Радуга

Стив был его. По какому-то неестественному, невозможному праву. И Стив, и весь его большой красочный мир теперь принадлежали Баки, вопреки тому, что он не был человеком, потому что не родился у женщины, и тому, что ничем особенно не заслужил такого счастья – владеть кем-то настолько потрясающим, как Стив, как мир, который шел с ним в комплекте. От стартовой площадки они почти бежали, взявшись за руки, под начинающимся дождем, собиравшимся, похоже, перерасти в настоящую грозу. Редкие прохожие улыбались им вслед, и Баки хотелось кричать от распирающего грудь восторга – будто от его ошейника, наконец, отстегнули короткий поводок. И его самого – дрожащего, испуганного, вложили в теплые надежные ладони. Дверь дома была незаперта, и Баки, с силой впечатывая в нее Стива, вспомнил, что они не одни: где-то в доме должны быть командир и Мирра, но Стив был таким близким, таким желанным, что он увлекся вылизыванием его шеи и не сразу услышал звуки с кухни. Тяжелое дыхание, низкие стоны и характерные шлепки тела о тело. Стив тихо фыркнул ему в шею и прошептал на ухо: - Мы не вовремя. Баки на это только сильнее сжал его соски под футболкой, вырывая тихий стон, от которого его с ног до головы окатило жаром. Потому что в веселом квартале он навидался всякого, вряд ли секс-мод даже такого уровня, как Мирра, выдумает что-то достаточно экзотическое, чтобы его удивить. - Наверх? – спросил он у Стива, надеясь, что правилами этого мира не запрещено заниматься сексом в непосредственной близости от тех, кто тоже им занимается. Стив, правда, в ответ лишь сжал ладонями его задницу и подтолкнул в сторону лестницы. Конечно, кухня была отделена от гостиной лишь большой аркой, и конечно, неяркого света над рабочим столом было более чем достаточно для того, чтобы рассмотреть детали – уж чего-чего, а навыков для этого у Баки хватало. Мирра сидела на самом краешке высокого барного стула и, гибко прогибаясь в пояснице, низко, жадно стонала в ответ на каждое движение своего господина. Баки успел рассмотреть и его широченную спину с выбитыми на ней серией и номером, и мускулистую задницу, ритмично двигавшуюся в такт хриплым стонам, и слипшиеся от пота волосы, непривычно падающие на лицо, и крепкую хватку рук на белых девичьих бедрах. Стив коротко застонал и дернул Баки на себя, заставляя уйти с позиции, с которой хорошо просматривалось происходящее, но все, что нужно, Баки уже узнал: чужих нет, периметр не нарушен, все свои довольны и находятся в безопасности. Даже Макс, спавший на диване и ни малейшего внимания не обращавший ни на творящийся разврат, ни на вернувшихся хозяев. Они ввалились в комнату, целуясь, быстро выдернули друг друга из одежды и прижались разгоряченными телами. Баки очень любил этот момент – первое мгновение абсолютной обнаженности – будто впервые. Жар кожи Стива, его запах, ощущение горячего члена, прижимающегося к паху. Он всегда замирал на мгновение, слушая себя, их обоих, пытаясь поверить в то, что происходящее – реально. Стив, будто понимая, целовал его: медленно, нежно, гладил горячими ладонями по спине и ягодицам, заставляя чувствовать себя желанным. Особенным. Важным. - Хочу тебя, - прошептал он, очерчивая большими пальцами контур губ Баки. – Какое счастье – просто хотеть тебя. Близости с тобой. И знать, что она возможна. Что ты - мой, и хочешь того же. «Как можно не хотеть тебя?» - мог бы спросить Баки, но не стал. - Давай ляжем, - просяще произнес он. – Стив… - Да, - просто выдохнул тот и потеснил его к кровати, заставив сесть на край, а сам медленно, плавно опустился на колени. - Позволь мне, - тихо попросил он, обхватывая член ладонью, и повторил: - Хочу тебя. Баки почти заскулил, выдыхая. Стив, его Основа, несоизмеримо лучшее, высшее существо, его чистый, самый лучший человек, стоял перед ним на коленях. Прикасался к нему. Не по принуждению, не для того, чтобы убедиться в функциональности или наказать, а потому что хотел его. Хотел, чтобы Баки принадлежал ему. Горячие губы накрыли головку, обхватили тугим кольцом, и Стив смотрел, смотрел на него: снизу вверх, жадно, будто из них двоих модом, бесконечно преданным своей Основе, был именно он. Крик рвался из перехваченного привычным спазмом горла, но Баки лишь тяжело дышал – вбитые намертво привычки были сильнее его. Рефлексы, заставлявшие быть все время настороже, позволили заметить бесшумную тень, на мгновение замершую перед приоткрытой дверью в коридоре. Опознав в ней командира, Баки лишь сильнее запрокинул голову, отдаваясь ласке – от него нападения можно было не ожидать. Командир не подвел: тихо закрыл дверь, так, чтобы постанывающий у ног Баки Стив ничего не заметил, и бесшумно скользнул дальше – в гостевую спальню. Со Стивом Баки будто складывал себя заново, нанося на воображаемую карту все новые и новые точки: у него чувствительные шея и внутренняя поверхность бедра, он любит целоваться, а когда Стив выдыхает ему в плечо всякие нежности, почти касаясь влажной кожи губами – готов заново пережить и свое кровавое рождение, и бесчисленные отладки, модификации и тестирования. Лишь бы в конце Стив забрал его себе. Лишь бы вознаградил нестерпимым, как боль, удовольствием, за годы, проведенные в родном мире. Лишь бы принадлежать ему одному – Стиву Роджерсу, лучшему человеку во всех существующих мирах. Человеку, который – совсем немного – тоже принадлежит Баки. Стив, поднявшись с колен, устроился на кровати, неумолимо потянул Баки на себя, развел колени в немой просьбе, и поцеловал так, что под солнечным сплетением стало горячо до боли. Напоенная дождливой прохладой ночь нестерпимо накалилась вокруг, запульсировала в такт ударам сердца, когда Баки целовал, гладил тело Стива – отзывчивое, красивое, чувственное, когда слепо тыкался губами, не в силах совладать с отчаянной, жадной решимостью – сделать хорошо. Сделать Стиву так хорошо, чтобы он никогда не пожалел о том, что отказался ото всех ради Баки. От детей, которые у него никогда не родятся, от красивой жены, от родственников с ее стороны, которые могли бы полюбить его. Потому что Стива невозможно не любить. Уж он-то знает. Когда они соединились первым осторожным толчком, Баки будто ослеп от ощущения запредельной перегрузки. Счастье не могло ощущаться так: всеобъемлюще, полно, до полной потери себя. Баки не помнил, кто он, откуда. Впервые забыл свой номер, надежно выбитый между лопатками. Не помнил имя прекрасного существа, отдававшегося ему. Он ощущал лишь слепой, всепоглощающий восторг, тепло и радость. Он растворялся в новом мире, обращаясь в пульсирующую точку на перекрестье множества нитей, сливался воедино с огромным миром и с живым чудом, доверчиво распростертым под ним. Он был нужен. Он имел право быть здесь. Он весь – впервые – был любовью. Безумной, страстной любовью к одному-единственному существу. К Стиву.

***

От Стива было не оторваться. С ним хотелось срастись, слиться в единый организм, но утром, полюбовавшись им спящим, Баки все-таки пересилил себя, аккуратно выполз из-под него и, натянув первые попавшиеся домашние штаны и футболку, спустился на кухню. Стив любил поспать и поесть. И так как ночью они израсходовали просто немыслимое количество энергии, жадно дорвавшись друг до друга, то завтрак должен быть плотным. Очень плотным. Баки уже переворачивал на сковороде пятый или шестой блин (хорошо иметь отличную память и высокую обучаемость), когда услышал на лестнице легкие незнакомые шаги, и только когда Мирра показалась на кухне, вспомнил, что они со Стивом не одни во всем мире. - Кофе, - коротко приказала она, отбрасывая за плечо лавину блестящих волос и устраиваясь на высоком стуле. – Черный. И сливки отдельно. Баки бросил короткий взгляд на ее голые ноги, совершенно не скрытые короткой мужской футболкой, в которую она была одета, и молча отвернулся к кофемашине – ничто не могло испортить ему настроение после такой чудной ночи, даже юный секс-мод командира, перепутавший его с прислугой. Он поставил перед ней чашку и даже налил сливки в специальную емкость, правильного названия которой не знал. Белая такая, крошечная, типа соусницы. Надо будет спросить у Стива. - Когда будет готово? – спросила Мирра, указывая на увеличивающуюся стопку блинов, и Баки с запозданием понял, что сделал, пожалуй, мало теста. Что в этом мире наверняка принято кормить гостей (сам Стив именно так и поступал), но вот тон этой девочки, едва покинувшей инкубатор, ему все равно не нравился. - Если поможешь, то минут через пять, - спокойно ответил он. – Яйца и молоко в холодильнике. У девчонки сделалось такое лицо, будто Баки предложил ей лечь на стол и раздвинуть для него ноги. И то, на подобное предложение она вряд ли отреагировала бы с такой странной смесью возмущения и неверия, даже злости. - Да что ты… - начала она, но, решив, что слишком много чести – разговаривать с прислугой, молча пододвинула к себе блюдо с блинами. - Это Стиву, - с усмешкой повторил Баки, удивляясь не то бесстрашию девчонки, не то глупости – ведь та прекрасно знала, кто он такой и на что способен. – Своему господину сделай сама. Могу даже показать, как. - Я не прислуга, - с достоинством ответила Мирра, надув губки. – И если ты согласен, чтобы тебя использовали не по назначению, то я… - Повтори-ка, малыш, что ты там сказала? – раздался от двери вкрадчивый голос. – Ты – не кто? Командир стоял в проеме арки, ведущей в гостиную, и живописно опирался о косяк голым плечом. Ничего, кроме тонких штанов, на нем не было. Баки отметил про себя, что для списанного еще лет десять назад боевого мода, тот находится в поразительной физической форме. Мирра плавно стекла со стула и опустила взгляд. Видимо, падать на колени ей запретили, но Баки всем своим существом только-только освободившегося от рабства разумного ощущал – ей хочется. - Господин, - тонко заговорила она, но замолчала, когда тот тихо фыркнул. - Малыш, вот этот человек, – он кивнул на Баки, - законная пара основы Стива. Я знаю, что ты пока не понимаешь, что Стив, по большей части, тоже человек, а не полубог. Допустим, ты даже решила, что раз хм… у Стива такой странный каприз – заниматься сексом с тем, чье предназначение в другом, но откуда у тебя мысль, что это автоматически понижает его до уровня прислуги? - Прости, господин, - прошептала девчонка, и Баки стало ее жаль. - Да мне-то что, - так же спокойно произнес командир. – Это не мной ты тут руководить взялась. Мирра повернулась к Баки и подняла на него взгляд глаз, выражение которых он истолковать затруднился. - Простите, господин. Я… - Проехали, - поспешно оборвал ее извинения Баки, надеясь, что его Стив никогда не заставит вот так стоять перед кем-то, на кого даже страшно поднять взгляд. – Хочешь, научу? Это несложно. Мирра взглянула на командира, и тот кивнул. - Спасибо, гос… - Баки. Стив зовет меня Баки. Ты тоже можешь. Если хочешь, конечно. - Хочу, - быстро согласилась девчонка, а командир снова хмыкнул. – И научиться хочу. Что мне делать, гос… Баки? - Три яйца и литр молока из холодильника достань. И муку. На полке, внизу. Пока Баки объяснял ей, как развести тесто, чтобы не было комочков, он все время, всем собой ощущал пристальный взгляд командира. Тот будто по-новому оценивал его, решая что-то для себя, и сложно было сказать, к каким выводам он придет. Мирра справлялась на «отлично». Сразу была видна заложенная в нее конструкторами улучшенная обучаемость, обусловленная пожеланиями «заказчика» переделать ее под себя. Все, что девчонке было нужно – это разрешение командира и его скупая похвала, от которой она просто расцвела. - Вкусно, - вот и все, что он сказал, когда Мирра, гордая собой, поставила перед ним тарелку блинчиков, обильно пропитанных маслом и политых джемом, но Баки знал, как никто: командира не учили и этому. Моды не стоили благодарности, им не нужны были поощрения, вполне хватало наказаний. И то, что впервые приготовленный завтрак вообще заслужил какую-то похвалу, уже было для вчерашней рабыни настоящим чудом. На запах крепкого кофе спустился Стив. Сонный, с отпечатком подушки на щеке, он вызвал в Баки такую бурю чувств, что с непривычки тот застыл, просто глядя на него. - Доброе утро, - Стив обнял сзади, утыкаясь лицом в шею, прижимаясь всем горячим большим телом, и Баки моментально соскользнул на их общую волну: забыл обо всем на свете, вжался ягодицами в пах, привычно прогибаясь, подстраиваясь под него, отрезая их двоих от остального мира. – Завтрак? - Да, - через секунду отозвался Баки, снова медленно приходя в себя. – Кофе, - он пододвинул чашку из тонкого фарфора – Стива любимую – и полил изрядную стопку блинов смесью сливок и джема. - У Брока вроде как другие, - удивился Стив, и Баки взглянул на невозмутимого командира. - У него и повар другой, - ухмыльнулся он. – С фантазией. Стив, спросив разрешения, съел с тарелки командира один блин и с показным восторгом закатил глаза. - Потрясающе, - искренне похвалил он, и Баки фыркнул – Стив был неисправим. Любил давать модам… людям стимул и надежду. – Никогда не пробовал ничего вкуснее, спасибо, Мирра. Девчонка зарделась и с видимым усилием осталась сидеть, а не растянулась у ног похвалившего ее божества. Баки пожарил еще три блинчика и тоже уселся рядом со Стивом – как раз напротив командира. Тот смотрел чуть насмешливо, и Баки казалось, что они знают друг друга всю жизнь. Тот был близким, понятным и простым, как нож, изученный до мельчайшей царапины на лезвии. Он занимал определенное место и ощущался правильно: как старший по званию, более опытный и знающий. Теперь Баки чувствовал это: сродство, генетическую привязанность к «своим», так беспокоившую Фьюри. Он понял вдруг: когда понадобится, приказы этого человека он исполнит беспрекословно, потому что будет им доверять. Стив был другим: ослепительно ярким, лучшим, желанным, совершенным. Он будто принадлежал к другой породе, к высшей расе, и, казалось, тот оттенок благоговения, который имело его чувство к Стиву, не исчезнет никогда: ни через год, ни через десять лет. Мирра тоже была «своей»: с известным набором функций и реакций, она ощущалась частью командира - незащищенной, неприкрытой частью, мягким подбрюшием, которое нужно будет закрыть в случае опасности в первую очередь. Роллинз и Таузиг… они будто были частью его серии, братьями, вышедшими с ним из одного инкубатора. Теми, на кого можно рассчитывать. Баки не знал, закладывали ли Основы в них этот стайный инстинкт, или он пробился сам, сквозь обнуления, стирания и боль, но сейчас он впервые после разбивки своей десятки чувствовал это: он не один. У него есть странная семья, скорее, даже братство, в которое его приняли, не задавая лишних вопросов, и Стив. Он был дома. Он был счастлив.