Кружево и сталь

Эти слезы — блажь, Поцелуи — плен, Всё равно не дашь Ничего взамен, Утекай, вода, Я давно хочу перемен.

      В камине чадили отсыревшие поленья. Комната стала наполняться дымом, однако Арей щелкнул пальцами, и дышать стало легче. Пелька лежала на кровати, мерно дыша. Разбойничий свист Могуты оглушил девушку, заставив потерять сознание, однако мечник знал, что скоро она придет в себя.       Он сидел, устало откинувшись на жесткую спинку стула. На столе перед ним лежали дархи трех убитых стражей. Рана, которую он получил, не была серьезной, и мечник, наложив повязку, решил заняться своей добычей.       Арей достал кинжал и коротким отточенным движением расправился с витыми сосульками. Коллекция наемников была не такой уж впечатляющей — только в дархе Эребуса нашлось с десяток ярчайших эйдосов. Арей медленно и бережно ссыпал блестящие песчинки в свой дарх. По лицу его пробежала судорога жадного удовольствия. Каждая проглоченная тартарианской сосулькой песчинка наполняла мечника силой, насыщала его алчность, залечивала многие душевные раны.       Однако даже сила сотен невинных душ не могла исцелить барона мрака от его нынешней болезни. Эта болезнь — чувство. Оно проросло в нём и незаметно пустило корни так глубоко, что теперь вырвать его можно было только с мясом.       Пелька. Она была источником этого чувства, и мечник уже не мыслил жизни без этой своенравной, нелепо стриженой девчонки. Она забавляла, пленяла и сердила его, и одна лишь мысль о близости с ней рождала в груди нетерпеливое волнение, как будто он был пылким человеческим юношей, а не бессмертным стражем. Он знал, что не имеет права касаться девушки. В нём боролись противоречивые чувства: с одной стороны, мечнику хотелось сохранить её чистой и нетронутой, а с другой, тёмная часть его сущности жаждала сокрушить эту невинность. Может, потому, что где-то в дебрях подсознания Арея не отпускала мысль, что это хрупкое дитя наделено такой силой, которой ему никогда не познать.       Смятение, которое пришло в жизнь мужчины вместе с Пелькой, не давало ему покоя. Он злился, гнев наполнял его при мысли о том, что он колеблется. Ведь раньше подобные метания не были ему знакомы — он, один из сильнейших стражей мрака, мечник Арей, уже давно стойко придерживался однажды выбранного пути и не оглядывался назад, не жаждал искупления. Но она перечеркнула все его планы и былые цели, она заполнила его своей благой отравой и заставила желать большего. Надеяться на то, что, возможно, они смогут всё преодолеть. И однажды...       Арей устало прикрыл глаза рукой. Нет, невозможно. Всё это слишком хорошо, слишком слащаво для такого, как он. Барон мрака давно усвоил, что счастливая жизнь с кем-то — не то, что ему дано будет познать. Ведь счастье — это уязвимость, а у мрака не должно быть уязвимых мест.       Но как же он хотел, Тартар всё подери, как хотел, чтобы Пелька могла остаться подле него! Он думал о том, как бесстрашны двое, соединенные светом. Бесстрашны и непобедимы, всесильными их делает одно на двоих чувство. И сейчас он уже не знал, что крепче — пуповина, связывающая его с мраком, или та невидимая серебристая нить, что протянулась между ним и девушкой.       Почувствовав на себе взгляд, Арей открыл глаза. Пелька, немного приподнявшись на локтях, смотрела прямо на него, и на её потрясенном лице читалась грусть. Выпрямившись, мечник скривился и небрежно указал рукой на свой дарх, который продолжал сыто извиваться на столе. В красноватых отблесках пламени грани сосульки завораживали своими переливами, и Пелька невольно засмотрелась на эту замысловатую игру света и тени.       — Моя добыча, — саркастически произнес Арей. — Так стражи мрака и питаются — нас невозможно по-настоящему насытить едой, сном или женщинами. Ни один кусок прожаренного мяса не утолит наш голод, сутки сна не восполнят наших сил и ни одна блудница не подарит такого наслаждения, как сияние одной-единственной человеческой души, заточенной во тьме наших дархов.       Говоря это, мечник вглядывался в Пельку, стараясь не пропустить момент, когда её охватят страх и презрение — и вот оно, гипнотический блеск в глазах девушки сменился ужасом неверия, она с трудом поднялась с постели и, пошатываясь, приблизилась к мужчине.       — Зачем вы пытаетесь напугать меня? — тихо спросила Пелька.       — Я пытаюсь открыть тебе глаза, глупая девчонка, — горько усмехнулся барон мрака. — Чем полнее мой дарх, тем больше пуст я. Понимаешь ты это? Мне нечего тебе предложить!       Пелька опустилась на колени перед стулом, на котором сидел Арей.       — Вы просто не хотите попробовать. Я вижу то, чего не видите вы, позвольте помочь вам, — девушка протянула руку, положив ладонь мечнику на грудь, и под её пальцами сердце мужчины забилось быстрее. — Свет не погас окончательно, — прошептала она, — всё ещё можно исправить.       Глаза барона мрака потемнели от отчаяния и гнева, он схватил тонкое запястье и потянул Пельку к своему лицу. Темные, познавшие боль и страдание зрачки впились в неё пиявками, и сосущая пустота Тартара накрыла обоих безнадежной завесой.       — Когда ты поймешь, наконец? Я тот, кто я есть! Думаешь, нескольких поцелуев достаточно, чтобы я потерял голову и забыл, что значит служить мраку? Думаешь, стоит тебе попросить, и я отрекусь от дарха, своего меча и побегу с тобой в поле валяться среди цветочков и смотреть на облака? Этого не будет!       Резко отбросив руку девушки, мечник поднялся и начал ходить из угла в угол. Когда эмоции захлестывали его, он не способен был оставаться на одном месте. Чтобы не отравиться собственной злобой, ему требовалось движение.       Пелька смотрела на него большими печальными глазами. Она чувствовала, как сильно пошатнулись за эти несколько месяцев возведенные им стены. А ещё девушка знала, кто он такой, как знала и то, на какой большой риск идет, вверяя ему свою судьбу, вручая ему своё сердце. Она, человек, любящий всей душой, могла ясно видеть того, кто не был способен на подобные чувства. И всё же Пелька не колебалась. Ей самой была не совсем понятна собственная уверенность — как если бы среди непроглядной тьмы вдруг засиял огонек, осветивший тропу и указавший ей путь.       Когда девушка увидела раскрытый дарх мечника, из него струился нежный мелодичный перезвон. Это был самый горестный звук, который ей доводилось слышать в своей жизни. Сердце щемило от тонкой мелодии, и она поняла, что это плач душ, которые молят о покое. В тот миг Пелька готова была отдать свою жизнь за одну спасенную песчинку.       Душа Арея, даже изуродованная мраком, всё ещё лучилась остатками света. Скованная до того мерзлотой Тартара, она всё больше ссыхалась, однако любовь коснулась её, задела самым кончиком своего крыла, и лед тронулся. Пелька была той самой девушкой, которая способна на самопожертвование, спасающее даже самые заблудшие души. И теперь она пришла, чтобы помочь мужчине, которого полюбила. Они либо воспарят вместе, либо погибнут — но по отдельности уже не смогут.       И Арей чувствовал это. Видел в её глазах, читал в безмолвном движении губ. Как легко было бы отбросить всё то, что сделано! Броситься в море чистых чувств, разрезать волны, позволить им омыть себя и смыть все грехи. Почему всё должно быть так сложно? Почему нельзя просто принять то, что произошло? Есть он, мужчина, и есть женщина, которая любит его.       Но совесть — то немногое, что от неё осталось — назойливо шептала мечнику, как эгоистично будет воспользоваться любовью этой невероятной девушки, какими последствиями грозит признание собственных чувств.       И снова он нетерпеливо заговорил:       — Ты не знаешь, что я делал! Не понимаешь, ярмо каких грехов лежит на мне!       Пелька шагнула к нему:       — Так поделитесь этой ношей! Я все вынесу, поверьте, я сильная. А вместе…       — Поделиться с тобой моей ношей? — сквозь зубы выговорил Арей, хватая девушку за плечи и встряхивая. — Глупое создание! Моё бремя не для людей, тем более не для женщин. Только у бабы всё может быть просто! Думаешь, ты первая, кто хочет изменить существующий порядок вещей?       — Думаю, я первая, кто пытается спасти вас, — спокойно ответила Пелька, хотя голос её дрожал, а губы прыгали.       Внезапно Арей наклонился к ней и угрожающе прошептал:       — А кто спасет тебя, девочка?       Мужской запах, уже знакомый Пельке, ударил в голову, однако она твердо выдержала его взгляд, только спросила тихо:       — О чём вы?       Взгляд Арея прошелся по всему её телу, нахально задержавшись на вздымавшейся от волнения груди, а потом его свистящий шепот раздался над самым ухом:       — Знаешь, сколько раз я мог взять тебя силой, не заботясь о твоих чувствах? Всё это время ты отказывалась признавать, кто я такой, дразнила меня, не задумываясь над тем, что я страж мрака и мужчина. А между тем я познал многих женщин, — теперь его голос хрипел, болезненно ввинчиваясь в разум девушки, — и не все они ложились со мной по своей воле.       Усталость и напряжение насыщенного вечера и трудного разговора накрыли Пельку, она судорожно выдохнула, дернулась в медвежьих руках мечника и удивилась, когда он легко выпустил её, отступая на шаг.       Распрямив плечи, девушка вскинула голову, её тонкий, но сильный голос зазвенел в прогретом воздухе комнаты:       — Ты трус, — так впервые она обратилась к Арею на "ты", и продолжила, не обращая внимания на то, как вспыхнули гневом его глаза. — Да, ты трус, хотя никогда сам себе в этом не признаешься. И не потому, что — я знаю это — не посмеешь взять меня принуждением. Ты боишься любви и боишься любить, предпочитая укрыться от всех в броне своего безразличия. Вот только она насквозь лживая! Меня тебе не обмануть! Дело не в том, что ты не хочешь перекладывать на меня свою ношу. Просто тебя пугают чувства и то, что они с собой несут! Мы повстречались и стали узнавать друг друга, но чем более близки мы становимся, тем больше дистанции ты пытаешься создать между нами. Мы полюбили, и ты так этого боишься, что готов отказаться от взаимного счастья и возможности что-то построить!       Вот всё и было сказано. Барон мрака стоял напротив худой девушки вдвое меньше себя и не верил в то, что произносят её уста, не понимал, откуда в ней столько стойкости и веры, тогда как сам он разваливался на части. Гнев, закипевший было в нём при первых её словах, под конец фразы утих, оставив лишь злость на самого себя. А ещё усталость, бесконечную, как небесные просторы.       Арей знал, что Пельке стоит лишь положить свою ладонь на его покрытый испариной лоб, и все тяготы мира отойдут на второй план. Лишь она одна может снять с него тяжкий груз содеянного. И, боги, ему больше ничего не будет нужно — лишь её прохлада на собственном лбу!..       Внять сейчас её словам — самая горькая кара, самое высшее блаженство. У него не осталось больше сил, а Пелька и её свет — как глоток живой воды после боя, как оазис посреди мертвой пустыни.       Арей бессильно прислонился к столу, разглядывая игру теней от очага на лице девушки. Его слова прозвучали надломленно, странным образом неестественно посреди наступившей тишины:       — Упрямая! Какая же ты упрямая… Что мне делать с тобой?       Пелька в несколько шагов сократила расстояние между ними и сказала дрожащим голосом то единственное, что было спасением для них обоих:       — Любить.       Мечник помнил, что есть истинная любовь — этому его научил Создатель. Её суть в том, чтобы отпустить. Отпустить, довольствуясь лишь ролью наблюдателя, зная, что тот, кого ты любишь, станет счастливым без тебя. Арей верил в такую любовь, она грустна и прекрасна, и хотя бы раз стать героем такой истории — то, о чём он порой втайне мечтал. Хоть раз в жизни побыть героем, сделать то, что правильно.       Но он никогда не был героем. Он падший страж света, и он полюбил смертную. Он хотел быть с ней, неважно, сколько им было отпущено — вечность или только эта ночь.       И губы Арея столкнулись с теплыми, податливыми губами девушки. Он не давал ей глотнуть воздуха, остановиться хоть на мгновение, он сцеловывал, слизывал её тонкие вздохи. Сжимал огрубевшими ладонями маленькую грудь, понимая, как же всё это неправильно, неправильно…       — Это неправильно, — вырвалось у него между поцелуями, и он замер, глядя на раскрасневшееся лицо Пельки. — Так нельзя, я черт знает насколько старше тебя, понимаешь? Неправильно. Всё это…       Пелька приподнялась на цыпочки, обхватила ладонью его голову:       — Тогда что правильно?       Её губы довершили то, что не успели слова, и восхитительная неправильность происходящего перестала беспокоить обоих, напротив, подстегивая взмыленных лошадей обоюдного желания.       Лаская подставленную ему шею, Арей почувствовал, как холодные от волнения пальчики проникли в вырез рубахи и коснулись его груди. Он ощущал, как лихорадочно бьется голубая жилка под его языком, как судорожно вырывается воздух из легких девушки. Ему хотелось быть ещё ближе к ней, и он подхватил её под ягодицы, усаживая на стол, вжимаясь в Пельку всем телом и что-то неразборчиво рыча.       Ей казалось, что его руки были везде, со всех сторон обнимая, обхватывая её тело. Девушке незнакомо было это чувство — быть желанной кем-то так сильно, так неистово. Она самозабвенно приникла к нему глубоким поцелуем, упиваясь властью над этим сильным, во всём и всегда неуязвимым мужчиной. Арей разорвал поцелуй, и Пелька по инерции потянулась за его губами, однако он нежно взял её пальцем за подбородок, вглядываясь в глаза, точно пытаясь выпытать у неё что-то.       — Я не хочу брать у тебя больше, чем ты сама готова мне дать, — его глубокий, вибрирующий голос эхом отзывался у неё в голове.       — Знаю, — еле слышно отозвалась она. — Я готова, я хочу. Пожалуйста…       Она снова просила его, сама не понимая, о чём. Всё, что она чувствовала - это собственное желание разделить с Ареем судьбу, стать частью его тьмы, погрузиться вместе с ним в холодный мрак и потонуть — или вынырнуть, спасшись.       Однако мужчина услышал и понял скрытый призыв, потому что запустил руку ей в волосы и с силой притянул к себе, снова горячо целуя. А когда он просунул ладонь между их телами и начал дразнить её сквозь ткань платья, дрожь предвкушения окутала Пельку и тело перестало повиноваться. Это было так же, как тогда в башне — те же сладкие импульсы от движений его пальцев, напоминавшие об удовольствии, которое он ей когда-то подарил. Девушке казалось, что всё её тело звенело от напряжения, от жадности к его прикосновениям.       Арей зарывался в её темные волосы, с трудом сглатывая, и терял разум от безрассудности того, что они делали. Угли его желания разгорелись ещё жарче, когда свободной рукой мечник взялся за шнур, стягивавший ворот платья. Потянув тесемки, он обнажил её грудь и плечи, припадая влажным ртом сначала к одному соску, затем к другому.       — У меня кружится голова, — прошептала Пелька, стискивая плечи мужчины.       Он приподнял её, слегка поморщившись от боли в раненой руке, пересек комнату и положил девушку на кровать. Пальцы Арея дрожали, когда он ухватил подол юбки и медленно потянул вверх. Румянец стыдливости, окрасивший алым щёки Пельки, заставил барона мрака слабо улыбнуться. Однако улыбка быстро померкла, когда он стянул с неё панталоны.       Без одежды она казалась растерянной, беспомощной и невероятно хрупкой. Однако в её глазах сверкала непоколебимая решимость, которую Пелька подтвердила, нетерпеливо протянув к мечнику руки. Он не отрывал от неё глаз, пока отстегивал оружие и скидывал сапоги. Опустившись на кровать, барон мрака резко раздвинул ноги девушки, и слабый отблеск страха мелькнул на её лице. Склонившись над ней, Арей прошептал хрипло:       — Я никогда не был нежен с женщинами. Я никогда ни с кем не был нежен, но тебя я не обижу.       Она закивала и позволила его руке двинуться между маленьких крепких грудей по плоскому животу и ниже. Любопытство и смущение сплелись в ней таким тесным клубком, что одно в следующее мгновение сменялось другим. Пельке хотелось коснуться мужчины, и влечение в конце концов побороло стыдливость. Она осторожно провела пальцами по его широким плечам, и он прекратил начатую ласку, уставившись на её руку. Девушка ухватила ткань рубахи, помогая мечнику аккуратно, не задевая повязку, стянуть одежду через голову, а затем провела по могучей груди ладонью, путаясь пальцами в жестких темных волосах. От него исходил запах, круживший голову, и, поддавшись импульсу, Пелька приподнялась на локтях, целуя его грудь и вдыхая терпкий мужской аромат.       Арей выдохнул сквозь сжатые зубы и откинул голову, наслаждаясь движением девичьих губ, скольжением острого языка. Мучительная боль в паху от сдерживаемого нетерпения грозила расплавить его, когда девушка вдруг коснулась обнаженной грудью его живота. Толкнув Пельку обратно на подушки, он навис над ней, снова завладевая её ртом, дразня её между ног своей плотью, обтянутой тканью штанов. Он терся об неё, пока они целовались, девушка ощущала его член сквозь плотную материю, и у неё в голове мутилось от противоречивых, томительных чувств.       Внезапно мечник обхватил её за плечи и одним движением перевернул на живот. Пелька охнула от неожиданности, и стыдливый восторг снова поднялся в ней, когда она ощутила на себе тяжесть мужского тела. Арей покрывал поцелуями её плечи, слегка прикусывая нежную кожу, и девушка ощущала, как спину ей царапает его борода. А потом он просунул руку под её живот и надавил на чувствительное место, потирая его, снова раздувая слегка потухший костер наслаждения.       По телу Пельки пробежала судорога, когда барон мрака приник к её шее и зашептал низким голосом:       — Знаешь, что ты со мной делаешь, девочка? — он уже не контролировал движение своих бедер, толкавшихся между её худых раскинутых ног. — А знаешь, что я сейчас буду делать с тобой?       От напряжения, его слов и сводящего с ума накала эмоций у девушки заложило уши и потемнело в глазах. Она уже узнала эти дивные, медово-сладкие позывы, зарождавшиеся где-то в животе. Всхлипнув, Пелька приподняла бедра навстречу его руке, и это почти бессознательное движение стало последней каплей.       Не тратя время на раздевание, мечник слегка приспустил штаны. Девушка была маленькой и узкой, и её тело непроизвольно сжалось, сопротивляясь его вторжению. Она уткнулась в подушку, заглушая вскрик.       — Тшш, Пелька, — тяжело выдохнул Арей, целуя её в плечо.       Услышав своё имя, произнесенное хрипло и умоляюще, она тихонько вздохнула и постаралась расслабить судорожно сжатые мышцы. Что-то крепко натянулось внутри её тела и с резкой болью оборвалось. Пелька сцепила зубы, не позволив вырваться ни единому звуку. По её носу медленно сползла слеза. Мечник стал брать девушку осторожными, неглубокими толчками. Она не могла видеть его лица, только чувствовала исходящий от мужчины жар, ощущала его пальцы, крепко сжимавшие её бедра. Время от времени Арей наклонялся и целовал её спутанные волосы, а затем снова терялся в терпеливых, медленных движениях.       Первые несколько минут были для Пельки не слишком приятными. Её тело привыкало к новым ощущениям, она чувствовала, как внутри и снаружи всё саднит. Но спустя какое-то время к болезненным уколам стало примешиваться робкое удовольствие, а когда мужчина слегка переместился, проникая в неё под другим углом, девушка сдавленно ахнула. Она ощутила прежнюю ритмичную пульсацию глубоко внутри, рождаемую его твердым членом, и это было невыносимо прекрасно. Даже боль причудливо вплеталась в вихрь её чувств, и сейчас эта боль была центром их близости, потому что она имела смысл.       Пелька не могла как следует вдохнуть — лишь слабые стоны вырывались из её горла при каждом столкновении их тел. Она слышала хриплое, протяжное дыхание Арея, но когда наступил момент наслаждения, его сдержанность дрогнула, и он не смог справиться с собой, громко простонав на выдохе её имя.       Мечник чуть не раздавил её, когда его руки ослабли и он навалился на неё. Однако Пелька не могла желать большего — было какое-то особое удовольствие в том, чтобы лежать вот так, чувствуя на себе его вес, пока он пытался выровнять дыхание. А затем барон мрака будто опомнился и приподнялся, выскользнув из неё и переворачивая девушку на спину. Она читала на лице Арея потрясение и благодарность, когда он наклонился и запечатлел на её виске легкий поцелуй, не в силах иначе выразить то, что сейчас чувствовал. Это мгновение нежности после сладкого безумия сказало ей обо всём.       А потом они оба опустили глаза вниз, туда, где на простыне медленно расползалось небольшое бордовое пятно. Её девственность принадлежала ему, и Пелька знала с самого начала, что это произойдет — так должно было быть.       — Теперь я твоя, — прошептала она, и тогда Арей провел рукой над кровавым разводом, а ткань снова стала чистой.       — Навсегда, — тихо отозвался он. — Невинность очень могущественная вещь, и по законам магии ты теперь моя супруга.