Vienna Waits For You

Они снова молчали весь путь до квартиры Асахи, хотя он занял добрых двадцать минут. Тишина встала между ними стеклянной стеной, и Нишиноя не мог решить, хотел ли он разбить ее, или же, наоборот, с ней было только легче. Они вновь поднялись по скрипучей лестнице. Асахи открыл дверь ключом, и они вошли внутрь. Переступив порог квартиры, Нишиноя почувствовал облегчение. Эта маленькая кухня, диван, тесный зал. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. Все здесь пропиталось запахом Асахи. Асахи заговорил первым: — Хочешь чего-нибудь? Стакан воды? Нишиноя покачал головой и вновь втянул носом воздух. Пока они шли, ему пришла идея — кое-что, что они делали с братом, когда Така был расстроен. Это всегда успокаивало младшего. — Асахи-сан, — пробормотал он. — Хм? Нишиноя чувствовал тепло, исходившее от стоявшего рядом Асахи. Необходимость в нем пожирала изнутри, как рак. Он сглотнул, чтобы хоть немного приглушить волнение, и выдавил слова: — Это... прозвучит странно. — Не прозвучит, — заверил Асахи. Нишиноя смотрел прямо перед собой — в коридор, ведущий в спальню Асахи. — Обычно я... когда мой брат чем-то расстроен... Ты знаешь, он очень стеснительный. Он много переживал. Он приходил домой со школы и... я всегда замечал это — у него на лице все было написано. — Нишиноя помотал головой. Слова путались, когда он пытался говорить быстрее. — Мы обычно шли и просто лежали вместе на моей кровати. Он читал, играл в игру или просто отдыхал. Потом он засыпал. Или я... — Нишиноя сбился, чувствуя, как у ушах пульсирует кровь. — Нишиноя, — мягко сказал Асахи. — Ты хочешь прилечь? Нишиноя кивнул. Он все еще смотрел прямо перед собой, не поднимая взгляда на стоявшего рядом Асахи. — А ты... Ты полежишь со мной? Недолго. Чтобы я не... — Он поморщился, понимая, как жалко это звучало из его уст. — Чтобы я не был один. Асахи не ответил сразу, поэтому Нишиноя быстро добавил: — Я не буду делать ничего странного, обещаю. — Я об этом и не беспокоюсь, — сказал Асахи. — И не возражаю. Хочешь сейчас? Нишиноя снова кивнул. Он испытывал странное ощущение, будто бы смотрел на все со стороны: как озвучивал свою просьбу, как шел за Асахи по коридору к спальне, как входил внутрь, когда Асахи открыл дверь и жестом пригласил его. — Тут беспорядок, — сказал Асахи. — Я часто убираюсь в зале, но в спальне... — Он усмехнулся. — Сложно заставить себя, когда не думаешь, что кто-то может ее увидеть. Нишиноя покачал головой. — Мне все равно, — пробормотал он. Кровать стояла у внешней стены, над изголовьем было двустворчатое окно. Яркий дневной свет пробивался через него внутрь. — Можешь закрыть шторы? Асахи пересек комнату и потянулся к окну, опираясь одной рукой на кровать. Она была смята. Он явно не застелил ее нормально после того, как проснулся сегодня утром. — Оставить покрывало? — спросил он. — Или убрать вниз? Нишиноя обхватил себя руками. — Асахи-сан, ты можешь перестать задавать вопросы? Асахи повернулся и улыбнулся ему самой милой и мягкой улыбкой, что он когда-либо видел. — Иди сюда, — сказал Асахи, раскрывая руки. — Просто иди сюда. Нишиноя почувствовал, как сердце ухнуло вниз, но все же сделал несколько шагов в объятия Асахи. Его грудь была теплой. Нишиноя слышал, как под твердыми грудными мышцами бьется сердце: немного быстро, но все же ровно и глубоко. Нишиноя, не поднимая рук, сжал пальцы в кулаки, закрыл глаза и позволил себе раствориться в этом звуке. — С какой стороны ляжешь? — пробормотал Асахи, но Нишиноя только покачал головой. — Хорошо, — ласково согласился он, разворачивая Нишиною на месте за плечи, и тот не сопротивлялся. — Тогда ложись. Нишиноя забрался в постель, с облегчением отмечая, что она достаточно широка для двоих. Он сжался в комок и закрыл глаза, повернувшись лицом к краю. Он услышал, как Асахи обходит кровать, а потом почувствовал, как прогнулся матрас под чужим весом. Оба молчали. У Асахи были настенные часы, и их тихое тиканье оказалось единственным звуком, что заполнял пространство, пока Нишиноя не почувствовал, что тонет в этой тишине и этом стрекоте. — Асахи-сан. — Да? — Почему ты лежишь так далеко? — Оу... Я, эм... — Нишиноя почти представил, какое замешательство отразилось на его лице. — Я не думал... что ты хочешь, чтобы я... — Я не говорю, что мы должны лежать в обнимку, — объяснил Нишиноя. — Но ты можешь лечь ближе. Он почувствовал, как матрас вновь двинулся под ним и как теплое тело прижалось к нему со спины. — Так нормально? — спросил Асахи. Нишиноя чувствовал спину Асахи через футболку. — Ага, — сказал он. — Так хорошо. Он снова улегся, на этот раз не закрывая глаза и глядя в стену. Часы на ней продолжали тикать. Если сосредоточиться, Нишиноя почти мог почувствовать спиной сердцебиение Асахи. — Хочешь поговорить об этом? — тихо спросил Асахи. Нишиноя уткнулся лицом в покрывало. — Еще нет, — пробормотал он. — Почему бы тебе пока не поговорить? — О чем? — О чем угодно, Асахи-сан. — Эм. — Асахи немного поерзал. — Ну, я рассказывал тебе о районной команде? — Твои друзья в ней, да. — О, я тоже. Так мы и познакомились. Нишиноя посмотрел на собственные скрещенные руки. — Так ты все еще играешь? — Ага. — Асахи легко рассмеялся. — Я думал, я смогу уйти из спорта, знаешь? Но после этого было ощущение, будто я потерял часть себя. — Я не помню их, — пробормотал Нишиноя. — С тех пор. — Там мало ребят, — объяснил Асахи. — Они все не ходили тренироваться или играть с нами. Кеничи и Кейзан новенькие. Всего на пару лет старше нас. Нас, подумал Нишиноя. Асахи не сказал "меня". Им ведь обоим сейчас было двадцать два, верно? Как бы то ни было, они родились в один год. Эти девять месяцев разницы когда-то казались целой пропастью, когда они учились в старшей школе. — Они тебе понравятся, — продолжал Асахи. — Они напоминают мне... — Я не хочу говорить о волейболе, — отрезал Нишиноя. — Оу, — сказал Асахи. — Прости, — буркнул Нишиноя. Было больно. Темно. И стыдно. — Нет, все в порядке, — заверил Асахи. Нишиноя тяжело сглотнул. Чувство вины жгло изнутри до тошноты, и слова вырвались быстрее, чем Нишиноя смог остановиться: — Я временно отстранен. — Временно отстранен? — От волейбола, — объяснил Нишиноя. — Бессрочно. Асахи замолчал на мгновение, а потом произнес: — А-а... — Да, я просто вселенский провал, — мрачно сказал Нишиноя. — Вот как все на самом деле. — Уверен, что нет, — ответил Асахи. — Может, ты знаешь меня не так хорошо, как думаешь? — пробормотал Нишиноя. — Я знаю тебя, Нишиноя. — Сзади снова почувствовалось движение, а потом Асахи взял его за плечо и потянул на себя, переворачивая на спину. Асахи придвинулся ближе, опираясь на одну руку. — Я знаю, что, что бы ни происходило, ты с этим справишься. Нишиноя покраснел и, желая скрыть смущение, отвел глаза от лица Асахи и окинул взглядом комнату. Спальня была чуть больше гостиной. Напротив кровати и настенных часов стоял платяной шкаф, маленький книжный шкаф и письменный стол. — Неплохое местечко, Асахи-сан, — сказал он. — Ты давно здесь живешь? Асахи положил голову на руку. — Еще и года не прошло. Я переехал от родителей в декабре. — Зачем? Асахи пожал плечами: — Оба моих брата живут самостоятельно. Папе уже перевалило за шестьдесят пять, и я хотел, чтобы он понял, что не обязан больше содержать меня. Он работает в Токио, и я знаю, как он скучает по маме. Я хотел, чтобы он понял, что может уйти на пенсию, когда решит, что пора. Нишиноя моргнул, глядя в потолок. — Твои родители уже пожилые, да? Асахи мягко усмехнулся: — Наверное. Не знаю. Они не казались такими пожилыми, когда я был младше. А может, я просто не знал, что значит "пожилой". Но позже... — Асахи снова пожал плечами. — Он выглядел уставшим все те несколько раз, когда приезжал домой. — Асахи протянул свободную руку и с рассеянным видом убрал длинный темный волос с футболки Нишинои. — Я беспокоился, оставляя маму одну, но она, вроде, не возражала. Каждый раз, когда я прихожу, она где-нибудь с друзьями, — улыбнулся он. — На самом деле это здорово. Я часто волновался за нее. Нишиноя потянулся вперед и ухватился за руку Асахи, пока тот не успел убрать ее. Он притянул ее к себе, укладывая ладонью на грудь и прижимая обеими руками. Брови Асахи поползли вверх в удивлении, но он не стал выпутываться из хватки Нишинои. — Продолжай говорить о них, — мягко сказал Нишиноя. — О своей семье. Асахи снова улыбнулся, даже еще ласковее. Он мягко обхватил большой палец Нишинои. — У меня две племянницы, ты знал? — Нет. — Да, у моего старшего брата и его жены близняшки. — Он рассмеялся. — Думаю, это месть от мамы, у которой три мальчика. — Он уткнулся лицом в сгиб своей руки. — Им по три годика сейчас, и не думаю, что Джун когда-нибудь придет в себя. — Ух ты, — пробормотал Нишиноя. Он почувствовал, как собственные губы тронула улыбка. — Брат хорошо с ними управляется? — Господи, ты бы никогда в это не поверил, если бы знал его раньше. — Асахи взглянул на Нишиною из-за своего локтя и улыбнулся ему. — Он был таким засранцем. На самом деле он и сейчас засранец. Но я никогда не видел его более напуганным, как в день, когда они родились. — Его взгляд стал задумчивым. — Никогда не чувствовал с ним такого братского единения, как тогда. Нишиноя не сдержал смех: — Потому что он был напуган? Асахи улыбнулся и снова закрыл лицо рукой: — Потому что он любил настолько, чтобы быть напуганным. Нишиноя чувствовал, как острые углы постепенно смягчались. Рука Асахи на нем была теплой; большим пальцем он мягко поглаживал Нишиною по груди. Часы все еще тикали на стене, став фоном к их разговору. Кровать Асахи под его спиной была мягкой. Нишиноя заметил пятно от воды на потолке в углу комнаты. По форме оно напоминало черепаху. — Мой тренер хороший человек, — тихо сказал Нишиноя. Боковым зрением он видел, как Асахи поднял голову, но Нишиноя не смотрел на него. Он продолжал, глядя на пятно в форме черепахи:— Он не орал на меня, ничего такого. Он просто... — Нишиноя скривился. — Я не попадал в неприятности, знаешь? Все было не так... как раньше. — Ему казалось, что, если долго смотреть на пятно, оно начнет двигаться, становясь, как настоящая черепаха. — Тренер сказал, что я веду себя слишком безрассудно. Может, он был прав, не знаю. У меня была пара неудачных падений. Этим летом я повредил лодыжку. Оценки стали ужасными, причем даже для меня. В любом случае, он велел мне взять передышку, побольше поработать на занятиях, походить к репетиторам, а потом вернуться, когда все придет в норму. Вернуться через пару недель. — И что случилось? — спросил Асахи. — Не знаю, — пробормотал Нишиноя. — Все было в порядке. Я был в порядке. Может... Может, я чувствовал себя выбитым из колеи. Может, вообще не подходящим тому месту. — Он помотал головой. — Но я чувствовал... — Слова перемешивались в голове. Он давил их в себе столько времени, что сейчас требовались усилия, чтобы распутать этот клубок в сознании. — Я смотрел на ребят в своей команде. Крутых ребят. Они реально трудились, не покладая рук, они такие талантливые. И рядом с ними я чувствовал себя... маленьким. То есть, я и так маленький, но... — Рука Асахи словно удерживала его, прижимала к кровати, и он продолжал говорить. — Я думал, что был слабым звеном в этой цепи, понимаешь? — Я знаю, каково это, — сказал Асахи. — Однако уверен, про тебя так никто не думает. Нишиноя покачал головой. — Я не знаю, — снова сказал он. — Просто всего этого слишком много в моей голове, наверное. Нишиноя закрыл глаза и увидел пятно от воды, словно отпечатанное под веками. Это было еще не все, не вся история, но это было больше, чем он кому-либо мог рассказать. Он чувствовал слабость, какую-то болезненную дрожь в руках и ногах, совсем не похожую на те ощущения, что он испытывал, загоняя себя на тренировках или матчах. Это было другое — что-то, что стало ему знакомо еще за несколько недель до того, как тренер попросил его взять перерыв. — Похоже, что твой тренер просто переживает за тебя, — сказал Асахи. — Они будут рады твоему возвращению, я уверен. Нишиноя тяжело вдохнул через нос и скривил губы в горькой усмешке. — Я еще не решил, вернусь ли я. — Нишиноя... — с опаской произнес Асахи. — Ты планируешь уйти? — Может быть, — ответил Нишиноя. — Я не знаю точно, что я вообще там делаю. Кровать чуть прогнулась, когда Асахи пошевелился. Нишиноя резко распахнул глаза и увидел, что Асахи с серьезным лицом приподнялся на локте. Он стиснул руку Нишинои. — Почему бы тебе просто... не остаться здесь на несколько дней? Обдумать все это. — Асахи нахмурился. — Или не думать об этом, смотря что для тебя будет лучше. Потом, когда ты вернешься, сможешь посмотреть на все это под другим углом. Нишиноя рассмеялся или, по крайней мере, попытался рассмеяться. Вместо этого, получился кашель, больше похожий на всхлип. — Это настолько... настолько не похоже на то, как я привык мыслить. — Ну... — произнес Асахи. Он развернул руку, которая лежала на груди Нишинои, переплетая их пальцы и проводя большим по тыльной стороне его ладони. — Думаю, тебе просто нужен перерыв. Нишиноя позволил себе бросить взгляд на их переплетенные руки. Асахи опирался на ту, что с браслетом и татуировкой; другая же рука, которая лежала на груди Нишинои, была без каких-либо отметин. Ногти Асахи на его длинных пальцах были чистыми и аккуратно подстриженными. У него были шершавые костяшки и мелкие волоски у оснований пальцев. Кожа была немного сухая — Нишиноя заметил слегка побелевшие бороздки рядом с выпирающими косточками. Но эта рука была большая и теплая, и она накрывала маленькую ладонь Нишинои, как тяжелое одеяло. — Ты не против? — тихо спросил он. — Если я останусь? Лицо Асахи смягчилось; в уголках его темных глаз появились мелкие морщинки. — Я хочу, чтобы ты остался, — сказал он. — Хорошо, — пробормотал Нишиноя. — Тогда я останусь. — Хорошо. — Асахи снова погладил большим пальцем его руку. Нишиноя чувствовал волну жара, которая поднималась по шее и грозила залить краской уши. Он постарался сохранить нейтральное выражение лица, но знал, что уже проиграл в этой борьбе. Вместо этого, он снова посмотрел на руку Асахи, обхватившую его собственную. Нишиноя тяжело сглотнул. Он опять видел все, словно со стороны, как будто это была сцена из фильма или телешоу, что-нибудь из тех мелодрам, которые так любит Сузу. Он медленно поднес руку Асахи к губам. Нишиноя поцеловал костяшку указательного пальца Асахи, потом — сбоку от нее, в уголок между указательным и средним пальцами. Он чувствовал легкое щекочущее прикосновение мелких волосков, сухость чужой кожи под собственными потрескавшимися губами. Он поцеловал безымянный палец, острый сгиб мизинца. После этого Нишиноя долго и дрожаще выдохнул в чужую руку, как будто это могло успокоить внутренний трепет, рождавшийся в груди. Нишиноя поднял ладонь Асахи, прижимая ее к своему лбу и чувствуя влажные следы, что оставили его губы на чужой коже. В конце концов, он смог прошептать: — Спасибо. Я твой должник. Он почувствовал, как Асахи пошевелился, и отпустил его руку. Асахи не убрал ладонь со лба Нишинои. Вместо этого, он вплел пальцы в его волосы, мягко зачесывая назад спутанные пряди. Нишиноя позволил себе просто закрыть глаза. Он уже узнавал это отчаянное чувство: ощущение тела Асахи так близко, его запах, этот жар, который заставлял волоски на руках вставать дыбом. — Ты ничего мне не должен, — в итоге сказал Асахи. Непоколебимость в его голосе заставила Нишиною распахнуть глаза. Между бровей Асахи снова пролегла морщина, такая же глубокая, как тогда, на вокзале. Его губы были странно поджаты. — Я не... не ожидаю от тебя ничего. Горькое чувство остро кольнуло изнутри, а потом вновь пропало. Нишиноя снова смотрел в потолок, пока ощущение разочарования растекалось по венам. — Прости, — пробормотал он. — Нет, — ответил Асахи. Краем глаза Нишиноя увидел, как он покачал головой. Напряженное молчание повисло между ними. Нишиноя не выдержал этой тяжести. — Что ж, — резко сказал он, стараясь, чтобы голос звучал легче. — Я точно был полным засранцем сегодня. Асахи лишь фыркнул в ответ, издавая звук, похожий одновременно на усмешку и глубокий вздох. — Ну, это же твой день рождения. Так что, думаю, я прощу тебя. — Он ущипнул Нишиною за нос. — Но только на этот раз, разумеется. — Как великодушно, Асахи-сан, — голос Нишинои прозвучал тонко и гнусаво в его собственной голове, так как Асахи продолжал зажимать ему нос. — Слишком крутое слово для спортсмена. — Я в колледже, — напомнил ему Нишиноя. — Это да, — согласился Асахи. Он отпустил нос Нишинои и отстранился. Нишиноя едва поборол желание снова схватить его и притянуть ближе. Асахи слез с кровати и встал, разглаживая футболку. — Ты не будешь против снова прогуляться? — спросил он. — Мне нужно купить продуктов, надо же кормить тебя чем-то, кроме тостов и супа быстрого приготовления. — Я могу заплатить, — быстро предложил Нишиноя. Асахи снова издал этот фыркающий звук и убрал упавшие на лицо волосы. — Можем заплатить поровну, — сказал он. — Как тебе такой вариант? — Хорошо, — неохотно согласился Нишиноя. Придется идти. * * * Нишиноя чувствовал себя до странного легко. Словно все то, что мешало и не давало двигаться, исчезло. Признаться в том, что он был напуган, рассказать о временном отстранении от волейбола — и увидеть, что Асахи рядом, что он смотрит на него так же, как раньше — что ж... Нишиноя не был экспертом в вопросах чувств, но даже он осознавал, что его поняли правильно. Так что Асахи все же был прав. Пара дней. Обдумать все. Потом он сможет вернуться и принять правильное решение. Тогда он был расстроен тем, что Асахи отстранился, но сейчас, когда они бродили по магазину недалеко от дома на той же улице, он чувствовал облегчение. Заигрывать с кем-то поздней ночью после нескольких кружек пива это совсем не то же самое, что происходит между людьми при ясном свете дня. Теперь Нишиноя не сомневался в том, что поведение Асахи прошлой ночью было, как он изначально и предполагал, просто счастливой случайностью, стечением обстоятельств. Эти мысли тяготили? Он уговаривал себя, что нет. Ведь они же друзья, правда? Было бы неправильно усложнять ситуацию. Жизнь Нишинои и без этого была похожа на полный провал. Он убеждал себя в этом, на мгновение представляя себя разумным и рациональным человеком, способным приводить аргументы и взвешенно принимать решения насчет того, что ему делать дальше. Потом его взгляд упал на Асахи, который пытался выбрать из кучки яблок идеально симметричное. На его подбородке была свежая царапина — порезался, когда брился утром. Изнутри полоснуло острой болью, а вся былая уверенность разлетелась на осколки. — Ты любишь грибы? — спросил Асахи. — Кажется, у меня осталась еще свежая капуста. Можем пожарить или типа того. Нишиноя вытащил из коробки морковь, покрутил ее в руках и положил обратно. — Ты часто готовишь для себя? — спросил он. Асахи пожал плечами: — Наверное, не так много, как стоило бы, — признался он. — Но самому это делать тяжело, знаешь. — Он положил еще продуктов в корзину. — Я частенько обедаю у мамы, — засмеялся он. Нишиноя остановился рядом с полкой с фруктовым пюре. Така очень любил его. — Тяжело, когда ты привык есть с кем-то, — согласился он. Когда он вновь посмотрел на Асахи, тот встретил его взгляд с сочувствующей улыбкой. — О-о-о! — простонал он, — прекрати так на меня смотреть! — Прости, — сказал Асахи и вернулся к выбору продуктов. Нишиное пришлось отдать большую часть денег из своего и без того худого кошелька, чтобы заплатить за половину продуктов, но это придало ему уверенности в том, что он хоть что-то делает правильно. Пока они возвращались домой к Асахи, нагруженные сумками, Нишиноя чувствовал себя намного лучше, чем ранее на этом же отрезке пути. — У тебя есть на сегодня какие-то особенные планы? — спросил Асахи и добавил: — На твой день рождения, я имею в виду. Нишиноя пожал плечами и покачал головой: — Не знаю. На прошлый день рождения мы напились в баре с парнем из моей команды. По сути, я снова сделал то же самое вчера. — Ага, — согласился Асахи. — Может, что-нибудь менее экстравагантное? Ты уже не так молод и все такое. — Эй! — Нишиноя ткнул Асахи локтем в ребра. — Кто еще тут старик, Асахи-сан! Это не у меня тут к концу дня уже появляется щетина! Асахи провел ладонью по подбородку, продолжая держать ручки пакета с продуктами: — Клянусь, я брился утром! — настаивал он. — Не знаю, откуда она берется! Нишиноя впервые заметил, что на кожаном браслете на запястье Асахи был большой глиняный шарик коричневого цвета. — Эй, Асахи-сан, — осторожно начал он, — а что... — Он указал на руку Асахи, имея в виду браслет и татуировку. — М? — ответил Асахи. Он поднял руку, в которой были продукты, отчего его мышцы плавно перекатились под кожей, и посмотрел, на что показывал Нишиноя. — О, это... — На его лице появилось странное выражение. — На самом деле это скучная история. Я хотел бы сказать, что тут есть какой-то великий смысл или значение. — Он провел большим пальцем другой руки по изображению звезды. — Мама хотела меня убить. И, думаю, убила бы, если бы мой брат не успел сделать свою татуировку за пару лет до этого. — Он рассмеялся. — Это было что-то вроде смягчающего обстоятельства. — Тот брат, что с близняшками? — Нет, другой. Такеши. Он смотритель парка в Тояме. Небо успели затянуть низкие облака, пока они ходили за покупками. Ветер подхватывал опавшие листья, и они с шуршанием неслись по улице. В воздухе пахло дождем. Нишиноя вспомнил фотографию молодого мужчины с холмами на фоне на полке Асахи. — Смотритель парка? — Что-то вроде того, — рассмеялся Асахи. — Я не... эм... Не знаю точно, чем именно он там занимается. Он работает на парковую службу и проводит пятьдесят недель из всего года на горе Тейт. — Асахи поднял руку и постучал по голове за левым ухом. — У него вот тут только и звучит "гора". — Он покачал головой. — Я думал, мама взорвет самолет. — И все-таки это круто, — печально сказал Нишиноя. — Такая самоотверженность. — Однако мама думала иначе. В памяти Нишинои всплыло фото родителей Асахи в традиционной одежде. — Она... — Он нервничал, пытаясь сформулировать вопрос. Татуировки — это одно, но Асахи был геем. — Она старомодна? Асахи остановился. Нишиноя застыл, с ужасом предполагая, что опять сказал что-то глупое — и почему он не может думать, прежде чем выдавать первое, что приходит в голову, как будто это ничего не значит? Он открыл было рот, чтобы пойти на попятную, но Асахи вдруг рассмеялся. Действительно рассмеялся. Не нервно захихикал, не весело усмехнулся — нет, Асахи буквально хохотал. Он едва не подавился и закашлял, поднеся ко рту согнутую в локте руку. Потом снова засмеялся, на этот раз мягче. Нишиноя был в полном замешательстве: — Асахи-сан..? — Прости, — наконец, смог произнести Асахи. Его голос был слегка охрипшим, и он прижал свободную руку к груди. — Просто одна только мысль о моей маме в таком ключе... Ты знаешь, как мои родители познакомились? Странно, но Нишиною разозлил этот вопрос, как будто Асахи смеялся над ним. — Нет. — Конечно же, ты не знаешь, — согласился Асахи. — Даже мне мать рассказала всего пару лет назад. А отец, что ж, мой отец не очень... — Он поморщился. — Он... так или иначе... — Асахи пожал плечами. — Я все еще не в курсе всей истории и скорее всего никогда и не буду. Моя мама в колледже была, как бы это сказать, хиппи. — Хиппи? — эхом отозвался Нишиноя. Он держал это слово в голове, пытаясь хоть как-то соотнести его с той женщиной средних лет в кимоно на фотографии. — Что ты имеешь в виду? — Это были семидесятые — она писала для журнала культуры. Участвовала в студенческих протестах и все прочее. Обрывочные знания истории начали всплывать в голове Нишинои, давно забытые тематические дискуссии из сочинений, написанных много лет назад. — Она была коммунисткой? — вдруг выпалил он. — Нет-нет, — ответил Асахи. — Она была слишком молода для этого. Поднялся такой сильный ветер, что Нишиною едва не сносило с места. Волосы Асахи лезли ему в лицо и глаза, прилипали к губам. Он безрезультатно попытался отвести их назад тыльной стороной руки и снова продолжил идти. Нишиноя последовал за ним. — Семья по отцовской линии очень старомодна, — вновь заговорил Асахи. — Он учился на врача, когда встретил ту сумасбродную девчонку из колледжа. — Его голос стал задумчивым. — Они были такими разными. И до сих пор разные. — То есть он не стал врачом? — Нет, не стал. И думаю, его семья... в какой-то степени отказалась от него. Я не был в курсе, когда был ребенком, но узнал потом, что у меня есть двоюродные братья и сестры, которых я никогда не видел. Я никогда не связывал это с тем, что они все были со стороны отца. Они перешли дорогу и оказались в жилом блоке, в котором находилась квартира Асахи. Химчистка была открыта, и ее специфический запах витал в насыщенном озоном воздухе. — Мы с отцом тогда особо не разговаривали друг с другом, — признался Асахи, пока они поднимались по лестнице к входной двери. — Почему? Асахи вставил ключ в замочную скважину. — Я долгое время боялся его. Он всегда был холодным и отстраненным. Я лучше ладил с мамой, когда был маленьким. Нишиноя снова вернулся мыслями к фотографии, к высокому мужчине с седыми висками и суровым выражением лица. — Со временем все стало чуть лучше, — продолжил Асахи. Он открыл дверь и жестом пригласил Нишиною войти. Как раз в этот момент дождь начал барабанить по крыше. — Особенно когда я осознал, что он на самом деле очень стеснительный человек. Нишиноя поднял взгляд на Асахи, и осознание ударило его по затылку, как метко брошенный камень: — Как и ты! — громко воскликнул он и тут же поморщился. Но Асахи продолжал улыбаться. — Ага, — согласился он. — Как я. Он снова показал жестом, что Нишиноя может войти в квартиру, и тот послушался. Дождь усилился, и воздух на лестничной площадке был холодным и влажным. В квартире же было, наоборот, тепло и сухо. — Прости, — сказал Асахи, закрывая дверь. — Я много говорю о себе, да? — Все нормально, — ответил Нишиноя. — Мне нравится. Он почувствовал, как жар слегка приливает к щекам от этого признания и отвернулся от Асахи, чтобы отнести продукты на кухню. Он смутно вспомнил свой вопрос, с которого начался весь этот разговор. — Так твоя мама-хиппи не одобряет татуировки. А твой папа? Нишиноя слышал, как Асахи вошел следом, как шуршат пакеты в его руках. — Ну, я абсолютно уверен, что он не был доволен. Но он никогда не заставлял ни меня, ни братьев жить по какой-то определенной схеме, так что... Нишиноя глянул на Асахи краем глаза. Любопытство сжирало его изнутри. И снова, татуировки — это одно, а вот... Он не сдержался и задал следующий вопрос: — Они знают, что ты гей? Асахи поставил сумки в угол. Нишиноя сделал то же самое. Он смотрел на Асахи прямо, никаких больше косых взглядов. Его лицо было спокойным. Сдержанным. — Знают, — наконец, сказал он. — Уже некоторое время. Какое-то мрачное предчувствие сжало горло Нишинои. — Они злились? — Не то чтобы злились... Не совсем. — Асахи начал распаковывать продукты. Он методично выкладывал их, сортируя, что пойдет в холодильник, а что — нет. — У них ушло время на то, чтобы привыкнуть к этому, — пояснил Асахи. — Сейчас мама смирилась. Нишиноя чувствовал, что он что-то недоговаривает. Ему бы стоило последовать примеру Асахи и начать распаковывать свои сумки, но он не мог сдвинуться с места. Было ощущение, будто от него закрываются, и он в ответ скрестил руки на груди. — А что насчет твоего отца? — резко спросил он. Асахи, наконец, остановился и опустил коробку, которую держал в руках. — Отец, он... — Он взглянул на Нишиною, который осознал, что тот избегал смотреть ему в глаза на протяжении всего разговора. — Ты должен понимать, каково ему было в собственной семье. Они придерживаются старых традиций. Он... — И что? — спросил Нишиноя. — То есть это дает ему право вести себя, как сволочь, по отношению к собственному сыну, раз тот гей? — Он не сволочь, — ответил Асахи, — просто ему было трудно говорить об этом. — И что? — повторил Нишиноя более громко. — Только поэтому... Асахи перебил его: — Нишиноя, все правда в порядке, — быстро сказал он. — Он привыкнет к этому. Он волнуется за меня, вот и все. Он беспокоится, как отнесутся к нашей семье. Злость внутри Нишинои медленно закипала. — Кого волнует, что подумают другие? — глухо спросил он. — Не все могут быть такими смелыми, как ты, Нишиноя, — мягко сказал Асахи. Нишиноя покачался на пятках и задумался над этим словом. — Моя мама сказала бы "безрассудным", — признался он. — И я не мог бы с ней не согласиться, — засмеялся Асахи. Казалось, он снова стал чувствовать себя легко, и это немного успокоило Нишиною. Асахи добавил: — Семья моего отца возлагала большие надежды на него, когда он был моложе. Он никогда не хотел, чтобы так давили на меня или моих братьев. — Он продолжил разбирать продукты. — Так что, несмотря на то, что он не понимает меня, несмотря на то, что он не может нормально говорить об этом, он не пытается остановить меня или переделать. — Но это... — Нишиноя подумал о собственных отношениях с отцом. Именно он тогда успокаивал мать, когда он покрасил волосы в старшей школе, именно он всегда сглаживал острые углы, когда Нишиноя попадал в неприятности. Нишиноя не мог даже вообразить, как это — не иметь возможности поговорить с ним. Он всегда обращался к нему за советом и утешением, если не брать во внимание неразбериху последних месяцев. — И все же это звучит... не очень, Асахи-сан, — тихо закончил он. — Ему нужно время, — настаивал Асахи. — Ему просто нужно время. Он вытянул вперед руку, и Нишиноя молча пялился на нее, пока до него не дошло, что ему тоже стоило заняться разбором продуктов из своих сумок. Асахи продолжил, возвращаясь к прерванному делу: — Честно говоря, даже я не мог обсуждать это долгое время. Так что это на самом деле неудивительно. Вопросы все еще теснились в голове Нишинои, но он смог сдержаться. Он отвел взгляд и отвернулся, чтобы снова не высказать что-нибудь Асахи в лицо. Его взгляд упал на часы на плите. Было уже почти пять. Асахи спрашивал, чем он хотел бы заняться в свой день рождения. Нишиноя все еще не знал ответа на этот вопрос. На улице барабанил дождь, как аккомпанемент звукам, с которыми Асахи открывал и закрывал кухонные шкафчики. Нишиноя чувствовал себя потерянным, как ранее в этот же день. Он снова видел все, будто со стороны, как в каком-то кино — как он стоит в кухне Асахи дождливым вечером в свой день рождения. Как он попал сюда? Казалось, что прошел целый год с того момента, как он сошел с поезда прошлой ночью. Его комната в общежитии казалась давним воспоминанием, сном, фантазией. И чем больше он пытался осознать себя в этом моменте, тем более все казалось размытым, неосязаемым, нереальным. Неожиданно стены стали тесными и давящими, а тишина — удушающей. — Асахи-сан, — произнес он глухо, слыша это имя в собственной голове так, будто у него были закрыты уши. Асахи спокойно повернул голову, оторвав взгляд от холодильника, и посмотрел через плечо: — Хм? Отчаянно желая, чтобы разговор не прекращался, Нишиноя сболтнул первое, что пришло на ум: — Так что на обед? Глупо, сразу подумал он, глупо! Нельзя было выбрать менее резкую смену темы? — Что-нибудь приготовим, — сказал Асахи и снова отвернулся. — Мы купили достаточно для пары обедов. В его тоне была какая-то вопросительная нотка, как будто сказанное было лишь одной стороной медали, а вторая осталась неозвученной. — ...Или? — спросил Нишиноя. — Ну, возможно, это прозвучит странно, — сказал Асахи. — Тебя это, наверное, не заинтересует. — Что? Скажи. — Ну. — Асахи пожал плечами, заставив напрячься упругие мышцы спины под футболкой. — Мы могли бы пойти к моим родителям. Такого предложения Нишиноя не ожидал. — Твоим... родителям? — Мама там одна — отец работает, — торопливо объяснил Асахи. — Я на самом деле планировал поужинать с ней сегодня, до того как... Неловкость. Разочарование. — До того, как я свалился, как снег на голову, — заключил Нишиноя. — Нет, совсем не так, — возразил Асахи. — В любом случае, я уже позвонил ей и сказал, что не приду, а она предложила взять тебя с собой. Нишиноя молчал какое-то время, и Асахи продолжил: — Я к тому, что она намного лучше готовит, чем я. И это недалеко — если дождь закончится. Мы не обязаны ехать куда-то в ливень, если ты не хочешь... — Асахи-сан, — перебил его Нишиноя, и Асахи замолчал. Настоящий ужин, домашняя еда, приготовленная мамой. Не его мамой, но... его мама никогда не отличалась особым кулинарным талантом. Но все же — настоящий ужин. В настоящей компании. С семьей Асахи. В груди разливалось тепло, пока Нишиноя думал обо всем этом. Он удивился, что перестал нервничать и дергаться. — Звучит неплохо, — сказал Нишиноя. — Я думаю, это звучит очень даже неплохо. * * * Дождь шел еще чуть больше часа, и в течение этого времени Асахи заварил чай и дал Нишиное ту же огромную глиняную кружку, что и утром. Он развлекал Нишиною историями из студенческой жизни Дайчи и Суги, и это, к счастью, давало Нишиное возможность молчать о своей собственной. По пути в другую часть города, где жила его мать, Асахи рассказывал историю одного неудачного выходного с Сугой. — Не прошло и пяти минут с тех пор, как я приехал, как он споткнулся об бордюр и сломал ногу. — Нет! Асахи рассмеялся. Нишиноя не мог не смотреть на то, как двигается кадык на его горле. Его волосы все еще были нетуго собраны той же заколкой, что и до этого; изменилось лишь то, что он надел легкую куртку и шарф. Нишиноя чувствовал себя рядом с ним настоящей неряхой в своей старой одежде и с неуложенными волосами. — Вот так вот! Я специально взял выходные, ехал к нему полдня, а в результате вынужден был везти его в экстренную травматологию почти на всю ночь. И потом он все оставшееся время, что я гостил у него, провел в постели. — Ну и ну! — И он еще и придирался ко мне все время: Асахи, принеси мне воды. Асахи, мне нужен аспирин! Асахи, слишком холодно, Асахи, слишком жарко, включи вентилятор, выключи вентилятор, где мой журнал, что там с моими учебниками... — Асахи передернуло от воспоминаний, и он поморщился. — Я думал, у меня будет классная поездка. Я не мог понять, я его друг или его горничная. В поезде было достаточно много народу в это время дня, так что они вынуждены были стоять близко друг к другу. — Думаю, ты мог уехать, — предположил Нишиноя. — Шутишь? И вызвать гнев Суги? Лучше я побуду его горничной. Эта картинка в воображении заставила Нишиною рассмеяться так громко, что он стал получать осуждающие взгляды пассажиров, но его это не особо заботило. — Наверное, это было просто ужасно! — сказал он. — Именно! — согласился Асахи. — Чудовищно! Он потом прислал мне сообщение со словами, что это были хорошие дни, и мне было слишком страшно спрашивать у него, был ли это сарказм. — Асахи-сан! — Знаю-знаю, — улыбался Асахи; его глаза блестели. — Я не приезжал к нему какое-то время после этого, и он даже не постеснялся сообщить мне, что это было для него оскорбительно. — А что Дайчи-сан делал в это время? — Он оказался более мудрым, чем я, и уехал из страны на четыре месяца. — Не может быть! — Он сказал, что у него семестр обучения за границей, но меня не проведешь. Уверен, Суга потом отыгрался на нем хуже, чем на мне. Нишиноя попробовал представить Сугу с загипсованной ногой и его обычно грациозную походку с костылем или специальным ботинком для прогулок. — Хотел бы я на это посмотреть. — Это было ему на руку в этом семестре, — продолжил Асахи. — Думаю, как минимум десять девчонок влюбились в него к тому моменту, как он поправился. — Удачливый засранец. — Почему-то Нишиноя был уверен, что не произвел бы такого же впечатления на женскую половину в аналогичной ситуации. — Это его особая магия, он может кого угодно заставить влюбиться в него, — объяснил Асахи. — Хотя бы капельку. Чуточку. Он хитрый. Что-то в интонации Асахи зацепило Нишиною. — А ты? — спросил он. — Оу, не думаю, — рассмеялся Асахи. — У меня точно нет такого качества, как у него. — Нет, я имею в виду... — Нишиноя почувствовал, как начало гореть лицо, и отвел взгляд. — Насчет Суги-сана. — Он вновь посмотрел на Асахи. — Ты сказал, кого угодно. — Оу, — произнес Асахи и слабо улыбнулся. — Не совсем. Может, совсем чуть-чуть? До того, как я узнал его получше, разумеется. Он кажется совершенно очаровательным, когда ты не общаешься с ним близко. Но потом — ужасным, помнишь? — Это точно, — признал Нишиноя. Очаровательный — подходящее слово. Он подумал о точеном лице Суги, его хрупких запястьях, светлых ресницах. Черт, подумал он. Может, Асахи был прав. Хотя бы капельку. Чуточку. Очаровательный, снова подумал Нишиноя. Вот какие парни нравились Асахи? Такого типа? — В старшей школе... был кто-то еще? — Он не мог понять, почему бы просто не оставить эту тему. Наверное, ему так нравилось мучить себя. — Ну... — Асахи опустил взгляд и подергал за торчащую из куртки ниточку. — Я не чувствовал себя тогда настолько свободно в этой теме, чтобы задумываться над этим и кем-то интересоваться, — он пожал плечами. — Прости, я понимаю, что это звучит не так весело, как старые сплетни. Нишиноя покачал головой. — Все в порядке. — Он чувствовал, как медленно зарождается неловкость. — Прости за назойливость. — Я не против, — ответил Асахи. Он поднял голову, глядя поверх макушки Нишинои в конец поезда, где было табло. — Мы почти на месте. Они сошли с поезда на платформу на окраине города, где участки были больше, а расстояние между домами — шире. Дорога мягко извивалась между несколькими холмами, с обеих сторон усаженная густыми деревьями с уже налившимися цветом листьями. Мокрая блестящая листва лежала у обочин. Заходящее солнце почти достигло краев гор на западе, и все вокруг тонуло в мягком золотом свете, отбрасывая длинные тени. Нишиноя думал о том, как часто приходилось Асахи идти вот так по этой дороге после школы: такими вечерами, как этот, холодным туманным утром, или зимой, когда рано темнело. Несмотря на довольно отдаленное расположение, дом родителей Асахи снаружи выглядел очень современно — даже более современно, чем дом Нишинои. Вечер уже был в самом разгаре, и фонарь у двери был той самой яркой точкой в темноте на их пути. Неожиданно внутри Нишинои разгорелась настоящая тревога, предчувствие чего-то плохого — о чем он думал, когда решил пойти с Асахи в дом его родителей, что заставило его считать, что его, заявившегося без всякого приглашения, там примут с распростертыми объятиями? — однако дверь распахнулась, когда они еще не успели даже подняться на первую ступень крыльца, и у него не было времени впасть в неконтролируемую панику. Пока они шли, в его голове крутились слова: хиппи, коммунистка, контркультура, — и все они просто нелепо сочетались с тем изображением женщины в кимоно в квартире Асахи — однако ничего из этого не подготовило Нишиною к тому, какой кроткой и простой на самом деле выглядела мать Асахи, стоя в дверном проеме в домашних тапочках. Она была высокой женщиной, даже с учетом того, что стояла выше них по лестнице; ее темный силуэт выделялся на фоне мягкого света, льющегося из дома. — Наконец-то! — заявила она, уперев руки в бедра. — Я волновалась! — Мам… — сказал Асахи, поднимаясь по лестнице и подходя к ней. — Не мамкай мне тут, я ждала тебя сорок минут назад, — ответила она. — Мама, я же писал тебе, что у нас шел дождь. — Ты что, думаешь, я приклеилась к этому телефону, как вы, ребятки? Я старая женщина, Асахи. Я не умею обращаться с этой новомодной штукой, которую мне купил Джун! — Да ты постоянно на нем в игрушки играешь! Пока эти двое пререкались, Нишиноя стоял на ступеньку ниже Асахи и смотрел на его мать, выглядывая из-за его локтя. У нее было такое же вытянутое лицо, как у Асахи, такой же нос, такие же миндалевидные карие глаза. На ее голове было аккуратное каре до подбородка с длинной челкой, прикрывавшей лоб. Она была точно старше матери Нишинои, однако выглядела такой подвижной и легкой, что делало ее намного моложе, чем он предполагал. Она перевела на него взгляд, и Нишиноя вздрогнул, как будто через тело прошел электрический разряд. — Асахи, — сказала она, — прекрати быть таким грубым и познакомь меня со своим другом. — Я пытался! Это… — Меня зовут Нишиноя Юу, — громко, по сравнению с мягким тоном Асахи, выпалил Нишиноя. — Рад с вами познакомиться! — Он внутренне содрогнулся от звука собственного голоса; он вообще не собирался так орать, это просто каким-то образом случилось. Она казалась пораженной его запалом, но в следующее мгновение ее лицо смягчилось, и она улыбнулась. Вокруг ее глаз появились мелкие морщинки — совсем как у Асахи. — Конечно, — мягко сказала она и сделала шаг назад в сторону двери. — Что же вы не заходите, мальчики? Ужин готов. Дом внутри был ярким и просторным. В нем остро пахло карри, и все казалось таким домашним и обжитым. Азумане-сан забрала куртку Асахи, пока Нишиноя разувался, а потом повернулась к нему с ожиданием во взгляде, которое тут же переросло в неодобрение. Нишиноя почувствовал укол страха — она уже нашла что-то, что ей в нем не понравилось? — Где твое пальто, Нишиноя-кун? — спросила она. — А? — Он с удивлением осмотрел себя. На нем все еще была его фланелевая рубашка. — Это… Я… — Асахи! — набросилась Азумане-сан на сына. — Ты позволил ему пройти весь путь досюда без куртки? — Я не… — Ты не в курсе, что сегодня обещали похолодание? — спросила она. Нишиноя поднял обе руки вверх. — Все в порядке! Правда! — настаивал он. — Мне нормально, я не замерзну, у меня с собой нет куртки, так что… — Так не пойдет, — сказала Азумане-сан. — Проходи на кухню, дорогой, я дам тебе попить чего-нибудь горячего. — Она положила обе руки на плечи Нишинои и повела его дальше по коридору. Нишиноя обернулся и с удивлением посмотрел на Асахи, но тот лишь махнул рукой, мол, дай ей делать то, что ей хочется. Стол был накрыт в столовой и был слишком уж большим для них троих. Они собрались вместе за одной его частью: Асахи с Нишиноей друг напротив друга, а Азумане-сан — во главе. Справившись с первоначальным волнением, Нишиноя понял, что ему очень нравится мать Асахи. Она каким-то образом сочетала в себе одновременно резкость и мягкость, склонность к смеху и сарказму, а в ее глазах светились озорные огоньки. — Так чем ты занимаешься, Нишиноя-кун? — спросила она, наполняя его тарелку добавкой. — Эм… — Нишиноя подвинул тарелку за край, когда она поставила ее перед ним. — Я учусь в колледже. — В Сендае? — она протянула руку за тарелкой Асахи и упрямо взяла ее, когда он покачал головой. — Нет, в Тибе, — тихо сказал Нишиноя. Азумане-сан замерла с сервировочной ложкой в одной руке и тарелкой Асахи — в другой. — В Тибе? — в конце концов переспросила она. — Но это же так далеко! — Не настолько далеко, — возразил Нишиноя. — Всего полдня пути. — Бедняжка! Кто заботится о тебе? — Я сам о себе забочусь, — сказал он. — Нет, это… — Она активно размахивала ложкой. Асахи потянулся забрать у нее свою тарелку, но она так быстро жестикулировала обеими занятыми руками, что он просто не смог ее поймать. — Это неприемлемо! Ты еще мальчик! Кто тебя кормит? — В кампусе есть столовая… — Мам, — прервал ее Асахи, — и Джун, и Такеши уехали в колледж в свое время, и ты не была против. — Ты был слишком молод, чтобы понять беспокойство матери, — возразила она, указывая ложкой на Асахи. — И Такеши не уезжал так далеко. А Джун жил с отцом. Асахи практически лег грудью на стол, чтобы забрать свою тарелку из ее рук, когда появилась угроза, что скоро ее содержимое окажется на Нишиное. Он сел на место со вздохом. — И я уверен, что он лучше заботился о папе, чем папа — о нем. Азумане-сан бросила ложку в миску на середине стола, и та опустилась туда со шлепком. — О, дорогой! — ласково сказала она. — Я знаю, что ты волнуешься об отце. Но этот человек, как дерево. И Шио с Джуном заботятся о нем в Токио. Нишиноя заметил, с каким видом Асахи смотрит на еду перед собой, как он грустно поджал губы. Судя по всему, это была уже привычная тема из тех, что были обговорены много раз. — Что ж, Нишиноя-кун, — сказала Азумане-сан, поворачиваясь к нему. — Полагаю, я буду слать тебе посылки. Я уже приноровилась делать это для своего расточительного среднего сына, так что будет несложно отправлять их и тебе. — Что? Н-нет… — Нишиноя неловко облокотился на спинку стула, сжав руки, лежащие на коленях, в кулаки. — Вам не нужно… — Это не обидит твою мать, нет? Я и не думала намекать на то, что она не исполняет свой долг. — Дело не в этом… — Она не примет отказ, — объяснил Асахи. — Лучше просто дать ей сделать то, что она собирается. — Ох. — Азумане-сан похлопала его по руке. — Я такая настойчивая, потому что я права. И ты знаешь это. — Да, мам, — сказал Асахи. — Это не я виновата в том, что в мире полно безалаберных молодых людей, которые не слушаются своих матерей. — Мам… — Молодых людей, которые едут через весь город без всякой цели и гуляют ночи напролет… — Мам! — простонал Асахи. Он сгорбился на стуле, на его лице читалось смирение. Это была такая знакомая картина, что-то, что Нишиноя уже видел много раз, когда был младше — он почувствовал точно такое же желание, как тогда — желание броситься Асахи на помощь. — Азумане-сан, — встрял в разговор Нишиноя, — Асахи-сан говорил, что вы писали для журнала в колледже. Она моргнула, прервав речь и не закончив фразы, и посмотрела на него с приоткрытым идеальной буквой "о" ртом в удивлении. В конце концов, она сказала: — Что ж, я писала. Тогда все было совсем по-другому, совсем другие условия для студентов… Когда Нишиноя поймал взгляд Асахи, пока она продолжала рассказывать, тот прошептал одними губами спасибо в ответ. После ужина они пили кофе, от которого Асахи пытался отказаться, пока его мать не настояла на этом, сказав, что он без кофеина. Асахи проверил, чтобы в чашку Нишинои положили сахар. — Сейчас молодым очень сложно, — сетовала Азумане-сан, пока они занимались напитками. — Когда я была в вашем возрасте, мне было более ясно, чего ожидать. Все было предопределено. — Однако вы не пошли тем путем, которого от вас ожидали, — сказал Нишиноя. — Я немного бунтовала, — признала она. — При этом я сделала то, что нужно было. Я вышла замуж и дала жизнь троим мальчикам Азумане, чтобы продолжить род. Хотя семье твоего отца было наплевать и в том, и в другом случае. — Мам… — И что теперь? У того, у кого есть дети, рождаются только девочки. А другие: один — гей, другой — женат на горе. — Нельзя жениться на горе, мама. — При этом твой брат активно пытается, разве нет? — Мам, — простонал смущенный Асахи. Он положил голову на стол и накрыл ее руками. Нишиноя рассмеялся: — Да как же можно… — Он поперхнулся воздухом. — Нет, — простонал в стол Асахи. — не поощряй ее. — Я уверена, что он собирается заказать парковому сервису самую большую фату в истории и повесить эту чертову штуку на самую вершину горы Тейт! Нишиноя смеялся так, что из глаз полились слезы. Он закрыл лицо рукой и хохотал безостановочно. Азумане-сан продолжила: — Он придет домой и скажет, "мама"… скажет, "мама, Тейт-сама ждет ребеночка", а я скажу ему, "Такеши, мы не приемлем таких смешанных союзов в нашей семье". — Мам, как это вообще может произойти? — Твой брат — самое упрямое существо из всех когда-либо рожденных на планете, я клянусь, все это выйдет мне боком — он найдет способ заставить гору забеременеть! — Господи, — в отчаянии произнес Асахи. — Как… аргх! Я даже не хочу… — Но в конце концов у него есть страсть. Он хотя бы знает, что он любит, — продолжила она. — В этом ему повезло. А ведь многие не знают, к чему идут, и вы заканчиваете одинокими и смертельно уставшими. Это действительно трагедия! Асахи поднял голову со стола: — Одинокими и смертельно уставшими? Тут нет ничего нового — посмотри вон на папу. Азумане-сан улыбнулась ему такой же грустной и ласковой улыбкой, с какой Асахи смотрел на Нишиною весь этот день. Она потянулась к нему через стол и мягко погладила по руке. — Асахи, любовь моя, это полная глупость — пытаться уговорить этого человека сделать что-то, если он еще не принял решение. Поверь мне, за сорок лет брака я кое-чему научилась. — Сорок, — в шоке выпалил Нишиноя. — Это невозможно! Вам не может быть столько лет! Асахи-сану всего двадцать два! Мать Асахи, моргнув, посмотрела на него, а потом потянулась и погладила его руку тоже. — Мой дорогой, ты можешь приходить на ужин, когда захочешь, — засмеялась она. Ее улыбка вдруг стала задумчивой. — Брат Асахи, боюсь, несколько старше. — Ага, — согласился Асахи. — А потом, к несчастью, родился я. — К несчастью?! — Нишиноя ударил кулаком по столу. — Как ты можешь так говорить, Асахи-сан? — громко произнес он. — Несчастье — это что-то плохое, чего ты хочешь избежать. А в тебе нет ничего плохого! — Он повернулся к Азумане-сан, сжав поднятую руку в кулак. — Правильно, Азумане-сан? Асахи-сан был неожиданностью, но не несчастьем? Азумане-сан смотрела на него молча. Нишиноя почувствовал, как постепенно исчезает его уверенность. Асахи тоже глядел на него широко распахнутыми глазами. Он перегнул палку?.. Неожиданно Азумане-сан начала смеяться, прижав тыльную сторону руки ко рту. Нишиноя опустил кулак. Неужели то, что он сказал, было настолько глупым? Азумане-сан встала и потянулась к нему через стол. Она взяла его лицо в свои ладони и поцеловала в обе щеки. — Ты маленький дьявол, — сказала она. — Ты — это нечто, да? На лице Асахи появилась подрагивающая улыбка. — Ты себе даже не представляешь, — произнес он. Нишиноя почувствовал, как кровь приливает к лицу. — Я… Я не… Я не имел в виду… Однако мать Асахи продолжала смеяться. Она мягко похлопала его по щекам. — Я принесу торт, — сказала она, потрепав его по волосам, прежде чем отстраниться. Она собрала их пустые чашки и ушла на кухню. Нишиноя моргнул и в замешательстве посмотрел на стол. Потом он снова поднял глаза на Асахи. — Торт? — Да, — сказал Асахи. — Я рассказал ей, что сегодня твой день рождения. — Асахи-сан, не стоило — взволнованно произнес Нишиноя. — У тебя день рождения, Нишиноя, — заявил Асахи. — Все заслуживают хорошего дня рождения. Особенно ты. Его щеки все еще горели. — Но… — Во мне нет ничего плохого, а? — мягко спросил Асахи. Нишиноя закрыл рот, но Асахи лишь смотрел на него с опаской и надеждой. Свет погас, и Нишиноя подскочил на месте, хотя и умудрился не вскрикнуть, как Асахи. Когда глаза привыкли, он увидел свечи в темноте коридора и лицо матери Асахи, освещенное рыжим светом снизу. — С Днем Рождения, Нишиноя-кун, — торжественно произнесла она, потом замолчала и поджала губы. — Как тебя зовут, еще раз, Нишиноя-кун? Мой всегда-такой-внимательный сынок не посчитал нужным сказать мне это до того, как ты пришел сюда. — Мам, — вздохнул Асахи. — Ты его смущаешь. — Юу, — сказал Нишиноя. — Меня зовут Юу. — Прекрасно, — сказала Азумане-сан. — Какая же ты прелесть. — Она пересекла комнату и поставила торт перед ним. Он был магазинный, маленький, аккуратно украшенный и с как минимум десятью свечами на верхушке. — С Днем Рождения, Юу-чан, — сказала она, наклонилась и снова поцеловала его в щеку. Нишиноя посмотрел на Асахи, сидящего напротив; в его глазах отражался отблеск свечей. Он коротко глянул на стол, потом снова поднял взгляд на Нишиною, пряча сияющие глаза за растрепанными волосами. Эти темные ресницы, высокие скулы — он был прекрасен. — С Днем Рождения, Юу, — тихо сказал он. Сердце Нишинои дернулось в груди, и он тяжело сглотнул. Он закрыл глаза и всеми силами сосредоточился на своем желании. Потом он глубоко вдохнул через нос и с первого раза задул все свечи. В полной темноте Азумане-сан рассмеялась и захлопала в ладоши. Нишиноя почувствовал, как она отошла от него в сторону, чтобы включить свет. Теплое прикосновение накрыло руку, и Нишиноя понял, что это Асахи дотянулся до него через стол. Он повернул руку и сжал его ладонь перед тем, как он успел ее убрать. Свет включился как раз в тот момент, когда Нишиноя отпустил его. Мать Асахи вернулась к столу с ножом в руках. В ее глазах отражалось еле заметное беспокойство. — Кто хочет немного торта? — спросила она. — Шучу, все получат по кусочку. А потом мы посмотрим новый фильм, что я выбрала. Он очень романтический, Асахи наверняка будет плакать. — Мама, прошу тебя, — взмолился Асахи, удрученно сползая вниз по спинке стула. Примечание автора: Спасибо всем тем, кто помог мне собрать все это воедино. И спасибо ВАМ, что читаете! Примечание переводчика: Чем больше я перевожу эту работу, тем больше влюбляюсь в нее за ее проработанность и жизненность.