Непокорный

Оставшийся час до их первого с Тредсоном сеанса Тейт провёл словно в тумане. Он абсолютно не реагировал на происходящее вокруг него, пытаясь осознать тот факт, что человек, с которым он всей душой мечтал расквитаться и которого он безуспешно искал на протяжении двух лет, пока не узнал, что он уехал в Австралию, сейчас сам пришёл в его руки. Только теперь вопросы будет задавать вовсе не он, как много раз в красках представлял себе Лэнгдон, а ненавистный мозголом. Когда Кимберли осторожно обрабатывала едва заметную царапину на его щеке, попутно, как ворчливая старушка, беспрерывно причитая, что Стив, несмотря на всю свою безобидность и неспособность причинить реальный вред, всё-таки в этот раз действительно заслужил изолятор, Тейт лишь вяло ей улыбнулся, даже не стараясь изобразить заинтересованность в их разговоре, сославшись на тревогу за бедного парня. Услуги медсестры для осуществления побега теперь ему не понадобятся, свой шанс он упустил, приняв решение остаться и мстить, но и отталкивать её пока было рано. Возможно, она ещё сыграет свою роль в его освобождении. Для начала выбрав тактику холодной отстранённости и неприступности в общении с Тредсоном, Тейт решил понаблюдать за поведением самого доктора и понять, какую именно маску этот сумасшедший наденет для того, чтобы втереться к нему в доверие и выудить самое сокровенное. От этого будет зависеть последующий план его поведения и действий. И скорее всего, даже план его побега. Который теперь, к его сожалению, так или иначе закончится рекой крови и симфонией испуганных криков. Потому что этого гнусного психа, о извращённых пристрастиях которого Тейт с удивлением разузнал очень многое, благодаря своему маленькому личному расследованию, после его выписки в первое своё пребывание в этой самой клинике в живых он точно не оставит. «Сбежать по-тихому не получилось, ну, так устрою им спектакль!» — пронеслась мимолётная мысль в его голове, когда он уже подходил к кабинету Тредсона.

***

— Здравствуй, Тейт, — как только юноша переступил порог кабинета, обнажив в улыбке белоснежные зубы, учтиво поприветствовал его Тредсон, вставая и протягивая руку для рукопожатия. «Значит, выбрал тактику добряка и хорошего парня. Отлично, так будет легче обвести тебя вокруг пальца». Презрительно покосившись на протянутую руку, Тейт, не говоря ни слова, медленно прошёл к широкому кожаному дивану. И, устроившись поудобней, забравшись на него с ногами, пристально, чуть склонив голову набок, посмотрел на доктора, ожидая от него дальнейших действий. Растерявшись, совершенно не ожидая, что их первый сеанс начнётся так грозно, Оливер нервно сглотнул и, резко плюхнувшись обратно на своё место, стал суетливо рыться в лежащих на столе бумагах, ища среди оставленного прошлым доктором беспорядка, личное дело Лэнгдона. Изо всех сил стараясь не поднимать взгляд от документов и не смотреть в пронизывающую, глубокую темноту его колючих глаз. Найдя необходимую папку, за время поисков которой успел успокоить внезапно расшалившиеся нервы, доктор положил её перед собой, аккуратно разгладив помятый краешек. И, переведя на Тейта взгляд, стал ждать, предполагая, что пациент первый не выдержит звенящей тишины кабинета и заговорит. Тейт от его наивности и глупости лишь презрительно закатил глаза, удивляясь, как он ещё не сбежал от видимой невооружённым глазом нервозности. Сам же юноша был абсолютно спокоен. Маска безразличия на его лице не дрогнула ни на мгновение. Игра в молчанку закончилась уже через несколько минут. Тишина и буквально испепеляющий взгляд молодого человека давили на доктора, и, собравшись с духом, мысленно отчитав себя за непрофессионализм, Тредсон попытался улыбнуться, но улыбка вышла слишком натянутой и вымученной, уголок губ нервно дёрнулся. — Тейт, я вижу, тебе обработали царапину, — откашлявшись и указав на щёку молодого человека, произнёс психотерапевт первое, что пришло в его голову, всё ещё не теряя надежды на мирное общение с Лэнгдоном. Он не хотел верить, что Арден оказался прав и он не справится с этим пациентом. Только не в этот раз. Он не может снова не справиться! — Да, медсестра вовремя спасла меня от кровопотери и дальнейшего летального исхода, — не скрывая издевательских ноток в голосе, кивнул Тейт, нацепив на лицо практически такую же гаденькую улыбочку, которая вечно была приклеена к морщинистой морде сестры Джуд. Парень решил сразу убедиться, что его догадка, внезапно родившаяся в звенящей, давящей на виски тишине кабинета, насчёт возникшей после случившегося неуверенности доктора, верна. И судя по всему, оказался прав. Лицо психотерапевта дважды поменяло свой цвет, плавно перетекая от бледно-серого до пурпурно-красного. Оливер ощущал себя очень странно, смотря на холодное спокойствие и уверенную позу Лэнгдона, буквально кричащую о его внутренней силе и невозмутимости. Будто психотерапевт и лечащий врач здесь не он, а парень, сидящий напротив и смотрящий на него хищным взглядом. По-другому этот взгляд он не смог бы охарактеризовать. В его голову невольно пришла мысль, какой-то рекламный слоган или что-то вроде этого, про то, что хищник всегда смотрит прямо, а добыча — по сторонам. Очевидно, сейчас добычей был именно он, и ему это абсолютно не нравилось. — Ну, давай начнём с простых вопросов и постепенно перейдём к сути твоей проблемы, — сделав глубокий вдох и прочистив пересохшее горло, неуверенно начал доктор, сам не понимая, вопрос это был или утверждение, но всё же украдкой посмотрел на изо всех сил сдерживающего самодовольную улыбку Лэнгдона. «Фантастика, он боится меня спугнуть. Игра началась!» — Как скажете, — быстро входя в роль, добродушно кивнул Тейт, складывая ноги по-турецки и наклоняясь к доктору всем корпусом. Оливер облегчённо вздохнул и, поправив немного съехавшие с носа очки, опустив рассеянный взгляд на творившийся на столе бардак, стал обдумывать, как начать с пациентом беседу так, чтобы выстроить с ним максимально тёплые и доверительные отношения. — Расскажи о себе, Тейт, — наконец подняв на него взгляд, принял решение психотерапевт. Ему показалось, что эта невинная просьба должна помочь пациенту немного расслабиться и раскрыться перед ним. Раньше это всегда работало. Тейт же идею Тредсона совершенно не оценил. Слишком банально и плоско, он может и лучше. — Зачем? — изобразил искреннее удивление юноша, с наслаждением наблюдая, как мгновение назад просветлевшее от того, что он, кажется, перестал его игнорировать и испепелять взглядом, лицо Тредсона вновь мрачнеет. Оливер несколько раз озадаченно моргнул и, резко дёрнув внезапно онемевшей шеей, отчего несколько шейных позвонков громко хрустнули, стал суетливо поправлять душащий его галстук. Тейт едва заметно покачал головой, пряча расползающуюся по губам едкую улыбку. Нервозность и волнение Тредсона были настолько очевидны, что это даже умиляло. Как испуганный, загнанный в ловушку зверёк. А ведь он даже не прикладывал к этому особых усилий, лишь использовал на нём хорошо отработанный приём эмоционального манипулирования, резко переходя от пассивно-агрессивного поведения к покладисто-заинтересованному и обратно. В случае с Оливером это сработало даже слишком действенно. Но понимая, что пугать психотерапевта раньше времени ему не нужно, он кашлянул, привлекая его внимания к себе, отчего психотерапевт резко дёрнулся, и, многозначительно кивнув в сторону стола, мягко произнёс: — В моём личном деле всё написано, док. Можете прочитать. Тредсон удивлённо моргнул, теряясь из-за очередной резкой смены настроения пациента. Он словно играл с ним, но правил этой игры психотерапевт не знал, поэтому, кивнув на манер китайского болванчика, он без лишних слов последовал его совету, опустив глаза на лежащее прямо перед ним личное дело. Бегло пробежав взглядом по его краткой биографии, не найдя там ничего интересного, он с особым вниманием стал изучать первые записи о Лэнгдоне, датируемые шестилетней давностью. Но и там было пусто! Ничего, что могло бы помочь ему втянуть юношу в разговор. Раздражённо поджав губы, он с надеждой посмотрел на пометки, сделанные забористым почерком доктора Ардена, внутренне очень сомневаясь, что в них есть хоть что-то, за что можно будет зацепиться. И оказался абсолютно прав! Прочитав несколько строк, Оливер тут же неприязненно вырвал лист с его записями и, скомкав его, выбросил в урну. Осознав, что ничего толкового из этой злобной писанины он не смог бы выудить, как ни старайся. Только личное дело зря засоряет. Тейт удивлённо приподнял бровь от действий Тредсона, но говорить ничего не стал, лишь заинтересованно склонился чуть ближе, упираясь локтями в свои колени. Он примерно представлял, что могло так взбесить доктора. Всё, что Артур Арден написал про него, было больше похоже на сборник отрицательных качеств, чем на заметки лечащего врача о пациенте. Они ничуть не раскрывали его характер и не помогли бы ему наладить с ним контакт. Впрочем, так же, как и записи о его первом пребывании в этой самой клинике в возрасте восемнадцати лет после страшной трагедии, случившейся с ним и его семьёй, сделанные самим Оливером, в то время ещё проходившим здесь практику. — Итак, Тейт, тебе двадцать три года, — решив начать разговор издалека, чтобы расположить его к себе и беседе, нервно произнёс Тредсон немного сорвавшимся голосом. Не замечая, как его пальцы неосознанно стали отбивать едва слышную дробь по деревянному столу в ожидании реакции на его слова. — И ты… — Двадцать четыре, — автоматически поправил его юноша, слушая это нервное постукивание как музыку. Ещё немного — и он начнёт качать головой в такт этому нервному, немного сбивчивому ритму. — Да, я вижу, у тебя совсем недавно был день рождения, Тейт, — неуверенно улыбнувшись, опасаясь сказать что-то, что может не понравиться парню, кивнул Оливер, делая пометку в своём блокноте. «Внимательный». — Доктор Тредсон… — нахмурившись, начал Тейт, переведя на него слегка прищуренный взгляд. Кажется, Оливер решил идти по стопам недоумка Ардена, используя на нём слишком очевидные и абсолютно недейственные психологические приёмы. — Можешь звать меня просто Оливер, Тейт, — мягко перебил его доктор, решив всеми возможными силами и способами втереться парню в доверие и расположить к себе. «Мать твою, да он же просто из кожи вон лезет, чтобы понравиться мне», — со злорадным восторгом подумал Тейт и уже вслух раздражённо продолжил: — Хватит постоянно повторять моё имя, я в курсе, как меня зовут, и на меня этот трюк не действует, а лишь раздражает! — Какой трюк? — сконфуженно моргнув, не понял Оливер, нервно поправляя очки. — Вы, мозголомы, считаете, что если повторять в каждом предложении имя пациента, то он расслабится и у него появится к вам ложное чувство доверия, — скептически оглядев мужчину и неприязненно поморщившись, выплюнул Лэнгдон. — Это заблуждение действует только на совсем умалишённых. Здесь таких, конечно, в избытке, но я явно не один из них. — Откуда ты это знаешь? — озадаченно взглянув на парня, не ожидая от него таких познаний, спросил Тредсон, с интересом делая очередную пометку. «Умный». — Хорошо соображаю, — просто ответил Тейт, ловко поднявшись и подойдя к широкому стеллажу с книгами, который манил его к себе с самой первой секунды его пребывания в этом кабинете. В кабинете Ардена тоже была обширная библиотека, но к ней его никогда не подпускали, сразу же вызывая санитаров, стоило ему двинуться со своего места. «Может, хотя бы здесь можно найти что-то, кроме раскрасок и детских книжек с картинками?» На массивных полках из чёрного дерева стояли десятки томов. Разные года, разные издания, разные обложки и совершенно разные авторы. Некоторые из которых были знакомы Тейту с тех времён, когда он для собственного общего развития и лучшего понимания рассеянного поведения сестры изучал психологию поведения человека, а некоторые отпугивали одним только своим пафосным, вычурным названием. Вытащив первую попавшуюся под руку книгу, он прочитал название и, недовольно скривившись, сразу же поставил её на место. «Психоаналитическая диагностика: понимание структуры личности в клиническом процессе». Не самое лёгкое чтиво, да и ничего нового и интересного он из этой книги не узнает. К тому же читать про то, что и так окружает его каждый день, совершенно не хотелось. — Что ещё ты считаешь, как ты выразился, в стиле «мозголомов»? — наблюдая за неспешными передвижениями молодого человека по кабинету, поинтересовался доктор, по достоинству оценив, как быстро он раскусил его трюк. В его практике такое встречалось впервые, и это откровенно впечатляло. — С вами нельзя проявлять истинных эмоций. Хотя и это чревато последствиями, вы ведь свято верите, что, кроме вас, психически здоровых людей нет, есть недообследованные, — скривил губы Тейт, ставя на место очередную скучную энциклопедию. А ведь корешок фолианта выглядел очень обнадёживающе. — Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, — слегка покачав головой, нахмурился Оливер. «Кто бы сомневался». — Если пациент много улыбается и даже в этом отвратительном месте не сходит с ума, чувствуя себя относительно счастливым, вы сразу же решаете, что у него бред или истерия, — тоном знатока, объясняющего ребёнку очевидные вещи, поменявшись с психотерапевтом ролями, начал объяснять Тейт. — Если, наоборот, не улыбается и кажется угрюмым, то у него депрессия и его непременно мучают суицидальные мысли. Не проявляет никаких эмоций, отстранённо наблюдая за происходящим, — значит, он замкнулся и подавлен, и на его запястье появляется браслет, с пометкой о том, что у него тревожное расстройство. От каждого вкрадчивого слова своего пациента Тредсон хмурился всё больше и больше, но прерывать его речь не осмеливался. Продолжая внимательно слушать и удивляться таким обширным знаниям в сфере психологии у психически нездорового юноши. — В этом все вы, психотерапевты, психиатры и психологи. Вы не понимаете очевидных вещей, что людьми движут эмоции. И тоска, подавленность и даже — о ужас! — радость — это нормально. Тут главное — самому не впасть в это маниакальное выискивание соответствующих симптомов у окружающих, как это постоянно делаете вы, — безразлично произнёс Тейт, но заметив краем глаза заинтересованно приподнятую бровь психотерапевта, ожидающего продолжения, пожав плечами, закончил свою мысль: — Тогда можно оставаться нормальным. — Ты преувеличиваешь, Тейт. Мы вовсе не пытаемся навязать вам диагнозы, мы пытаемся вам помочь! — Неужели? — скептически хмыкнул Лэнгдон, не оставив без внимания тот факт, что Тредсон, даже не узнав его как личность, без сомнений причисляет его к местному отряду сумасшедших. — А вы никогда не задумывались, что отдельные признаки расстройства психики можно найти в поведении абсолютно любого человека, даже в вашем? — Я не… — возмущённо начал Оливер, оскорбленный этими словами. — Забейте, док, мы не придём к согласию в данной теме, — ухмыльнувшись, перебил Тейт, забавляясь от того, с какой лёгкостью ему удаётся вывести психотерапевта на эмоции. Очевидно, что тема его адекватности и нормальности очень заботит Тредсона, но про его психическое состояние они непременно поговорят позже. Сейчас не время. — Моё мнение на этот счёт вы знаете, дальше дело за вами: принять его или нет. — Многие врачи говорят, что ты агрессивен, — насупившись, всё же перевёл тему Оливер, вспомнив, как нелестно отзывались о Лэнгдоне сестра Джуд с Арденом и практически все его коллеги. Словно этот, пусть и немного пугающий своим холодным взглядом и, чёрт возьми, правильными и проницательными мыслями, парень — исчадие ада, не меньше. Тейт усмехнулся от такого громкого заявления. — Я не агрессивен, я зануден! — со всем достоинством парировал Лэнгдон, не удостоив Тредсона даже взглядом. Он всё ещё надеялся найти среди бесконечного ряда занудной научной литературы про психологию что-нибудь стоящее его внимания. Что-нибудь, что хотя бы не вводит своих читателей в сонную кому на первой же странице. — А в них говорит банальная обида на правду, которую они так тщательно скрывали, прикрываясь лживыми речами и благородными образами. Тредсон непонимающе нахмурился, но прежде чем успел сказать хотя бы слово, Тейт с раздражённым вздохом поставил на место очередную нудную книгу про основы психотерапии и продолжил: — Знаете, помимо психов, в этой клинике просто изобилие лжецов и лицемеров. — Что привело тебя к такому выводу? — вновь удивился психотерапевт, выпучив глаза. — Я хорошо изучил человеческую натуру, — невозмутимо пожал плечами Тейт, прохаживаясь дальше. — Люди любят ложь и лгут постоянно. Маленькая, большая, ломающая судьбы и отбирающая жизни. Весь наш социум построен на лжи. И многие до сих пор не научились лгать так, чтобы их нельзя было поймать. — Интересное умозаключение, но… — Вы тоже лжец, док, — как бы невзначай перебил он Оливера, кинув быстрый взгляд через плечо, чтобы видеть его реакцию на сказанное. — Почему? — насторожившись, изумленно поинтересовался Тредсон, слегка сузив глаза, мысленно прокручивая всю их недолгую беседу с Лэнгдоном. Он был крайне осторожен в своих словах, и Тейт не должен был вспомнить или раскусить, что шесть лет назад он уже был его лечащим врачом. В то время юноша никак не реагировал на него, лишь молча смотрел в окно, игнорируя практически любые вопросы, словно его вообще не было в кабинете. «Значит, предпочёл утаить, что знаешь меня? Хорошо, пусть будет по-твоему, так ещё интересней». — А у вас есть что-нибудь кроме всей этой психоделической чуши? — проигнорировав вопрос доктора, с надеждой поинтересовался Тейт, указывая на стеллажи с книгами. Сам он так ничего и не нашёл. — Любишь читать? — заинтересованно спросил Оливер, делая пометку в блокноте. Возможно, именно эти знания помогут ему наладить со строптивым пациентом контакт. Тейт кивнул, раздражённо поведя плечами. Очевидно, Тредсон не настроен помогать ему в поисках. — Да, книги — хороший способ отвлечься. Перенести разум в более спокойное и стабильное место, где нет постоянного чувства напряжения и давления. — И, судя по тому, что я про тебя слышал, книги ты любишь больше, чем людей, — многозначительно хмыкнув, заметил Оливер. — Конечно, — взглянув на Тредсона как на идиота, согласно кивнул парень, возвращаясь к своим бессмысленным поискам. — Это же очевидно. «Мизантроп». Тредсон, не зная, как продолжить разговор, молча наблюдал, как юноша раз за разом достаёт одну книгу за другой. Равнодушно скользит взглядом по названию и, очевидно, не воодушевившись прочитанным, раздражённо вздыхает, быстро пролистывая лежащее у него в руке пособие по клинической психотерапии. Недовольно хмурится, ставит его на место и переходит к следующей полке, абсолютно не обращая на него никакого внимания и явно не собираясь продолжать беседу. — И всё же почему ты не любишь людей? — наконец спросил психотерапевт, прерывая затянувшуюся тишину. Тейт почти фыркнул от этого внезапного вопроса, но всё же постарался ответить максимально развёрнуто. — Почти все люди — оскотинившиеся твари, думающие только о себе, разучившиеся доброте и пониманию. Они настолько мелочны, озлобленны и зависимы от своих предсказуемых желаний, что вызывают раздражение одним только своим видом. А уж их невероятное стремление всё разрушать подталкивает к ненависти. — Что ты имеешь в виду? — в очередной раз не понял Тредсон, хмурясь. — Сестра Джуд постоянно кудахчет, что таким, как я, место в аду, но она не понимает одной простой истины, — предприняв ещё одну попытку вытащить счастливый билет, задумчиво протянул Тейт, достав приятный на вид томик. Но тут же, недовольно насупившись, убрал его обратно, скользнув взглядом по названию. В этот раз даже не пытаясь вникнуть текст, читать это занудство было просто невозможно. — Какой же? — с напором поинтересовался доктор, начиная сердиться, что из парня приходится всё вытаскивать клешнями. Он совершенно не хочет идти на контакт. «Скрытный». — Мы уже в аду, док. В наше время уже давно наступил тот самый конец света, о котором так много пишут в затасканных газетёнках и голосят по телевизору, только затянувшийся, — печально посмотрев на стеллаж, так и не найдя хотя бы одну книгу, которую можно взять почитать, мрачно усмехнулся Тейт, вновь сев на удобный диван. — Мы живем в грязном мире. Это гадкий, тошнотворный, непрекращающийся кошмар. В нём слишком много боли… Слишком! — Я не понимаю, — зажмурившись, покачал головой психотерапевт, снимая с переносицы очки. Лэнгдон просто запутал его. Виски начали пульсировать, мозг старательно пытался обработать полученную информацию, но все его попытки приводили Оливера в тупик. Парень был слишком противоречив. Заметив, как Тредсон начал тереть пальцами глаза, словно пытался стереть с них усталость, Тейт едва заметно усмехнулся, переводя взгляд в сторону окна. Наблюдая, как по небу неспешно проплывают пушистые облака, он задумчиво потрогал кончиком языка уголок губ, размышляя, как лучше ответить. Раскрывать свои истинные мысли и причины, по которым он ненавидит человечество, совершенно не хотелось. Он и так сказал достаточно. — Мир прогнил. Искусственно созданные болезни, от которых нет и никогда не будет лекарств. Глобальное потепление растопит полярные льды, затопив примерно девяносто процентов всех обитаемых районов земли, что приведёт к неконтролируемому росту населения, — вздохнув, спокойно стал философствовать Тейт, вспоминая их жаркие споры с лучшим другом на эту тему. — Ну а дальше как по накатанной: дефицит продуктов питания станет причиной голода и войн, и начнётся массовое разрушение всего живого. Оливер озадаченно поднял на него взгляд, не совсем понимая, к чему был этот поучительный рассказ. Тейт мягко улыбнулся и, театрально разведя руками, закончил: — И во всём этом виноваты люди. Вот вам и ответ, док. — Хочу заметить, что и книги написали люди, — многозначительно указав на стоящие за спиной юноши стеллажи, возле которых он так долго крутился, уклончиво ответил психотерапевт, пытаясь отвести тему разговора подальше от ненависти и глобальных мировых проблем. Он совершенно не имел представления о том, прав Лэнгдон или нет, и даже не хотел вникать. Почему-то Оливер был уверен, что юноша разбирается в этом вопросе куда лучше, чем он. — И среди грязи могут найтись истинные самородки, — фыркнув, отмахнулся парень. — Например? — Джордж Байрон, Стивен Кинг, Курт Кобейн… — с лёгкостью стал перечислять Тейт и, помедлив, решаясь, стоит ли игра свеч, мечтательно улыбнувшись, всё-таки произнёс последнее, самое ценное для него имя: — Вайолет Хармон. — Хармон? — удивлённо приподняв густые брови, переспросил Тредсон, фиксируя в блокноте неизвестное ему имя. — Я не слышал раньше её имени, она тоже писатель или музыкант? Тейт на мгновение задумался, можно ли считать Вайолет музыкантом, если она играет на фортепьяно практически на профессиональном уровне. Но быстро отмахнулся от этих мыслей. Было очевидно, какой ответ всколыхнёт Тредсона больше всего. — Нет, она в тысячи раз лучше, — ответил Лэнгдон, тряхнув головой, когда вечно мешающая чёлка упала на глаза. — Она моя девушка. — У тебя есть девушка?! — не сдержавшись, удивлённо воскликнул доктор, всем телом подавшись вперёд. Практически ложась животом на свой стол. Тейт невольно с ненавистью скривил губы, но, быстро нацепив на себя слетевшую маску, скрыл свой гнев за наигранной усмешкой. — Вы спрашиваете, потому что удивлены, что она у меня вообще есть, или потому, что она всё ещё у меня есть? — с отвращением наблюдая, как ёрзает на стуле резко оживившийся доктор, уточнил юноша, слегка приподняв бровь. «Больной ублюдок!» — Праздное любопытство, — как можно небрежней отмахнулся Тредсон, беря себя в руки и внутренне сгорая от нестерпимого желания услышать ещё хоть что-то. Любые подробности! Посвятив свою жизнь психологии, так и не добившись особого признания и понимания в этой сфере, так же разочаровавшись в своём маленьком хобби и к его великому сожалению любви и женском тепле, Оливер всегда с трепетом и невероятным интересом слушал подробности личной жизни своих пациентов, если они желали об этом говорить. Напитываясь этими неведомыми, отсутствующими в нём эмоциями. Буквально проживая вместе с ними их историю и любовь. Если бы Лэнгдон согласился рассказать ему… Это было бы… Тредсон даже представить себе не мог, насколько это было бы потрясающе. Но взгляд Тейта, которым он неотрывно смотрел на него, практически прожигая дыру, не оставлял ему надежд. Поэтому он лишь ещё раз небрежно махнул рукой. — Если не хочешь, можешь не рассказывать ничего о ней, я понимаю, что это личное. — Я ничего не имею против, — глухо ответил Тейт, забрасывая психотерапевту свою наживку. — Вайолет как раз та тема, о которой мне будет приятно рассказывать. — Хорошо, в таком случае, мы ещё обязательно вернёмся к ней, — облегченно ответил Оливер и, посмотрев на часы, показывающие, что до конца сеанса оставалось совсем немного времени, а он так толком ничего не узнал о парне и его жизни, прочистив горло, продолжил: — А сейчас, пожалуйста, расскажи мне, какой была твоя жизнь, когда ты был ребёнком? Тейт удивлённо приподнял бровь, ожидая немного другого развития событий. Но сразу же решил, что это даже к лучшему. У него будет время подготовиться и понять, что именно он собирается рассказать этому шизику про Вайолет. Ведь любой разговор с Тредсоном о его любимой девушке для него будет равносилен хождению вслепую по минному полю. Одно неверное движение, и он может взлететь на воздух. А этого он допустить никак не мог. — Что конкретно вас интересует? — Всё, что ты сам считаешь нужным мне рассказать, — с интересом посмотрев на задумчиво хмурящегося юноша, ответил психотерапевт, поставив локти на стол и оперев подбородок о сложённые в замок руки. Готовясь к увлекательному рассказу. От удивления у Тейта даже рот приоткрылся. Прошло шесть лет, но в Тредсоне и его ограниченном мышлении ничего не изменилось. Как был глуп и халатен к работе, так и остался. Ждёт, что ему всё предоставят на блюдечке с голубой каёмочкой. — Обычная жизнь, — безразлично пожав плечами, просто ответил Тейт. — Такая же, как у большинства детей. — Какой была твоя мать? — поняв, что парня необходимо подталкивать к ответам, дотошно уточнил Тредсон, сделав очередную запись в блокноте. «Несчастливое детство?» Тейта от этого вопроса перекосило от злости и презрения. — Омерзительной, злобной сукой, думающей только о себе, — холодно ответил он. Психотерапевт изумлённо выгнул брови, искренне удивившись такой нелестной, оскорбительной характеристике родной матери. — Почему ты так считаешь? Тейт не желал отвечать на этот вопрос. Распахивать перед этим неадекватным докторишкой душу в его планы совершенно не входило, а уж вспоминать про ненавистную минетчицу-мать с её навязчивыми идеями и комплексами — тем более. К тому же эти откровения вовсе не сыграют ему на руку. Расскажи он всё про мать и своё весьма красноречивое отношение к ней, даже этот кретин с ограниченным, узким мышлением посчитает его аморальным выродком. Что толку зря сотрясать воздух и распинаться, пытаясь объяснить, почему он так сильно её ненавидит? Он даже Вайолет никогда не рассказывал про это отвратительное отродье, хотя она была единственной на всей этой чёртовой планете, кто действительно понял бы его. Но он просто-напросто не желал говорить о матери, не желал вспоминать всё то, что она сделала, отобрала у него и что разрушила из-за своей гордыни, амбиций и алчности. Он слишком много потерял из-за неё. Слишком! — Ну же, Тейт! Как бы скептически ты ни относился к методам психологии и психотерапевтов, большинство проблем во взрослой жизни так или иначе идут из детства, — стал убеждать его Тредсон, пытаясь докопаться до сути. Пытаясь понять причины его злости и, кажется, даже ненависти к матери. Ведь сам Оливер искренне не понимал, как можно так нелестно отзываться о собственной матери. Женщине, что родила его! Была бы у него мать, которая проявляла бы к нему любовь, заботу и тепло, его жизнь могла бы сложиться совершенно иначе. — Ты думаешь, что если сейчас распахнёшь мне душу, то я непременно посчитаю, что ты псих. Но это не так, я действительно хочу помочь тебе разобраться в себе, — настойчиво продолжил психотерапевт, заметив, с каким раздражением юноша скользнул по нему взглядом. — Тебе просто нужно… — Она минетчица, — не поверив ни одному слову Оливера, перебил его нудную болтовню Тейт, решив всё же подыграть ему и его любопытству. Пусть этот олух считает, что он действительно сменил гнев и отчужденность на милость и доверие. — Постоянно отсасывала соседу. — Всего-то? — хохотнув, весело уточнил мужчина. Он догадывался, что это просто шутка, или, по крайней мере, Тейт точно говорит несерьёзно. Очевидно, что ему сложно говорить о матери и он нуждается в поддержке. — Ждёте подробностей, док? — мрачно усмехнулся Тейт, устало потерев переносицу. Этот разговор начал утомлять его. — Пытаюсь тебя понять, только и всего, — честно ответил психотерапевт, слегка пожав плечами. — Как я уже сказал, она была шлюхой, — понимая, что хоть что-то ему придётся рассказать, чтобы ублажить больное любопытство Тредсона, нехотя начал рассказывать Тейт. — Отца она не любила, была с ним только ради его бизнеса, приносящего хороший доход. Хотя, откровенно говоря, она никого не любила, кроме себя. Даже меня, несмотря на все её пылкие заверения и обещания, она не любила, лишь дрессировала, словно я не её сын, а собачонка, которую она готовит на выставку, пытаясь сделать из дворняги породистого пса. — Она била тебя? — нахмурившись, попытался догадаться Оливер. Тейт мрачно усмехнулся, слегка покачав головой. — Пару раз пыталась, но встретив отпор в лице отца, готового закопать её на заднем дворе за подобные воспитательные меры, переставала. Она боялась его гнева. Разозлить мужа значило лишиться того, что она имеет и не заслуживает. — Тогда что же ты подразумеваешь под словом «дрессировка»? — Она ничего не добилась в своей жизни, была как паразит, присосавшийся к отцу. Всё, что она умела, это фальшиво завывать, отчего все кошки разбегались с улиц и неустанно глушить виски. Именно поэтому она навязчиво пыталась сделать из меня идеального во всём сыночка, — неприязненно скривившись, нехотя стал объяснять Лэнгдон. — Она постоянно требовала, и требовала, и требовала, возлагала большие надежды, мечтая самоутвердиться и осуществить свои собственные несбывшиеся когда-то мечты за мой счёт. Оливер озадаченно нахмурился, полностью обратившись в слух, а Тейт, переведя сбившееся от внутреннего раздражение и гнева дыхание, продолжил: — Пихала меня в разнообразные развивающие кружки, записывала на всевозможные дебильные дополнительные занятия и конкурсы талантов, от которых меня просто тошнило, но я поддавался на уговоры отца делать так, как сказала мать, и занимался всей этой чушью. На лице юноши заиграла высокомерная, злорадная улыбка, когда он вспомнил, как именно проходили его многочисленные отчётные концерты и выступления, во время которых он неустанно старался доказать матери, что, несмотря на то что он выполнил просьбу отца, он не её игрушка и руководить им никто не будет. А какие грандиозные истерики и скандалы она закатывала, практически вырывая на своей голове волосы, крича, что он неблагодарный маленький сучёныш, после его очередного громкого фиаско. Было даже сложно поверить, насколько сильно она не желала верить, что её «ангелочек» может быть таким бездарным, когда он в очередной раз специально не оправдывал её ожиданий. Эти воспоминания грели его душу. — А потом она забеременела во второй раз и наверняка расписала всю жизнь сестры на пару лет вперёд, придумывая куда бы и малышку сбагрить, чтобы она была идеальной и совершенной, раз первый блин вышел комом. Но вот так загвоздка: она родила не очередного белокурого ангелочка, как наивно мечтала, а девочку с синдромом Дауна. — Твоя сестра больна? — без особого интереса спросил Оливер, сделав пометку в блокноте. — Она не больна! — чудом усидев на месте, рявкнул Тейт, грозно глянув на доктора исподлобья. Он всегда очень остро реагировал на любой намёк про ненормальность, второсортность и уродство сёстры. Воспринимая такие слова как личное оскорбление. Потому что он, в отличие от остальных, действительно моральных уродов и выродков, не видел в сестрёнке никакого уродства, он видел маленького, очаровательно беззащитного ребёнка — с кругленькими розовыми щёчками, большущими голубыми глазами и тёмными волосиками, забавно стоящими «ирокезом» на макушке. — Она просто особенная! Тредсон испуганно отшатнулся, слегка откатившись от стола на своём кресле, увидев, как Тейт в гневе сжал кулаки. Опасаясь, что из-за сказанных им слов он, как и предупреждал Арден, разгромит его кабинет или вовсе кинется на него. И он не был уверен, что сможет отбиться. В юноше было что-то первобытное. Сильное и непоколебимое, что каждый раз, когда он говорил что-то не так, ярко кричало: «Не стоит меня злить». Оливер это чувствовал. Тейт, заметив его недоумевающий, испуганный взгляд, направленный на него, сжал челюсть и глубоко вздохнул, беря под контроль свои эмоции, не желая показывать уязвимые места и запугивать доктора раньше времени. Сейчас ему нужно заманивать его в свои сети, а не устрашать одним только взглядом. — Мать была из тех людей, которые считали, что особенные дети портят этот кристально чистый и восхитительный мирок, который сами же себе придумали, — как ни в чём не бывало, будто только что не было этой вспышки агрессии и гнева, продолжил Лэнгдон. — Не прошло и недели после рождения Аделаиды, как мамаша собрала свои вещички и ускакала в закат, навстречу популярности. Как она существует сейчас, я не знаю, меня она совершенно не интересует. Оливер продолжал тихо сидеть, не в силах двинуться с места, до сих пор находясь под впечатлением от того, насколько сильно изменился молодой человек с безмятежным видом, сидящий сейчас напротив него. В одно мгновение становясь устрашающим и опасным, когда он, пусть и не нарочно, но всё же оскорбил его сестру. Волны его негодования и гнева были ощутимы практически физически. — Эй, док, — усмехнувшись, прекрасно зная, каким пугающим может быть его взгляд и его действие на людей, когда вся внутренняя тьма просачивается наружу, весело пощёлкал пальцами в воздухе Тейт, привлекая к себе внимание доктора и пытаясь разрядить обстановку. — Вы что, язык проглотили, что ли? Что, больше не будет никаких вопросов? — Что было дальше? — опомнившись и нервно сглотнув ком, стоящий в горле, всё ещё неуверенно разглядывая сидящего напротив него юношу, на выдохе спросил Тредсон. — Мы с отцом остались наедине с маленькой, вечно плачущей и кричащей Эдли, — с готовностью вступил в разговор Тейт, забавно наморщив нос, вспоминая, как сестрёнка выводила его из себя своими требовательными, громкими криками посреди ночи. — И это было ужасно! Нет, правда! Двое мужчин, не умеющих о себе-то заботиться, и один маленький вечно кричащий ребёнок. Хуже сценария и не придумаешь. Можете себе такое представить, а? Тейт выжидающе уставился на Тредсона, желая убедиться, что докторишка поверил его наигранной веселости и откровенности и не сумел разглядеть за этой бессмысленной болтовнёй о его детстве его истинные чувства и мысли. Которые буквально полыхали от ненависти к нему. С облегчением увидев, как неуверенно поползли вверх уголки губ Тредсона, который вероятно, представлял себе описанную им картину, он выдохнул и продолжил: — Тогда я впервые в полной мере понял значение немецкого слова «Hassliebe». — Не стыди меня за это, но я не знаю немецкий, — неловко улыбнувшись, признался Оливер, настойчиво отводя от Тейта взгляд. Разглядывая стоящий возле стола торшер обтянутый тёмно-зелёным велюровым абажуром. Безвкусица! — Это слово означает чувство, колеблющееся между любовью и ненавистью, — слегка улыбнувшись уголком губ, пояснил Тейт, с нежностью вспоминая, какой очаровательной была его сестрёнка. — Когда она молчала, я просто её обожал! Она была такой крохотной, беззащитной и нуждающейся в помощи и защите, что сердце сжималось от любви и умиления. Но стоило ей начать требовательно плакать, я был готов сверкая пятками бежать из дома куда глаза глядят, лишь бы не слышать её пронзительного воя. Как сирена, честно. — Но вы справились с этим, — окончательно придя в себя и засмеявшись, заметил Тредсон, представив, как это выглядело со стороны. В голове психотерапевт сделал жирную пометку ни при каких обстоятельствах не упоминать в разговоре с Лэнгдоном о болезни его сестры. Это действовало на него как на быка красная тряпка. И мужчина до сих пор не мог определиться, какие чувства в сложившейся ситуации испытывает в большей степени. Страх и опасение — ведь по парню было видно, что он готов кинуться на него с кулаками, защищая честь сестры, или всё же восхищение — из-за его непоколебимого обожания и веры, что девочка ничем не хуже здоровых детей. — Честно говоря, по большей части отец справлялся в одиночку, — на мгновение задумавшись над словами Тредсона, хмыкнул Тейт, осознавая, какой заносчивой язвой и бунтарём он был в детстве. — Мне было десять лет, какой от меня толк? К тому же я был гиперактивным ребёнком. Без постоянных конкурсов, которые устраивала мамаша, мне просто некуда было девать энергию, и я постоянно был занят тем, что устраивал проблемы отцу. — Проблемы?! — мгновенно встрепенулся доктор, с интересом посмотрев на невозмутимо пожавшего плечами пациента. — Обычные детские шалости, док. Ничего такого, о чём вы подумали, — сразу же заверил Лэнгдон, увидев, как загорелись его тёмно-карие глаза. — Я любил отца, он всегда был терпелив и тактичен, никогда не наказывал меня и разговаривал со мной как с равным. Он был моим лучшим другом, если можно так назвать наши с ним отношения. — Очень интересно… — разочарованно протянул Оливер, хотя другого ответа и не ожидал. Он на всю жизнь запомнил пустой, остекленевший и отрешенный от всего происходящего вокруг него взгляд Тейта, смотрящий в одну точку, когда он попал сюда после смерти Лэнгдона-старшего. Словно вместе с отцом умер и сам юноша. Это был взгляд человека, сгорающего заживо! — Вы так считаете? — заметив разочарование на лице своего собеседника, слегка приподняв брови, хмыкнул Тейт, размышляя, насколько хорошо он помнит их прошлые недолгие беседы и то, о чём именно они говорили. — Да, но поговорить об этом мы сможем лишь на следующем сеансе, Тейт, к сожалению, наше время уже на исходе, — устремив взгляд на настенные часы, осведомил его доктор, доставая из стола увесистую папку с разнообразными тестами. И, выбрав на его взгляд самый подходящий, гордо протянул его юноше. — До следующего сеанса тебе необходимо будет ответить на эти вопросы. Поднявшись со своего места, Тейт быстро пересёк комнату и с интересом взял в руки сшитые между собой листы бумаги, гадая, что именно мог выбрать психотерапевт. Но сразу же покачав головой, презрительно фыркнул, прочитав название: «Тест MMPI». Он никогда не проходил данный тест, но прекрасно знал, на что он был направлен, не раз сталкиваясь с ним на просторах интернета, когда изучал психологию. Главной целью теста, помимо определения нормы от патологии, было углубленное изучение психологических особенностей личности. Вот оно что! Значит, вместо того чтобы вести с ним прямой диалог и самостоятельно шевелить мозгами, чтобы узнать его лучше, что было в его же интересах, Тредсон пихает ему этот замызганный тест, пытаясь с его помощью выяснить его основные черты характера, эмоциональное состояние, защитные механизмы и особенности восприятия. «Ничего умнее ты придумать не смог? Как жаль, что твои амбиции переплёвывают талант и способности, но ты ещё за это расплатишься. Очень скоро». — Что-то не так? — заметив недовольство парня, с интересом поинтересовался Оливер. — А не маловато ли вопросов? — наигранно нахмурившись и многозначительно потряся увесистой стопкой в своих руках, вопросом на вопрос ответил Тейт, чем вызвал у доктора снисходительную улыбку. Тейта чуть не передёрнуло от этой гаденькой улыбочки. Практически такой же тошнотворно-сладкой, как у Джуд. — Да, понимаю, что пятьсот шестьдесят шесть вопросов — это многовато, — напыщенно стал разъясняться Тредсон, решив блеснуть своими знаниями и опытом. — Но этот личностный опросник позволит мне лучше понять твою личность, Тейт. На базе результата этого теста и наших индивидуальных встреч в дальнейшем я буду строить план твоего лечения. Оливер произнёс это таким высокомерным, заносчивым тоном, словно сам придумал этот чёртов тест и теперь ждёт присвоения Нобелевской премии за особый вклад в области медицины, что у Тейта аж руки зачесались. Так сильно ему захотелось запихнуть эти бессмысленные бумажки поглубже Тредсону в зад. Запихнуть, прокрутить и вытащить через глотку. Он тряхнул головой, избавляясь от слишком заманчивой картинки, которую так ярко рисовало его воображение, и, выдавив из себя улыбку, направился в сторону выхода. — Кстати, док, хочу вас предупредить, — сжав ладонью ручку двери и взглянув на всё ещё довольно улыбающегося мужчину, небрежно кинул Тейт. — Просто, чтобы вы знали. Если вы, как и все остальные здесь, начнёте обращаться со мной как с психом, то я и буду вести себя как псих! А я не псих, я сознательно не в себе! — Я это учту, — озадачено нахмурившись, не понимая явного подтекста, который был вложен в эти слова, кивнул доктор, наблюдая, как Тейт довольно хмыкнул и, махнув ему рукой на прощание, быстро вышел за дверь.