердце сделало опасный и болезненный кульбит. Левый глаз начал дёргаться, показывая всю девчачью нервозность. Это такая же дурацкая «особенность», как у Октавии привычка молчать, пытаясь взглядом донести до собеседника всю самую важную информацию. Брюнетка не сразу приняла это, но осознала. Нехотя, но осознала. На это ушло много времени.
Винил как бы невзначай кашлянула, привлекая внимание Октавии, но в итоге привлекла внимание Армина. Он резко поднял голову вверх, повернулся в её сторону и помахал девушке правой рукой, вызывающе изогнув губы в полуулыбке-полуусмешке. Винил застыла, перестала двигаться вообще, но, поняв, что парень всё ещё смотрит на неё, точно так же улыбнулась и помахала левой рукой в ответ.
Левый глаз перестал дёргаться.
Она ни за что в жизни не поверит, что он услышал её на таком большом расстоянии. Армин не слышит Винил тогда, когда она зовёт его с другого конца класса, а он рубится в приставку. Но в душе она надеется, что это была
не случайность.
Розалия выглядит обеспокоенно, что-то вбивает остальным в их доверчивые головы, пытаясь донести до всех правду. Но какая это, к чёрту, правда? Октавия не знает, но отчего-то осознаёт, что ей такая правда совершенно не нравится.
Натаниэль выглядит грустным, и без того усталым и удручённым, а
бывшая подруга Роза своими «речами» ещё больше подливает масла в огонь. Блондин знает, что на самом деле чувствует брюнетка, ведь говорил с ней после разбирательств Винил с Октавией, пытается раскрыть всем глаза, но его показательно игнорируют. Кастиэль снова язвит, да так крышесносно, что Натаниэль не выдерживает и, кинув весьма грубую фразу, приправленную нецензурной бранью, покидает компанию, остервенелым шагом отмеряя расстояние от них до учительской, оставляя после себя плохо скрываемое удивление, блуждающее на лицах оппонентов.
«Доигралась», — злобно думает про себя Октавия, сжимая до боли руки в кулаки. Музыкальные пальцы слегка хрустят, но девушка не обращает на это никакого внимания.
Натаниэль оборачивается на неё. В его взгляде пышет злоба, ненависть, причёска растрёпана. Блондин кажется Октавии чужим. Кажется, если догонишь его, то он покроет тебя трёхэтажным матом, так ещё и учительскую потом в щепки разнесёт. Она понимает, что ненависть направлена не на неё, но всё равно чувствует себя жалкой и пристыженной.
В его взгляде читается понятливая ярость и бешенство, мол, я пытался, теперь сама разбирайся с этим дерьмом. Но ей не хочется. Не-е-ет. Она слишком гордая и
пугливая до усрачки, но даже она этого ещё не поняла. Зато Винил поняла.
Брюнетка вновь возвращает взгляд на неугомонных одноклассников. Ирис расстраивается ещё больше. В глазах её плещется неверие и нежелание принять то, о чём так громко говорит Розалия и Кастиэль. Её в который раз затыкают, не дают сказать ни слова. Сердце Октавии болезненно сжимается при виде загнанной Ирис, испуганной Виолетт и непоколебимой Ким. Ким вообще, кажется, не колышет сложившаяся ситуация, но девушка слишком хорошо знает её, как и то, что у мулатки на языке вертится парочка острых и колких фраз.
Обычно задумчивый и спокойный Лизандр вдруг раздражённо закатил глаза и покинул компанию. Розалия посмотрела на него обиженно, даже разочарованно, но останавливать его не стала. Знала ведь, что он не станет ни на чью сторону, но всё равно продолжала впутывать поэта не в своё дело, вешать ему лапшу на уши так же, как и остальным. Но Лизандр был непреклонен, сохранял жёсткую позицию нейтралитета. С одной стороны, Октавия его понимала — ей бы тоже надоело выслушивать оправдания о том человеке, которого она ненавидит. С другой стороны… он ей просто не понравился с самого начала — с их встречи. Она не пыталась ни с кем подружиться, не рвалась сблизиться со своими новыми одноклассниками так же, как они к ней (ну, по крайней мере, значительная часть её класса).
Её интересы были для неё важнее, чем у остальных. Её проблемы были серьёзнее, чем у остальных.
Её терзания не касались никого, кроме неё самой.
Он же наблюдал за ней со стороны, анализировал все её действия, поступки, ледяную маску безразличия, эмоции, мимолётно проскальзывающие мимо. Анализировал её
всю. «Наверное, от нечего делать», — всегда думала Октавия.
Девушка стала ещё более угрюмой и возобновила свой путь до кабинета биологии. Брюнетка осуждающе сжимает губы в тонкую линию, хмурится, отчего тёмные брови сходятся на переносице, а на лбу пролегает складка.
«Наверное, уже и морщины появились», — раздражённо думает она, даже не вспомнив о том, что лоб закрывает излюбленная чёлка.
Винил покорно последовала за подругой. Когда они проходили мимо компании беспокойных одноклассников, обе почувствовали, как их прожигают сразу несколько взглядов.
Винил привыкла к такому. В школе её многие недолюбливали, в том числе и учителя. Она привыкла к тому, что все стремятся проникнуть ей в голову. Так, ради интереса. Девушка не пыталась понять эти порывы, проанализировать их. А зачем? Это настолько же бесполезное дело, как и попытка отговорить своих родителей оформлять для неё документ об эмансипации. Хотя для её родителей это грёбаная семейная традиция, когда ты вешаешь на ребёнка все «долги», которые он нажил за шестнадцать лет, традиция, полная абсурда и нелогичности. У всех детство как детство, а у Винил — сплошной геморрой…
Наверное, поэтому она такая тощая. У неё чуть ли не все кости можно прощупать.
А чем является попытка её конкурентов залезть ей в голову на данный момент? Скорее всего, целью. На самом деле, диджеев во всей Великобритании не так уж и много, а во Франции и подавно, но они есть, и они всегда действуют негуманно, лишь бы быть популярнее, богаче.
Винил начала свою полноценную карьеру сравнительно недавно. Как раз после того, как родители выперли её на улицу. Нужно же было как-то зарабатывать деньги. Один из начинающих певцов, Неон, помог ей стать хоть кем-то в этой жизни. До этого она проходила различные прослушивания и проводила «пробные» вечера под надзором опытных диджеев.
Находясь в чужой стране, трудно найти себе место для учёбы и работу. Но, пожалуй, она со всем справилась. Но, увы, никто не будет ей гордиться. Никто не поддержит в трудную минуту. Никто и доброго слова не скажет.
Нет, есть один такой человек.
Октавия. Только ради неё она и живёт, самосовершенствуется.
Октавия для неё — солнце, проглядывающее сквозь тучи, сжигающее чёрные комочки до тла. Важнее подруги у неё нет никого в жизни.
Октавия отрешённо вспомнила то, как однажды оказалась запертой в подвале вместе с Кастиэлем. Мысли всплывают в её голове одна за другой неожиданно, как снег на голову. Но от них не легче. Наоборот, они тяжёлым бременем ложатся на хрупкие, хоть и выглядящие массивными, плечи. Девушка жалеет, что поддалась тогда ранее неизвестным ей чувствам, мимолётным эмоциям, которые упорхнули тут же, стоило Натаниэлю отпереть дверь. Рокер хватался за эти эмоции как утопающий за соломинку. А ей было всё равно.
В принципе, как и всегда. Было наплевать на чужое мнение и свои собственные принципы, но, выйдя из подвала, Октавия ощущала где-то внутри себя неприятный осадок, похожий на запах сигарет. Такой противный, удушающий и омерзительный, как никогда.
Практически дойдя до Армина и Алекси, Октавия громко хмыкает, вызывая у стоящих позади одноклассников ещё больше непонимания и негодования. Винил мельком смотрит на неё, потом на гневную Розалию, на не менее гневного Кастиэля, огорчённую Ирис, отрешённую Виолетт и ироничную Ким и тоже хмыкает, скосив рот в первоклассной ухмылке. Фирменной, так сказать.
Октавии на мгновение кажется, что где-то прогремел взрыв
мозга. Захотелось послать все свои принципы на хрен и просто рассмеяться прямо в лицо, в эти медовые глаза так громко, чтобы об этом знали все. Без лишних сомнений. Но, чёрт подери, тут дело даже не в принципах, а в
воспитании, поэтому брюнетка лишь помотала головой, отбрасывая все ненужные мысли в сторону.
— Йо, — кидает небрежно Винил братьям, подняв руку в приветствующем жесте.
— Привет, ребят, — на выдохе произносит Октавия немного устало, поднимая уголки губ в доброжелательной улыбке. Эти протёкшие сквозь пальцы две минуты её жизни высосали из девушки все соки и оставили после себя неприятный осадок.
Алекси радостно улыбается, прищурив глаза. Но в этих малиновых очах читаются жалость и… понимание.
«Он ведь всё знает, — вновь напоминает себе Октавия, который раз чувствуя себя неловко и пристыженно. —
Он ведь неглупый, всё понимает…»
Сейчас она нуждается в поддержке Алекси, и то, как он делает это, заставляет её расслабиться. Парень ведёт себя ненавязчиво, тактично, много улыбается и… просто раскрашивает весь мир вокруг в яркие краски. Обычно в такие минуты Октавия чувствует себя окрылённой, не зная, что на неё нахлынули самые что ни на есть позитивные эмоции.
Армин отрывается и своей приставки и машет рукой в ответ, после чего вновь направляет своё внимание на игрушку и моментально хмурится. «Вот чёрт», — бубнит парень и раздражённо закатывает глаза. Винил фыркает.
— Как настроение? — задаёт вопрос Алекси, хотя наперёд знает ответ. Поняв, что он задал не совсем уместный вопрос, парень прикусывает язык.
— Так себе, если честно, — брюнетка отводит в сторону взгляд, вновь почувствовав себя неимоверно плохо. Винил трясёт своей левой рукой, будто погремушкой, давая парню понять, что чувствует себя точно так же.
— Розалия такой кипиш подняла, — Алекси выглядит несколько удивлённым. Он неуверенно смотрит на только что упомянутую девушку, и та вдруг резко повернулась к нему, и милое личико Розы исказилось в злой гримасе. Её взгляд как будто бы кричал: «Предатель!» и «Тебе не жить!» Алекси скривил свой рот и неосознанно очень широко распахнул глаза, испугавшись такой несвойственной злости Розалии. — Чёрт… Мне как-то не по себе… — он медленно перевёл взгляд с белобрысой сначала на Винил, а потом на Октавию, нервно сглотнув. А затем вдруг развёл руки в стороны и сказал: — Странно, вот вроде все события крутятся вокруг вас, а всё равно перепадает мне!
Голубоволосый обиженно насупился, словно маленький мальчик. Голос его звучал с напускным недовольством, немного разрядившим накалившуюся обстановку. Октавия непринуждённо хихикнула, Винил просто хмыкнула.
— Ну, мы же не Земной шар, чтобы вокруг нас что-то крутилось, верно? — диджей подмигнула Алекси и подошла ближе к его брату. Брюнетка с интересом наблюдала за каждым её шагом. — Так что мы ни в чём не виноваты!
— Да-а-а… — подхватила Октавия.
Алекси не понял шутки Винил и лишь задумчиво посмотрел на неё, поджав губы. А вот до Армина шутка дошла, поэтому он весело усмехнулся и неожиданно замер, когда диджей пристроился рядом с ним, коснувшись щекой его плеча.
«Она такая низкая…» — пронеслось у него в голове.
— Знаешь, Алекс, я вообще не думала, что всё обернётся таким образом, — обеспокоенно продолжала говорить Октавия, чувствуя себя загнанной в угол. От нервов она начала покусывать щёку и, когда Армин громко выругался, проиграв игру, прокусила плоть до крови. Девушка глухо застонала от боли и прошлась языком по солоноватой ранке. Ребята удивлённо уставились на неё. — Чёрт, я щёку прикусила…
Армин вновь уставился в свою приставку. Голубоволосые облегчённо вздохнули.
— Ну, да, — брюнет яро нажимал на кнопки, умудряясь вклиниться в общий разговор. — Надо же было так постараться, чтобы против тебя в один день встала добрая половина класса!
С двух сторон парня пихнули локтями в бока. Брюнетка нахмурилась.
— Да никто и не стремился настроить всех против Октавии, — раздражённо буркнула Винил и отодвинулась от Армина, сложив руки на груди. Тот удивлённо взглянул на неё, после чего выключил и убрал приставку в задний карман своих джинс. Всё это сопровождалось страдальческим вздохом, но диджей была непреклонна. Октавия слишком хорошо знала подругу и то, что ей в такие моменты лучше не перечить. Она почувствовала всю радость Винил, излучаемую ею, но девушка виду не подавала.
«Истинный манипулятор», — подумала про себя брюнетка, надменно взметнув брови вверх. Она выпустила воздух сквозь сжатые зубы.
— Просто людям не понять её ситуацию, — Октавия потянула подбородок в сторону подруги. — Они выслушали меня, но теперь не могут выслушать её. Это нечестно.
«Это неправильно», — хотелось сказать ей, но свои слова девушка так и не озвучила, решив не усугублять ситуацию. Её серые глаза вновь искрились от злости, крылья носа гневно раздувались. Такую Октавию редко можно увидеть даже в критических случаях.
Армин потупил взгляд и перевёл его на Винил. Голубоволосая в ответ лишь пожала плечами и, протянув руку к его лицу, легко щёлкнула по носу. Парень зарделся то ли от смущения, то ли от стыда.
— Ладно, прости, я не хотел сыпать тебе соль на рану, — Армин почесал затылок, скрываемый тёмно-синей шапкой. Алекси недовольно наблюдал за ним.
Октавия лишь помотала головой из стороны в сторону, отгоняя от себя плохие мысли. Ну, хотя бы о том, что даже со звонком в её спину вонзаются острые взгляды и задевают сердце. И только один из них пронзает чувствительный орган насквозь.
***
Дверь туалета шумно распахивается и громко ударяется о стену, покрытую кафельной плиткой. Один из квадратиков покрывается еле заметной трещиной, оставленный после удара дверной ручкой. Дверь не закрывается самостоятельно, и её со всей дури захлопывает бледная рука. На ней остаётся маленькое бордовое пятнышко.
Помещение тут же наполняется судорожными всхлипами, перерастающими в полноценные рыдания. Болезненные стоны эхом разносятся по туалету, заполняя собой всё пространство и неприятно отдаваясь отголоском в голове, словно норовясь доставить ещё больше неприязни к самой себе, надавливая на больные места. Слёзы льются маленькими ручейками по щекам, стекая вниз и падая на кафельный пол, пропитанный хлоркой, оставляя после себя ощущение липкости на коже и бесполезности на душе.
Вскоре громкий вой прекращается, и в туалете слышно лишь неровное дыхание, иногда прерываемое судорожными вздохами и всхлипами. Октавии надоедает сидеть на холодном полу и пачкать слезами не только пол, но и чёрную облегающую кофту, поэтому она резко встаёт, и перед глазами появляется множество искр, искажающих изображение. Голова и без того сильно болит, а теперь ещё начинает кружиться, хоть и недолго, но ощутимо. Девушка торопливо приближается к раковине и включает холодную воду. Она подставляет руки под обильную струю и окунает лицо в холодные ладони с водой. Жидкость обжигает, немного отрезвляет и ещё больше подливает масла в огонь, заставляя чувствовать себя полнейшим ничтожеством. Капельки бесконтрольно текут вниз по руке, впитываясь в рукава, и по шее, скатываясь по груди и впитываясь в края кофты.
Октавия одним резким движением закрывает кран и вскидывает голову вверх, всматриваясь в своё изображение в зеркале.
Кожа бледнее, чем обычно. Даже мертвец такой не позавидует. Мешки под глазами, ставшие темнее и больше от хронического недосыпа. Сами глаза красные от слёз и от лопнувших капилляров. Губы потрескались, обветрились, стали выглядеть непривлекательно и даже болезненно. Волосы тоже потеряли свой добротный вид, сделались жидкими, более жирными у корней и сухими на концах. На лбу пролегла одинокая глубокая морщинка. В последнее время девушка слишком часто хмурится. Щёки впали внутрь и блестели от солёной жидкости на свету.
На последнее девушка обратила особое внимание. Она, не боясь чьего-нибудь прихода, задрала вверх края кофты, открывая вид на тощее тело и чёрный бюстгальтер. Сквозь кожу слишком хорошо просвечивались рёбра, которые можно было пересчитать пальцами на ощупь. Девушка яростно стянула вниз чёрные джинсы, обнажая тазобедренные косточки, случайно задев край кружевных трусиков. Тоже чёрных, кстати.
«Как будто на похороны собралась, — озлобленно подумала брюнетка, внимательно всматриваясь в каждый изгиб своего тела. —
Теперь даже самой интересно стало, кого хороню: свою гордость, здоровый образ жизни или интерес к творчеству. Хотя, если подумать, я хороню саму себя.»
Октавия боязливо поёжилась. Чистая психология: одеваешься максимум невзрачно, лишь бы на тебя не бросили лишний взгляд. Или не психология вовсе?.. Тави шарит только в искусстве, но в последнее время даже она в нём не ас. Это не расстраивает, но… заставляет лишний раз задуматься.
Дверь со скрипом распахивается и вновь ударяется о стену, но в этот раз слабо. Брюнетка даже не шелохнулась, увидев в зеркале потревожившую её девушку.
— Ого, — та присвистнула, вальяжной походкой дойдя до середины пространства и остановившись чуть поодаль от Октавии. — Что за похоронный style*? Обычно не в твоей компетенции надевать
всё однотонное.
В голосе слышится насмешка, но вот Октавии совсем не до смеха. Жгучее чувство в носу вновь возвращается, как и ком в горле. Девушка запахивает кофту и застёгивает штаны на невзрачную пуговицу. Губы предательски дрожат, как и зубы, выдавая её с потрохами. Сзади слышится тихий вздох.
— Эй, — нарушительница
неспокойствия медленно подходит к брюнетке и кладёт ладонь ей на плечо. — Я не хотела тебя… ещё больше расстраивать, — девушка беспомощно стонет, не зная, что ещё можно добавить. — Что с тобой? Ты тощая, как бамбук. Почти как я, но… — слева горько хмыкают, — пресс надо только подкачать.
Винил
неплоха в утешениях. Внутри себя она говорит такие вещи, от которых слёзы уже потекут не от горя, а от счастья (Тави это знает). Но, увы, диджей не так уверена в себе. А ещё постоянно запинается, когда на неё
так пристально смотрят.
Слёзы вновь текут по щекам, но на этот раз не сопровождаются стонами, всхлипами и икотой. Оказывается, девушка ещё не всё выплакала.
— Серьёзно, тебя настолько затрагивает эта ситуация? — неверяще спрашивает Винил, наверное, чтобы больше убедиться в этом. Голова Октавии поникла как завядший цветок орхидеи на подоконнике. Голубоволосая чувствует себя на грани
фантастики. — Слушай, я… н-не знала, что так получится, — она сильнее сжимает плечо подруги. — Я н-не хотела… — неуверенно мямлит девушка, смотря в пол, после чего отчаянно вскидывает голову, хватаясь своим взглядом за ускользающий взгляд Октавии. — Я просто хотела всё прояснить, а не отбирать у тебя друзей. То есть, портить тебе с ними дружбу, и всё такое…
Винил, как и всегда, чешет затылок, и это выдаёт её нервозность. Левый малиновый глаз начинает дёргаться. Брюнетка начинает всхлипывать, и эти неприятные слуху звуки режут ножом диджею сердце. На ма-а-аленькие кусочки. Чтобы больнее было.
— С-слушай, я-я… Я п-просто не понимаю! — воскликнула Тави обречённо. Её всю трясёт, сильнее, чем осиновый лист на ветру. Она закрывает правой ладонью рот, приглушая всхлипы. — Почему они не могут нас понять? — девушка резко разворачивается к подруге, и это заставляет Винил отпрыгнуть от неё. — Почему?! — крик Октавии разносится по туалету. — Что я сделала не так?!
Голос брюнетки звучит громко, но, как всегда, низко. Она не умеет визжать или пищать. Это не в её компетенции.
Голова диджея наклоняется в бок, малиновые глаза смотрят внимательно, осторожно, боясь спугнуть подругу или усугубить ситуацию.
Это только кажется, что Октавия уже взорвалась. На самом деле, взрыв ещё не прогремел. Это только молнии, испепеляющие всё вокруг, но не наносящие никакого вреда. Пожалуй, только морального.
— Ты накричала на них, — тихо говорит Винил, мягко попрекая Октавию. — Тави, ты не дала им и слова сказать, просто заткнула их и ушла со мной в закат, как в дешёвых мелодрамах, — она горько улыбнулась. — Ты думаешь, что они тебя не послушают, хотя даже не пыталась с ними поговорить, — девушка медленно приблизилась к подруге, сложив ладони вместе.
— Но… — Октавия хмуро уставилась в пол. — Н-но Розалия…
— Наплюй ты на эту Розалию, — раздражённо выдохнула голубоволосая. Она даже не скрывала, что испытывала к сереброволосой неприязнь. — Она не самая лучшая кандидатура на роль твоей лучшей подруги. Она скорее будет подстрекательницей или сплетницей, нежели чьим-то другом, — девушка вновь потрепала голубые волосы на затылке. — Не скрою, я совсем не знаю её и всех остальных, кроме Армина и Алекси, — она положила руки на плечи Октавии, — но я точно знаю, что тебе нужно с ними устроить переговоры, — Винил ободряюще улыбнулась. — Пойми, иначе никак.
Впервые за несколько месяцев (или даже лет) Октавия искренне улыбнулась, растягивая губы, обнажая белоснежные зубы. Неожиданно серые глаза девушки начали менять цвет, постепенно наливаясь нежно-фиолетовой краской. Винил шокировано моргнула и отпрянула от подруги.
— Чёрт тебя подери… — прошептала она, внимательно вглядываясь в цветные радужки глаз. — Тави, твои глаза! Они… Поменяли цвет! — девушка наблюдала за тем, как брюнетка разворачивается к зеркалу и удивлённо смотрит в своё отражение. — Неужели это опять проделки твоей тёти? — Винил прищурила малиновые глаза, выражая весь свой скептицизм по отношению к фее-крёстной.
— Ну… почти, — уклончиво протянула в ответ Октавия, вновь разворачиваясь к подруге.
— Знаешь, мне раньше казалось, что они были малиновыми… — задумчиво протянула голубоволосая, приставив палец к подбородку.
— Как у тебя? — насмешливо спрашивает брюнетка. — Не смеши. Вас с Алекси хватает, зачем нам ещё и третья с розовыми глазами? — Октавия прыснула от смеха.
— Они не розовые! — воскликнула обиженно Винил. — А малиновые. Не путай!
Октавия, не обращая внимания на виниловские «обидки», заключила подругу в крепкие объятия. Она почувствовала, как на пояснице сомкнулись ладони в перчатках. Холодные пальцы приятно холодили кожу через кофту, а тело впитывало такое родное для него тепло, которое распространялось внутри с моментальной скоростью.
Они обе испытывали настоящее счастье, остающееся сладким привкусом на языке. То, что они когда-то потеряли, обрели вновь спустя года. И никакие душевные терзания не встанут на их пути.
Это ли не счастье?
***
— И всё же, — Октавия повернула голову к подруге, продолжая идти к университету.
Винил Скретч была одета не по сезону, носила свои фирменные очки и слушала музыку через свои большие наушники, которые ей подарил Алекси несколько лет назад. Губа была проколота, что Октавия совсем не одобряла, как и правое ухо, спрятанное за сине-голубой чёлкой. Девушка неторопливо шла вперёд, иногда наступая кедами прямо в лужи, но всё равно довольно улыбалась, подставляя бледное лицо под осенние солнечные лучи. Она приоткрыла правый глаз и посмотрела на брюнетку.
— Чего?
Винил скинула с ушей любимые наушники.
— Почему именно бамбук? — спросила Октавия, вороша старые воспоминания. — Почему не тростинка? Или уж соломинка на худой конец?
— Погоди, — голубоволосая резко остановилась. — Ты вообще о чём?
Она приподняла очки и убрала их на затылок. Винил настолько комично выглядело, что Октавия не сдержалась и рассмеялась.
— Помнишь, тогда в туалете ты сказала мне, что я тощая как бамбук. Ну, вспомнила? — брюнетка испытующе посмотрела на подругу. Та отрицательно покачала головой. Октавия раздражённо вздохнула и щёлкнула пальцами. Из них посыпались мелкие искорки. Винил вдруг озарило.
— А-а-а, так ты про это! — девушка смачно хлопнула себя по лбу ладонью. — Да, вспомнила. Бамбук очень крепкий, его трудно сломать, — голубоволосая ухмыльнулась. — Знаешь, это как метафора с железным стержнем, но ты же не настолько крепкая и тощая, ведь так? — девушка отвернулась и продолжила путь. Октавия поспешила за ней. — Никто из нас не имеет железный стержень внутри себя. Даже ты, — Винил искоса посмотрела на застывшую брюнетку, — какой бы «железной» леди не казалась.
— Ты права, — Октавия кивнула, скорее всего, самой себе. — Чёрт подери, ты всегда права.
Девушка развязала красиво затянутый узел на талии и распахнула своё бежевое пальто. Винил довольно улыбнулась.
— Я зна-а-аю! — по-детски протянула она, закинув за голову руки, чуть не скинув очки — дорогой сердцу подарок.
От Октавии.
Их прямые лежали друг на друге, бесконечно простираясь в даль. Их путь привёл их в новое место, полное загадок и приключений, — в университет «Антерос».
