Маленькие истории о Фингоне и Маэдросе от TheLionInMyBed

— А знаешь что? Знаешь, в чем основная загвоздка с этими треклятыми феанорингами? — В братоубийственной резне? — предположила Тулуспен, сделала большой глоток из бутылки и передала её дальше — на полотняный пол, где развалилась Йирет. — В клятве? В предательстве? — В сюсюкании этом! Да кто вообще захочет слушать такое в постели?! А уж тем более — подслушать! — она молча отсалютовала бутылкой Тулуспен и тоже глотнула. — А я думаю, убийства хуже, — на полном серьёзе заявил безымянный синдарский мальчишка — его имя Тулуспен так пока и не знала. — Парень, да мы все тут убийцы, — Йирет, очевидно, узнать его тоже не удосужилась. — Я вот в Гаванях жизнь спасла этой хрюшке! — Думаю, уж это я бы запомнила! — Ну не я лично. Но вы бы погибли, если б мы не пришли! Немного благодарности не помешает! — Приношу тебе благодарность! — с пьяной торжественностью отозвалась Тулуспен. — Маловато будет. — Ну, короны у меня нет, чтоб тебе отдать. — Ха! Ты не хуже меня знаешь: то был лишь предлог, чтобы публично на коленях постоять перед нашим принцем! — А как ты думаешь… кто из них сверху?.. — спросила Тулуспен и тут же залилась краской… да уж, видно, она куда пьяней, чем думала. Йирет перекатилась и легла на живот, опершись на локти. — Ах ты, миленькая двуличненькая Тулуспен! Вот значит какие мысли греют тебя в твоей ледяной крепости! Да уж конечно, именно принц Фингон трахает своего вероломного родственничка! — Но мой господин выше ростом! — попыталась оправдаться Тулуспен. — Да причём тут рост! — Йирет искоса глянула на неё. Сама она была невысокой и худенькой — худобой, свойственной многим, кто пересёк Хелкараксэ. Волосы у неё были тёмные, как и у Фингона, но она их коротко подрезала  в память о погибшей во Льдах сестре — так она говорила. Не красавица, конечно, но Тулуспен и сама красавицей не была. — Что, сравним, чей меч более могуч? — Меч? Не замечала раньше за тобой такой стеснительности! — А, ладно, член! — пожала плечами Йирет. — Так у кого покрасивее? Тулуспен почти спросила было: «да как ты узнаешь?»… но даже сейчас, сидя в шатре наследного принца, между выходом и входом в покои, слушая доносившиеся из покоев обрывки беседы о снабжении и передвижении войск, она знала, что очень скоро разговор этот сменится отзвуками занятий совершенно других… которые и Йирет годами слышала — да и видела тоже. — У принца Фингона, — сказала она, двуличная, какой Йирет её и обозвала. Маэдрос и вправду был выше и был так прекрасно сложён, как мог быть вообще сложён тот, кого когда-то так и назвали… но её взгляд всегда притягивал именно Фингон. Храбрый, добрый, как никто и никогда, к грехам её лорда и его верных… Иногда она даже о нём фантазировала — таком сильном и добром… как его щёки расцветают тёмным румянцем… мозолистые ладони, упругие губы… твёрдый и толстый член… да и кто бы когда узнал, даже если и после таких фантазий или снов она что-то себе позволяла… Йирет. Чьи серые глаза горели, словно листва Телпериона, кто, пусть Тулуспен её догадку и проигнорировала, мечтала о чём-то созвучном. Ну или взаимодополняющем. Тулуспен так и не поняла, что же подарило ей храбрость — вино, извращённость или тоскливые мысли о мужчине, которому она отдала свою жизнь и служение, нагом и окровавленном… и трахавшем их принца. — Хочешь виру за корабли? — медленно проговорила она, расстёгивая тунику и обнажая горло. — Как благородно и самоотверженно, — в улыбке Йирет не было ни доброты, ни прощения, но, казалось, какое-то странное отпущение грехов всё-таки было, а её жадный взор словно прикипел к голой коже Тулуспен. — Думаешь, вот что сказал твой лорд Маэдрос принцу Фингону? — Да… мой господин. Дыхание Йирет превратилось в шипение. — Повтори, феаноринг. — Мой господин… принц мой. — Проклятье… — Йирет уже была на коленях, схватила Тулуспен за плечи и, потеряв равновесие, плюхнулась вместе с ней на полотняный пол. Мальчик-синда вскрикнул в испуге — перед ним упала на пол бутылка, вино полилось на одежду — но им было наплевать на вино, да и на самого мальчика. И теперь наконец Тулуспен поняла беспечность своего господина в такие моменты — рот Йирет накрыл её собственный… такой сладкий, сладкий, пусть дыхание её и было винно-кислым. Раздался топот — наверно, мальчик бежал из палатки прочь — но Тулуспен не отвлеклась от поцелуя, чтобы проверить. Губы Йирет были такими горячими, такими жадными — конечно, сам Фингон в её фантазиях никогда не целовался бы так ожесточённо… но она была счастлива, что на деле происходит иначе. И накрыла ладонью грудь Йирет, скользнув под ткань туники, лаская гладкую кожу и тугие мышцы. Пальцы Йирет запутались у неё в волосах, та тянула почти до боли — и Тулуспен запрокинула голову, подставляя горло зубам Йирет. — Прости меня… — Нет! — Йирет мотнула головой, её волосы пощекотали Тулуспен под подбородком. Губами Йирет вела по коже, по выступающей вене, такой уязвимой — а затем отстранилась, задев жёсткой туникой соски Тулуспен, и села, обоими коленями упершись вокруг её головы. — Но есть и другие способы просить прощения, братоубийца! — следы от её поцелуев ледяным огнём горели на коже в холодном воздухе шатра. Тулуспен потянулась рукой к поясу Йирет, развязала его и спустила вниз её штаны… а затем заколебалась. — Давай же! — рыкнула Йирет, опять вцепившись ей в волосы и потянув на себя… и прижимая лицо Тулуспен к низу своего живота. Там на вкус она была сладкой, как и её губы, и чуть солоноватой, как прибой Альквалондэ, и Тулуспен несла свои извинения губами и языком прямо в её плоть. Йирет вздохнула и задрожала, но Тулуспен вцепилась в неё, обхватывая руками её сильные бёдра так, будто пыталась выплыть и не утонуть. Она чуть не утонула в пенисто-розовом прибое. Сброшенная с палубы, шла ко дну под весом своего доспеха. На корабле были лучники, и один видел её попытки выплыть. Первая стрела прошла по касательной — она безотчётно ушла головой под воду, и затем взбрыкнула ногами, и всплыла, и хватала ртом воздух, и стрелок опять выстрелил, а затем, с проклятьями, развернулся в сторону берега — оттуда послышались громкие крики. Она взглянула туда и увидела вспышки синего и золотого… Мышцы Йирет сжались — кульминация прошила её насквозь, мгновенно смягчив резкие черты её лица. — Неплохо, — сказала она, прерывисто дыша. — для начала, хотя бы. С испытующим взглядом она отцепила нож с пояса — отчего у Тулуспен перехватило дыхание — и поднесла к шнуровке туники Тулуспен. Та с сожалением оттолкнула от себя лезвие. — Я разденусь сама, если тебя устроит… у меня не так много рубашек, как у настоящего лорда. — Умерли тысячи — и ты можешь думать о своих тряпках? — фыркнула Йирет, но, тем не менее, отвела клинок в сторону и развязала тунику Тулуспен прямо до пояса. И та попыталась скрыть дрожь — не от холода, ей было жарко, как в лихорадке, а от взгляда, каким Йирет вперилась в её тело, — пронизывающего и расчётливого, взгляда воина, обследующего местность, на которой случится битва. Она была вроде готова, но всё равно захлебнулась дыханием — Йирет грубо вторглась вглубь неё пальцами. Больно было чуть-чуть — внутри неё было так влажно, влажнее, чем когда бы то ни было, бёдра разъехались широко и тряслись, и она выгнула спину дугой, насаживаясь на пальцы Йирет с жаждой, которой ей следовало бы устыдиться, но стыдно ей не было. Йирет склонилась вперёд и провела языком по торчащему соску и затем прикусила его, а другой сжала свободной рукой — да так сильно, что Тулуспен взвизгнула. — Умоляй меня! — прошипела Йирет, прижав губы к её коже, пальцами толкаясь и толкаясь внутрь в безжалостном ритме, а большой палец жёстко придавил клитор. — Умоляю тебя… — простонала Тулуспен. — Прости нас, о господин мой, прости, мне так жаль! За корабли, за погибших, за Рок. Прости нас! Йирет прорычала в ответ не её имя, чужое — и с ним к Тулуспен пришли освобождение и разрядка. — Я не прощаю тебя! — заявила Йирет, вытирая скользкие пальцы о тунику Тулуспен, пока та всё содрогалась и содрогалась, и ничего не могла больше. А затем подобрала валяющуюся бутылку и осушила её до дна. — Но у тебя ещё будут возможности заслужить прощение, Ключник. Скоро увидимся! И на прощание ухмыльнувшись, она покинула шатёр. *** — Это что, Йирет была? — спросил Фингон. — И… твоя ключница?.. — Кое-кто совершенно не умеет разделять личную жизнь и работу! — отозвался Маэдрос, не прекращая расшнуровывать Фингону штаны. — Э, нет, корону не снимай!