Под откос

      Из комнаты долетали обрывки чужих фраз и смешки Эрена.       Парень любил смотреть телевизор, особенно фильмы. Телешоу, как это ни странно, приветствовал не особо, разве что музыкальные. Но больше Эрен любил саму музыку, знал наизусть огромное количество песен и с удовольствием пел их, только не при отце.       Прикончив свой ужин, Леви вышел из-за стола, не спеша помыл за собой тарелку, стакан и пепельницу, вилку и ножик и разложил по привычке на стареньком полотенце. Хотелось немного побыть в тишине, привести свои мысли в порядок, но стоило выключить воду, как воздух взорвался новой порцией хохота. Леви крепко сжал кулаки и двинулся к выходу, но что-то заставило остановиться и закурить по новой.       Им предстоял неприятный и очень серьёзный разговор, но как говорить, с чего начинать — Аккерман не имел понятия. А ведь когда-то они так легко трепались без остановки и им было просто вдвоём. Когда всё прошло? Когда изменилось?..       Директор Смит пришёл к ним в участок ближе к полудню и предложил пообедать, чтобы не вызывать в школу и не беспокоить других родителей присутствием копа на территории. В маленьком городе все про всех знали. Но ровно настолько, насколько это было прилично.       — У меня к тебе есть разговор, Аккерман.       — Валяй, — они уже, кажется, всё обсудили.       Учился мальчишка нормально, придраться особенно было не к чему. Поэтому, поговорив о нём пару минут, принялись за спорт и политику, да и то по верхушкам.       Погода была сухая и знойная, несмотря на конец сентября. Ветер гнал вдоль обочины листья. Ступать по узкому выщербленному временем камню было необыкновенно приятно. Солнечный свет путался в жёлтой листве и седеющих волосах.       — Ты когда-нибудь говорил с Эреном о сексе?       Леви оступился и соскочил на асфальт. По улыбке Смита он понял, что выглядел ошарашенным, как если бы вдруг сказали, что его пацанёнок принёс в подоле.       — Знаешь, я не буду тебе привирать, что совсем ничего не случилось и это обыденно, и такого везде полно. Не полно, не везде, и особенно здесь, в этом городе. Но ты ведь не можешь не знать о наклонностях Эрена.       Он мог хотя бы кивнуть, однако Леви и здесь промолчал. Ему просто нечего было сказать. Жаловаться на то, что Эрен от рук отбился, шлялся по дому в спортивных шортах, больше похожих на форменные трусы, и начисто игнорировал все замечания по этому поводу? Или на его слишком долгие взгляды, полные молчаливого обожания? Или на его нездоровую страсть к переодеванию в женщину, обнаружившуюся несколько лет назад (и Леви подозревал, что пацан до сих пор не выбросил платье)?       Он видел всё. Знал уже в самом начале, что можно сделать — отдать мальчишку в другую семью и исчезнуть из его жизни, — но малодушно не пошевелил и пальцем. Они уже не могли друг без друга.       Сначала казалось, что Эрен перерастёт, ему не хватает примеров перед глазами, вот он и влюбился немного в отца, но время пройдёт, и они это переживут, как ветрянку или как лютую зиму. Но Эрен взрослел, а влюблённость в его глазах только крепла, да ещё покрывалась слоями других сопутствующих переживаний, будь то неуверенность в себе или физическое волнение. Леви даже как-то нашёл свой носок у него под кроватью, обдроченный.       Сам Аккерман запрещал себе мысли на тему «что, если…». Он относился к Эрену, как к своему ребёнку, и точка. Но, когда их руки случайно соприкасались, передавая столовый прибор, когда они сталкивались в дверях или просто смотрели друг другу в глаза, эта точка стекала, как капля чернил, извивалась и превращалась в большой вопросительный знак.       — Леви, ты меня пугаешь. Ты что же, не понимаешь, что с ним творится? Или решил просто в это не вмешиваться? Так я тебе вот что скажу: здесь подобных вещей не потерпят. Ему просто шею свернут в подворотне и дело с концом, или ещё лучше — стукнут твоим же, и ты никогда не узнаешь, что с ним случилось, потому что сам будешь сидеть, как и он.       — Что он натворил? — Леви не узнал собственный голос, а может, во всём виноват был ветер, глотающий фразы по слову, будто голодный пёс.       — Он отсосал своему однокласснику на перемене в мужском туалете, — Смит говорил так буднично, словно речь шла об обыкновенном прогуле. — Им повезло, что нашёл их именно я. Но с Эреном это не в первый раз.       «Не в первый раз», — фраза как молотом била в виски. Эрен не в первый раз занимался подобным. Не в первый раз расстёгивал чьи-то штаны и настойчиво советовал заткнуться.       Около года назад, накануне каникул, его «жертвой» стал один из соседских парней, к слову, старше на пару лет своего соблазнителя. Только у Эрена было огромное преимущество — он был так хорош собою и мил, что убедить мог кого угодно и в чём угодно. В итоге пацан, совершенно обыкновенный, был почти застукан за взаимной дрочкой, а после как-то очень резко уехал к родственникам и перевёлся в другую школу. Тогда Эрен упорно твердил, что не имеет к этому отношения, и Смит не смог ничего ему предъявить, хотя был уверен, войди он чуть раньше, узнал бы об учениках много нового.       Тот же мальчишка, что был вторым и пока что последним, — Конни Спрингер — смешной, низкорослый, Леви его помнил совсем ещё сопляком. Так вот, этот сопляк чуть лицом своим школу не сжёг, когда Смит толкнул незапертую дверь кабинки и обнаружил ребят за процессом, почти подошедшим к своей кульминации.       В кабинете директора Эрен вёл себя вызывающе. Без смущения произносил скабрезности и не выказывал ни малейшего уважения ни к заведению, в котором учился, ни к человеку в три раза старше него.       — Но когда я спросил напрямую, какие у вас отношения — он сразу же сдулся. И клялся на библии, что ты никогда не трогал его. Я склонен тебе доверять, Аккерман, но решить с ним этот вопрос ты не просто должен, обязан. Посмотри, в каком мире мы живём, — он остановился и оглядел почти пустынную, солнцем залитую улицу. На противоположной стороне дороги по тротуару мимо прогуливалась соседка — родительница одного из учеников. Смит кивнул ей в знак приветствия, продолжая с улыбкой говорить о не самых приятных вещах. — Ты должен всегда улыбаться прохожим, чтобы никто не подумал, что в твоём доме, в твоей голове может быть что-то не так. Именно так поступал Эрен, пока ты его не забрал к себе. Но ты научил его жить по-другому, и теперь, осознав себя, он стремится рассказать всему миру, каков он, а это, с его стороны, верный путь к самоуничтожению. Поговори с ним, пожалуйста. Пока ещё не поздно. Ты, пожалуй, единственный, чьё мнение он действительно ценит.       Леви еле-еле стоял на месте. Хотелось упасть и разбиться вдребезги, чтобы собрать не смогли.       — Не представляешь себе, сколько раз я делал ему замечание не разгуливать по дому в одних трусах.       — Может, ты был недостаточно убедителен или в глубине души сам не хотел, чтобы он выполнял этот твой наказ? Ты ведь не просто так его приютил, а, Леви?       Вспомнив эти слова, Аккерман почувствовал, как тяжёлый разряд пробежался по позвоночнику.       Не просто так… Конечно, не просто так! Он хотел спасти пацана, вытащить его из того дома, из той жизни и подарить новую, светлую, радостную, полную взаимного доверия и тепла! Но что-то пошло не так. В какой-то момент он начал стесняться Эрена, намеренно избегать с ним объятий, а потом и хлопка по спине, потому что теперь эти прикосновения значили бы куда больше, чем бестолковый минет в туалете на корточках.       Аккерман себя не понимал. Мальчишка был всем для него. И он так стремился вложить в его голову самое чистое, верное, что есть на свете. Так почему же душа его маялась и не могла успокоиться, будто хотелось ей большего — полного обладания? Его стройных ног, гибких рук, прекрасного, юного тела, его глаз, с восторгом и обожанием смотрящих в ответ. Это была катастрофа всей его жизни, его устоев, его обречённого чувства, которое нужно было отбросить в самом начале, перетерпеть, пережить и забыть, а не ждать, пока расцветёт ядовитым цветом, дурманя разум.       Эрен его с ума сводил. Всем своим видом, своими манерами, жестами, речью, привычками, тем, как он пританцовывал, думая, что Аккерман этого не замечает, но мечтая больше всего на свете, чтобы заметил. Леви иногда его видел насквозь. И как он бесился теперь, понимая, что проглядел своего пацана, что из-за него тот пошёл искать приключения на свою задницу, и не куда-то, а в собственную, мать его, школу! А только ли в школу ходил? Чёрт!       Но был ещё крохотный шанс всё исправить — другое учебное заведение в другом городе. Может быть, если Эрен согласится уехать, их жизнь, их привычки изменятся к лучшему. Ведь так будет лучше… Да. Так будет лучше для всех.       Он докурил, затушил сигарету о пепельницу и вышел из кухни.       Эрен сидел, подложив под себя одну ногу, вторая свисала с дивана, теряясь в оранжево-серой тени стола. Кожа была идеально гладкой и нежной на вид, ведь мальчишка давно удалял все волосы с тела, засоряя при этом водосток, за что не единожды был осмеян приёмным отцом. Но на этот раз у Леви не было ни малейшего желания издеваться над ним. Скорее уже над собой. Взглядом скользил от острой коленки под стол и обратно, мечтая коснуться рукой, пройтись по узкой стопе, идеальной лодыжке, по икроножной мышце, сжать её пальцами, чтоб ощутить упругость и крепость; огладить колено, коснуться его губами, и ими же, не отрываясь, подняться выше по идеально бархатной коже, по внутренней стороне бедра, медленно, неотвратимо приближаясь к изнывающим от желания чреслам…       Эрен на это старался не реагировать. Достал! Вечно облапает взглядом, а сам даже пальцем не тронет, как будто с ним в доме живёт прокажённый! А когда-то, он помнил ещё то волшебное время, руки Леви были всем. Его маленьким миром, спасающим от страхов и болей, его надеждой на светлое будущее, его крыльями, его радостью, его счастьем. Эрен скучал по любому прикосновению. Но их за последнюю пару лет он мог по пальцам пересчитать. И ладно бы этому моралисту проклятому было противно, так нет же! Парень чувствовал желание отца (или, быть может, очень хотел почувствовать), только оно было так глубоко закопано, что Аккерман, видно, сам не очень-то понимал его сути. Или, на самом деле, входил в круг тех редкостных извращенцев, которые только смотрят. Плевать. Эрен согласился бы и так: что-то показать, пока он будет пялится вот как сейчас. Занятная у них получилась бы парочка: озабоченный придурок и другой придурок, с тряпкой, вечно равнодушный и немой. Только надолго Эрена вряд ли хватило бы.       — Может, уже перестанешь смотреть и сделаешь что-нибудь?       Леви поднял взгляд, встречая его — недоверчивый, ироничный и капельку злой от слишком долгого ожидания.       — Ну или на худой конец скажешь, — он давно уже отчаялся и теперь только ядом плевался, но до того, чтоб обидеть всерьёз, ещё не дорос, да и Леви уважал слишком сильно, чтобы гадости говорить. Заигрывать и проигрывать — был весь его удел.       Многозначительно хмыкнув и не сказав ни слова, Леви подошёл к нему и сел.       Близко. Чертовски близко. Волнующе близко. Острая коленка, словно магнит, притягивала ладонь, но Аккерман призывал все силы небесные, чтобы сдержаться и не притронуться.       — Кажется, ты хотел обсудить со мной что-то важное? — хоть голос давно сломался (Эрену было уже шестнадцать), в нём всё равно иногда звучали тонкие нотки, это Леви умиляло.       Когда он вернулся домой после встречи со Смитом, парень был тише воды и ниже травы. Верно, решил, что отец с порога задаст ему трёпку. Но Аккерман, посмотрев, что готовится, попросил себе порцию и уселся за столом с газетой. И это взбесило Эрена — мнимое равнодушие. Надо было видеть выражение лица, с каким он сервировал стол — будто сейчас поварёшкой треснет, но Аккерман продолжал делать вид, что не замечает каких-либо изменений, и, в конечном итоге не выдержав, Эрен сбежал от него в гостиную, к телевизору.       — Знаешь, я тут подумал, — Леви нарочно сделал паузу, чтобы услышать «ну надо же!», но парень молчал, в напряжении слушая свой приговор. — Может быть, стоит тебе поступить в военный колледж, как ты когда-то мечтал?       Эрен отвернулся к зашторенному окну, но по окаменевшей спине стало ясно, насколько серьёзный удар ему нанесли.       — На самом деле, это отличное место. Именно там, а никак не дома, из меня сделали человека.       — Всё же решил избавиться от меня? — тихий шёпот громче воплей, больнее пощёчины. — Думаешь, жить станет легче, так что ли?       — Не избавиться, Эрен. Дать тебе возможность выбирать. Тебе не хватает общения. Ты постоянно сидишь дома, это неправильно. Да, ты стараешься для меня, ухаживаешь за мной, и, поверь мне, я это очень ценю, но я не собираюсь держать тебя на коротком поводке. Ты абсолютно свободен. Если не хочешь в военный, мы можем тебе подобрать что-то более подходящее, — увещевал Леви и сам в это верил. Почти. Только сердце заныло с чего-то. — Это ради твоего же блага.       — Дерьмо собачье!       — Эрен! — одёрнул его Аккерман строгим голосом, но моментально смягчился. — Не надо из этого делать трагедию. Ты просто забил себе голову ненужной чепухой вместо того, чтобы учиться, выбирать профессию, встречаться с девушками…       Взгляд обжёг безумием, на лице расползалась отвратительная улыбка, больше похожая на звериный оскал.       — Ты просто трус и лицемер, Леви Аккерман.       Зубы сжались до выступивших желваков.       — Неужели ты и правда решил всё исправить таким удивительно лёгким образом? Сбагрить сопляка подальше с глаз, а там, может, и личная жизнь наладится.       В первые две секунды очень хотелось врезать, но потом пришла мысль о том, что, возможно, лучше дать юноше возможность выплеснуть смердящую накипь, облегчить душу.       — Но это неправда, Леви! Ни хуя у тебя не наладится! Тебе не стать примерным семьянином из рекламы кухонной плиты! И не женился ты не потому, что решил быть отцом-одиночкой. Я же помню каждый день. У тебя за все эти годы даже для секса не было никого, всё это время ты трахался сам с собой. Только ответь мне, кого ты себе представлял, когда это делал?       Он замолчал, ожидая ответа, ища его в бледных глазах напротив. Напрасно. Леви ему нечего было сказать. Он и дрочил-то раз в пятилетку. Как-то оно всё не к месту да не ко времени было.       — Молчишь? — В широко раскрытых глазах жутковато поигрывал свет телевизора, делая их ещё более ненормальными, но не отталкивающими, до тошноты родными и близкими. — А я тебе расскажу, Леви. — Он покачнулся, подтягивая свободную ногу, и встал на колени на мягком диване. Теперь они с Эреном были настолько близко, что Аккерман улавливал каждый вздох. — Все эти годы ты тщетно пытался скрыть ото всех, что у тебя на меня стоит. Но я это знаю, Леви. И у меня — представляешь? — тоже стоит — на тебя. Но я — не ты. Я не могу себя сдерживать постоянно.       Аккерман не выдержал столь откровенной пошлости и усмехнулся. Эрен определённо хотел побеседовать об инциденте в школьном сортире.       — И всё-таки это не повод тащить в рот всякую гадость.       — Да я готов переспать со всем континентом, чтобы тебе показать, как сильно я тебя хочу! — выплюнул парень ему в лицо. Больше терять было нечего.       У Аккермана ядерный гриб вырос внутри, сметая волной огня с души нагромождения сомнений.       — Ты ведь не сделаешь этого? — спросил он всё так же спокойно, хотя от одной только мысли о том, что его ненаглядный мальчишка может отдаться кому-то чужому, внутри умирало с воплем что-то живое.       — Почему же? — пацан был, видимо, рад этой реакции, но слёзы блестели в его глазах отчаянно и зло. — С удовольствием возьму ещё раз у кого-нибудь в рот. Или ноги раздвину. И буду стелиться под каждую шавку, стонать и кричать так громко, чтобы услышал даже такой оглохший придурок, как ты! — Его голос со звоном затих, когда крепкой рукой Аккерман схватился за горло и придавил шею к спинке дивана.       Легче было убить своими руками, чем отпустить от себя, тем более под кого-то. Он не допустит этого. Он не отдаст.       Злость и азарт в зелёный глазах вспыхнули и потухли, сменившись болью и безразличием к собственной участи.       — Ну же, ударь, — прохрипел Эрен, обжигая ладонь движением кадыка. Слёзы скатились по ярким щекам, плечи бессильно дёрнулись и опали. — Ну, что смотришь? Ударь! Ударь!       — Бедный мой мальчик, хороший. — Леви чуть ослабил хватку, но горло не отпустил, погладил с нажимом, снова ловя кадык и непонимающий взгляд перепуганных глаз, наклонился, боднул лбом висок и прошептал тихо-тихо на ухо. — Зачем ты с собой это делаешь?       Тепло от руки стремительно распространялось по всему телу Эрена. Прикосновений хотелось больше, везде. Каждая клетка кожи, каждый тонюсенький нерв заныли от голода. Это было похоже на зуд, но идущий откуда-то изнутри. Это сводило с ума.       Эрен вдохнул и прерывисто выдохнул сквозь подступившие снова слёзы:       — Я так больше не могу, понимаешь? Хочешь избавиться — избавляйся. Только не жди, что я буду во всём идеальным, хвастаться хорошими оценками и посылать открытки на рождество. Скорее всего, я сбегу оттуда и скурвлюсь однажды в канаве, или в психушке мозги последние высушат. Но забыть о тебе даже там не смогу… Ай! — неожиданно громко и возмущённо, из-за того, что Леви его укусил за ухо, устав от дурацких пессимистических фантазий.       — Я тебя никому не отдам, слышишь? — вкрадчиво, тихо прошептал он. Коротко, нежно поцеловав в место укуса, он перешёл на шею. Целовать Эрена было просто волшебно. Он так приятно пах. — Никто к тебе не притронется.       Леви отстранился, чтобы взглянуть в глаза — слишком серьёзные и настороженные, — улыбнулся. Эрен попробовал отзеркалить улыбку, но вышло паршиво — страх изуродовал всё лицо. В потемневших внезапно глазах показалась давно забытая жажда борьбы, только не с призраками, а с ним — Аккерманом. Но это Леви не пугало. Он знал, как ему поступить, чтобы вернуть былое доверие.       Снова погладив трепещущее беззащитное горло — удивительно, как не хотелось теперь отпускать, рука, как родная, держала его, — он слабо провёл по щеке тыльной стороной пальцев, скользнул по груди, вдоль предплечья и взял его за руку. Медленно, глядя в глаза, поднёс её прямо к губам и увлечённо, со всем своим чувством, начал короткими поцелуями нежно касаться каждого крохотного сантиметра желанной плоти: тонкого с голубоватыми руслами вен запястья, горячей, чуть влажной ладони, подрагивающих пальцев до самых кончиков.       — Ле… Леви?       Он поднял глаза — не заметил, как сами закрылись от удовольствия.       — Ты это чего? — Эрен предпринял попытку отнять свою руку, отстраниться, но вместо этого угодил в объятия — крепкие, жадные, усмиряющие.       Голова Леви плыла, как во хмелю, он обхватил мальчишку за талию и затащил к себе на колени верхом, а после прижался щекою к груди и, обняв, глубоко вдохнул самый любимый запах. Как он об этом мечтал!       — Я так давно не делал этого, Эрен… Прости.       — За что? — прошептал тот чуть слышно, дрожа от макушки до пяток.       — За то, что так мало тебе уделял внимания. Не принимал твои чувства, не верил в них, не понимал тебя. — Леви казалось, он сходит с ума, ось мира должна была сдвинуться, солнце погаснуть, но не допустить его до мальчишки. А он наперекор всему поцеловал почти в центр груди, туда, где стучало несчастное пылкое юношеское сердце, и прижался сильнее, объятый робкими нежными руками.       Аккерман слегка ущипнул за бока, скользнул на округлые ягодицы, прошёлся по бёдрам, по икрам, цапнул одновременно за пятки, будто играясь, и возвратился обратно той же дорогой, но через живот. Мышцы подрагивали под лёгкой тканью. Хотелось убрать её и увидеть раздетым, беззащитным и смущённым, хотелось коснуться везде и всюду, услышать в ответ что-то.       Эрен позвал его тихо по имени. Голос не слушался. Леви взглянул на него вопросительно. Вместо ответа парень задрал на себе футболку, снял и отбросил куда-то в сторону. Трогательные ладони накрыли щёки, а губы с привкусом слёз прикоснулись к губам. И Аккерман ответил на поцелуй.       И потянулись дорожки, влажные от слюны, по бархатистой, покрытой мурашками коже, и руки принялись крепко сжимать, пощипывать, гладить с нажимом и без, почти невесомо, дразня. Эрен тянулся за прикосновениями, податливо выгибался, шептал что-то сбивчиво, тяжело выдыхал сквозь плотно сжатые зубы, но Аккерману и этого было мало. Взяв мальчишку за бёдра, он с силой потёрся о жаркую, стянутую двумя слоями одежды промежность, вырвав гортанный стон абсолютно не контролирующего себя существа.       Вот он — тот голос, что шёл за ним по пятам и подталкивал к жарким, порочным фантазиям. Вот они — эти глаза, совершенно безумные от вожделения и обожания. Вот оно — его счастье. Перевернувшись с ним вместе и опустив на диван, Леви с благоговением встал перед ним на колени, огладил стройные бёдра, прильнул губами к их нежной коже и медленно двинулся выше.       — Леви, — Эрен смотрел хоть и пьяно, всё ещё сомневался, не веря в происходящее.       И Аккерман притянул к себе за тонкую шею, поглаживая торчащие позвонки, и поцеловал с жадностью и упоением губы, которые как вода для измождённого зноем путника.       — Леви! — с истеричными нотками воскликнул Эрен и оторвался. Руки вцепились в плечи, отталкивая, держа на расстоянии, пытая. — Нам надо остановиться! Ты пожалеешь!       — Не пожалею, — ответил уверенно Аккерман и быстро стащил с беспокойных ног шорты вместе с трусами. Он уже точно не пожалеет.       Парень прикрылся ладонью, не понятно чего стесняясь больше: своей напряжённой плоти или отсутствия какой-либо растительности там, где её должно быть полно. Потребовалось небольшое усилие, чтобы убрать его руку и открыть взору приятную картину. Леви склонил голову набок, любуясь.       Над аккуратно побритой мошонкой покачивался нежный и ровный член с набухшей, слегка сизоватой головкой, немного похожей на шляпку ещё не разросшегося гриба, но украшенной перемычкой посередине, пока что прикрытой кожицей крайней плоти.       Аккерман осторожно взял его в руку и до конца раскрыл, натягивая уздечку. Головка вся была влажной от выступившей в обилии смазки. Леви тихонько подул на неё. Эрен зашёлся частым дыханием и прогнулся, шире раздвинув ноги.       Это его мальчик: нежный, чувствительный, долгожданный. Он каждый день для него старался, вылизывая, вычёсывая себя, чтобы всегда быть готовым к приятной неожиданности. Удалял каждый, самый крохотный волосок, чтобы его извращенец-отчим однажды сорвал с него шорты и обомлел от увиденного. И разве старания эти не стоит вознаградить?       Леви наклонился, медленно, как и мечтал до этого, слизал маслянистые солоноватые капли, обхватил губами и облизал с похабным и влажным звуком, будто какую-то карамель на палочке.       Эрен упал на диван, схватил подушку с фазаном и, спрятав лицо, застонал так сладко, что звук этот с дрожью прошёлся по телу мужчины. Бёдра толкнулись вверх, и Аккерман, не медля, взял в рот целиком.       — Господи-боже, Леви-и-и! — в горло ударила тонкая струйка. Несколько раз крупно вздрогнув всем телом, Эрен обмяк.       Аккерман его тщательно вылизал под едва слышные стоны и, оторвавшись, оставил голову на колене.       В теле приятно гудело накопленное напряжение. Пряный, горячий мальчик его лежал перед ним обессиленный. Хотелось ласкать ещё и ещё, и пусть он выкрикивает его имя, колотит его по спине, царапается и кусается — это его ненаглядное, самое дорогое в мире сокровище. И он ни за что никому его не отдаст.       В сероватых колючих сумерках тускло светил телевизор и что-то бубнил. Леви дотянулся и выключил, погружая их мир в глубокую тишину. Эрен убрал от лица подушку. Некоторое время он молча, серьёзно смотрел, а потом произнёс:       — Если ты дашь мне немного денег, я уеду и больше никогда не вернусь, ты обо мне не услышишь.       — С ума сошёл? — Леви был на удивление благодушен, и даже такая глупость его не могла нисколько поколебать.       — Ты пожалеешь об этом. Сегодня. Может быть, завтра. Может, через полгода, но пожалеешь. И будешь смотреть на меня, как на грёбаную причину всех твоих бед. А я не хочу.       — А не слишком ли ты умный, а? — Аккерман его дёрнул за ногу, и парень упал к нему на колени задом, угодив прямо в объятья. — Посмотри на меня. Посмотри. — Он крепко взялся за подбородок, Эрен, вздохнув, подчинился и посмотрел в глаза. — Я не жалею о том, что мы сделали. И не пожалею. Никогда. Единственное, чего мне действительно жаль — твоих пролитых слёз.       Эрен в ответ хлюпнул носом и улыбнулся.       — Ещё нареву.       — Ух ты, рёва-корова, — схватился за нос Леви и тут же, скривившись, его отпустил. — Сопливая, — вытер ладонь о брюки, не найдя под рукой ничего другого.       Эрен показал язык и рассмеялся.       Видеть его улыбающимся и счастливым — вот всё, к чему Аккерман стремился, живя рядом с ним. И если улыбка и счастье его мальчишки зависят по-прежнему от него, он из кожи вон вылезет, чтобы добиться этого.       — Кажется, нам пора спать, — встал он и поднял Эрена на руки, как невесту, попутно сделав себе пометку в ближайшее время заняться физической формой.       — Да рано ещё! — возмутился Эрен, принимая его слова за чистую монету.       — Кто тебя спрашивать будет? — Он посмотрел на мальчишку так, как ещё никогда себе не дозволял, и тот замолчал, затаив дыхание. Взгляд заблестел хитринкой, щёки покрыл румянец. Он обнял за шею и положил ему голову на плечо.       Происходящее было для Эрена сном, чем-то далёким от реальности. Может, Леви его задушил, и всё, что он видит — это предсмертные фантазии? Или так выглядит его ад? В рай он ведь точно не попадёт, он не такой, как Армин или Саша. Но тогда, если он в аду, что здесь страшного? И где, позвольте спросить, котлы? Где, наконец, сам дьявол? Или… Леви и есть дьявол, который решил взять Эрена в жёны за все его прегрешения… Данное объяснение показалось ему наиболее рациональным и обоснованным. Только запах от этого дьявола был совершенно не серный — родной, аккермановский, тот, что парень вдыхал втихаря, таская его рубашки из корзины с грязным бельём.       Они поднялись на второй этаж, и Леви пинком открыл дверь в свою спальню. Бросив мальчишку на идеально заправленную кровать и скомандовав: «Под одеяло!», сам удалился на полминуты за важной деталью в ванную комнату, а возвратившись, принялся раздеваться.       Эрен зажёг ночник и смотрел, как быстро расстёгиваются пуговицы, как повисают на спинке стула рубашка и майка, и взгляд его становился всё мягче и тяжелее, но когда звякнул пряжкой ремень, парень подполз на угол постели и молча вытянул руки вперёд, бессловесно прося подойти. Леви приблизился, позволяя нежно обнять себя. В паху сладко ныло от прикосновения кожи к коже, столь непривычному, сколь и желанному. Губы Эрена скользили по животу, пальцы — по пояснице и бокам, он был так мил и приятен, что снова хотелось его облизать.       — Ты правда этого хочешь? — услышал Леви и внимательно посмотрел сверху вниз.       Парень готов был принять любое решение, свыкнуться с ним и жить дальше. Он был готов умереть ради «папочки» после всего, что уже получил, и это легко читалась в его прозрачных и чистых глазах. Но Аккерман достал из кармана брюк баночку с вазелином и покрутил у него перед носом.       — Кажется, ты уже был в ванной? Свёрток под раковиной всё ещё мокрый.       Парень нервно сглотнул, отнял взгляд от знакомой вещицы и вновь посмотрел на мужчину, краснея до самых корней волос.       — Думал, есть что-то, чего я о тебе не знаю? — Леви, усмехаясь, нажал на его кончик носа, вручил «сувенир» и, сняв, наконец, остатки одежды, залез на кровать и завис над мальчишкой, тут же упавшим на спину.       Глаза его стали огромными: то ли он в самом деле не ожидал исполнения мечты и не мог теперь наглядеться, то ли всерьёз испугался, увидев отца совсем голым. А сколько за ним подглядывал во время поездок на озеро! Сколько раз шёл на хитрости и уловки, только бы пощекотать себе нервы и добавить несколько баллов к реалистичности юношеских фантазий. Теперь лежал ошалевший и слова сказать не мог. Но стоило Аккерману к нему наклониться, обнял за шею, прижался к губам, страстно целуя, и застонал, поднимаясь навстречу, давая обнять себя крепкой и сильной руке.       Леви оттащил его на середину постели, накрылся с ним вместе и навалился сверху, сгорая от нетерпения. Он зверски хотел его — жаркого, льнущего, стонущего от желания и краснеющего от стыда. Это было так мило, что Эрен смущался каких-то вещей, которыми втихаря от него занимался, но теперь делал вид, что совершенно здесь не при чём. Чертовски мило.       — Сколько в тебя входит пальчиков? — прошептал Аккерман ему на ухо, и моментально оно стало красным и тёпленьким. Смеясь, мужчина потёрся о него носом. — Эрен, прекрати меня стесняться, это глупо. Ты можешь рассказывать мне обо всём. И я даже буду на этом настаивать, если ты вдруг не захочешь, — добавил со всей серьёзностью.       Он наклонился, не получив ответа, пытался поймать убегающий взгляд, но парень только сильнее забился носом ему под плечо.       — Глаза на меня, — потребовал Аккерман, устав играть в прятки, и так же серьёзно продолжил, когда парень сам на него посмотрел, кривя брови от множества страхов и глупых сомнений. — А теперь запомни: с этого дня ты будешь рассказывать мне обо всём, что с тобой происходит, о том, что ты думаешь, с кем разговариваешь, кто разговаривает с тобой. Кто на тебя не так посмотрел, кто о тебе говорит за спиной.       — Прям как в детстве, что ли? — нервно усмехнулся Эрен.       — Да, прямо как в детстве. Я о тебе забочусь сейчас и хочу продолжать это делать в дальнейшем, и всегда помогу тебе, что бы ни произошло, но я должен знать для этого обо всём, что творится в твоей голове, — и пару раз он легко стукнул пальцем по лбу мальчишке. — И не потому, что ты мой ребёнок, а потому, что ты мой возлюбленный, мой ненаглядный, которого я берегу, — на этих словах Эрен всхлипнул и отвернулся, чтобы пустить слезу незаметно, но Аккерман подцепил подбородок и повернул обратно. — А если ты будешь утаивать что-то, хуже от этого будет только тебе. Ты всё понял?       — Угу, — пацан закивал головой, пара крохотных слезинок заскользила по вискам.       Леви улыбнулся и поцеловал его так сладко, что у самого дыхание сбилось.       — На чём мы там остановились? — спросил он ласково, оторвавшись, потёршись носом о нос, и поднял руки, чтобы свинтить крышку с банки. — Не слышу.       — На том, сколько пальцев входит в меня, — на грани слышимости пролепетал Эрен, снова краснея как помидор.       — И?       — Один.       — Всего? Ты меня удивляешь! Шучу, — добавил, поймав на себе осуждающий взгляд.       — Ну, — парень замялся немного, — иногда бывает два.       — Та-а-ак, уже лучше. — Аккерман смазал пальцы как следует и, приподнявшись, встал на колени между раздвинутых стройных длинных ног. — Какой же ты красивый, — проговорил вдохновенно, поймал за коленку и поцеловал, пока парень прятал пунцовые щёки за край одеяла.       — Ты тоже, — шепнул он и счастливо улыбнулся.       Леви вновь склонился над ним.       — Пожалуй, я лучше буду поближе, не хочу ничего пропустить.       — А что пропустить? — удивился мальчишка.       — Хотя бы вот это, — Леви провёл тыльной стороной ладони по гладкой ляжке, погладил промежность, в особенности нежные яички, трепетно поджавшиеся от прикосновения, и пальцами скользнул ко входу.       Эрен зажмурился, слегка прогибаясь. Ему от стыда захотелось связать себе ноги узлом и больше их никогда не развязывать, но при этом было приятно как никогда прежде. Колени дрожали от напряжения.       — Э-э-й, — Аккерман прошептал ему. — Ты ведь со мной, не надо бояться. Иди ко мне, поцелуй меня.       Эрен послушно к нему потянулся и несколько раз влажно чмокнул растянутые в улыбке губы. Мужчина углубил их поцелуй, отвлекая от дискомфорта, а сам тем временем преодолел крепко стиснутое отверстие, неглубоко проникая одним пальцем. Парень вздохнул с непривычки и застонал прямо в рот. От ощущения мягкой, чувствительной плоти под пальцами, от его голоса Леви едва не взорвался. Он проник немного глубже и погладил изнутри.       — Жжётся, — захныкал Эрен.       — Сейчас перестанет.       — Пожалуйста, Леви. Ах! — Он крепко сжимался, делая этим ещё хуже. Ресницы слегка увлажнились от слёз.       — Когда ты так смотришь, хочется трахнуть тебя немедленно, — признался Леви и сам же себя одёрнул. Не стоило так говорить с ним, вести себя так не стоило. Эрен ведь наверняка ждал тепла и заботы, а не скабрезных шуточек или сомнительных комплиментов. Положение обязывало думать за двоих, потакать своему желанию в такой ситуации он был не в праве.       — Совсем неприятно? Мне прекратить? — Эрен, весь раскрасневшийся от смущения, немного напуганный, с мягким, слегка затуманенным взором, спрятался у него на груди. — Мне перестать? — повторил Леви, не дождавшись ответа.       — Нет, — едва слышным шёпотом.       Его упрямое «нет» звучало, как «да». «Да» всему, что Леви собирался с ним сделать, «да» новой жизни, которой хотели оба. И он начал двигаться с большей уверенностью, но с не меньшей чуткостью и аккуратностью, даже когда его Эрен постанывал явно от удовольствия, трогая время от времени свой истекающий смазкой член.       Скоро к одному пальцу добавился второй, а у Леви стоял так, что хоть стены ломай. Эрен, горячий и чистый, обволакивал стенками, затягивал его глубже. Аккерману в какой-то момент показалось, что он может кончить и так — просто лаская его, слушая сбивчивое дыхание и совершенно не прикасаясь к себе. Поэтому, потянув мальчишку ещё немного, вытащил пальцы под недовольное шипение, смазал себя погуще и приставил головку ко входу.       — Малыш.       Эрен слышал его, но понимал с огромным трудом. Мысли смешались, тело горело от прикосновений и всепоглощающего желания чувствовать ещё больше, принять сколько сможет, пока окончательно не лишился сознания и рассудка. Поцелуй любимого вернул в реальность — настойчиво, мягко.       Всякое было у них, но так ещё не было никогда. Эрен едва не расплакался снова от ранящих сердце чувств. Сколько он ждал! Непростительно долго! Но всё равно дождался. Когда уже, было, совсем перестал верить… Прямо как в сказке.       Леви поглаживал пальцами по щеке, вытирал его слезинки и улыбался в ответ с пониманием, нежностью и крохотной толикой горькой вины во взгляде. Но Эрен был счастлив так, что пережитые ими ссоры, обиды стёрлись из памяти.       — Решишь остановиться — только скажи. Я не хочу причинять тебе боль.       — Угу, — кивнул ему Эрен и постарался расслабиться в крепких объятьях.       Он снова себя почувствовал маленьким. Мир за окном — жестокий и лживый — пытался его затянуть в свои сети, но Аккерман его вырвал, отнял и подарил покой, тепло и уют. Вся жизнь его снова принадлежала этим рукам, и счастье от этого переполняло. Леви лежал сверху — тяжёлый, горячий, родной — одною рукой ласкал его за ухом, другой направлял себя, чтобы не соскользнуть на сторону. Эрену было приятно, чуть-чуть страшновато, а больше — забавно. Но ровно пока Аккерман не проник в него. Шутка сказать — какие-то несколько сантиметров, а у мальчишки едва глаза из орбит не вылезли. Будто засунули в задницу раскалённую кочергу.       — Эрен?       — Нет! — он выкрикнул и уцепился за плечи мужчины так сильно, что у того после остались следы. — Не останавливайся!       — Тебе больно.       — Не важно!       — Ещё как важно! — разозлившись, шикнул Леви и вышел.       У Эрена слёзы из глаз посыпались.       — Прости, я был слишком резок, — Аккерман крепко обнял глупого щенка и скатился к нему под бок. — Всё у нас с тобою вкривь да вкось, — с жалостливой улыбкой сказал он, ероша мальчишке волосы на макушке. — Давай не сегодня.       «Давай никогда», — перевёл для себя Эрен, всхлипнул и шмыгнул носом.       «Чёртова сахарная принцесса! Не мог потерпеть полминуты? Не мог промолчать? Размазня! Идиот! Бесполезная тряпка!» — голос в его голове не прекращал ругаться, а парень прижался к плечу Аккермана и тихо завыл. Так отвратительно он себя не ощущал уже долгое время. Теперь-то, конечно, Леви к нему добр, уложит его спать и, может быть, даже послушает музыку, пока Эрен совсем не отключится, а завтра: «Давай обо всём забудем?»       — Нет, — прошептал он и всхлипнул снова.       Ему уже было обидно, и эта обида топила, не давая сделать хотя бы один отрезвляющий глоток воздуха, чтобы прочистить мозги.       — Ну что «нет»? — устало спросил Аккерман; все эти встряски его доконали. Непросто было простить самому себе грубость и невнимательность.       — Я хочу это сделать сегодня, — сквозь слёзы и сопли пролепетал пацан.       — Но ты не готов.       — Я давно готов! Это ты всё пытаешься как-то отсрочить, но я не хочу снова ждать!       — Не смей на меня орать, — да, он облажался, но это не давало щенку никакого права в чём-то его обвинять! Сбросив с себя одеяло, Леви встал с кровати, чтобы уйти в душ и лечь побыстрее спать. Но прежде уложит мальчишку. Тот ни в чём не виноват. Абсолютно. А завтра они подумают, как им жить дальше. Может, ещё чуть-чуть подождут, а может… Он поймал себя на мысли, что действительно не хочет или боится переступать последнюю грань, и это было так странно, как будто до этого он её не перешагивал, когда целовал, раздевал пацана, прикасался рукой… Захотелось случайно лишиться руки, хотя бы тех пальцев. Чтобы ему их чем-нибудь придавило!       — Тебе просто слабо! — кинул пацан ему вслед. Он уже перестал реветь и лежал, закутанный в одеяло, злобно сверкая глазищами из укрытия.       Аккерман встал на месте как вкопанный и обернулся через плечо. В свете ночной лампы взгляд его заворожил бешеным ледяным блеском, но доля секунды, и блеск пропал.       — Ты не возьмёшь меня на слабо, — тихо ответил он, снова направившись к двери.       — Будь на твоём месте тот бугай, что пялился на меня в магазине сегодня, он бы точно не зассал.       — И ты позволил бы? — Леви слышал свой голос как будто со стороны. В памяти всплыл давний вечер, после которого вся его жизнь понеслась по другой траектории.       — Кто знает. Он вроде так себе, но для первого раза, наверно, сойдёт.       Яд разлился по душе, отравляя разум.       — Хочешь быть шлюхой?       Эрена моментально парализовало. Давно его не называли такими словами. С тех самых пор. И уж точно он не ожидал никогда их услышать от Леви применительно к себе.       Взгляд из-под полуприкрытых век гипнотизировал. Сердце забилось быстро, как у пичуги, а пошевелиться, хоть пальцем дёрнуть — ни-ни.       — Готов подставиться под первого встречного, лишь бы тебя уже выебли, наконец? И всё потому, что я беспокоюсь о твоём самочувствии и не хочу травмировать? — Сев на постель рядом, он очень медленно погладил Эрена по щеке, но эта нежность казалась мальчишке притворной, и не напрасно — Леви очень грубо и больно схватил за лицо. — Я у тебя спросил.       Эрен поднял глаза.       Он отчаянно хотел возненавидеть Леви, но не мог. Не за что было. Ведь Аккерман был добр к нему всегда, даже теперь, когда в первый раз за всю жизнь делал больно физически. И он был единственным, кого Эрен любил. Пусть чувство его было низким, уродливым, недостойным, пусть оно пачкало светлый образ «отца», но Эрен любил и хотел его так, что всё остальное, маячившее на фоне, уже не имело значения.       Особенно в этот момент.       Леви прочитал его взгляд и медленно разжал руку, а парень приластился к ней и припал губами к ладони, прерывисто и тяжело выдыхая. Желание волнами лавы раскатывалось по телу, нестерпимое, выжигающее всё на свете. Ноги под одеялом раздвинулись сами, заныла от шевеления ткани разгорячённая плоть.       Леви сорвал одеяло, схватил под коленками ноги мальчишки, задрал их и резко, чуть криво, вошёл одним махом, заставив кричать. Вскрикнул и сам — от боли и тесноты, но это не помешало ему пронзить узкий вход ещё несколько раз, прежде чем оглушённым упасть в объятья любимого.       Эрен под ним продолжал стонать, тяжело и шумно дыша. Леви привстал на локтях и вгляделся в его лицо: блестящее от мельчайших капелек пота, румяное, абсолютно расслабленное и довольное. Зря Аккерман искал слёзы и ужас в блядских зелёных глазах, там больше не было ничего, кроме томительного желания, страсти, радости и надежды. И всё же сказать ему пару ласковых стоило.       — Ты, маленький гадёныш, не смей больше так делать, слышишь?       Эрен только улыбнулся, обвил его шею руками и поцеловал в ответ.       Он, наконец, был его, принадлежал ему целиком. И пусть боли было чуть больше, она добавляла особую остроту удовольствию. Но самое главное было даже не это, а то, что они будут вместе. От счастья хотелось кричать на всю улицу, на весь город, на всю вселенную. Что бы теперь ни случилось. Они будут вместе. Отныне и навсегда. И умрут в один день. Как в сказке.       Эрен проснулся в начале восьмого утра. Солнце играло тенями на потолке. Где-то на дереве, за окном, пела птица, так звонко и весело, что веселей становилось на сердце. По улице проехала машина, и снова затихло. Осень дурила голову запахами упавшей листвы, последним теплом, солнечными денёчками. А у Эрена в голове был пожар. Влажные ночные тропические леса с резкими криками обезьян, сумасшедшие летние ливни и засуха, простой чёрствый хлеб с молоком и изысканнейшие кушанья с самыми редкими и роскошными винами, что есть на свете. И романтика Парижа. И захватывающие башни Нью-Йорка. И милый, уютным дом, в котором он сам лежал на кровати в комнате на втором этаже, пока слезинки, играя на солнце, стекали по вискам на подушку.       — Эй, — Леви повернулся и посмотрел на него встревоженно. — Снова ревёшь?       — Нет, — Эрен ему широко улыбнулся и вытер глаза, а потом улёгся на бок и обнял, прижимаясь ухом к груди, чтобы услышать биение сердца. — Я просто счастлив.