Выкорми ворона, и он выклюет тебе глаза

Артур не приходил в башню три дня, и Вортигерн был ему благодарен. Его кожа приятно пахла впитавшимися маслами кедра и цедры, но этот запах больше не приносил удовольствия, он влек за собой шлейф из постыдных воспоминаний. Артур явился на третий день, измотанный, с большим количеством порезов и фиолетовых синяков на скулах и щеках. Он хмуро молчал, виновато сгорбившись, напоминая гору, нависшую широкими плечами над океаном. В полном молчании он повернул ключ, шагнул через железный порог в каменные стены и остановился, не торопясь ступать дальше. Вортигерн за последние три дня потерял остатки своего самодовольного лоска, последние искры царственной гордости угасли в его глазах, он больше не играл и не притворялся, но выглядел крайне сосредоточенно и собрано; его руки, крепко сцепленные в замок, покоились на коленях, прямая спина держала несгибаемую осанку, глаза смотрели выжидающе исподлобья. Артур прикусил изнутри щеку до стального привкуса во рту, не такого исхода он хотел для них обоих. — Я хочу попросить прощения, но не знаю как это сделать согласно придворному политесу, — Артур развёл руками, он выглядел виновато, но, по мнению Вортигерна, недостаточно. — Ну что ты, — он передернул плечами, усмешка тенью наползла на красивое лицо. — Придворный политес не предусматривает домогательств, так что вряд ли сможет тебе помочь. — Тогда я просто прошу — прости меня, моё поведение было недопустимым, оскорбительным и в высшей степени аморальным, я клянусь, что впредь это никогда не повторится, — сбивчиво объяснился Артур. Вортигерн был уверен, что племянник последние три дня тщательно продумывал это короткое предложение, подбирая витиеватые аристократичные обороты речи. — Хорошо, но в ответ попрошу больше не навещать меня, — спокойная улыбка Вортигерна хлёстко ударила Артура, словно пощёчина. — Как оказалось, ты не в состоянии управлять собственным телом, и потому для меня становится загадкой, как ты можешь управлять целой страной, — в голосе дяди не было иронии, он говорил прямо, как думал. На мгновение в лице Артура мелькнула растерянность, но на её место быстро пришла надменная усмешка. Он опасно сощурился, медленно ступая вперёд, к деревянной кровати, на которой сидел дядя. Вортигерн не вздрогнул и не попытался отойти в сторону, своё положение он видел ясно и не считал нужным тратить силы на лишние телодвижения. — Это моя башня и мои земли, а ты мой пленник, потому я буду приходить, когда захочу, — Артур говорил спокойно, казалось, совершенно не замечая угрозы в своих словах. — Я не запрещаю тебе приходить, я лишь прошу этого не делать, — справедливо расставил акценты Вортигерн. — Для упрощения ситуации мы можем сразу перейти от бесплодных танцев смысла к сути. Он резко встал, заставляя племянника замереть на полпути, развязал полы кожаной жилетки и начал вынимать пуговицы из тонких мелких петелек просторной рубашки. — Ты хочешь этого, а я не могу отказать. Решение задачи лежит на поверхности, — спокойно сказал он, будто речь шла о чем-то простом. Артур грубо перехватил его руку и отдёрнул в сторону. Вортигерну даже льстило то, каким заворожённым взглядом племянник смотрел на открывшуюся в вороте рубашки белую грудь и плоский живот. Он с большим трудом оторвал взгляд и посмотрел дяде в глаза. — Я не хочу так, — тихо ответил Артур. — Три дня назад ты был другого мнения, — Вортигерн удивлённо вскинул бровь. Племянник ничего не ответил, он повернулся к нему спиной, с увлечением рассматривая искусную кладку вплотную подогнанных серых камней. — Мне нужны советы по поводу строительства фортов и не только, — Артур решил сменить тему и выровнять сбившееся дыхание. — Ты единственный образованный человек в крепости, который хорошо знает эти земли. Лицо Вортигерна исказила ядовитая усмешка, он слышал истинный смысл слов: «Я вырезал почти всех твоих сторонников из знатных семей, а оставшиеся бежали на север. Теперь мне не у кого спросить совета». — В последний раз, за попытку помочь тебе, ты надругался над моим телом, — заметил Вортигерн. — Зачем мне помогать снова? Артур тяжело вздохнул и повернулся к нему лицом, скрещивая руки на груди. — Я могу значительно улучшить условия твоего заточения, — племянник красноречиво обвёл взглядом каменные сырые стены, соломенный тюфяк и рваную одежду. — Насколько значительно? — Твои бывшие покои в замке подойдут? Вортигерн еле сдержал победный возглас, эта новость перечёркивала все неприятные события последних дней! Он уже не мечтал когда-либо приклонить голову на пуховой подушке, ощутить шёлк и бархат на вечно изнывающем от холода теле, а как прекрасны вечерние ванны у камина, как нежен ворс персидского ковра, ласкающего ступни… — Вполне, — согласился он. — Мне нужно много дерева и камня, желательно лиственницы и известняк. Так же следует что-то предпринять против контрабанды в купеческой гильдии. Крестьяне просят уменьшить хлебный налог, а ещё… — Артур в мгновение преобразился, его взгляд стал цепким, голос чётким, он старался и хотел максимально эффективно использовать Вортигерна и его знания, такой подход вызывал уважение. — Давай по порядку, — чёрный король поднял ладонь вверх, призывая племянника остановиться. — Принеси карты окрестностей и договорные грамоты купцов, с остальным разберёмся позже… * Роскошные бархатные балдахины, ковры, серебряные с позолотой канделябры и доспехи бесследно исчезли из хорошо знакомой Вортигерну комнаты. На их место пришла широкая постель с узким матрасом, небольшая софа рядом, письменный стол, два шкафа — для одежды и для оружия, и два грубо обтёсанных стула. Интерьер подражал новому хозяину во всём, он был добротным, местами угловатым и прочным. — Ты думал, что я позволю тебе ночевать одному в замке? Нет, — Артур усиленно замотал головой, — я не настолько глуп. — Понял, ты хочешь замучить меня до смерти своим присутствием, — Вортигерн сник и разом растерял весь энтузиазм. Границы его свободы практически не раздвинулись: охрана на всех этажах замка была удвоена, покидать комнату ему было строго запрещено, только в особых случаях и только в сопровождении стражи. Но Вортигерн старался думать, что это намного лучше каменного сырого мешка на высоте ста футов над землёй. — Если тебе что-нибудь понадобится днём, ты можешь обратиться к начальнику охраны, он не из здешних мест и не так сильно проникнут справедливой ненавистью к твоей персоне, — с усмешкой сообщил Артур поздним вечером, когда оба уже готовились отойти ко сну. Вортигерн в ответ только неопределённо фыркнул и быстро переоблачился в чистую одежду, кожей ощущая ожоги от косых взглядов племянника. Артур глубоко вздохнул и погасил свечи, в темноте молчание становилось более осязаемым. Вортигерн устало зевнул, перевернулся на спину и притянул к лицу душисто пахнущее свежее одеяло. В конце концов, рассудил он, в его жизни впервые случилось маленькое чудо, и омрачать его мыслями о греховных наклонностях племянника того не стоило. Он уже находился на тонкой грани сна и яви, когда почувствовал осторожные поглаживания чужих пальцев на шее. Вортигерн замер, изо всех сил подавляя в себе первый порыв вскочить и ударить озабоченного племянника по рукам. Горячая ладонь медленно забралась под одеяло, задрала одежду и ласково огладила обнаженный живот, казалось, Артур вовсе не старался оставаться незамеченным. — Прости, — задушено выдохнул он в ухо спящему, его зубы прихватили мочку и нежно куснули шею. — Ты единственная слабость, с которой я не в силах справиться. Артур отбросил одеяло в сторону и забрался на софу, нависая сверху неумолимым вражеским мечом. Вортигерн больше не сопротивлялся, он не видел в этом смысла. — Делай, что хочешь, — устало вздохнул он. Артур слабо улыбнулся и наклонился к нему, осторожно и целомудренно целуя высокий лоб. — Я хочу многого… В темноте ночи все чувства обострились тысячекратно. Вортигерн, как ни пытался, не мог унять стайки мурашек, разбегающееся от тех мест, где губы Артура оставляли расцветать пунцовые синяки на нежной коже. Артур, не встречая сопротивления, с каждой секундой распалялся всё больше и больше. Он целовал мокро, властно, жадно, непристойно, спускаясь ниже по обнаженному торсу, царапая короткими ногтями тонкую кожу на рёбрах, на спине и бёдрах, заставляя Вортигерна неожиданно для самого себя выгибать спину — он был потрясающе неосведомлён о капризах собственного тела, и Артур охотно открывал эти тайны, лаская языком тазовые косточки, впадинку пупка, прикусывая кожу на подрагивающем животе. Талия Вортигерна аккуратно умещалась в кольце широких ладоней Артура, он сжимал его в своих объятиях с большой осторожностью, боясь поранить или сломать. — Я хочу, чтобы ты, кончая, выстанывал моё имя, — прохрипел Артур и потерся щекой сквозь лёгкие штаны о вставший член дяди. Вортигерн посмотрел на него странным взглядом, то ли с сомнением, то ли с насмешкой. Артур терял всякий стыд, от чего щёки Вортигерна начинали пылать насыщенным пунцовым цветом, а сердце лихорадочно биться о рёбра. Племянник стащил льняные штаны с чужих бёдер, бросил хитрый взгляд вверх, и его губы без лишних реверансов накрыли стоящий колом горячий член. Его язык нежно кружил вокруг дырочки на головке, его губы плотно обхватили ствол и скользили по нему в безумно тягучем, неторопливом темпе. Вортигерн задыхался от избытка чувств и ощущений, ему до головокружения хотелось толкнуться бёдрами как можно глубже в жадный рот, но на его ногах неподъёмным весом лежал Артур, не давая сдвинуться с места. Он брал глубоко, наращивая ритм с каждой секундой, его губы ласкали член с фанатичной увлеченностью, он не успевал сглатывать лишнюю слюну, но всё равно продолжал увлечённо сосать, не отрывая взгляд от дяди. Вортигерн боялся к нему прикоснуться, потому вцепился руками в края софы до побелевших пальцев. Артур гортанно застонал, будто держал во рту нечто неописуемо вкусное, подливая ещё больше масла в огонь. — Артур, — сдавленно выкрикнул Вортигерн, находясь почти на пике наслаждения. — Господи, Артур!.. Его племянник с неприлично влажным звуком выпустил изо рта блестящий от слюны член, и тот тут же обильно выстрелил спермой на живот и бёдра Вортигерна, который по собственным ощущениям находился почти при смерти. — Тебе понравилось? — ласково мурлыкнул племянник, притягивая разомлевшего дядю за подбородок к себе. — Ты будешь подлым лжецом, если скажешь «нет».