Битловский Ливерпуль

Одинаковые, мощеные серым камнем улочки с типовыми кирпичными домами сменяли одна другую. Редкие прохожие спешили по своим делам. В основном это были молодые мамы с детьми в колясках, вышедшие на дневную прогулку, и аккуратные пенсионеры с неизменными газетами в руках. Как раз к одному из таких пенсионеров я и подсела на скамейку. Это был дедушка лет шестидесяти пяти в старом, но чистом и отремонтированном костюме-тройке и старомодной, даже для самого начала шестидесятых, кепке. У него тоже была газета, но она была свернула вчетверо и лежала справа от него. 

— Прошу меня извинить, сэр, — как можно вежливее обратилась я к деду, — можно почитать Вашу газету, пожалуйста? 

Мой сосед отнял глаза от книги, которую увлеченно читал, посмотрев на меня. Он снял сидевшие на его большом носу круглые очки, рассматривая меня, и ответил: 

 — Конечно, дорогая, бери. 

 Я поблагодарила его и развернула газету, вчитываясь. Дедушка улыбнулся своим мыслям, снова надел свои очки и продолжил чтение, совсем не обращая на меня внимание. 

 «10 мая 1960 года» гласила надпись в верхнем правом углу газеты «The Liverpool News», сделанной из дешевой тонкой бумаги. Я вздохнула, осознавая во всей полноте, где же и когда я все-таки оказалась. 32 года разницы во времени! Это немыслимо. Немыслимо. Что мне делать? Моему отцу сейчас всего пятнадцать лет, и он сейчас вообще в Глазго с еще живыми бабушкой и дедушкой. Стоп. Меня поразило одновременно ужасная и самая лучшая, какая только может быть, мысль: моя мама еще жива. Сердце забилось быстрее и глаза против воли наполнились слезами счастья. Мама, мамочка, здесь и сейчас, скорее всего на занятиях в школе. Слезы закапали на чужую газету, оставляя грязные разводы из некачественных чернил. Я сидела и тихо плакала от счастья, вспоминая счастливые дни моего детства, когда мама приходила домой с неизменным маленьким гостинцем для меня, ласково целуя и гладя по голове. Элли, так она называла меня. — Милая, что случилось? — вырвал меня из воспоминаний старческий голос. Я выпрямилась и вытерла слезы, откладывая газету, в которой, кроме названия и даты, я даже ничего не прочитала. 

 — Я… — надо что-то ответить. Может рассказать правду? , — я попала в беду. 

Участливый дедушка отложил книжку и нахмурил свои густые, не по-старчески темные брови. Он сделал жест рукой, предлагая продолжить. Я неловко повела плечами, поворачиваясь к нему, и, запинаясь, начала рассказывать уже придуманную мною историю, которая, если так подумать, была наполовину правдой. 

 — Понимаете, я приехала в Ливерпуль, чтобы кое-кого найти, — опять все по кругу. Найти. Ну да. Новую жизнь, если называть вещи своими именами. — Ехала на поезде и уснула. А когда проснулась, обнаружила, что все мои вещи украли: документы, деньги, записную книжку со всеми номерами телефонов. И я пошла искать участок, чтобы восстановить хотя бы документы, но потерялась.

 — Бедное дитя, — всплеснул руками старик. Видимо, он действительно проникся моим несчастьем. — Как тебя зовут? 

 — Элинор Паркер, сэр, — фамилию смысла менять не имело. Мало ли на свете однофамильцев и Элинор в целом. 

Мой новый знакомый так тепло мне улыбнулся, что у меня защемило сердце, потому что этой улыбкой он напомнил мне моего покойного дедушку. 

 — Генри Олдман, — он протянул руку, и я радостно ее пожала. — Я живу прямо в этом доме, — мистер Олдман, как я теперь узнала, кивнул головой в сторону одного их тех самых типовых двухэтажных кирпичных зданий. Дверь была выкрашена в приятный зеленый цвет, что сочеталось с темно-красным цветом кирпича. Мне подумалось, что красить сам дом особого смысла не было — в промышленном городе с тысячами печных труб тот все равно стал бы черным, сколько его не крась. — Не хочешь ли выпить чая, Элинор? Моя жена Летиция как раз собиралась готовить печенье мадлен. Она, видишь ли, наполовину француженка, — он мягко усмехнулся, медленно вставая со скамейки, на которой мы сидели. 

С одной стороны, мне не следовало принимать такое приглашение от абсолютного незнакомца, но, с другой стороны, мистер Олдман казался чрезвычайно милым и добрым дедушкой, от которого никакой опасности ожидать смысла не было. Тем более, единственным, что я сегодня ела, скорее пила, был стакан колы и пинта пива несколько часов назад. 

— С удовольствием, сэр, — я широко улыбнулась, пытаясь стереть с лица разводы от слез рукавом своей кофты. 

— Зови меня мистером Олдманом, дорогая. 

Он показал рукой на вход в дом, галантно придерживая мне дверь. 

— Дорогая, у нас гость, вернее гостья, — позвал он, видимо, ту самую француженку Летицию. 

 Мы прошли на небольшую кухоньку, располагавшуюся на первом этаже дома. В комнате было тепло и уютно. У левой стены стоял дубовый стол на четыре персоны с тремя табуретками, за ним было большое окно, завешенное легким голубым тюлем, развивавшимся от теплого майского ветра, залетавшего из открытого окна; к правой стене была приставлена газовая плита, кругленький холодильник, в два раза меньше наших современных, и большой шкаф-буфет; над плитой висело несколько полочек со специями в стеклянных банках, подписанных убористым женским почерком. Я вдохнула запах моря, принесенный ветром из гавани, перемешанный с ароматом черного чая и свежего печенья, стоявших на столе, накрытом на двоих. 

 — Присаживайся, — предложил мистер Олдман и сам уселся на табуретку, ближнюю к окну. 

Я неуверенно кивнула и села рядом, за ненакрытую часть стола, справедливо посчитав, что садиться на чужое место невежливо. Заскрипели половицы, и в кухню вошла невысокая пожилая женщина, в которой еще оставались следы былой красоты и точеной фигуры. У нее были длинные светлые волосы, с почти неразличимой сединой, собранные в тугой пучок, и можно было подумать, что ей и сорок лет, и шестьдесят. По людям с такой внешностью сложно понять. Женщина улыбнулась мужу и повернулась ко мне, придирчиво оглядев с головы до ног. Сделав какие-то ей одной известной выводы, она приветливо улыбнулась и поздоровалась: — Добрый день, дорогая. Нечасто у нас бывают гости, правда, дорогой? — мистер Олдман только кивнул. Гостеприимная хозяйка стала разливать чай по чашкам, молча поставив дополнительный набор на третьего человека. 

Я чувствовала себя немного не в своей тарелке: абсолютно незнакомые люди были так добры ко мне, а мне нечем было отплатить им взамен. Хорошенько обдумать данную мысль мне не дали — миссис Олдман завела со мной разговор, расспрашивая о моей беде. Похоже, эта пожилая пара действительно задалась целью помочь. Надо будет подумать, как их в будущем отблагодарить, даже если ничего не получится. Пока я рассказывала уже начавшую казаться правдой историю об ограблении в поезде, хозяйка дома активно охала и сетовала на современное общество. Ее муж тоже был недоволен. После нескольких чашек ароматного чая он вызвался быть моим проводником в этом довольно большом городе, чему я была чрезвычайно рада, ведь карту я так и не раздобыла. Да и что толку от нее? Ориентироваться по карте для меня все равно, что читать двоичный код — нечитаемые иероглифы. После долгого обсуждения моей проблемы, мы перевели беседу в более светское русло. Мистер Олдман стал рассказывать о своем родном городе. Мне было очень любопытно послушать, хотя я уже кое-что знала от Ринго и Пола, рассказавших о простейших вещах, например, про доки и гавань. — Я много лет был капитаном корабля. Мы с моей «Мадонной» избороздили все моря и океаны. Столько стран повидали. В основном, возили хлопок, но бывало и редких животных перевозили… Да, славные были времена, — рассказывал бывший моряк о своем прошлом. 

 — Вот только дома он бывал совсем редко, — доверительно сообщила мне миссис Олдман. — Мы с нашей дочерью, Мерилин, могли ждать его месяцами… 

 — У вас есть дочь? — спросила я, заинтересовавшись. Вроде других обитателей я в доме не заметила. 

— Да, наша малышка родилась как раз за несколько лет до начала войны, — ответил мистер Олдман. — Она, должно быть, не намного старше тебя. 

— Птичка уже покинула родное гнездо, — продолжила хозяйка дома. — Сейчас живет в Вултоне со своим умницей-мужем, 
— миссис Олдман тепло мне улыбнулась, а затем перевела взгляд на мужа; в ее глазах я будто заметила немой вопрос. 
 — Мистер Олдман, миссис Олдман, — начала я, понимая, что злоупотреблять их гостеприимством дольше положенного не стоит. Нужно уже откланяться и идти искать ночлег. На улице тепло, можно поспать на скамейке. — Спасибо большое за ваше гостеприимство, но мне пора. Не хочу быть вам в тягость. 

 Миссис Олдман всплеснула руками, поставив чайник, в который только что наливала воду, на плиту. 
 — Дорогая, ну что ты. Как мы можем бросить такую молодую девушку одну в беде!

 — Тем более, ты не знаешь города, а на улице ночью холодно, — возразил мистер Олдман, словно прочитав мои мысли, по-отечески улыбаясь. У меня в который раз за сегодняшний вечер защемило сердце от тоски по отцу. Но я усилием воли засунула свое нытье в самую глубину сознания, применяя некоторые методики из йоги, которой увлекалась уже добрых лет десять. 

 Мне стало стыдно за то, что я соврала этой паре, но по-другому нельзя. Краска залила лицо, делая его одного цвета с моими волосами. Я замялась, не зная, что ответить. Раньше я никогда не сталкивалась с такими добрыми и отзывчивыми людьми. Возможно, это именно та черта, которую мы потеряли в нашем прогрессе. Супруги переглянулись, решив что-то, одним им известное, и мистер Олдман продолжил: 
— Можешь оставаться у нас столько, сколько нужно, Элинор, — мое сердце сделало кульбит и упало куда-то в желудок. Я испытала странный коктейль эмоций: счастье, стыд и благодарность, бесконечную и безграничную. — Спальная Мерилин давно пустует. 

 — Как только найдешь стабильную работу, сможешь снимать ее у нас, — дополнила жена слова мужа. — О цене договоримся, — она неожиданно подмигнула, что заставило меня отойти от шока и горячо их поблагодарить. 

Хозяйка дома убрала со стола, а потом проводила меня по лестнице на второй этаж, где, как я догадалась, располагалась ванная и спальные комнаты. Последних я насчитала две: хозяйская спальня и, видимо, комната их дочери. Миссис Олдман снабдила меня свежим постельным бельем и предложила воспользоваться старыми вещами ее дочери, ведь мои, по официальной версии, были украдены. После чего женщина пожелала мне спокойной ночи, заверив, что все образуется, и ушла. Я слышала, как она спустилась по лестнице обратно на кухню, где через некоторое время уютно засвистел чайник. Разговора мне слышно не было, да и не стала бы я подслушивать. Это вообще невежливо, а если учесть, насколько эти люди были ко мне добры, так вообще неприемлемо. Я положила стопку белья на широкую кровать-полуторку и решила осмотреться. Комната была хорошо освещена простенькой, но изящной люстрой под высокими сводами потолка. Более сильного источника света не требовалось — спальня была небольшой, и большую часть пространства заполняла кровать, выполненная из светлого дерева, как и вся остальная мебель в доме. Справа у стены стоял большой платяной шкаф. Готова поспорить, что его владелица была той еще модницей, ведь створки шкафа слегка покосились, что говорило о том, что шкаф плохо закрывался от обилия одежды. Я решила посмотреть его содержимое потом. Успеется. Глаза слипались. Я сняла с себя одежду и повесила ее на спинку стула, стоящего около аккуратного письменного стола, абсолютно пустого. Видимо, в комнате давно никто не жил, потому что в моей лондонской квартире стол никогда чистым не был, сколько его ни убирай. Там постоянно появлялись какие-нибудь мелкие пакетики с покупками, тетради, книги, учебники, компакт-диски, высохшие ручки и другая мелочь, которая бралась словно из ниоткуда, а потом громоздилась на столе целыми кучами. Сей процесс был неотвратим, но обратим. К сожалению, не мной. Беспорядок на рабочем месте я убирала только тогда, когда вся эта труха начинала валиться на меня, а найти что-то становилось решительно невозможно. Такой уборки хватало максимум на неделю. Да, в этой комнате я просто обязана держать все в чистоте, что такой неряхе будет сложно. Я сладко зевнула и с тихим стоном блаженства упала на кровать, которую успела застелить, пока думала о прошлом. Простыни слабо пахли лавандой. За открытым окном было тихо: майская ночь приносила прохладный морской бриз, где-то вдалеке пела одинокая птица. Желтый свет от старинного уличного фонаря падал на покрытый ковром пол комнаты, играя роль ночника. Я закрыла глаза и почти сразу уснула, не давая мыслям о прошлом поглотить уставший разум. Утро встретило меня легкой прохладой и ярким солнцем, нетерпеливо заглядывавшим в окно. Сначала я не поняла, где нахожусь, по привычке ища свой будильник на прикроватной тумбочке. И только когда его там не нашлось, до меня все-таки дошло, где я. — Ливерпуль, 11 мая 1960 года, дом 15 по Лэнгтон Роуд, — пробормотала я, потягиваясь. Мятая рубашка и такие же черные брюки совсем не радовали, поэтому я решила принять предложение миссис Олдман и позаимствовать одежду из шкафа ее дочери. 
 В глаза сразу бросилась длинная юбка с цветочным принтом и кремовая рубашка. Отметив про себя, что вещи хорошо было бы погладить, я спустилась вниз на кухню, где уже пил утренний чай хозяин дома. Он оторвался от утренней газеты, которую читал, и пожелал доброго утра, предложив к нему присоединиться. Судя по простым кухонным часам с белым циферблатом, было девять утра, и миссис Олдман уже ушла на работу — она продавала цветы в небольшом магазинчике на соседней улице. У ее мужа тоже были сегодня дела, но до двух он был свободен, так что было решено сходить в полицейский участок, чтобы не откладывать это дело в долгий ящик. Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться. — Поедем на велосипедах, — распорядился мистер Олдман. — На автобусе будет вдвое дольше. Ты умеешь, Элинор? 

 — Да, сэр. Меня научил отец, — в прошлом я ездила на велике в университет, чтобы не попадать в утренние лондонские пробки. Научиться водить машину я так и не успела. 

Мистер Олдман достал из кладовки два велосипеда: синий и кричаще-розовый, сказав, что последний принадлежал Мерилин, но та не большая фанатка такого вида транспорта, поэтому велик и пылился в родительском доме. Я поблагодарила его за велосипед, отметив, что, похоже, мы с его дочерью одного роста. Как оказалось, до участка было всего двадцать минут. Редкие машины медленно проезжали мимо. Клерки спешили на работу, дети — в школу. Интересно, где сейчас Пол? Или другие мои новые знакомые? Для школы они были уже слишком взрослыми, за исключением Джорджа. Наверное, тоже на работе. Должны же они деньги откуда-то брать? Участок оказался похож на приемные покои стоматологии: у стены стоял ряд стульев, за стойкой около двери сидела секретарша и записывала посетителей в очередь. Утром среды никого еще не было, поэтому ждать не пришлось. Я нервно вытерла вспотевшие от страха ладони о юбку и вошла в кабинет полковника Нортона, судя по табличке на двери. Сердце колотилось о грудную клетку, грозясь ее пробить, но внешне я старалась выказывать волнения. — Что у вас случилось, мисс, — спросил меня полковник, не отрываясь от документов, которые тот просматривал. Его коротко остриженные волосы совсем не гармонировали с густыми бакенбардами, словно сошедшими с портрета богатого джентльмена Викторианской эпохи. Несуразность его внешнего вида только усиливал большой нос и непропорционально маленькие, глубоко посаженные глаза. Мужчина абсолютно не казался суровым копом, которых я привыкла видеть в кино, да и просто на улицах города. 

— Меня обокрали, — решила не ходить вокруг да около я. — Вчера утром, в поезде маршрута Ливерпуль-Лондон. 

Офицер Нортон все же отложил свои бумаги и, взяв в свои маленькие ручки блокнот, заинтересованно на меня посмотрел, нервно моргнув несколько раз подряд. Я подошла к его столу и села на пустой стул напротив. Мне протянули пустой бланк, видимо предлагая мне его заполнить. 

 — Только личные данные, пожалуйста, — попросил полицейский. — Остальное я заполню сам.

 Я только кивнула. С именем и фамилией проблем, конечно, не возникло, но я замялась перед датой рождения. Не писать же мне, что я родилась через 12 лет, в 1972? 

 — Элинор Паркер, 15 июня 1941 года, — пробормотал офицер Нортон, забрав заполненный документ. — Что же, мисс Паркер, приступим к более насущным вопросам… 

Долго в участке меня не продержали — через полтора часа я уже была свободна, да еще и с временными документами. Полковник Нортон пообещал разобраться с моим делом как можно скорее. Видимо, мой беззащитный вид сделал свое дело. Да и показательно расплакаться в середине рассказа оказалось не лишним — сердобольный мужчина растерялся и пообещал, что сделает все возможное, чтобы вернуть мне мои вещи, которых, к слову, не существовало. 
 Мистер Олдман ждал меня в приемной. Он, оказывается, забежал в участок, чтобы предупредить о своем уходе. Мы попрощались и пошли каждый по своим делам. С моими временными документами можно было бы устроится на работу, но, как мне сказали на соседней с участком бирже труда, с ней в городе напряженка. Что ж, придется как-то выкручиваться. У меня еще и образования по этим документам нет. Говорилось только, что я окончила школу. Может, в Ливерпуле есть какой-нибудь колледж или университет, если повезет? Но за образование надо платить, а денег у меня, конечно, не было. Я подобрала свой розовый велосипед, который дал мне мистер Олдман, и поехала в противоположную от гавани сторону, решив, что поищу работу по местным кафе и магазинам. Там всегда требовались официантки и продавцы. А уж опыт работы официанткой у меня имеется. Пять лет подряд я проработала в одном кафе из популярной сети, разнося заказы посетителям, которых, к слову, всегда было довольно много, даже в позднее время. Иногда, я брала двойную смену или работала в праздники, когда все уходили в отпуск, чтобы побыть с семьей. А я просто не хотела возвращаться в пустую квартиру, ведь кроме отца, после смерти мамы переехавшего обратно в Шотландию, у меня никого не было. Я тряхнула головой, отбрасывая депрессивные мысли, и слезла с велосипеда, решив начать поиски с безымянной улицы, на которой я оказалась. Неподалеку виднелся продуктовый магазин, а еще дальше, на противоположной стороне, около красивого здания с колоннами, висела большая вывеска очередного кафе. Названия я не разглядела — слишком далеко стояла. Своей целью я выбрала кафе. Все же хотелось найти привычную для себя работу, чтобы не учиться всему по-новому. Решив оставить свой велосипед рядом с кучей таких же чужих, я пошла в сторону кафе. Людей как всегда было мало, и я уже начинала думать, что это нормально для Ливерпуля, хоть это и крупный порт, чуть-ли не первый по значимости в стране. Группка гризеров* что-то громко обсуждала, сидя на ступенях того красивого здания, что я приметила. Выглядели они так, будто главным их идейным вдохновителем был старый мюзикл «Бриолин»**. Хотя дело было скорее наоборот. С этими перемещениями во времени так сложно! Тут один из этих рокеров, стоящий чуть поодаль от других, отлепился от стены и заковылял в мою сторону. Именно заковылял, потому что узкие кожаные штаны, прилипшие к ногам от июньской жары, не давали ему нормально идти. Кожаная куртка, непонятно зачем надетая в такую погоду, весьма аутентично дополняла образ. Я засмеялась и пошла дальше, решив, что его целью уж точно являюсь не я. — Элинор, так ведь? — раздалось сзади, и я обернулась на странно знакомый хрипловатый баритон. 

Джон, оказавшийся тем самым рокером, остановился чуть позади и разглядывал меня самым наглым образом. Он забавно склонил голову к правому плечу, ожидая от меня ответа на его вопрос. 
 — Именно так. Джон? — конечно, я знала как его зовут, но держать марку надо. 

— Что ты здесь делаешь? — ответил он вопросом на вопрос и, достав из кармана штанов пачку сигарет, закурил, выдыхая на меня дым. 

— Работу ищу, — коротко ответила я. — Как я вижу, у тебя ее тоже нет. 
 Он только неопределенно пожал плечами, снова обдав меня дымом. Мда, со всем этим стрессом последних двадцати четырех часов жутко хотелось курить. А ведь бросила же в прошлом году… Ай, да ладно.
 — Угостишь? — я протянула руку ладонью вверх.

 Джон от удивления подавился собственной сигаретой, но послушно достал еще одну. 
 — Огонька? — снова попросила я. Тот все еще пребывал в шоке. Что же его так удивило? Хотя, конечно, образ пай-девочки в длинной юбке не вяжется с курением ну никак. 

 — Прикури от моей, — он усмехнулся. Ну что ж, ломать сложившееся впечатление, так по-полной. 

Я встала на мысочки, наклонившись вперед, и прислонила свою сигарету к его, параллельно отмечая, как его темные брови взлетают вверх. Сигарета зажглась, и я резко отпрянула, глубоко затягиваясь. Конечно, дым я выдохнула прямо ему в лицо. Наглую улыбку подавить не удалось. 

— Хорошие девочки так не поступают, — отзеркалил Джон мою ухмылку. 

 — А кто сказал, что я хорошая? — Леннон уже собирался ответить, но его позвал кто-то из друзей. Он окинул меня прощальным взглядом и ушел не прощаясь, кинув мне в руки пачку сигарет.

 Как был козлом, так и остался. 



***

В кафе, которое я приметила, действительно требовалась официантка, и после короткого интервью меня взяли на работу. Дневная смена длилась шесть часов — с восьми утра до двух часов дня, а вечерняя — с трех до девяти. Мне предоставили выбор, и я решила, что лучше работать днем. Хотя в вечернюю смену почасовая оплата была на двадцать пять пенни выше. Планов на оставшееся до вечера время не было, поэтому я решила отработать смену сегодня, чтобы иметь хоть какую-то наличность на руках. Платили полтора фунта в час, правда, я не знала, много это или мало, потому что в мое время инфляция уже сделала такую сумму ничтожной. Но в 1960 году это, наверное, было приличной зарплатой. Посетителей в кафе было относительно не много — в основном студенты их соседнего колледжа, оказавшегося там самым зданием с колоннами. Из других людей в кафе работал неразговорчивый парень Мэтт, лет двадцати, улыбчивый повар Джейсон, неопределенного возраста из-за его густой бороды, и хозяйка мисс Эллен, которая принимала меня на работу. Получив свои девять фунтов после не особо напряженного дня, я подобрала велосипед и благополучно вернулась в дом четы Олдманов. Никто из них с работы еще не вернулся, но мне хотелось спать, так как было уже около десяти, поэтому ждать хозяев я не стала. Уже лежа в кровати, я подумала, что завтра нужно будет сходить по магазинам после работы, потому что у меня не было даже таких базовых вещей как расческа и зубная щетка, не говоря уже о рюкзаке или сумке. Ну ничего. Завтра днем у меня уже будет восемнадцать фунтов, которые я смогу потратить, а возможно даже отдать немного мистеру и миссис Олдман в качестве квартплаты. С этой мыслью я спокойно уснула, оптимистично смотря в завтрашний день.