за всех вас, которые нравились или нравятся

у акааши белый лотос на лодыжке, похожий скорее на шрам, выдавленный откуда-то изнутри, словно рисовала его душа, клеймила провидца и созидателя вселенной, оставила рубец-знак, по которому всегда можно найти и узнать, разбудить воспоминания прошлых жизней. белые чернила выцветают, оставляя едва заметную объемную кромку плавных линий и крупных точек, похожих на бусины под кожей. куроо сходит с ума от желания прикоснуться — к божеству, идеальному, ступившему на землю из другого мира. чистого и справедливого, где решаются судьбы и не существует ни прошлого, ни будущего. линейка времени гнется и сворачивается в один большой круг с размытыми краями — можно вернуться в любой момент, в любой момент прыгнуть, двигаясь по кольцевой, остается лишь держаться покрепче на поворотах, если не друг за друга, так за себя самого, вцепившись до побелевших пальцев и сомкнутых до скрежета челюстей. вперед — назад — за всем, что любишь и когда-либо сможешь полюбить. куроо ведет носом акааши за ухом и чувствует, как теряет границы и ощущение реальности, вспоминает все, что было и чего больше не будет. куроо целует его губы — холодные, обжигающие льдом, от них внутри появляется ком из иголок и булавок, и это остро и болезненно, но у куроо всегда находятся силы идти до конца — это его настоящее, и оно, пока еще, здесь. он пересчитывает пальцами ребра, трогает плавные линии пресса, утекающие вниз, под кромку джинсов, и знает, что потом это ни к чему хорошему не приведет никого из них. — все так, как должно быть, — шепот акааши почти не слышен; так звучит листва, когда ее качает слабый ветер, или хлопают крылья птицы размером меньше детской ладони, — у тебя. у меня. у нас. нас подгибает колени. в нем тонут кораблями надежды и желания, нехорошие, чересчур обнаженные в самой своей сути — так тоже можно, только с тем, кто кружит голову без вина. без вины перед чем-то до конца не забытым, важным и безвозвратно потерянным. кораблей набралось бы на землю или целую солнечную систему, слишком их для одного человека много, так они рвутся из тела, им не хватает места, только чтобы задохнуться или напороться всем своим грузным телом на скалы. империи рушатся, уходят эпохи — куроо все равно, если рядом есть акааши. хочется, чтобы он ошибся хоть однажды — босые ноги наткнулись на ломоть стекла, истекли кровью от лишь одного неверного шага. надежда — в сердце, там, где ей самое место. задушить ее при внешней хрупкости, эфемерности, не получается никогда. она царапает руки, вскрывает ногтями вены, борется — и побеждает. куроо сдается своей собственной надежде, во благо, да и просто так. о выборе можно говорить без конца, но его почему-то нет. любить акааши страшно лишь в первый раз. когда куроо еще не знает, что ему делать, долго чего-то, как знака свыше, ждет и надеется на лучший исход, при котором любовь оставит его в покое, раз она все равно ранит куда больше, чем исцеляет. но она остается с ним и в этой жизни, и в последующих, преследует навязчивыми образами человека, что никогда не остается рядом надолго. его дразнящее присутствие распаляет лишь еще больше, и куроо прощается. он делал это столько раз — всех пальцев, чтобы пересчитать, ему уже давно не хватает. никто не имеет ни права, ни силы, чтобы удержать акааши, даже стекло. по земле боги не ходят. он состоит из противоречий: губительных и сбивающих с толку, куроо никогда таких людей не понимал и не мог нащупать точку опоры, найти равновесие, какого не бывает без правды и неоспоримых истин, исказить которые невозможно ни под каким углом. открытость вяжет петля за петлей доверие как шарф, это, конечно, удобно и позволяет тебе самому быть открытым, не бояться нырнуть в море, а упасть в глухой бетон. и ведь он ничего не скрывает, отвечает на все вопросы, но эти ответы не помогают нащупать тонкую нить понимания, и каждый раз, когда куроо готов ее поймать, та исчезает из поля зрения, вьется незримой опасностью у ног, как ядовитая змея. он никогда не был уверен в том, сможет ли она укусить. она — и змея, и любовь. но кусает не любовь, а ожидание. как и ожидание ее неизбежного конца. куроо — совсем дурак. куроо — без памяти, безвозвратно, безнадежно — совсем влюблен. это всегда значило для него одно и то же. но акааши говорит: у нас не получится и он, как и всегда, не ошибается.