Безумная любовь

Накопившаяся усталость прошедшего дня, ожидание, волнение. Врачи не хотели так скоро отпускать Арсения, опасаясь, что могут быть переломы, потом еще с протоколом задержали. Попов, вроде, был не виноват в этой аварии, и это радовало. На месте оставили разбираться прибывшего Матвиенко, а Антон поволок пострадавшего к нему домой, благо, идти было не далеко, но плечо у Антона занемело окончательно, потому что Арсений на нем буквально повис, едва передвигая ногами. Для удобства пришлось приобнять мужчину за талию, и Арсений заметно взбодрился. — Тебе уже лучше? — Антон вздрогнул, когда почувствовал, как рука импровизатора обвивается вокруг его шеи и ее же обожгло горячим дыханием. — Нет, я самый больной в мире человек, — застонал Попов и как бы невзначай прижался сильнее. — Кто бы сомневался, что ты больной, — прошипел Антон, и они зашли в темные двери подъезда. — Какого хрена какие-то уроды повыкручивали все лампочки? Тут же убиться можно, — рыкнул Антон и внезапно замер, ощущая дрожь по всему телу. — Да чтоб тебя, — выдохнул Шастун, чувствуя, как в темноте самый больной в мире человек превратился в здорового и теперь лапает его за задницу, попутно сминая его губы в жадном поцелуе. — Сука, я убью тебя, — выдохнул Антон, чувствуя, как тело перестало ему подчиняться и теперь ищет нового хозяина, ласкаясь под горячую руку. — Скотина. — Меня нельзя бить - врач прописал покой, — шепчет Попов, зубами покусывая шею, а здоровой рукой оглаживая бедра и заметно затвердевший член парня напротив. — Иди в жопу, — зло крикнул Шастун и наотмашь влепил пощечину, почти не глядя, а Арсений едва не полетел со ступенек, но вовремя удержался, ухватившись за рукав куртки светловолосого парня, и с силой вжал его спиной в подоконник. — Нахер иди, отвали! — кажется, это было слишком громко даже для Антона. Его окрик эхом отбился от стен и улетел на верхние этажи. — Кто здесь орет? — послышалось в темноте, и Антон замер, чувствуя, как по телу бегут мурашки, а его собственные джинсы скользят вниз. — Кто хулиганит? А ну свалили, а то сейчас милицию вызову, - возмущался сосед с верхних этажей. — Ну давай, расскажи все соседям, пусть посмотрят на тебя без штанов, — Арсений хихикнул и прошёлся языком по чужой шее, слегка прикусывая и посасывая, вырывая из груди партнера тихие стоны. Его рука сжимает ягодицы, легонько пощипывает, распаляя жаркое молодое тело все больше и больше. — Тише, Антош, как я хочу тебя, просто с ума сойти. Сильная рука скользит вниз, обхватывая вставший член, и Шастун, тяжело дыша, толкается в чужую ладонь, стонет, подставляя под влажные поцелуи шею, плавится словно воск. — Ненавижу тебя, — шепчет сквозь сжатые зубы и прижимается ближе. Арсений целует жадно, с чувством надрачивая им обоим. Сам едва держится, чтоб не застонать, кусает чужое плечо. Кончают одни одновременно, тесно прижавшись друг к другу. Арсений прижимает к себе обмякшее тело, нежно целует, шепча:  — Пойдем домой, спать хочется жутко. В квартиру заходят молча. Арсений тянется к выключателю, но его останавливает глухой дрожащий голос. — Не включай, а то я при свете тебя покалечу. Арсений, улыбаясь, сжимает длинную худую руку и тянет за собой в спальню. Шастун не помнит, как вырубается, как во сне его обнимают крепко и нежно. Он засыпает, не думая, что будет завтра. Он слишком устал. — Алло, Серёг, ты звонил? Я в душе был. — Один? Хотя какого черта я спрашиваю, мне это зачем? Как рука, добрались нормально вчера? — Один, один, киса ещё спит… — Как хорошо, что киса не знает, что он киса. Арс, ближе к делу. — Нормально, рука почти не болит..Добрались, ну как сказать, нас чуть не застукали соседи, а так без происшествий. — Блять, Арс, ты опять? Месяц держался, и снова за свое? Я надеюсь, он тебе вмазал. — Вмазал, но мне похрен, не могу, когда он рядом - крышу сносит напрочь. Обожаю его, когда он такой дерзкий, когда он не сдерживается и может мне навалять, ответить. — Ты конченый мазохист, Попов. Ты не даёшь ему успокоиться и все забыть. — Я не дам ему забыть, то, что есть между нами, нельзя забыть, — Арсений выдыхает и переступает порог кухни. — Ты что, серьезно думаешь, что между вами что-то есть? — Конечно, Серёг, это огонь, страсть, буря, безумие, адреналин, злость, удовольствие. Когда он рядом, между нами искрит. И мне нравится, что он показывает свой характер, не уступает, и я никогда не знаю, что будет в следующую минуту, когда он рядом. — Пиздец, — выдал Матвиенко и на несколько минут замолчал. — И что думаешь дальше делать? — Ничего, с Шастом никогда нельзя ничего планировать, я не знаю, как будет дальше. — Что, вообще ничего? — Хочу, чтоб он рядом был, всегда. Мне мало этих встреч, надоело придумывать для них предлоги, — на кухне уютно зашипел чайник, и Арсений, перехватив поудобнее трубку, присел на стул. — Жить, что ли, с ним хочешь вместе? — засмеялся Сергей, словно не веря в сказанные им слова. — Да он тебя нахер пошлет и будет прав. — Да, нужно как-то осторожно подвести к этому, жить-то хочется. У него рука хоть и худая, но тяжёлая. — Смотри, чтоб он тебя кофейком не угостил. — Ну, если он будет в этот момент из душа выходить в одном полотенце или без него, я согласен на двойную дозу.  — Долбаный мазохист, — беззлобно шипит Матвиенко, и Арсений, смеясь, нажимает отбой, не спеша делает ароматный кофе, разливая его в две чашки, роется в шкафчике и высыпает в вазочку скитлс. Ставит все это на небольшой поднос и, заглядывая в спальню, невольно замирает, любуясь на спящего парня. Антон спит так сладко, что совсем не хочется его будить. Ночью он опять закидывал на него свои конечности и тихо сопел, уткнувшись в шею, обнимая. Арсению хотелось, чтоб так было всегда, и он добьется этого во что бы то ни стало.