Безумная любовь

Выступления, концерты, вечеринки и снова выступления. Отели, гостиницы, автобусы, поезда. Карусель из различных мероприятий кружит голову и давит невероятным грузом усталости. А еще эти насмешливые голубые глаза. Надменный взгляд, а — ля «ты мой навсегда». Господи, как же Антона это бесит, невероятно, до головной боли. Ведь этот полудурок попытался поцеловать его на глазах их сьемочной группы. Он так опешил, что и не сразу понял, что происходит. — Тебе понравилось? — шепнул ему после Арсений, и Антон едва сдержался, чтоб не вмазать ему еще раз. — Тебе понравилось. Ты начал отвечать, детка, — Арсений облизнулся, а Антон поспешил свалить от этого идиота подальше, вымыть губы и почистить зубы, желательно с хлоркой. Именно из-за Попова, а еще из-за жуткой усталости после очередного мероприятия Антон напивается. Нет, он сначала не хотел, но усталость дала о себе знать, и его повело уже после двух бокалов, а когда в глазах начал двоиться Арсений, мать его, Попов, Шастун покинул бар, что располагался на первом этаже гостиницы, где они жили, и по приборам направился к своему номеру. Кто-то резко схватил его за шиворот, как только он вышел из лифта, и втолкнул в приоткрытые двери его номера. Полутьма гостиничного номера тут же стала опасной. Хотя бы потому, что между двумя мужчинами, стоящими друг напротив друга, воздух заискрил и грозил воспламениться и сжечь к чертям всю гостиницу. Антон, тяжело дыша, нащупывал рукой спинку стула, не отрывая глаз от стоящего напротив мужчины. — Ещё шаг - и я сломаю его об твою голову. Ты понял? — Шаст, ты опять? — вздохнул Попов и покачал головой. — Для таких непослушных мальчиков, как ты, у меня кое-что есть. - В руках Арсения блеснули наручники, и Антон молча метнулся в сторону ванны, но, похоже, темноволосый импровизатор продумал этот шаг. Уже в следующую секунду Шастун, рыча, лягался, когда Попов, схватив его за шиворот, дёрнул на себя, заламывая длинные худые руки и применяя запрещённый прием - сминая губы напротив жарким поцелуем. Антон мычал, вырывался, чем распалял мужчину ещё больше. Чужие зубы сомкнулись на шее, кусая, терзая, вылизывая. Антон вырывался, шипел:  — Ненавижу, пусти, — Арсений шумно выдохнул, опрокинул его на кровать и придавил так, что парень под ним вскрикнул от боли, а затем лягнул Попова ногой в живот, и тот свалился с кровати. Антон дернулся, но его руки уже были прикованы наручниками над изголовьем. В какой-то момент стало так тихо, что аж жутко. Арсений медленно поднялся с пола и молча сдернул с себя рубашку: — Ты знаешь, детка, насколько ты сейчас прекрасен, а этот твой взгляд, убивающий наповал? Клянусь, я повержен. — Дебил, — прошипел Антон и откинулся на подушки. Кажется, в процессе битвы за свою честь, он малость протрезвел, но в голове по-прежнему все кружилось. Когда влажные губы коснулись его живота, Шастун вздрогнул, дернув запястьями: — Идиот, пусти меня. Ты слышишь? Не смей! — А вот теперь, дорогой, ты мне ответишь за все, — мурлыкнул импровизатор, обхватывая губами розовый сосок на груди парня и слегка прикусывая его зубами. Антон выгнулся, закусывая губы и прикрывая глаза. Арсений, наблюдавший за его реакцией, усмехнулся и переключился на второй, играя с ним языком, посасывая и слегка прикусывая. Антон тяжело дышал, кусая губы и сдерживая рвущийся наружу стон, а после влажная дорожка поцелуев потянулась к ключицам, где острые зубы впились в них, нещадно кусая и посасывая. Антон, изогнувшись, вскрикнул, когда чужие губы переключились на шею, кусая нежную кожу и оставляя багровые метки. Чужие руки ласкали бедра, живот, сдирая джинсы с худых ног. — Пусти! — Антон вскрикнул в очередной раз, когда зубы сомкнулись на его тазобедренных косточках, а затем на животе. Арсений, словно вампир, вгрызается в желанное тело, вылизывая его и кусая, оставляя метки, клеймя. Наслаждаясь тем, как выгибается под ним партнер. — Мой, только мой, — шептали губы, целуя дрожащее тело. Антон стонал все громче, уже не сдерживаясь. Боль и желание захлестнули его с головой, и, когда юркий язык лизнул возбуждённую головку члена, светловолосый парень был уже на грани потери сознания, кричать сил не было, и воздуха не было, и запястья саднили, но мучитель был неумолим, с остервенением вылизывая сочащийся член, вбирая его почти целиком, проникая языком в уретру, помогая себе рукой. Несколько вспышек фотокамеры озарили спальню и изогнувшегося на кровати парня, а после комната вновь погрузилась в полумрак и наполнилась новыми хрипами и тяжёлым дыханием. Шастун стонал, натягивая звенья наручников, извивался, скулил и, кажется, даже кричал, когда Арсений, наконец, довел его до разрядки. Он бурно кончил ему в рот, вздрагивая всем телом. Антон обессиленно рухнул в подушки, не замечая, как его руки отстегнули от быльцев кровати, и Арсений со стоном сам кончил ему на бедра, а затем лег рядом, обнимая его за плечи и утыкаясь носом в шею. Сил на то, чтобы скинуть с себя ненавистные руки, не было совсем, и пришлось с этим фактом смириться. К тому же, жаркие объятья согревали истерзанное тело, и буквально через пару секунд Антон, наплевав на все, отрубился. На часах было семь утра, когда Дима Позов спустился в ресторан при гостинице и, взяв себе пару булочек и кофе, уселся за дальним столиком. Уже через несколько минут к нему подсел Стас и начал с задумчивым видом помешивать чай. — Че случилось-то? — Дима сделал глоток кофе и с наслаждением закурил. — Дим, может, это не мое дело, но что происходит с Поповым и Шастуном? — Ой, это долгая история, — отмахнулся Позов и замер. — А что происходит? — Понятно, а не связана ли эта история с тем, что я буквально полчаса назад зашел разбудить Шастуна, а он крепко спит, и на его руке болтаются наручники, а сам он весь в синяках? Меня пугают такие истории, Дим. В номере не перевернута только кровать. И такое ощущение, что там прошел ураган. Шастун что-то бубнил и стонал, что он на Ире не женится и пусть идет все нахрен. Что происходит? Шастуна избили, кто это сделал, кто-нибудь мне объяснит?  — А рядом никого не было? — Позов поправил очки и вновь сделал глоток обжигающего напитка. — Нет, с Арсением только у лифта столкнулись. Он на завтрак спускался. — Ага, ясно, губами его избили. Поверь мне и больше ничего не спрашивай. — Кто? — Стас нахмурился, видимо, не очень желая услышать ответ. — Ну явно не Кузнецова, — ухмыльнулся Позов. — А кто.. подожди-подожди, не хочешь ли ты сказать, что это?.. — Стас запнулся и, видя, как кивает Позов, икнул, зажимая рот ладонью. — Оху… Что может быть вкуснее завтрака после проведенной ночи любви с желанным человеком? Пожалуй, ничего. Арсений спустился в ресторан, краем глаза замечая уже сидящих Поза и Стаса и поэтому решая сесть отдельно, чтоб никто не помешал насладиться мечтами и едой. Кстати, про мечты. Антон появляется в дверях ресторана в огромном черном балахоне, скрывающем его лицо в капюшоне. От неожиданности официантка роняет поднос, а Шастун хмуро садится напротив. — Доброе утро, как спалось? — Арсений улыбается, встречаясь с озлобленным взглядом зеленых глаз. — Тебе разбитой рожи и машины мало было? Сука. Да у меня слов нет. Какого черта? — А у меня есть, мне все понравилось. — Нормально, а то, что ты полез ко мне целоваться при всех? А если бы это видели зрители? Это был бы пиздец. Это как? — А тебя только волнует, видел ли кто или нет? Получается, то, что тебя целовал я, - это уже для тебя норма. Мне нравится, как ты постепенно ко мне привыкаешь, милый. Тем более, так было круто следить за твоими эмоциями. А твой взгляд - это что-то. И еще мне не нравится, что нас постоянно прерывают: то соседи твои дебильные, то участковый, то парни. А вообще мне все очень нравится, особенно вчерашняя ночь. А какие фотки Кузнецова получила, закачаешься. Ты вчера был великолепен. — У нас вчера ничего не было, — шипит Антон и припечатывает по столу кулаком. — Ты больной придурок. — Потише, детка, во-первых, докажи ей это, а во-вторых, я вчера поймал тебя нетрезвого у лифтов, и у нас был потрясающий минет, — протянул Арсений и надкусил горячую булочку. — Заткнись, — выдохнул Антон и оглянулся по сторонам. — Не заткнусь, ты так красиво выгибался, пытался вырваться, разве не помнишь? Пару раз лягнулся, а потом я наслаждался твоими стонами. Шаст, как же охуительно ты стонешь. Я чувствовал каждый твой стон, и вот это невероятное чувство, когда у меня под пальцами билось твое сердце. А когда ты материшься и злишься на меня, ты становишься еще прекраснее. Антон тяжело дышит, уничтожая в пальцах салфетку. Его руки дрожали, а в горле стоял горький тугой комок. — И не говори, что тебе не понравилось, твое тело тебе не поверит. Ты мой, на тебе мои метки, и пусть кто-нибудь только попробует быть с тобой. Ты знаешь, о ком я. Ей не светит, да ты и не приглянешься ей таким разукрашенным. — Надо было не только твою машину уделать, но и тебя в больницу отправить, — Антон старается, чтоб его голос не дрожал, но получается плохо. — Не забывай, дорогой, что у нас концерты. И ты от меня не отделаешься, ну, по крайней мере, так скоро. Машина…да и хрен с ней. Надеюсь, ты хорошо повеселился. А я буду с тобой, вернее, ты будешь со мной. И чем скорее ты это поймешь, тем лучше для тебя. — Ты конченый, Попов! — Антон отбрасывает измятые салфетки в сторону и молча уходит. Решение проблемы не находилось, и того, кто поможет хотя бы советом, тоже не наблюдалось…