Ему было страшно.
Душа Папайруса пропустила удар от этого взгляда. Рус открыл рот, из него вырвался тихий кашель. Он смог произнести одно-единственное слово. — почему- А затем чернота в глазницах Руса стала более плотной. Его тело начало покрываться пылью, часть которой подхватил слабый ветер, ворвавшийся в открытое окно спальни. Что-то влажное, цвета апельсиновой корки, блеснуло в уголке глаза Руса. Поддавшись вперед, Папайрус вытер набежавшую слезу на лице мужа. — Сейчас, почти, мой господин, — промурлыкал дуриней, когда Рус снова закашлялся, на этот раз слабее, — Нет смысла плакать из-за этого. Пара секунд и серая душа разбилась вдребезги. Кинжал упал на кровать, пыль осела на простыни. Король был мертв. Папирус запустил руку в кучку пыли, выуживая свое оружие. Его рука посерела. Вытирая чужие слезы об одеяло, он погладил свой живот свободной рукой. — Надеюсь, ты переживешь это, малышка, — пробормотал дуриней, — Ты мой билет на парад мести. Не колеблясь, он рассек магическую плоть. Папайрус ахнул от боли, чувствуя, как костный мозг скользит вниз по все еще плоскому животу. Ни один другой звук не вырвался у него, когда он провел лезвием по собственной грудной клетке, а затем и по руке. Все раны поверхностными. Но и этого было достаточно. Гримаса исказила его лицо, когда он глубоко вдохнул, заставляя себя игнорировать боль. Рядом с его комнатами был ровно один человек из прислуги. Это была женщина и она доберется сюда быстрее всех. У скелета были всего секунды, чтобы действовать. Папайрус закричал. Звук был оглушительным. У него сдавило горло. Раздались бегущие шаги, дуриней схватил схватил вазу с прикроватного столика. Дверь в спальню распахнулась, и в комнату ворвалась служанка, дикими глазами наблюдая за происходящим. Осмотрела кучу пыли рядом с Папайрусом и костный мозг по всему его телу. Через несколько секунд женщина была рядом со скелетом, и именно тогда она увидела кинжал. Папайрус заметил понимание в ее глазах. Его душа колотилась в груди. И прежде чем служанка смогла сказать хоть слово, скелет разбил вазу о ее голову. Осколки рассекли ей череп, кровь хлынула наружу, покрывая волосы и лицо. Женщина опустилась к нему на колени, издав несколько шипящих звуков, прежде чем успокоиться. Она была мертва. Быстро сомкнув ее руки вокруг кинжала, Папайрус снова закричал. На этот раз громче. Его голос эхом отразилось от каменных стен и менее чем через минуту в комнату ворвался небольшой отряд охраны. В этот момент слезы текли по его щекам, и он задыхался. Смотрел широко раскрытыми глазами на труп у себя на ногах. Схватился за свой живот. — Убери это, убери это, — всхлипывал он, слабо пиная мертвое тело. Горячие слезы полились из его глаз, — Пожалуйста. — Приведите целителя, — приказал один из охранников, и один из них исчез в темноте коридора. Звук бегущих шагов слышался еще долго после того, как они покинули комнату. Остальные стражи подбежали к Папайрусу, быстро убрав от него тело служанки. Скелет вздохнул с облегчением, как только тяжесть покинула его ноги. Роль была только наполовину отыграна; это было отвратительно. Не говоря уже о том что это было тяжело. — Ваше Величество, хей, оставайтесь с нами. Вы в порядке? — С... с ребенком все в порядке, что с ребенком? — бормотал скелет, лихорадочно продолжая хвататься за свой живот. Один из охранников использовал свой плащ, чтобы вытереть кровь и костный мозг с магической плоти, показывая, что маленькая душа действительно все еще плавает там, и с ней все в порядке. Охранники продолжали уверять его, что все будет хорошо, и один из них поднял кинжал с пола. Тот упал, когда с Папайруса подняли мертвое тело. Вскоре комната была полна людей. Целители проверяли дуринея, кто-то собирал пыль мертвого короля, стражники проводили расследование, слуги вытирали раны Папайруса от крови влажной тканью, бормоча для того успокаивающие слова. Скелет продолжал дрожать, даже когда слезы прекратились, не в силах больше сдерживаться. И тогда. Вбежал Блу. Он бросил один взгляд на Папайруса, что сидел с красными глазами, прежде чем увидел урну украшенную бриллиантами, в которой теперь хранился прах его брата. Крик, хуже и страшнее всякого, что Папайрус когда-либо слышал, вылетел из горла Блу. Все кто был в этих комнатах замерли на несколько секунд. Слезы текли по лицу принца, когда он, спотыкаясь, приближался к урне, прикрывая рот рукой. Его глаза были широко раскрыты от ужаса. Взгляд его был диким. Блу дрожал, пока опускался на колени, не отводя от урны неверующего взгляда. И Папайрус почти жалел его. Почти. Со стороны принца раздался всхлип, и тот закрыл лицо руками. Папайрус только смотрел. Это не принесло ему удовлетворения, — ему все же нравился Блу. Он был самым близким монстром, который был у диринея здесь, он был почти ему как друг. Слуги подали долговязому скелету чашку горячего кофе, который Папайрус рассеянно прихлебнул. Наконец, Блу встал. Его глаза слабо светились красным, руки были сжаты в кулаки. — Кто это сделал?— спросил принц дрожащим голосом. Все промолчали. Когда он повторил вопрос, его крик перерос в вопль, — КТО ЭТО СДЕЛАЛ?! Стражники молча указали на мертвое тело на полу. Горящая ярость смешивалась с печалью в глазах принца, когда он посмотрел на труп. — Я хочу, чтобы все члены ее семьи были мертвы. Все до единого. Казнь состоится в сумерках. Глаза присутствующих метались между мертвой служанкой и Папайрусом. Сглотнув, дуриней кивнул. Долговязому скелету потребовалось все, что у него было, чтобы не усмехнуться неуверенности в чужих взглядах, и тому, как та исчезла при его кивке. Охранники ушли, вероятно, отправились на задержание. Глаза Блу, все еще полные слез, нашли дуринея. — Что случилось, Папайрус? — Я- я… — заикаясь, пробормотал скелет, слепо сжимая чашку в своих руках. В глазах Блу было отчаяние, когда он смотрел на него, — Я проснулся от… от хныканья. Она- она стояла, наклонившись надо мной, с ножом между ребер моего- моего гос-господина… и он- он быстро становился пылью. А затем она... — он остановился, прерывисто вздохнув, — она тоже пыталась ударить меня ножом, но я откатился н-н-назад. Она успела ранить меня, но я схватил вазу со-со столика и ударил ее по голове… Глаза Блу, казалось, смягчились, хотя красный блеск все еще был там. Он кивнул. — Ты был очень храбрым. Кто-нибудь, уведите королеву отсюда. Ему не нужно этого видеть. Слабо улыбаясь, Папайрус позволил Карим и Сабах увести его в другие комнаты. В те, что он занимал незадолго до женитьбы. Там было прохладно, но палаты сияли чистотой, даже несмотря на то, что с тех пор никто ими не пользовался. Коротко приказав служанкам оставаться, скелет, пошатываясь, подошел к письменному столу, выуживая первый попавшийся кусок пергамента. Папайрус достаточно быстро написал сообщение, прежде чем запечатать его воском, что хранился в одном из ящиков. Жестом пригласив Сабах подойти, скелет вручил ей послание, а также несколько маленьких драгоценных камней. Эта девушка тоже была фактически рабыней, да и к тому же немой, и в добавок не умела ни писать, ни читать. — Передайте это курьеру в городе. Как можно быстрее, — приказал дуриней, — Если кто-нибудь еще прочтет это, ты лишишься жизни. Женщина кивнула, покидая комнату с ловким поклоном. Наверное, та давно привык к угрозам смертью. Папайрусу было стыдно угрожать кому-то настолько беззащитному, но он не мог рисковать, чтобы письмо попало не в те руки. И такая возможность была, как понял скелет. Он молился, чтобы его догадки были верны, что Сабах была единственной из его слуг, которая не шпионила для Блу – пусть её неспособность общаться ему поможет. Вытерев с щек дорожки слез, Папайрус повернулся к оставшейся прислуге, его улыбка снова дрогнула. — Приготовь мне ванну, пожалуйста? Я весь- весь в крови. — Конечно, Ваше Величество, — только и ответила женщина, прежде чем уйти в ванную. И дуриней последовал за ней, убедившись, что та никуда больше не ушла.----------- ✶ -----------
К утру все превратилось в хаос. Папайрус вышел из своих комнат лишь перед обедом, одетый во все красное, чтобы показать свой траур, но Блу все еще не было видно, — скорее всего, он был в своих комнатах, даже не впуская личную прислугу. Сегодня ни одна драгоценность не украшала фигуру Папайруса. Среди его народа было неприемлемо украшать себя во время траура. И по крайней мере, дуриней надеялся, что здесь придерживались тех же правил. Пробираясь по коридорам ворса, звук людских голосов был неизбежен, однако тот уровень шума, что был в обеденной зале был невыносимым, — громкие дебаты о том, что теперь делать и кто должен унаследовать трон, казалось усиливались с каждой секундой. Наиболее часто можно было услышать имя принца Блу. Все присутствующие в большой зале стихли, когда Папайрус вошел внутрь, платье на пеосанский манер все так же открывало всем его магическую плоть. Дуриней «ласково и нежно» поддерживал свой живот, напоминая им всем, что он носит их наследника. Молча, все поклонились, когда скелет занял свое место в конце стола. Место между своим старым местом и местом Руса. Между королевой и королем. — С вами все в порядке, Ваше Величество? — спросил рядом сидящий дворянин. Папайрус помнил его. Это был тот самый аристократ, который однажды спросил его, не благодарен ли он за спасение из варварской пустыни, и все в этом роде. Покачивая сок в своем бокале, Папайрус улыбнулся этому человеку. Но это уже была не слабая улыбка, а решительная. — Я действительно здоров, добрый господин, — ответил дуриней, — Конечно же, мне будут сниться кошмары о прошлой ночи в течение еще многих лет, но я не могу зацикливаться на этом. Тем более, что принц Блу еще не вышел, я обязан сделать все возможное, чтобы все было в порядке. В конце концов, таков мой долг как королевы и матери бушующего наследника престола. И это наименьшее, что я могу сделать для моего дрожавшего покойного мужа. Произнеся это, Папайрус огладил свой голый живот. Лорд дернулся от напоминания, разинув рот. По залу разнесся шепот, и Папайрус мило улыбнулся. Хорошо. Остаток обеда был проведен в тишине. Было слышно только царапанье столовых приборов о металлические тарелки. Папайрус провел все время, размышляя о своем следующем шаге. Конечно, в суматохе он, вероятно, мог бы увести лошадь или верблюда и уехать отсюда. Но нет. Этого было недостаточно. Сейрели бы в таком случае скоро оправились бы и продолжили бы жить, как раньше, поступи Папайрус таким образом. Сбеги он сейчас и еще больше людей пострадало бы так, как пострадал он сам. Уже под конец трапезы прибыл Блу. Одеяния его тоже были красными. Оттенка пустыни в сумерках, как понял Папайрус. Единственный амулет с рубином, красным, как кровь, висел у принца на шее. Других украшений, которые так сильно любил Блу, видно не было. В то время как большинство присутствующих низко поклонились, Папайрус едва кивнул. Его деверь казался измученным, как будто ему было физически трудно держаться на ногах. Он опустился на свое обычное место, даже не прокомментировав место Папайруса. Дуриней улыбнулся низкорослому монстру. Да начнется битва.----------- ✶ -----------
— Трон мой. Эти слова были тихими, едва ли громче шепота. И все же их услышали все. Казалось, они эхом отдавались от каменных стен зала совета. Все уставились на Блу, на не характерно холодное выражение его лица. Папайрус откинулся на спинку дивана, покорно и невинно наклонив голову. — Я последний член Дома Аль-Хамиди, — сказал Блу, вставая со своего места. Он положил руки на стол совета, склонившись над ним. — Последний принц древнего королевского рода Сейрели. Трон мой. — При всем должном уважении, Ваше Высочество, — прокомментировала дама, нервно улыбаясь, — Но это не так. Душа в утробе Их Величества - последний Аль-Хамиди и законный наследник нашего короля, пусть он вечно охотится среди звезд. — Оно еще не родилось, — голос Блу был жестким, пальцы его впились в крышку стола, — Ты не можешь сделать нарожденную душу правителем Сейрели. Я жду этого ребенка так же сильно, как и любой из вас, это единственное живое существо, оставшееся от моего брата, но я не отдам трон еще неживой душе. Если быть предельно честным, Папайрус был с ним согласен. Какими идиотами были эти люди, рассматривая возможность отдать всю страну тому, кто еще даже не был человеком. Прямо как в Натее… - тихо усмехнулся дуриней, поднимаясь со своего дивана. Он мягко положил руку на плечо Блу. Низкорослый скелет дернулся, но посмотрел на него. В его глазах было что-то отчаянное. — Это все еще ребенок твоего брата – и моего мужа, — сказал Папайрус, пытаясь звучать успокаивающе, — Законный владелец трона. Действительно ли несколько месяцев что-то меняют? Даже если бы он родился сейчас, его хранитель все равно правил бы еще много лет. Если бы это появилось на свет, обсуждения не было бы вовсе. Самым умным со стороны Папируса было бы подождать до тех пор, но у него не было желания рисковать своей жизнью ради этого. Вообще никаких. Так что ему просто нужно убедиться, что все либо пойдет по его плану, либо продлится достаточно долго. Блу пристально посмотрел на него, и впервые что-то злобное мелькнуло в его взгляде, когда голубые глаза посмотрели на дуринея. Папайрус просто улыбнулся. — Я не сомневаюсь, что ты этого хочешь, — прокомментировал Блу. Он повернулся к членам совета, — Но он является законным хранителем души. Мы действительно хотим поставить Дуринея на самую сильную позицию в Сейрели? Тот, чье племя мы истребили. Действительно ли это мудро? Что он вообще знает о политике? Слова обрывались. Папайрус не был уверен почему, но они причиняли боль, совсем уж немного. Подойдя к совету дворян, долговязый скелет начал свою речь и вся любезность в его словах сменилась серьезностью: — Я живу здесь почти год. Я научился если не многому, то достаточному. И что самое важное, у меня есть вы, мудрые и честные дворяне, чтобы направлять меня правильно. И это мое право, по вашему собственному закону. Как опекун наследника вашего покойного короля, закон Сейрели диктует, что я должен править вместо моих детей, пока они не достигнут совершеннолетия. Научиться читать на сейрише было сложно, но плодотворно. Очень плодотворно. Как только Папайрус, наконец, смог изучить юридические тексты, он узнал все, что ему нужно было знать. По комнате раздался ропот. Они все знали, что он был прав. Тем не менее, они хотели бы сделать то, что было бы лучше и для их страны. Папайрусу пришлось отдать должное своему покойному мужу, — он точно знал, как заслужить лояльность своей знати. И даже после своей смерти, Рус все еще властвовал над ними, — никто из его дворян не пытался занять трон как свой собственный.----------- ✶ -----------
Обсуждения продолжались несколько дней. Казалось, что им конца не будет, но Папайрусу это нравилось. Даже если неопределенность из-за долгих обсуждений утомляла дуринея, никто сейчас даже не думал следить за ним так же пристально, как раньше. Скелет был уверен, что шпионы Блу искали любой изъян, чтобы использовать его против него, поэтому он должен был быть осторожен с этим, но в остальном он мог идти, куда хотел, и делать все, что хотел. Папайрус видел испуганное и непонимающее выражение лица Руса, когда тот умирал — снова и снова скелет наблюдал это в своих снах. И это было прекрасно. Дуриней никогда не хотел этого забывать. В один день, прогуливаясь по внутреннему саду, Папайрус внезапно услышал нарастающий шум за высокой дворцовой стеной. Подняв бровь, дуриней остановил пробегавшего мимо слугу. Глаза их были широко раскрыты, человек задыхался от бега. — Снаружи сотни воинов пустыни, Ваше Величество, — произнес человек, и глаза Папайруса расширились. Скелет отпустил слугу, и как только тот повернулись к дуринею спиной, на лице появилась ухмылка. Наконец-то. Папайрус поспешил через весь дворец, зигзагами пробираясь сквозь собравшуюся толпу. Никто не пытался остановил его. В конце концов, никто не знал, был ли Папайрус их правителем или нет. Никто не хотел рисковать и навлечь на себя гнев, если ситуация решится в пользу дуринея. Когда Папайрус достиг ворот дворца, толпа расступилась перед ним. Его ухмылка стала шире, когда скелет впервые с тех пор, как попал сюда, вышел за пределы замка. Всего несколько метров от дверей, но и этого было достаточно. Что еще лучше, перед ним улицы заполнили Дуринеи. Все воины, одетые в традиционные серые и коричневые мантии с капюшонами. В их руках были копья и мечи. Это было племя Воинов, настоящих бойцов. В конце концов, была причина, по которой никому и никогда не удавалось завоевать Дуринель, несмотря на многочисленные попытки на протяжении многих веков. Впереди всех, возглавляя всех этих солдат, одетый в те же одежды, но кроваво-красного цвета, сжимая пальцы на рукояти меча, что лежал в ножнах, стоял Фелл, Папайрус прерывисто вздохнул, слезы наполнили его глаза. Красный и белый взгляды встретились. Скелет зажал рот руками, чтобы сдержать рвущиеся наружу рыдания. Один из его племени, родная для него душа. Истинный Иасар. Брат Реда. Фелл улыбнулся ему. Лицо его теперь украшали шрамы, и весь он был собран словно из острых углов и опасных осколков, а во взгляде была глубокая печаль. Один из стражник из дворцовой охраны вышел вперед, чтобы схватить Папайруса, но дуриней вырвал свою руку из их хватки. Смесь смеха и плача вырвалась из горла, а душа заколотилась в груди, когда скелет, почти спотыкаясь, побежал вперед. Фелл не медля шагнул вперед, протягивая руки навстречу объятьям. Папайрус бросился в них, зарываясь лицом в капюшон друга. Он рассмеялся. Душа болела. Слезы текли лицу, и Папайрус не мог перестать смеяться, когда Фелл гладил его покрытую платком голову, успокаивающе проходился руками по лопаткам и плечам. Папайрус выдохнул: — Я вижу, ты получил мое письмо. — Мне так жаль, - пробормотал Фелл, — за все. Спустя время Папайрус отступил, вытирая заплаканное лицо рукавом платья. Он лучезарно улыбнулся Феллу, игнорируя боль, которая снова расцвела в его душе при виде родного лица. Голос дуринея дрожал, когда он сказал: — Я скучал по тебе. — Что здесь происходит?! — раздался голос позади них, и Папайрус обернулся, чтобы увидеть, как Блу уставился на них, разинув рот. Казалось, принц отошел назад, прячась за все еще бездействующими дворцовыми стражниками, — Папайрус. Что тут такое?.. Все еще улыбаясь, Папайрус посмотрел на Фелла. Тот кивнул один раз. Резко и решительно. Улыбка дуринея стала жестче, лицо его полнилось радостью. Долговязый скелет шагнул вперед, за ним последовал острозубый монстр, обнажая свой меч. — Я просто беру то, что по праву мое, Ваше Высочество. Издалека он мог видеть как Блу обомлел от его слов. Хотя, к его чести, принц не сбежал. Низкорослый монстр вел себя не иначе, чем образцово, когда отряд Дуринейцев арестовал его.