Chasing The Dragon

      Под утро начался приступ. Азулу буквально вытолкнули из кровати боль в висках и тяжесть в груди. Шатаясь, она сползла на пол и обхватила себя руками. Такого не было очень давно — лишь в первый год заключения, когда поили всевозможными зельями, подбирая нужное. Дышать стало тяжело; каждый глоток воздуха загонял камень в грудь глубже. Она огляделась по сторонам в поисках кувшина… и, разумеется, ничего не обнаружила. Решив считать, просто перебирать в голове какие-то цифры, Азула побрела на выход.       Стража настороженно проводила её взглядом, но ничего не предприняла. Азула подозревала, что не смогла бы контролировать себя, поступи они иначе. Рубашка до пят замедляла шаги, а вскоре и вовсе воспламенилась. Сперва поплыл палённый запах, потом завился лёгкий дымок. Варясь в котле паники, Азула не сразу заметила его. Лишь чудом очнулась, вскрикнула и метнулась к ледяной стене. Самой потушить почему-то не удавалось… Позорище. Увидь она себя со стороны, никогда бы не поверила, что превратится в жертву собственной стихии.       Что же с ней опять творилось? Почему огонь рвался наружу, раня её саму? Азула осмотрела почерневшую рубашку с прорехами и вернулась в спальню. Холодный пол жёг босые ноги, приступ постепенно сходил на нет, и она смогла опуститься на кровать. Вот только спать больше не хотелось.       Через минуту прибежала служанка: видимо, подозвали стражники. Та самая, которая с первой ночи недоуменно выискивала хоть каплю крови на постели каждый раз, когда заправляла её. Об этом, кажется, уже шептал весь дворец: о том, что у Азулы с Ханном ничего нет. Как же ей хотелось рассмеяться и закричать: «Ищи-ищи, никогда не найдёшь!» Дело ведь далеко не в Ханне…       Служанка спросила, всё ли в порядке и нужно ли что-нибудь — Азула прогнала её прочь. Приступ насторожил её, но она списала его на простую случайность. Может, перемены происходят потому, что Арнук временно сократил дозу её зелий? А может, дело в том, что стала медитировать и обращаться к духам?       Чувство беспокойства мгновенно закрутилось в спираль. В последние дни ей стало почти хорошо даже на чужбине. И теперь опять всё шло наперекосяк.       Бурча ругательства, Азула встала, сняла испорченную рубашку и подожгла её. Вытянула остатки пламени с ковра, на который приземлился полыхающий кусок ткани. Приём не разогнал холода, и обнажённая кожа моментально покрылась мурашками. Азула надела платье на голое тело, игнорируя кусачую шерсть — это ничто по сравнению с тем, что кусало и грызло её целыми днями. Завтраки она всё равно пропускала, потому отправилась на тренировочную площадку, как только умылась и заплела косу.       Мысли о странном пробуждении продолжали разлетаться острыми осколками. Нельзя допускать слабости после стольких лет прозябания! Хватало и того, где и с кем она жила… Хотелось бы Азуле, как обычно, винить во всём Зуко, но обманываться она не любила никогда. Это просто очередной бой, где она сама себе противник — нет судей, зрителей и палачей.       Огонь покорялся особенно смиренно, словно насмехаясь над тем, как свободно жалил накануне. Азула усиленно восстанавливала навыки мастера, и такие помешательства ей были не нужны. Она вскинула руки и ощутила, как в хватке рождается рукоятка огненного кинжала. Подпрыгнуть, приземлиться, перекатиться, перевернуться… Неживые тела шипели и скрежетали, дробясь и тая под ударами. Это Арнук попросил содействия у стражи. Те недоумевали поначалу, но всё же вызвались сооружать ледяные преграды.       Почти сразу стало жарко, и Азула поняла: шерстяное платье это ещё не плохо — хуже мокрое шерстяное платье на морозе. Шубу она сбросила ещё после первого захода. Тренировка бы держала в тепле сколько угодно, но стражники попросили её отдохнуть и погреться во дворце. Хлопотливые мамаши… Не доверяли. Выжидали нападения. Следили за ней под предлогом заботы. Азула внутренне хохотала, глядя на их потуги и изнывая от желания подтвердить их опасения.       И всё же она покинула площадку без споров. Блики на снегу шли рябью под лучами солнца, время близилось к полудню, и в животе урчало от голода. Простор мира-без-стен забрался под платье, проник в кожу, заставляя мечтательно вздыхать и улыбаться. Иногда здесь и вправду становилось хорошо. Тогда она чувствовала, что силков нет. Нет илистых камней прошлого, мутных вод настоящего и тины будущего. Порой Азула сравнивала Полюс с огромной топью, но бывали дни, когда он казался чистейшим родником, полным живительной силы. Пожалуй, сегодня был именно такой день.       Она гадала, стоило ли возвращаться в Оазис Духов. Стоило ли молиться, прощать себя, как повторял Арнук, и возлагать надежды на лучшее. Отчего-то казалось, что, ступи она на таинственный островок ещё, и следующей ночью произойдёт очередной приступ. Азула скрежетнула зубами: этим тоже стоило озадачиться. Если такое повторится вновь, следовало что-то предпринять, пока её не сочли сумасшедшей и не заперли в — теперь уже ледяную — клетку.       Проходя мимо ряда хлевов для буйволо-яков, Азула услышала грохот и недовольное ворчание. Голос Ханна она бы не спутала ни с чьим. Осмотрительность пересилила любопытство, Азула почти двинулась к парку, когда он сам её окликнул. Обернувшись, она заметила, что правый рукав его шубы прокушен и обагрён.       — Добрый день, голубка, — широко улыбнулся он.       — Был добрым. До этого момента, — Азула сдержанно кивнула, собираясь развернуться. Супруг настиг её, хватая за локоть здоровой рукой.       — Ну не будь так упряма. У меня для тебя подарок.       — Очередное ожерелье из водорослей и камушков? — скептически изогнула она брови. Азула лукавила: ювелирные изделия Северного Полюса были по-своему искусны и роскошны, как и драгоценности Страны Огня. Усмехнувшись хитро, Ханн повёл за собой в хлев. Здесь пахло сеном, деревом и влажной шерстью. От скуки Азула иногда приходила к буйволо-якам, довольно пугливым верховым и тягловым животным севера. Сначала просто наблюдала издали, потом решилась потрогать косматый мех и даже покормить. Но сейчас здесь не было никого.       А вот за очередным вольером прямо на полу лежали туши. До замужества Азула никогда не видела этих зверей, пока Арнук не счёл своим долгом рассказать всё о родном крае. Черепаховому тюленю отсекли голову, а полярных леопардов ранили в пятнистые шеи и брюха. Она снова перевела взгляд на рукав Ханна, и тот заметил её интерес.       — Набросился, когда мы окружили его и напали. Я принял главный удар, — с нескрываемым самодовольством описывал он ранение. Рисовался так, словно совершил что-то невероятное, чего другие поколения до него никогда не делали.       — Поздравляю.       — Не хочешь подуть на ранку? — приблизился он к ней, отчего тут же захотелось податься назад. Даже сквозь шубу Ханна чувствовался жар разгорячённого охотой тела. По привычке он коснулся ладонью её бедра — хорошо хоть той, что не испачкана кровью. — Я старался для тебя.       — Могу прижечь ранку, — стряхнула она руку, желая поскорее выйти на свежий воздух. Не стоило так резко отказывать Ханну. В такие моменты в нём загорался порыв доказать обратное, завоевать, подчинить.       Он растянул бледные губы в ухмылке — очередная ошибка Азулы. Её строптивость только сильнее ударяла ему в голову. Обещала же себе быть хладнокровной и сносить его прикосновения! И оступалась опять…       — Мы не охотимся на черепахового тюленя, но ради тебя я прикончил одного. Из его панциря изготовят гребни и шкатулки, в которых ты будешь хранить другие мои подарки. А из шкур полярных леопардов скроят новую шубу и шапку, что будет венчать твою упрямую головку, — обошел он её по кругу и внезапно обхватил руками лицо. Азулу обдало морозной свежестью и запахом крови — его и зверя. Она отшатнулась. Кровь не отталкивала её, а вот прикосновение Ханна — очень.       — Мне не нужны от тебя никакие подарки, — брезгливо утёрлась она рукавом платья.       — А мне от тебя нужны, — делал к ней шаг за шагом, словно проводил черту, за которую переступить обратно уже нельзя. Азула пятилась, не собираясь нападать. Пока ещё держалась за принципы, за обещание брату и нежелание впутываться в мелочные конфликты. Нога вдруг увязла в чём-то и, опустив глаза, она поняла, что наступила на мёртвые тушки. Отпрянув вбок, Азула чуть не запуталась в подоле и не упала в это месиво будущих шкатулок и шуб. Под подошвами мерзко чавкала кровь, и платье окончательно испортилось…       Волна гадливости прибила к ближайшей стене. Только сейчас Азула поняла, как долго избегала этого разговора.       — Во дворце на меня уже косятся, как на евнуха. Я дал тебе месяц — более чем достаточно. За такую щедрость нужно платить, — он опять оказался перед ней, и терпению Азулы пришёл конец. Вскинув руку, она послала сгусток огня — острая игла впилась в сгиб её локтя. Следом — выше. Ещё — под плечом, в ключицу и шею. Она даже не успела увернуться — до того быстро посыпались удары, блокирующие ци. Рука упала плетью — зашипев, она набросилась другой, попутно пиная ногой.       Сила утихла в ней, огонь вырывался смазанными хлопками. Пару замахов, подпалённая шуба Ханна, толчок в его ногу, и… всё. Наступив на подол мокрого платья, он нырнул сбоку и ударил между лопаток. Азула не могла ни крутануться, ни заехать по его лицу как следует. Просто тело вдруг застыло, перестав подчиняться, и она едва не рухнула на дощатый пол.       — Откуда… приёмы?..       — Твой брат научил. Он предупреждал, что ты будешь отбиваться.       Азула зажмурилась бы, если бы смогла. Вот же ублюдок, как только земля носит Зуко?! Кричать не позволяла гордость. Да и кто её тут услышит? Помещение вдруг крутанулось. Через пару секунд Азула упиралась в шершавую дверь загона, напрягая слух. Шаги, шаги, секундная тишина, скрип лакированной кожи и какое-то… трение?       — В конце концов, мы законные супруги и законные супруги консумируют свой брак. Я хотел как лучше, но ты не оставила мне и шанса, — прошептал Ханн, почти любовно отводя прядь волос с её лица. — Потому ты здесь, голубка, без сил и подвижности, хотя последнее скоро вернётся к тебе.       Опять Азула не чувствовала, но видела, как он склоняется к ней и целует в губы. Странное ощущение — отсутствие всякого ощущения… Он отстранился, стянул свою шубу и повесил на один из крюков в стене, где держались добротные упряжки. Правый рукав рубашки свисал лоскутами и был напитан кровью до локтя. Лучше б ему откусили эту руку!       — Как только силы восстановятся, я оставлю тебе ожог на второй руке. А может, и на той, что уже пострадала!       — Это мне в тебе и нравится, — невозмутимо сказал Ханн. Угроза на него совершенно не подействовала. — Трепетные девы меня никогда не привлекали. Все эти дрожания ресниц, заламывание пальцев и робкие улыбки. Мне нужна такая, которую можно ломать, но кто всегда останется целой. Говорить, что ты идеальный вариант, неуместно: и так очевидно. Я про тебя слышал и про твоего сурового брата тоже. О том, как он держал тебя в клетке, пичкал снадобьями и отрывал от целого мира, а ты выстояла. Я же этого делать не стану. Просто прими меня, подчинись.       «Это далеко не всё, что делал со мной Зуко». Хотелось бы Азуле выплюнуть правду в лицо Ханна, но это означало бы неминуемую катастрофу. Хотя к чему держаться, за что? Раскрыть все карты Зуко — вот лучшая месть в её проигрышном положении.       «Нет, — сказала себе Азула. — Если и мстить, то другими путями». Не говоря о том, чтобы вообще решиться на такое дело. Впрочем, её репутация и без того навеки загублена. Одним пятном больше, одним меньше — какая разница?       Постепенно онемение разбавилось слабым покалыванием. Азула напряглась, прикладывая все силы, чтобы пошевелиться, но ничего не получалось. Ханн взял её за подбородок, повернул голову вбок и слегка назад. Этого хватило, чтобы уловить краем глаза собственные руки, скрещенные за спиной и стянутые… ремешками. Поводьями?       — Развяжи меня сейчас же!       — Чтобы ты превратила меня в кучку пепла? Ну уж нет, спасибо. С чувством холода поборемся иным способом.       Она успела заметить, как Ханн взялся за завязки на её спине, прежде чем снова отвернул от себя. Ворот платья пополз вниз, обнажая шею, плечи, грудь, и застрял на уровне талии: дальше мешали путы. Азула пыталась вырваться, навалиться, ударить затылком по челюсти — удавалось только немного качнуться вперёд-назад.       Сердце бешено набирало обороты. Воздух еле врывался в лёгкие отрывистыми глотками. Азулу бы уже трясло от гнева, но даже эту возможность у неё отобрали!       Она поняла, что тело стало немного оживать, когда её втолкнуло в дверь загона. От удара в грудь потемнело в глазах, ноги зашатались. Азула попыталась выкрутиться — в кожу только сильнее впились путы. Ох, как же вырваться отсюда?       Видимо, для большей наглядности, что никак, Ханн дёрнул узел — и руки болезненно заломило.       — Я бы пожалел тебя, но ты же ненавидишь, когда тебя жалеют.       Азула бросила влево взгляд, где в полушаге стоял супруг, склонив голову на манер виноватого ребёнка.       — У нас был шанс начать иначе, — услышала уже над ухом голос, почти вкрадчивый, почти ласковый, почти такой же, каким изводила Зуко сама. Руки Ханна, те самые, заляпанные кровью, которым обещала ожоги, нежно скользнули по телу. Она вскинулась, шипя и мотая головой, но он не прекращал. — Ты сама виновата. Сама, — пальцы обвели груди, сжали, поползли вниз, к ногам. Азула силилась сконцентрировать энергию в одной точке тела, чтобы ударить мощной вспышкой, и всё внутри отозвалось пустотой. — О, нет, огонь не вернётся к тебе так быстро. Я использовал простые приёмы, чтобы обездвижить тебя ненадолго, но с магией — постарался.       Шею тронул шелест прерывистого дыхания. Губы Ханна коснулись кожи, как клеймо расставляя. Она отбивалась и пихала как могла, и вскоре Ханн от неё отлип. Опустился у самых ног, запуская руки под окровавленный подол, и по ногам — вверх, вверх, вверх — побежали противные ладони.       — Ох, а под платьем ничего нет? Вижу, ты меня ждала, — хохотнул он, снова поднимаясь и вжимая её в дверь загона своим телом. Омерзительнее места для первой брачной ночи и придумать нельзя… Азула прикрыла глаза, призывая себя к смирению: всё равно её муж, всё равно ещё долго с ним быть, прежде чем появится больше свободы. Пусть делает. В этот раз — пусть. Она ещё найдёт способ избавиться от него, которого сейчас, увы, не объявлялось.       Ханн был злой или, скорее, злорадный. Это чувство врывалось между ног, жалило шею укусами, стискивало жёсткими, твёрдыми пальцами. Она морщилась и кривила губы, ожидая, когда всё прекратится. Отбивалась, отворачивалась, пару раз попыталась укусить — всё лишь сильнее распаляло его. Тогда она замерла, прижимаясь лбом к скрипящей от их движений двери. Боли не было — разъедала обида, и то в основном на Зуко. Как он мог отказаться от неё и сослать в этот застывший во времени край?       Но Ханн её не сломает — уж точно не своей похотью. Азула стиснула зубы, представляя, как заставит его расплатиться за этот день. И когда он задвигался быстрее и резче, протяжно выдыхая в ухо и содрогаясь всем телом, она смогла испустить вздох облегчения сама. Опустив голову со спутанными волосами, Азула дожидалась, пока он выскользнет из неё, натянет штаны и ослабит путы.       И верно. Поводья больше не сжимали — мазнули по взмокшей спине, скользнули к дрожащим ногам. Собрав последние силы, она обернулась, чтобы ударить без всякой магии, но… в хлеву Ханна уже не было. Словно выскочил за секунды, пока она приходила в себя и старалась не упасть. Колени всё равно подогнулись, и Азула сползла на закиданный сеном грязный пол. Отголоски приёмов Тай Ли ещё перекатывались по ослабевшему телу. Словно не своей рукой Азула отшвырнула ремешки, откинула пряди с запыленного лица. Несколько минут просто сидела, бессмысленно глядя в пол и не боясь, что кто-то её застанет. Потом встала брезгливо поправлять платье, чувствуя, как липко между ног.       Долго сидела в тесном закутке, чтобы уйти, когда начнёт смеркаться. Ночи наступали рано, словно город накрывало слепой лавиной. Это было на руку: меньше свидетелей на пути — лучше. Она ползла через снег, волоча усталое тело и не менее усталые мысли. Вдалеке сияли мосты и журчала под ними вода — вот бы пойти туда, окунуться в чистоту и нетронутость милосердной стихии…       Каждый шаг сопровождался размышлением. Ноги вели её в палаты врачевания, обитель женщин-магов воды. Один плюс в случившемся всё же был: отсутствие девичьей крови Ханн не заметил. О, рассуждение о плюсах, похоже, стало её новой молитвой! Надолго ли? Азула хмыкнула.       План родился после первого поворота. За четыре-пять шагов до тёмной двери палаты. Азула нагнулась, скомкала подол — на руке тут же отпечаталась кровь, которой неряшливо мазнула уголок рта и ноздри. Взлохматила волосы, прищурила глаз. Осмотрела себя в последний раз, чтобы хромая добрести до порога.       Она залетела в комнату, тяжело дыша. За столом пожилая женщина протирала узкие склянки. Подняла на Азулу взгляд водянистых глаз и чуть не обмерла.       — О, духи, что с вами случилось, госпожа? Вы вся в крови! — подскочила старушка с места. — Садитесь скорее. Сейчас я позову Ягоду. Магия воды вас в два счёта поставит на ноги!       — Ни в коем случае! Эту историю нельзя предавать огласке. Поклянитесь, что никому не расскажете. Я не хочу, чтобы вы пострадали из-за своей доброты ко мне.       Следующие несколько минут Азула роняла слёзы на чужую шершавую ладонь. Узловатые пальцы дрожали. Не то от негодования травницы, не то от жалости. Азула ни обмолвилась и словом о Ханне, выдав целую небылицу про стражника в шлеме. О том, как он был представлен охранять её. О том, что не имеет понятия, кто он и как выглядит. О том, что напал, решив наказать за все злодеяния людей огня, которые пришлось пережить его семье во время осады.       Приняв платок, Азула с благодарностью прижала его к лицу. Потом сетовала, что испачкала кровью — старушка лишь махнула рукой. Она метнулась в кладовую за нужным отваром — Азула опустила ладони на колени, думая, что предпринять дальше. Гнев уже не пузырился в сердце.       По углам горели фонарики — свет рассеивался, создавая очень уютное ощущение. В воздухе плыло чем-то травяным, свежим и полным исцеления. Азула пригляделась к отставленным склянкам, придвинула ступку с пестиком для растирания, встряхнула содержимое и принюхалась. Повеяло чем-то терпким и горьковатым, отчего тут же захотелось чихнуть.       — Вот, — вернулась травница уже более размеренным шагом. — Три капли на чашу воды. Сегодня выпейте после ужина, а завтра — с самого пробуждения. Больше не нужно.       Ликование тут же закипело в Азуле при виде отвара. С таким объёмом ей должно хватить надолго, и всё же стоило свести близость с Ханном на нет. Каким образом — она ещё не решила. Ничем не выдав себя, она протянула было руку к флакону, чтобы резко отдёрнуть. Спектакль не окончен. Следовало выпытать кое-что ещё.       — Как мне быть уверенной, что это не яд? — смахнула она притворные слёзы благодарности и настороженно уставилась на травницу.       — Так у нас их вовсе нет, госпожа.       — В каком это смысле нет?       — Мы же… во льдах, — пролепетала старушка. Кашлянула, словно устыдившись столь очевидного ответа, развела руками. — Здесь нет трав совсем — только в Оазисе Духов растут цветы, но они бесполезны. Отвары-то эти тоже не мы готовим: приходят с продовольствием из Царства Земли.       — А рыбы? Неужели нет ни одной ядовитой твари в океане?       — Есть, госпожа, но от них человеку мало вреда. Головокружение и рвота — да и только. А слишком опасных ни один рыбак не станет ловить, — беспечно продолжала она. Азула колебалась, спросить ли травницу о ядах из Царства Земли, но такое любопытство выдаст её с головой. Нахмурившись, она приняла флакон одними пальцами, будто по-прежнему видела в нём отраву. Через мгновение сжала смелее, прежде чем спрятать в рукаве. Старушка одарила её смущённой улыбкой.       — Вы меня убедили, — задумчиво обронила Азула, переводя взгляд на другой пузырёк. — А это что?       Травница спохватилась и отдала его с предписаниями о том, как промывать раны на лице.       — Жаль, что с вами произошло такое несчастье… Но вы должны как можно скорее рассказать вождю! Он поможет и сохранит случившееся в тайне, не переживайте. Виновник должен быть наказан, — строго покачала она головой. Оглядела комнату и уселась за стол, словно не зная, что ещё предложить Азуле. Старческие руки беспокойно мяли тряпицу, которой недавно протирали склянки. Она прерывисто вздохнула. — Ну и ну. Поверить не могу, что человек моего племени оказался способен на такой грех. Война — дело прошлое, зачем бередить оставленные ею раны?       Азула безразлично кивнула. Наверняка у нее был тот ещё помятый и поникший вид, потому травница отпустила её, не мучая расспросами.       К тому моменту на улице окончательно стемнело. Осмелев, зима вонзала острые зубы в тело. Только сейчас Азула заметила, что оставила шубу возле тренировочной площадки, но возвращаться не было ни желания, ни смысла, и она побрела дальше. Флаконы в рукавах холодили кожу — даже тот, который был не нужен.       Утопить, задушить подушкой, столкнуть в канал — как ещё устранить Ханна без подозрений? Напроситься с ним на охоту, чтобы напасть исподтишка? Хотя его всегда окружают друзья… Арнуку говорить о случившемся тоже не было смысла: что он сможет предпринять? Ханн ведь не оставил ей ни одной раны — лишь сделал то, на что имел право. А если её станут осматривать? Отправят в палаты целителей, где тут же узнают, что она давно не невинна…       Азула рассеяно зарылась пальцами в волосы. Белую паутину улиц подсвечивали редкие фонарики. Старушечий скрип снега не нарушал хода мыслей, но решение так и не приходило в голову. Это тупик. Избавиться от Ханна она сможет, только если покинет Северный Полюс.       От бессилия Азула стала перебирать в памяти всё то, что услышала от супруга за пройденный месяц. Должна же быть хоть какая-то подсказка! Разговоры с Ханном, конечно, не особо клеились: Азула никогда не старалась проявить интерес. Но, даже отстранённо слушая своих собеседников, она запоминала всё дословно, нравилось ей это или нет.       Внезапно Азула остановилась на пути к боковым вратам дворца. Распрямила плечи.       — Не привлекают, говоришь?