Chasing The Dragon

      Азула открыла ставни, и холодный воздух коснулся её лица зимним поцелуем. В тысячах метров внизу крепчали льды замёршего океана. С этой стороны было не видать врат и главного двора, зато можно озирать утопающие в облаках вершины снежных гор.       Это было странное течение жизни.       Она просыпалась рано, как и все обитатели храма. Умывалась, принимала нехитрый завтрак, спускалась из своей башенной кельи, которую приходилось делить с девкой из Туманного Оазиса. Азулу долго возмущал факт вынужденного соседства, но со временем она смирилась и подавила неприязнь. Дружбы она не искала. Чаще всего стремилась к тишине и покою, и вскоре её перестали донимать вопросами и попытками разговорить.       Азула сразу дала понять, что не возьмётся за пыльную работу. Да и от Арнука не было особой пользы, хоть он и рвался помочь всем, чем мог. Недолго думая, старейшина Тиан поручил их мастерам кисти, и тогда Азула столкнулась с занятием, в котором не могла блистать. С рисованием по плиткам.       От злости и нетерпения глиняная пластина раскалялась в руках. Узоры ложились не так, как нужно. Кисть подрагивала и смазывала краску… Никогда ещё Азула не мечтала взорвать всё к Коху, но приходилось обуздывать себя и думать о другом. И постепенно ей удавалось. Час за часом, день за днём, неделя за неделей пальцы привыкали к новой работе, радуя глаз результатом. Она сидела с монахинями Царства Земли, слушая предания и легенды то отстранённо, то жадно выхватывая каждое слово. Кто-то ткал пряжу, кто-то начищал фрагменты фресок, кто-то вышивал полотна и занавески. Азула не заботилась о времени — оно текло рядом с ней, не искушая сердце попытками отмотать годы назад и что-то изменить.       Каждое утро она пробиралась к горной тропе, чтобы оценить, насколько обледенели ступени и как сильно погребён под снегом мир. Пыталась спускаться, пока не срывалось дыхание и не ломило от усталости ноги. Искала потаённые ходы. Иногда на боку приходилось протискиваться сквозь расщелины, заваленные сугробами и камнями. Ветер щипал кожу, выбивая слёзы, и всё равно уступал своему брату на севере. Тогда она просто брела вниз, хоть надолго её не хватало, ведь стихия была слишком суровой, а спуск — коварным и опасным.       Однажды у Азулы закружилась голова. Мир просто поплыл перед глазами, что немало испугало её. Ухватившись за выступ, она дышала и в растерянности ощупывала лоб, однако ничего не могла понять. Ни намека на болезнь, просто… недомогание, слабость?       Храм восстановили ещё в прошлом месяце. Если бы не зима, люди занялись бы его отделкой ещё раньше. Азулу ничуть не трогала архитектура — слишком просто смотрелось всё и скупо — но постепенно даже эти стены становились родными. Однообразность будней наполняла умиротворением, на фоне которого тревожные сигналы тела вспыхнули ярче.       Первые недели она не придавала этому значения — подумаешь, пропадал аппетит. Или, напротив, грыз нутро так, что невозможно было остановиться. Она опустошала миску за миской, пока не замечала пристальные взгляды и не ускользала в спешке из трапезной. Ходила по залам, в которых ещё велась реставрация, но и там странные запахи гнали её прочь. Обоняние сделалось таким чутким, что порой сводило с ума… Азула возвращалась в келью, где не могла взяться даже за чтение: так сильно тянуло её в сон.       К кистям с краской она дотрагивалась с опасением. Живот крутило, её тошнило. Азула бросалась в ванную, подолгу не выходя оттуда, стараясь согнать с лица тусклую бледность. И это продолжалось изо дня в день. Она вставала, трудилась, как прежде, махнув рукой на сонливость и недуг, убеждала себя, что всё в порядке. Пока вечерами не стягивала одежду, пристально разглядывая своё тело и отмечая едва заметные перемены.       Когда Азула поняла, что с ней происходит, мир бесповоротно опрокинулся.       Её просто подкосило. Словно по спине заехала чья-то могучая рука. Толкнуло, впечатало в постель, выжало напрочь трезвость ума. «Почему?» «Не хочу!» «Остановите…»       Она вцепилась в одеяло, комкая его в руках и мечтая разорвать на куски. В келью вбежали монахини, за ними вломился Арнук, как ни выталкивали его уверенные женские руки. Её гладили по волосам, хлопали по плечам, пытались растормошить и напоить чаем. Смеялись и проливали умилительные слёзы, сотворив из её ошибки целый праздник жизни.       — Ну что ты бранишься, глупенькая, это же такое счастье!       — Духи благословили тебя…       — Как же обрадуется Ханн!       О нет. Азула зажмурилась, кусая губы и пытаясь подавить нечленораздельный вой. Ничего не получалось. В голове закрутился такой туман, что вспышки «долг», «разум» и «честь» окончательно погасли, превратившись в пепел. Какое падение! Ей никогда не отмыться.       «Прости меня, Ханн. Убей меня, Зуко. Что же я натворила…»       Той ночью ей так и не удалось уснуть. Девке из Туманного Оазиса пришлось спуститься к монахиням, чтобы не тревожить её покой. Азула пялилась в стену, ковыряя её ногтем и выдавливая из себя остатки отваги. Как можно было так сглупить? Как можно было проигнорировать необходимый отвар? Долгие месяцы она давилась мерзким вкусом, едва выскальзывала из-под Ханна, и ей казалось, что она уже не в силах зачать. Что организм не способен поправиться после такого вмешательства. Ведь несколько месяцев подряд лунной крови не было и в помине. Какой жалкий самообман!       Минутный импульс разрушил всё. Зачем она вообще дотронулась в ту ночь до Зуко? Он никогда не простит её, да она и себя тоже…       Как теперь сбегать, куда подаваться? Арнук не оставит её одну, хороня под грузом опеки и заботы. Зима свирепела, затрудняя спуск с горы и крадя дневной свет, и каждая попытка бегства оборачивалась нешуточным испытанием.       Ни чаны с кипятком, в которых она сидела часами, ни тяжкий труд не избавляли от нежеланного бремени. Губительных отваров в храме величайших альтруистов, разумеется, тоже не нашлось. А маги воды из тех, кто знал тонкости тела и все способы истощить его, лишь плюнули ей под ноги на такую омерзительную просьбу…       Теперь Азула ожидала весны, подстегиваемая бешеной ненавистью к самой себе. Тренировалась, пока никто не видел, изучала тайные ходы храма. Монахини липли к ней, точно смола, воображая, будто ей есть дело до их восторгов. Азула даже находила в себе силы отвечать на письма Ханна. Выводила размашистые строки, пытаясь вразумить его и не дать забрать себя обратно на Северный Полюс. Время превратилось в каменную лавину, и каждая неделя валила с ног, но Азула поднималась снова и снова.       Однако её терпение закончилось почти сразу. Азула срывалась на людей, запиралась в келье, уносилась в заброшенные галереи, стоило неосторожному слову или жесту вывести её из себя. Корила себя потом за это. Никто не заслуживал такого отношения, но как же донимала её опека! Невозможно было перевести дух. Не в силах подавить гнев, она брела во внутренний двор, закутанная в тяжелую шубу, ведь «не дай духи, застудится»!       Только спящие деревья и оголённые горы ничуть не облегчали эту ношу своим беспечным видом. И дело было даже не в шубе, а в вине, что падала на плечи и спину неподъёмным грузом. Азула вслушивалась в шум ветра, пытаясь отвлечься хоть на что-то, и вскоре могла различать все тональности его тоскливых завываний. Больше всего ей нравился свист, похожий на раскалённый воздух, вырывающийся из горнила. Таким она помнила ветер в Стране Огня…       Когда у нее забрали ключи от кельи, Азула хотела спалить весь храм дотла.       — Вдруг тебе станет плохо, пока ты запираешься в башне. Как же тогда мы тебе поможем?       — Ещё одно слово, и я разорву вас на куски. Надоело всё!       Ответа Азула не слышала. Она бежала по широкой серой лестнице, которая вела вниз и прочь — туда, где её никто не достанет. Злость накатывала прибоем, вымывая песок её спокойствия — вот бы рвать и метать, да только никакой пользы это не принесёт. Азула остановилась на последних ступенях, прикрывая глаза и дожидаясь, пока успокоится сердце. Ноги привели её к залам второго уровня, где царившая столетие пустота только-только начала заполняться.       — Надоело всё? Знакомая фраза.       Азула вздрогнула и замерла на повороте в библиотеку. По словам Тиана, здесь хранились древнейшие фолианты и свитки, расхищенные и уничтоженные во время войны. Теперь же факелы выхватывали из темноты ряды пустых стеллажей и сводчатых колонн. Она огляделась по сторонам, но никого не обнаружила и решила углубиться в проходы между высокими полками.       — Кто ты? — заговорила она с вялым интересом. Огонёк в её руке разгорался сильнее, но не вылавливал следов насильственного взлома.       — Я изначальный.       Ответ прозвучал смазанно, словно дёрнулась на поверхности воды масляная плёнка, так и не явив всей сути. Азула пожала плечами, хоть и не могла признать: любопытство пересиливало равнодушие. Она была уверена, что никто её не преследовал, но этот человек явно слышал её вопль в трапезной. Покрутив головой, Азула вновь нигде не увидела его и продолжила неспешный обход.       — И что тут забыл, изначальный?       — Прибыл за знанием, — прошелестел довольно приятный голос. Он вёл вглубь переходов, где глухо, мёртво, закостенело было так, что не услышать собственного дыхания. Азула не стала создавать огненную арку, чтобы рассеять темень вокруг себя, но приготовилась к любому внезапному удару.       — Жаль тебя разочаровывать, но все знания воздушных кочевников севера утрачены.       — Не все, — возразил голос. Похоже, происходящее казалось ему увлекательным — убегать он не спешил. — Кое-что сохранилось в святынях, и оно мне вполне пригодилось.       — Рада за тебя.       Обогнув очередной стеллаж, Азула всё также никого не обнаружила и побрела дальше. По правде говоря, ей совершенно не хотелось играть в загадки, но делать всё равно было нечего. За четыре месяца она обошла каждый уголок и уровень храма, потому не противилась столь странному разговору. Ей порядком надоело заниматься одними и теми же делами; единственная мысль, которая держала её на плаву, сводилась к тому, что в мир врывался апрель. Скоро схлынут снег и талые воды, обнажая крепкую линию ступень, и тогда она сможет уйти. Если, конечно, к тому моменту за ней не явится Ханн…       Азула потёрла лоб, подавляя раздражённый вздох. Мысли текли расплавленным воском, тёмные переходы библиотеки не кончались. На минуту она даже забыла о чужом присутствии, вспоминая о том, с каким волнением над ней трясётся Арнук. Вождь был уверен, что дитя следовало оберегать, как и его молодую мать, потому ни за что не отпустит её одну. Теперь за ней постоянно кто-то вился, опасаясь, что Азуле станет плохо. Роль больной женщины больше не приносила пользы, а лишь выходила ей боком…       — Как же ты будешь убегать отсюда? — заговорила она.       — А мне и не нужно убегать. Я живу здесь, как и остальные. Точнее… уйду, как и все, когда храм вернёт себе первозданный вид.       — Надо же, — изумилась Азула, пытаясь понять, знаком ли ей этот голос или нет. Выходило, что нет. — Помогаешь и обворовываешь одновременно?       — Я ничего не крал: мне достаточно только одолжить. Да и это знание уже никого не интересует в наши дни.       — И что такого там было? — провела она свободной ладонью по камню исполинской колонны. Глаза окончательно привыкли к мраку, и Азула двигалась вдоль змеящихся проходов с большей уверенностью.       — Постигнешь со временем, — хмыкнул собеседник, разнося такое эхо, словно постепенно удалялся от неё. — Ты борец, а значит, тебе будет проще… Надо признать, я не ожидал увидеть тебя здесь. Тратить подобный потенциал на какую-то мазню кистью — как минимум неразумно. Вождь Арнук другое дело. Он настоящий альтруист и не боится жертв во имя благих целей.       — Мы знакомы?       — Слава о тебе простирается на многие земли, — усмехнулся он. Голос и вправду раздавался тише, словно человек куда-то заползал. — Люди говорят многое, но, уверен, психопаткой называют тебя зря.       Она улыбнулась, качая головой — благо в темноте не было видно. Не то чтобы Азула считала себя настолько пропащей, но и об отменном здравии больше не заикалась. Она остановилась у новой колонны, не желая больше гоняться за незнакомой тенью. Покажется сам, если нужно будет.       — А ты снискал славу во многих землях? — повторила она чужую остроту.       — Ещё нет, но у меня всё впереди. И, между прочим, ты мне в этом поможешь.       Азула рассмеялась открыто, чего не происходило уже несколько месяцев, ведь на то попросту не было поводов. Но и это внезапное веселье закончилось весьма быстро. Поигрывая огнём в руке, то гася его, то перекатывая с одного пальца на другой, она стала дожидаться пояснений, чего тоже не происходило. Нахмурившись, Азула сдвинулась с места, направляясь к выходу.       — С какой стати мне тебе помогать?       Вопрос заинтриговал хотя бы тем, что на него она так и не дождалась ответа. Человек исчез, словно слетевшая с опостылевшего гнезда птица. И Азула ушла следом. Покинула слабо освещённую библиотеку, не зная, куда пойти ещё, пока размышляла над странной встречей. Она вышла настолько необъяснимой, что можно было принять её за зыбкий сон.       Азула остановилась на подходе к ступеням, невольно дотронувшись до своего живота. Вот уж что точно не являлось сном… Её фигура несильно изменилась — только продолжится это совсем недолго. Необратимое событие, из-за которого жизнь превратится в шальную и разрушительную комету.       «Замечательный план, — вспыхнули почти позабытые слова, раздавшиеся когда-то в темнице. — Добилась того, что хотела? Всех своих целей?»       «Пустышка, у которой…»       — Нет, — одёрнула себя Азула, взбираясь по лестнице наверх. — Я кто угодно, но не пустышка.       Забрав шубу из кельи, она выскочила из храма. Небо не прояснялось. Легче не становилось. Вокруг не было ничего, кроме разбушевавшегося океана и бесконечных белых гор, пронзающих небо острыми вершинами. Азула вдохнула и выдохнула, уверяя себя, что это ненадолго. Всё кончалось в её жизни, и напряжённому ожиданию тоже когда-то придёт конец.