~
Во дворце прохладно, а снаружи жарко. Граница между температурами четка, будто резко проведённая линия. Шираюки не пересекала её: жара вызывала тошноту, а холод — озноб. Но нигде в замке не было настолько невыносимо, чтобы Шираюки тряслась так же, как от кошмаров по ночам. Или так же, как от боли в ноге и почти зажившей лопатке. Бинты стягивали движения, оставляя чувство дискомфорта на весь день и примешивая к нему порывы тошноты, когда рана кровоточила. Умная и внимательная Гаррак знала, что Шираюки не вышла оттуда целой, но она же не знала, что, помимо мигреней и бессонниц, у Шираюки были проблемы серьёзнее — наверное, поэтому Гаррак выгоняла её всегда, когда той становилось плохо. Шираюки бледнела и производила впечатление если не умирающей, то умершей и восставшей. За ней тихо закрылась дверь. Она вдохнула и сделала шаг. Шираюки привыкла — мир часто кружился и мутнел, тело не знало отдыха от боли, руки тряслись, а из пальцев всё выскальзывало, но — это был случай из исключения. Потому что в неё врезались. Она охнула и задрала голову, не двинувшись с места. Кулаки непроизвольно сжались, взвились запертые раздражение и желание выговориться, а может быть, отыграться на ком-то, поэтому Шираюки шумно и быстро выдохнула, ловя острый взгляд незнакомца. — Кто вы и что здесь забыли? — его голос лился леденящим спокойствием — ах вот где весь холод дворца, — а лицо оставалось застывшим, скучающим, красивым. Шираюки передёрнула плечами, разорвав зрительный контакт, и прикусила губу, шагая назад. Больше расстояния. Больше времени. Больше пустоты — между ними. Он — изо льда, и если нет, то она перестанет доверять своим ощущениям. — Вы не умеете говорить? — очевидное хамство и такая же ледяная, насмехающаяся улыбка, как и взгляд. Что с этим «не умеете»? Шираюки фыркнула. Сразу же «не умеете». А может, не хочу. Она прочистила горло и подняла голову, ловя себя на том, что пялилась на него исподлобья, а внутри не исчезло ни раздражение, ни желание говорить всё, что есть — они распалились. Их длинные когти разрослись и уцепились за грудную клетку, разворачивая её, перемешивая в труху. Шираюки стало сложно дышать, на висок давило, а человек, которого она видела впервые, ждал ответа. От неё. Все ждали ответа от неё — и до, и после. И сейчас. — Я лекарь, на время прибывший из Танбаруна, — голос задушенный и тихий, в нём скользили нотки неуверенности. — По приказу меня определили в придворные фармацевты… Шираюки собралась задать резонный вопрос — «а вы кто?», — но поперхнулась. Она не знала, почему отвечала так официально незнакомцу, но что-то в ней трубило — надо. Но теперь Шираюки вспомнила то, что не стоило забывать — и осознала. Резко, толчком насквозь и ударом в голову. В ушах зазвенело, и она стиснула челюсть. Захотелось зарыдать. Но всего на секунду. Вместо этого она сделала ещё шаг назад и посмотрела на него, с сожалением понимая, что теперь её взгляд другой — опасливый, звенящий незащищённостью и желанием сбежать. Говорить не хотелось — хотелось исчезнуть. Да, да, верно, где же ты видела это лицо и высокомерный взгляд? Господи. Это же первый принц. Верно-верно, Шираюки думала скороговорками и сжимала кулаки, ногти впивались в ладони, оставляя следы, и тело било дрожью — мороз везде, на коже, под кожей, в костях, мороз — от него, мороз — от мыслей: с кем ты общалась, Шираюки, кем был Зен — принцем, но которым, ведь принцев двое, и ты видела обоих, но не запомнила именно того, кого стоило запомнить. Да что там — запомнить, Шираюки имени его не знала. Он осматривал её с ног и до головы, словно приценивался, за сколько можно продать, как если бы она была роскошной вазой или статуей. Ну, злитесь, говорите проваливать, я ведь врезалась в вас, я ведь смотрела на вас с перечнем чувств, с которым никто не смотрит на принцев, не надеясь получить пощёчины. Но он улыбнулся. Прищурился, взглянув за спину Шираюки. — Похоже, вам не по нраву место, в которое вас определили? — Никак нет, ваше высочество, — прохрипела она. От волнения ноги подкашивались — от волнения, которое появилось из ниоткуда и с ничего, потому что ну и что, что он принц? Какое ей дело? Не казнит он её за лёгкое хамство, выскользнувшее и то не прямо, а намёком, интонацией, штрихом в поджатых губах. Но почему-то первый принц снова реагировал не так, как она думала — он смотрел с удивлением. Что опять? Вся ситуация ставила в тупик бессмысленностью. Давление, обвязавшее лёгкие, не спадало, заставляя Шираюки тяжело и медленно дышать. Со стороны она выглядела пугающе: лицо бледное, а щёки раскрасневшиеся, словно из-за лихорадки, и взгляд не мягче — ей говорили, что когда мир сворачивался в точку и воздух вытягивался линиями-ленточками, которые невозможно ухватить, она смотрела подавляюще. Или его смутило моментальное и чеканное «никак нет»? Что ж, на войне ты учишься этим фразам так же быстро, как падать на землю при пушечном обстреле. Его взгляд стал как её. Один в один. Вязкий. Твёрдый. Упрямый. Каждая точка стала параллельна другой точке. Горячо. Сломано. Что-то внутри каждого из них двоих. Двое. И весь мир сужен. Потому что никого нет — кроме них. Ни здесь, ни где-либо ещё. Он смотрел прямо, и сквозь, и насквозь, вгрызаясь в каждую косточку, расщепляя кровь в капли, делая из неё бестелесную игрушку, неспособную говорить, видеть, двигаться. Дышать. Дышать было невыносимо. Шираюки сдерживалась, чтобы не схватиться за шею и расцарапать её. Вдохи давались мученически, словно она умирала, грудь медленно вздымалась, и нервы лопались созвучно с биением сердца. Быстрым. И глухим — как удары тупой стороной меча. В грудь — тум, тум. Кто-то бьётся к ней снаружи, и Шираюки не уверена — стоит ли впустить? Мелодия, вызывающая мурашки. Мелодия, укрепляющая желание сбежать. Дверь со скрипом распахнулась. Шираюки вздрогнула и очнулась: всё смылось, как засасывающее болото, превратившееся в воду. Вышедшая Гаррак светилась непониманием и изумлением. — Ох, — она коротко вздохнула, заметив принца, — ваше высочество… И — впервые за время знакомства — бросила на Шираюки взгляд, наполненный не смехом — испугом. Что, первый принц настолько ужасный тиран, что даже великая Гаррак, не смущающаяся никого и ничего, волновалась за неё? Шираюки нервно сглотнула — по спине снова пробежал шипастый холодок. — Добрый день, Гаррак, — принц кивнул. Его выражение лица стало бесчувственным. Он посмотрел на Шираюки, но она не увидела той же глубины непонятных желаний и невысказанных слов — ничего не осталось. Горькое послевкусие мучило её, а он смотрел пусто. — Вы были заняты с первого дня, как появились здесь, поэтому мы не могли познакомиться лично. Мне показалось это важным, потому что вам предстоит работать, — принц сделал короткую, но звонкую паузу, — придворным фармацевтом… Изана Вистериа, — он слегка поклонился, — то ли и правда в небрежной манере, то ли у Шираюки не получалось не думать о нем, как об актёре, отыгрывающем нелюбимую сцену, — и, не выпрямившись, прошептал: — Надеюсь на приятное сотрудничество. Шираюки вздрогнула. Шираюки распалась. Шираюки выдохнула — и не вдохнула. Она сжала кулаки у груди — руки дрожали, ладони вспотели, тело не слушалось, застигнутое оцепенением. Сделай поклон! Сделай же этот чёртов поклон! Время вышло. Но Изана не выглядел раздражённым. Не высказался о её знаниях этикета. Не прокомментировал отсутствие реакции. Потому что он улыбался, наслаждаясь чем-то, что она не понимала. Потому что ему не было дела до чьей-то воспитанности. Потому что он поймал самую удовлетворяющую реакцию — невозможность двинуться. — Что ж, — уголки губ дёрнулись, и Шираюки восторжествовала: он посмотрел на неё с вычурной насмешкой. — Ещё увидимся. Рад, что мы наконец познакомились. «Познакомились», — сказал он. «Познакомились», — подумала Шираюки. Познакомились: он назвался и сделал поклон, она забыла своё имя и перестала подавать признаки жизни. — Отличное знакомство, — прошипела Шираюки под нос. Принц уходил быстро и не оборачиваясь.~
День был жаркий, длинный и скучный. Шираюки мутило со вчерашнего дня, она бледнела и синела, а по словам Гаррак — зеленела, поэтому её не пустили ни к теплицам, ни к записям, ожидавшим разбора. Она сидела в комнате на подоконнике — солнце нагрело ноги, но двигаться не хотелось, — читала книгу, недавно взятую из библиотеки, и чувствовала, как раздражение, вызванное бездействием, подкрадывалось к ней. Шелест переворачиваемых страниц раздавался всё реже, пока совсем не стих — она окончательно затерялась в мыслях. Когда придётся вернуться—каким станет этот день? Будет ли она готова к нему и к возвращению? Как ей справиться с ранами и укрыть их от остальных — лишние волнения и интерес Шираюки старалась избегать и пресекать, потому что о ней волновались не то чтобы достаточно, а чересчур. Размышлять об этом — травить себя выверенным дозами. Ей нужно было отвлечься на что-то более завлекающее, чем книги, слова в которых расплывались и скакали перед глазами пятнами, словно Шираюки плакала. Она мысленно хныкала, потому что устала ничего не делать и выскальзывать в размышления о том, что не приносило ни покоя, ни пользы. Поэтому Шираюки не собиралась больше терпеть. Подкараулив, когда из комнаты вышли и Гаррак, и Рю, она пробежала в неё и прошла прямиком к своему столу, захваченная волнением — неизвестно, на сколько ушли фармацевты, и что будет, если её поймают на горячем. Листы, вчера лежавшие в беспорядке, были уложены в стопки и собраны на край стола, а сверху придавлены коробочкой с лекарственными травами, книги закрыты, а меж страниц заложены закладки. Видимо, Рю прибрался за неё. Рю — потому что Гаррак не подходила ни к чьим столам ни на метр, а на своём оставляла такой бардак, что Шираюки боялась туда смотреть. Она убрала коробочку с травами, от которой исходил запах мяты, и хотела взять записи, но руки застыли в сантиметре от них — взгляд привлекли книги на полке. Светлые переплёты, золотистые надписи, неразборчивые издалека. Их Шираюки заприметила ещё раньше, но не имела возможности прочесть из-за «ускоренного курса» — так выражалась Гаррак — во всё, что необходимо знать придворному фармацевту. Она усваивала приличное количество информации, времени на свои «хочу» не оставалось, ровно как и сил: в голове роились мысли, крутившиеся около вызубренных заметок и не дававшие прохода иным размышлениям, которые бы не нагружали мозг. А по ночам Шираюки бредила: ей снились говорящие травы, но их речь было невозможно разобрать. После подобных снов у неё начинался нервный тик. Она подумала, что может дать себе передышку. Гаррак и Рю настаивали на том же… Пальцы заскользили по корешкам. Шершавые, гладкие, холодные — давно Шираюки не видела такой перелив цветов, столько книг, которые можно потрогать, открыть, почитать. На фронте их не было совсем, и когда она вернулась, то боялась, что забыла буквы. Шираюки многое забыла. И многое — не надеясь — вспомнила. И ко многому — не надеясь — привыкла. Эта комната стала родной за две недели, но замок до сих пор чужд и неприветлив. Шираюки вздохнула: она не представляла, что каморка фармацевтов станет домом, а люди, работающие с ней, чем-то бо́льшим, чем друзья. Чувствам к ним нет названия. Они не приятели и не товарищи, не просто люди, помогающие ей идти. Гаррак словно сестра, Рю словно брат, комната — дом, замок — ледяное королевство, которое она боялась исследовать. Холодно. Как же ей холодно. Окна были открыты — погода стояла безветренная. Пора привыкнуть к тому, что в замке всегда понижена температура, и Шираюки не согреться, не приютиться, не найти покоя, не разжечь огонь — ни в своём, ни в чьём-либо сердце. Выброшенная на сушу, с унёсшимся за горизонт морем, она не знала, куда двигаться, и мир казался слишком огромным. Ей некуда идти. Ей не к кому идти. И к ней некому идти. Чувство одиночества поглощало энергию. Она осматривала комнату, поджав губы, и мысли проносились вялой волной. Лоб горел, а замёрзшие руки застыли, пальцы цеплялись за пыльную полку, такую же холодную, как сердце Шираюки, глухо отбивавшее ритм в грудь и в виски. Посреди приглушенных тонов и тишины, будто костёр в темноте — синяя обложка записной книжки. Признайся. Синяя бархатная ткань напоминала в первую очередь не глаза Зена. Цвет — один, но как же они различались по сущности и по бледным оттенкам, проскальзывающим в бездонной синеве. Шираюки захотелось кричать. Да, она прикрыла глаза, бездна — лучшее определение. Синяя-синяя бездна, словно небо. Бездна, засасывающая всё глубже. Когда-нибудь Шираюки окончательно провалится и не сможет выбраться. Он — весь этот замок. Слит с ним, словно брат-близнец, влит в него, будто раскалённое железо в форму, сделан из него, как плетёное полотно, созвучен с ним симфонией душ. В списке наравне с ребятами должен быть ещё один человек, имя которого она боялась произнести не шёпотом. Думать о нём — хуже, чем медленное отравление. Он оставил неизгладимое впечатление. Любопытство брало верх, а в груди ворочалось что-то ещё — не холодное и не тёплое, не цветное, не твёрдое и не мягкое, но оно гудело желанием увидеть его. Шираюки резко отвернула голову — и ударилась лбом о полку. Она, зашипев, отскочила назад. Тело напряглось, словно готовилось ко второму удару. «Рефлексы, — пронеслось в голове, — военный бонус». То, что не покидало её, не делало сильнее. Скорее — забитой и обозлившейся. Напряжённость — отчасти из-за него. Когда тебе, непримечательному фармацевту, наносит визит сам первый принц, непроизвольно начинаешь задумываться: какого черта и где здесь подвох. Шираюки умела попадать прямо в подвохи и, осознавая свою природную особенность — или проклятие, — волновалась сильнее. Может, спросить Зена о брате? Толика информации должна успокоить её. Но она сомневалась, что получит ответ: открывать тайны или слабые стороны брата едва знакомому человеку — нет, он умён и осторожен. Пусть они с Шираюки хорошо общались, наслаждаясь обществом друг друга — если она хотя бы на какую-то часть станет угрозой для Изаны Вистериа… Мысль об этом вызывала не страх. Интерес.~
Замок отражал хозяев, как они отражали его, и дышал одиночеством. Пустынные коридоры, длинные и широкие, петляли лабиринтами, и лишь молчаливая стража несла дозор — около них Шираюки проходила и напрягалась, будто была повинна в чём-то, но новость об этом ещё не разнеслась… Что ж, недалеко от правды. Она вздохнула. Не хватало тех, кто знал её. Не обязательно — она их, но — они её. Это связывало Шираюки, запертую в стенах, с миром. Люди несли знание о ней — и она существовала. Зен — принц, у него много дел, а Кики и Митсухиде всегда около господина, поэтому встречи с ними были редки. Да и их общество слегка тяготило Шираюки: всё время общаться с одними и теми же людьми, с которыми её связывало мало общего, а точнее — ничего, кроме соседства в замке, иногда напрягало. Она не знала никого, кроме них, не считая Гаррак, Рю и Яцуфусы, с которым иногда перебрасывалась парой фраз. Ей хотелось познакомиться с кем-то, кто выучил Кларинс так же, как она Танбарун, и мог рассказать ей интересные вещи или показать красивые места. Может быть, кто-то из здешних обитателей мог бы стать ей промежуточным собеседником, но после встречи с Изаной Вистериа — Шираюки передёрнула плечами, будто коснулась чего-то мерзкого — она сомневалась, хорошая ли это идея. Она боялась его? О, нет! Она хотела узнать его ближе? О, нет! Мысли снова и снова возвращались к нему, потому что ниточка односторонней, сжирающей изнутри связи окружила Шираюки? О, нет! Естественно, все ответы «о нет» были обессиленным «да». И картина от этого — как и настроение Шираюки — становилась мрачнее. Всех, кого она знала и с кем прибыла сюда, распределили в отдалённые от Вистала места, и Шираюки осталась одна на один с незнакомым миром, с неопределёнными правилами, с Изаной Вистериа, взгляд которого начал чудиться ей после того, как принц скрылся за поворотом. Она больна? О, нет! Свернув мысли о нём в кулёк и отправив их в полет, Шираюки нашла более интересную тему и не менее впечатляющую персону. Куда отправили Тору, и как она теперь жила? Теперь — выпорхнув из тёмных земель, захваченных войной, дыша чистым воздухом, в покое. Острое лицо всплыло в голове, появился прищуренный взгляд, растеклась хищная улыбка, натянутая так умело, что маска не трещала ни по швам, ни по неаккуратным штрихам. Куда завели её «грязные дела», сваленные на плечи, привыкшие нести подобный груз? Шираюки вспоминала медленно и с трудом: просторная зала, они, стоявшие стройной линией — Тору с ними не было, — и первый принц, наблюдавший за церемонией поодаль, в углу. Вот, почему Шираюки его не запомнила. Он, словно тень, ускользнул до того, как очередь подошла к ней, и больше не попадался на глаза, а Тору испарилась, будто и вовсе не приезжала с ними. Никто не говорил о ней. И Шираюки не считала разумным спрашивать о судьбе ловкой девушки со взглядом охотницы. Хочешь выжить? Не заводи разговоры о подозрительных людях. Наверное, это относилось и к Изане Вистериа, но Зену — Шираюки надеялась — доверять можно, и он не посчитает её угрозой только из-за того, что она интересуется персоной его брата. Нет. Шираюки понимала: она интересовалась сначала первым принцем, а потом — тем, кем он был «за титулом». Шираюки понимала: слоёв «личностей» у Изаны Вистериа могло быть больше, чем два. Но не хотела останавливаться. Несмотря на то, что люди с властью пугали её. Она никогда не была им под стать и не будет. Изана Вистериа казался другим. «Смотреть на принцев и королей так же, как на яркое дневное солнце», — думала Шираюки. Но, вспоминая Зена и его полунежный взгляд, знакомый ей с фронта, и слушая его уверенный, но местами мягкий и смеющийся голос, вспоминая безобидную насмешку Изаны и то, как просто он говорил с ней, не подавляя статусом — этого у них с братом не отнять, — она засомневалась в составленном образе. Теперь Шираюки под крылом аристократии, и она прочувствует всё сама. Неудачный это опыт или удачный — решит потом. Ошибалась она изначально или ошибалась после — узнает позже. Запутавшись и потерявшись в смазанных фантазиях, сопровождавших внутренний голос, Шираюки натолкнулась на человека и шагнула назад, сильнее прижав книгу к груди. «Что ж такое-то», — она мысленно фыркнула — и шумно вздохнула, надеясь, что это не тот, на ком сразу же сомкнулись образы… Задирая голову, Шираюки помолилась за секунду. Не тот. Она облегчённо выдохнула. Густые брови, морщины у глаз, светлые волосы, зачёсанные назад и всё же оставшиеся в беспорядке. Ох, этот глубоко надменный взгляд, как же Шираюки по нему скучала. — Прошу прощения, — его голос был холоден, а лицо не изменилось — осталось беспристрастным. Но Шираюки трудно провести, её чувствительность не всегда играла на руку, а иногда доставляла неудобства, как сейчас — или и без того было очевидно, что мужчина смотрел на неё, как на ничто. И вам добрый день. Шираюки хотела поклониться и сказать что-нибудь в духе «мне так жаль, я виновата, потому что не видела, куда иду, думая о вашем противном Изане Вистериа», но после его прищурившихся глаз это желание исчезло так же, как улыбка. Она и подумать не успела, что улыбалась, размышляя о первом принце. Изана Вистериа — имя, мысленно произнесённое шёпотом, ухнуло в груди и расползлось колючим теплом по спине. Словно по коже растёкся жидкий ток. Шираюки не хотела, но не немела, как в прошлый раз застигнутая врасплох, растраченная на боль от кровоточащих ран. Физических и душевных. В этот раз ей нужно ответить. Не вечно же отдаваться в лапы дурманящей дымке незнания куда деться? — Прошу прощения, — выдавила она, абсолютно созвучное с извинением мужчины. Чистая формальность: у него — с опаляющим презрением в воздухе, у неё — с привкусом плесени. Но Шираюки устроило. Она обошла мужчину, затылком ощущая пристальный взгляд. Не было страшно — было странно. Ну чего вам, чего? Зен выпрыгнул из-за угла, и Шираюки отшатнулась от него. — Ши-ра-ю-ки! — протянул он в игривой манере и широко улыбнулся. Она ответила более сдержанной улыбкой. Шираюки заметила, как тот мужчина повернулся в их сторону, смотрел и вбирал — и вжирался в неё, словно пытаясь растерзать силой мысли. Такой у него был острый, пронзающий взгляд. Дыхание замедлилось, спина вспотела, а в горле встал ком. Впервые Шираюки позволила себе прикоснуться к Зену: она взяла его под руку и увела в другой коридор. Зен удивился, но промолчал.~
Они выбрались из замка в полдень — первая вылазка с Зеном во время, когда они оба должны работать, но Шираюки не волновалась. От принца исходило спокойствие и уверенность, да и ничего особо противопоказанного они не делали — небольшая прогулка ни им, ни кому-либо ещё не повредит. Но замаскироваться пришлось: Зен не хотел привлекать внимание, а Шираюки отмахнулась той же причиной — ведь красные волосы не останутся незамеченными. Её слова несли половину правды. Она до сих пор не была готова выходить в люди, не покрыв голову. Красные волосы. Красный цвет. Напоминание лишь об одном. В городе было шумно, душно, людно — по такому Шираюки соскучилась. Те утренние улочки, запомнившиеся на приграничной зоне, не шли в сравнение с затхлым вечером, когда они прибыли в Вистал. Но и это не сравнится с тем, как дышал город сейчас. Она расправила плечи и с восхищением осмотрела пейзаж, раскрывающийся перед ней дальше, внизу. Зен, обрадованный её реакцией, улыбнулся. — Так мы выбрались всё-таки из-за меня? — Шираюки не скрывала лукавства. Зен отвернулся, подняв взгляд к небу, и убрал руки за спину. — Ну-у-у, — протянул он. — Мне тоже нужно периодически устраивать бунт, а то они слишком расслабятся. — Они? — Кики, Митсухиде, — Зен вздохнул, прежде чем добавил: — И брат. Шираюки не вздрогнула. Наверное, потому, что он назвал его не по имени, и хорошо, думала она, сжимая кулаки — иначе бы от внимательного Зена не ускользнула её неестественная реакция. Но это был идеальный шанс расспросить о первом принце, словно бы интерес появился мгновение назад. Рискнуть — или нет? Шираюки кусала губу и буравила взглядом землю. Они шли молча, наслаждаясь красотой столичной архитектуры. Зен улыбался, щурясь на солнце, и чувствовал удовлетворение от ясных лиц горожан — они были счастливы жить в их королевстве — и от того, что Шираюки наконец выбралась наружу, из замка, не выглядела зажатой в тисках и уставшей. Город цвёл и пах. У Шираюки свербело в носу: хотелось то ли чихать, то ли плакать. Цветы, молоко, свежая выпечка, травы, ах, Вистал, чистая-белая столица! Первое спустя полгода убежище, первое спустя полгода ощущение безопасности, первая спустя полгода земля без малейшего оттенка войны. Холод, представший человеком — первый. Первый за всю жизнь?.. Улицы уходили в просторную площадь, словно реки, стекающие в море, а в её середине стоял фонтан. Шираюки и Зен подошли к нему и сели на парапет, одновременно вздыхая и одаривая друг друга улыбками. Помимо них поодаль стояло несколько человек, а с другой стороны фонтана девушка водила пальцами по воде, вырисовывая разные фигуры, и поглаживала кота, примостившегося рядом. Капли падали на руки и слегка охлаждали разгорячённую кожу. Плащи быстро намокнут, но их это не волновало: Шираюки нравилось нежиться под солнцем и чувствовать приятную прохладу, а Зену было жарко, и он бы с удовольствием смахнул капюшон, но не хотел разрушать их компанию анонимов. Принц на незапланированной прогулке обязательно притянет взгляд. — Что скажешь? — Зен запрокинул голову, прикрыв глаза. Вопрос был расплывчат, и Шираюки могла ответить что угодно, но перед ней встало два варианта: свести разговор к Изане Вистериа или же поболтать об отвлечённом. От мыслей об «отвлечённом» зачесались руки, и все всплывающие слова сводились к первому принцу. Выбор был очевиден, но она сомневалась — как отреагирует Зен и во что выльются её расспросы? Если они вообще окажутся успешными. Шираюки глубоко вдохнула и сжала края плаща. — Очень надеюсь, что твой брат не съест тебя за такую вылазку. — Изана-то? — Зен посмотрел на неё одним глазом и усмехнулся. — Не знаю. Меня в основном за это съедают Митсухиде и Кики. — Правда? По нему не скажешь… — Не скажешь? — он удивился, повернувшись к Шираюки. Её слова застали Зена врасплох, а ей захотелось стукнуть себя по лбу: проговорилась. — А ты что, общалась с ним? — в его голосе послышалась смесь возмущения и недоверия. Шираюки поджала губы, мысленно проклиная себя. Стоит ли продолжать? Вдруг она наступит на больную мозоль? Об отношениях между принцами никто не говорил открыто, а слухи не просачивались ни через Рю, ни через Гаррак. Митсухиде и Кики, непосредственно служащие одному из принцев, не имели права распадаться в словах на такую щекотливую тему. Почему Шираюки не подумала обо всём этом, прежде чем открыла рот? Муки совести и раздражения захватили её, она скрипела зубами и ненавидела себя, надеясь, что ненависть временна. Шираюки глубоко вдохнула, собираясь с силами: нужно быть готовой к чему бы то ни было, — и сцепила пальцы в замок, иначе руки начали бы дёргаться и выдавать её. — Недавно я встретилась с ним. Точнее, он лично пришёл поприветствовать меня… — Лич… Что-о-о-о? — лицо Зена вытянулось. Он привстал, а Шираюки резко схватила его за плечо и усадила обратно. На них покосилось несколько людей. Она ниже натянула капюшон, убирая вылезшие пряди, ещё более яркие на солнце, и пытаясь повернуться так, чтобы никто их не заметил. Зен зашептал на ухо: — Ты уверена, что это был мой брат? В смысле, он — и личные визиты кому-то… Шираюки закатила глаза. — Так и говори: первый принц не наносит визиты обыкновенным фармацевтам, пусть они и придворные. — Да нет, не в этом дело… Брат обычно вызывает к себе, а не ходит по замку в поиске необходимого человека. Ну и? — он снова взглянул на неё с недоверием. — Он сказал тебе что-то? — ...молча смотрел волчком. — Сделал? Обидел? — Зен проигнорировал её комментарий. — Странный какой-то. — Всё в порядке, — она похлопала его по спине. — Ты такой же стра... — Цыц. — Но это не плохо. Но всё правда в порядке. Просто это было очень… — Странно. — Странно, — Шираюки кивнула. Она подняла голову и посмотрела на пышные, вьющиеся облака, вид которых заставил её невольно вздохнуть: ей хотелось быть настолько же свободной. — Он произвёл на меня довольно… эм… крепкое впечатление. Серьёзное, — Шираюки поправила себя, заёрзав на месте. — Вы очень отличаетесь. — Ещё бы, — Зен фыркнул. — В смысле, прямо очень. — Не сомневаюсь, — он дёрнул головой назад, и капюшон спал, а когда Шираюки потянулась, чтобы набросить его обратно, Зен отклонился в сторону. — Между нами много различий — и это неудивительно. Мы росли в разных мирах, если так можно сказать. Он был старше и смотрел на всё, хватит дёргать капюшон, с другой стороны, нежели я… Шираюки, — Зен тыкнул её в бок, и она засмеялась, всё-таки укрывая голову непокорного принца. — Продолжай. — Только больше не дерёмся, — Зен погрозил пальцем, и Шираюки кивнула. Неискренне. Он вздохнул с читающимся по лицу «ну что с тобой сделаешь». — Я долгое время не понимал его. Что он творит? Поступает ли он правильно? Так ли должен вести себя принц? Не ошибка ли это? Чего он хочет на самом деле? Чего добивается? Добьётся ли? Я сомневался в нём. Я сомневался не только в будущем правителе, но и в брате. Вспоминаю — и стыдно, — Зен почесал щёку и прикрыл глаза. — Мы разные, но я уважаю его, как бы сильно брат ни пугал меня. Иногда. Вот и неудивительно, что он произвёл на тебя такое впечатление. Шираюки посмотрела на свои тонкие, переплетённые пальцы, вспоминая, как ногти впивались во вспотевшие ладони, боль расползалась по рукам, запястья трещали, вены пульсировали, звучали, словно гонг, разрывая черепушку неуёмным зудом. Нет, Зен, нет, ничего ты не понимаешь… Определения «такого» впечатления недостаточно — всё глубже, в десятки раз страшнее и непонятнее. Здесь вообще нет ничего понятного. Ни в нём, ни в том, как её организм отреагировал на него. Это не страх, не волнение — это ещё и непринятие. Чем Изана Вистериа заслужил плохое расположение? Шираюки доверяла интуиции, и в этот раз она зашла дальше, чем следовало, толкнув её в ощущение опасности, представшей человеком. В роли принца. В виде высокого мужчины с бездной вместо глаз. — Ты что-то хотела спросить о нём? — голос Зена вернул Шираюки из мыслей, и она благодарно улыбнулась. — Ты рассказал мне достаточно. Я думала: может, сделала что-то не так… Всё-таки не каждый день принцы наносят тебе визиты… эм… — Не считай меня. — Да… И он грозный. В определённой степени. — Под определённым углом. — Под любым, ты хотел сказать. Зен, засмеявшись, легонько пихнул её плечом. — Брось, всё не так плохо. Он… — Бывает милым? — О, нет! Милый Изана — это из сказок. Но он бывает смешливым, однако над ним не посмеёшься. Если кто-то и смеётся последним — то он. Или наша мать. Изана всегда обходит тебя на несколько шагов. Стратег из него отличный, — губы Зена тронула нежная улыбка, и он посмотрел вверх. — Изана всегда совмещал для меня и старшего брата, и принца, хотя, наверное, всё же он больше был старшим братом — в меру надоедливым, дающим дельные советы, очень критичным, умным, целеустремлённым, честным и светлым. И… — Чистым, — Шираюки закончила за него. Глухой удар в грудь. — Да, чистым, — Зен довольно кивнул. — Отличное определение. Ты умеешь описывать людей. Она сжала кулаки. Почему-то сердце забилось быстрее. И её затошнило. — К слову, о тебе? — М? — Шираюки вскинула голову и столкнулась с серьёзным взглядом. Она давно не видела Зена таким — или ни разу не видела? — На сколько ты здесь? Шираюки поёжилась. Ей показалось, что небо заволокли грозовые тучи, вдруг похолодало — ветер был колючий, цепкий, под ним она продрогла до костей и учуяла запах железа. Шираюки моргнула. Но наваждение не исчезло. Она зажмурилась, сжимая кулаки и отгоняя прочь бесов. Всё в порядке. В порядке, в порядке, в порядке. Она не там — она здесь, в Вистале, в безопасности. Она свободна. Нет, Шираюки, нет, ничего ты не понимаешь. Шипение на ухо. Ты сбежала. Где бы Шираюки ни была, ей не оторваться. Этому не выбраться из неё. От этого не оттереться, как от крови. — Шираюки? — Зен тронул её за плечо, и она распахнула глаза. Площадь размазывалась в светлое пятно, фигуры людей дрожали и покрывались рябью, будто вот-вот исчезнут. Горло сжалось, дышать было тяжело, раздолье между чихать или плакать стёрлось — хотелось реветь, но Шираюки сдержалась. — Мы не обязаны обсуждать то, что тебе не нравится обсуждать, — он говорил вкрадчиво и тихо, не убирая руку с плеча. Я здесь, я рядом — читалось по прямому и мягкому взгляду. Шираюки тошнило сильнее, но это вызывало не ужас, а раздражение. Злость. Слаба, как же ты слаба. Навсегда останешься такой? Будешь падать в лапы прошлому, сгибаться под хруст ломающихся костей, гореть изнутри и давиться пеплом, раздирать память в клочья, которые неизменно склеиваются и разрывают сердце? Будешь — или нет? На сколько ты здесь? Насколько ты сейчас здесь — а не там. — Я не знаю, — выдавила она с придыханием, пытаясь выпрямиться — но небо, казалось, давило на неё. — Не знаю, как долго пробуду здесь. Нас отправили временно, но это временно не продлится долго… Не продлится долго — как сон. Всё это сон — и он уйдёт, реальность распахнёт пасть: чёрная, грязная, душная. Мерзкая. Но настоящая, впитавшаяся в неё, словно запах гари и крови. Реальность придёт за тобой, Шираюки, она не поглотит тебя — она поглотила тебя. Она вернёт тебя. Тебя и ещё десяток людей. Обратно. Туда, откуда пришли. То, что начато, должно быть закончено. — Мне не место здесь, — неслышно, одними губами. Но Зен разобрал — именно её слова, важные и задушенные, посреди шума живого города. — Да, знаю… Изана говорил, что некоторых сюда временно отправили поправиться и «закинуть удочку»… — он вздохнул. — Танбарун всё не теряет надежды заручиться нашей помощью в этой войне. Шираюки посмотрела на Зена — и распалась: настолько уставшим и расстроенным она видела его впервые. Мысли преображали их, кидая в пустоту бессилия, и они понимали друг друга без слов. Но всё же было то, что Зену не понять — то, что огромнее, чем возможно захватить воображением. Шираюки чувствовала себя хуже, но старалась не подавать виду — не хотелось расстраивать Зена сильнее. Он притих и не улыбался, между ними повисла тишина, которую тянуло заполнить. Но слов не находилось, и это терзало их. Иллюзия заставляла Шираюки нервничать: казалось, что за ними — или за ней — следили. Она бы списала это на взгляд первого принца, засевший в ней ядовитым цветком, нет, сорняком. Но декорации сменились, и с момента, как они покинули территорию дворца, силуэт Изаны Вистериа растворился, хотя сам он не ушёл из мыслей, а теперь вернулась тревога, не раз помогавшая на фронте. Гадкое ощущение — и зуд в затылке от нарастающего волнения. Шираюки была уверена: за ними следили.