Запах серы

Белоснежные ткани обтягивали тонкую, изящную фигуру статной девушки с золотым водопадом рассыпавшихся по оголенным плечикам волос. Её лик можно было сравнить с ангельским, а у её ног захотелось бы пасть на колени и пропеть молитву, но гримаса злости на миловидном лице перечеркивала весь дивный образ. В глазах пылал голубой огонь, наводящий дикий ужас и леденящий сердце, превращающий его в такой же кусок льда, как и у белоснежной красавицы. Как легко можно было спутать ведьму с ангелом, и так же просто можно было обвинить настоящего ангела в демонической сущности. Эмма Фрост хорошо знала, как глупы могут быть люди и как просто было ими управлять — они велись на внешность, на сладкие слова и обожали сплетни, и совсем не требовали правды, предпочитая лесть и утешительную ложь. Это забавляло её, веселило и никогда не наскучивало — найти новую цель не составляло труда, а процесс покорения казался настоящим пиршеством, ведь были среди представителей человеческой расы особенные личности, коих хотелось поглотить без остатка, подчинить своей воле и ощутить вкус власти над таким с виду слабым, но живучим человеческим родом. Эмме казалось, что выбранная ею цель давно находится в её ледяных руках и вот-вот она достигнет желаемого, и все бы было именно так, не окажись рядом с её человеком незваного демона. Ощущать чужой запах на своей собственности было так отвратно для ведьмы, что она пожелала избавиться от проблемы на своем пути. А, как известно, с огнем борются огнем, и Фрост дала новое задание подчиняющимся ей темным силам — краснокожему демону пустыни, он на определенный срок обязывался служить ледяной ведьме. Но если в силе Азазеля она не сомневалась, то в его умственных способностях спустя время сильно разочаровалась. — Тебе нужно было убить одного несчастного инкуба, я же тебе его подробно описала, идиот! Зачем ты привлек лишнее внимание, почти разорвав на части какого-то мальчишку? Ты демона от человека не можешь отличить? Как это вообще возможно, если ты сам демон? — Гневная речь Эммы не имела конца. Она закидывала хмурого Азазеля кучей вопросов, ответить на которые сама же ему и не давала, каждый раз, стоило только демону попытаться оправдаться и открыть рот, и она тут же поднимала указательный палец. — Ничего не желаю слышать, ты провалил свое задание. Похоже, хорошо ты умеешь только вселять дикий ужас в священников, не более. Собственной кровью я подписала контракт в надежде на безжалостного демона, а получила пугало огородное! — Факт изувеченных тел и до ужаса перепуганных селян её волновал не сильно, ведь в итоге ни одна её попытка подставить Ксавьера и в конечном итоге просто прикончить не увенчалась успехом. А инкуб и знать не знает, что кто-то настолько сильно желал ему смерти. — Закончу с Леншерром завтра ночью, пока этот черт ничего не понял. — Выдыхает уставшая кричать ведьма и махает рукой на Азазеля. Его услуги ей больше сегодня не понадобятся. Красная груда мышц все это время буравила светлую макушку невысокой — по сравнению с трёхметровым демоном — женщины, от присутствия которой стены и пол покрывались тонкой корочкой льда. Может, у него бы и нашлось пара слов для ответа властной снежной королеве, но в контракте этого пункта не было — он молча выполнял приказы, но не ручался за правильность их выполнения. Демоны ни за что не ручаются, потому Эмме были и не важны любые слова Азазеля. Сейчас она лишь надеялась, что её дорогой священник уже прощался со своим противным сынишкой и был готов добровольно принять смерть в объятиях Фрост. *** На этот раз Леншерру пришлось самому барабанить в дверь что есть силы, Чарльз не попался ему на пути, и даже не отреагировал на несколько осторожных стуков в дверь, давшихся Эрику с трудом. Он думал, что сможет держать эмоции в узде, но это оказалось невыполнимой задачей, ведь стоило патлатой голове спустя мучительные десять минут выглянуть наружу, и Леншерр чуть не снес дверь с петель, желая схватить инкуба за плечи. — Чарльз, ты в порядке? — По перепуганным глазам Эрика парень посчитал, что если кто-то здесь из них и не в порядке, то явно не Ксавьер. Но в таком состоянии священника он видел впервые и серьезно забеспокоился о его здоровье. — Тише ты, тише. — Теплая рука инкуба коснулась бледной щеки Леншерра, осторожно и успокаивающе поглаживая кожу, ощущая подушечками пальцев трёхдневную щетину. Внезапное прикосновение к его лицу было необычным для уже давно не знавшего нежных ласок Эрика, он мало кому позволял такую близость, где человек мог к нему прикоснуться и вот так вот успокоить, но инкуб никогда не спрашивал у него на что-либо разрешения. Ни у него, ни у кого-либо. Только от его действий мужчина действительно чуть притих, возможно, лишь по причине шока, но его руки больше не сжимали плечи инкуба, а после и вовсе отпустили. Леншерр делает шаг назад, убегает от прикосновений к своему лицу и отводит смущенно взгляд. Чарльз расплывается в довольной улыбке, и словно не замечая легкого замешательства, вновь посетившего его порог священника, интересуется: — Так почему я должен быть не в порядке, друг мой? — Ксавьер слышит, как тяжело выдыхает Эрик, видит, как тому сложно поднять взгляд, и как на самом деле рвутся слова из его уст, но он не знает с чего начать. Говорит о ночном убийстве, пытается описать состояние трупа и слишком много говорит о той жуткой картине, которую видел. Словно пытался напугать чем-то Чарльза, приструнить, но он пока плохо понимал, почему ему стоит этого бояться, ведь Эрик только в самом конце своей речи объясняет, почему инкуб мог быть не в порядке. — Колени и глаза говоришь? — Спустя минуту раздумий интересуется с виду все такой же спокойный Чарльз, только теперь улыбка сошла с его лица. — Да. Если в предыдущем убийстве мы не заметили никаких мотивов и целей, то тут… Парня пытали, скорей всего хотели, чтобы он сделал что-то, а тот был на это не способен. — Потому что не был инкубом? — Ксавьер заканчивает мысль за Эрика, а тот, в свою очередь, морщится и кивает. — Боюсь, что так. Твоя жизнь в опасности, Чарльз. — Уже не скрывая волнения, тихо говорит священник, осторожно заглядывая в голубые глаза своего собеседника. Их чрезмерное спокойствие выводило из себя, но у Леншерра не было сил на то, чтобы проявлять и намеки на раздражительность. Усталость и озноб накатывали волнами, и отрицать ухудшения своего состояния было уже невозможно — ему стоило вернуться домой, пока еще не лишился возможности передвигать ноги. «Как ты можешь беспокоиться за мою жизнь, Эрик, если у тебя и своей почти не осталось.» Эти мысли Чарльз оставил не озвученными, не желая показаться слишком грубым. Ему было важно сейчас понять, что же хочет от него Леншерр, раз пришел к нему сам с дрожащими руками, не взирая на свое состояние. — Для меня это нормально, Эрик, подвергаться опасности. Демоны мало кому симпатичны. — Хмыкает с легкой ухмылкой Ксавьер, делая тонкий намек мужчине. — Ты в своем уме, Чарльз? Ты имеешь право на защиту, твоей расе грозит вымирание и вообще… Я… — Леншерр с ужасом обнаружил, что его руки снова потянулись к плечам инкуба, и неясно откуда он только берет силы на еще какие-либо движения. Даже говорить было уже трудно. — Без тебя знаю, спасибо. Ты? А что ты? Хочешь сказать, что будешь спасать мою расу от вымирания путем спасения меня? Интересно, как же это у тебя получится. — Нормально ответить у Чарльза не получалось, дерзость так и сочилась сквозь фразы, но где-то глубоко инкуб ощущал уколы совести за то, что так ведет себя с больным человеком, который беспокоится, не смотря на боль, в первую очередь о нем. — Пойдешь ко мне. Нет места надежнее, чем дом священника. — Эрик никогда бы не подумал, что будет цитировать Логана, но стоило Чарльзу заикнуться о решении вставшей проблемы, и что бы мог предложить Леншерр, и священник тут же вспомнил разговор с Хоулеттом. В одном страж порядка был прав — никто не будет искать демона в доме священника. Хоть что-то смогло поменять Ксавьера в лице, теперь уже инкуб действительно был удивлен и немного растерян, но уже в следующую секунду его губы расплылись в хитренькой ухмылке, а тело само сделало несколько шагов навстречу священнику. Эрик не отступил, гордо встретился взглядом с голубой бездной нереальных глаз и продолжил говорить: — Я бы хотел, чтобы ты отнесся к этому серьезно, Чарльз. Я могу тебя защитить и… — Ты даже себя не можешь защитить, Эрик. — В тон ему произносит тихо Ксавьер и закатывает глаза, делая шаг назад. Удивление Леншерра было ожидаемо. — О чем ты говоришь? — Это очень обидно, что кто-то уже положил свои загребущие рученьки на твою душеньку раньше меня. — Добавляя только еще больше вопросов и не отвечая ни на один, продолжает говорить инкуб, довольствуясь сменой эмоций на лице рыжеволосого мужчины. — Наверное, ты прав. Ты можешь помочь мне, так надоело спать одному, понимаешь. В свою очередь, я помогу тебе. — Я же говорил о серьезности… — Еще ни у кого не получалось так смущать Эрика, обычно он пропускал все мимо ушей и тепло улыбался, но Ксавьер был далеко не все и даже не человеком. — Вы снова меня не так поняли, святой отец. — Довольный смех Чарльза заставляет мурашки промчаться по спине и до самой шеи, Леншерр тяжело выдыхает и в последний раз поднимает все еще полный терпения взгляд на инкуба. Немой вопрос о действиях Чарльза.  — Я иду с вами. Прямо сейчас, если вам так угодно. *** Дом Леншерра встретил их тишиной с запахом ладана и меда. Чарльз хмыкнул, когда обнаружил в доме священника лишь пару икон по углам и деревянный крестик над печкой — атмосфера говорила о том, что здесь живет верующий, чистоплотный и скорей всего благородный человек, но почему-то у Ксавьера были иные представления о священнослужителях. Божьи фанатики, экзорцисты, охотники на нечисть? Он не углублялся в это никогда, но достаточно единожды встретиться с уже распавшейся инквизицией и всеми, кто несет якобы знамя божье и его слово, и перед глазами мелькают, словно назойливые мухи, помешенные религиозные идиоты с острыми крестами, заменяющими им клинки. — Я бы не назвал это место домом священника. — Честно озвучил свои мысли инкуб, чем вызвал легкое недопонимание на лице Эрика, присевшего в свое любимое потрепанное кресло. — Простого верующего человека, но никак не… — Я уже говорил, что у меня на это иные взгляды. Можно верить в Бога и не носить золотой короны якобы в его честь. У Христа был терновый венец, а не диадема из драгоценных камней, но люди забывают об этом. — Тяжело выдохнул Леншерр, расстёгивая верхнюю пуговицу рясы и оттягивая ворот, чтобы сделать пару свободных глотков воздуха. Даже в своем доме, в уютной гостиной на излюбленном кресле он не чувствовал себя комфортно, и покой никак хотел охватывать его разум. Только жуткая тяжесть и давление, бьющее по вискам. — Лишь единожды я встретился со святой инквизицией, но этого было достаточно, чтобы разочароваться в людях и их вере. Но у вас, святой отец, получается меня переубедить.  Голубоглазый инкуб подошел ближе, но в противовес ожиданиям и опасениям Леншерра, зашел за спинку кресла и подошел к окну, открыл без спросу ставни и пустил свежий воздух в гостиную. Запах в комнате стоял приятный, но это лишь обман, и Чарльз был уверен, что еще час нахождения в этом помещении без глотка свежего воздуха и можно легко задохнуться. Что-то было не так, он заметил это давно, но не знал, как объяснить Леншерру. Приходилось занимать его отстранёнными темами, пока не разберется, откуда же исходит опасность. — После заключения мира в наших краях инквизиторы насильно были изгнаны из королевства, где же ты их встретил и сколько тебе сейчас лет? — Эрик хотел бы повернуться и посмотреть на Ксавьера, но возможности такой он не имел. Ни тело, ни кресло к этому не располагало. Разговоры об истории невольно отправляли его разум в то время, когда он был безмерно счастлив вместе со своей будущей супругой, он сделал ей предложение в день заключения мира между людьми и магами десять лет назад. Ему на тот момент едва исполнилось двадцать два, он был юн, привлекателен и полон сил, чего сейчас уже не скажешь, глядя на его болезненный вид. Однако именно так бы описал Леншерр сейчас Чарльза, ведь внешне тот был еще юношей с озорными чертятами в глазах, и чем больше Эрик общался с Ксавьером, тем быстрее и дальше уходили мысли о демоническом происхождении парня. — Больше, чем многие думают. Для магических существ и магов время течет медленней, чем для простых смертных. Ты бы должен это знать. — Смена обращения уже стала привычной для Эрика — если Чарльз к нему на «Вы», значит он издевается и пускает в дело сарказм, а от того неформальное общение, как сейчас, было приятней и Леншерру не приходилось думать, что он сказал не так. В голосе инкуба не было укора или насмешки, он сменил ехидство на дружелюбие, и Эрику уже не казалось, что присутствие в его доме инкуба будет перебором. Ксавьер гость, который хоть и немного, но облегчал сейчас жизнь Эрику, только священник это признавал через силу. — Да, я… Просто стало интересно. Ты говорил о чем-то странном ранее, меня это немного беспокоит. — Меняет тему священник. — А должно не немного. Ты живешь с Пьетро и… няней? Втроем? Постоянно? Как долго? — Короткие вопросы со стороны Чарльза посыпаются слишком резко, Эрик не знает, на какой ему нужно отвечать первым, более того, инкуб знал ответы на некоторые из них и сам, и вряд ли ему нужно было подтверждение Эрика. — Да, уже почти восемь лет. — Еще один тяжелый выдох. Желание посмотреть на лицо инкуба могло бы придать ему сил для того, чтобы встать на ноги вновь, но этого не потребовалось — Чарльз оказался напротив него слишком быстро и неприлично близко, но этому священник уже не удивлялся. — И давно ты такой… умирающий? — Подбирать более тактичное слово не имело смысла, если все было и так понятно, достаточно взглянуть на Леншерра. — Не помню. Сейчас, кажется, что это было со мной всегда, просто первой болезнь забрала мою жену, а мне дало время, чтобы я вырастил сына. — Серые глаза закрываются, не в силах смотреть на это лицо. На эти безмерные небесные глаза, что с таким беспокойством сейчас осматривали его. Он уже не соображал, зачем впустил инкуба в свой дом. И уж тем более не понимал, почему сейчас раскрывает перед ним душу и упоминает Магду, когда ранее ни с кем и словом о ней не обмолвился. Чарльз уж совсем не тот, кому следует знать его трагическую историю жизни и любви. Или тот, потому что он, наверное, будет единственным, кто увидит его в последние минуты жизни? — Ты выглядишь так, словно уже попрощался с этим миром. Не торопись, ведь это никакая не болезнь. — На его лоб опускаются нежные пальцы инкуба, снова эти неясные прикосновения, заставляющие распахнуть глаза и вернуться в реальность. Леншерр смотрит на него удивленно и ждет ответа, особо не надеясь, что это хоть как-то повлияет на его состояние и уж точно никак не вернет хоть каплю здоровья его телу. — Ты приютил под боком паразита и позволил высасывать из себя жизнь все эти долгие годы. Скажи мне, ты когда-нибудь отказывал… женщинам? Эрику хотелось бы тут же отрицательно помотать головой, но пальцы Чарльза на висках не позволили этого сделать. И Леншерр не стал быстро отвечать, а попытался вспомнить, как складывалась его жизнь ранее, когда он был здоров, и его сердце пело о любви к прекрасной Изабелле. Возможно, в то время… Глаза нещадно слепило солнце, в уши завивал ветер и вздымал над землей первые упавшие снежинки. Под ногами хрустит снег, а в затылок еще припекало, и происходящее вокруг напоминало не иначе как противостояние лета с зимой, которое никак не хотело уступать свои права. Леншерр все ждал, когда же его избранница появится на горизонте, обычно Изабелла отличалась пунктуальностью, и рыжеволосый парень начинал переживать, переминаясь с ноги на ногу и нервно обдувая чуть замерзшие пальцы горячим дыханием. Но время шло, а единственная фигура, что показалась вдалеке и стала приближаться к Эрику, совсем не была похожа на его, возможно, будущую невесту. Какая-то леди, не иначе, словно сливаясь с окружающей белизной, пришедшей в этот год так рано зимы, плыла по тонкому слою льда прямо к Леншерру. Её чарующий лик заставил переживать молодого парня, блондинка казалась ему словно приведение, несущее плохие вести, и говорить с ней ему совсем не хотелось, но стоило ей подойти ближе, и выбора у него не оставалось. — Ожидание так утомляет, не правда ли? Думаешь, оно того стоит? — Простите? — Хочешь, я составлю тебе компанию вместо твоего друга? — Это не совсем друг… — Не важно, я смогу заменить тебе любого человека. — Я вас не понимаю, мэм. От пристального взгляда ледяных глаз хотелось бежать, но ноги словно приросли ко льду на дороге. Они были слишком близко, в нескольких сантиметрах от его собственных, заставляли смотреть в них и не сметь отводить взгляд. Непозволительная близость. Недопустимое касание. Величайший грех.

Не смотри в её глаза — ты увидишь дьявола, целуй её губы — и ты вознесёшься с ней до небес.

— Эрик? Эрик, ты меня слушаешь? — Ледяной голос незнакомки сменяется теплым смешком со стороны инкуба. Он сам виноват, что своими вопросами заставил Леншерра отмотать время назад и погрузиться в воспоминания, ранее которые его мозг ни разу не подымал на поверхность. Если бы не Чарльз сейчас, возможно, Эрик бы никогда и не вспомнил, что в день, когда он хотел сделать предложение своей возлюбленной, на его пути из неоткуда появилась таинственная дама в белом и поцеловала его. Поцеловала так, что все тело оледенело, и казалось, лед добрался до крови, и вот-вот мог заморозить даже его сердце. Воспоминания на этом обрывались, голос инкуба сбил его и более мужчина ничего не мог вспомнить. Только клюквенные губы, укравшие у него словно не только поцелуй, но и половину жизни. — Ох. Да, Чарльз. — Хрипит Леншерр и устало выдыхает, подымая глаза на сосредоточенного Ксавьера. — Да — отказывал? Или да — слушаешь? — Издевается чертенок, растягивая губы в ухмылке. — Я… плохо помню, все как в тумане. И я слушаю тебя, конечно. — Не обращая ни на что внимания, спокойно ведает Леншерр, и снова ему доводиться наблюдать задумчивое лицо Чарльза. — А вот я почти уверен, что отказывал. И не просто женщине, но… Нужно вспомнить, Эрик. Странная встреча, необычные люди, особенно женского пола, аномальные какие-то явления… Попытки совершить непристойное против твоей воли. — Почти шепотом заканчивает инкуб, приблизившись к уху священника. Рыжеволосый вздрагивает, ощущая теплое дыхание на своей щеке и чувствуя легкий аромат полевых цветов, исходящих от Чарльза. Как и в тот первый зимний день, его личное пространство было нарушено, и он не был в состоянии и с места сдвинуться, руки Ксавьера оказались по обе стороны ручек кресла. Эрик мог бы оттолкнуть парня, будь у него на то силы или желание, но при отсутствии второго, первого и не требуется. Инкуб, в отличие от той барышни, не внушал страха и беспокойства, а казался совсем безобидным, не способным ему серьезно навредить. Эрик корил себя за такую наивность и веру в демона, но совсем немного, и, тем не менее, ничего не собирался исправлять. — Сейчас это только ты… — Его тихий голос растворяется на губах Чарльза. Неожиданное, не смотря на поведение и речи Ксавьера, все равно слишком внезапное, легкое прикосновение губ, даже поцелуем это было назвать сложно. Но стоило Чарльзу отстраниться, и виски пронзило давящей болью, ранее четкий образ инкуба перед глазами поплыл и Эрик схватился за голову, тяжело задышал и попытался оттолкнуть от себя парня. Боль перешла на грудь, но все, что смог сделать Леншерр, это схватиться руками за рясу и не позволить слезам хлынуть из глаз, больно закусив губу. Поцелуй горел на губах, как и тогда, словно ему выпала честь целоваться с самим дьяволом. Его покой забрала разбушевавшаяся метель за окном. Она билась в ставни диким зверем и завывала волком, проникала сквозь щели и забирала все тепло, исходившее от хорошо разогретой с обеда печи. Спокойного сна этой ночью молодому священнослужителю было не видать. Изабелла так и не пришла на свидание, даже не передала весточки, но парню хотелось во всем винить испортившуюся погоду. С другой стороны, смотреть в глаза возлюбленной после того, как он целовался с другой, пусть и против своей воли, было неимоверно стыдно, и отменившейся встрече он был немного рад. Главное, чтобы с Магдой не приключилось беды. Но стоило ему подумать о том, что все происходящее в этом мире не бывает случайно, и это за ним ходит беда по пятам... как и этим солнечным утром из неоткуда перед его глазами появляется призрачная леди, а её одежды осветили темную комнату своей белизной. Происходящее было нереальным, как и сама девушка, появившаяся вновь перед ним так же неожиданно, как и пропала в прошлый раз. Её рука тянется к нему, зазывает подойти ближе, а голос что-то шепчет, притупляя все мысли, заставляя повиноваться и приблизиться. Но Леншерр понимает, что девушка лишь частично управляет им, он осознает происходящее и сам добровольно падает в её объятия. Это приводит священника в ужас и пробивает до дрожи. Ни чья красота в мире не заставит его придать свои принципы и пойти на измену, и тот поцелуй навечно запомнится ему как секундная непозволительная слабость, за которую он будет вымаливать прощение десятилетия, но стоит ему сейчас поддаться этому сладкому шепоту, и прощения не видать ему до конца своих дней. Заплаканное лицо любимой женщины встает перед глазами, и это заставляет Эрика вовремя оттолкнуть золотоволосую девушку, когда та вновь потянулась к его губам за поцелуем. В её объятиях было неимоверно холодно, словно она сама была вся изо льда, и Леншерру казалось, что любой легший с ней в постель мужчина замерзнет и не заметит этого, ослепленный её красотой. И он бы был среди таких же глупцов, не храни его сердце огонь любви к Изабелле. В ту ночь ведьма осознала, как стойки бывают человеческие сердца, и как вкусны они и желанны, если не готовы сломиться лишь после одного удара. Леншерр отказал ей в, возможно, лучшей его ночи с самой прекрасной женщиной на свете, и вовсе не важно, что эта ночь стала бы для него последней. С той минуты Эмма Фрост задалась целью последующее десятилетие выжить из непокорного человека все соки до последней капли. И его будущей прекрасной семьи. Ведь что для могущественной колдуньи десять лет, если была задета её гордость? Что для неё время, если она станет бессмертной, поглотив душу этого человека?