Волчьи метаморфозы

— Но ты же любил ее! Крик. Вопль. Плач. Как назвать этот возглас? Это требование ответить? Эту ненависть и непонимание, которые так прочно, так органично, так болезненно мешаются в глазах его дочери? Как?.. — Ты любил ее, — она подается вперед. Любил ли он ее? Конечно нет! Что за чушь?! Как можно любить ее?! Невероятную. Она была никем и ничем. Всем. Очередной преградой в его долгой жизни. Мостом. Она была… — Ты любил ее. Она повторяет и повторяет, и смотрит так, словно он сотворил величайшую ошибку в своей жизни. Он знает это, хорошо?! Только это не та ошибка, в которой его обвиняют. Было ошибкой убить ее? Нет. Было ошибкой укусить ее? Да. Она не должна быть здесь. Ей здесь не место. Ей место где-нибудь в МТИ, где она оказалась бы самой гениальной стервой на всем чертовом факультете, а не сносила бы людям головы своим криком, потому что всюду ей чудились-мерещились враги! Он… он сделал то, что должен был. Если бы не он, то Арджент уже засел на крыше со снайперской винтовкой. Осталось просто выбрать — кто ее убьет. Он начал это. Он это закончил. — Почему ты молчишь?! А что? Нужно отвечать? Ты сама уже себе ответила, девочка. Но это простое «любил» как-то не вмещает ни гнев, потому что она такая сильная и никак не сломается, никак не решится воскресить его, ни легкое сожаление, что он разрушает ее разум, ни тот пыльный — единственный — поцелуй после воскрешения, ни то, как он боялся просто увидеть ее, ни то, как всё же ловил ее у обрывов лунными ночами, когда юная банши брела по зову своей силы, не сознавая, где сон, а где реальность, ни то, как он мог убить ее, ни то, как он никогда бы не смог убить ее… смог. — Да ответь же! — Я никогда не любил Лидию Мартин. Но мог бы. И это самое страшное, так? Сознавать, что была девочка, которую он мог бы полюбить. — Тогда почему ты смотришь так, словно это, — Малия хватает его за окровавленную руку, — было твое сердце. Если бы… — Юным девушкам нельзя читать много любовных романов, — улыбается он сухо. — Иди. Там… Стайлзу ты нужна больше, чем мне. Малия смотрит так, словно понимает больше — гораздо больше — его самого. И уходит. Потому что он просит об этом. Потому что десять минут назад он раздавил в своей ладони сердце Лидии Мартин.        …потому что он всё же любил?..