~
Kiss me goodbye And if that’s what you wanted to — Sail to the dusk — There’s nothing more we can do.
Через неделю Изана вернулся с обжигающей решимостью в глазах. Она видела его издалека, и не было желания подойти — наоборот, её тянуло спрятаться. Шираюки чувствовала, как волнение, которое всё это время шипящим монстром ползало по дну и метало песок, встрепенулось на поверхность. Вместе с ним пришло раздражение. Отчего? Она не знала. Шираюки бы не подошла к нему — но набросилась. С обвинениями «какого чёрта вы уехали в такое время, да ещё и в Лурн?». Если у кого и есть понятие о безопасности, то не у первого принца. Она сбежала. Сбежала, боясь попасться на глаза. Боясь, что ничего не сможет сказать — или скажет, но не то. Мысленно и физически её отталкивало от него, словно аура Изаны стала невыносимой, а душевно тянуло, как будто с другого конца дёргали верёвку, обвязанную вокруг их шей. Снаружи было пасмурно и прохладно, и стоило Шираюки ступить на сырую землю двора, как кто-то окликнул её. Увидев знакомое лицо — это оказался посыльный, — она облизнула губы и нахмурилась. Переданное письмо было лаконичным. Дочитав последнее предложение, Шираюки ощутила, как дамоклов меч, возвышавшийся над ней почти два месяца, резко понёсся вниз. Пришло время возвращаться. ...Небо, если рассчитывать с замковой стены, находилось близко. Протяни руку — коснись тёмных облаков, за которыми посверкивали звёзды. Звёзд было настолько много, что у Шираюки кружилась голова от мысли их сосчитать. А никаких больше мыслей и не было — одна, пустая. Ветер трепал волосы. От вида, раскинувшегося под ней, Шираюки хотела отдёрнуться — огромные земли, покрытые ночью, выглядели враждебными, готовыми сожрать её, и тишина окружала со всех сторон, подталкивая к краю. Если упадёт, то разобьётся насмерть. Это отрезвляло. Королевство тонуло и в свете тысячи огней. Но эти огни не сжигающие, не потрошащие душу — они тёплые и мягкие, подбадривающие. Кларинс не держал Шираюки… но и не отпускал. И что мне делать? Ответ не приходил. — Шираюки. Она подпрыгнула и испуганно обернулась. Изана подходил медленно, не отводя от неё взгляд, и, приблизившись, посмотрел вниз. Шираюки приоткрыла рот, но слова не шли — да и какие? И тем не менее она не отворачивалась от него, разглядывая профиль и пытаясь запомнить этот момент как можно точнее. Запоминать Изану — бессмысленно, он и без того изучен до мельчайшей детали. Он не был маяком или поддержкой — он был одной из тысяч звёзд. И скоро он станет так же далёк, как и те, что на небе. — Кларинс вступит в войну, — Изана наконец нарушил тишину с тихим вздохом. Глаза Шираюки распахнулись в удивлении. Кто-то ударил в гонг — но это было всего лишь замедлившееся сердце, чьё биение раздавалось не изнутри, а рядом. — Вы для этого уезжали в Лурн? Погодите. Вступит в войну? На чьей стороне? Вместо ответа он посмотрел на неё. Она перестала дышать. — Конечно, на стороне Танбаруна. Конечно. Одно слово заставило сердце забиться быстрее. И вызвало неописуемое чувство гордости, которое словно осветило ночь и сделало её отяжелевшее тело легче. — Тогда почему вы поехали в Лурн? — Это… — он на секунду опустил взгляд. — Это не так уж важно. Прошлые волнение и раздражение не находили энергии в Шираюки, чтобы вырваться и наброситься на него. Она устала. И была одновременно рада и расстроена, и потому не могла больше удерживать мысли на языке. — Если не важно, зачем поехали туда? Упрёк в её голосе они оба запомнят навсегда. Изана усмехнулся и покачал головой. А потом оглядел её и улыбнулся шире. Это — всё. Пути назад не будет. Пути назад не было и раньше. Когда ты шагаешь на дорогу — ты пойдёшь по ней или до конца, падая и поднимаясь, или оступишься и не встанешь. Чувство отчаяния, сопровождающее её на долгой дороге от начала войны, стало крепче и дёргало ниточки, как кукловод. И она поддалась. Тело ничего иного не требовало и не сделало бы. Шираюки шагнула вперёд, прижалась к его груди и поднялась на цыпочки. Наблюдать, как за секунды опадает улыбка, заменяясь недоумением, было весело. Она выдохнула ему в губы и взяла лицо в ладони, закрывая глаза. Изана был холодный — всего лишь внешне, и теперь Шираюки знала, что ледяной, надменный взгляд на самом деле был трезвым и оценивающим, а внутри бился огонь, который способен ослепить. И она посмела приблизиться к этому огню, не боясь обжечься. Шираюки не прятала своих чувств — первый и последний раз, прикасаясь к нему так, как никогда не мечтала, и так, как никогда больше не прикоснётся. Её сердце, казалось, вобрало все огни королевства. И светилось изнутри, словно впитало само солнце. Он напрягся и не двигался, и, несмотря на то, что она целовала его несколько секунд, ей эти секунды казались минутами, стремящимися к точке конца. Ничего не осталось в голове — ни вопросов, ни сомнений, ни лишних чувств, кроме единственного, сжимающего сердце так крепко, что оно не могло нормально биться, и изнутри же распирающего так широко, что становилось больно. Она не знала, вернется или нет… А если нет, то, по крайней мере, у неё не останется сожалений. Теперь ей ничего не нужно от него. Совсем ничего. А те, кому ничего не нужно, преданные. Опасные. Упрямые. И первый принц это понимал. Но он наверняка не знал, что в ней разбудит его серьёзное решение… Желание следовать. Но прежде ей необходимо избавиться от старых цепей, иначе рано или поздно они задушат её. Тепло, обнявшее их и отрезавшее от мира, растворилось. Отпустив его, она не подняла взгляда. И не обернулась. Губы жгло, а сердце, успокоившись, замолкло. В эту ночь всё закончилось. И снова началось.~
Ночью у неё вряд ли бы получилось уснуть, поэтому она отвела время на проверку вещей — Шираюки собрала их несколько дней назад, томясь в ожидании перед приходом весточки и потому не имея возможности хоть чем-то отвлечься от мыслей о возвращении на фронт. Ей придётся уехать утром. ...Покидать комнату, ставшую родной, было сложно — что-то тянуло обратно, не отпускало. Но Шираюки обрезала соединяющую их нить и пообещала себе не оглядываться. Так надо. Так должно быть… Эти мысли, превратившиеся в мантру, не успокаивали. Шираюки никого не предупредила. По-детски? Жестоко? Нелепо? Да, да, да. Но она ничего не могла поделать с собой и боялась встретиться с любыми вопросами. Что там — вопросы! Она не была уверена, что произнесла бы хоть слово, пусть и дрожащим голосом. Посмотреть в их лица и увидеть… что-то… Грусть. Недоумение. Злость? Насмешку? Абсолютно ничего? Но когда пришло утро, они ждали её на месте. Солнечный свет заливал коридоры. Во взгляде каждого из них она видела уверенность — но в чём? Они смотрели на неё напряжённо, будто пытались что-то передать. Зен шагнул вперёд первый. Он, остановившись перед ней, широко улыбнулся, и от серьёзного выражения лица не осталось и следа. Она удивилась такой резкой перемене и особенно тому, что не заметила наигранности и скованности — он улыбался солнечно, жмурясь и довольно. — Я восхищаюсь твоей отвагой, Шираюки, — Зен смотрел в её глаза, не моргая, и казалось, что под сказанными словами скрывалось что-то ещё, что-то, что он не знал, как произнести. — Я хочу, чтобы ты осталась… — он шумно вдохнул, опустив взгляд на землю. Прежде чем Зен снова обратился к ней, Шираюки знала: он не станет уговаривать. Никто из них не станет. Выражение лица снова сменилось — и теперь оно исказилось неуверенностью, которая иголками ударилась о сердце и заставила её поджать губы. Иначе обязательно вырвется то, что не должно. Что — она не знала, но чувствовала, как внутри зрел поток чересчур личного. По правде, он давно созрел и ждал момента, чтобы вырваться. Но пустить его — значит добавить подтекстом «я вряд ли вернусь». Она скажет всё, когда увидится с ним вновь, или не скажет ничего, оставляя говорить действие — возвращение, а пока… Ей казалось, что она слышала треск — что-то рушилось. — Я буду скучать, — Шираюки улыбнулась через силу, боясь, сколько нежности отразится во взгляде. Боясь, что он не поймёт. Рушились все стены, возведённые между ними. Конечно, он понял. — Я тоже. Обязательно возвращайся, хорошо? Она не ответила. Стоило Зену сделать шаг назад, как перед ней появились Митсухиде и Кики. Они крепко обняли её, оба, вместе, накрывая теплом, сжимая и выбивая воздух из лёгких. Шираюки сдавленно засмеялась, поднимая голову и пытаясь сделать вдох — не получалось. Но не из-за их крепкой хватки… Когда Кики и Митсухиде отпустили её, Шираюки ощутила себя потерявшей опору и оставленной блуждать в пустоте. Она невольно посмотрела в сторону Оби, будто он одним присутствием мог прибить к земле, и усмехнулась. А ведь и правда прибил. Он улыбался уголком губ и смотрел или сквозь, или вовнутрь, не двигаясь с места. Поэтому Шираюки подошла сама. Она не задумывалась, отметая зарождающиеся сомнения, и не отводила взгляда, даже когда стояла впритык и была вынуждена задирать подбородок. Её не смущало внимание остальных — все максимумы сдвинулись. Только поэтому она посмела уткнуться носом ему в воротник, вдыхая пресный запах земли, и обвить руками талию. Пальцы впились в одежду на спине, и Шираюки ощутила, как он напрягся. Она прислонилась щекой к груди и услышала его учащённое сердцебиение. Если бы Оби увидел её широкую ухмылку, то больно ущипнул бы. Они не сказали друг другу ни слова. И когда Шираюки отошла от него, то снова не смогла поднять взгляд… Не то чтобы она боялась — не хотела заметить какие-то эмоции. Без эмоций проще. Не зная, какие чувства захватывают человека, легче расстаться. Легче, но едва. Шираюки не обернулась. Они не позвали. Отмахнуться от ощущения пристального взгляда в спину у неё не получилось.~
Ночью в замке было тише, чем обычно. Но они понимали, что это им лишь мерещилось.~
Зен сидел на подоконнике, уткнувшись лбом в стекло, и думал ни о чем, смотря в одну точку — самую яркую звезду в небе. В комнате из-за открытых окон было холодно — задувал зимний ветер, ещё не острый, но колючий, заставляющий кожу покрываться мурашками. Но Зен не реагировал и не замечал боли в замёрзших пальцах. Внутри болело сильнее.~
В пустом тронном зале удивительное эхо. Глухое и как будто оскорбляющее. Каждый звук вырастал больше каждого тела. Изана стоял посередине, расставив ноги и скрестив руки на груди, буравя взглядом трон, словно пытаясь отспорить своё право восседать на нём. Находиться здесь. Он не прикоснётся к нему, пока не выиграет войну. Он обещал… не только себе.~
Кики увернулась от быстрого удара Митсухиде и, воспользовавшись заминкой напарника, толкнула его в бок. Они отошли на несколько шагов друг от друга, тяжело дыша. Митсухиде выпрямился и глубоко вдохнул, запрокинув голову. — Сколько ставишь на то, что он пойдёт за ней? Кики усмехнулась в ответ. — Тут и спорить бессмысленно. Очевидно же... Она крепче схватила деревянный меч и бросилась вперёд.~
Не осталось причин находиться в замке. И всё равно Оби знал, что наврал себе — безуспешно. От него тянулись цепи к господину, его помощникам, Шираюки… к чувствам, которые у Оби вызывали дни, проведённые с ними. Он не терял надежды, что эти дни продолжатся. Что они вновь соберутся вместе… Он постарается сделать это правдой.~
Она вернулась. И вместе с тем вернулось отвращение к происходящему. Здесь пахло не зимой. Гарью, железом. Войной. Но Шираюки сжала кулаки, сжала своё истерзанное сердце и отвела взгляд от покрасневшего неба. «Я хочу защищать и дальше всё, что было у меня, и то, что есть у других». Счёт дням начался вновь.