Посторонний

После торжественного возвращения Илона с того света Стэн устроил маленькую вечеринку. В понимание Стэна «маленькой вечеринки» входило собрать всю их ударную группу, завалиться в дорогущий стрипклуб и спаивать вернувшегося с того света человека, пока тот не упадет под стол. Илону буквально пришлось падать под стол, только тогда Стэн поверил, что вечеринка удалась и можно было спокойно вернуться окольными путями в квартиру Эйдена. Месяц после этого прошел спокойно. Редфилда снова дергали юристы и бухгалтеры, Илона официально перевели в штат охраны, так что он совершенно безнаказанно мог ходить с Эйденом куда угодно. Если Эйден сидел безвылазно всю ночь в офисе, разгребая дела семьи, Илон исследовал Чикаго и пытался вычислить слежку за собой или Эйденом. Редфилд прав, его запросто могли обнаружить при помощи спутника. У Илона было объяснение, почему его до сих пор не попытались прижать. Что если это еще один эксперимент? Как Объект приживется в мире обычных людей? И все же в словах Эйдена был здравый смысл. А значит, все может оказаться не так, как он себе представлял, и Илон ошибся в расчетах. Кто знает, что повлечет за собой эта ошибка. Лучше все проверить. Расположившись на крыше одной из высоток, Илон ответил на звонок Стэна, тот спрашивал насчет очередной партии бойцов, просил помочь Сэмми, одному из ребят Эйдена, с проверкой. Илон обещал, что завтра днем навестит отмеченные клубы, положил трубку. Ночь выдалась пасмурная. На грязно-желтом от софитов небе Чикаго не было видно ни звезд, ни луны. Тучи, казалось, летели близко, в голову лезли штампы художественной литературы: «протянуть руку — и можно дотронуться». Хейз улыбнулся. Все чаще в голову лезла романтика и сентиментальная чепуха, все реже снились кошмары, где вся его жизнь на свободе оказывалась сном, а он просыпался в камере депривации или на операционном столе. Это было необычно, непривычно и странно, но очень нравилось ему. Вот уже пять лет он свободно перемещается под открытым небом, и все же только месяц как почувствовал себя по-настоящему свободным. Говоря теми же штампами, «как ветер», который обдувал его сейчас со всех сторон. Писк. Где-то на крыше здания рядом, отраженный от поверхностей. Странный, смутно знакомый. Его почти заглушал шум города, рев моторов, обрывки фраз прохожих, биты и стрекот перкуссий из магнитол и увеселительных заведений. Илон уловил биение двух сердец, возможно, они вышли на крышу, чтобы тоже полюбоваться шикарным видом на город? Когда тебе хорошо, в первую очередь думаешь, что кому-то еще так же хорошо как тебе. Илон с улыбкой окинул взглядом мерцающие огни ставшего любимым города, шагнул назад, к выходу на лестничную клетку. На крыше рядом послышались быстрые шаги, переходящие в бег. Писк. — Профессор, а это сработает? На серию гамма воздействие было слишком сильным, на дельту нулевым, а серия эпсилон… — Тише! Ты мешаешь моим наблюдениям! Наномашины в любом случае отреагируют на импульс, мне все равно, как именно, я хочу посмотреть на результат! О, кажется, ему больно… Илон рухнул на крышу, тело билось в конвульсиях, мозг… Он кричал, кричал так, что было слышно внизу, на улицах. Вспышки света в глазах отдавались нестерпимой болью, звуки, ушедшие в ультразвук, рвали барабанные перепонки, сердце было готово взорваться, тело не слушалось и каждая клетка кожи говорила, что Илон горит, горит заживо. В какой-то момент он больше ничего не слышал, не видел и не чувствовал, но мозг продолжал биться в агонии, превращая доли секунды в вечность кипящего ада. Илон не знал, сколько прошло времени, когда все прекратилось, не понял, когда все прекратилось. Ему казалось, он умер или все еще умирал, растекаясь по крыше кашицей крови и обрывков мыслей. Мир вокруг превратился в гигроскопическую вату, сквозь которую ничего не было слышно и видно. Еще одна маленькая вечность. Он чувствовал, как к нему возвращается способность мыслить, и это вызывало панику. Нельзя! Стоит мозгу заработать, и боль вернется! Стоит очнуться, и все повторится снова. Но проклятая регенерация восстанавливала сознание по крупице, восстанавливала память, способность чувствовать и думать. Заводила сердце. Заставляла дышать. Илон боялся открыть глаза, боялся, что свет снова вызовет боль, боялся прислушиваться, боялся тысячи раскаленных ножей в ушах, проникающих в мозг. — … эффективно. Но надолго ли? — Вот поэтому и пошевеливайся! — А почему снова не нажать на кнопку? — Потому что это снова поджарит ему мозги, болван! За дохлого нам никто не заплатит! И потом, профессор сказал, если повредить слишком много наномашин, он будет бесполезен… — Ну так влить в него новые! — Были бы новые, мы бы не искали Тету! Вколи ты уже… Рука метнулась к прибору, лежащему рядом. Удар по руке со шприцом. Илон попытался сделать это, используя всю свою скорость, но руки не слушались. Он ударил быстро и сильно, так что шприц вылетел из руки и покатился по покрытию, и все же для Илона, привыкшего к ощущению активации, это было невероятно медленно. Хватка на шее усилилась, на грудь надавили рукой. Илон вывернулся, используя не столько силу, сколько знания техники рукопашного боя, заблокировал удар, не позволил пережать сонную артерию, отпихнул мужчину. Второй пытался помочь напарнику, но Илон ногами зажал в тиски его шею. Рывок, хруст позвоночника. Первый напавший уже подобрал шприц, но теперь Илон был на ногах. Он никогда еще не дрался с человеком, обычным человеком, а не еще одним Объектом, на равных. Серия ударов, блок, перехват, противник успел уйти от удара в защиту. Сейчас, без активации, сбитый с толку, все еще плохо контролирующий тело, Илон мог допустить ошибку и проиграть. Но ему не нужно было победить. Ему нужно было сбежать. Поэтому Илон вместо того, чтобы атаковать снова, сделал обманный выпад, мужчина ожидаемо пропустил его вперед, готовясь к новому удару, но Илон не стал разворачиваться для атаки и просто побежал. К краю. А затем рухнул вниз. Он не собирался умирать, и противник не ожидал, что Илон будет рисковать жизнью. Падение с такой высоты без активации означало смерть, и кто знает, может, если мозг разлетится на асфальте вдребезги, регенерация уже не соберет его обратно; таких испытаний над ним не проводили. Но Илон не собирался умирать, он хотел только сбежать, и сейчас этот прыжок был единственным способом, самым опасным, поэтому наименее ожидаемым, и по этой же причине — лучшим. Илон в воздухе пытался зацепиться за скользкую поверхность стекла, сдирая кожу на руках. Руки горели, но это было далекое глухое эхо того, что он испытал только что. Наконец удалось зацепиться хотя бы на секунду, этой секунды хватило, чтобы ногой выбить стекло ниже. Осколки впивались в ногу, Илон соскользнул пальцами и снова полетел вниз, но успел вытянуть руку и зацепиться, насадившись ладонью на осколок. Его мозг восстановился, несмотря на то, что, видимо, нападавшие деактивировали наномашины в его теле. Значит, регенерация все еще с ним. Рука, нога, порезы, кожа — все восстановится, и довольно быстро, а боль… Илон ее почти не чувствовал, поглощенный одной единственной мыслью. Бежать. Он попал в какой-то офис, было уже довольно поздно, в огромном помещении осталась всего пара сотрудников, в полной тишине отстраненно гудели системные блоки. Один из сотрудников оцепенел, другой, матерясь, спросил, что происходит, а потом — не нужно ли Илону вызвать скорую помощь. Илон слышал и видел это, мозг продолжал обрабатывать информацию, не так быстро, как обычно, но по привычке фоном, вне зависимости от его желания. Илон вытащил из ноги осколок, который мешал идти и срастаться мышце, нужной для ходьбы, ковыляя и истекая кровью, направился к выходу, ориентируясь по знакам пожарной эвакуации. Офисные работники не рискнули пойти за ним следом. Как он и предположил, тело восстанавливалось достаточно быстро. Спустя пару пролетов он уже мог не только идти, но и бежать, но продолжал ковылять — на камеры, которыми были напичканы коридоры. Находя слепые зоны камер — прятался. И не зря. По этажам бежали испуганные охранники. Разумеется, они скорее хотели помочь человеку, наверняка уже вызвали службу спасения. Однако Илону нельзя было задерживаться, нельзя было в больницу, нельзя было оказаться в любых официальных структурах, туда могли дотянуться руки Лаборатории. Спрятавшись под одним из столов в тени пустующего офиса, Илон заметил зажигалку на рабочем месте напротив. Он нашел единственный незапертый ящик в деревянном шкафчике рядом, запихнул туда побольше бумаги, поджег и двинулся дальше. Илон был за пару этажей до раздевалки, прежде чем над головой раздалась пожарная сирена. Под вой сирен он влетел в раздевалку, нашел открытый шкаф с простой одеждой — джинсы, футболка, толстовка. Он давно заметил, что уборщики не закрывают шкафчики. Все самое дорогое вроде телефона или плеера они забирают с собой, а то, что кто-то может в крутом офисном здании даунтауна украсть их шмотки из секонд-хэнда, им просто не приходит в голову. В раздевалке нет камер — политика конфиденциальности. Илон быстро вынул оставшиеся осколки из ноги и ладоней, не жалея себя и игнорируя вспышки боли, разделся, старой одеждой вытер с себя кровь, чтобы ее не оказалось на новой. Затем быстро оделся, натянул на голову капюшон и, стараясь подражать движениям человека в панике, полетел через весь коридор к пожарному выходу, который электронная система безопасности открыла ему изнутри сама. Никто не может войти, но любой желающий может выйти, не нужны ни ключи, ни карты. На улице Илон пытался вспомнить, где он находился. За спиной были слышны крики очевидцев, они обсуждали странное падение человека, кто-то предположил, что снимается кино, кто-то возражал, потому что рядом не было машин съемочной группы. Илон завернул за угол. Воображение все еще помогало ему выстраивать в голове схематичную карту города, хотя на этот раз он не мог так же быстро восстанавливать из памяти нужную информацию. И все же крепкая память — наработки обучающих технологий, а не деятельность наномашин, так что в конце концов он сообразил, в какой стороне находится метро, слился с толпой и направился в выбранную точку. Свой дальнейший маршрут он уже знал. Метро, вокзал — дальше только бежать, держаться дорожных путей, но ни в коем случае не ехать поездом. Эйден… Эйден. Илон замер прямо посреди улицы. Встречные прохожие не успели увернуться, кто-то въехал ему плечом, послав недобрым словом. Ему придется оставить Эйдена. Нет времени прийти за ним и забрать с собой. А даже если и найдется… если наномашины не придут в себя, если, как выразились люди из Лаборатории, они пережгли слишком много, Илон остался без своей брони, без скорости, без улучшенных органов чувств. Неизвестно, успеет ли он приспособиться и защитить себя, но сможет ли он в таком состоянии защитить Эйдена? Если Илон уйдет из города, его не будут беспокоить. Попробуют расспросить, разумеется, Редфилд сможет уйти от ответа, его связи помогут избежать открытых конфликтов, а убить его не решатся, потому что мафия начнет выяснять, почему убит управляющий одной из ячеек. Если повезет, их настолько затянет погоня, что до Эйдена просто не доберутся. Эйден будет жить. Очень далеко. В груди стало больно, не как при ударе. Отчаяние и горечь сжимали внутренности, словно взбесившиеся наномашины. Илон сжал челюсть. Нельзя. Не сейчас. Сначала уйти. Остальное — потом. Эмоции — потом. Илон заметил идущих навстречу людей. Нервных, судорожно сжимающих что-то в кармане. Писк. Илон опрометью бросился в сторону, на проезжую часть. Визг колес и возмущенные сигналы машин, фары перед глазами, крики водителей, возмущение прохожих. Илон бежал без оглядки, не разбирая дороги, загнанным зверем, обезумевшим зверем. Некоторым людям не везло в их жизни увидеть Смерть — Илон ее слышал, он запомнил ее стрекучий голос, бешеный ритм приговора, который в своей неумолимой скорости исходит в писк и выше, в область частот, не доступных слуху обычных людей. Если бы сейчас он мог войти в активацию, то непременно вошел бы, ни на секунду не задумавшись о последствиях. Все, что он сейчас мог, — бежать как можно быстрее, как можно дальше. Перепрыгнуть через собаку, пролететь, огибая прохожих, завернуть за угол, петлять. Это не план, это рефлекс, это инстинкт, миллиарды загнанных зверей на охоте следуют похожему плану, не отдавая себе отчета, главное — оторваться от охотника, не важно, каким способом, все пойдет в ход. Илон схватил и повалил на тротуар за собой прохожего, это должно их задержать, и не важно, что он слышал хруст ребра под рукой и крик боли. Он бежал от большей боли. Фонари, вывески, крики прохожих, сигналы полиции. Не за ним, хотя была пара окриков полицейских. Илон несся через улицы, сердце и дыхание выворачивали нутро наружу. Голова кружилась, но ноги несли, не зная об этом, по лестницам в подземку, через парапет и крики охраны, мимо поста полиции, вглубь, в толпу. Илон нырял в нее, словно выдра, и несся против течения, будто впереди один выход и скоро он закроется. Если они догонят его, он действительно закроется. Хейз впервые за эту погоню обернулся, затравленно, с ужасом прислушиваясь к скрипучему визгу колес электричек. Он был очень похож на тот самый, что, если за ним он не услышит тот самый? Но его преследовала только полиция подземки с собакой. Наконец-то заработали мозги. Нельзя попасться полиции, даже если они не связаны с Лабораторией, через сводки полиции Лаборатория найдет его, а из камеры будет сбежать куда сложнее, чем с крыши высотки. Илон снова нырнул в толпу, присел, ловко избавился от толстовки и поднялся чуть в стороне, двинувшись вперед спокойным шагом. Толстовка была немедленно подобрана сидящим на скамейке нищим. Хейз сдерживался, чтобы не выдать после марафона тяжелого дыхания, старался выглядеть обычным прохожим, прошел в отворившиеся перед ним двери вагона метро, стараясь как можно быстрее уйти от нюха собаки за вонь старенькой электрички. Он сел подальше от окна, но видел в маленьком отрезке, как в толпе мелькнули испуганные головы его преследователей. Они потеряли его. Кроме того, судя по всему, не хотели попадаться на глаза полиции и недоверчиво косились на собак. Собаки чувствительны к ультразвуку, если они попробуют испытать свое устройство здесь, полиция заметит, решит, что они прицельно пытаются навредить собакам и тогда вся облава обрушится на охотников. Никто не будет особо рьяно преследовать зайца, каждый день множество раз подобным образом проскакивают подростки и молодежь, но стоит навредить офицеру, а собаки считались полноценными служащими, вся полиция метро будет считать своим священным долгом найти и свернуть шею ублюдку. На удаляющемся перроне офицер лениво говорил что-то в рацию на груди, скорее всего, передавал ориентировку на беглеца, просто потому, что положено. Хейз нащупал в кармане деньги, около пятнадцати баксов. В покачивающемся вагоне он нашел взглядом темнокожего паренька в старенькой куртке из кожзаменителя и в кепке. Под глазами подтеки, но одет слишком бедно, чтобы это были следы вечеринок. Сами глаза красноваты. Возможно, под кайфом. Подобравшись к нему, Илон без вступления выдвинул свое предложение. — Десятка баксов за твою куртку и кепку. Парень окатил его полным недоумения вперемешку с презрением взглядом. — Чувак, я тебе что, бомж какой-нибудь? — Она стоит от силы тройку, и ты три себе таких же купишь, или одну, но нормальную. — Эй, а если тебе так не нравится моя куртка, хули ты предложения такие выдвигаешь? — Окей, — кивнул Илон, отвернулся, высматривая нового клиента для сделки, но парень схватил его за рукав. — Слушай, из какого ты района, совсем торговаться не умеешь! — Я тороплюсь. — Ладно-ладно! Гони свою десятку, — ухмыляясь, стянул с головы кепку паренек. Запах, тонкий запах никотина и марихуаны окутал Илона, стоило надеть куртку, но не он один. Вчерашний завтрак, пицца с курицей и помидорами, курица плохо прожарилась, зато помидоры подгорели, готовил непрофессионал. Легкий аромат духов, дешевых, но запах приятный, готовила его девушка, хотела произвести впечатление. Илон удивленно, словно в первый раз, взглянул на темнокожего парня. Кожа темная, но заметны следы бледности, поры расширены, но чистые, ухаживает за собой. Уголки губ слегка подтянуты, шутник по натуре. Правая щека немного подергивается. Тик? Нет, усталость. На мгновение краски в вагоне поблекли, равномерный гул и писк электрички превратился в низкое бормотание колес о рельсы. Хейз очнулся, дернулся, мир вернулся на свое место. Он улыбнулся, из груди вырвался смех облегчения. — Уоу, парень, да ты под кайфом, — отразил его блаженную улыбку темнокожий. — Если у тебя еще пара баксов найдется, могу подогнать неплохую травку, знаешь? — хитро подмигнул он. Хейз покачал головой, все еще счастливо улыбаясь. — Мне и так хорошо, спасибо. — Ну как знаешь! Илон прошел по вагону дальше. Наномашины восстанавливаются. В его организме их ограниченное количество. Они не выходят с кровью, не выходят иными путями, не регенерируют, как клетки организма. Илон был готов к мысли, что остался без своих способностей навсегда, но машины восстанавливали свою работу. Неизвестно, вернутся ли к нему все способности или же он станет немного слабее и медленнее. Но в любом случае ему вернули оружие. Илону не придется сражаться с Лабораторией голыми руками. Он выходил из вагона метро, ссутулившись, изображая походку слегка одурманенного человека. Его остановил полицейский с собакой, собака внимательно принюхивалась к штанине. Илону было достаточно постоять две минуты, рассматривая структуру радужки офицера. Его зрачки расширились, что и было нужно. Собака не унюхала в нем наркоты, но офицер почуял легкий аромат травки, заметил широкие зрачки. — Парень, ты ведь в курсе, что это тебе не Калифорния? — хмуро спросил он. В Калифорнии недавно легализовали марихуану. Илон приторно улыбнулся. — Не понимаю, о чем вы, офицер. У меня нет ничего незаконного, за что я задержан? — Иди давай, — офицер подтолкнул Хейза к выходу. Собака по-прежнему сидела у его ноги смирно. По дороге к вокзалу Илон трижды сменил верхнюю одежду: где-то выменял на старую, где-то украл. Спустя час бега, петляний по метро и трущобным районам города он вышел на территорию вокзала и замер на перроне. После радости от возвращения части способностей Илона неизбежно охватила горечь. У него нет времени предупредить Эйдена об опасности, нет даже возможности попрощаться по-человечески. Ему нужно убраться из штата, а еще лучше… из Штатов. И раньше мысль о побеге сопровождалась горечью, но то была горечь несбывшихся надежд. В Чикаго Илон оставлял больше, чем надежду. Свою жизнь, ощущение счастья, свою настоящую свободу. Эйдена. Перед ним остановился поезд, едущий в пригород, дверь вагона открылась, на перрон вышел проводник. Хейз задумчиво глядел на сумрак вагона за спиной работника путей сообщения. Убегать, когда у тебя толком ничего и нет, не сложно. Бежать, когда ты Объект, пустое место, существо без определения и истории — просто, в конце концов, вся жизнь Объекта в каком-то смысле побег. Но Илон Хейз не хотел бежать. — Что, не решаешься? — хохотнула старушка рядом. Илон, разумеется, давно ее заметил, но не придал значения. Одна из многих пожилых жителей Чикаго, в потрепанной оранжевой куртке и с крупными алыми бусами. Денег на нормальную одежду нет, но седые волосы идеально подстрижены и уложены. Таковы женщины Америки. Ты можешь одеваться в тряпье, но твоя прическа должна быть идеальной, иначе ты не женщина, и вся твоя жизнь — в прошлом. — Она тебе изменила, но ты все равно ее любишь? — снова хохотнула старушка. Илон вежливо улыбнулся. — Нет. У нас все в порядке. Но… я должен уйти, — неожиданно Илона потянуло на откровения. Раньше он никогда не позволял себе подобного с незнакомцами и посторонними. Если нужно было изобразить обычного гражданина, в качестве разговора ни о чем он выбирал одну из многочисленных легенд. Но никогда не делился тем, что действительно занимало его голову и сердце. — Проблемы с копами, — понимающе кивнула пожилая женщина. — Черт бы их побрал, фараонов. Власть и так не дает нам нормально жить, так еще палки в колеса вставляют. Вот стал афроамериканец президентом, изменилось хоть что-то? Ни на цент! — фыркнула она, но неожиданно тут же вернулась к истории Илона. — Значит, не хочешь ее впутывать? — Не хочу, — признался Илон. — Благородный поступок, — уважительно кивнула старушка, но настроение ее переменилось так же быстро, как недавно тема разговора. — Если ты живешь в девятнадцатом веке, катаешься на кобыле и называешь всех сэрами! Очнись, олух! Мы живем в гребанном двадцать первом! Засунь в задницу свое благородство и прочие моральные нормы, это дерьмо здесь только мешает, — деловито дала совет старушка. Илону стал нравится этот внезапный диалог по душам с незнакомкой. — Ну раз уж на то пошло, это и не девушка вовсе, — хохотнул теперь уже он. Старушка оглядела его с ног до головы, словно подозревала в крупном мошенничестве. — Вот пидоры пошли, шифруются, так просто и не отличишь. Ты не обижайся на меня, нормально я к пидорам отношусь. У меня внучка лесбуха. А что пидоров пидорами зову — ну прости, привыкла я, поздно мне всякие умные словечки заново учить, но я без злости. Значит, парень. Ну тогда, — звонко расхохоталась старушка, — ты вдвойне идиот! — Почему? — поведение собеседницы нисколько не оскорбляло и не злило Илона, скорее, наоборот. — Была бы девка, может быть, оценила такой жест. А парень решит, что ты его за девку принимаешь! Рыцарь хренов, — расплылась в улыбке она. — Не решит, — покачал головой Илон. — Он поймет. — Э-э-э, вот вы молодежь иногда тупые, а? В этих своих телефонах с компьютерами шарите, девайсами обвешиваетесь, как рождественская елка гирляндами, а в жизни ну ни черта не смыслите! Если он тебя любит — ни хрена он не поймет. И будет прав. Потому что ты, голубчик, не рыцарь, а самый обыкновенный трус. — Трус? — Илона уже очень давно никто не называл трусом, и это тоже веселило. — Это почему? — Ишь ты, лыбится, — поморщилась женщина, — смешно ему. Да потому что это твое рыцарство — пустой звук, а не благородство. Рыцарь бы так не поступил. — И как же он поступил бы? — Как, как. Как мужик! — удивленно ответила собеседница. — Взял бы проблемы за яйца, вот так, — продемонстрировала она, сжав в кулаке воздух перед собой, — и оторвал бы на хрен вместе с мясом. Голубчик, ты же пидор, а не кастрат! Платья я на тебе не вижу, косметики тоже, так что будь добр — не мели эту чушь. Илон всерьез воспринял ее совет, тяжело вздохнул. — Боюсь, это будет проблемой. И как бы, пока я решаю эту проблему, его не задело. — А ты подумай, как сделать, чтобы не задело! Но если ты сбежишь — помяни мое слово, он тебе никогда этого не простит. И будет прав! — На словах это гораздо проще, чем на деле. — Придумаешь что-нибудь. Ты же гений, — отмахнулась старуха, и на удивленный взгляд Илона добавила: — Все знают, что все пидоры — гении. Фредди Меркьюри, и этот, как его… симпатичный такой… Ну он еще пел вот это. Старушка намурлыкала мотив, но даже если бы у Илона были достаточные познания в музыке, едва ли он узнал бы песню в таком исполнении. Слова старухи как нельзя подходили Илону Хейзу. Объект должен был быть от них в ужасе. Это не практично, опасно, проигрышно в плане тактики. Но было у них с Объектом общее — оба отчаянно хотели выжить. А Илон Хейз может выжить только в одном случае — если Лаборатория будет уничтожена. По-настоящему и навсегда. — Ну что, не помнишь разве? — продолжала напевать мелодию старушка. — Спасибо, мэм. Вы меня очень выручили, правда, — искренне поблагодарил старуху Хейз. — Не сомневаюсь, — фыркнула она. — И не забудь, всегда носи с собой гондоны. СПИД, знаешь ли, не шутка, у меня куча знакомых от него передохла, и знаешь, это не самая красивая смерть. Земля уходила из-под ног. Каждая следующая новость ударом припечатывала его к рабочему столу, выбивая из груди дыхание, заставляя ощущать снова то, через что он прошел. Нет, сильнее, больнее. Дэвид был для него многим, но Эйден не любил его. Сначала Илон не отвечал на звонки, не пришел в его квартиру ночью, и это было странно, но все же вызвало только легкую тревогу. Возможно, его припахал Стэн, может быть, он просто решил, что Эйден освободится слишком поздно, и пошел исследовать город, как обычно, а телефон сел. Утром сводки новостей пестрили сразу несколькими громкими сюжетами. В серьезном офисном здании человек спрыгнул с крыши, на глазах у очевидцев едва смог спастись, разбив окно офиса. Затем в офисе случился пожар, следы странного самоубийцы затерялись, расследование все еще ведется. Странная погоня рядом, мужчина бежал от подозрительных людей в штатском, не похожих на бандитов, новостные обозреватели во всем винят мафиозные разборки. Полиция пришла к нему сразу, как Эйден закончил просмотр утренних новостей. Телефон Илона нашли в том самом здании. Эйдену пришлось на ходу сочинять байку про то, что он еще днем послал своего секретаря на встречу в квартал рядом, телефон был украден, в полицию не заявляли, потому что его сотрудники достаточно зарабатывают, чтобы просто купить новый. Илон не может ответить на вопросы полиции, потому что на больничном, не до конца пришел в себя после недавнего нападения бандитов на улице. Эйден понимал, что произошло что-то ужасное, отправил Стэна по своим каналам выяснить у полиции, что им известно. Преследовавшие самоубийцу люди представились сотрудниками федеральной службы, но быстро скрылись, полиция навела справки — никто из федералов не был на задании в том районе, и тем более названные агенты у них не работали. Преследователей объявили в розыск, а Стэн сделал все возможное и невозможное, чтобы в розыск не объявили самого Илона. Даже откопал где-то похожего на него парня, заплатил кучу денег, чтобы тот на больничной койке, пыхтя и поплевывая кровью рассказал, что на него опять напали и телефон отобрали, так что о происшествии в офисном здании он не в курсе. Записи с камер, где Илона хорошо видно, Стэн тоже потер, где-то с помощью своих людей в органах, где-то с помощью банды хакеров. За все это Эйден платил из своего кармана, но Фил не заставил себя долго ждать и явился днем, сразу же, как получил информацию от доброжелателей. Организовал ему промывку мозгов, выясняя, что делал боец Эйдена на чужой территории, какого хрена устроил, и в красках расписал, чем это грозит непосредственно Эйдену. Редфилд уже отличился в одной местечковой разборке. Если его имя вылезет еще раз в чем-то подобном, Бертолуччи не сможет его прикрывать. Фил искренне пытался помочь — так, как умел, так, как понимал помощь, но Эйден был разбит, разодран на тысячу атомов. Язык чесался сказать, что срать он хотел на мафию, на свое положение, на вообще все, хотелось ядовито заметить, что если его страхи оправданы, то скоро появится неизвестная сила, вполне возможно, способная поставить всю мафию раком, именно из-за этого «новичка без мозгов». Но он молчал. Молчал только потому, что каждое его слово могло помешать Илону вернуться. Ведь он вернется. Он не может просто уйти. — Слушай, Эйден… Я вижу, что ты попал в переплет. Скажи мне, в чем дело? Ты же не всемогущий! Вместе разберемся. Но мне нужно понимать, что происходит, понимаешь? Мне, не мафии! — Фил опустился в кресло напротив. В его тоне давно уже исчезли оттенки гнева, итальянец с едва заметным акцентом, который с легкостью мог убрать из речи, но не хотел, пытался поддержать Эйдена. От этого становилось еще больнее. — Ты не можешь помочь, Фил. По крайней мере, я не представляю, как хоть кто-то может помочь. — Скажи хотя бы, что происходит! — Я не знаю. — Что значит, не знаю?! Что натворил этот твой Хейз? — Ничего. — Что значит, ничего? — А то и значит! — сорвался Эйден. Он смотрел в глаза недоумевающему итальянцу и хотел заехать тому по роже. Просто так. Чтобы хоть что-то сделать. Если бы только это могло помочь… — По-твоему, обязательно нужно что-то сделать, чтобы попасть в ад? У меня плохие новости — иногда туда попадают просто так, просто потому, что ты кому-то из ада приглянулся или оказался не в том месте не в то время! Выкричаться не помогло, Эйден чувствовал себя все так же паршиво. Но на Фила это подействовало. — Ясно. Значит, он стал случайным свидетелем. Бывает. Будет сложно объяснить это семье, но и такое тоже в жизни случается. Не повезло. Сейчас главное — побыстрее разобраться с проблемой… — А то я не знаю! — Спокойно, Эйден, спокойно. Мы же давно с тобой работаем. Уж я-то тебе не враг, — Фил сейчас напоминал заботливого папочку, к которому пришел непутевый, но любимый сыночек, которого полиция поймала с поличным на краже. Сначала, как порядочный отец, он отругал своего ублюдка, а теперь пытается выяснить детали, чтобы хоть как-то вытащить недотепу из передряги. Скорее всего, именно так все Фил и представлял. Интересно, продолжит ли он изображать папочку, если узнает, во что именно вляпался его сыночек? Бертолуччи позвал Стэна, чтобы тот принес выпить. Стэн и так весь день стоял на ушах, на него легли заботы и об офисах, и об алиби Илона, но со своей флягой и стаканом он явился немедленно. Эйден залпом выпил содержимое стакана. Алкоголь обжигал горло, но на этом изменения закончились, он не захмелел, даже не расслабился. Когда Стэн вышел, Фил предпринял еще одну попытку. — Давай по порядку. Что тебе известно? Свидетелем чего мог стать Хейз, что ему пришлось драпать со всех ног, да еще с крыши сигать? Это ведь он, да, из новостей? Не бойся, на видео не разглядеть лица, но два и два-то я могу свести. Ты поэтому такой? Он тяжело ранен? Где он сейчас? — Я не знаю, — на этот раз Эйден не обошелся одной фразой. Может, алкоголь, может, бархатный баритон итальянца повлиял на него, но он немного смягчился. — Я не знаю где он, Фил. Последним, кто с ним разговаривал, был Стэн. Обсудили дела на сегодня, по его словам все было в порядке. А затем — вот это, — кивнул в сторону экрана ноутбука с открытой трансляцией новостного канала Эйден. Фил кивнул, поразмыслил. — Значит, может статься, и проблемы уже нет? В смысле, он… — Я понимаю, если бы он сдох, это было бы очень удобно, да, Фил, — зло оскалился Эйден в ухмылке, — но извини, я предпочту думать, что проблема все еще есть. По крайней мере, тела не нашли, а рядом неизвестный на всех парах улепетывал от фальшивых федералов. Фил на эту вспышку гнева отреагировал достаточно спокойно. — Я не хотел сказать, что меня бы обрадовала смерть твоего бойца. Это не правда. Я знаю, что ты ценишь всех своих ребят, и я это уважаю. Пусть официально вы не в семье — но так и должно быть. Мы не какая-то вшивая уличная банда, чтобы разбрасываться своими людьми, мы не стадо тупых баранов с пушками. И я рад, что твой человек выжил. Преданность — лучшее качество для семьи, в том числе, преданность ребятам, которых тебе доверили. Очень хотелось в лицо Филу сказать, что Илон не просто его боец. Что они трахаются уже давно, и что Эйдену насрать на семью и ее принципы, потому что он, возможно, потерял любимого человека, который при этом является мужиком. Но все это никак не могло помочь Илону. Поэтому он промолчал. А Фил, между тем, продолжал. — Хорошо, раз он жив, то скоро объявится, может, сам все расскажет. — Не объявится, — отозвался Эйден. Он не хотел в это верить. Он не хотел об этом думать. Но он знал, что так и будет. — Почему? — Потому что если то, во что он вляпался настолько серьезно, что ему, как ты выразился, пришлось сигать с крыши, он скорее исчезнет или тихо сдохнет, чтобы это не затронуло меня. Фил с шумом выдохнул. — Благородно с его стороны. Но глупо. Ведь тебя это и так затронуло. — А то я не в курсе. — И что, он действительно настолько… — Что? Идиот? Благородный? Испугался той херни, с которой связался? «Защищает меня?» — почти сорвалось с языка, но Эйден удержался. — Все разом. Это твой боец. Скажи, насколько все плохо? Может ли так быть, что он испугался какой-то херни, и на самом деле проблема выеденного яйца не стоит? — Он служил, где-то в песках, я говорил тебе, — напомнил Филу рабочую легенду Хейза Редфилд. — Как ты думаешь, такой может испугаться херни? Бертолуччи задумался, глядя в окно за спиной Эйдена, на высотку напротив и кусочек синего неба. — А это могут быть военные? Может, с ним там на военке случилась какая-то нехорошая история, о которой он тебе не говорил? — Понятия не имею. — Если так, ты же понимаешь, Эйден, что это его личные проблемы? — То есть, преданность хороша, пока кто-то из твоих ребят не попадается слишком серьезно, тогда это его личные проблемы? Что ж ты до сих пор не послал меня, с моими личными? Фил помрачнел, покачал головой. — Не надо. Ты всегда справлялся со своими проблемами и никогда не подставлял меня. Но если этот твой Хейз что-то не поделил с военными, он должен сам с этим разобраться. Желательно без твоей помощи. Эйден, я понимаю тебя, — придвинулся на стуле Фил, — правда понимаю. Но подумай, тебе так дорог этот парень, чтобы рискнуть собственной шкурой? Семья всегда поддержит тебя, но только пока ты сам не навредишь семье. История с военными может сильно испортить тебе отношения с ней. Эйден ничего не ответил. Он только посмотрел на Фила с ухмылкой. Бертолуччи закрыл глаза, устало провел по ним ладонью. Когда он набрал в легкие воздух, Эйден ожидал услышать что-то в духе «вон из моего офиса, пидор» или «забудь своего трахаля, тебе не пятнадцать», или «найдешь себе другого, займись делом», однако Фил не оправдал его прогнозов. — Хотя мы что-то слишком рано начали рассматривать самую страшную версию. Это ведь могут быть и не военные, верно? Я вот думаю, если бы это было что-то такое, его бы давно объявили в федеральный розыск, да и к тебе завалились бы не копы, верно? Может быть, сослуживцы, решили отомстить за что-то, но это уже совсем другая песня. Личные враги не входят в перечень проблем мафии, у крестных отцов у каждого столько личных врагов, что на маленькую армию хватит, — рассмеялся итальянец, сделав в воздухе описывающий жест рукой. — Что бы там ни было, постарайся как можно быстрее выяснить. Но у нас есть проблема, которую нужно решить прямо сейчас. После того, как я выйду из офиса, я поеду на встречу с другими капо, не по твоему поводу, и не надейся, но у меня обязательно спросят, что за чертовщина у меня тут творится. И мне нужно что-то им ответить, Эйден. — Мы точно знаем, что это не кто-то из мафии. Наняли бы снайперов, достаточно проверить снайперов, которых обычно нанимают кланы, — и у них не найдется заказа на Хейза. Уличные банды не сунулись бы в этот район, Такэда сказал бы мне заранее, если мы перешли дорогу Якудза или Триаде, — мозги начали работать. Со скрипом и головной болью, но работать. — Хорошо. Но все еще не защищает тебя в этой истории с ублюдком Биллом. Что если еще один такой же объявился? — Это глупо, — поморщился Эйден, — тем более напали не на меня и не на офисы, а на отдельного бойца, да к тому же новобранца по сути, ведь в ячейке он недавно, хоть и со внушительным послужным списком. — Ты не поверишь, но среди капо тоже встречаются тупицы, — брезгливо развел руками Бертолуччи. — Тупиц посылай к Дженнис и ее девочкам. Они объяснят им, что нужно думать. Итальянец уважительно кивнул, идея внушать через женщин ему нравилась. Знал бы он, что пытается помочь Эйдену спасти любовника, может быть, радовался меньше. Но Эйден думал только о том, что у него есть шанс помочь Илону. Может быть, разговоры с капо не помогут разобраться с Лабораторией, но по крайней мере они не будут мешать Редфилду. Чтобы устроить битву с такой химерой, как эта Лаборатория, нужно тщательно подготовить поле боя. — Фил, — под конец обсуждения версии для капо Эйден решил забросить первую удочку. Или даже целую сеть. — На самом деле у меня есть подозрения, во что мог вляпаться Илон. Я не уверен на сто процентов, я правда ничего не знаю о том, что произошло, и сказал тебе ровным счетом все, что знаю. Но у меня появились мысли. — Слушаю, — кивнул капо. — Видишь, ли… это очень странное дело. Поэтому, если я ошибаюсь, и все было не так, и это действительно сослуживцы или еще какая-то чушь, то я буду выглядеть в твоих глазах идиотом и параноиком. — Эйден, я не слепой, — спокойно ответил Фил. — И не глухой и не тупица. Ну, может быть чуть-чуть умнее других капо, — улыбнулся Бертолуччи. — Я понимаю, что ты сильно раздавлен этой историей. Я не собираюсь поднимать эту тему, но хочу сказать, что я понимаю, что ты сейчас на нервах. Окажется, что это паранойя, — ну и пусть, забудем, как дурацкую шутку. Эйден выдержал драматическую паузу. Все итальянцы генетически были подвержены поразительному влиянию различных драматических штучек. То ли всему виной опера, родиной которой, кажется, и была Италия, то ли они и правда такие, какими их показывают в фильмах: романтичные, сентиментальные и невероятно драматичные. Фил весь напрягся, чего и добивался Эйден. Редфилд перешел на доверительный тон, приглушенный, но не шепот, чтобы не перегибать палку с театральными эффектами. — Мои ребята случайно обнаружили одну херню. Это никак не касалось работы мафии, федералов или еще чего, что может коснуться семьи, да и информацию мы получили обрывочную и случайно. Но ребята откопали кое-что об одной Конторе. Вроде частники, связей с правительством или известными нам группировками мы не нашли. — И чем они занимаются? Работорговля? — Почти. Опыты. Над живыми людьми. Бертолуччи фыркнул, расслабился в кресле. — Напугал же ты. Ну занимаются, и пусть занимаются, мы-то тут причем, или твой парень? Тоже мне, велика проблема, ищут очередное лекарство от болячки в обход закона о проведении опытов. Да половина лекарств… — Они не делают лекарства, Фил. Скорее, они делают то, что может убивать людей. Бертолуччи нахмурился. Еще одна драматическая пауза, и итальянец снова замер в кресле. — Биологическое оружие? Арабы, что ли? — Не арабы. Я не знаю, чем они именно занимаются, но им нужны такие выносливые ребята, прошедшие войну, как Хейз. Может быть, это кучка психов-ученых, которых спонсирует безумный миллионер, может быть, заигравшиеся фармацевты, может быть, даже проект со времен холодной войны, от которого наше благословенное Правительство отказалось, а они продолжили свои опыты в тихую, в надежде, что если добьются успеха, смогут продать это кому-то подороже. Бертолуччи задумчиво потер гладко выбритый подбородок. — Семья таким не занимается. Мы ведем тихий бизнес, и нам все эти войны и игры вооружений ни к чему. — Именно поэтому я и не заикался об этой находке тебе, Фил, и ничего не предпринимал, наши были под прикрытием и никак себя не выдали. Но возможно, пока мы разбирались с тем, чем занимаются они, эти ребята, назовем их общим словом — лаборатория, короче эта Лаборатория могла выбрать для своих разработок Хейза. Фил очень долго думал, прежде чем ответить. — Если это так… напрямую семья не станет участвовать. Вытянуть парня оттуда надо, тут я с тобой согласен. Подобного врагу не пожелаешь — стать чьей-то лабораторной крысой. Но чтобы семья отреагировала, нужно чтобы эта лаборатория посягнула на их интересы или задела кого-то из семьи, я имею в виду, из итальянской семьи. Покопай в этом направлении. Если обнаружится, что Хейз у них… мы придумаем, как убедить семью, что нам выгодно вмешаться в дела этой шарашкиной конторы. — Спасибо, Фил. Спасибо, что не счел меня психом. Бертолуччи отмахнулся. — Знаешь… я за свою жизнь наслушался и насмотрелся. Правительственные эксперименты, убитые семьи, полтергейсты. Всем этим киношникам и не снилось. — Ты прости меня, Фил, но вот это все сверхъестественное, про вампиров и супергероев, — полная мура, не верю я в такое, — брезгливо поморщился Эйден. Нельзя наталкивать Фила на ненужные мысли. Бертолуччи раскатисто рассмеялся. — Супергерои, скажешь еще! Я же не про всякую научную и околонаучную фантастику, я про реальные вещи. Я скорее поверю, что некоторые политики продали душу дьяволу, чем в то, что человек может летать или останавливать пули силой мысли! — То есть, правительственные эксперименты заключаются в вызове дьявола? — хохотнул Редфилд. Фил покачал головой. — На такое они, конечно, не рискнут пойти, все же клятву на Библии дают. Но вот то что во времена Буша старшего собирали людей с экстрасенсорными способностями, чтобы организовать из них боевой отряд, — это факт, любой ребенок тебе скажет, — уверенно заявил Бертолуччи. Эйден сдержанно улыбнулся. — Окей, будем надеяться, что Хейз нарвался не на этот твой отряд экстрасенсов. — Да если и нарвался, — фыркнул Бертолуччи, — экстрасенсы тоже умирают, не велика проблема. — Твоими бы словами, — Эйден улыбнулся и расслабленно откинулся на спинку кресла. Первая сеть расставлена. Эйден почти не спал. Каждая секунда была расписана, каждый шаг просчитан — не на бумаге, и уж тем более не в цифровом блокноте: подобный план нельзя доверять никому. Стэн преданно ходил следом и за поручениями, периодически ненавязчиво пытался выяснить у Эйдена, что тот задумал. Разумеется, для того, чтобы своевременно отреагировать и помочь, но Эйден не мог доверить этот план Стэну. Редфилд за две недели успел обойти чуть ли ни всех представителей криминального мира Чикаго. Ни с кем из них не было официальной встречи по теме хоть немного близкой к истории с Хейзом. От прямых вопросов, не связан ли его визит к очередному криминальному авторитету с пропавшим бойцом, Эйден ловко уворачивался, намеки игнорировал. Даже на встрече с Такэдой обсуждал на первый взгляд официальную и банальную тему — дележка оставшегося без начальства района, которым раньше заведовал Билли. На его должность поставили новичка, однако тот был слаб характером: за последний месяц только ленивый не попытался у него отжать владения, разумеется, и Якудза не спали. Особой выгоды для них в этом районе не было, население бедное, туристов практически не бывает, разве что купившие билеты на самоубийственный тур по самым опасным точкам города, который устроили и крышевали Латинские Короли. Тем более не было вотчины азиатов — игорных заведений. И все же тихий уголок на отшибе с заброшенными домами и фабриками — это прежде всего потенциальные склады для любого незаконного товара и место убежища скрывающихся от полиции. Эйден убеждал Такэду, что новичка скоро уберут, и новый глава ячейки наверняка будет действовать гораздо агрессивнее, чтобы доказать, что ничем не похож на предшественника, а значит, возможны открытые стычки, которые не нужны ни семье, ни Якудза. Особенно сейчас, когда в городе творится черт-те что, полиция стоит на ушах и ловит каждый шорох и вздох. Такэда, понятное дело, отстаивал позицию своей организации, даже предложил поделить. Ничего делить семья не собиралась. Район принадлежал им исторически, а итальяшки жутко сентиментальные существа. Даже если им на хуй не упало это богом забытое место, они будут отстаивать его с пеной у рта. Эйден объяснил японцу и это. Когда Такэда окончательно вымотался за бесплодным разговором, Эйден приступил к расстановке очередной сети. Он устало выдохнул, пригубил сакэ, дружелюбно предложенное хозяином дома, положил руку на спинку кожаного дивана. — А все потому, что какая-то хрень творится в городе. Какие-то левые федералы прямо в центре города, самоубийцы-призраки и хрен знает что еще. — Самоубийцы-призраки? Больше похожи на сюжету какого-то мультика, — сказал Такэда. Тигра нигде не было. Почему-то это навевало тоску и напоминало об исчезновении Илона. — Так или иначе, — отвлекся от ненужных мыслей и вернулся к разговору Эйден, — персонажи этого мультика разгуливают по городу, по нашему городу, и из-за этого творится полная хрень. Ко мне копы три раза приходили за неделю. Три. Знаешь, что спрашивали? — Где твои секретарь? Эйден поморщился. — Мой секретарь отлеживается после неудачной беседы со шпаной. А копы спрашивали, не предлагали ли мне подозрительные фармацевтические компании подозрительную продукцию. — В последне время более жесутоко стали пресуледовать супортсменов за допингу. — Ага, я тоже так подумал, — с задором хмыкнул Эйден, — отправил к своим адвокатам, мол, у нас все зафиксировано, все дела. И знаешь что? Копы сказали, что им не нужны препараты, даже если мы их приобрели, им нужны эти люди, и если они появятся еще раз, обратиться к копам. Вот и как понимать эту хуйню? — Эйден-сан. Мы давуно работаем вместе. Чито ты хочешу? Японец хитро ухмылялся. Он был уверен, что поймал Эйдена за руку. В принципе, по большому счету так и было, вот только Эйден совершенно сознательно и нарочно нарывался. Редфилд изобразил легкое раздражение и настороженность. — Я хочу, чтобы никто левый не играл на моем поле. Одно дело ты, Такэда, и другие известные мне фигуры. Но посторонних на своей территории я не терплю, ты знаешь. — Знаю, — охотно согласился Такэда. — Ты хочешу понять, кито это? — Я хочу, чтобы они убрались из моего города, — жестче ответил Эйден, глядя в сощуренные глаза японца. После недолгой паузы, Такэда повел плечами. — Много говорят про этих призраков. Говорят, чито это черные медики, говорят, чито это проэкт пуровительства, говорят, чито они работают на арабов, говорят, чито это чьи-то ребята из Калифорнии, ищут украденный товар. Японец замолчал. Эйден знал эту игру. Теперь он должен задавать правильные вопросы, иначе Такэда не скажет ни слова. — Люди говорят много ерунды — кто во что горазд, кто как понял. Мне не нужны сплетни и слухи, Такэда. Я не гоняюсь за призраками. Есть что-то про настоящих живых людей, а не про монстров из-под кровати? Такэда довольно ухмыльнулся. — Новых поставщиков органов не появлялось, как и новых заказов. Правительство не ходит су фальшивыми удосутоверениями. На арабов давно уже работают только арабы и подростки. Чайнатаун Эл-Эй ничего не слышал про потерянный в Чикаго товар. Но эти, как ты суказал, монсутры из-под кровати действительно чито-то ищут. — Да хоть крестиком вышивают, Такэда, мне насрать с высокой башни, — отвернулся разочарованно Эйден. Японец рассмеялся.  — А есули я сукажу, чито они ищут не товар, а людей? Эйден насторожился. На этот раз по-настоящему. — Собирают бойцов? — Чито-то для бойцов у них сутранные критерии. Редфилд вдохнул, готовясь сменить тему. В слишком опасное русло она ушла, но Такэда успел начать фразу, и Эйден проглотил слова, сосредоточившись на том, что говорил Японец. — Дети, до десяти лет, здоровые, крепкие, единсутвенные в семье, в осуновном мальчики. Под видом частных клиник и исуледований берут кровь и анализы. — Ты сказал, заказов на органы и новых поставщиков не поступало, — наморщил лоб, с подозрением глядя на азиата Редфилд. — Сказал, — кивнул Такэда. Для японца это означало, что он подтверждает, что не лжет. Кодексы чести и прочая культурная мишура не позволяли Такэде сказать «да» прямым текстом, а потом пойти на попятную. Обычно азиаты, как пауки, плели сеть из недомолвок, если хотели наебать, но раз японец сказал «да», значит, как минимум, он уверен, что говорит правду. — И ты мне рассказываешь только сейчас? — Ты только сейчас супоросил, — довольно ухмылялся азиат. Коварный лысый сукин сын. — И потом, раньше они только брали анализы, отправляли неизвесутно куда, и больше ничего не делали, а потом и вовсе пуритихли, где-то шесть лет назад, может семь. — Но теперь они свободно гуляют по городу и лезут к копам. — Не только тебе это не нравится, — покачал головой Такэда. — И где же они находятся? Есть же у них база какая-нибудь, главная лаборатория? И кто они вообще, черт их подери? Якудза устало вздохнул. — Никто не знает, где врата в ад. Чем бы они не занимались, ничего хорошего это не несет. Я сулышал сулухи, что они создают демонов и чудовищ, но чудовищ не существует, кроме людей. — Людей берут пули, — почти философски напомнил Эйден. Такэда довольно ухмыльнулся. — Я не знаю, где они. Все, чито я знаю, я тебе суказал. Люди, которые берут анализы просуто лаборанты и медики, они ничего толком не знают. Куда уходили анализы, мы не суледили — не было нужды, ни один человек в городе ни знает, где они были. Шесть лет назад говорили, где-то в Калифорнии, но в последнее время никто не отправлял туда анализы. Так чито либо они лучше путают суледы, либо давно уже не в Калифорнии. В Иллинойсе или в Вашингтоне — кто знает. — И все же, они бегают по городу. По нашему городу, Такэда. И привлекают ненужное внимание. — Они что-то ищут, или кого-то. Мои люди видели одного с машиной в руке. — С машиной? — поморщился Эйден. Азиат временами мог говорить вообще без акцента, но иногда, даже идеально произнесенные, его слова невозможно было понять. — Устройство. Как телефон. Видимо, ищут чито-то, ловят сигнал. Чито испускает сигнал — хороший вопросу, но у меня нет ответа. Эйден знал, что они ищут, и именно поэтому ему нужно было удивиться, очень сильно удивиться. — Ты сказал, они берут анализы у детей. На кой-хрен им ловить какой-то сигнал? Может, это какие-то другие психи? Ну, не знаю: кто-то устроил косплей на Охотников за приведениями, или что там сейчас в моде, Супернатуралы какие-нибудь. Якудза рассмеялся. — Да, не только у меня в сутране сутранные мультики. Может быть, в товаре было что-то, что испускает сигнал. Какой-нибудь маяк. — А вы случаем не пытались сами его пробить? Такэда натянул улыбку. С этой улыбкой Эйден также был хорошо знаком. Она означала «мое начальство — идиоты, но я ни за что не признаю это вслух». — Якудза не намерены бегать за отаку. Пусть играются в свои игрушки. Есули сунова заиграются и наделают шуму, тогда Якудза примут меры. — Какие? Вызовут Сейлор-мун? Эйден позволил себе подобную шуточку только по той причине, что Такэда сам явно не одобрял позицию наверху. В противном случае подобный выпад стоил бы ему языка, даже несмотря на историю их долгой дружбы и крепкого сотрудничества. — Зачем, когда есть ты? — отшутился в ответ Такэда. — Мне не идет матроска, — фыркнул Эйден, отпивая еще один глоток сакэ. Сети не вышло, но зато он получил информацию. Драгоценную информацию. Эйден подкинул идею Филу, о чем нужно будет рассказать мафии, дабы настроить их против Лаборатории. Мафия не просто так называется семьей: здесь действительно важны родственные отношения, собственные дети дороже любых самых выгодных сделок. Один маленький слух, что какие-то сумасшедшие ученые планируют забрать детей, возможно, их собственных детей, для жутких опытов — и они устроят такую облаву, какая Калифорнии с ее легендарными бандитскими войнами прямо на оживленных улицах Лос Анджелеса и не снилась. Фил и сам взорвался от гнева, пнул шкафчик в кабинете Эйдена, разорался на весь офис. Редфилду даже пришлось его успокаивать, чтобы Бертолуччи не побежал докладываться крестным отцам тут же. Он еще раскидал не все сети, поле боя только наметилось, но еще не приобрело нужные Редфилду очертания, он все еще не знал, где Илон. И, самое главное, он еще не знал точно, где находятся отделения лаборатории, если их несколько, не знал, как широко их влияние. Есть ли у них доступ к полиции? Работают ли с ними серьезные криминальные организации? Прежде чем ввязываться в большую драку, лучше заранее узнать, на что способен противник и кто его союзники. Фил долго кричал, что ни один уважающий себя авторитет не станет работать с ублюдками, которые ставят опыты над детьми, но Эйден напомнил ему, что тупицы встречаются везде, и если семья, или, например, Якудза или Латинские Короли действительно в это не сунутся, потому что это противоречит их принципам, то в криминальном мире полно и совершенно беспринципных личностей, и хорошо бы выяснить, кто из них, заранее. Хотя бы в практических целях, чтобы знать, насколько хорошо они будут вооружены, насколько серьезно нужно будет подготовиться бойцам, чтобы не вышло пустых потерь. Бертолуччи наконец успокоился, осел в кресле, потребовал от Стэна его фирменный алкогольно-кофейный коктейль. Разумеется, Стэн слышал об их разговоре с капо из приемной: Фил так орал, что расслышать можно было и в коридоре, при желании, не особо напрягаясь. Когда Бертолуччи вышел, Стэн приготовил такой же напиток Эйдену, любезно поставил на стол перед начальником. — Босс… это все правда? Про опыты над детишками? — Это очень может быть правдой, Стэн, — состорожничал Эйден. Стэн, с его латиноамериканскими корнями, мог быть не менее темпераментным, чем Фил, а у Редфилда и так уже голова разболелась от всех этих криков. — И, выходит, Илон их спалил и сунулся к ним, да? Ведь детей, это же… — лицо Стэна перекосило от презрения, гнева и страха. Эйден устало пил обжигающий кофе. — Я не знаю точно, Стэн, это мы и должны выяснить. Но так могло быть. — Илон бы не прошел мимо, — сведя брови, уверенно закивал Стен. — Он бы не смог. Да я бы сам яйца оторвал бы за такое! — Если он и не прошел, то явно не смог с ними управиться. А у него есть опыт… в нейтрализации всяких террористов, верно? Значит, нам тем более нужно быть осторожнее, — Эйден закрыл глаза, пытаясь расслабиться хотя бы на секунду. У него не было больше сил направлять чужие мысли в нужное русло. Ему отчаянно хотелось исчезнуть из этого мира, или чтобы этот мир исчез. Хоты бы на пару секунд. — Это понятно, — спохватился Стэн. — Я, конечно, поступил бы так же, но это он зря один сунулся, надо было сначала предупредить нас, мы бы все подготовили. А он… нет, он парень хороший, надежный, честный, но он, как бы это сказать, с холодной головой. А тут вдруг сунулся в самое пекло, как будто личные счеты… Эйден немедленно очнулся. Он был слишком уставшим, чтобы попытаться это скрыть. Стэн, конечно, заметит его испуг и настороженность. Редфилд судорожно думал, что нужно сказать или сделать, чтобы объяснить свое поведение, чтобы как-то поддержать алиби Илона. — Я так и думал, — помрачнел Стэн. Эйден попытался что-то сказать, но воздух застрял в горле. — Не зря же он потом в военку пошел: от хорошей жизни на военку не ходят. Эти твари кого-то из его семьи забрали, да? Может сынишку, или братишку… ублюдки… Глотка расслабилась, Эйден закашлялся, нашаривая рукой салфетки. Стэн услужливо протянул пачку с бумажными салфетками боссу, виновато поморщившись. — Многовато добавил, да? Я просто подумал, что вам бы сейчас не кофе с бренди, а бренди с кофе. Переборщил немного… — Да, ты уж поосторожнее в следующий раз, — хрипя и вытирая рот бумагой, отозвался Эйден. О том, что не пил в момент, когда закашлялся, он предпочел не напоминать. Удобно со Стэном. Тот сам все себе объясняет и достраивает в рамках общей картины мира. Для босса — отвратительное качество. Для подчиненного — идеальное. — Стэн. Нам нужно больше информации, — придя в себя, начал отдавать распоряжения Эйден. — Собери хакеров, шпану не бери, найди хороших. Шпана если что откопает — побежит к своим анонимусам рассказывать и поднимать массы, а нам нужно все сделать тихо. Направления два — пусть ищут подозрительные лаборатории, которые собирают анализы, закупают оборудование, возможно, вербуют людей, но на что, не понятно. И… найди Илона. Хотя бы приблизительно, куда он отправился. Может быть, он как раз идет по их следу, может быть… наоборот, пытается увести от нас, — сглотнул Эйден, горло все еще драло. — Выясни хотя бы, покинул он штат, или нет. И если нет… при удачном случае… попробуй пробить, не попался ли он им. — Да не попался, Илон парень мозговитый. Он скорее заляжет, как вы и сказали. Раз он до сих пор с нами не поделился информацией и не объявился, значит отлеживается где-нибудь. — Попробуй выяснить, где. И еще, как будет хоть какая-то информация, предупреди меня, в тот же вечер будет срочное собрание с бойцами. — Со всеми? — удивился Стэн. Эйден улыбнулся. — Нет. Армия Бертолуччи получит распоряжения, когда мы все согласуем с мафией. Мне нужен мой собственный маленький отряд. Ты знаешь, кого звать. — Сделаем, босс, — понимающе кивнул Стэн. — Вы бы домой, хоть немного поспали бы. Вы уже неделю тут ошиваетесь, вам в нормальную кровать надо. Эйден не мог вернуться в пустую квартиру всю эту неделю. Но Стэн был прав. Если он хочет и дальше служить своему Мастеру, ему нужно позаботиться о себе. Редфилд угрюмо прошел в пустые апартаменты, не включая свет, на ощупь и по памяти добрался до спальни и рухнул на кровать прямо в одежде. На подушке все еще чувствовался запах Илона. Эйден, пользуясь тем, что ни одна живая душа его не видит, свернулся клубком и вцепился зубами в кисть руки, чтобы протяжный крик, похожий на вой, не услышали соседи. Если бы кто-то видел его сейчас, ни за что в жизни не поверил, что он — глава крупной корпорации, босс преступной группировки, член и активный участник мафии. Никто не поверил бы, что этот человек за свою жизнь убил много народу, походя и не задумываясь, что некоторых даже пытал. Что его жизнь состоит из принятия решений, от которых зависят человеческие жизни, и организации хитрых операций под носом у властей. Эйден выл, почти не испытывая эмоций, просто чтобы хоть как-то вышло наружу то, что раздирало изнутри. В голову то и дело лезли ножи на кухне. Порезать руку, внутреннюю сторону бедра, погрузить лезвие, почувствовать боль, почувствовать, что он все еще жив, на мгновение ощутить счастье. После того, как у него появился Илон это казалось глупой насмешкой, конфеткой для измученного голодом и жаждой оборванца в пустыне. Этим не то что голод не утолить, этим даже не раздразнить аппетит — проглотить и не заметить. Чтобы Эйден сейчас почувствовал хоть что-то, нож нужно вонзить глубже… Редфилд отпустил кисть и сделал глубокий вдох. Нельзя допускать подобных мыслей. Это иллюзия и ошибка. Даже если он себе по рукоять всадит нож в брюхо, это не даст того, что ему нужно. А к смерти Эйден никогда не относился как к избавлению. Слишком много смертей он видел в своей жизни. Смерть — это конец жизни, и если ты умираешь несчастным, ты так и остаешься несчастным. Если смерть — это конец времени, то ты остаешься несчастным на всю свою жизнь, практически буквально. Кроме того, он уже выяснил это на собственной шкуре… Это было полжизни назад. Эйден постепенно завоевывал все большее уважение и доверие Фила, итальянец начал поручать ему не только работу курьера и парламентера, но постепенно перекладывал на него организационные моменты, попутно воспитывая в нем бойца заботливыми руками Стэна. Это сейчас Стэн — здоровенный коренастый мужик, мастер спорта по боксу и обладатель шестого дана по джиу-джитсу — безропотно выполняет любой приказ Редфилда и смотрит на него временами с нескрываемым суеверным трепетом. Двадцать лет назад Стэн при встрече брезгливо морщился и осторожно спрашивал у молодого Эйдена, не переоценил ли тот свои возможности, и не стоит ли тому найти себе занятие попроще. Прошел всего месяц с их первого занятия, когда Стэн, сдерживая удивление, с искренним восхищением потрепал его по плечу, буркнув под нос скупое «молодец». Но до этого момента только ленивый в окружении Бертолуччи не пытался намекнуть пареньку, что тому не то что в семье не место, лучше вообще или на панель отправиться, или в секретари попроситься. Эйден мечтал вырваться с того дна, где оказался, только поэтому терпел выходки банды, жесткие подъебы и открытую агрессию других капо. Каждый день начинался с того, что он просыпался под крики мачехи и сводных братьев, которые делили территорию, деньги, выясняли, кто кому больше нагадил в жизни. Почему-то считалось, что Эйден обязан всех их кормить и тащить на своем горбу. Когда Эйдену было четырнадцать, а сводным около десяти, мачеху задело в перестрелке в магазине, продавец вызвал копов и воры стали отстреливаться. Задело ее серьезно, работать она не могла и месяц лечилась в бюджетной больнице, а потом еще три месяца ныла, что не может нормально работать, пока ее не уволили. Не потому что она не могла работать, а потому что она всех достала задолго до истории с перестрелкой. Эйдена выставили из квартиры со словами, что он должен помогать семье и что без денег может не возвращаться. Редфилд даже попробовал пару дней пожить бомжом, познакомился с ублюдком Биллом, которого из дома выгнал после очередной попойки отец. Но стало ясно, что без образования при его телосложении Эйден может смело утопиться в Мичигане, никто даже не заметит. И Редфилд стал впахивать. Впахивать на семью, впахивать на школу, впахивать на колледж, впахивать на Фила. Никто у него не спрашивал, что ему нужно, никого не интересовало, как он себя чувствует. Все предельно просто. Не можешь — пиздуй нахуй на свалку, а не хочешь — не скули и продолжай работать. Нервы начали сдавать. Друзей, если не считать Билла, у него не было, а теперь ясно, что и Билл по сути никогда не был ему другом. Поговорить было не с кем, да и времени на это тоже не было. Эйден остался один на один с ножом, после очередной тренировки забившись на кухне, чтобы передохнуть хотя бы пару секунд. У него не было намерений убить себя. Просто стало интересно, почувствует ли он хоть что-нибудь. Делать надрезы грамотно Эйден научился намного позже; тогда же вокруг было море крови, мачеха стала истерить, причем она кричала что-то в духе «ах ты паскуда, решил сбежать и все оставить на меня одну?». Спустя полгода Эйден уже зарабатывал благодаря Филу столько, что мог позволить себе не только снять отдельную квартиру, но и заплатить за половину экзаменов, готовиться к которым не успевал из-за постоянных тренировок у Стэна и рейдов на улицах. Он послал мачеху нахуй прямым текстом, сказал, что на их похороны он придет только чтобы нассать в гробы и настоятельно рекомендовал не соваться в его жизнь, иначе он будет вынужден принять решительные меры. Старая пизда вопила что-то про неблагодарность, про то, что ни одна банда его не примет в свои ряды, разве что шлюхой, и еще много чего. С того дня, как он провел ножом по коже, как сделал первый надрез, все это перестало быть проблемой, вообще перестало быть частью его жизни. Однако появилась другая проблема. Эйден понял, что нуждается в этом ощущении, в этой боли. Что только с этой болью чувствует себя по-настоящему живым. На самом деле, он все еще зашивался, все еще медленно умирал и сходил с ума, его все еще вдавливало в землю выстраиваемое его же руками будущее, каждый кирпичик «лучшей жизни» добавлял веса на грудную клетку, но Эйден, стиснув зубы, продолжал карабкаться наверх из ямы, в которой родился, и теперь делать это стало немного приятнее. И все же долго так продолжаться не могло. Один раз Эйден перегнул палку. Он по-прежнему не собирался убивать себя, просто обычные меры не давали ему прежних ощущений. Эйден едва успел набрать службу спасения до того как вырубился, загремел в больницу. Ему очень повезло, что в его бумажнике лежала приличная сумма: в больнице он успел подкупить врача, чтобы тот передал Филу, будто порезы имеют насильственный, а не суицидальный характер, другими словами, что на Эйдена кто-то напал, а не он сам себя покромсал. Пришлось обещать врачу, что он всерьез займется своим психическим здоровьем, придумывать правдоподобную байку для капо, но Эйдену удалось выйти сухим из воды. Больше такого нельзя было допустить. Редфилд стал изучать информацию о боли. Тогда и интернета толком не было, пришлось пользоваться обрывками слухов и услугами Дженис. Эйден наплел, что у него сбежал боец, склонный к извращениям подобного рода, который спер у него небольшую сумму, и, чтобы не быть идиотом в глазах капо, ему нужно уладить все тихо и самому. Дженис потом спросила за сохранение тайны серьезную услугу, но оно того стоило. Так Эйден вышел на БДСМ-клубы, тогда полуподпольные. Официально, разумеется, никто их не запрещал, но вокруг ходило много слухов и предубеждений, да и относились к ним больше как к борделям. Тем не менее, Эйден только искал информацию. Он не мог позволить себе найти там садиста. Дженис непременно узнала бы об этом, тогда они еще не особо дружили, и у Эйдена наверняка появились бы проблемы похуже, чем смерть. Солдат мафии — больной извращенец? С таким же успехом Эйден мог стянуть штаны прямо перед крестным отцом и предложить себя выебать. Эйден узнал еще пару способов, как можно почувствовать себя лучше, обзавелся парочкой девайсов, и тихо мечтал сдохнуть в одной из перестрелок. Тогда он познакомился с Дэвидом. Дэвид был одним из клиентов компании, которую Эйден открыл совсем недавно, расписав Филу перспективы и схему отмывки денег. Дэвид быстро распознал в Редфилде своего, и во время одного из полуофициальных ланчей в каком-то ресторане ненавязчиво предложил свои услуги. Единственное условие, которое поставил Дэвид: во время их встреч Эйден будет обязан подчиняться каждому его слову, беспрекословно, немедленно. Было назначено время, место, Эйден упомянул, что эти встречи должны быть тайными, сославшись на то, что у него могут быть проблемы с персоналом, если узнают о его предпочтениях, Дэвид легко согласился на все встречные условия. Эйден весь день перед встречей провел в странном состоянии. Ему казалось смешным, что он, глава фирмы, координатор и правая рука капо мафии, позволит какому-то постороннему человеку распоряжаться собой. Эйден всю жизнь пытался сбросить с шеи кучу желающих рассказать ему, как нужно жить. Захочет ли он вообще подчиняться? Но ступив через порог квартиры Дэвида, Эйден Редфилд невольно расправил плечи. На грудь больше ничего не давило. Голова перестала раскалываться на части. Тысяча голосов и вопросов в его голове замолчали разом. Осталась только тишина. Спокойная, убаюкивающая тишина, голос Мастера и Свобода. Можно было просто жить и чувствовать эту жизнь. Без условий, без оглядки. Можно было просто дышать, расправляя легкие, вскрикивать, даже плакать, и от этого мир не обрушивался на его голову, не пытался сожрать его, не втаптывал его в грязь, не выкидывал его на помойку. Мастер слушал его крики и плач, останавливаясь, если было слишком. Эйдену даже не нужно было говорить, что он не сможет что-то выдержать, — его слышали и чувствовали. Он мог ощутить себя нужным и свободным одновременно — невероятная роскошь. Он расслабился на простыни, грудь медленно вздымалась от спокойного дыхания, глаза закрыты. Сон окутал его тенью и пустотой, милостиво оградив от сновидений. Телефон в кармане долго вибрировал, мелодия звонка отчаянно рвалась из-под материи, пытаясь достичь уха. Редфилд раздраженно простонал, неуклюже нащупал трубку, затем запустил руку в карман, достал телефон, не глядя, нажал на кнопку принятия звонка. Что бы это ни было, это срочно. Ночью по пустякам никто его не беспокоит. — Да? — хрипло спросил Эйден. — Ох, Эйден-сладкий, я тебя разбудила, верно? — несмотря на фривольное «сладкий», Дженис разговаривала с ним без обычного налета флирта и кокетства, с которым общалась с клиентами и другими начальниками отделения. Ей не было нужды соблазнять Эйдена, он и так уважал ее и относился серьезно, да и, скорее всего, она знала, что Эйден гей, женщины вроде нее быстро это чувствуют, без всяких слухов и шпионов. — Дженис-детка, — медленно и членораздельно выдохнул Эйден. — Если ты звонишь мне спросить, как у меня дела, клянусь… — Нет-нет-нет. У меня важные новости. Ты только до конца дослушай, ладно? Уверяю, если дослушаешь, твой сон как рукой снимет, ты мне еще спасибо скажешь. — Слушаю. — Ну во-первых… Фил назначил меня капитаном южного района! — Дженис, очевидно, едва не подпрыгивала на том конце от счастья. — Рад за тебя. Тем не менее, я все еще хочу тебя убить… — Подожди, еще успеешь. Я тут уже навела шороху, знаешь ли, то якудза всякие шастают, то латиносы, то афроамериканцы, беда, в общем. Пришлось устроить небольшой переполох. Так вот. Я видела твоего бойца, который пропал. Эйден резко сел на кровати, от чего закружилась голова. Мужчина поморщился, привалился на бок. — Уверена? — Я лично его видела, говорю тебе! Я видела его вскользь, в углу окна, но у меня отличная память на лица. — Разве вы знакомы? — Виделись один раз, я приходила к тебе в офис, месяц назад где-то. В общем, Эйден, я его видела, и есть у меня подозрения, что он хотел, чтобы я его заметила. Видимо, не может обратиться к тебе напрямую. — Что я тебе должен? — Эйден перешел сразу к делу. Дженис не солгала, Эйден моментально проснулся, и голова тут же заработала. — Смеешься, что ли? — сама расхохоталась Дженис. — Из-за того, что ты и твои молодцы завалили Билли и его ублюдков, я наконец-то получила район! Да это я тебе должна! И потом, ты один из всех этих мудаков меня поддерживал, считай это дружеским жестом. — Мне больше понравился вариант, где ты мне должна, — хохотнул Эйден. — Коварный пидор, за это я тебя и люблю. Ну, считай, я буду должна тебе мелкую услугу, не вопрос, сегодня день коронации и я очень щедра. — Скидывай уже адрес, моя Королева. — О, это не понадобится. Ты отлично знаешь, куда ехать, думаю, этот адрес ты не забудешь еще очень долго…