Vienna Waits For You

Ресторан уже был закрыт на обеденный перерыв и не должен был открыться для ужина до 6 часов. Однако Нишиноя так часто был внутри в неурочное время, проводя дождливые дни с Танакой, сидя в этом баре, пока отец последнего готовился к вечернему потоку гостей. Однажды они целый час кидали в тесто для кляра различные продукты, чтобы определить, какие из них будут съедобными после обжаривания: вишня — неплохо, плитка шоколада — великолепно, целая брокколи — отвратительно, — до тех пор, пока мать Танаки не поймала их за этим занятием и не отправила в наказание час мыть посуду. Здесь для них накрывали стол на выпускной, когда Нишиноя и Танака закончили третий год старшей школы, куда была приглашена вся команда. Отец Танаки нашел в этом свою выгоду; казалось, он никогда не уставал от истории о том дне, когда толпа мальчишек-старшеклассников чуть не отправила его бизнес на порог банкротства. Нишиноя слышал ее много раз и знал наизусть — как реальные события, так и приукрашенные. Так что Нишиноя знал ресторан Танаки почти так же хорошо, как свой собственный дом. Знал тесную столовую, сверкающую чистотой кухню, подсобку, которая, как уверял Танака, была населена призраками. Все это было для него домом, как и любой другой угол здесь. Он не понимал, почему сейчас смотрел на это место с такой тревогой. — Как давно ты был здесь? — спросил Асахи, когда они подошли к двери. — Не знаю, — тихо признался Нишиноя. — Незадолго до Нового года. Асахи поджал губы.  — Ты уверен, что не хочешь хотя бы позвонить? Убедиться, что он здесь? Нишиноя покачал головой.  — Он здесь, — сказал он. У двери не было нормального звонка, но об их вторжении шумно оповестили колокольчики, висевшие над проемом. Эти звуки были знакомы Нишиное со времен школы. — Добро пожаловать! — раздался голос из-за стройки. — К сожалению, мы закрыты еще на час, — седая голова Танаки-старшего выглянула наружу. — Если вы, джентльмены, могли бы вернуться... — он резко замолчал и прищурился, глядя на них обоих на пороге. Его очки были на макушке. Нишиноя неловко помахал ему, за что тут же себя возненавидел.  — Привет, пап [1] — сказал он. — Это... — Танака-сан опустил очки на нос. — Нет, это невозможно. — Выглядишь хорошо. С артритом полегче? — Нет, это не может быть реальностью, — продолжил Танака-сан, — мой сын сказал, что Юу уехал в другой город и навсегда распрощался с нашим городком. — Пап, ну что ты, — сказал Нишиноя. — Дорогая! Ты захочешь это увидеть! — закричал отец Танаки, и, мгновение спустя, в дверях за прилавком появилась тонкая и высокая фигура матери Танаки. Она вытирала руки о фартук. — Юу! — сказала она. — Здравствуйте, Танака-сан. — О, ты тоже его видишь! — сказал отец Танаки. — Я думал, он мне привиделся. Может, мы оба сходим с ума. Мать Танаки отвесила мужу затрещину так, что с него слетели очки. — Прекрати, Кацутоши! Оставь его в покое! — она обошла стойку, а ее муж снова исчез за ней. — Юу, — сказала она, — мой дорогой! — она широко раскинула руки, подходя ближе. Нишиноя почувствовал, как сжалось горло. Танака Маки была ему, как мать; она забирала его со школы, когда ему становилось плохо, она готовила суп и горячий шоколад в снежные дни, когда он и Танака мотались по холоду. Она была почти на голову выше него, даже когда он полностью вырос, и рядом с ней он всегда чувствовал себя в безопасности, маленьким и любимым. Нишиноя раскрыл руки, чтобы обнять ее. Она неожиданно подалась вперед, как змея для атаки, и схватила его за ухо так сильно, что он вскрикнул. — Ты что творишь? — спросила она. — Посмотри, какой ты тощий! Что за кошмар! Почему ты не позвонил мне, м? — она потянула его через столовую к двери кухни. — Оу-оу! Подождите! Танака-сан! — Нишиноя обернулся к Асахи в поисках поддержки, но у того было выражение лица, как у мыши, попавшей в когти совы. Он поднял обе руки и отчаянно помотал головой, пока шел за ними между столиков. Танака-сан продолжала громко причитать: — Ты никогда не звонишь, никогда не приходишь, а теперь ты тут как тут, даже не удосужившись сообщить нам, что приезжаешь! Чем я должна тебя кормить? У меня ничего не готово! — Вам не нужно... подождите, я не хочу... Она втолкнула его в кухню. — Жди здесь и подумай о своем поведении! Я принесу еду! Нишиноя, спотыкаясь, прошел вперед и уперся в край раковины рядом с дверью. Он распрямился, поднял взгляд и увидел Танаку, который пялился на него с другого конца кухни. Он наполовину развернулся от прилавка у противоположной стены, стоя перед разделочной доской с ножом в руке и разбросанными перед ним овощами. Нишиноя сделал шаг назад и наткнулся на Асахи позади него. Ладони Асахи, тяжелые и теплые, накрыли его плечи. — Ноя..? — Привет, чувак, — с сомнением в голосе сказал Нишиноя. Танака был его заклятым врагом в первый день в старшей школе и стал лучшим другом к вечеру второго. Он был первым, кому Нишиноя рассказал о приглашении в волейбольный клуб в колледже и первым, кто узнал о том, что он прошел вступительные экзамены. Он был последним, с кем, Нишиноя думал, он осмелится заговорить, и единственным, кого он отчаянно хотел видеть в этот момент. — Привет, — ответил Танака, медленно опуская нож. Он выглядел настороженно и смущенно. Он хмурился, и его брови тяжело нависали над внимательными глазами. Он перевел взгляд выше, поверх головы Нишинои. — Асахи, — сказал Танака. — Давно не виделись. — Ага, — произнес Асахи. — Рад тебя видеть, Танака, — его руки крепче сжали плечи Нишинои. Нишиноя почувствовал, что он зашевелился, и вес ладоней на плечах ослаб. Асахи дотронулся до его руки, и Нишиноя медленно развернулся, чтобы посмотреть на него. — Я буду снаружи, — мягко сказал Асахи. Нишиноя кивнул, чувствуя огромную благодарность. Он взял Асахи за руку и крепко стиснул его ладонь, надеясь, что Асахи поймет его без слов. Асахи ободряюще улыбнулся ему и вышел за дверь. — Знаешь, — сказал Танака, — звонка было бы достаточно. Нишиноя улыбнулся, глядя в пол, прежде чем снова перевести взгляд на его лицо.  — Ну, ты же знаешь, как я люблю превосходить ожидания. Танака отрастил волосы до дурацкого маленького хохолка. Нишиное нравилось. — Хорошо выглядишь, Рю, — сказал он, повторяя слова Асахи. — А ты выглядишь дерьмово, — ответил Танака. — Что ты здесь делаешь, Ноя? Нишиноя разорвал зрительный контакт и посмотрел на прилавок. Он заметил царапину на поверхности и поскреб ее неровным ногтем. — Мне просто ненадолго захотелось приехать домой, — сказал он. — Зачем? Нишиноя почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом. — А мне нужна причина? — резко спросил он. — До этого была нужна, — парировал Танака. Нишиноя сжал губы. Это обвинение не было беспочвенным. У него всегда были оправдания, чтобы не приезжать. — Ну, я здесь, — сказал он. Он вспомнил о голосовом сообщении, о том, как странно и приглушенно звучал голос Танаки. Он больше таким не казался. Когда Нишиноя вновь посмотрел на него, он выглядел резким, злым, напряженным и расстроенным. Боже, Нишиноя скучал по нему. — Рю, — тихо сказал он. — Прости. Танака еще больше нахмурил брови. — Ты просишь прощения? — спросил он. — Да, я... — голос Нишинои дрогнул, и он прочистил горло. — Я знаю, что вел себя, как говнюк, и мне жаль. Танака вновь заговорил лишь спустя мгновение: — Ноя... — Ты не должен ничего говорить, — выпалил Нишиноя так громко, что его голос отразился звоном от металлических поверхностей кухни. — Я и так все знаю! — Ноя, — снова сказал Танака. — Я знаю, что ты не хочешь меня видеть, и это нормально! Я скоро уйду — я просто хотел сказать, что мне жаль! — Ноя, ты можешь заткнуться?! — спросил Танака. Он кинул нож на прилавок, стянул через голову фартук, сминая его в ком и швыряя в кучу скатертей в углу. — Я имею в виду, черт! — он, наконец, полностью развернулся от прилавка и кинулся к Нишиное. Нишиноя отступил назад, пока Танака приближался к нему с горящими глазами и сжатыми в кулаки руками. — Рю, — сказал он, — Рю, подожди... Танака подлетел к нему на той же скорости, что и его мать, и вцепился в Нишиною обеими руками, прежде чем притянуть его в настолько крепкие объятия, что Нишиное показалось, что его собственные лопатки врезались в ребра. — Рю..? — Черт, — резко сказал Танака, — мне реально стало легче. — Легче? Нишиноя почувствовал кивок Танаки рядом с головой. — Я правда волновался за тебя, Ноя. Нишиноя медленно поднял руки и дотронулся до его спины. — Ты волновался? — Да! — Танака издал звук, похожий то ли на смешок, то ли на разочарованный стон. Он положил ладони на плечи Нишинои и отстранился, держа его на расстоянии вытянутых рук. Его глаза блестели. Это такое освещение, убеждал себя Нишиноя, не обращая внимания на ком в собственном горле. — Конечно я волновался, идиот! — настаивал Танака. — Теперь можешь ты сказать больше двух слов за раз? Ты выводишь меня из себя! Нишиноя не доверял своему голосу настолько, чтобы говорить нормально, а не бормотать: — Почему ты волновался? — спросил он, зная, что это очень тупой вопрос. — Это тупой вопрос, — сказал Танака, и Нишиноя почувствовал, как улыбка тронула его губы. Его руки все еще были на боках Танаки, и он сжал в пальцах его футболку, притягивая его ближе. — Я не знаю, что сказать, — произнес Нишиноя. — Я был идиотом, Рю. Танака не сопротивлялся объятиям. Он похлопал Нишиною по спине. — Блин, я не лучше, знаешь? — сказал он. — Я все смотрел на свой телефон, думая, что должен тебе позвонить. — Жаль, что не позвонил, — произнес Нишиноя, прижимаясь щекой к его плечу. — Господи, жаль, что я не позвонил. Прости. — Было бы неплохо, если бы ты перестал извиняться, — сказал Танака. Его голос тоже был хриплым. — Я думал, ты будешь злиться, — сказал Нишиноя. — Мы не общались с твоего дня рождения. — Я в ярости, но больше из-за себя. То есть я писал твоему брату пару раз, чтобы убедиться, что с тобой все хорошо. Не то чтобы сложнее было написать тебе... Така никогда ничего подобного не рассказывал. Нишиноя поморщился. — Я был в порядке, все было нормально, просто я вел себя глупо, — сказал Нишиноя. Он покачал головой, чувствуя, как подступает истерика. — Ох, черт, чувак, я не в порядке, я не... — он замолчал, пока все не вышло из-под контроля. — Я думал, что я в порядке, — в конце концов пробормотал он. — Я убеждал себя, что просто не надоедаю тебе, — сказал Танака, — но, может, я и правда был зол. Нишиноя стукнулся лбом о плечо Танаки. — Я это заслужил, — сказал он. — Нет, — сказал Танака, — не так и сложно позвонить кому-то. Я должен был. Я знал, что тебе плохо, — он рвано засмеялся. — Я должен был сесть на поезд и приехать к тебе. — Нет, чувак, нет, — настоял Нишиноя. — У тебя ресторан, и отец бы волновался, что, если бы у него случилось обострение или... — Это не твоя забота, Ноя, мой папа в порядке, ладно? Если бы я хотел приехать, приехал бы. — Черт побери, не может быть, что мы оба спорим, кто из нас самый дерьмовый друг! — Почему нет? По-моему, получается замечательно. Нишиноя смог засмеяться. Он отстранился от Танаки. Они какое-то время оба неловко почесывали щеки из-за взаимного смущения. — Как ты? — в конце концов, спросил Нишиноя, понимая, что до сих пор не задал этот вопрос. — О, знаешь, — сказал Танака, проводя рукой по бритому затылку, — как всегда. Мама пытается заставить папку уйти на пенсию — она хочет, чтобы я управлял заведением. — Ух ты, черт! — сказал Нишиноя. — Это круто! — Не знаю, насколько это круто, но это уже что-то. Нишиноя вытер рукавом мокрый нос, шмыгая. — Чувак, ты крутой! Твой собственный ресторан! — Это все еще ресторан моих родителей, я просто буду больше заниматься всякой ежедневной ерундой, — настоял Танака. — В этом нет ничего такого, — он тоже шмыгнул носом и прочистил горло, а затем спросил: — Что ты делаешь здесь, Ноя? Правда. — Рю, я даже не знаю, — ответил Нишиноя. — Я просто похватал кое-какие вещи и прыгнул на поезд. Я едва ли взял деньги. Не знаю, о чем я думал. — Ты приехал сегодня? — Нет, в среду. — В среду! — повторил Танака, вытаращив глаза. — Ноя, ты не был дома? — Нет… — Ты не заходил к ним, не звонил, ничего? Нишиноя отвел взгляд в сторону и покачал головой. Его телефон оживал еще несколько раз после того, как он включил его: был еще звонок от отца, сообщения от брата и сестры, — но он не ответил ни на одно. — Нет, я был с Асахи-саном. Никто больше не знает, что я дома. — Ох, черт, — Танака снова потер голову. — Ноя, твоя мама звонила мне прошлым вечером. Спрашивала, не было ли от тебя в последнее время новостей. Внутри что-то ухнуло вниз. — Что ты ей сказал? — спросил он. — Ну, я сказал ей правду, конечно же! Сказал, что ничего не слышал о тебе долгое время! Нишиноя закрыл глаза и поморщился. Он несколько раз постучал костяшками пальцев по лбу. — Черт, — сказал он. — Она сказала, что ты не отвечаешь на звонки. Судя по голосу, она была очень расстроена, Ноя. — Я знаю, ладно? — выпалил Нишиноя. — Я знаю… — Что ты планируешь делать? Нишиноя поморщился. Он потер ладонями глаза и вцепился пальцами в волосы, сжимая их до боли. — Я не знаю! — сказал он, наконец. — В моей голове полная каша. Я не знаю, что я делаю. Танака тяжело вздохнул. Нишиноя услышал его шаги, а потом — короткую серию гудков. — Здравствуйте, Нишиноя-сан? — спросил Танака. — Это Рюноске. Нишиноя резко поднял голову. Танака говорил по телефону. Когда он заметил взгляд Нишинои, он чуть развернулся в сторону, глядя на дальнюю стену. — Нет, все в порядке, — продолжил Танака. — Я просто хотел сказать, что связался с ним. — Не говори ей, что я здесь, — прошептал Нишиноя. — Рю, пожалуйста! Танака быстро бросил на него взгляд и снова отвел глаза в сторону, морща лоб. — Я… Я думаю, у него были проблемы с телефоном, — медленно произнес он. — Но, судя по голосу, он в порядке. Нишиноя кивнул, чувствуя слабость и тошноту. Спасибо, — проговорил он одними губами. Танака проигнорировал его и продолжил. — Ага. Да. Да, мэм. Я передам ему, что вы так сказали. Я знаю. Спасибо, скажу ей. До свидания, — Танака завершил разговор и сунул телефон обратно в карман. — Вот! — выдохнул он, упираясь руками в бедра. — Что тут, черт побери, такого сложного? — Рю, я собирался разобраться с этим… — Когда тебе станет лучше и ты будешь готов! — произнес Танака. — А в это время твои родители звонят буквально всем, пытаясь с тобой связаться, — он снова казался разъяренным. — Ты должен подумать… — Считаешь, я не думал? — рявкнул Нишиноя, сжимая руки в кулаки. — Считаешь, я не думаю о них всех каждый день? Что они скажут? Что сделают? Танака поднял руки. — Что он скажут насчет чего, Ноя? Что за хрень с тобой происходит?! Нишиноя снова почувствовал, как сжалось горло. Злость постепенно исчезала, словно достигнув своего пика и утихнув. Голос почти пропал. — Я собираюсь бросить волейбол, — наконец, смог произнести он. — Я собираюсь уйти из колледжа. Танака отступил на шаг и ответил не сразу. — Ноя, это… это безумие, — сказал он. — Тебе же осталось шесть месяцев до выпуска? — Это не имеет значения, — сказал Нишиноя. — Не думаю, что я протяну так долго. — И бросить волейбол? Ты любишь волейбол! — Больше нет. Танака открыл рот. — Что за хрень? — сказал он. — Что случилось? — Ничего, — сказал Нишиноя. — Ничего не случилось. Я просто, я так… — слезы полились из глаз в третий раз за этот день, внутри все скрутило в узел. — Я так устал, Рю, — пробормотал он. — И я боюсь. — Чего ты боишься? Нишиноя выдохнул и покачал головой. Он смотрел мимо Танаки в сторону, чтобы больше не встречаться с ним взглядами. — Что, если это уже конец? — сказал он. — Что, если я уже потратил слишком много времени? — Ноя… — сказал Танака. — Угх! — Нишиноя поднял руки и отступил назад. — Не говори со мной таким тоном! — Каким тоном? — Твоим милым тоном! — настоял Нишиноя. — Таким, каким ты разговариваешь с пожилыми дамами и гостями! — Но я и не говорю таким тоном, — сказал Танака. — Совершенно точно говоришь! — продолжил Нишиноя. — И мне не нужно, чтобы ты был так мягок со мной! — Мягок! — Танака выглядел обиженным. — Ладно, как насчет такой мягкости, — он поднял кулак перед лицом. — Если ты бросишь колледж, я заставлю тебя съесть паука! — Паука? — Десять пауков! — проорал Танака. — Десять целых пауков! — А что насчет волейбола? — Восемнадцать пауков! — Восемнадцать всего, или десять за колледж и восемнадцать за волейбол? — Теперь двадцать! — Танака сделал шаг вперед и обвил рукой шею Нишинои, заставляя его согнуться и пихая его в макушку костяшками пальцев. — А еще накину десять земляных червяков вдобавок! — Земляных червяков! — повторил Нишиноя, пытаясь вырваться из хватки Танаки. — Что за хрень, чувак? — Это самое милосердное из того, что ты заслужил, доводя меня до сердечного приступа! — настоял Танака. Он отпустил шею Нишинои, но схватил в кулак его футболку. — Сваливаешься, как снег на голову, без предупреждения после того, как твоя мама успела меня напугать, а потом еще и заявляешь, что собираешься бросить волейбол — Ноя, ты говоришь так, будто ударился головой или что-то вроде того! Нишиноя потер ноющую после костяшек Танаки макушку. — Я знаю, мне правда жаль, — сказал он. — Я не хочу, чтобы тебе было жаль, — заявил Танака. — Я хочу, чтобы ты объяснил мне, что происходит. Правда, Ноя. Нишиноя почувствовал, как губы растягиваются в слабой улыбке, прежде чем снова вздохнуть.  — Я думаю, я все испортил, — сказал он. — Я продолжал лажать на тренировках. Повредил лодыжку летом. Тренер временно отстранил меня, — он закрыл глаза руками. — Думаю, я заваливаю половину предметов, — горло болезненно сжалось. — Я не хочу этим заниматься больше. Я не могу перестать думать о том, чтобы сесть на самолет и улететь насколько возможно далеко. Танака не отвечал. Нишиноя опустил руки и увидел, что Танака смотрит на него с выражением, которое можно описать только как тихая паника. Нишиноя быстро отвел взгляд и вытер нос рукавом. — Просто здорово, да? — сказал он. — Если у тебя нет слов, я знаю, что дело плохо. — Я никогда не видел тебя таким, — сказал Танака. — Ноя, ты систематически проваливал экзамены в старшей школе. И ты расшиб локоть в первый год, и это едва ли тебя остановило, — он покачал головой, его глаза были широко раскрыты. — Так в чем сейчас разница? Что случилось на этот раз? — Что мне делать после окончания колледжа? — спросил Нишиноя. — Я никогда в своей жизни не принимал решений, которые выходили бы за рамки месяца! Раньше все еще было время. Я мог все исправить. Было время, чтобы все прояснить до конца, — он пожал плечами. — Тогда у меня не было ощущения, что я должен все решить прямо сейчас. Танака издал удивленный смешок. — С чего ты взял, что кто-то что-то решает прямо сейчас, сразу? — спросил он. Нишиноя снова пожал плечами. — У Асахи-сана все хорошо, — сказал он. — А у тебя ресторан... — Ты думаешь, я уверен в том, что делаю, потому что меня наняли собственные родители? Уголки губ Нишинои тронула улыбка. — Ну... — Ноя, знаешь, сколько раз за день я задаюсь вопросом, то ли это, чего я хочу от жизни? Я помогаю в ресторане уже десять лет! Думаешь, я никогда не думал, что хочу заняться чем-то другим? — он слегка встряхнул Нишиною. — Я никогда не видел, чтобы ты сбегал от подобного! С каких пор ты так беспокоишься о том, что будет через полгода? Нишиноя взял Танаку за запястье, чтобы стоять ровно.  — Ты больше не хочешь ресторан? — Ахх, не знаю, я так не говорил, — Танака отпустил футболку Нишинои и скрестил руки на груди. — Я просто беспокоюсь о том, чтобы из этого вышла хорошая работа. Может, им стоило бы нанять кого-то поумнее. — Это смешно! — настоял Нишиноя. — Никто не сможет управлять этим местом лучше тебя! Танака снова рассмеялся. — Не знаю, насколько это так, но они говорят, что им нужен именно я. — Потому что они знают, что ты восхитительный, — сказал Нишиноя. — Ага, я восхитительный, — согласился Танака. — Ты тоже восхитительный, Ноя. И ты выяснишь для себя, чем хочешь заниматься после колледжа. — Если ты так говоришь. — Пожалуйста! — Танака махнул рукой. — Такой парень, как ты? Готов поспорить, что это просто упадет к твоим ногам. Тебе даже не придется думать об этом. Нишиноя прикусил щеку изнутри.  — Я думаю обо всем, — сказал он. — Да, ты реально копаешься в себе. Волосы на затылке начали вставать дыбом, но Нишиноя боролся с эмоциями. Он не хотел спорить с Танакой больше, чем уже успел. — Надеюсь, — сказал он. — Это причина, по которой ты не звонишь своей маме? — спросил Танака. — Потому что боишься выпуска? — Может быть... — сказал Нишиноя. — Она, думаю, в каком-то роде ждет от меня планов. — Твоя мама настойчивая, — сказал Танака. — Я это понимаю, — он сделал успокаивающий жест. — Но что насчет твоего папы? Он спокойный, с ним ты можешь поговорить об этом. Черт, да даже я обсуждаю с ним все на свете. Нишиноя сгорбился.  — Да, — сказал он. — Я мог... — Ты не хочешь говорить и с ним тоже? — Рю, — сказал Нишиноя. — Я поговорю с ними. Поговорю. Скоро. Когда буду готов. Ладно? На лице Танаки отразилось разочарование, и он тяжело выдохнул через нос. Наконец, он произнес: — Ладно. Нишиноя подумал, что это конец этого разговора, и немного расслабил плечи. — Так что за дела с Асахи? — спросил Танака, и Нишиноя снова напрягся. — Что ты имеешь в виду? — Я не думал, что вы общались после старшей школы. — Не общались, — сказал Нишиноя. — Мы случайно наткнулись друг на друга. — Удачно, — сказал Танака. — И он не против, что ты остановился у него? — Это всего на пару дней. Танака снова нахмурил брови и смотрел на Нишиною в молчаливом ожидании. Он выглядел так, будто они готовились к экзамену в старшей школе. В конце концов, он сказал: — Знаешь, ты мог бы остаться здесь, если хочешь. Мама и папа не будут против. — Нет... все нормально, — Нишиноя смотрел в сторону, почесывая тыльную сторону руки. — Было здорово пообщаться с ним. У Танаки снова было это выражение лица. Краем глаза Нишиноя видел, что он настороженно поглядывает на него. — Ты ведешь себя странно, — сказал Танака. — Странно даже для того, что происходит с тобой и с колледжем. Нишиноя почувствовал волну паники, прежде чем смог ее побороть. Все нормально, сказал он себе, ничего страшного, даже если Танака поймет это. Асахи не скрывался. Он ходил в гей-бары, и его семья в курсе. Это Нишиное нужно было скрывать, но ему не нужно было беспокоиться о том, чтобы защитить и Асахи тоже. — Ничего, — сказал Нишиноя. — Мы просто проводим время, — он сменил тему. — Он играет в районной команде Укая, ты в курсе? — Ага, — сказал Танака. — Я пару раз бывал с ними. — Оу... — Ноя... — Танака выглядел неловко, и Нишиноя слегка отшатнулся. — Что-то... происходит? Нишиноя быстро отвел взгляд и снова уставился на прилавок. — О чем ты? — Ну, Асахи... ты знаешь. Во рту появился неприятный привкус. — Он что, Рю? Танака скривил губы. — Ну, он... предпочитает мужчин, верно? Ты же знаешь об этом, так? Нишиноя не смог скрыть язвительность в голосе. — Да, и что? Тебя это волнует? — Что? — глаза Танаки расширились, и он сделал шаг назад. — Конечно, нет! — Так нет? И что тогда с лицом? — Да мне это неважно! — настоял Танака. — Я просто беспокоюсь за тебя! — Я могу о себе позаботиться, — сказал Нишиноя. — Нет, это не... Ноя, — Танака подался вперед и взял его за плечо. — Я знаю, как ты относился к нему в старшей школе. Нишиноя сбросил его руку и отошел на несколько шагов назад. — Что? — Ноя, нет. Не волнуйся. Не то чтобы это что-то сверхъестественное или наоборот, но... — он пожал плечами. — Я имею в виду, что ты вроде и не скрывал это, знаешь? Ты практически бросил волейбол ради него. Нишиноя открыл рот. — Это... Это другое! — настоял он. — Все нормально! — сказал Танака, поднимая руки, словно защищаясь. — Я просто... Я хотел играть с ним, — он подумал об Асахи, который днем приглашал его на игру, и почувствовал, как сжалось горло. — Я всегда хочу играть с ним. — Я знаю, чувак, — сказал Танака. — Все правда нормально. — Ты такой засранец, — сказал Нишиноя. — Почему ты не сказал мне, если знал? — Я думал, ты не хочешь этого! — настаивал Танака. — Думал, ты намеренно оставляешь все, как есть. — О Боже мой, — сказал Нишиноя. — Не знаю, Ноя, — продолжил Танака. — Ты никогда ничего не боялся — я понял, что ты ничего не говоришь, потому что уже принял решение этого не делать по каким-то причинам. Я думал, если ты захочешь поговорить об этом, ты скажешь мне! Нишиное хотелось провалиться под землю. — Кто-нибудь еще знал? — спросил он тихо. — Я... Не думаю, — сказал Танака. — Я к тому, что никто никогда ничего не говорил, знаешь? И никто не проводил с тобой столько времени, сколько я, так что... Может, для них это не было так очевидно? — Звучит не очень убедительно. — Знаешь, ты вообще-то не король эмоциональных нюансов, Ноя! — резко сказал Танака. — Но, думаю, большую часть времени ты был таким беззаботным, что никто не думал, что происходит что-то, чего они не видят. Нишиноя начал немного успокаиваться. — Да и не было ничего тайного, — признался он. — Ничего и не происходило тогда. — Я знаю это, — сказал Танака. — У тебя не было скелетов в шкафу. — Ты удивишься, — пробормотал Нишиноя. — Ага, ты настоящий хитрюга, — протянул Танака. Нишиноя смог улыбнуться. — Я гребаный кошмар, Рю, — сказал он. — Совсем чуть-чуть, — согласился Танака. Он протянул ладонь, и Нишиноя пожал ее. Танака хлопнул его по плечу другой рукой. — Ты со всем разберешься, Ноя. — Как скажешь, — ровным тоном ответил Нишиноя. — Неа, — сказал Танака. Они все еще держались за руки. — Ты разберешься. Нишиноя слабо улыбнулся, накрывая руку Танаки второй ладонью и сжимая ее.  Танака ответил на пожатие и свободной рукой взъерошил растрепанные волосы Нишинои. — Чувак, тебе надо серьезно поработать над внешним видом, — сказал он. — Я знаю, — согласился Нишиноя. — Я могу попросить сестру помочь, если хочешь, она будет дома позже вечером. — Нет, — сказал Нишиноя. — Я займусь этим потом. У нее все хорошо? — Ага, нормально, — Танака сделал страшное лицо. — Она обручена. Это отвратительно. — Обручена! С кем?! Брови Танаки взлетели вверх. — О, Боже мой, я тебе не говорил? — он вспыхнул, как рождественская елка. — Черт побери, Ноя! Ты не поверишь. — Говори уже! — Судя по всему, они начали встречаться в прошлом году. Я не знаю, как она умудрилась никому не сказать — говорила, что едет в Сендай по работе, но... — Рю, давай уже! Танака покачал головой: — Я до сих пор не могу в это поверить, это какой-то странный сон, или вроде того. Она выходит замуж за брата Цукишимы. Мгновение Нишиноя тупо пялился на него. — Что?! — выпалил он. — Я знаю, ясно? Мы будем братьями с Цукишимой. — Подожди, — сказал Нишиноя, — минутку. Брат Цукишимы? — он старался переварить услышанное. Он пытался вспомнить, как выглядел старший брат Цукишимы — единственное лицо, всплывшее в памяти, принадлежало его старому товарищу по команде, и оно странно накладывалось на более широкое тело, стоящее рядом с Саеко в парадном наряде. Нишиноя расхохотался.  — Что за хрень! — выпалил он. — Я знаю, — Танака тоже засмеялся. — Мы были типа на ужине с ними несколько недель назад, знаешь? — он активно жестикулировал, рассказывая об этом. — Как... я, сестра, мама и папа, а еще родители Цукишимы, Акитеру-сан и Цукишима за одним столом — это было так странно, Ноя! — Ты что... был в его доме? — Да! — выкрикнул Танака. — Я не видел его с выездного турнира, когда они были третьегодками. — Ты увидел, где он живет! — сказал Нишиноя, прислоняясь к прилавку. — Охренеть, ты будешь видеться с ним на праздники и все такое. — Я. Знаю. Я практически предполагал, что у него там логово или что-то еще, куда он уползает на ночь, но это оказался всего лишь обычный дом. По крайней мере, все так, когда он приезжает из колледжа, а кто знает, как он живет там. Логово все еще может существовать. — Это безумие, Рю! — Поверь, я знаю! — у Танаки в глазах было страдание человека на войне. — Я спросил у сестры, за что она так со мной, но она сказала, что дело не во мне! Как грубо! — он положил руку на сердце и сделал шаг назад. — Моя собственная сестра! — Когда они женятся? — В декабре, — сказал Танака. — Это кошмар. Нишиноя улыбнулся и хлопнул его по плечу. — Держись, Рю. — Я пытаюсь, чувак. Я пытаюсь. Нишиноя посмотрел на часы на стене.  — Как думаешь, насколько сейчас неловко Асахи в компании папы? — Зависит от того, перешел ли папка к жалобам на птиц, которые уделали нам все крыльцо, или к тому, что бизнес-правление пытается заставить его вступить в Комитет Возрождения. — Может, нам стоит его спасти? — Возможно, — Танака покосился на него. — Ты уверен, что ничего не происходит? Между вами все же есть... что-то. Нишиноя пошаркал ногами и уставился в пол. — Не знаю, Рю. Я еще не думал об этом в таком смысле. — Я удивлен. — Эй! — Нишиноя пихнул его в предплечье. — Это сложно, ясно! И мне все равно в итоге придется уехать. Нет никакого смысла втягивать его во всю эту ерунду. — Ты уже говорил с ним об этом? — Я не хочу ему все портить, — пробормотал Нишиноя. — У него все хорошо здесь. — Ноя, ты... — Танака издал раздраженный стон. — Вот ты всегда так делаешь. Тебе кажется, что ты можешь сделать что угодно для кого угодно, — он ощутимо толкнул Нишиною в грудь. — Тебе хоть иногда нужно позволять кому-то делать что-то для тебя. Дай хоть кому-нибудь поддержать тебя хоть разок. Нишиноя убрал руку Танаки. — Я могу с этим справиться, — сказал он. — Мне не нужно, чтобы кто-то меня спасал. — Это не... Ноя, — Танака схватил его обеими руками за плечи и заставил посмотреть на себя. — Дело не в том, что кто-то должен тебя спасти, — сказал он, — а в том, чтобы дать близким людям помочь тебе спасти себя. Эти слова острым и тяжелым камнем прошлись по позвоночнику Нишинои. — Очень глубокомысленно, Рю, — сказал он. — Когда ты стал таким умным? — Я вычитал это в брошюре у папы в больнице, — объяснил Танака, и Нишиноя улыбнулся. Танака взглянул поверх его плеча на дверь. — Это все очень неловко и трогательно, — сказал он. — Почему мама не приходит и не заставляет нас прерваться на еду? — Может, она занята тем, что рассказывает Асахи все о своих приступах жара. Только Богу известно, сколько я о них слышал. — Это ужасно, Ноя. Для этой женщины нет никаких границ. — Я помню, как слушал о родинке на ее спине каждый день в течение года. — О, Боже! Я помню это — я думаю, она забыла об этом. Не напоминай ей, хорошо? Нишиноя улыбнулся шире. — Наверное, нам стоит пойти освободить Асахи-сана, — сказал он. — Если папа еще не попытался припахать его работать. Нишиноя рассмеялся. — Он не сможет сказать "нет", — сказал он. — Он застрянет здесь до конца жизни. — И вечно будет слушать о маминых недугах и претензиях папы к кондитерской дальше по улице. — О, чувак, они все еще работают? — Да, Боже, тебе стоит туда сходить, пока ты здесь, у них есть такая клубничная штука — думаю, это обошлось мне в год жизни, но она того стоила! — А что, если папа узнает? Танака театрально вздохнул, приложил руку к груди и грустно уставился в пустоту. — У нас запретная любовь, — сказал он. — Мой отец никогда не узнает, а если все же узнает, от меня отрекутся и выгонят из дома. Нишиноя рассмеялся и пихнул его. — Ты такой дурак, серьезно. — Я дурак? Это у тебя тут кризис, приятель. — Да-да, заткнись. — Думаешь, нам стоит оценить размер катастрофы снаружи? — Полагаю, это будет справедливо. Как и предполагалось, Асахи они обнаружили в столовой на диванчике в окружении обоих родителей Танаки. — Посмотри на это — ты видишь эту отметину? Ты когда-нибудь видел такое пятно? Я умру к концу года, я это знаю… — И они хотят устраивать Неделю Местной Кухни, а ты знаешь, что это? Оправдание вымогательства моих денег в обмен на очень незначительную рекламу с обещанием, что это превратится в доходы от туристов… — Мне очень жаль — нет. Это звучит несколько неприемлемо… — Мам! Пап! — проорал Танака. — Отстаньте уже от него! — Моему сыну все равно, — сказала Асахи мать Танаки, даже не поворачивая головы. — Я показала ему все это, а он не обеспокоился даже настолько, чтобы послушать. — Мы ему дали крышу над головой, — продолжил отец Танаки. — Мы наняли его из соображений семейной благотворительности. А он ведет себя так, как будто каждый разговор — обуза. — Из благотворительности! — повторил Танака. — Что же это за странная благотворительность такая, если вы заставляете меня впахивать и даже не платите? — Мы ему платим, — сказала Асахи мать Танаки. — Не слушай его, — сказал отец Танаки. Асахи молча смотрел между ними, сидя с широко распахнутыми глазами и не зная, как ответить. Нишиноя обошел родителей Танаки и сел на диванчик напротив Асахи. Он положил локти на стол и подпер рукой подбородок. — А вы разве не обещали накормить меня? — спросил он мать Танаки. К заметному облегчению Асахи, ее внимание переключилось на него. — Рюноске, — сказала она, все еще глядя на Нишиною, — принеси суп и салат. — Почему я должен… — Кацутоши, — продолжила мать Танаки, игнорируя возражения сына, — почему бы тебе не приготовить сегодняшнее фирменное для них? — Дорогая, я… — Я должна повторять? — спросила Танака-сан. Она покрутила головой, останавливая то на одном, то на другом пронзительный взгляд, и поставила руки на бедра. — Нет, дорогая, — сказал отец Танаки. — Я иду, я иду, — добавил Танака. — Вы не должны… — попытался сказать Асахи, но Нишиноя потянулся через стол и закрыл ему рот рукой. — Насчет какого пятна вы беспокоились, Танака-сан? — спросил Нишиноя. Она повернулась к нему снова, буквально сияя. — Ох, Юу, — сказала она. — Мне точно немного осталось на этой земле, — она похлопала его по руке. — Но не волнуйся, дорогой. Ты получишь долю Рюноске в завещании. — Я это слышал! — прокричал Танака из двери кухни. — Возможно, моя дочь подарит мне внуков, перед тем как я умру, — продолжила она. — Судя по тому, как мой сын ничего не делает, чтобы продолжить семейный род. — Мама, я здесь! — проворчал Танака, появляясь рядом с подносом. — Я знаю, — мягко ответила она. — Потому и сказала это. Танака обошел ее, чтобы поставить поднос на стол. — Господи, мам, иди помоги папке, или еще что, — пробурчал он. — Мы открываемся через час, помнишь? — Не умничай со мной, — сказала Танака-сан, но все же ушла. — Прости за это, Асахи, — сказал Танака, когда она уже не могла его слышать. — Все нормально, — сказал Асахи и рассмеялся. — Они были совсем немного устрашающими. — Для меня не найдется извинений? — спросил Нишиноя, и Танака легко щелкнул его по голове. — Мне нужно вернуться к работе, — сказал Танака. — Вы, ребята, зовите, если что-то еще понадобится. — Спасибо, Танака, — сказал Асахи. Нишиноя отсалютовал в ответ. Когда он ушел, Нишиноя взял тарелку супа с подноса. — Ты можешь съесть оба салата, — сказал он Асахи. — Думаю, тебе лучше стоит съесть свой, — ответил Асахи. Нишиноя простонал. — А еще друг, — сказал он, — какое предательство. Асахи рассмеялся. — Предлагать тебе овощи — это предательство? — спросил он. — Я обижен, что ты думаешь иначе. — Может, это тебе лучше съесть оба салата? — Асахи-сан! К тому моменту, как они закончили обедать, уже пришло время открытия ресторана. Нишиноя попрощался с родителями Танаки. — Приходи увидеться на Рождество, — настаивала мать Танаки, — чтобы я могла тебя откормить. Нишиноя заглянул на кухню, чтобы попрощаться с самим Танакой. — Уходите? — спросил Танака, не отворачиваясь от прилавка. — Да, — сказал Нишиноя. — Лучше убраться отсюда, чтобы ты мог уделить внимание родителям. Танака рассмеялся. — Ах, они в порядке, — сказал он. — У папы прием в больнице в понедельник, так что, думаю, они оба просто выпускают пар. — Расскажешь мне, как все пройдет? — спросил Нишиноя. — Конечно, — сказал Танака. — Не думаю, что они предполагают какие-то изменения, так что не волнуйся. Нишиноя застыл в дверном проеме, не зная, как продолжить разговор. Он ненавидел это ощущение в горле, когда слова не шли, а паузы между ними были слишком длинными. — Что планируешь на следующий месяц? — спросил Танака. Нишиноя моргнул. — Я… не знаю, — сказал он. Сложно было даже загадывать на неделю вперед, не то что на месяц. — Будет беготня с планированием свадьбы сестры — они хотят праздновать в ресторане — но, думаю, я смогу вырваться на одни выходные, если ты не против. Нишиноя не сдержался и поджал губы. — Если хочешь, — сказал он. Если я еще буду там, — этого он не произнес. Танака посмотрел на него через плечо, встречаясь с ним глазами. — Помни, что я сказал, Ноя, — сказал он. — Пауки и земляные черви. — Хорошо-хорошо, — сказал Нишиноя и махнул рукой. — Я запомню. — Не заставляй меня ехать в Тибу, чтобы прибить тебя, — настаивал Танака. — Я это сделаю. — Крутые слова для человека, который по локоть в баклажанах. — Это стратегические баклажаны. Специально выведенные. Очень новомодные. — Тогда я буду с нетерпением ждать тебя и твои баклажаны. — Правильно, — сказал Танака. Нишиноя пытался побороть минутное желание спросить, но в конце концов не сдержался и задал вопрос. — Рю, — сказал он, — это было действительно настолько очевидно насчет Асахи-сана? — Что ты хочешь, чтобы я сказал, Ноя? — спросил Танака, пожимая плечами. — Думаю, что тебе лучше поговорить с ним об этом. — Мы разговаривали, — настоял Нишиноя. — Ты сказал ему, что был влюблен в него со старшей школы? Нишиноя закрыл рот. В конце концов, он смог выдохнуть: — Нет. — Не сказал? — Не был! — настоял Нишиноя. — Ноя, — сказал Танака. — Это правда не то, Рю, — Нишиноя скрестил руки на груди и отвел взгляд. — Просто здорово было увидеть его. Это заставляет меня чувствовать себя почти как тогда, в старшей школе. — Как скажешь, — сказал Танака. Нишиноя нахмурился, но не стал развивать тему. — Ты будешь здесь следующие пару дней? — спросил он. — Скорее всего, учитывая, что у меня почти нет жизни вне этой кухни. — Тогда я приду увидеться снова, — сказал Нишиноя. — Перед отъездом? Нишиноя прикрыл глаза и сжал губы в плотную линию. В конце концов, он сказал: — Да, перед отъездом. — Ага, я буду тут, — сказал Танака. — Если придешь в воскресенье, у меня будет выходной. — Ага, — сказал Нишиноя. — Звучит неплохо, — ему не нужно было принимать решение до тех пор. Не нужно было думать об этом до конца недели. — Тогда увидимся, да? — он развернулся, чтобы уйти. — Эй, Ноя? Нишиноя повернулся и увидел, что Танака смотрит на него через плечо. — Да? — Позвони маме, хорошо? Нишиноя опустил взгляд в пол и кивнул. — Позвоню, — сказал он. — Лучше скорее. Сегодня. — Хорошо, ладно! — воскликнул Нишиноя. — Боже, когда ты успел стать такой старушкой? Танака смотрел в никуда. — Я превращаюсь в маму, я не знаю. — Думаю, ты можешь стать еще хуже. — Аааааххх! — простонал Танака. — Вали отсюда! Скоро тут будут гости, и вообще тебе нельзя на кухню. — Ухожу-ухожу. — Увидимся в воскресенье, Ноя. — Да, увидимся, Рю. Он еще раз бросил взгляд на Танаку, режущего баклажаны, прежде чем выйти через дверь в столовую. Там на диванчике его ждал Асахи, копаясь в телефоне. Он не поднял глаза, и у Нишинои была возможность оглядеть его. У Асахи было меланхоличное выражение лица, пока он пялился в мобильный, наморщив лоб и задумчиво кривя губы. Его волосы растрепались и выбились из пучка, который он сцепил резинкой. Мягкие пряди касались шеи и чуть доходили до плеч. На Асахи все еще была та белая футболка с широким вырезом, так что Нишиноя хорошо мог видеть его грудь. Черный шнурок уходил под ткань, и кулона не было видно. Асахи носил этот кулон каждый день, пока они были вместе, понял Нишиноя. Первое время он задумывался, где Асахи взял его и почему он, казалось, так много значил для него. Нишиноя снова осознал, что у Асахи была целая жизнь, частью которой он не являлся. У него были друзья, работа, собственный угол, дело, которому он принадлежал. Нишиноя снова сказал себе, что он принимает правильное решение. Он просто испортит все для Асахи, если будет пытаться превратить все в нечто большее, чем у них уже было, за эти пару дней. Независимо от того, что он решит, он должен будет уехать из квартиры Асахи. Он знал, что лучше сделать это чем скорее, тем лучше — он пообещал, что они сходят на тренировку на следующий день, но он мог бы уехать рано в воскресенье — не лучше ли тогда, когда Асахи снова выйдет на работу? Значит, воскресенье. Он сможет уйти из квартиры Асахи, немного провести время с Танакой, а потом решить, что делать дальше. Да, думал Нишиноя. Так, наверное, будет лучше всего. Он уедет, и тогда Асахи сможет вернуться к той жизни, в которую так грубо ворвался Нишиноя. Асахи поднял глаза и встретился с ним взглядами. Он отложил телефон и мягко улыбнулся Нишиное. Когда Нишиноя подошел ближе, он спросил: — Все хорошо? — Да, — ответил Нишиноя. — Все прекрасно. Асахи удовлетворенно кивнул. — Хорошо, — сказал он. — Я рад. Да, подумал Нишиноя. Абсолютно верное решение. ----------------------------------------------------------------------------------------------------------- [1] Нишиноя зовет отца Танаки "батей" или "папашей", только в более вежливой форме (как и сам Танака) (прим.пер)