Выкорми ворона, и он выклюет тебе глаза

Разум дарует ясность и волю, но оставляет незамеченным, не придаёт должного значения тому, что лежит за зримыми пределами мира, и управляет им, оставаясь в тени; оно появилось до первой колыбели, из которой вышел первый человеческий сын, оно древнее моря, что омывает наши земли, и существует независимо от законов рассудка. Артур верил в себя, в золото, честь, совесть, государство; верил, что сможет получить всё и сможет обладать им. Артур не верил в сказки старых религий и жрецов. Разве судьба властна над Пендрагоном, вытащившим клинок, закалённый Мерлином, из камня? Кровожадные боги, жадно требующие жертв за благосклонность, должны уступить свой век. — Ты уже разрушил старые капища за северной чертой города? — Вортигерн сонно приоткрыл глаза, наблюдая за племянником, старавшимся передвигаться по комнате на цыпочках как можно тише. Наступил полдень, но Вортигерн не спешил выбираться из постели. Артур проснулся ещё на рассвете и тут же умчался на обход строящихся фортов и кораблей и теперь вернулся, чтобы сменить дорожную одежду перед советом «десяти». — Да, тебя это беспокоит? — Он быстро переодел рубашку, штаны, небрежно скинул стоптанные сапоги под кровать и надел новые из мягкой кожи с серебряными вставками. — Это беспокоит богов, — Вортигерн неопределённо повёл плечами. — Их неодобрение я смогу пережить, — улыбнулся племянник, закрепляя ножны на бёдрах. — Смелое утверждение. Вортигерн выглядел пугающе отрешённо, будто скрывался за плотной пеленой тумана тяжёлых мыслей. Артур окинул его беспокойными взглядом, тяжело вздохнул и подошёл ближе, чтобы забрать привычный утренний поцелуй. Он уже коснулся высокого лба, когда Вортигерн неожиданно подался вверх и сам поймал его губы. Артур прибывал в радостном замешательстве всего мгновенье, его рука мягко, боясь спугнуть, легла на чужой затылок и сладко оттянула мягкие пряди назад, он углубил поцелуй, не давая дяде возможности передумать и отстраниться. — Чем я это заслужил? — глаза Артура лукаво блестели, но смотрел он недоверчиво, с опаской. — Сегодня ночью ты получишь больше, — прошептал Вортигерн в чужие губы. Артур прикрыл глаза, от этих слов колкие стайки мурашек разбежались по всему телу. — Что я получу сегодня?.. — широкая ладонь скользнула по гладкой щеке, глаза Артура хитро сощурились. Он хотел услышать это от него, хотел обрубить пути назад, взять слово, хоть как-то закрепить эту неожиданную надежду на невозможное счастье. — Ты получишь меня, — выдохнул Вортигерн. Артур с наслаждением ощутил, как напряжение, тяготившее все эти дни, покинуло его, тугой узел развязался где-то в районе живота, и на его место пришла невероятная полётная лёгкость. Он с жадностью целовал мягкую кожу чужой шеи, щёки, скулы, снова возвращался к губам, то углубляя поцелуй, впечатывая Вортигерна в постель и заставляя хрипло стонать от нехватки воздуха, то отступал назад и благодарно оглаживал языком мягкие, припухшие и блестящие от слюны губы. Его руки с наглой уверенностью изучали очертания чужого тела, скрытого шерстяным одеялом. Вортигерн был невозможно мягким и податливым, ещё не до конца проснувшись и не стряхнув остатки тёплого сна. Артур усилием воли заставил себя оставить плотную ткань одеяла на месте. Коснувшись обнаженной кожи под ним, он бы уже не смог остановиться, это был последний рубеж. — Разве ты не спешишь? — хрипло поинтересовался Вортигерн, горячее рваное дыхание племянника опаляло его щёку. Лицо Артура страдальчески исказилось, он неохотно отстранился, всё ещё опираясь на руки по обе стороны от головы дяди и нависая над ним широкоплечей горой. — Если бы я мог, то остался бы с тобой на весь день и всю ночь, и весь следующий день, и всю следующую ночь… — Артур сыто улыбнулся и снова наклонился, втягивая дядю в долгий вдумчивый поцелуй. — У тебя слишком много забот, чтобы уделять столько времени мне, — Вортигерн всё ещё выглядел странно. Его глаза светились смущённым удовольствием, но сквозь плотную дымку неестественной задумчивости. Будто он был здесь и в тоже время в ином месте. — Ты не болен? — Артур нахмурился и положил мозолистую ладонь на бледный лоб. — Нет, — просто ответил Вортигерн, без привычных насмешек и ироничных замечаний. — Сегодня ночью, — длинные пальцы коснулись русых волос племянника, — исполнятся все наши мечты… * Жизнь — это история, в которой мы отчаянно стремимся узнать, что будет на следующей странице. Даже веря в незыблемость судьбы, мы всегда готовы пытаться её изменить. Жизнь — это красота. Красота — это уловка. Приманка, прекрасная ловушка, призванная удерживать нас на месте, красота делает нас мягче. Чем прекраснее жизнь, тем труднее стремиться к большему. И, наконец, жизнь — это мир, в котором мы — боги. Созидающие, любящие, ненавидящие, совершающие непоправимые ошибки и тратящие весь свой недолгий век на попытки их исправить. Но нельзя играть в богов, не познакомившись с дьяволом, со второй стороной, изнанкой, которая всегда рядом, всегда ближе, чем нам кажется. И если Артур с азартом наивного ребёнка играл в Бога, повелевал судьбой и с нежной доверчивостью шёл на поводу у прекрасного, то Вортигерну оставалось послушно занять своё место на обратной стороне. Мировой баланс ревнив к своим законам. Его чаши весов, со скрежетом покачнувшись, наконец, оказались вровень.