Chasing The Dragon

      — Твои планы, — голос отца, — жалкое зрелище.       Азула замерла, не решаясь сделать лишний вдох. То, что обращались к Зуко, стало понятно, словно сама находилась там. Чёрные коридоры дворца петляли, но привели, как обычно, к тронному залу. Она стояла у самой его двери, бесшумно подкравшись и почти прижавшись вплотную. Подслушивать не хотела — само получилось… То и дело оглядывалась по сторонам, хоть и знала, что стражники остались на своих постах. Не здесь, совсем не близко: отец надсмотра не терпел, отгоняя всех подальше.       Она завела прядь за ухо немного нервным жестом и прислушалась.       — Я знаю, что возлагаю на тебя трудное задание, но докажи хоть раз, чего ты стоишь. Айро всегда отзывается о тебе с добром. Когда и я смогу?       — А ты этого хочешь?       Голос Зуко не подвёл, хоть посылать скрытые насмешки отцу и правителю в одном лице одинаково губительно. Как отреагировал Озай, она не услышала — наверняка только хмыкнул, но мог и рассердиться.       — Ты заигрался. Слишком долго купался в праздности и блаженстве. Пораскинь мозгами, придумай другой план, приблизь мне Омашу.       «Сделай невозможное. Иди туда и умри любой смертью на свой вкус», — читалось в этом. То, что брат никогда не знал ни блаженства, ни поблажек, даже вспоминать не приходилось.       Зуко ответил совершенно бесстрастно, словно не терпел желчь отца, да и вовсе не был примешан к грядущей миссии.       — Омашу будет твой — не моими усилиями, так усилиями других. Даже если меня возьмут в плен и, шантажируя мною, попробуют отвести угрозу от себя, ничто не устоит перед мощью Хозяина Огня.       — Хватит, — устало сказал Озай. — Не пытайся льстить — всё равно не умеешь, да и лесть мне наскучила. Твоё желание воззвать к моей совести — тоже. Омашу.       Азула знала Зуко слишком хорошо, чтобы не различить подлинный смысл слов. Заискивания тут явно не было, как не было и спокойствия — откровенно напускного, но вполне убедительного. Голос брата звучал тихо, почти глухо, но уверено. Так надевают броню — начищенную до блеска, как при параде, — смирившись с мыслью, что броня может не спасти.       Азула подождала ещё немного, прежде чем разобрала приближающиеся шаги. Она отпрянула в сторону, но убегать не стала. И так знала, что происходило у отца наедине с Зуко, хоть и подкралась к ним впервые. А теперь зачем скрывать?       С протяжным лязгом открылась дверь — показалось лицо брата. В свете близких факелов особенно заострённое и болезненное. Он вздрогнул, увидев её, но ничего не сказал и направился дальше по коридору. Если бы можно было оживлять трупы, они бы выглядели как Зуко.       Азула помедлила и зашагала за ним. После той ночи было очень неловко. Выветрился алкоголь — прояснились мысли. За столом не поднимались глаза, на аудиенции — голова, на совете — голос и руки. И у неё, и у Зуко. Пару раз Азула пыталась с ним заговорить — брат отмахивался, находя дела важнее. А они действительно были. Все свои силы он отдавал экспедиции, совершенно не замечая того, как таял на глазах. Встречаясь с отцом для обсуждения тактик, Зуко выглядел ещё хуже, чем накануне. Азула понимала, что не испытывала ни жалости, ни сострадания, и всё равно не могла оставить его в покое. Какой тут покой, когда путь в Омашу навис над ним лезвием секиры?       И с каждым днём оно опускалось ниже, почти касаясь его кожи. Зуко мало спал, часто пренебрегал едой, зарывался в горы свитков и военных отчётов. При свете солнца изнуряя себя боями, ночью он ускользал в Катакомбы драконьих костей. В подземную кладезь страны, хранившую ценные знания и запах победы. О, этот неповторимый, не выветриваемый дух предков, каждый из которых чего-то достиг, кого-то убил, покорил, уничтожил, раздавил, сжёг, присвоил себе.       Зуко копался в записях прадеда Созина, деда Азулона, дяди Айро, генералов прошлых столетий… Записи отца он игнорировал, да и накопилось их не так уж много. Азулу не смешили его попытки нащупать под врагом почву — вот только искать о них было нечего. Она не понимала, как советники закрыли глаза. Как отдали наследника на такое безнадёжное и бесславное дело. И опытные, закалённые войной, пасовали перед ущельем вражеской страны. Что же говорить о Зуко?       Впервые за какие-то недели Азула отказалась от самолюбования. Дворец летел в пропасть под тяжестью тревожного ожидания. Озай молчал, никто ему не перечил, лишь Айро ругался с ним в пух и прах. Но как бы он ни угрожал, ни просил и ни умолял, Зуко отгородить от миссии не удавалось. Путь в Омашу оставался в силе — Айро вызвался идти с племянником. Достоинство и доблесть. То, что в их семье не ценилось, но накопилось с лихвой у других.       Коридоры всё не кончались, стены не расступались, а потолок стал нависать ниже. Вокруг плясали блики огня — до странности холодные и угрожающие. Азула смотрела на понурую спину впереди и не могла отделаться от мысли, будто они с братом идут на одном месте. Бессмысленно переставляют ноги.       — Зуко, нам нужно…       — Не нужно, — не сбавил он ни на миг шага. Вот и поговорили.       Азула недовольно сжала губы в полоску, впрочем, не отступая. Липкая чернота вокруг, какую она ощущала и у себя на душе, постепенно рассеивалась. Становилось легче дышать. Ударил в глаза свет. Погружённая в свои мысли, она не заметила, как вышла на открытую площадку внутреннего двора. Несколько шагов вдаль, за ним, и она поняла, куда направлялся Зуко. Пристанище жрецов огня. Храм с Катакомбами драконьих костей. По спине почему-то бежали мурашки, хоть она и не страшилась его. Этого мрачного, лишённого солнца места, где любой переход извивался, как змея, и мог увести в горящий негасимым огнём склеп. Гробницу всех предков, потомков могучих драконов.       Они приблизились ко входу, что находился прямо под ногами. Со стороны могло казаться, узоры, описывающие круги, лишь украшали каменную кладку. Красиво, но без цели, а цель на самом деле была. Зуко присел на корточки, опуская ладонь на незаметное отверстие, — послал столп огня вниз, в самую глубину. Послышался грохот, как рык голодного зверя, — круги завращались, приводя в действие механизм. Открыть Катакомбы мог лишь покоритель огня, причём далеко не всякий.       Круги остановились, подчинились, раскололись на половинки. Начиная с центра, одна половинка ныряла под соседнюю, образовывая туннель. Брат поднялся и зашагал вниз по открывшейся взору лестнице. Азула проскользнула следом.       В лицо мгновенно дохнуло жаром и сыростью. Жар исходил от многочисленных факелов и чаш для костра. Чем дальше продвигалась она с Зуко, тем тише становилось пространство вокруг. Тем больше костей и черепов драконов попадалось им на пути. Пустые глазницы смотрели с укором, кость белела в полумраке, как и сотни лет назад. Глядя на них, Азула вспоминала детскую мечту об убийстве дракона. Беспощадная демонстрация собственного могущества. В поединок, правда, вступали только мужчины, но среди детей Озая лишь ей досталась свирепость. Кто, если не она? Зуко не было дела до славы, если та постигалась убийством. Вот только драконов больше не существовало: последний умер с рождением их отца.       — Зачем плетёшься за мной? — раздалось вдруг. Азула подняла взгляд — Зуко всё так же смотрел вперед, обгоняя её.       — Скучно стало.       — Я тебе не шут.       — Конечно, нет, но сейчас ты смешон. К чему заведомо истязать себя?       Брат резко завернул куда-то вправо, легко ориентируясь в переходах. Азула пошла за ним и взгляду предстала огромная библиотека, в которой она давно не была. Азула сузила глаза, привыкая к тусклому освещению. Факелов почти не было, воздух казался нестерпимо сухим. Ноздри щекотал запах пергамента и пыли — хотелось не то кашлять, не то чихать.       Слева вспыхнуло и затрещало: кулак Зуко обернулся огнём. Брат на минуту скрылся между стеллажами, не ответив на вопрос, и зашуршал бумагой. Азула дёрнула головой, стряхивая сонливость. Книги она любила, но это место навевало такую тоску, что хотелось выть. Как же Зуко сидел здесь часами?       Он вернулся быстро, держа в другой руке массивный фолиант. Уронил его на стол, перевёл на неё взгляд. Зуко выглядел зловеще: лицо утопало в тенях, а лихорадочный блеск глаз не скрывала даже почти-тьма. Красивый. Как герой из страшной сказки.       — Чего тебе? — раздражённо бросил он, зажёг свечи, присел и уткнулся в книгу.       — Когда ты в последний раз спал? А ел? Ты вообще себя со стороны видел? — Азула приблизилась почти вплотную и ощутила еле заметный запах. — Ты что, пил?       — Не без этого.       Азула перегнулась через стол и от души треснула его по лбу. Кожа под пальцами была не просто горячей — пылала.       — Эй!       — Прекрати загонять себя в могилу, иначе с такими темпами и шагу в Омашу не сделаешь. Едва сойдёшь с корабля, как тут же свалишься ничком.       — И ты туда же? Мне надоело, что все пытаются меня пожалеть! Я не боюсь ни Омашу, ни пыток, ни смерти. Всё будет нормально.       — Нормально так нормально, не реагируй столь бурно на замечания. Они не беспочвенные, между прочим, тебе правда нужно поберечь себя… — Азула уселась напротив, придвигая лежащие на столе отчёты. — Удалось что-нибудь найти?       — Не совсем, но у меня появилась идея, — Зуко немного смягчился, найдя повод для обсуждения экспедиции. — Что, если возвести мосты через ущелье? Так войска пройдут быстрее.       — Это… неплохая идея, Зуко, — она бесцельно перекладывала листы перед собою. — Оценив местность, сможешь вернуться домой, и отец даст указ на строительство. Придётся, правда, задуматься о солдатах, которых сейчас не так уж много. Кто-то должен будет охранять там строителей.       Брат кивнул и вновь принялся листать книгу. Какое-то время они молчали. Она наблюдала за тем, как тени ложатся на его лицо — он делал вид, что не замечал её внимания. Или действительно не видел этого.       — Что ты ищешь? Я могу тебе помочь.       Зуко кинул на неё суровый взгляд, сказал едко:       — Мне хватило твоей прошлой помощи.       Это была даже не колкость — жгучая пощёчина, выбивающая слёзы из глаз. Швырок в нечистоты. Плевок. Очевидное негодование… Азула ощутила себя такой грязной, такой павшей, что ответный огонь гнева сдержать было нелегко во всех смыслах. Будто привели к алтарю, на который никогда не вознесёт жертвы — слишком испачканы руки, слишком почернело сердце. И в то же время ей казалось, что пала не по своей вине, что использовали её. Использовали и выбросили.       Она прикусила губу и медлила с ответом, ожидая, когда возмущение спадёт и не придётся вспылить. Зуко всё-таки этого не заслуживал, потому что… потому что отчасти был прав.       — На что ты злишься?       Он залез в стол, не глядя на Азулу, извлёк свечку. Отставил одну догоревшую в сторону, заменил новой.       — На свою слабость. Я не смог тебя оттолкнуть, а под конец не просто не смог, — брат шумно сглотнул, опуская глаза, и зашуршал страницами вдвойне быстрее. — Не захотел.       Сердце Азулы дёрнулось против воли. Затрепетало, заныло, заскакало… Это глупо — воспринимать так слова. Слова того, кто безразличен, того, кого используешь, того, кто, вероятно, не совсем честен. Она встала с места тоже против воли. Против воли подошла, заставила взглянуть на себя. Что-то двигало её, толкало, дергая туда-сюда, напоминало, когда опускаться, чтобы подняться, и наоборот.       Может, интуиция? Или пресловутое женское чутьё?       — Не подходи ко мне, Азула. Пожалуйста, — Зуко уловил настрой, вздрогнул — не скрыл, просто не смог. — Меня просто разрывает на части. Я не хочу в Омашу, но и считаю дни, чтобы оказаться там быстрее. Иначе загнусь здесь из-за чувства стыда, презрения к себе и вины перед тобой.       — Но ты не виноват, — поражённо прошептала она. Не помогло.       Он захлопнул книгу, посчитав, что размышлять над поездкой она ему не даст. Быстро отнёс её на место, смахнул отчёты со стола, двинулся ко входу. Замер у поворота, словно вспомнив о чем-то незавершённом, и… Азула подлетела с такой скоростью, что позавидовал бы любой солдат. Сжала его плечи, но сил удержать не хватило — Зуко сполз по косяку, утягивая её вниз. Проехались по полу коленки. Разлетелись в сторону листки. Сипло задышав, он прикрыл глаза и прислонился затылком к стене.       — Ты весь горишь.       — Пустяк.       — Простыл или поранился на тренировке?       Зуко тряхнул головой: видимо, никакой раны не было. Пожав плечами, Азула подобрала отчёты и затушила свечи. Выволокла брата в коридор, где он отмахнулся от её рук и пошёл сам. Обратный путь казался длиннее в десятки раз…       — Ты мучаешь себя, чтобы искупить вину?       Конечно, он ничего не ответил — можно было даже не спрашивать. Но лучше от этого ей не стало. Каждый поворот, эхо, камень, скользкая капля с потолка, треск костра, ветер, солнце, тронувшее, наконец, их лица, кричали: «Смотри, куда завела твоя игра!»       До дворца они дошли вместе, встречая по дороге подданных отца. Каждый кланялся безукоризненно, но бросал взгляды исподтишка. Взволнованные, удивлённые, такие, будто Зуко правда неживой, немного даже… прощальные? Сам он этого не замечал, как и не замечал того, куда Азула его вела.       — Дальше я сам, спасибо.       — Нет, ты останешься со мной, пока я не буду уверена, что ты поел, отдохнул и восстановил силы, — подтолкнула в свои покои, чему он — невероятно! — не сопротивлялся. — Сколько осталось до экспедиции?       — Три дня.       Может, он хотел, чтобы о нём позаботились? Чтобы дали понять, что его возвращения ждут? Азула пихнула брата в кресло, наплевав, как напряглись под пальцами широкие плечи. Подошла к окну, без помощи служанок отодвинула шторы и распахнула ставни. В комнату прокрался ветер, принося свежесть и прохладу. Стало почти легко, если бы не «три дня». Не ожидая от самой себя, предложила:       — Хочешь поговорю с отцом?       — Не надо, мне нужна эта экспедиция. Я должен сделать что-то стоящее.       — Например, стать скотом на заклание?       Зуко фыркнул и, наверное, размял шею с невозмутимым видом. Послышался хруст — она не смотрела. Не хотела. Три дня… Как всё повернуть вспять?       — Ты не задумывался, почему он сделал это? — обронила, всё же поворачиваясь к Зуко.       — Над чем тут задумываться? Всё просто: отец не переносит меня и пытается убрать. Я ведь не такой, какой должен быть, — хмыкнул он, приподнимаясь, и бросил листы у своих ног. — Особенно меркну на твоем фоне… «Она родилась везучей, а тебе повезло, что ты родился». Ты должна ликовать: дорога к трону теперь свободна.       Вот и всё. Он это сказал. Признал то, что и так всем известно. Азула грезила об этой фразе всю свою сознательную жизнь — до недавнего момента. Достойная награда за годы труда и преданности, борьбы, жестокости, устрашения других и отсутствия нежности. Никто её не любил лишь за то, что она была — в отличие от Зуко. Того обожала мать, ценил дядя, уважал их погибший кузен Лу Тен. А ей всегда нужно было прыгнуть выше потолка, всегда сорвать с неба звезду, всегда быть уникальной, совершенной, превосходной. Без проигрышей и ошибок. Отец поддерживал её, конечно, и баловал, но только тогда, когда она была идеальной дочерью… Трон был бы заслуженной платой за такие лишения.       — Не стану скрывать, твои слова ласкают мой слух, но мне не нужно наследие, брошенное как подачка. Как лишняя кость со стола, — ровно ответила она. — Я за него поборюсь, потому что только в борьбе постигается слава.       — Тебе мало почёта, что ты уже имеешь?       Азула подошла к креслу, склонившись так, что их лица оказались на одном уровне. Глаза брата были так близко, полные сомнения и смятения, однако он ни на сантиметр не отклонился. Сладко было за этим наблюдать. За его столь умело скрываемым трепетом.       — Мне всего мало в этом мире. Всего… То, что я хочу, я беру, — ресурсы, правда, недолговечны, но и жизнь наша тоже, — с грустью ухмыльнулась Азула. — Советую и тебе научиться этой алчности.       — Я знаю, к чему ты клонишь, но не понимаю твоих порывов.       — Я тоже, Зуко, — созналась Азула. — Я тоже… Оставайся тут, прикажу набрать ванну.       Плавно оттолкнувшись от подлокотников, она распрямилась и подозвала служанку — та ретиво бросилась выполнять приказ. Азула отошла к окну, задумчиво следя за сереющим пейзажем. К Зуко больше не приближалась — не сейчас. И так успеет к нему притронуться.       И даже больше.