***
Бар встретил клубами сладкого кальянного дыма, что щекотал ноздри, громким заразительным хохотом и спирающей нутро духотой. Лето выдалось достаточно прохладным, однако в помещении дышать было сложно, что добавляло легкую эйфорию и навевало воспоминания об отечественных ресторанчиках Геленджика. Настроение пить и веселиться у обоих мужчин лилось через край, фактически вынуждая забить хуй на подрубающую усталость, будущее утреннее похмелье и собственное здоровье. Через какое-то время по стойке застучали донышки опустевших рюмок, смех стал громче, оглушающе и заразительнее, а разговоры порядком развязнее и откровеннее. — Я реально не понимаю одного, — речь Фадеева была удивительно внятна и понятна, — в жопу типа приятно? От выброшенного Димой неожиданного вопроса Лавров закашлялся и застучал кулаком по груди. Такая крайне неприятная и интимная тема никогда не затрагивалась до сего момента столь открыто. Это не оговаривалось и не поднималось ранее. Игорь, разумеется, понимал, что люди все видят*, но обсуждать это не желал от слова совсем. — Нормально, — мужчина делает небольшой глоток коньяка и, занюхивая кусочком заботливо предложенного барменом лимона, морщится от обжигающего ощущения внутри. — Еще по одной? Они чокаются стаканами в абсолютном молчании и не смотрят друг на друга. — Хотя, — Фадеев громко звякает дном о стоящую рядом пепельницу и как будто задумчиво подпирает голову рукой, — будь он в маске, я бы тоже присунул. Разговор стал заходить совершенно не в то русло, и Игорь с толикой злости прикусывает внутреннюю часть щеки и вливает в себя остатки из стакана, ничем не зажевывая. В груди неприятно сжимается то ли от отравляющей душу какой-то глупой и по сути беспочвенной ревности, то ли от внутренней обиды на себя (ведь все так вышло) и собственное нутро, то ли от ебаной обиды на Конченкова, который сейчас, точно терпеливая жена, не ложится спать и ждет любовника с попойки, чем несказанно раздражает. Ведь так делают только педики. А Лавров не педик. — Фадер, ты за словами следи, — бармен подливает снова, и ободок стакана вновь касается сердито подрагивающих губ. Нутро опаляет горячительная жидкость, заставляющая дергаться и напрягаться от неприятного жжения. — У вас там типа любовь? — мужчина усмехается прямо в рюмку, жует губы и даже как будто удивленными глазами смотрит на друга, ожидая ответ. — Может, еще в Америку? Ну там кольца, свадьба, пятеро детей, собака. — Хуйню не говори. Дима, повернувшись спиной к барной стойке, только неопределенно хмыкнул, где-то внутри пытаясь понять нынешнее положение вещей. Давалось трудно. Выпитое уже качественно и с чувством било по мозгам, затуманивая рассудок и всякую мыслительную деятельность. Хотелось расслабиться, окунуться в мимолетное удовольствие. Тело требовало разрядки. И покурить. — Да ладно, я не слепой. Игорь всегда знал, что его друг очень тактичный, понимающий и умеет вовремя заткнуться, однако, по всей видимости, алкоголь располагал к поднятию неприятных и мерзких тем, о которых не хотелось думать даже за сотней закрытых дверей и наедине с самим собой. Хуев Фадеев снова лезет не в свое дело.***
Сказать, что Лавров был пьян — ничего не сказать. Умудриться выглушить половину бутылки коньяка, которую бармен через какое-то время просто поставил на стойку, заебавшись постоянно подливать, мог только он. А Дима, успевший к этому времени уже достаточно протрезветь, люто корил себя за то, что проебался и в очередной раз не смог уследить за явно увлекшимся мужчиной. — Игорь, блять, уймись. Оттащить этот шкаф два на два от таких же пьяных молодых крошек было достаточно проблематично, но позволить случиться непоправимому Фадеев пока не мог. Хоть Лавров и говорил о том, что никакой любви у них с Конченковым нет и все это не имеет для него никакого значения, от близкого друга не могло укрыться реальное положение вещей. С глазами у него, к счастью, было все в порядке. Дима ясно понимал, что неплохо было бы приложить все возможные силы, чтобы не дать Игорю совершить ошибку, о которой он будет потом жалеть. — Я вызову нам такси, а ты пока постарайся не натворить дел, окей? — Фадер что-то еще недовольно бормотал про то, что в этой ебаной коробке нихуя не ловит, быстро исчезая из поля зрения пьяного мужчины.***
Она появилась так же неожиданно, как и впоследствии исчезла. Безумно красивая и эффектная брюнетка попалась на глаза Лаврову совершенно случайно и за короткий миг успела цепануть за сердце, не позволяя отвести от себя глаза. Вернувшийся так не вовремя Фадеев почуял неладное практически сразу. Проследив за жадным масленым взглядом друга, он не мог не сделать попытки привести Игоря в чувства. Получалось паршиво, и через какое-то время, полное уговорами и пререканием, Дима заебался. Прям по-человечески так и с чувством. Сил на то, чтобы увести насильно, не было, и он это отлично понимал, а словами, оказывается, тут делу не поможешь. — Советую тебе сейчас расплатиться по счету и сесть в машину, — теплая мужская ладонь опустилась на плечо и еле сжала его, стараясь привлечь внимание. — Тебя дома ждут. Подумай хорошенько. — Проваливай, а, — Лавров наконец оторвал взгляд от распаляющей сознание девушки и перевел его на явно недовольного друга, — Все нормально будет. Фадеев смотрел абсолютно убивающим и осознающим реальное положение вещей взглядом, и Игорь не может сдержаться, чтобы не сглотнуть слюну и виновато не отвести глаза. Парни все слишком хорошо понимают, настолько, что их мысли будто сливаются в одну. Дима читает все по реакции. — Ты себе этим ничего не докажешь, друг, — он несильно и будто утешающе хлопает мужчину по плечу и идет на выход, параллельно доставая из кармана джинсов пачку сигарет. Игорь возвращает глаза на девушку, уже севшую на другой конец бара и так безумно соблазнительно пьющую коктейль через трубочку, понимает, что эта ночь расставит все точки над ё. Он поворачивается на бармена и, пару раз стукнув о столешницу картой, делает заказ. — «Красный грех» и «Капитан Кидд»**, пожалуйста, — быстро проговорив, Игорь вновь обращает свой взгляд на горячую брюнетку, которая, видимо, заметив внимание к своей персоне, томно заулыбалась своими невообразимо сексуальными пухлыми губами. Продолжение банкета гарантировано.***
Когда время перевалило за 3, Стас уже начал не на шутку беспокоиться. Засидевшись после трудного рабочего вечера перед монитором за написанием бита, он пропустил момент, когда стрелки перешагнули за час икс. Фадер, если судить по голосу, уже давно спал сладким сном и, если бы Конченков ему не позвонил, продолжал бы это делать. — Игорь не с тобой? Вопрос отрезвляет мгновенно и пробуждает, словно ведро холодной воды вылили на голову. Конечно, у кого еще он будет спрашивать о местонахождении своего любовника, если не у Димы. Уезжали то они вместе. — Он еще не дома? Фадеев обращает внимание на то, что электронные часы, светящиеся в темноте комнаты, показывают уже далеко не детское время, и серьезно напрягается, судорожно начиная придумывать отговорки и причины, чтобы прикрыть друга. Чувствует себя последним шакалом и подлецом и проклинает ебаного Игоря, которому загорелось вот прям щас присунуть в вагину. — Нет. Дима слышит то, как Стас взволнованно хрипит (после концерта голосовые связки вертят весь мир на хую) и то, как он проводит ладонью по лицу и трет уставшие глаза. Слышит, как в тишине пустой квартиры тот чикает колесиком зажигалки. В трубке повисает напряженное молчание, сквозь которое Фадеев слышит, как пашут шестеренки в голове у Конченкова. Теперь сна нет ни в одном глазу, и диджей чувствует себя снова школьником, что оправдывается перед мамкой за проеб уроков или очередную плохую оценку. — Ты ведь знаешь, где он. Это даже не вопрос, а констатация факта. На мгновение Дима забывает о том, что надо бы вдохнуть и ответить, но в голове только рой мыслей и попыток придумать годную отмазку, потому что Стас далеко не дурак и сразу увидит пиздеж, если его друг ляпнет что-то неправдоподобное. — Ну бля. Конченков только собирался что-то сказать, как напряжение в воздухе разрезал дверной звонок, под который Фадеев выдыхает с облегчением. Парень тут же сбрасывает вызов, не попрощавшись, и, крепко сжав в руках телефон, выходит в коридор, чтобы открыть дверь. Видок у Игоря, скажем так, не огонь. Запах тоже. Стас облокачивается плечом о дверной косяк, смотрит время на экране, а после поднимает сонные глаза на своего любовника, который, будучи пьяным и веселым, не мог прекратить улыбаться, даже замечая настроение, повисшее в квартире. — Ты че не спишь? — Лавров говорил полушепотом, в это же время шумно снимая кроссы и скидывая их с грохотом в прихожей, после шипел, как будто боясь кого-то разбудить. Конченков за всеми этими действиями наблюдает молча и только кривит губы от резкого звука падения одежды. Смотрит на пятнистую шею (сам предпочитал не следить, да и на себе не позволял ничего оставлять) и крепко сжимает губы в немом укоре. Ногтями рук сразу впивается в ладони. Игорь прошел мимо него, направляясь в спальню и по дороге стаскивая с себя пропитавшуюся ароматом бухла и чего-то сладкого футболку, расстегивает ремень на джинсах, а после снимает их с таким видом, как будто час назад он выиграл в лотерею круглую сумму. Мужчина падает на кровать и блаженно тянется, сразу накидывая на себя одеяло, а Стас так и остается стоять в дверном проходе. Стрелки часов показывают половину четвертого утра.***
Пробуждение Игорю далось, мягко говоря, трудно. От количества выпитого мутило и немного подташнивало, а каждое лишнее и не очень движение отзывалось в голове тягучей болью, бьющей по мозгам и отзывающейся в висках, мышцы неприятно сводило, а кости ломило. Складывалось ощущение, будто за ночь он постарел лет на двадцать. В спальне никого не было, а с кухни доносился приглушенный бубнеж телевизора. В воздухе витал аромат крепкого кофе, а это значит, что найти своего любовника Лавров может по запаху, как бы смешно это ни звучало. Медленно и со старческим кряхтением поднявшись с кровати, мужчина сразу забегал глазами по поверхностям в поисках домашних штанов; окна были открыты нараспашку. Теплые спортивки отыскались достаточно быстро, ведь Конченков всегда убирал разбросанные любовником вещи на свои места. Или на должные для них места. Когда мужчина зашел на кухню, Стас сидел на стуле, подогнув под себя одну ногу, и задумчиво хлебал кофе из большой кружки с каким-то неизвестным аниме-персонажем, не отрывая взгляд от экрана телевизора. Погода за окном совсем не радовала, а скорее бушевала, поливая все вокруг мелким и противным дождем и намекая на то, что никакого теплого отпуска не выйдет. Благо, что работа временно приостановилась. Атмосфера была как-то преувеличенно домашней и уютной настолько, что захотелось поулюлюкать. — Доброе утро, — голос Игоря хриплый после попойки и долгого сна, — дай что-нибудь от головы. Он плюхается на стоящий напротив Стаса стул и, сложив руки на столе, кладет на них свою чугунную и замученную голову. Парень не отрывает ни взгляд от экрана, ни губы от кружки, лишь передергивает костлявыми плечами и показывает рукой «куда-то туда», призывая Лаврова оторвать свой зад и позаботиться о себе самостоятельно. — Стас, — мужчина зовет, но негромко, голос заглушается о руку. Спустя какое-то время прямо перед его лицом шлепается картонная коробочка c таблетками, две из которых Игорь сразу закидывает себе в рот и проглатывает без воды. Морщится, потому что идет туго да горло жжет. — Прикройся. Конченков уже полностью отрывается от своих телепрограмм и ставит перед любовником полный стакан воды, дабы тот не мучился, ибо наблюдать за этим было таким себе занятием. Лавров недоуменно и непонимающе поднимает на него взгляд, и Стас, заметив это, тыкает парой пальцев себе в шею — мол, обрати внимание. Он выключает телевизор и выходит с кухни, оставляя на столе недопитую чашку с ароматным и, по всей видимости, только сваренным кофе, чертыхаясь в дверном проеме, пока Игорь рассматривает свою рожу во фронтальную камеру айфона. То, что предстает его глазам, не поддается никаким оправданиями и объяснениям — от подбородка до плеч все усеяно свежими и мелкими засосами, свидетельствующими о горячо проведенной ночи. До Стаса долетает шипение и злобное «Блять», когда он закрывает за собой дверь в ванную комнату.***
Отношения между парнями с того дня резко изменились, что в принципе неудивительно. Болезненная для пары тема так и не поднялась и не обсудилась, поэтому любовники молча копили в себе кто горечь и боль, а кто злобу на самого себя и ебаную вину, что поглощала изо дня в день все глубже и глубже. В Стасе что-то сильно переломилось, и теперь он стал более закрытым и равнодушным к окружающему, чем раньше. Игнорируя такое явление в жизни, как отпуск, Конченков с головой упал в написание нового альбома и абсолютно неохотно шел на контакт с внешним миром. Фадеев, будучи благородным и сопереживающим друганом, первое время пытался вытащить его за город, ведь там речка, посиделки у костра и всякое такое, но получал категоричный отказ. Лавров в свою очередь тоже мотал головой, мол «я и так уже налажал, отдыхай без меня». Все попытки примирить мужчин заканчивались провалом. Стас ушел в себя. На самом деле для него произошедшее стало страшным потрясением и предательством. Когда ты с партнером идешь бок о бок столько лет, мысль о том, что в койке может оказаться кто-то другой даже не рождается в голове. Злобы не было, но стоял четкий привкус горького разочарования, поэтому Конченков пытался всеми возможными и невозможными способами заставить себя забыться. Они все также спали в одной кровати, но теперь по ночам сердце Игоря болезненно сжималось, ведь, повернувшись к своему любовнику, он видел только костлявую спину на самом краю. Стас даже притащил откуда-то второе одеяло, так что мужчины теперь не контактировали между собой тактильно совсем. — Будешь ехать домой, купи молоко и стиральный порошок, ок? Я не успел, — теперь разговоры ограничивались исключительно бытовыми вопросами, но Лавров всегда мчался выполнять просьбы своего мальчика как верный и послушный пес.***
Дни тянулись бесконечно долго и одинаково паршиво. Чувство вины начало бахать по голове тяжелыми камнями, практически разбивая черепную коробку и переворачивая нутро. — Теперь я не понимаю другое, — они снова в том самом баре, и Дима отхлебывает пивную пену из массивной стеклянной кружки и, с громким стуком поставив ее обратно на столешницу, переводит взгляд с аппетитной официантки на друга, — нахуй тебе было нужно устраивать этот цирк одного актера. — Я хотел доказать самому себе, что не запидорасился вконец, — губы Игоря трогает саркастичная и вымученная улыбка. Фадеев удивленно поднимает брови, громко прыснув от смеха, ибо такое оправдание звучит максимально глупо и жалко. — Ну и че, блять, доказал? Он смеется. И дело даже не в веселье. Это был истерический смех, пропитанный переживаниями о судьбах двух лучших друзей, и как бы Дима ни старался, игнорировать происходящее дерьмо он не может. Вопрос остается без ответа, а Лавров наконец приканчивает коньяк в своем стакане с одного глотка, чертыхаясь и занюхивая кусочком лимона с сахаром. — Дим, я, кажется, пидор, — он тихо, даже еле слышно бьет стеклянным донышком по деревянной столешнице и обводит пальцем ободок стакана. — Ты не поверишь, но я догадался, когда ты начал мужика в жопу ебать, — Фадеев утешающе кладет ладонь другу на плечо, хлопает пару раз и просит бармена повторить. Игорь заливает в себя какое-то сумасшедшее количество алкоголя, которое, как кажется Диме, может свалить коня, крепко зажмуривается и с горьким придыханием, стиснув в руке стакан, выпаливает. — Сегодня во сне он закинул на меня руку, — мужчина говорит, а в этот момент его костяшки резко белеют, — было жарко, а я не мог всю ночь ни пошевелиться, ни уснуть. Наслаждался этим коротким удовольствием, — он говорит обрывками и с паузами, и Фадеев как будто даже проникается горем друга. — Ну в кого я такой идиот, блять. Лавров устало падает лбом на столешницу барной стойки, а Дима раздумывает, как в таком состоянии отправлять этого алкаша домой. Стрелки висящих напротив часов убежали далеко за полночь, и Стас точно не оценит такое эффектное ночное появление.***
Отпуск пролетел так быстро, что никто его и не заметил. Фадеев прокутил целый месяц, лишь изредка вспоминая об этой горе-паре и вытаскивая Лаврова на новые попойки в злополучном баре. За все время у ребят так ничего и не изменилось. Первое время Игорь даже боялся поднимать эту паршивую тему, опасаясь, что может лишиться того, что имеет сейчас. И не будет больше даже коротких, но таких дорогих сердцу моментов, когда Стас обращался с какими-то просьбами или случайно по ночами закидывал руки или ноги на своего любовника. Спустя какое-то время, когда Лавров понял, что ни без секса, ни без нежного и любящего пидора-Конченкова он жить не может, пришла новая напасть. Парень не шел на контакт, пресекая любые попытки обсудить и разрешить конфликт. Это был либо открытый игнор, либо еще какая-нибудь хуйвола, но разговор об этом также быстро заканчивался, как и начинался. Шанс выпадал только на работе, поэтому Лавров, как самый умный и сообразительный мальчик, решил закрыться со своим партнером в гримерке, пока их никто не видит и не слышит. — Давай поговорим, а, — он прикрыл за собой дверь и сел на хрупкий пластмассовый стул, стоящий достаточно близко к Стасу. На него поднялись два огромных, не по-мужски, блять, выразительных красивых глаза, и новая волна переживаний захлестнула мужчину. Напряжение нарастает с каждой секундой все сильнее, накрывая прямо с головой. Игорь, упершись локтями в свои колени и устало ткнувшись в ладони лбом, чувствует себя ничтожным и максимально обиженным жизнью. Он сам выбивал этот разговор долгое время, а в результате не может проронить ни единого слова. — Слушай, у меня ебаная куча работы, — Стас прерывает застоявшееся молчание, и его хриплый низкий голос бьет Игоря по мозгам, вызывая неконтролируемую аритмию и усилившееся волнение. — Если у тебя ничего важного, то я пошел. Но парень не двигается с места, все также стоит напротив Лаврова в какой-то безумно опасной близости и будто прячется и закрывается скрещенными на груди руками. Когда Игорь поднимает на него глаза, на сердце обрушивается поток неведомой до этого момента тоски по такому родному и любимому телу, идеальному именно для его сильных рук и широких ладоней. Когда вы с человеком близки и ментально, и физически почти до чертовых искр из глаз, то для робости нет ни грамма места. Лавров сгребает стоящего так близко к нему Стаса в крепкие, буквально сводящие с ума объятия и утыкается лицом в грубую ткань выцветшей толстовки из Cropp’а, шумно вдыхая. — Я, блять, вообще не знаю, — он бубнит тихо и практически несвязно, но Конченков все понимает, — что мне делать и как жить без тебя, сукин сын. Больше от неожиданности, чем от реального желания парень пытается отстраниться (однако очень неохотно), но Игорь лишь притягивает его к себе еще ближе, ставя почти между своих ног. Он максимально нагло задирает край одежды и зарывается в теплый живот носом, вдыхает оставшийся на коже запах порошка и свежего геля для душа. И это все сводит с ума. Рвет башню, заставляя переставать контролировать свои эмоции и действия, поэтому в следующее мгновение губы проходятся рядом с пупком и спускаются ниже. Он слышит, как парень сверху шумно выдыхает и, упершись обеими руками Игорю в плечи, пытается его от себя отстранить. — Лавров, эй, — Конченков теряется, стараясь одновременно избавиться от настойчивой ласки и опустить подол толстовки, — блять, Лавров, отъебись. И он отпускает, конечно. Нехотя разжимает руки, но не убирает до конца, только держит их чуть поодаль от кожи и с взглядом побитой собаки наблюдает, как Стас судорожно натягивает кофту до бедер и скрывает от посторонних глаз свое тело. — Да, конечно, извини, — Игорь берется пальцами обеих рук за черную ткань и тянет ее еще ниже, поправляет одежду, игнорируя руки парня, и прячет каждый миллиметр кожи в первую очередь от себя. — Я очень соскучился по тебе. Стас смотрит куда-то в угол гримерки, чешет затылок и задумчиво угукает, отчего создается впечатление, что это такое тактичное (или не особо) игнорирование, но в голове парня сейчас все кипит и взрывается, мир переворачивается с ног на голову, а внутренние противоречия и обида не дают снова раскрыться и подпустить ближе. Он ведь тоже истосковался, заскучал по прикосновениям, объятиям и прочей пидорской лабудени. Это же, мать вашу, Игорь. Тот самый Игорь, который по утрам приносит кофе в постель еще до того момента, как Конченков открывает глаза. Тот Игорь, что заботится о том, чтобы его любовник пожрал и поспал хотя бы пять часов, ибо ебаная работа никуда не денется, а здоровье можно проебать. Это тот самый Игорь, который, сука, ставит удовольствие Стаса выше своего и уделяет максимальное время прелюдии и подготовке, потому что парень любит нежно. Но это еще и тот самый Игорь, который с легкостью смог изменить. Лавров сильно прикусывает внутреннюю часть щеки, когда его партнер натягивает на голову балаклаву и выходит из гримерки. После, приоткрыв спиной хлипкую деревянную дверь, Стас говорит в ткань негромко: — Подваливай домой к десяти. Я хочу лечь пораньше. * — отсылочка к будущей главе. ** — Игорь берет алкогольные коктейли себе и Диане (надеюсь, вы поняли, что говорилось об этой прекрасной принцессе). «Капитан Кидд» — коньяк, темный ром и шоколадный ликер. «Красный грех» — черносмородиновый ликер Creme de Cassis, апельсиновый сок, красное шампанское, лед, сахар.