***
Раздражённо поджав губы, Тейт сидел в столовой и, бессмысленно размазывая кашу по всей поверхности тарелки, наблюдал, как склизкая, клееобразная жижа медленно стекает с её краёв. Он изо всех сил старался игнорировать санитара, нависнувшего над ним сверху, словно огромная глыба льда, способная обрушиться на него в любую секунду, но выходило это чертовски плохо. Его присутствие невероятно нервировало и отвлекало Лэнгдона, мешая думать о том, что теперь будет с Ким и как ему самому избавляться от этого отвратительного пожирателя анаболиков. Услышав громкие взволнованные голоса, доносящиеся из коридора, он не смог сдержать злорадную ухмылку. Судя по разгневанному голосу доктора Ардена, звонким эхом разносящемуся по всей клинике, Джуд уже успела сообщить ему новость про беглеца. Знали бы они правду, так вообще с ума бы сошли… Боковым зрением уловив справа от себя какое-то резкое движение, он скосил взгляд в сторону и тут же предостерегающе покачал головой, увидев радостно дёрнувшегося в его сторону Стива. Кэрри, заметив его взгляд и санитара, словно конвоир, стоящего рядом с ним, испуганно ойкнула и, схватив паренька за руку, что есть сил потащила его в противоположную от Лэнгдона сторону. Мысленно молясь всем богам, чтобы этот здоровенный детина, приставленный к Тейту, ничего не заметил и не заподозрил. К их общему счастью, санитар с ненавистью неотрывно смотрел на блондинистую макушку Лэнгдона и, когда он брезгливо отодвинул от себя так и не тронутую тарелку с кашей, грубо схватив его за плечи, практически выдернул из-за стола. — Убери от меня свои чёртовы клешни, кретин! — не выдержав, сквозь зубы прошипел Тейт, ловко выворачиваясь из захвата. — Хватит меня постоянно мацать! Я не из твоего гейского отряда! И, не став дожидаться ответа на свою колкость, прежде чем санитар понял смысл его слов и успел бы его перехватить или ударить, угрюмо побрёл в сторону кабинета Тредсона. В считанные секунды преодолев всё расстояние от столовой до кабинета, привычно не утруждая себя такими банальностями, как стук, он быстро открыл дверь и, прежде чем его злобная «нянька» догнала его, громко захлопнул её прямо перед его кривоватым носом. — Тейт? Что случи… — удивлённо вскинув брови, начал Оливер, но прервался, увидев вошедшего следом за насупившимся парнем санитара. — По голове давно не получал? — яростно прогремел он и, схватив Лэнгдона за плечи, отчего тот злобно зарычал, грубо встряхнул его. — Если ещё раз… — Эрик, немедленно отпусти его! — подскочив со своего места, громко стукнув ладонью о стол, потребовал Тредсон таким властным тоном, что даже Тейт удивился. — Живо! Санитар недовольно поджал губы, но спорить с доктором не стал и, незаметно для него ударив Тейта локтём в бок, отчего он зло сжал ладони в кулаки и с шипением выдохнул, молча отступил. — Хорошо, — убедившись, что санитар отошёл от пациента на приличное расстояние, напряжённо кивнул Тредсон, поправляя начавший душить его галстук. — А теперь объясни, что здесь происходит? Почему ты преследуешь Тейта? — Это поручение сестры Джуд! — сообщил Эрик, гордо выпятив вперёд грудь, словно только что собственноручно спас весь мир от сил зла. Тейт, услышав этот горделивый ответ, раздражённо закатил глаза и фыркнул, совершенно не скрывая этого. «Мать твою, да у него не то что одна извилина, их в этой тупорылой репе, похоже, вообще нет!» — И что же именно поручила тебе наша многоуважаемая сестра Джуд? — смотря на санитара исподлобья, как можно более учтиво спросил Оливер. Тейт не без удовлетворения заметил, как при одном только упоминании сестры лицо Тредсона окаменело, желваки на скулах заходили ходуном, а ладони, крепко сжимающие до этого какой-то документ, сжались в кулаки так сильно, что костяшки побелели и бумага захрустела. — Она велела не отходить от него ни на шаг! И я намерен выполнить её указание. — Вот как, ну, в таком случае мы столкнулись с небольшой проблемой, — невинно захлопав глазами, с полуулыбкой начал доктор и присел обратно на своё место. — Тебе было велено не оставлять Тейта без присмотра. Эрик активно закивал, напомнив Тейту тупого китайского болванчика. — А я в свою очередь настоятельно прошу тебя выйти за дверь, потому что мои сеансы строго конфиденциальны и посторонних людей на них нет и быть не может. — Но… — Можешь идти и доложить сестре Джуд, что я прогнал тебя, — выразительно кивнув на выход, перебил санитара Оливер, продолжая снисходительно улыбаться. — И обязательно передай, что я с большим удовольствием объясню ей ещё раз, что такое врачебная тайна и профессиональная этика. А теперь проваливай! Санитар ещё несколько секунд тупо пялился на доктора, и Тейт очень ярко представил себе, как сейчас у этой обезьяны взрывается мозг от такого количества непонятных для него слов, сказанных в одном предложении. Он был уверен, ещё немного — и они с Тредсоном смогут услышать скрип заржавевших шестерёнок в его крайне редко работающем мозгу. Так и не придумав, что же ответить ласково, со снисхождением смотрящему на него доктору, Эрик неуклюже почесал затылок и, враждебно глянув на едва сдерживающего смех Лэнгдона, угрюмо сгорбившись вышел за дверь. — Какой же он тупой, — покачав головой, присвистнул парень, садясь на своё привычное место напротив доктора. — Тупой — это ещё мягко сказано, — усмехнувшись, кивнул в ответ Оливер, устало откинувшись на спинку кресла. Эта недолгая беседа крайне вымотала его. А ведь это только начало дня! — С самого утра здесь творится какое-то сумасшествие! — Удивительно, в психиатрической клинике да сумасшествие, — не сдержавшись, съязвил Тейт, с ногами забираясь на диван и принимая максимально удобное положение в позе по-турецки. — Небывалое событие! Оливер, уже достаточно привыкнув к подобным язвительным ответам своего пациента, устало покачал головой и тихо выдохнул: — Твой сарказм вполне уместен, но сегодня действительно творится какое-то безумие. Вся клиника стоит на ушах. — Значит, вы уже слышали о сбежавшем пациенте? — Откуда ты об этом знаешь? — с интересом взглянув на Тейта, уточнил мужчина, доставая из своего портфеля несколько заранее подготовленных тестов, специально подобранных для него. — Джуд и Арден так глотки раздирали утром, что только глухой не в курсе этой новости. К тому же именно из-за этого беглеца ко мне и приставили этого пожирателя анаболиков за дверью. — А причём здесь ты? — искренне удивился Оливер, на мгновение подняв на парня озадаченный взгляд. — Ты же не сбежал. Или ты был в хороших отношениях с ним? — Нет, вовсе нет, — с лёгкостью солгал Тейт, безразлично пожав плечами. — Я его даже не знал. — Я тоже, его лечением занимался Арден, — равнодушно сказал доктор, совершенно незаинтересованный в том балагане, который устроила шизофреничка Джуд в поисках пропавшего пациента. Его куда больше интересовал Лэнгдон. Увидев, как психотерапевт взял в руки какие-то бумаги, Тейт облегчённо выдохнул, надеясь, что сможет растягивать первую часть их сеанса как можно дольше, чтобы не рассказывать ему ничего о Вайолет. Что-то внутри него начало противиться этому всеми силами. Но его надежды рухнули практически мгновенно. — Я подготовил для тебя ещё один достаточно интересный тест, Тейт. Точнее, это даже не тест, это игра в ассоциации, — поставив локти на стол, сложив пальцы домиком и уперев в них подбородок, довольно объявил Тредсон. — Я говорю тебе слово, и ты отвечаешь первое, что пришло тебе в голову. А потом, если у меня возникнут вопросы, объясняешь, почему ты назвал именно это слово. Ну, полагаю, ты и так знаешь, как это работает. Начнём? — Да, давайте, — обречённо кивнул в ответ Тейт, прекрасно понимая, что на два часа ему никак не удастся растянуть эту «игру» и в конечном итоге так или иначе ему придётся рассказывать их с Вай историю дальше. Тредсон радостно улыбнулся и с интересом начал свой опрос. — Люди? — Грязь. — Что ж, я ожидал нечто подобное, — ухмыльнулся Оливер, делая первую пометку в своём блокноте. — Любовь? — Слабость. — Почему? — удивлённо вскинув брови, уточнил доктор, предполагая любой ответ на это слово, но только не этот. — Любовь — это же такое прекрасное чувство! Она окрыляет, даёт тебе силы двигаться дальше, что бы ни случилось. Она делает людей счастливыми. — Я не согласен с вами. Любовь — это самое обременительное чувство в мире. Это большая ответственность. Она вынуждает делать безумные, безрассудные вещи. Она зависимость! К тому же любить чертовски сложно. Любовь сбивает с толку, особенно таких циничных сволочей, как я! — Я не понимаю. — Нельзя любить человека только тогда, когда у вас всё хорошо, он в хорошем настроении и приносит тебе сплошное счастье, — с трудом подбирая слова, стал объяснять свои мысли Тейт, вспоминая, сколько боли и непонимания они прошли с Вайолет, прежде чем окончательно приняли друг друга такими, какие они есть. — Когда ты действительно любишь, то принимаешь человека любым. Эгоистичным, злым, агрессивным, грубым, вспыльчивым и подавленным. Любым! Ты любишь в нём всё! Его печаль, плохое настроение и даже нытьё. Крики и слёзы. Истерики и молчание. Иногда это разрушает тебя. — И несмотря на всё, что ты сейчас перечислил, ты испытываешь это чувство. — Да. Но я этого совершенно не хотел. Я долгое время занимался самообманом, избегая и отрицая свои чувства к Вайолет. Я не хотел любить её! — Почему? — После смерти отца, которого я любил больше жизни, я закрылся в себе и упорно пытался выжечь, искоренить способность любить. Я не хотел любить! Никогда и никого. Не хотел испытывать это чувство. Не хотел привязываться к человеку. Не хотел чувствовать, будто от меня отрывают кусок сердца и забирают себе. — Но Вайолет обошла всю твою старательно выстроенную самооборону, — прищурившись, пытаясь вникнуть в сказанные парнем слова, произнёс мужчина. — Разломала по кирпичикам. — Верно. Но, к моему сожалению, иногда мне кажется, что она до сих пор сомневается в моей любви. — Глупости, — беззаботно отмахнулся Тредсон, поправляя очки. — Дураку же понятно, что ты любишь её. Тейт удивлённо приподнял брови, до сих пор не до конца понимая, как он относится к непоколебимому убеждению психотерапевта в его любви. — Видимо, моих действий и поступков недостаточно. — Ты так говоришь, будто никогда не признавался ей в своих чувствах, — озадаченно хмурясь, произнёс Оливер. — Считайте это моим заскоком, но я действительно никогда не говорил Вай, что люблю её. Тредсон несколько раз непонимающе моргнул, предполагая, что это, должно быть, шутка, но холодный взгляд Тейта не оставил ему никаких надежд. Он не шутит. — Почему? — Когда ты впервые говоришь, что любишь, ты словно клеймишь себя. После этих слов ты уже не принадлежишь себе, — нахмурившись, с трудом подбирая слова, попытался объяснить свою позицию Лэнгдон, вспоминая, говорил ли он хотя бы кому-то слова любви. В голову ничего не приходило. Обычно он всегда ограничивался взаимностью, отвечая банальное: «я тоже». Даже сестре он никогда не говорил, как она ему дорога и как сильно он её любит. Эдли всегда была очень открытой, признаваясь ему в любви практически каждый день, но всё, что мог выдавить из себя Тейт, — это взаимность. С самого детства он предпочитал показывать свою привязанность и любовь по-другому. Поступками! — Ты полностью отдаёшь себя и не имеешь права причинять боль любимому. Нельзя делать больно тем, кого любишь, это неправильно! Но наш мир вынуждает это делать, и именно те, кто тебя любят, могу причинить самую сильную боль. Это порочный замкнутый круг. — Я не понимаю. Ты меня опять запутал! — Знаю, — самодовольно усмехнулся Лэнгдон, веселясь из-за растерянного взгляда психотерапевта. Всего пара фраз, и он уже в тупике, это забавляло. — Я достаточно часто это слышу. От вас в том числе, док. — Ты очень противоречив, Тейт. Твои суждения, взгляды на жизнь, мнения и ценности настолько сильно разнятся с общепринятыми, — посмотрев на парня из-под своих очков в роговой оправе, задумчиво протянул Тредсон, обречённо качая головой. — Мне действительно сложно понять твой внутренний мир и ход мыслей. — Спасибо, — не зная, что ещё сказать и какого ответа ожидает от него доктор, нахмурившись, поблагодарил Тейт. Он всегда был белой вороной. По крайней мере всегда чувствовал себя именно таким. Даже находясь среди близких людей, он чувствовал, что отличается от них. Каждый раз, когда кто-то говорил, что он странный или что его вкусы и привычки странные, он воспринимал это не иначе как комплимент. Ведь «странный» это вовсе не оскорбление. Просто он другой, не такой очевидный и скучный, как остальные. — Ну вот опять, — засмеявшись, воскликнул Оливер, театрально вскидывая руки. — Ты опять запутал меня всего одним словом. Это удивительно! Но, к сожалению, нам нужно продолжать. Если ты захочешь, о ценностях любви и твоём отношении к ней мы можем подискутировать чуть позже. Это действительно весьма занятная тема, особенно с таким многогранным собеседником, как ты. — Как скажете. — Вот и отлично. Следующее слово — боль. — Шрамы, — недолго думая выпалил Тейт, неосознанно переведя взгляд на свою руку, где красовался большой, давно заживший и поблёкший шрам, сделанный им самим, и параллельно ему — маленький, едва заметный, сделанный трясущейся рукой Вайолет. Иногда Лэнгдону было даже стыдно за то, как сильно он напугал любимую в тот день, когда силой заставил её сделать этот шрам. Но в тот момент он не видел другого варианта. Это была жизненная необходимость. Она должна была осознать всю серьёзность своих глупых действий. — Хорошо, — одобрительно кивнул доктор, заметив, на что именно смотрит парень. — Сила? — Спокойствие. — Почему именно «спокойствие»? — Это был жизненный девиз отца: «Сила в спокойствии!» Какое бы дерьмо ни случилось в жизни, ты должен быть спокоен и уравновешен. Если ты невозмутим — ты силён, — слегка улыбнувшись, вспоминая отца, следующего этому девизу всю жизнь, объяснил Тейт. — Возможно, именно поэтому я считаю любовь слабостью. Человек постоянно идёт на поводу у своих эмоций. Он их пленник и не может мыслить рационально и спокойно. — Это хороший девиз, — недолго подумав, согласился Тредсон и, не став заострять внимание парня на этом вопросе, желая скорей закончить и перейти ко второй, его любимой части их сеансов, продолжил: — Страх? Повисла долгая тишина. Тейт был не намерен отвечать и говорить свои ассоциации, связанные с этим словом. Ответ был очевиден. Ведь с тех пор как в его жизни появилась Вайолет, он боялся лишь одного — потерять её! Потерять её преданный взгляд, нежную улыбку, вечно холодные руки и шанс на нормальную, счастливую жизнь. Жизнь с ней! Но он скорее откусит себе язык, чем скажет это Тредсону. — Ну же, Тейт, следующее слово — страх, — смотря в упор на молодого человека, с напором повторил Оливер, начав нервно постукивать по столу пальцами. — Чего ты боишься? — Я ничего не боюсь, — демонстративно закатив глаза, фыркнул Тейт. — Все люди чего-то бояться, это неосознанная реакция нашей нервной системы. — Ну, значит, я не человек, — нагло ухмыльнувшись, ответил он и небрежно пожал плечами. — С недавних пор я ничего не боюсь. — Значит, раньше ты всё-таки чего-то боялся? — Вы же сами сказали, что все люди чего-то боятся. И, к сожалению, я такой же человек, как и вы, разница лишь в одном. — В чём же? — с интересом воскликнул Оливер, в очередной раз раздражаясь из-за манеры парня заканчивать свою речь на середине предложения, недоговаривая самое интересное. — Я смог побороть свой страх! — Хорошо, расскажи, чего ты боялся раньше и как ты смог его победить? — Как бы глупо это ни звучало, но всё опять сводится к Вайолет. Она помогла мне его побороть, хотя на тот момент даже не знала о том, что он существует. Она до сих пор иногда подтрунивает на эту тему. — В таком случае с нетерпением жду рассказа, — мгновенно оживился Оливер, услышав имя девушки. — Но, будь добр, продолжи с того места, где ты остановился в прошлый раз, а потом плавно перейдём и к этой части вашей истории. — Вам недолго осталось ждать, — фальшиво улыбнувшись, ответил Тейт, желая откусить свой чёртов длинный язык, который он абсолютно не умеет контролировать и держать за зубами. «Какой же я всё-таки идиот!» — сердито подумал он, понимая, что сам же себя подставил. — «Нужно было ответить, что я боюсь уток или какой-нибудь безобидной хрени. Страх — утки! Ну отлично же! Нет же, снова заострил внимание на Вай!»***
Взмах. Маленький кулачок ударил Тейта в грудь, отчего он инстинктивно сделал шаг назад, обратно к входной двери, в которую буквально секунду назад вошёл. — Вайолет, какого… — удивлённо начал он, но тут же прервался на середине предложения, получив ещё несколько безболезненных ударов в область груди и плеч. В этот раз Тейт не двинулся с места, пристально, с интересом смотря в глубокие янтарные глаза девушки, источающие сейчас неподдельную злость и обиду, ожидая её дальнейших действий. Он не понимал, чем заслужил такое отношение к себе? Неужели она могла обидеться, что он ушёл из дома, не разбудив её? Как она вообще может быть такой бодрой и активной после вчерашнего алкогольного загула? Судя по её влажным волосам, Вайолет приняла душ и, вероятно, выпила таблетки от головной боли, которые перед своим уходом к буксировщику, отгонявшему его машину в сервис, вместе со стаканом освежающей лимонной воды со льдом он оставил на прикроватной тумбе. Но, несмотря на всё это, её поведение было ненормально для человека, страдающего похмельем. Сейчас в её голове должно грохотать и гудеть, как в Гражданскую войну, чёрт возьми! Вайолет грозно нахмурилась, когда после очередного лёгкого тычка не дождалась от парня отпора и, приложив все свои силы, ударила его ещё несколько раз, с вызовом глядя на него. Тейта же сложившаяся ситуация начала откровенно забавлять и вызывать уже привычный прилив умиления и нежности. Её удары для него — ничто. В ней физической силы ни на грамм, но силы духа столько, что это вызывало в нём хмельной восторг. «Такая маленькая и очаровательно хрупкая, но такая смелая!» — Отвага и слабоумие твой конёк, по всей видимости? — нарочито ласково спросил Тейт, протянув руку к лицу девушки, чтобы погладить по щеке. Желая снова ощутить нежность и мягкость её безупречно гладкой кожи. В ту же секунду, как Вайолет услышала его едкие слова, очередной град ударов посыпался на его плечи и грудь, и в конце концов, устав быть грушей для битья, Тейт ловко перехватил сердитую девушку поперёк тела и, аккуратно прижав к стене, заключил её тоненькие запястья в замок из своих ладоней над её головой. — Вайолет, хватит! Ты же умная и должна понимать, что мне не больно. Эта фраза вовсе не успокоила девушку, как он наивно полагал. Тяжело дыша, она изо всех сил дёрнулась в сторону и начала брыкаться, пытаясь освободиться от пьянящих, но таких ненавистных оков. Тейт не обратил на её бессмысленные попытки вырваться никакого внимания, безрезультатно стараясь установить с ней зрительный контакт и успокоить. «Посмотри же на меня… Успокойся! Пожалуйста, Вай, хватит!» Девушка же, в свою очередь, яростно вырывалась, метаясь из стороны в сторону, усиленно дёргая ногами в отчаянных попытках освободиться и пнуть засранца, удерживающего её. Она всем сердцем желала причинить ему столько же боли, сколько причинил ей он, и плевать, что боль, которую причинил ей он, была моральной, а не физической. Сейчас она просто хочет сделать ему больно и сбежать, избавиться от оков его сильных рук и никогда больше не видеть его наглое, самодовольное лицо. Не слышать голос предателя! Вайолет была разбита! Обида рвалась из глубины её души, обжигала кончик языка, гортань и всё то, чего касался пропитанный его ароматом воздух, который она раньше так охотно вдыхала вперемешку с его ядом, злым прищуром глаз и вечными насмешками. Ведь он всегда насмехался над ней! Тогда, в их первую встречу, потом в том чёртовом баре и у себя в машине, но тогда ей было плевать, она могла это игнорировать. Теперь же, когда она доверилась ему, когда он стал ей так дорог и нужен, то, что он сделал, то, что она увидела, стало лучшей из его насмешек над ней. Ублюдок! После пяти минут безрезультатной возни, в которой Вайолет лишь выбилась из сил, так и не достав парня, как бы сильно ни старалась, она обречённо расслабилась и прислонила голову к стене, пытаясь отдышаться для нового раунда. Так просто она не сдастся! — Отлично, — заметив, что напор, с которым девушка вырывалась, стих, выдохнув, мягко произнёс Тейт. — Теперь, когда все твои силы на исходе, объясни мне, в чём я провинился, раз ты накинулась на меня с кулаками с самого порога? — Ты ещё спрашиваешь?! — возмущённо воскликнула Вайолет, закипая от праведного гнева, всеми силами стараясь успокоиться и взять себя в руки, чтобы не заплакать, когда почувствовала неприятное жжение в переносице. — Я верила тебе, а ты… Ты… — Что «я»? — нахмурившись, с напором спросил Лэнгдон, начиная злиться из-за её необоснованной агрессии. Он, чёрт возьми, не сделал ничего плохого! Какого хера она постоянно злится на него? — Двуличная сволочь. Лицемерное существо. Ненавижу… Презираю… Кобель! — Ты совсем с катушек съехала?! — мгновенно разозлившись, рявкнул Тейт, сильнее сжимая её запястья, в этот раз даже не заботясь о том, что может сделать ей больно, потому что девушка вновь начала свои нелепые попытки высвободиться и ударить его. — Я, конечно, знал, что ты ненормальная, но не настолько же! — Я видела вас! — зло сверкнув глазами, закричала Вай, даже не заметив, как предательские слёзы, которые она так отчаянно старалась от него скрыть, покатились по её бледным щекам. Девушка была зла и ей хотелось, чтобы злость, как полагалось, окрашивала её слова в непоколебимость, но обида и боль были сильнее, и поэтому её слова расплылись в отчаянных рыданиях. И она ненавидела себя за это! За слабость, что он вселял в неё. Но ещё больше она ненавидела его, потому что он так быстро стал ей дорог и нужен. — Кого — нас? — в мгновение успокоившись, мягко уточнил Тейт, растерявшись из-за того, что она плачет, совершенно не понимая, о чём она, чёрт возьми, говорит. Для него есть только она! Только она ежесекундно занимает все его мысли и мечты! — Тебя и Мэдисон! Тейт от удивления даже рот приоткрыл, уставившись на девушку как на сумасшедшую. Она это серьёзно? Она серьёзно сравнивает себя и ту низкопробную пустоголовую Барби? Она реально думает, что рядом с ней хоть кто-то, обладающий даже минимальными зачатками разума и интеллекта, вообще посмотрит на Монтгомери? Задержав на ней взгляд, считывая эмоции, Тейт пытался понять, не шутит ли Вайолет. Потому что для него это беспочвенное обвинение было похоже на очень дерьмовую шутку. Но, судя по отголоскам боли, так отчётливо плескающейся в глубине её невероятно красивых янтарных глаз, она была уверена в своих словах. — Так это приступ ревности? — удивлённо приподняв бровь, спросил Лэнгдон, почувствовав, как на его губах против воли появляется нахальная счастливая улыбка. То, что Вайолет ревнует его, тешило самолюбие Тейта не меньше, чем её внезапное признание в любви прошлой ночью. Но уже через секунду его улыбка, всё-таки появившаяся на губах, пропала, когда он услышал её едкий ответ на свой глупый вопрос. — Ревновать можно только человека, который тебе нравится и дорог, а я тебя ненавижу! Тейта словно обухом по голове ударили. Этого он не ожидал. — Прости, что ты сейчас сказала? — зло прищурившись, глухо переспросил парень. — Ненавидишь? — Да! Я ненавижу тебя, Тейт Лэнгдон! Презираю! Ты самый аморальный и двуличный человек, которого я когда-либо встречала в своей жизни! Жалкий, двуличный лицемер и ублюдок! — яростно выпалила Вай, с холодным злорадством наблюдая, как болезненно меняется выражение его лица от каждого сказанного ей слова. И, не услышав ответа, чувствуя лишь жар его тела, непозволительно близко находящегося рядом с ней, отчего она с трудом могла фокусировать свои мысли, с вызовом спросила: — Понятно?! В голове Тейта что-то щёлкнуло, словно Вайолет сорвала рычаг, дёрнула за тумблер его самоконтроля и ярости. И он понял, что больше сдерживать себя не может. — Понятно! — под стать Хармон рявкнул Тейт, но вместо того, чтобы отпустить её, разжав руки, он резко подхватил её под ягодицы, впечатывая в стену. А затем — быстрый, порывистый вдох, и его мягкие губы с силой прижались к её плотно сжатым. С каким-то остервенением, жестокостью. Совершенно не обратив внимания на её возмущённый писк. Тейт просто накрыл губы Вайолет своими. Просто лишил её способности размышлять и ужасаться тому, что творится с ней от его прикосновений и ощущения его губ на своих. И довольно зарычал, запуская руку под её футболку, до боли сжимая грудь, когда она, издав неимоверно сладкий, хриплый стон, покорно приоткрыла рот, сдаваясь, тут же проникая внутрь горячим языком. Больше не сдерживая внутри себя пламя, которое полыхало, пожирая его всё то время, что она была рядом, но так недоступна. В этом поцелуе не было ничего волнительного, ничего нежного. Это было почти насилие. Его язык властно вторгался в её рот, а свободная рука скользила по податливому телу, словно он отчаянно нуждался в ней, как в кислороде. Он целовал её жадно, будто имел на это право. Глубоко, грубо, властно. Лишая её дыхания и способности мыслить. Забирая всё, чего он так давно желал. Полностью подчиняя её своей воле. Вайолет отвечала так же яростно, с такой же страстью и напором, запустив руки в его мягкие волосы, притягивая к себе ближе, стараясь прижаться к нему со всей силой, пытаясь почувствовать его каждой клеточкой своего разгорячённого, возбуждённого тела. Полностью отдаваясь моменту, за который после будет ненавидеть и его, и себя. Особенно себя! Но не сейчас. Не тогда, когда его сильные, до одури нежные руки снова блуждают по её телу, по-хозяйски сжимая грудь и ягодицы, а проворный язык вытворяет такое, от чего она совершенно теряет рассудок, забывая как дышать. Девушка чувствовала на языке парня вкус яблочной жвачки, и ей казалось, что абсолютно всё потрясающее в мире имеет примерно такой же привкус. Всё её тело в эти секунды наслаждения и страсти было будто наэлектризовано и откликалось на любое его несдержанное, грубое прикосновение, растекаясь по телу тёплыми импульсами удовольствия и дрожи. И ей нестерпимо хотелось, вечно наслаждаться вкусом его невероятных губ, теплом тела и той страстью, с которой он прижимал её к себе, не желая отпускать. Когда поцелуй начал терять свою целомудренность и стал переходить в нечто большее, недопустимое, но такое желанное для них обоих, когда его пальцы уже расстегнули пуговку на джинсах девушки, а её тихие стоны перешли все рамки приличия и огонь, пылающий внутри молодых людей, начал усиливаться, а внизу живота всё стало сжиматься, сворачиваясь в тугой узел от болезненного возбуждения, Тейт, с трудом взяв себя в руки, напоминая себе, что обещал дать ей время и не торопить события, почти скуля от раздражения на своё благородство, нехотя прервал поцелуй, осторожно опустив Вайолет обратно на пол. Напоследок нежно и трепетно, будто извиняясь, прикоснувшись к её губам ещё несколько раз, зализывая маленькие ранки, появившиеся от его несдержанных уксусов. Медленно отстранившись, Тейт дрожащими пальцами со второй попытки застегнул расстёгнутую пуговку на её джинсах, прислонился своим лбом к её, безуспешно пытаясь привести сбившееся дыхание в норму, и робко, слишком робко после такого страстного поцелуя, заглянул в её глаза, ища в них ответ на свой немой вопрос. Он надеялся, что она растратила весь свой свирепый пыл после их долгожданного поцелуя. Но в ответ на свою мольбу во взгляде увидел в глубине её янтарных глаз лишь стыд и злость. Дикую злость на него, потому что он действовал на неё словно наркотик и ради очередной дозы она была готова пройти все круги ада и даже больше. Он словно стал её зависимостью! Как только она получала малейшее прикосновение, ей хотелось большего. И злость, и стыд на саму себя за то, что позволила себе поддаться ему. Не устояла. «Бесхарактерная, жалкая дура!» — Ты… ты… — растерянно прижав ладонь к своим распухшим, горящим от поцелуев губам, захлёбываясь, начала Вайолет, не в силах подобрать слова. Она мечтала просто провалиться сквозь землю от чувств нежности и любви, которые испытывала к Лэнгдону. — Что? — отстранившись, устало выдохнул Тейт, видя её внутреннюю борьбу. — Ненавижу, — вжавшись в стену, вяло и жалостливо выдавила девушка, исподлобья наблюдая за тем, как от услышанных слов Тейт удивлённо моргнул и тут же поднял голову кверху, рассмеявшись. Громко, с надрывом, утирая с глаз выступившие от нескончаемого смеха слёзы. Вайолет нервно сглотнула, не понимая, как реагировать на такое неадекватное поведение парня, пока он продолжал заливаться хохотом, в котором не было абсолютно никакого веселья. Просто истерика нервов, которые устали чувствовать опустошение и неопределённость за эти несколько дней, что он не видел её. Тейт чувствовал фальшь в её словах. Знал наверняка, что она врёт, и наивно надеялся, что она, наконец, признается в своих чувствах и им удастся нормально поговорить, откинув в сторону все сомнения и поставив все точки над «i». — Ты отвратительная лгунья, Вайолет! — с трудом успокоившись, стараясь, чтобы его голос не звучал так высокомерно, как он себя чувствовал, мягко протянул Лэнгдон, качая головой. — Мало того что врёшь мне, так ещё и врёшь себе! — Я не… — Ты врёшь! — твёрдо перебил её Тейт, протянув руку к её лицу, чтобы заправить выбившуюся прядку волос. — Я знаю, что ты любишь меня. Это было сказано так безапелляционно, таким уверенным тоном, будто не вызывало у него и толики сомнений в собственных словах. И пусть это была правда, Вайолет всё равно задохнулась от подобной самодовольной наглости. — Тебе следует обратиться к врачу, — ощетинилась девушка, неприязненно дёрнув головой, когда его пальцы коснулись её щеки. — У тебя шизофрения, раз ты думаешь, что я могу полюбить такого, как ты! Злость в Лэнгдоне вспыхнула мгновенно. Словно Вайолет переключила в его голове очередной тумблер. Ещё один щелчок, и он взорвётся. — Из нас двоих лечиться нужно тебе, — чувствуя, что близок к срыву и его чаша терпения того и гляди переполнится, в ответ на её колкость злобно выплюнул Тейт. — Ты чокнутая! Я не понимаю тебя. В один день ты тянешься ко мне, млея от каждого прикосновения и мимолётного взгляда, а в другой — начинаешь игнорировать и избегать, как прокажённого, даже не удосужившись объяснить причины. Потом зовёшь меня чёрт знает куда, напиваешься до блевоты, словно запойный алкоголик, снова отталкиваешь и дерёшься. Тейт перечислял всё это медленно и с расстановкой, словно смаковал каждый из этих моментов. Вайолет поёжилась. Если сначала его голос звучал обиженно, то под конец фразы это был концентрат яда. Яда, так отчётливо пропитанного его беспомощностью и болью, что эти слова всерьёз жалили девушку. Она вздрагивала от каждого его медленно произнесённого слова, потому что его слова больно хлестали её по щекам той правдой, которую она старалась не воспринимать. Той, которую он сейчас озвучивал. Такая ядовитая правда всегда чувствовалась, как раскалённая кислота, оседающая на коже. — Потом признаешься в любви, и всё по новой. Начинаешь колотить меня, словно я груша для битья, и несёшь какую-то откровенную херню, подозревая в том, чего не было и никогда не могло случиться. Мне это надоело, Вайолет! Понимаешь?! Надоело! Вайолет понимала его. Понимала, как несправедливо ведёт себя с ним. Понимала, что он этого не заслужил. Но она изо всех сил старалась цепляться за чувство, которое испытала, когда увидела, как парень, в которого она так отчаянно и глупо была влюблена, целует другую. — Ненавижу таких, как ты… — тихо выдохнула девушка, чувствуя болезненное жжение в переносице. — Неотразимых?! — зло сверкнув глазами, съязвил Тейт, закипая от её откровенной лжи с каждой секундой всё больше и больше. — Напыщенных, глупых и… На этом всё! Дыхание Тейта спёрло, он с трудом мог сделать вздох, а сердце, пропустив несколько ударов, заколотилось с неистовой, удвоенной силой, колотясь казалось о его рёбра, словно о клетку. Отдаваясь звонким гулом в ушах. Он достиг пика своего кипения! Лэнгдон всегда следовал девизу отца: «Сила в спокойствии», но не в этом случае. Вайолет удалось вывести его из себя лишь парой фраз, и более терпеть это он был не намерен. Тейт со всей силы стиснул зубы, пытаясь сглотнуть концентрат агонии, который был настолько тугой, что он уже не различал, где в нём боль, где ярость, а где обида на её несправедливое отношение. Всё это в одно мгновение стало единым целым, и, если так чувствовалась любовь… что ж, он не хочет любить. Он не будет этого делать! С него хватит! В данную минуту ярость, злость и раздражение были единственными чувствами, которые он позволял себе испытывать, смотря на Вайолет. Так будет лучше и для него, и для неё. Она сама приняла решение и отвернулась от него, а он устал бороться, пусть теперь расхлёбывает сделанное. В одиночестве! Он ставит точку! — Можешь не продолжать, — вновь перебил её Тейт, и Вай поёжилась от взгляда, которым он её одарил. Холодным и безжизненным… Именно таким себя и чувствовал в данную секунду Лэнгдон. Безжизненной скульптурой, высеченной из глыбы льда. — Раз я такой плохой, можешь идти на все четыре стороны, больше я тебя сдерживать не буду! И знаешь, Вайолет, в отличие от тебя, я точно знаю, чего хочу. Тейт говорил так отстранённо спокойно, что дрожащая злость в его голосе оседала болью в сознании девушки. — Я не метаюсь от «люблю» до «ненавижу», как это делаешь ты. Я знаю, что я чувствую и кого хочу. И, если тебе станет от этого легче, хочу заверить, с такими закидонами это точно не ты! Вайолет стояла ни жива ни мертва, крепко, будто защищаясь, обняв себя за худенькие вздрагивающие от каждого вздоха плечи, не зная, как реагировать на его слова. Это ведь было то, чего она хотела, верно? Избавиться от этих чувств. Этой слепой зависимости и неконтролируемой тяги. Но ядовитые, высокомерные слова Тейта словно остриём остро заточенного ножа, ударили в самое сердце. Слёзы жгли лицо, пока она пыталась что-то произнести, но из-за комка в горле всё, что она смогла выдавить из себя, это тихий всхлип. Она даже не пыталась скрыть свои слёзы, её боль была слишком очевидной, чтобы её получилось прятать. Когда Тейт открыл рот, чтобы продолжить что-то говорить, Вайолет с силой оттолкнула его от себя и быстро метнулась к дивану, на котором лежала её сумка, давясь громкими всхлипами и рыданиями. Она не выдержит больше ни одного его ядовитого высказывания. Поэтому, стараясь даже не смотреть на взбешённого парня, она быстро выбежала за дверь, напоследок всё-таки услышав его пропитанное ядом высокомерное нравоучение. — Когда в следующий раз решишь эффектным поведением привлечь чьё-то внимание, имей в виду, что порой пара ласковых, добрых слов творят чудеса! — проводив её разгневанным взглядом, сквозь стиснутые зубы рявкнул Тейт, сжав руки в кулаки так сильно, что, казалось, он вот-вот услышит хруст собственных костяшек. Когда дверь за ней громко захлопнулась, Тейт глубоко вздохнул, но, не сдержав внутри бушующую ярость и злобу, так отчётливо смешанную с чувством предательства и невероятной потери, что есть силы саданул кулаком по стене. Ещё и ещё! Удар за ударом. В то самое место, где минуту назад было заплаканное лицо Вайолет. Вся его злость будто концентрировалась в костяшках ладони, обещая потом исчезнуть и дать ему свободно дышать. Но он не мог вздохнуть, сколько бы раз ни ударял. Удивлённо посмотрев на появившуюся от его ударов трещину, Тейт оцепенел, не в силах двинуться с места, совершенно не обращая внимания на саднящую, режущую боль в руке, и кровь, медленно стекающую с разбитых, опухших костяшек. Время вокруг него будто замедлило свой ход, и в его голове набатом стучала одна-единственная мысль. Мысль о том, что только что он прогнал Вайолет! Прогнал девушку, в которую был так глупо влюблён! Он поставил точку! От осознания этого Лэнгдону захотелось сжаться в комок, раствориться, исчезнуть из этого мира, чтобы не чувствовать появившуюся ноющую боль в сердце. Ему казалось, что его разум сыграл с ним злую шутку, а его и так хрупкая связь сознания с реальностью начала трещать по швам, рушиться, разбиваться. Не выдержав давления, чувствуя, как болезненно пульсируют виски, желая избавиться от бурлящих в его душе гнева и обиды, парень резко сорвался с места и стал крушить всё, что только попадалось ему под руку, вымещая на мебели всю свою злость. Он без разбора ломал, рвал и швырял мебель и вещи в разные стороны, с яростью наблюдая, как они взрываются дождём из деревянных обломков, когда он со всей силы запускает их в стену. Как они рассыпаются обломками под его ногами. Он бездумно метался по всей гостиной, оставляя после себя хаос и разрушение, в нелепой, глупой попытке успокоиться и обрести душевный покой. Наконец придя в себя, прекратив сметать всё на своём пути и ломать мебель, так и не успокоившись, но хотя бы спустив пар, Тейт сглотнул горькую, вязкую слюну и, тяжело дыша, хмуро оглядел разгромлённое, перепачканное в крови помещение, которое раньше было гостиной. «Да пошло оно всё», — хмыкнув, решил про себя парень и, безразлично обмотав саднящую болью руку первой попавшейся на глаза тряпкой, заказал себе такси до автосервиса. Он искренне надеялся, что ремонт машины и рабочая атмосфера автосервиса смогут отвлечь его от навязчивых мыслей о проклятой девчонке, словно больная заноза, глубоко засевшей в его сердце.