Vienna Waits For You

Уже почти стемнело, когда они направились в сторону дома Асахи. Весь день стояла ясная и сухая погода, но, когда солнце начало садиться, температура стала падать. Ноя забыл куртку, что ему одолжила мама Асахи, так что дрожал всю дорогу, пока Асахи не заметил это и не обнял его рукой за плечи в поезде, притягивая к себе. Асахи был теплым, как обогреватель, и умопомрачительно пах; Нишиноя позволил себе положить голову ему на плечо и подремать до тех пор, пока они не доехали до нужной остановки. Когда они добрались до квартиры, Асахи повернулся и застенчиво глянул на Нишиною: — Мне не хочется это говорить, — сказал он, — но мне реально нужно заняться стиркой. — Хорошо, — ответил Нишиноя. — Я на самом деле до последнего ее откладывал, — продолжил Асахи. — И потом еще, когда ты приехал. — Асахи-сан, все в порядке. — У меня вообще остались только одни боксеры, и у тех слабая резинка. — Правда, — настоял Нишиноя. — Я не против. Асахи улыбнулся ему с благодарностью. — Ты пока можешь побыть здесь, если хочешь, — сказал он. — Прачечная самообслуживания недалеко. Не думаю, что это займет дольше часа или двух. — Прачечная! — повторил Нишиноя. — Почему у тебя нет стиральной машинки? Уголки бровей Асахи опустились вниз. — Она есть, — медленно сказал он, — но сломанная. — Что? А почему домовладелица ее не заменит? — Я... Не сказал ей, что она не работает. — Асахи-сан! Он, будто защищаясь, выставил перед собой руки. — Я знаю, знаю, — сказал он. — Я просто… не люблю ее дергать. И еще не набрался смелости рассказать ей. — Так ты тратишь деньги на стирку, потому что слишком смущаешься попросить починить машинку? — Мда, это звучит тупо, когда ты говоришь это так. Нишиноя нахмурился и скрестил руки. — И как давно она сломана? — Я не знаю… Месяц или два? — Асахи!! Асахи нервно рассмеялся. — Я знаю, — сказал он. — Но даже в таком случае я не могу позвонить до понедельника, а мне нужно чистое белье. Нишиноя надул щеки и медленно выдохнул воздух. — Ну, и сколько у тебя вещей? — Не очень много, на две загрузки. Но сама стирка и сушка каждая занимает минут по тридцать, а потом еще надо сложить все. — Ты пользуешься сушилкой? Асахи почесал щеку и отвел взгляд. — Первый раз я принес вещи домой сырыми, — объяснил он, — и потом оставил их в сумке, пока они не завоняли. — Что! Он повернулся к Нишиное с извиняющейся улыбкой. — С тех пор, — продолжил он, — я решил, что лучше я буду сушить их перед тем, как вернуться домой, чтобы они хотя бы оставались чистыми, даже если я их не уберу. Нишиноя медленно покачал головой. — Ну, — сказал он, — если это помогает… — Не стесняйся, посмотри телевизор или еще что, пока меня нет. У меня ноутбук в спальне, если тебе нужен интернет. — Шутишь? — быстро сказал Нишиноя. — Конечно, я иду с тобой! — Да это вообще пустяки, я уже привык к… — Асахи-сан. — Ладно. Как и говорил Асахи, ближайшая прачечная была всего в двадцати минутах ходьбы. В этот раз Нишиноя не забыл куртку, хотя и скучал по ощущению руки Асахи на своих плечах. У них еще оставался целый день вместе, говорил себе Нишиноя. Еще будет время снова прикоснуться к нему. Может, даже так много, как Нишиноя хотел. В прачечной было тесно, чисто и светло. Более половины машинок было запущено в этот час, но в помещении находился лишь один человек, сворачивающий одежду на одном из высоких столов. Асахи рассортировал принесенные вещи на две загрузки: джинсы и футболки — в одну машинку, боксеры и майки — в другую. Нишиноя забрался на одну из пустых машинок и оттуда наблюдал, как Асахи отмерял стиральный порошок и отсчитывал деньги для каждой загрузки. Это казалось привычным и знакомым — простая рутина обычной жизни — и Нишиноя чувствовал необъяснимую боль внутри, глядя на это. Он прижал руку к груди и провел по ней ладонью, как будто это могло ее унять. Когда Асахи закончил загружать вещи и запустил машинки, он с улыбкой повернулся к Нишиное. — Ну, — сказал он, — теперь надо как-то убить тридцать минут. Хочешь побыть здесь, или прогуляемся? — Прогуляться было бы неплохо, — ответил Нишиноя. Он все еще нервничал и переживал после встречи с Танакой в ресторане. Более того, ему совершенно не хотелось, чтобы его время с Асахи было омрачено присутствием незнакомца. Он слез с машинки. Они вышли через дверь и пошли дальше по улице в противоположную сторону от квартиры Асахи. Район был для Нишинои незнаком. Карасуно был не таким уж большим, но его собственный дом был почти на другом конце города, и у него никогда не было повода бывать так далеко от привычных мест. Улица была узкой и практически без тротуара, но, пока они шли, машин не было, и можно было идти рядом друг с другом. Вдоль улицы были понатыканы маленькие магазинчики в небольших зданиях, во многих из которых наверху были квартиры, как в доме Асахи. Пара домов вообще казались пустыми. Людей было немного, несколько человек толклись и курили перед зданием с неоновой вывеской в маленьком окне. Нишиноя с изумлением осознал, что это был тот самый бар, в который он зашел в первую ночь здесь, эту ужасную ночь, когда он наткнулся на Асахи и позорно напился до забытья. Воспоминания взметнулись внутри, вызывая ощущение тошноты. Он вспомнил душный спертый воздух бара, слезы на своем лице и руку Асахи, поддерживающую его. Нишиноя сунул руки в карманы и пошел быстрее; Асахи подстроился под его шаг. Они прошли мимо — Нишиноя почувствовал резкий запах сигарет, который потом пропал снова — дверь бара была открыта, и оттуда на улицу вырывался шум, накрывший их волной, пока они шли. Асахи немного замешкался и взял Нишиною за локоть, чтобы он не шел так быстро. — Там сегодня выступает группа, — сказал он, указывая большим пальцем над плечом за спину на бар — туда, где были свет, душный запах и сливающиеся в гул оживленные голоса. — Мои друзья хотели пойти, — продолжил Асахи. — Может, будет весело присоединиться к ним попозже. Нишиноя быстро помотал головой. Он повернул руку в хватке Асахи, выворачивая предплечье, пока не взялся за его запястье, и потянул его в сторону от бара на полной скорости. Он не мог вдохнуть, пока они не оказались за углом. Он чувствовал на себе смущенный и озадаченный взгляд Асахи. Нишиноя высоко поднял плечи и снова сунул руки в карманы. — Я не хочу снова туда, — глухо произнес он. — Мы и не должны, — осторожно заверил его Асахи. — Это была просто мысль. Он почувствовал себя глупым и эгоистичным. — Ты можешь встретиться с ними, если хочешь, — предложил Нишиноя. — Все в порядке, я могу просто пройтись до твоего дома. — С чего бы мне это делать? — спросил Асахи. — Я могу погулять с ними в любой скучный день. — Просто... — Нишиноя отчаянно хотел объясниться, найти слова, чтобы убедить Асахи, что он не вел себя глупо — слова, которые убедили бы и его самого. Но они отказывались формулироваться в голове; их невозможно было произнести. — Просто... — он поморщился. — Это была плохая ночь, — предположил Асахи. Нишиноя кивнул. — Я вел себя очень глупо, — сказал он, наконец, найдя в себе силы встретиться взглядами с Асахи и увидеть, что он смотрит на него с сочувствием. — Ты пытался отвлечься, — сказал ему Асахи. — В этом нет ничего глупого или смешного, правда. Бред. Нишиноя почувствовал укол раздражения. — Ага, — сказал он. Они пошли дальше. Неприятный осадок никуда не исчезал, даже когда между ними и баром увеличилось расстояние. И почему Асахи был таким понимающим абсолютно во всем? В его голосе было слишком много мягкости, слишком много нежности. Нишиноя почти жалел, что Асахи не разозлился на него, вместо этого. — Как часто ты туда ходишь? — спросил Нишиноя, пытаясь подавить в себе разочарование. — В бар? Ах... — Асахи пожал плечами. — Наверное, где-то раз в неделю. Обычно мы немного выпиваем с Кеничи и Кейзаном после тренировки в среду. Среда. В этот день он приехал в город. Значит, это была лишь часть обычной жизни Асахи. Ничего особенного, никакая это не удача. Нишиноя вспомнил, как друзья Асахи дразнили его, что он идет с ним выпить. И как часто среда Асахи заканчивалась подобным образом? — Мило, — пробормотал он. Подул холодный ветер, забираясь под воротник взятой взаймы куртки на Нишиное. Он засунул руки поглубже в карманы. Стало совсем темно, и они шли то по темноте, то по залитым золотым светом фонарей небольшим пространствам. В конце концов, Асахи спросил: — А у тебя что-нибудь подобное бывает? Нишиноя не совсем понял, о чем он говорил. — Что подобное? — О, ну, знаешь... — сказал Асахи и пожал плечами, — как у меня с друзьями. Нишиноя нахмурился. Асахи что, спрашивал, цепляет ли он парней в барах по средам? — Хожу ли я выпивать раз в неделю? — Я имею в виду что-то постоянное. Выпивать после тренировок? Заниматься вместе? Ночь пиццы? — Ночь пиццы? — переспросил Нишиноя. — Не знаю! — настаивал Асахи. — Я просто спрашиваю. Ты ничего не говорил о своих друзьях в колледже. Ты рассказывал, что вы ходили пить на твой прошлый день рождения. Двадцать первый день рождения Нишинои, казалось, вообще остался в другой жизни. — Ходил с одним парнем из моей команды, — сказал он. — Да? — спросил Асахи. Нишиноя покусал губу, пытаясь вспомнить. Сколько было человек в их компании тогда? — Мацуда-сан, — сказал он, — Дайсаку, Хори, Тошио, — все? — О, и Юта, — Нишиноя слегка улыбнулся, вспомнив последнего. — Ему тогда было всего восемнадцать. Мы заплатили одному, кто был постарше, чтобы он одолжил свои документы на вечер, чтобы Юту пропустили в бар с нами. А они даже не проверили их, когда мы туда заходили. Асахи рассмеялся: — И сколько вы отдали? — Пять тысяч. Асахи присвистнул. — Что ж, и к лучшему, — сказал он. — Если бы вас поймали с этим, у вас были бы большие проблемы. — Может быть, — согласился Нишиноя. — Да он и не пил особо. Думаю, выпил полкружки пива. — Даже учитывая настойчивость старших? — Эй, все было не так! — возразил Нишиноя. — Он хороший парень. Мы просто хотели хорошо провести время. И это получилось. Нишиноя вспомнил, как они еще несколько дней смеялись над этим, когда обнаружили, что Дайсаку наделал кучу фотографий на телефон; там было много компромата. — Они отличные ребята, — продолжил он. — Мацуда-сан выпустился в апреле. С Тошио мы на одном курсе, а Хори и Дайсаку на год младше. — И вы с ними со всеми в одной команде? — спросил Асахи. Нишиноя кивнул. — Ага, Тошио и Хори оба в команде. Юта туда как раз вступает. Он либеро, как я, — Нишиноя подумал об их диалоге в Line; он не отвечал ни на одно сообщение от них с тех пор, как его отстранили. Внутри все сжалось, и улыбка сползла с его лица. — Наверное, хорошо, что теперь у них есть он, — пробормотал он. — Мне не будет так плохо из-за того, что я ухожу, если он будет там, чтобы позаботиться о них после меня. — Ты правда хочешь уйти? — спросил Асахи. Нишиноя не ответил и отвел взгляд в сторону. Опавшие листья шелестели под ногами, пока они шли вдоль дороги. Нишиноя не особо представлял, как долго они уже гуляли; он думал, что у Асахи есть представление, насколько далеко можно было уйти и когда нужно было поворачивать назад и возвращаться в прачечную. Асахи не стал повторять свой вопрос, так что какое-то время они шли молча. Асахи повернул направо за угол, не объясняя причин, почему он вдруг сменил направление, и Нишиноя пошел следом. Он ненавидел это ощущение. До этого ему было намного лучше, в каждый из этих моментов: когда он целовал Асахи в студии керамики и потом, когда они лежали на диване и никуда не спешили, когда его крепко обнимал Танака — как физическое доказательство того, что они все еще друзья. Однако, когда они прошли мимо бара, открылись старые раны; стыд накрыл с головой с новой силой, поднимаясь изнутри, где он его тщательно запер. Меньше сорока восьми часов, неожиданно подумал он. Меньше двух дней. Это все время, что ему осталось рядом с Асахи. Как этого может быть достаточно? Как любого количества времени может быть достаточно? Эта мысль вызвала панику, которая тут же встала комом в горле. Прежде чем он успел остановить себя, он открыл рот, и его голос получился слишком громким. — Асахи-сан! — крикнул он. Асахи подпрыгнул рядом с ним, его шаг сбился на короткое время, пока он вновь не восстановил его. — Да? — спросил он. Нишиноя прикусил язык. Он не знал, как продолжить. Он просто произнес имя Асахи, не думая о том, что скажет потом. — Сколько еще идти? — в конце концов, спросил он. Когда они закончат со стиркой, они могли бы вернуться домой к Асахи, где мир казался меньше и полнее. И с ним проще было справиться. И было проще брать от оставшегося времени все. — Мы где-то на полпути, — ответил Асахи. — Мы как раз успеем обойти прачечную и прийти вовремя. Нишиноя кивнул. Странное чувство так и осталось внутри, невысказанное до самого конца прогулки. Когда они пришли, в прачечной уже никого не было. Они сунули одежду Асахи в пару сушилок. Нишиноя пихнул Асахи локтем в бок, когда тот засовывал в них монетки. — Хорошо, ладно, — рассмеялся Асахи. — Я знаю-знаю. На этот раз он не предложил снова пройтись — Нишиноя не был уверен, было ли это ради него, или Асахи и сам хотел остаться. Снаружи было прохладно, и, по сравнению с улицей, в прачечной было тепло и светло. Запущенные стиральные машинки в тесном помещении приятно гудели на фоне, и это, казалось, помогало Нишиное немного успокоиться. Нишиноя снова забрался на одну из пустых машинок, свесив с ее края ноги. Асахи стоял близко к нему, положив на машинку локоть и устроив подбородок на руке, наклонившись вперед. Нишиноя внезапно вспомнил ту сцену на кухне Асахи, когда он сидел на стойке, а Асахи стоял между его бедер. Он почувствовал, как волосы на руках встают дыбом, а кожа покрывается мурашками от воспоминаний о теплом дыхании Асахи у его губ. Нишиноя сосредоточенно пялился на кафельный пол, положив ладони по бокам от себя на машинку, пытаясь как-то отвлечься от тепла, исходившего от Асахи рядом с ним. Он чувствовал, как глухой звук даже от самого небольшого толчка или движения, проходил по металлической поверхности и отдавался в его теле. Меньше двух дней, подумал он снова. Как этого вообще может быть достаточно? Он чувствовал, как внутри раскрывается целая бездна, и у него не было представления, как заставить ее исчезнуть. Когда одежда была высушена, он помог Асахи сложить ее — или хотя бы попытаться сложить. Некоторые футболки отказывались складываться ровно, а края джинсов, несмотря на попытки Нишинои, не лежали прямо. Нишиноя вообще никогда не сворачивал одежду в общежитии; он привык брать чистое из стопки, когда решал надеть что-то, а потом оставлял в куче рядом с кроватью, надевая снова, пока не сдавался и не стирал все. Какое-то неугомонное чувство росло внутри — ощущение чего-то домашнего и семейного: теплая после сушилки одежда Асахи, то, как просто и спокойно они стояли рядом, складывая ее. Он почувствовал облегчение, когда они закончили, убрав стопку одежды Асахи в сумку для стирки, и отправились домой. Они возвращались тем же путем, так же поднялись по скрипящей лестнице, и Нишиноя вздохнул с облегчением, когда вошел в дверь. — Порядок? — сказал Асахи. — Ага... — ответил Нишиноя. — Наверное, просто устал. Асахи кивнул. — И это понятно, — сказал он. — День был длинным. Нишиноя сердито посмотрел на него, и сочувствующая улыбка сползла с лица Асахи. — Что? — спросил он. — Ты слишком милый, Асахи-сан, — сказал Нишиноя. — Слишком милый? — Ага, — настаивал Нишиноя. — Не правильней ли было бы... разозлиться на меня, или что-то вроде того? Между бровей Асахи пролегла складка. Нишиноя не видел ее уже несколько часов; это его разозлило. — С чего мне злиться? — спросил Асахи. — Потому что я тебе докучаю. Теперь Асахи нахмурился. — Нишиноя, — сказал он, — я сделал что-то, что заставило тебя думать... — Прекрати! — отрезал Нишиноя. — Просто перестань. Ты ничего не сделал, — он сдавил пальцами переносицу. Шея и плечи были в напряжении с тех пор, как они прошли мимо бара, и у него болела голова. — Прости, — в конце концов, сказал он. — Мне не стоило это говорить. У меня просто такое ощущение, что я во всем тебе мешаю сейчас. — Да у меня ничего не происходит, — сказал Асахи. — И мешать-то нечему, честно. Нишиноя поднял взгляд. С лица Асахи пропала озабоченность, но он все еще смотрел на Нишиною с осторожностью. Асахи продолжил: — Я не знаю, почему ты думаешь, что я как-то меняю свою жизнь из-за твоего приезда, — сказал он. — Единственное, что выбивается из привычного, так это то, что я взял два отгула на работе. Нишиноя не был уверен, поверил ли он ему, но больше говорить об этом он не хотел. — Хорошо, — сказал он, протягивая руку и берясь за сумку для стирки в пальцах Асахи. — Дай мне по крайней мере убрать твои вещи. Асахи сумку не отпустил. — Нет, с чего бы тебе... — Пожалуйста, — настаивал Нишиноя. Асахи снова нахмурился, но ослабил хватку на сумке. — Хорошо, — сказал он, наконец, — нижнее белье в верхний ящик, футболки — в следующий. Нишиноя кивнул: — С этим я справлюсь. — Я приготовлю чай или что-нибудь еще, — сказал Асахи. — Звучит хорошо, — напряжение все еще висело в воздухе. Нишиноя, поколебавшись мгновение, развернулся и направился в спальню. Едва он переступил порог, первое, на что упал взгляд, была до сих пор не заправленная кровать поперек комнаты. Было такое ощущение, что с предыдущей ночи, когда Асахи буквально уничтожил его парой ласковых слов и прикосновениями своего горячего рта, прошло лет сто. Нишиноя помотал головой, чтобы отогнать эти воспоминания. Два дня, подумал он. Сейчас уже меньше двух. Ближе к одному. Он открывал ящики комода, пока не нашел место, куда сложить джинсы и футболки Асахи. Решил, что нательные майки сложит вместе с футболками, в любом случае Асахи их найдет. Он оставил боксеры напоследок; он был даже благодарен, что они все были однотипными: из простого хлопка с пуговицами, различных оттенков синего, серого и черного. Он не знал, как чувствовал бы себя, если бы у Асахи были более непростые вкусы. Когда Нишиноя открыл верхний ящик, что-то стукнуло внутри. Под единственными оставшимися боксерами Асахи в ящике выделялось что-то квадратной формы. Не поборов любопытство, он поднял их, чтобы посмотреть, что было под ними. Это была коробочка презервативов. Нишиноя застыл. Поколебавшись мгновение, он сунул руку в ящик, вытащил коробочку и увидел, что пленка была вскрыта, а значит, ее уже открывали. Это была упаковка на шесть штук. Нишиноя поднял крышечку и увидел, что внутри осталось три презерватива. Он долго стоял на месте, потом закрыл коробочку, убрал ее в ящик, положил чистые боксеры Асахи сверху и закрыл комод. Когда он вернулся в гостиную, Асахи был на кухне и наливал кипяток из электрического чайника в пару кружек — тех же, что были утром. Нишиноя подошел и оперся локтями о стойку. Он вспомнил огромную кружку, из которой пил горячий шоколад прошлым вечером. — Ты их сделал? — спросил Нишиноя. Асахи кивнул. — Ага, я сделал весь набор. Одна из первых вещей, что я отправил на обжиг. У мамы есть несколько из этого же набора. И одна у папы, кажется. У Нишинои все еще болели голова и шея. Он опустил голову, положив щеку на стойку, и глянул вбок на Асахи. — Аж в Токио? — Уверен, ей там одиноко без своих братьев. — Мм, — Нишиноя поковырял потертость на поверхности стойки. — Думаю, быть кружкой само по себе сложно, — сказал он. — Так и есть, — согласился Асахи. Он поставил одну из кружек рядом с головой Нишинои и повернул ее ручкой к его руке. Сначала Нишиноя не двигался. Потом медленно поднял руку и провел пальцем сверху вниз по приятно шероховатому глиняному боку. Кружка была уже горячей, но не обжигала. — Мы можем просто посмотреть фильм, или еще что-то, — предложил Асахи. — Если ты устал. Нишиноя хотел поспорить, но он правда устал. И все болело. А еще внутри было такое чувство, как будто в животе ползала сороконожка. — Фильм подойдет, — сказал он. Они устроились вдвоем на диване, и Асахи обвил плечи Нишинои рукой, как тогда в поезде. Нишиноя подтянул колени к подбородку, поставив босые ноги на диван. Он держал кружку обеими руками, зажав ручку между ног. Он не пил, просто позволял теплу окутывать его. Асахи поставил какую-то спортивную документалку — единственное из его скудной коллекции фильмов, что как-то удовлетворяло вкусам обоих. Нишиное вообще было все равно, что смотреть, до тех пор, пока это значило, что у него есть возможность закрыть глаза и прижаться к Асахи. Он решил не упускать ни одного шанса прикоснуться к нему, пока он не уехал в воскресенье, как запланировал. Документалка шла уже час, когда плечо Асахи шевельнулось, потревожив шею Нишинои. Нишиноя не смог не вздрогнуть от этого. Он почувствовал, что Асахи крепче сжал его плечо, а потом наклонился вперед, заглядывая в лицо. — Ты в порядке? — Ага, нет, все в порядке, — сказал Нишиноя. — Просто все затекло, — он покрутил шеей, слегка морщась. — Все будет в порядке, — повторил он. Асахи медленно убрал руку с плеч Нишинои. — Прости, — сказал он. — Надо было сказать. — Нет! — настаивал Нишиноя. — Нет, ничего такого, я в порядке, — он хотел попросить Асахи положить руку на место, но такая прямая просьба казалась смущающей в его голове, так что он не произнес ее. Вместо этого, он положил руку на шею сзади и, наконец, сделал глоток чая; он был едва теплым. Асахи еще мгновение смотрел на него. — Хочешь... — начал он. — Я мог бы... — Мог бы что? — Мог бы сделать тебе массаж, или что-то вроде того, — сказал Асахи. Нишиноя моргнул и смог ответить лишь через несколько секунд: — Ты не должен этого делать, — осторожно сказал он. Уголки губ Асахи поднялись вверх. — Я не против, — сказал он. — Уверен, что это был трудный вечер, а это позволит тебе расслабиться. — Что ж, я не буду против, если ты будешь меня трогать, — сказал Нишиноя, и Асахи рассмеялся в ответ. — Хорошо, — он откинулся на спинку дивана и развел ноги в стороны, указывая на пол между ними. — Садись сюда, на пол. Нишиноя соскользнул с дивана и занял указанное место, повернувшись спиной к Асахи и скрестив ноги перед собой. — Ты не должен делать это слишком долго, если не хочешь, — сказал Нишиноя. Неожиданно руки Асахи сомкнулись на его плечах с обеих сторон от шеи, и Нишиноя чуть не подпрыгнул. — Я буду тебя трогать столько, сколько захочу, — ответил Асахи опасно близко к его уху. Нишиноя почувствовал, как горит лицо. — Эй, я думал, это должно быть расслабляющим. — Ты прав, — сказал Асахи. — Прости. — Нет, не надо извиняться, — настаивал Нишиноя. — Я не говорю, что это плохо. У Асахи были теплые руки. Сначала он осторожно дотрагивался до Нишинои, совсем легонько надавливая по обе стороны от его шеи. Его пальцы оглаживали шею от головы до воротника футболки. Нишиноя чувствовал дрожь от этого прикосновения. Через пару минут давление на плечи стало сильнее. Пальцы Асахи сомкнулись на плечах, дотрагиваясь до ключиц, а большие пальцы сжали мышцы по обе стороны от позвоночника. Одна рука переместилась на шею, твердо проходясь пальцами по коже. Нишиноя наклонил голову вперед, чтобы дать больше доступа. Рука Асахи накрыла его шею целиком от выступающего позвонка до линии роста волос. С губ сорвался тихий вздох. В руках и ногах начало покалывать, когда рука Асахи надавила на твердый сжатый узел прямо за его правым плечом совсем рядом с основанием шеи. Нишиноя вздрогнул и, не сдержавшись, зашипел. Его плечи снова напряглись. Руки Асахи замерли на его коже. Потом большим пальцем Асахи снова надавил на эту точку, и Нишиноя поморщился. Он с силой прикусил щеку изнутри, чтобы снова не издавать звуки. — Нишиноя, — раздался голос Асахи прямо над его макушкой. Вторая рука скользнула в волосы Нишинои. — Не сдерживайся. Нишиноя откинул голову на его руки. — Если я не буду, — сказал он, — не думаю, что смогу остановиться. — И не надо, — Асахи снова надавил большим пальцем на точку, и Нишиноя застонал в ответ, сжимая пальцы на ногах от приятной боли. Постепенно он ощущал, как напряжение уходит, пока Асахи массировал точку, потом нашел еще одну и еще. Нишиноя не мог не вспомнить, как выглядели руки Асахи, когда он делал миску на круге: его прямые уверенные пальцы, татуировку звездочки, которая резко выделялась на коже. Он думал о том, как эти руки выглядели на его собственном теле; он представлял себя глиной на быстро вращающемся под контролем Асахи кругом. Руки Асахи сомкнулись по сторонам его шеи, ладони плоско легли на плечи, а большие пальцы сдавили позвоночник, в то время как другие пальцы мягко проводили по его ключицам. Нишиноя запрокинул голову назад, пока не уперся макушкой в подушки дивана. Асахи провел рукой вперед, целиком забираясь ею под воротник футболки Нишинои. Нишиноя распахнул глаза, даже не осознавая, что они все это время были закрыты, и увидел лицо Асахи над собой, с его ракурса перевернутое. Для него было легко поднять руку, положить ладонь на затылок Асахи и притянуть его вниз, чтобы поцеловать. Он почувствовал, как его нос уперся в подбородок Асахи, ощутил кожей его щетину, а потом нашел его губы, немного поколебавшись. Они податливо распахнулись, язык на мгновение дотронулся до языка Нишинои. Пока их губы медленно двигались в поцелуе, одной рукой Асахи мягко гладил горло Нишинои. Кончики его пальцев осторожно прикасались к его кадыку, проводили до подбородка и снова вниз. Асахи отстранился. Нишиноя понял, что это, наверное, было очень неудобное положение для него, однако Асахи не выглядел так, словно что-то было не так. — Мы слишком сильно отвлеклись? — тихо спросил Асахи. Плечам и шее Нишинои стало в сотни раз лучше, и неприятное ощущение внутри поутихло. Он оперся руками об пол и встал; Асахи сразу выпрямился на диване. Стоя перед сидящим Асахи, Нишиноя снова вспомнил студию керамики, он стоял перед ним точно так же, прежде чем поцеловал его тогда. И Асахи тогда был более чем не против. — Пойдем в кровать, — сказал Нишиноя. — Еще нет и десяти. — Я что-то сказал неясно? — Нишиноя протянул руку ладонью вверх. Асахи улыбнулся ему. — Нет, вроде нет, — он встал и взял Нишиною за руку. — Тогда пойдем в кровать, — Нишиноя потянул его, и Асахи пошел за ним. После, когда они вместе легли на смятые простыни на кровати Асахи, Нишиноя уставился в потолок спальни. Голова Асахи лежала на его обнаженной груди, его волосы рассыпались по коже, рука легонько приобнимала его за талию. Нишиноя одной рукой обвил плечи Асахи, а другую положил на постель. Асахи дышал ровно и глубоко, и Нишиноя знал, что он почти спал. Остался один полный день, думал Нишиноя снова. И этого, вероятно, не хватит, чтобы опустошить ту коробочку в ящике Асахи. Но ею во всяком случае можно было воспользоваться. Это будет что-то. * * * Когда наступило утро, Нишиноя, как и в день до этого, проснулся первым. Но теперь вместо того, чтобы выбраться из кровати, как он сделал в прошлый раз, он перекатился поближе к груди Асахи и нырнул ему под руку. Асахи не шевелился, но его рука инстинктивно обвила плечи Нишинои. Нишиноя улыбнулся. Он прижал ладони к груди Асахи, чувствуя под ними изгиб мышц, вытянул шею и прикоснулся губами к его подбородку, после чего поморщился. Асахи точно стоило побриться этим утром. Нишиноя поерзал на кровати, сдвигаясь на пару сантиметров, пока не дотянулся до расслабленных губ Асахи своими. Прошла всего пара мгновений, прежде чем Асахи прижался губами к его губам в ответ, крепче обнимая Нишиною. Нишиноя положил одну руку Асахи на затылок и углубил поцелуй; рот Асахи распахнулся, что Нишиноя расценил как сигнал, чтобы прильнуть к нему еще сильнее. Они заснули обнаженными этой ночью, и Нишиноя чувствовал абсолютно все, каждый участок тела, который оказывался прижат к Асахи кожа к коже. К тому моменту, как они отстранились друг от друга, чтобы вдохнуть воздуха, он уже подавался бедрами навстречу, прижимаясь к телу Асахи с очевидным намерением. — Оу, — сказал Асахи хриплым со сна голосом, — доброе утро. Нишиноя чувствовал твердеющий член Асахи у своего бедра, так что он придвинул ногу еще ближе, протискивая ступню между икрами ног Асахи. Асахи прикрыл глаза и издал тихий стон. — Доброе утро, — ответил Нишиноя. Асахи перевернулся на спину, утягивая Нишиною за собой и укладывая его сверху. Он развел ноги, и колени Нишинои проскользнули между ними, а его вставший член уперся Асахи в живот, заставив Нишиною вздрогнуть всем телом. — Ты, — начал Асахи, — в полном раздрае. Нишиноя усмехнулся, запуская руку между их телами и сжимая член Асахи. — Кто бы говорил, — сказал он. — Это физиологическая реакция. — Это отмазка, — ответил Нишиноя. Он чуть крепче сжал пальцы, и был вознагражден чужим тихим выдохом. Асахи уронил голову обратно на подушку. Нишиноя не мог дотянуться до его губ, не отпустив при этом его член, уже твердый и горячий под его пальцами, так что он поцеловал грудь Асахи. Поколебавшись мгновение — совсем короткое мгновение — он оперся свободной рукой на ребра Асахи и сомкнул губы на его левом соске. Дыхание Асахи дрогнуло в его груди. Рука, которой он обнимал Нишиною, пошевелилась, теплой и большой ладонью он накрыл спину Нишинои; пальцы другой руки оказались вплетены в короткие волосы сбоку на его голове. Сосок Асахи от действий Нишинои стал тверже, пока не превратился в маленькую горошину под его языком. Этой ночью они только прикасались друг к другу, ласково, но быстро — тихий эпилог к длинному совместному дню. Теперь Нишиноя жаждал большего — и он уже знал, что он хотел сделать. Нишиноя со вздохом отпустил член Асахи. Он сдвинулся к середине его груди, целуя в узкую ямочку между его грудными мышцами, прошелся губами ниже по центру к его пупку. Руки Асахи нашли его плечи, дрожащие пальцы прикоснулись к коже. Жар от горячего члена Асахи, прижатого к животу Нишинои, прошибал до самого позвоночника. Нишиноя раскрытыми губами провел по теплой коже под пупком Асахи, чувствуя, как щекотят подбородок волоски, пока он опускался ниже, вбирая тепло и запах Асахи, терпкий после сна и медленных ласк этой ночи. — Н-Нишиноя, — заикаясь, позвал Асахи. Нишиноя приподнял голову и увидел его покрасневшее лицо, отчаянный блеск его глаз, распахнутые губы, услышал сбившееся дыхание. Асахи коротко и быстро облизал губы. Его волосы все еще были спутанными после сна, и чуть вьющиеся пряди обвивали его шею. Нишиноя сразу сдвинулся ниже, устраиваясь между разведенных бедер Асахи. Он обхватил его член у основания, удерживая его, пока он накрывал губами покрасневшую головку. Асахи издал потрясающий звук — что-то между стоном и всхлипом, и Нишиноя, не сдержавшись, подался бедрами вперед, прижимаясь телом к кровати между ног Асахи. Он никогда не делал этого прежде, но обдумывал не раз: каким будет вкус, как это будет ощущаться на языке, как глубоко он сможет взять. Он попробовал чуть расслабить рот, оборачивая языком головку члена Асахи, и скользнул губами ниже. Неглубоко, — был ответ на последний вопрос, но, казалось, Асахи не возражал, если брать во внимание то, как он запрокинул голову назад. Нишиноя не мог не думать о ночи в его день рождения, когда Асахи вбирал в рот его член до самого основания. От воспоминаний в промежности болезненно сжалось, и он снова подался бедрами вперед, прижимаясь к матрасу. Недостаток опыта легко окупался желанием. Он выяснил, что, если обхватить член Асахи рукой и скользить губами вниз до того момента, как они не коснутся кольца указательного и большого пальцев, можно ласкать его, двигая только головой. Одна рука Асахи была прижата к его затылку, и Нишиноя чувствовал, как он резко потянул его за волосы, когда он стал помогать себе пальцами. Нишиноя поднял взгляд, чтобы посмотреть на лицо Асахи. Он увидел, что тот закрывал глаза свободной рукой, раскрывая губы в стонах и вздохах. Нишиноя удвоил усилия, задействовав и вторую руку, которой он подобрался снизу, чтобы дотронуться до поджавшихся яичек Асахи. — О, Боже, Боже, — простонал Асахи, всхлипывая на последнем слове и роняя руку рядом на кровать. Нишиноя прикрыл глаза и опустился ниже, вбирая так глубоко, как мог, пока не сжалось горло. Слюна наполнила рот и смочила губы, плотно сжатые вокруг члена Асахи, облегчая скольжение. Бедрами Нишиноя продолжал вжиматься в кровать ниже между ног Асахи, потираясь до боли твердым членом о мягкие простыни, пока сам он насаживался ртом на член Асахи. Асахи издал сдавленный стон. — Я сейчас кончу, — сказал он, задыхаясь. Его пальцы сильнее сжали волосы Нишинои, дергая пряди почти до боли, добавляя остроты ощущений. Нишиноя кивнул, не меняя положения. Он начал двигать рукой быстрее, и эти ощущения — приятного скольжения и жара — создавали настоящий контраст с тем, как грубо чувствовалась ткань под его собственными бедрами. Асахи выругался, растягивая согласные звуки, его пресс напрягся под взглядом Нишинои. Потом Нишиноя почувствовал, как поджались его яйца в ладони, и горячая сперма наполнила рот. Она была густой и солоноватой на вкус и ощущалась горечью на корне языка; он закашлялся, выпуская член Асахи изо рта, пока из него еще продолжала выделяться сперма, попадая Асахи на живот. Нишиноя едва дал себе возможность полюбоваться содрогающимся телом Асахи, блестящей от пота кожей его груди и тем, как двигался его кадык при каждом глотке, прежде чем вновь забраться на него, садясь верхом на бедра и прислоняясь к нему грудью так, что их тела оказались плотно прижаты друг к другу от груди до паха. Нишиноя уткнулся лицом в сгиб шеи Асахи и начал быстро двигать бедрами, проходясь твердым членом по его коже, скользкой от пота и спермы. Он почувствовал на себе ладони Асахи: одну — на ягодицах, а другую — на спине — Асахи крепко обнимал его рукой, обхватив за ребра. Нишиноя впился пальцами в его грудь и закрыл глаза. — Да, вот так, — пробормотал совсем рядом с его головой Асахи. Нишиноя почувствовал, как его собственные губы распахнулись в немом крике, пока он продолжал хаотично подаваться бедрами вперед; он так крепко зажмурил глаза, что под веками вспыхнули белые искры. Он услышал отчаянный стон прежде, чем осознал, что этот звук срывается с его собственных губ. Длинный оргазм накрыл с головой, как оглушительная волна, которая накатывается на берег пенным гребнем. Когда он, наконец, стал двигать бедрами медленнее, слегка подаваясь вперед еще несколько раз, прежде чем дрожь в мышцах заставила остановиться, он смог отстраниться от шеи Асахи и взглянуть на него, медленно подрагивая всем телом. Асахи выглядел восхитительно, все еще сонный и мягкий, несмотря на возбуждение, его лицо и грудь покраснели, губы были полными и вызывали желание поцеловать. Золотистые лучи утреннего света пробивались через шторы из окна над кроватью. Асахи улыбнулся ему, хотя Нишиноя был слишком вымотан, чтобы ответить. Асахи прижал ладонь к его затылку и притянул его к себе, чтобы поцеловать. — Мм, — хмыкнул Асахи, прижимаясь к его губам своими. — Ну привет. Нишиноя все еще не мог отдышаться. — Тебе было хорошо? — спросил он, не в силах скрывать беспокойство, когда возбуждение уже схлынуло. Асахи ласково поцеловал его снова. — Это было потрясающе, — сказал он. — Ты знаешь, как разбудить парня. Нишиноя с облегчением улыбнулся. Он опустил голову на грудь Асахи, издавая долгий и дрожащий выдох, возвращая контроль над дыханием. Он расслабился, распластавшись на Асахи, как глазурь поверх пирожного. — Я никогда не делал этого раньше, — признался он ему в грудь. Ладони Асахи на мгновение замерли на его коже, но потом продолжили выводить круги на его спине. — Это было потрясающе, — повторил он тихо. Они какое-то время лениво лежали вместе, пока обоим не стало жарко и липко под пробивавшимся из окна светом. Нишиноя смог-таки отстраниться от Асахи, отлепившись от его тела с жутким хлюпающим звуком, который заставил его рассмеяться, а Асахи — смущенно улыбнуться в ответ. Первым делом нужно было быстро ополоснуться в ванной, а уже потом делать кофе и завтрак. Пока они ели, Асахи предложил: — Не хочешь сходить на пробежку? — На пробежку? — переспросил Нишиноя с набитым яичницей и рисом ртом, из-за чего Асахи улыбнулся и закатил глаза. — Ага, — сказал он. — Можем пойти в парк рядом с начальной школой, там хорошие дорожки. Нишиноя прожевал и проглотил, прежде чем ответить. — Я не в форме, — сказал он. На самом деле это не было ложью; единственной его физической нагрузкой на протяжении нескольких недель была быстрая ходьба, согнувшись, мимо зала, в котором тренировалась волейбольная команда. — Ничего страшного, — сказал Асахи. — Может, в таком случае я за тобой поспею. Нишиноя прислушался к внутренним ощущениям, к чувству апатии, что появилось прошлым вечером, беспокойству, что расползалось внутри при мысли о том, что позже он должен будет пойти с Асахи на тренировку, тихой тревоге из-за его решения уехать на следующий день, дремлющей где-то глубоко. К тому же, по какому-то чудесному стечению обстоятельств, он обул кроссовки в тот день, когда уезжал из кампуса, а в сумке лежали спортивные шорты, которые он вообще никогда не выкладывал. Может, пробежка и неплохая идея. Он всегда бегал, когда не хотел думать. — Звучит неплохо, — сказал он. Было чуть больше десяти, когда они дошли до парка. Как и предполагалось, в разгар субботнего утра вокруг были люди, хотя было пасмурно и прохладно. Такие вещи никогда не беспокоили Нишиною — вероятнее, он даже не замечал этого раньше — но сейчас он не мог побороть чувство неловкости. Он пытался избавиться от этого ощущения, делая разминку рядом с Асахи перед стартом. На Асахи были яркая темно-синяя футболка и трико длиной в три четверти. Он забрал волосы в конский хвост. Один только его вид в этой одежде во время разминки, то, как он сгибал свои сильные ноги, меняя позу, заставляли Нишиною жалеть о том, что они ушли из дома. Сколько часов еще осталось? Меньше двадцати четырех. Сколько у него еще будет возможностей дотронуться до Асахи, прежде чем их время истечет? — Я обычно стараюсь пробежать четыре круга, — сообщил Асахи, когда они стартовали вместе. Нишиноя кивнул. Четыре круга не займут много времени. А потом они смогут вернуться, и он стянет с ног Асахи это трико. Нишиноя дал Асахи возможность задать темп. Асахи всегда был медленнее него, но у него были длиннее ноги, а Нишиноя давно не тренировался. Он чувствовал тяжесть в ногах, когда они пробежали первый поворот трассы, который скрывался за деревьями, чтобы потом снова вывести на открытое пространство, где перед ними простирался весь парк. Большую часть территории занимала пара баскетбольных площадок, на которых тренировались дети. В дальнем конце был теннисный корт, а в центре — футбольное поле. Дорожка для бега изгибалась между этими площадками, ныряя иногда в заросли деревьев, насаженные по периметру парка. Чтобы закончить первый круг, им понадобилось около пяти минут; Нишиноя предполагал, что в нем было километра полтора. Четыре круга были вполне выполнимы. Прямо по курсу был подъем, после которого они вернулись на то место, с которого начали, и с него был виден парк. Мышцы ног Нишинои горели, когда он выполнял подъем, однако, когда они добежали до самого верха, он чувствовал, будто у него вот-вот вырастут крылья, и он взлетит. К тому моменту, как они завершали второй круг, он уже обогнал Асахи, хотя тот ускорился, чтобы бежать вровень. Четыре круга, думал он. Этого будет достаточно? Сколько это будет? Четырежды пять — двадцать минут, вспоминал Нишиноя математику — достаточно ли будет двадцати минут, чтобы отчаяние внутри него утихло? На подъеме третьего круга он заметил, что приходится стискивать зубы, чтобы удержать темп. Это было не слишком хорошо, он знал это, но не мог остановиться. На душе все еще лежал камень — если бы только он мог избавиться от него, если бы мог выжечь это, может, тогда он мог бы смотреть в будущее незамутненным взглядом и видеть перед собой путь. Он не замедлялся, когда бежал четвертый круг, хотя в груди жгло, когда они огибали последний поворот. Подъем был прямо перед ним — Нишиноя видел, как дорога уходит вверх. Он хотел продолжать; он хотел бежать до тех пор, пока внутри ничего не останется. Он опустил голову и изо всех сил побежал вверх, заставляя ноги двигаться. Четыре круга, говорил Асахи. Но Нишиноя не остановился. Он пролетел мимо места, где замыкалась трасса, не замедляясь. Он обернулся через плечо и заметил, что Асахи все еще бежит вместе с ним, хотя его лицо было напряженным. Нишиноя вновь стал смотреть перед собой, чувствуя, как губы тронула мрачная ухмылка. Он глубоко вдохнул через нос и побежал быстрее. К тому моменту, как он проходил подъем в пятый раз, он заметил, что Асахи позади не было. Ноги требовали продолжать бежать, но он почувствовал укол тревоги — вдруг Асахи упал? Он остановился, ничего не сказав? Нишиноя свернул, чтобы сделать остановку, недалеко от старта, прижал ладонью колющий бок и стал ждать. К его огромному облегчению, через несколько минут он увидел высокую фигуру Асахи из-за последнего поворота. По всей видимости, он значительно снизил темп и только что преодолел подъем. Наверху, где он притормозил рядом с Нишиноей, он был вынужден согнуться и упереться руками в колени, чтобы восстановить дыхание. Когда он, наконец, выпрямился, он вытер лицо рукавом. Нишиноя не мог не отметить, как футболка липла к груди Асахи. — Кажется, ты все еще быстрее меня, — хмыкнул он, улыбаясь. Нишиноя перенес вес с одной побаливающей ноги на другую. — Ну, мне же не нужно столько нести на себе, — сказал он. — Эй, — слабо сказал Асахи, — чем я виноват, что я большой? Нишиноя все еще пялился на его грудь. Капли пота стекали по его шее, впитываясь в воротник футболки. — Думаю, все мы неидеальны, — сказал он. * * * Когда они вернулись домой к Асахи, не прошло и десяти минут, как у Нишинои вновь появилась возможность увидеть его обнаженным; Асахи успел только сходить попить и направился в ванную. Нишиноя пошел следом. Он позволил Асахи раздеться, затем включить воду и начать принимать душ. Потом, памятуя о том, каково это было в прошлый раз, когда он наблюдал за голым Асахи и запрещал себе дотрагиваться до него, Нишиноя поддался искушению и, сделав четыре быстрых шага по кафельному полу, схватил Асахи за руку, разворачивая к себе. Все закончилось тем, что Нишиноя оказался прижат спиной к этому самому холодному кафелю телом Асахи, которое давило на него сверху. Асахи мягко покрывал поцелуями чувствительную кожу его шеи. Нишиноя был снова возбужден. Он обхватил Асахи ногами за талию, скрещивая щиколотки сзади, и не смог противиться желаю сжать бедра крепче, подаваясь вперед, зажимая член между ними. Пол был мокрым и скользил под ними. Нишиноя застонал рядом с головой Асахи, вцепляясь пальцами в его мокрые волосы, двигаясь вместе с ним на полу. Наконец, Асахи отстранился от него, размыкая кольцо его ног. Нишиноя хотел подняться следом, но Асахи схватил его за запястье и прижал его руку к кафелю над его головой; другой рукой Асахи крепко сжимал его бедро, удерживая на полу. Нишиноя согнул руку, чтобы проверить, насколько крепко Асахи держал его — хватка была твердой, но не болезненной, и от этого по позвоночнику будто прошлись искры удовольствия. Асахи подался бедрами назад, отстраняясь от Нишинои, чтобы сменить положение ног. Коленями он заставил Нишиною сдвинуть бедра, прижав их одно к другому, затем убрал руку с его ноги , обхватывая член и направляя его между его бедрами. — Ох, черт, — прошипел Нишиноя. Асахи тяжело выдохнул, опираясь рукой на пол рядом с ногой Нишинои. Он наклонился ниже, продолжая сжимать ногами бедра Нишинои так крепко, что Нишиноя ощущал его член во всю длину. Нишиноя сжал бедра еще сильнее, и Асахи гортанно застонал. Их взгляды встретились; глаза Асахи были темными и затуманенными желанием. Он с небольшим трудом разлепил губы, слегка натягивая кожу между ними. Его мокрые волосы липли к его лицу. — Нишиноя, — прошептал он, наклоняясь еще ниже — так, что Нишиноя больше не мог видеть его лица, и прислонился щекой к его щеке. Он ослабил хватку на его запястье и сдвинул руку, пока не нашел его ладонь. Асахи переплел их пальцы, с силой вжимая руку Нишинои в пол. — Нишиноя, — повторил он снова, прежде чем начать двигать бедрами. Нишиноя прикрыл глаза и обнял свободной рукой Асахи за плечи, пока тот жарко дышал ему в шею, трахая его бедра. Он застонал в голос, так как каждое их движением с зажатым между их телами его членом будто посылало по позвоночнику болезненный ток, и это было похоже на пытку, потому что этого было мало. Он чувствовал себя так, будто кто-то вытягивает из его тела нити, как из мотка пряжи, потому что одно ощущение наслаивалось на другое: тяжесть Асахи, жар его тела в контраст с холодным кафелем под его спиной, твердый пол под ним и мягкая чужая кожа сверху; член Асахи между его бедрами, который с каждым движением проходился по его яйцам; звуки, которые издавал Асахи рядом с его ухом, гортанные и глубокие, — он хотел больше, ему нужно было больше... Он схватил Асахи и за волосы и потянул — сильно. Голова Асахи запрокинулась назад; его дыхание получилось резким, почти болезненным. В животе все сжалось в ответ, и это не было неприятно. Отчаянное желание выжигало грудь изнутри, очень похожее на панику. — Асахи, — задыхаясь, произнес Нишиноя, — пожалуйста... Асахи вытащил руку из пальцев Нишинои и взял его за подбородок. Он прижал голову Нишинои к полу, впиваясь пальцами ему в щеки. Асахи наклонился к нему, пока их губы не соприкоснулись, но не поцеловал — просто горячо дышал у самого рта, пока не произнес опасным и низким голосом: — Скажи мне, чего ты хочешь. То, как Асахи прижимался к нему всем телом, успокаивало внутреннюю тревогу. Вместо нее, появилась решимость, и Нишиноя смог подавить панику. — Я хочу, чтобы ты трахнул меня, — резко сказал он. Асахи громко выдохнул рядом с его губами и прильнул к ним своими с такой силой, что нижняя губа Нишинои ударилась о зубы. Асахи углубил поцелуй, проскальзывая языком в его рот, удерживая рукой голову Нишинои на месте; Нишиноя содрогался и извивался под этим напором. В конце концов, Асахи отстранился, и Нишиноя резко вдохнул, наполняя воздухом легкие. Асахи приподнялся над ним, опираясь на руки и колени, и Нишиноя почти успел возразить, но Асахи положил ладонь ему на плечо. — Повернись, — сказал он. Нишиноя почувствовал, как внутри зажглось возбуждение, смешанное с тревогой, но он послушался, вздрагивая, когда его живот и член коснулись твердого кафеля. Асахи положил руки на его бедра поверх все еще дававших о себе знать синяков и потянул его вверх, заставляя встать на колени. Тревога внутри нарастала, когда Нишиноя чувствовал, как Асахи двигается сзади. Это случится вот так? Не будет ничего большего? Он не мог побороть внутреннее ощущение, что он потерял нить происходящего — что все набирало неожиданный оборот. Нишиноя наклонился ниже, пока не уперся лбом в собственные сжатые кулаки, и уставился в пол. Ладонь Асахи скользнула по его спине, по выступающим позвонкам. Прикосновение было ласковым, несмотря на предыдущую напористость, и Нишиноя немного расслабился. Это все еще был Асахи. Асахи не сделает ему больно. Он доверял ему — что он знал, что нужно делать и как это должно происходить. Когда он почувствовал прикосновение губ Асахи к спине, он тихо выдохнул. Возбуждение успело утихнуть, но, когда Асахи продолжил целовать и гладить его кожу, начало возвращаться вновь, скручиваясь в животе. Нишиноя чувствовал, как Асахи прижимается к нему, ощущал жар и твердость его тело рядом с его бедрами и ягодицами. Асахи все еще стоял на коленях, расставив ноги по обе стороны от его собственных. Нишиное уже становилось неудобно стоять на жестком кафеле; он мог только вообразить, насколько тяжелее было Асахи. Но Асахи не останавливался, не колебался. Он скользнул рукой вокруг бедра Нишинои, чтобы прикоснуться к нему. Нишиноя подавил стон и прикусил губу. Асахи мягко ласкал его, пока его член снова не стал твердым, а другой рукой проводил по его ягодицам вверх и вниз, между бедер сзади, задевая промежность и яйца. Вскоре Нишиноя вернулся к состоянию отчаянного возбуждения, в котором он был до этого, и, почувствовав это, Асахи прижался к нему плотнее. Его ноги сжали ноги Нишинои, притискивая его бедра одно к другому. Нишиноя чуть не подпрыгнул, почувствовав член Асахи сзади у своих бедер, однако Асахи не двигался выше. Вместо этого, он подался вперед, и его член вновь скользнул между ног Нишинои. Когда они прижались друг к другу, Нишиноя опустил подбородок к груди, глядя под собой на свои ноги. Он видел головку члена Асахи между собственных бедер. Асахи все еще сжимал их руками, начиная двигаться. Нишиноя качнулся вперед на полу, когда Асахи толкнулся сзади. Чтобы устоять, ему пришлось в конце концов упереться одной рукой о ванну. При каждом движении член Асахи задевал низ его собственного. Нишиноя ощущал, как начинают дрожать напряженные ноги, чувствовал острую боль — такую, что боялся взорваться. Он потянулся свободной рукой к своему члену, накрывая ладонью головку; он обхватил пальцами член по всей длине так, что теперь чувствовал прикосновения члена Асахи кончиками пальцев. Нишиноя ощутил, как что-то щекотит его спину, и понял, что Асахи наклонился к нему, и его волосы свесились вниз. Он чувствовал, как Асахи прижался лбом к его коже, ощущал его горячее ритмичное дыхание у своей спины, быстрое и дрожащее, когда Асахи ударялся бедрами о его ноги. — Черт, — тихо сказал Асахи, а потом громче, — ох, черт! — и Нишиноя почувствовал, как тело Асахи содрогнулось, а на его пальцах и между бедер стало горячо и влажно из-за спермы. Нишиноя взвыл в голос, и этот звук разнесся эхом по ванной. Он стал быстрее двигать рукой, скользкой от спермы Асахи, по собственному члену, пока сам не начал содрогаться и задыхаться, глядя на пятна на полу между собственных ноющих коленей. Когда все закончилось, тело было, словно без костей, и он тут же рухнул на пол. Одной рукой он все еще слабо держался за ванну. Он прижался горящей щекой к прохладному кафелю и прикрыл глаза, ожидая, когда снова сможет пошевелиться. — Ты в порядке? — тихо спросил Асахи. — Это было... слишком. Нишиноя на полу слабо улыбнулся и показал Асахи большой палец. В итоге, он смог перевернуться и со стоном сел. Асахи сидел на коленях и смотрел на него с беспокойством. — Ну, это же я набросился на тебя, — настоял Нишиноя. Он отклонился назад, прислоняясь к ванне. — Так что да, я в порядке, — кажется, это Асахи не успокоило, и он не сдержал разочарованный стон, сорвавшийся с губ. — Ты мне не веришь? — Я сделал тебе больно? — пробормотал Асахи. — Больно..? — Нишиноя вспомнил, с какой силой Асахи прижимал его к полу, как агрессивно вел себя в ответ на его отчаяние. Он сел прямо и скрестил ноги, чтобы опереться на них, борясь с желанием застонать. Колени все еще саднило; он подозревал, что они потом будут такими же лиловыми, как его бедро в тот день. Однако он уже уедет к тому времени, и Асахи этого не увидит. — Асахи-сан, — сказал Нишиноя, — ты не сделал мне больно. Честно. Асахи нервно и зажато улыбнулся. — Я не хотел, чтобы все было так, — признался он. — Это было в какой-то степени интересно, — согласился Нишиноя. Он оперся локтем на колено, чтобы положить щеку на руку. Нить разговора ускользнула от них обоих. Асахи, казалось, еще долго не захочет смотреть на него. И от этого на душе становилось тяжело. В итоге, Асахи поднялся на ноги. — Надо привести себя в порядок, — сказал он. — А потом можно пообедать. Обед, подумал Нишиноя. Прошла почти половина дня. У них оставалось все меньше времени. — Ага, — сказал он. — Пообедать было бы неплохо. * * * К тому моменту, как они закончились обедать и прибираться после, было уже почти два. Нишиноя не мог с собой ничего поделать и время от времени поглядывал на часы на плите, пока мыл посуду. Сколько еще часов, сколько минут? — Во сколько ты завтра идешь на работу? — спросил он, пытаясь звучать буднично. — Магазин открывается в десять, но мне нужно быть там к 9:30, чтобы устроиться и сделать кофе, — ответил Асахи, протирая стойку. Девять тридцать. И как долго туда ехать? — Во сколько тебе нужно выйти? — Не позднее 8:45, — сказал Асахи. — Я ставлю будильник на 7:30 и переключаю его как минимум четыре раза, прежде чем встать. Заранее извини. Сколько часов? Нишиноя пытался посчитать в уме, но с цифрами у него всегда была беда. Он закончил с посудой и повернулся, вытирая руки. — Наверное, хочешь пойти спать пораньше, — сказал он. Асахи кивнул. — Но завтра короткий день, так как будет воскресенье, — продолжил он. — Они будут открыты только до пяти, так что потом я буду дома. И мне от этого никакой пользы, не сдержавшись, подумал Нишиноя. Внутри горячо разлились разочарование и беспокойство. Пробежка временно помогла успокоиться, но все это снова начало всплывать на поверхность. Сколько осталось до тренировки сегодня? Асахи сказал, она в семь? Три презерватива, вспомнил Нишиноя. Пять часов до тренировки. Асахи закончил протирать стойку и повернулся к нему. — Что хочешь делать сегодня? — спросил он. Нишиноя ответил тем, что пересек кухню и вжал Асахи в стойку. Асахи издал звук удивления, который оказался приглушенным, так как Нишиноя притянул его к себе за футболку и крепко поцеловал. Асахи ответил на поцелуй, когда прошел первый шок — однако, спустя всего лишь минуту, положил ладони на плечи Нишинои и отстранился, разрывая контакт. Он странно рассмеялся, из-за чего что-то тяжело сжалось в животе Нишинои. — Близость три раза подряд — это перебор для меня, — сказал Асахи. — Лучше дай мне небольшой перерыв. В памяти Нишинои всплыла сцена в ночь его дня рождения — как Асахи стоял, прижавшись спиной к стене, только что оттолкнув его от себя. Он снова подумал о том выражении лица, что было у Асахи в ванной, когда он не мог смотреть Нишиное в глаза. Нишиноя медленно отступил назад. Вина и неприятное чувство отказа тяжело сдавили грудь. — Прости, — сказал он. — Не надо, — сказал Асахи. — Я не хочу говорить "нет", — он снова нервно усмехнулся. — Мне просто нужно восстановить силы, вот и все. Нишиноя кивнул, хотя осадок внутри остался. То, что было в ванной, будет последним? Будет ли чувство неловкости тем, что запомнит Асахи о времени, что они провели вместе? Но нет, будет еще одна возможность после тренировки, если Нишиноя сможет подождать так долго. Он может сделать так, чтобы эта встреча что-то значила. Он может сделать так, чтобы Асахи ее запомнил. Чтобы он запомнил его. День проходил медленно. Они убирались дома у Асахи после того, как тот тихо признался, что уже несколько недель нормально этого не делал. Пыль скопилась в углах полок, под сидением унитаза был налет, а в контейнерах у дальней стенки холодильника было настоящее поле для научных исследований. — Как это возможно? — спросил Нишиноя, когда решил, что контейнер лучше не открывать и выбросить прям так. — У тебя дома не было так, когда я впервые пришел. Асахи поморщился, вытаскивая что-то непонятное в пластиковой упаковке. У этого нечто был занятный оттенок голубого. — Я... реально хорошо скрываю бардак, — сказал он. — И я отлично его игнорирую. Однако не слишком хорошо убираю. — Это глупо, — настаивал Нишиноя. — Тебе просто нужно взять и сделать это. — Я знаю-знаю, — сказал Асахи. — Я идиот, что всегда допускаю все это, но, кажется, это меня ничему не учит. Нишиноя молча нахмурился. Он посмотрел на лицо Асахи, на котором было абсолютно спокойное выражение, пока он разглядывал упаковку моркови. Он не выглядел ни капли расстроенным, что делало все еще хуже в глазах Нишинои, будто это была мысль, которую он высказывал ежедневно. — Ты не идиот, — сказал Нишиноя. Асахи моргнул и повернулся к нему. — Что? — Ты не идиот, — повторил Нишиноя. — Не говори так о себе. Асахи с любопытством посмотрел на него. — Но ты сам только что назвал меня глупым, — сказал он. — Нет, я... — Нишиноя помотал головой, отступая. — Я не... Я не это имел в виду. Я не говорил, что ты глупый. — Все в порядке, я знаю, — сказал Асахи, положив морковь на стол. — Я просто шучу, — у него был спокойный голос, но Нишиноя все еще чувствовал себя виноватым после этого разговора. — Прости, — тихо сказал он, и Асахи вновь посмотрел на него. — Я не имел в виду ничего такого. Асахи слегка улыбнулся ему. — Что не так? — спросил он. Нишиноя почувствовал, что лицо неконтролируемо заливает румянец, и отвернулся. Он пытался скрыть свою реакцию, засовывая голову в холодильник. — Ничего, — сказал он. — Мы отсюда все ненужное выгребли? Нишиноя почувствовал, как Асахи надавил на дверь холодильника, и отошел, чтобы он не закрылся вместе с ним. Дверь захлопнулась с глухим звуком. Асахи больше не улыбался, когда Нишиноя, наконец, повернулся к нему. — Я сказал что-то не то? — спросил Асахи. Нишиноя тяжело выдохнул через нос. Он скрестил руки и прислонился спиной к холодильнику. — Я не люблю, когда ты так плохо говоришь о себе, — сказал он. Выражение лица Асахи стало лукавым. — Что ты имеешь в виду? — На днях ты назвал себя несчастьем... — Это была шутка, Нишиноя... — Даже если! — Я к тому, что ты тоже меня дразнишь. Я не понимаю. Нишиное не нравилось то, как выражение лица Асахи из спокойного превратилось в непонимающее. И в этих темных глазах даже были искры раздражения. — Ох, это не имеет значения, — выпалил Нишиноя. — Ну, это явно имеет для тебя значение, или ты бы не сказал ничего. Нишиноя закрыл лицо руками и громко простонал. — Блин, прости, ладно? — проговорил он. — Я не знаю, почему я говорю и половину той хрени, что я говорю. Асахи взял его за запястья и убрал его руки от лица. Он все еще выглядел немного расстроенным. Нишиноя попытался высвободиться из его хватки, но Асахи крепко удерживал его на месте. — Что такое? — тихо спросил он. — Что тебя беспокоит? Нишиное хотелось выложить ему все. Ему так хотелось освободиться от этого. Он хотел рассказать Асахи о том, что он задумал, хотел, чтобы Асахи отругал его за это и заставил остаться. Однако он лишь произнес неровным тоном: — Я просто хочу, чтобы ты видел себя таким, каким тебя вижу я. Асахи чуть ослабил хватку на его запястьях. Его лицо было спокойным, когда он спросил: — И каким ты меня видишь? Нишиноя почувствовал, как скривилось в ответ его лицо. Как он мог выразить то, сколько Асахи значил для него, не выдавая всего? Танака говорил, что им нужно было обсудить то, что происходит между ними, но Нишиноя все еще считал, что для Асахи будет лучше, если он исчезнет из его жизни. — Ты... — начал он. — Ты... — он забыл все слова, и Асахи ждал, пока он подберет их. — В старшей школе, — наконец, смог произнести Нишиноя, — ты был моим героем. Асахи моргнул, услышав это, а выражение его лица стало недоверчивым. Он отклонился назад, опуская запястья Нишинои, но продолжая держать их. — Что ты... — начал он, но Нишиноя перебил его. — Боже, Асахи, почему еще ты думаешь, я был таким засранцем, когда дело касалось тебя? — спросил он. Уголки губ Асахи приподнялись в ответ на это заявление. — Не думаю, что "засранец" здесь правильное слово, — сказал он. — Ну придурком тогда. — И это слово тоже, — Асахи шевельнул пальцами, которыми держал Нишиною, перемещая руки с его запястий выше, пока не обхватил его над локтями с обеих сторон. — И, кроме того, не думаю, что тогда я этого заслуживал. — Точно заслуживал! — настаивал Нишиноя. Потом добавил более тихо: — И до сих пор заслуживаешь. — Это то, что ты сейчас чувствуешь? Нишиноя опустил взгляд и уставился на грудь Асахи. Это было бы так просто — так просто признать все. — Ага, — сказал он. — Я рад, что случайно встретил тебя. Я скучал по тому ощущению, когда я смотрел на тебя снизу вверх. Ни одно из этих утверждений не было ложью. Асахи немного постоял, потом отпустил его. — Ну, я до сих пор не особо уверен в том, что заслуживаю это, — сказал он. — Все, что у меня есть, это квартира со сломанной стиральной машинкой и что-то из керамики, что я сделал, потому что не было лучших вариантов. — Это… это не так, — быстро выпалил Нишиноя, поднимая глаза. Он почувствовал облегчение, увидев, что лицо Асахи больше не было таким напряженным. — У тебя есть многое, — настаивал он. — Ты такой... такой... — он скривил лицо. Ни одно слово, что приходило в голову, не казалось правильным. В конце концов, он сказал: — Мне бы хотелось быть, как ты. Асахи выглядел глубоко пораженным этим заявлением. — Ты не можешь говорить это серьезно, — сказал он. — Но я серьезно! — настаивал Нишиноя, неосознанно повышая голос. — Я к тому, что ты построил жизнь и все это! И ты... — Нишиноя вдруг вспомнил квадратную коробочку в комоде, и внутренний пыл немного утих. — Ты знаешь, чего хочешь, — сказал он немного тише. — Ты знаешь, кто ты. Асахи сначала молчал. Наконец, он взял руку Нишинои в свою, поднимая ее выше между ними. — Это то, как ты видишь меня? — спросил он тихо. Нишиноя кивнул. Он не доверял себе настолько, чтобы что-то говорить. Асахи издал задумчивый звук. — Ну, — сказал он, — прости, что я расстроил тебя. Нишиноя быстро помотал головой. — Нет, не расстроил, — сказал он. — Это я все испортил. Не понимаю, почему я продолжаю нести всякий тупой бред. Уголки губ Асахи приподнялись, но брови так и остались нахмуренными внизу напряженного лба. — Ну что ты, — сказал он. — Ты только что рассердился на меня за то, что я назвал себя глупым. — Ну, это другое. — И чем же другое? Нишиноя громко выдохнул. — Просто другое! Асахи покачал головой, однако его искренняя улыбка начала возвращаться. Он наклонился вперед, и Нишиноя почувствовал, как быстро забилось сердце, когда он приблизился. Асахи все еще сжимал его руку между их телами, а другой дотронулся до его головы сбоку, прижимаясь губами к виску с другой стороны. Свободная рука Нишинои рядом с холодильником сжалась в кулак. Он прикусил щеку изнутри и старался не поддаваться отчаянью, как до этого в ванной. Когда Асахи отстранился, он почувствовал облегчение. — Может, ты тоже начнешь видеть себя так, как вижу тебя я, — тихо сказал Асахи. Нишиноя опустил взгляд и отвел его в сторону. — Может быть, — заключил он, надеясь, что это закончит разговор. Рос риск того, что Асахи все же выяснит, что он на самом деле за человек. Асахи отпустил его руку и сделал шаг назад. — Вот что я тебе скажу, — произнес он, упираясь руками в бедра. — Я вынесу мусор, если ты протрешь холодильник. Нишиноя кивнул, не поднимая взгляда. Он стоял у холодильника еще одно долгое мгновение, прежде чем пробормотал снова: — Прости. — Не беспокойся об этом, — сказал Асахи. — Все хорошо. Нишиноя не был согласен. Они закончили на кухне, пропылесосили в гостиной, почистили туалет и ванную. Кровать Асахи была заправлена, старые покрывала заменили свежие. Когда в квартире уже больше нечего было убирать и чистить, Асахи демонстративно плюхнулся на диван и тяжело вздохнул. — Это самое чистое место, в котором я когда-либо бывал, — сказал он. — Не думаю, что я пылесосил с тех пор, как въехал. — Тогда зачем тебе пылесос? — Даичи подарил на новоселье. Нишиноя против воли улыбнулся и сжал губы, чтобы не рассмеяться. Он сел рядом с Асахи и подтянул ноги к себе, обнимая их руками. Он прижался щекой к коленям и посмотрел вбок на Асахи. — Ты правда до сих пор с ними общаешься? — спросил он. — С Сугой-саном и Даичи-саном? — Конечно, — сказал Асахи. — Они мои лучшие друзья. Не так много прошло со времен старшей школы, чтобы я это забыл. — Да, — сказал Нишиноя. — Конечно. Асахи закинул руки на спинку дивана, вытягивая одну за плечами Нишинои. Он смотрел на его запястье, и Нишиноя понял, что он смотрит на его часы. — О, уже больше пяти, — сказал Асахи. — Нам нужно собираться, пока не поздно. Нишиноя старался, чтобы тянущее ощущение внутри не отразилось на его лице. Сколько еще часов осталось? Сколько минут? — Хорошо, — сказал он. — Звучит неплохо. * * * Команда Ассоциации Соседей Карасуно тренировалась в зале спортивного центра в местном общественном парке, который, как отметил для себя Нишиноя, находился недалеко от дома его родителей. Он старался не обращать внимания на странное чувство, которое вызвал этот факт, и прошел вслед за Асахи в зал. В оборудовании зала не было ничего особенного — удобства были даже несколько хуже, чем те, в которых тренировалась команда его колледжа. Однако, несмотря на это, с того самого момента, как они вошли в фойе и потом — через двойные двери в сам спортзал, Нишиною не покидали чувства концентрации и спокойствия, как это было раньше — такая же твердость в теле, такое же напряжение в ногах и плечах. Руки покалывало, как и кожу на макушке. Он даже не подозревал, насколько соскучился по скрипу кроссовок по паркету, тяжелым хлопкам, с которыми мяч соприкасался с кожей, перекликающимся голосам и громкому шуму после красиво заработанного очка. В зале было около двенадцати человек. Несколько уже перекидывались мячами через сетку, но большинство было у края площадки, разминаясь и делая растяжку. Асахи помахал, когда они подходили к группе. В одном из парней Нишиноя узнал друга Асахи из бара — того с широким лицом и щербинкой между зубами. — Азумане! — позвал парень. — Эй, в кои-то веки ты рано! — Эй, да ладно, Кеничи, — ответил Асахи, когда они приблизились к ним. — Ты же знаешь, что я обычно прихожу после работы. Нишиноя невольно держался чуть позади почти у Асахи за спиной. Он не узнавал больше никого в зале — где все те игроки, которых он помнил? Те, которые приходили к ним на игры в старшей школе. И где был... — Чтоб мне провалиться, — раздался голос позади них. — Это тот, о ком я думаю? Нишиноя почувствовал, как напряглись плечи. Он не повернулся, зато это сделал Асахи. — Укай-сан, — сказал Асахи. — Надеюсь, вы не против, — он положил руку Нишиное на плечо. — С чего бы мне быть против? — снова ответил голос Укая. Он звучал так же, как и годы назад: немного грубовато, чуть громко, но при этом очень по-доброму. Нишиноя взял себя в руки и повернулся лицом к бывшему тренеру. Он выглядел почти так же, как его помнил Нишиноя, даже учитывая то, что его волосы были абсолютно черными и несколько длиннее — почти настолько, чтобы можно было полностью забирать их назад. Казалось, что у него появились еще проколы в ушах, хотя это было сложно определить, так как в них не было гвоздиков. Однако его лицо было все таким же: с привычным изгибом бровей, той же резкой ухмылкой, как заметил Нишиноя, когда он скрестил руки и навис над ним. — Наш старый выпускник, — сказал Укай, — всегда желанный гость здесь. Нишиноя смог улыбнуться в ответ, хотя внутри все сжалось. — Спасибо, — тихо сказал он, стараясь игнорировать мгновенную реакцию на лице Укая — некоторое замешательство в его глазах. — Где Кейзан? — спросил Асахи, и внимание Укая переключилось с Нишинои, к огромному облегчению последнего. — Он будет позже, — объяснил Кеничи. — Его бывшая слишком поздно приехала забрать Таро. — Макото тоже будет позже, — сказал Укай. — Он сегодня закрывается. — Ну, ничего страшного, — раздался другой голос. Нишиноя повернулся и узнал говорившего — это был Такиное, который так и осветлял волосы, а потому выглядел совершенно так же, как и годы назад. — Все-таки у нас здесь сегодня двое из команды, возродившей Карасуно! — он положил по одной руке им на плечи. — Команды, которая вернула нас на национальные! — Вообще-то я здесь каждую неделю, — спокойно сказал Асахи. Для Нишинои оказалось очень легко делать все по старой памяти, когда началась тренировка. Движения получались сами собой, мышцы помнили все сами, когда он отключал голову, и он обнаружил себя на краю площадки за невысокими прыжками на месте, чтобы разогреть ноги, пока он ждал своей очереди в упражнении на прием мяча. Как давно это было? По крайней мере, три недели назад. Нишиноя был не уверен. Может быть, месяц. Однако, когда мяч ударился об руки, было такое ощущение, что прошел лишь один день, все чувствовалось так же: то, как он согнул ноги в коленях, отбивая мяч, жжение кожи после этого. Волейбол всегда имел для него смысл, когда все остальное этот самый смысл теряло. Это было катализатором всех хороших вещей, что случились в его жизни с десяти лет. Он чувствовал облегчение из-за того, что все по-прежнему ощущается так, хоть и на короткое время. Но в конце концов, когда закончилось его время и он отошел в сторону, то, что выжигало его изнутри, вернулось. Это продолжалось на протяжении всей отработки; когда он вел себя активно, смятение в нем утихало, но стоило перестать двигаться... Нишиноя знал, что он вел себя тише, чем от него ожидали, что неестественность в нем вызывала больше, чем пару любопытных взглядов. Асахи регулярно появлялся рядом, сглаживая острые углы, даря тепло и уверенность и присутствуя в мыслях постоянно. Голос Укая раздавался эхом: считающий, направляющий, приободряющий, предостерегающий, — и все это на одном дыхании. Если Нишиноя закрывал глаза, он почти мог представить, что они были в старом зале в Старшей Карасуно, там, где он знал, кто он и чего он хотел, или хотя бы не волновался, если вдруг не мог это выяснить. Постепенно его тело привыкло к ритму, по ходу тренировки в движения рук и ног вернулась плавность, и он стал забывать то напряжение, что сковывало его ранее. Остальные друзья Асахи подошли спустя полчаса, когда они отдыхали между раундами игры 3 на 6. — Встречайте кавалерию, — сказал со скамейки Кеничи, и Кейзан в ответ показал ему средний палец. У него были коротко стриженные черные волосы, он носил спортивные очки. Когда он подошел к ним и начал разминаться, Нишиноя заметил, что он был даже выше Асахи. — Как Таро? — спросил Асахи. — Все в порядке? — Он в порядке, — сказал Кейзан. — Моя бывшая жена задержалась на работе, поэтому мне нужно было забрать его из садика. — Мог бы привести его с собой, Кейшину все равно. — Ему четыре, Кеничи. — Чем раньше, тем лучше, разве нет? Кейзан уклончиво хмыкнул и отвел взгляд в сторону, обращая внимание на Нишиною. — О, — сказал он, — а я все думал, почему ты от нас сбежал, Асахи. Нишиноя почувствовал, как невольно краснеет, и не мог сдержать закипающее внутри раздражение. — Я хотел остаться, — быстро сказал Асахи. — Нишиноя здесь всего на несколько дней, так что я хотел провести время с ним. — Нас заменили, — объяснил Кеничи, и Асахи рассмеялся. Нишиноя хотел сказать, что, вообще-то, они были заменой, но оставил этот комментарий при себе. — Нишиноя! Азумане! Ятагава! — крикнул Укай с другого конца площадки, прерывая их разговор. — Вы следующие! Кеничи поднялся. Он был ниже Асахи, но его плечи и руки были больше. — Ну, — сказал он, — пойдем. Они втроем стояли у края площадки, ожидая, когда закончится упражнение у других. Нишиноя наблюдал, как районная команда меняется позициями — цель была втроем набрать очки, используя любую технику и любые средства, какие нужно. Пока они этого не сделают, они будут продолжать играть на этой стороне, меняясь и двигаясь вместе и пытаясь противостоять полноценной команде напротив. Нишиное всегда нравилось это упражнение. Оно было у него любимым на тренировках. В голове вспыхнуло воспоминание — как несколькими месяцами ранее на подобной игре, когда раунд затянулся очень надолго, сторона, на которой было шесть игроков, постоянно забивала мячи, прежде чем они успевали набрать очки или поменяться. Он вспомнил очень впечатляющий подбор, когда он расшиб локоть. У него еще неделю после был синяк, но это того стоило — когда Тошио получил возможность ударить по мячу и закончить раунд. Неужели он больше никогда с ними не сыграет? — Нишиноя, — позвал Асахи, возвращая его к реальности. — Наша очередь. На площадке все было знакомым, хотя Нишиноя не видел этого долгое время — спина Асахи перед ним, напряженная линия его плеч, скрытых футболкой, когда он стоял в ожидании подачи другой команды. Нишиноя прикрыл глаза и глубоко вдохнул, а потом выдохнул длинно и медленно. Когда он открыл глаза снова, шум отошел на второй план; он согнул ноги в коленях и выставил руки, подняв ладони. Это было просто — сложно и не должно было быть. Не в этом, по крайней мере. Это все было движением и физикой, предполагал Нишиноя, хотя он не особо разбирался в физике: дуга, которую мяч пролетал в воздухе, скорость и угол в точке удара. Он никогда не был вынужден задумываться об этом; его тело всегда знало, где оно должно быть, и он тренировался, чтобы оказываться там со скоростью звука. Он чувствовал, что реагирует слишком медленно, и это было неудивительно. В конце концов, прошел месяц. Однако оказалось достаточно пары пропущенных приемов, прежде чем он приноровился к ритму команды из шести игроков, чтобы подстроиться под него и снова начать отбивать. Кеничи был хорошим принимающим игроком, хотя он был коренастым и низко прыгал. Это значило, что забивать нужно было Асахи, и Такиное по другую сторону сетки приметил его. Когда они втроем синхронизировались, Нишиноя обнаружил, что подает столько же, сколько принимает — и разве это было не здорово? Он развивал этот навык в школе вместе с Асахи и оттачивал все последующие годы в команде колледжа и в их официальных матчах. И вот все снова: Карасуно, Асахи перед ним, связь между ними, необходимость передать ему мяч, чтобы он смог забить. Слишком быстро — примерно через полдюжины розыгрышей мяча, подач или приемов — мяч прошел через всех шестерых игроков на другой стороне площадки, и раунд завершился. Внутри Нишинои все сжалось, когда мяч упал, и этот звук прошелся через все тело. Асахи и Кеничи дали друг другу "пять". Потом Асахи повернулся к Нишиное, обнимая его за плечи и с силой ероша ладонью его растрепанные волосы на макушке. — Это было потрясающе, — сказал Асахи, смеясь. — Это реально было потрясающе. Нишиноя понял, что улыбается в ответ на его радость. Это было потрясающе; он уже почти забыл, каково это, и не знал, как такое было возможно. Руки зудели из-за желания снова ударить по мячу. — Двигай, Азумане! — крикнул кто-то, толкая их к сетке, чтобы они прошли под ней на другую сторону площадки. — Иду-иду, — ответил Асахи, утягивая Нишиною за собой. Он отпустил его на другой стороне. Когда Нишиноя поднял на него взгляд, Асахи улыбался ему. — Готов? — спросил он. Нишиноя уже занимал свою позицию. — Я всегда готов, — ответил он. * * * Тренировка закончилась. Они сделали растяжку и начали прибираться, когда Нишиноя почувствовал, как на плечо легла ладонь. Он обернулся и увидел Укая. — Здорово, что ты сегодня был с нами, — сказал Укай. — Приходи снова в любое время. Нишиноя кивнул и отвел взгляд. Эмоции били через край — играть на одной площадке с Асахи под присмотром старого тренера. Он едва ли мог это вынести. — Было здорово быть здесь, — честно сказал он. — Нишиноя. Он медленно поднял глаза, встречаясь взглядами с Укаем, который пристально смотрел на него. — Ты совсем на себя не похож, — сказал он. Нишиноя почувствовал, как он невольно скривил губы прежде, чем успел взять себя в руки. Да и какой смысл пытаться? Он снова отвел взгляд. — Да, — сказал он. — Прости. — Ты почти выпускник, да? И снова внутри появилось неприятное ощущение, вытесняя поселившееся там тепло после пребывания на площадке. — Вроде того... Повисла длинная пауза. Уборка была почти завершена. Вскоре снова придется выйти в мир и отправиться домой к Асахи. Их последняя ночь вместе. Краем глаза Нишиноя увидел, как Укай скрестил руки на груди. — Что ж, — хрипло произнес он, — я не буду нести всю ту ерунду, которую обычно говорят взрослые студентам. Нишиноя с удивлением посмотрел на него снова. Укай продолжил: — Когда я вернулся домой, это был первый вопрос, который все задавали. Не "привет, как дела, хорошо выглядишь", а всегда одно и то же — "что теперь планируешь делать?", — он помотал головой, тяжело хмурясь. — Я терпеть не мог все это дерьмо, — сказал он. — И я не собираюсь об этом спрашивать, — он вновь положил руку Нишиное на плечо. — Все будут пытаться тебе что-то советовать, но не слушай никого, это все бесполезно. Никто не знает, что у тебя внутри, кроме тебя самого. Нишиноя моргнул. Тепло вернулось, и он запоздало понял, что это облегчение и благодарность. Он смог слабо улыбнуться. — Я думал, ты будешь злиться на меня, — сказал он. — Злиться? — пожал плечами Укай. — Блин, Нишиноя, — сказал он, — я только начал работать в магазине матери, когда был в твоем возрасте. У меня ничего не было для себя самого. Я не мог найти нормальную работу в городе, так что я снова вернулся домой, поджав хвост, — он поднял глаза и оглядел зал, где болтали перед уходом оставшиеся участники команды. — Я тогда даже не знал, что ждет меня впереди. Все вы, команда, Таке-сан. Нишиноя почувствовал, как покраснели уши, и тоже оглядел площадку. Асахи был напротив, легко и открыто болтая с Кейзаном и Кеничи. Он казался таким простым и уверенным. — Похоже, не всегда все идет так, как предполагаешь, — сказал Нишиноя. Укай так сильно ударил его рукой по спине, что он сделал несколько шагов вперед. — Прекрати киснуть, — заявил Укай. — Тебе это вообще не идет! Когда Нишиноя удивленно обернулся, выворачивая руку и дотрагиваясь до середины спины, где еще ощущался удар, Укай ему улыбнулся — все той же знакомой Нишиное улыбкой на том же знакомом лице. Он был молод, неожиданно осознал Нишиноя, ему совсем немного за тридцать — он был таким молодым, когда стал их тренером, совсем ненамного старше Нишинои сейчас. Он тогда казался намного старше и мудрее. — Если захочешь переждать здесь, чтобы залечить раны, — сказал Укай, — мы будем тебе рады, — он указал большим пальцем на площадку. — Если будешь держать свою планку, разумеется. Нишиноя почувствовал улыбку на собственных губах даже до того, как осознал, что происходит. — Звучит как вызов, — сказал он. — Может, ты уже забыл. — Забыл что? Нишиноя ткнул себя в грудь большим пальцем. — Что я — Нишиноя Юу из Карасуно, — сказал он. Укай поднял подбородок; его улыбка стала зловещей. — Я никогда ничего не забываю, — произнес он. Нишиноя увидел блеск в глазах Укая. Слова на языке были такими знакомыми; он все еще мог произносить их, даже не понимая, оставались ли они до сих пор правдой. В любом случае, это приносило облегчение. Это все еще оставалось внутри него. — Проваливай отсюда, пока я реально не записал тебя, — сказал Укай. — И тогда ты должен будешь платить взносы и все такое. — Зачем тебе еще и взносы? — По большей части на алкоголь. Ну, а еще нам нужно платить за аренду этого места, разумеется. Нишиноя рассмеялся. — Что ж, — сказал он, — наверное, я лучше пойду. — Ага, давай. Нишиноя развернулся, чтобы уйти, но Укай снова заговорил: — И еще кое-что... Он остановился и обернулся через плечо. На лице Укая уже не было улыбки. — Я знаю, что ты не любитель... скрывать что-либо, — сказал он. — И? — спросил Нишиноя. — Просто думаю, ты должен знать, — продолжил Укай, — иногда стоит быть благоразумным и осторожным. В определенных обстоятельствах. Нишиноя дотронулся до своего лица, в замешательстве хмуря брови. — Ладно? — сказал он. — Я думаю, ты поймешь, что я имею в виду, — сказал Укай. — Позже. Нишиноя не был уверен в этом. Он подумывал потребовать объяснений, но решил, что не стоит. Если бы Укай хотел сказать больше, он был сказал. — Хорошо, — наконец, сказал Нишиноя. — Будь осторожен по пути домой, — сказал Укай. — Возвращайся в любое время. — Ладно. Нишиноя прокручивал в голове его слова, пересекая площадку, направляясь туда, где стоял Асахи с друзьями. На самом деле он бы просто ходил кругами неподалеку, если бы не обратил внимание на то, как изменилось лицо Асахи, когда тот его заметил — до этого он казался спокойным, но сейчас был на грани, хмуря брови и сжимая губы. Кейзан держал его рукой за плечо. Нишиноя ускорил шаг, почти срываясь на бег. — ...быть осторожнее, — говорил Кейзан, — или... — Я знаю, что делаю! — выпалил Асахи, громче и резче, чем ожидал Нишиноя, и он притормозил. Асахи заметил его резкое движение, и его лицо мгновенно смягчилось, хотя Нишиноя сомневался в том, что это было искренне. И все же его голос звучал легко, когда он сказал: — Нишиноя, ты готов возвращаться? Кейзан посмотрел через его плечо на Нишиною и опустил руку. — Ага, — сказал Нишиноя, не отводя глаз и глядя на Кейзана. Что так расстроило Асахи? — Я не буду настаивать, — сказал Кейзан, отворачиваясь. — Просто подумай над тем, что я сказал. Кеничи вмешался, прежде чем Асахи успел ответить. — Он большой мальчик, Кейзан, — сказал он раздраженно. — Он справится сам. Нишиноя скрестил руки на груди. — Справится с чем? Асахи громко кашлянул. — Это по работе, — сказал он. — Ничего важного, — он повернулся к Кейзану. — Так? — И все же немного важно, — ответил Кейзан, но на этом Кеничи схватил его за плечи обеими руками, развернув на месте, и стал подталкивать к двери. — Не обращай внимания на этого говнюка, — сказал Кеничи, отходя. — Он просто бесится, что его ребенок не приедет на эти выходные! — его голос почти превратился в крик, когда они отходили все дальше. — Азумане! Во вторник занятие в силе? — Конечно! — ответил Асахи. Кейзан сказал что-то еще, но они были слишком далеко, чтобы можно было разобрать. Асахи повернулся к Нишиное. — Прости за это, — сказал он. — Готов идти? — Как давно ты с ними дружишь? — спросил Нишиноя, все еще не спуская глаз с удаляющейся парочки. — Ох, несколько лет, — сказал Асахи. — Думаю, с тех пор, как присоединился к команде. Нишиноя почувствовал, как сжимает губы. Он хотел еще кое-что сказать, но не мог сформулировать это; слова в голове путались и перемешивались. — Больше двух лет? — спросил он, наконец. — Думаю, да, — ответил Асахи. — А что? — Просто интересно, — сказал Нишиноя, чувствуя себя побежденным. Асахи играл с этими парнями дольше, чем они вдвоем были в одной команде. Или, может, он совал нос туда, куда не следует. Асахи с любопытством посмотрел на него, однако не задавал больше вопросов. — Тогда идем домой, — сказал он. Домой, отозвалось в голове Нишинои. Квартира Асахи. Последняя ночь вместе. Он не должен тратить это время на грустные мысли о том, что он не может изменить. — Да, — сказал он. — Пошли. Они вместе вышли из зала. Снаружи уже наступила ночь; было темно, когда они шли к платформе. Нишиноя хорошо знал эту часть города и был в курсе, что по пути будет магазинчик, работающий допоздна. И знал, что там есть банкомат. Ему нужны были еще деньги, чтобы вернуться в кампус. Пункт выдачи будет у родителей в выписке по счету, но Нишиноя надеялся, что они не увидят его еще хотя бы пару недель. Достаточно, чтобы забыть, где проводились выдачи, достаточно, чтобы засомневаться, кто именно снимал деньги. В любом случае, он найдет, как с этим справиться. — Давай зайдем сюда, — сказал он, завидев витрину. В магазине было светло, на фоне играла ненавязчивая музыка. — Хочешь чего-нибудь? — спросил Нишиноя. — У них вкусный одэн. — Хм, — Асахи глубоко задумался. — Может быть... Нишиноя не выдержал и рассмеялся над его выражением лица. — Иди глянь, пока я разбираюсь с банкоматом. — Не потакай моим порокам, — сказал Асахи. — Я избалуюсь. — Может, я хочу тебя побаловать. Улыбка, которой ему ответил Асахи, вызвала боль в грудной клетке. Им нужно было уходить отсюда, им нужно было идти домой, Нишиноя хотел прикоснуться к нему немедленно. Этого будет достаточно, сказал он себе. Этого должно быть достаточно. У него не было другого выбора. Он твердо убедил себя в этом к тому времени, как прошел до конца отдела, ведущего к банкомату. Остаток вечера пройдет превосходно, решил он. Он об этом позаботится. К несчастью, когда он только начал вставлять карточку в паз, целый мир обрушился ему на голову со звуком крушения поезда, разбивая все планы вдребезги. Высокий звонкий голос, знакомый до дрожи, достиг ушей. — БРАТ! Нишиноя почувствовал, как все мышцы в теле одеревенели. Он перестал дышать и услышал, как сбилось с ритма сердце в груди. Он вынул карту дрожащей рукой и медленно повернулся. Там, в другом конце отдела, рядом с холодильниками, с содовой в одной руке и журналом в другой, глядя на него с удивлением, замешательством и... и злостью — она действительно была зла, это было видно по ее глазам и приоткрытому рту, — отделяя его от целого его мира, оставшегося за ее спиной, стояла его младшая сестра. ------------------------------------------------------------------------------------------------------------ От автора: Спасибо, что читаете! В истории осталось еще шесть глав. Моя цель — закончить в 2017-ом. Спасибо вам за терпение, комментарии и сообщения. Это для меня много значит.