Под откос

      Он не успел поймать Эрена перед падением, но, подбежав, сразу приподнял над полом. Голова парня склонилась к плечу, на лице застыла тревога. С улицы тянуло холодом, снег наметало на тёмно-зелёный ковёр. Леви инстинктивно прижал к себе Эрена, чтобы согреть.       — Входите уже и закройте дверь, — раздражённо потребовал Аккерман, не поднимая глаз. Отчего-то он не хотел смотреть гостю в лицо.       Тот спорить не стал, вошёл и закрыл, снял с головы шляпу. Леви мельком взглянул на его руки, скорее по привычке, нежели из опасений увидеть оружие. Даже перчатки у гостя были из белой кожи. Это впечатляло.       — Вы Леви Аккерман? — голос ему показался знакомым, но не настолько, чтобы сравнить его тут же с чьим-то ещё. И всё же…       — Он самый. — Леви посмотрел на него.       Желание спрятать Эрена подальше от этого человека затмило весь белый свет. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем Леви понял, что молодой мужчина, стоящий перед ним, не отец Эрена. Он не особенно сильно был внешне похож на старшего, ныне покойного Гришу, но то, с каким выражение лица он смотрел на них с Эреном, внушало почти первобытный ужас.       Справившись с новым, столь непривычным и сильным чувством и бросив короткое: «Располагайтесь», Леви подхватил Эрена на руки, быстро поднялся по лестнице и скрылся за дверью детской.       С трудом дотянувшись до клавиши на стене, он включил свет и, пнув ногой матрас, свёрнутый рулоном с тех времен, как Эрен полностью перебрался в спальню Леви, раскатал его по поверхности кровати. Бережно опустив Эрена сверху, Леви аккуратно похлопал по бледным щекам.       — Ну давай, приди в себя, Эрен.       Сердце в груди колотилось. Слух вычленял звуки, летящие из телевизора с первого этажа, пытаясь не упустить среди них шаги вверх по лестнице, но никаких шагов не было.       Неровно вздохнув, парень резко открыл глаза.       — Что?.. Где я?       — В твоей комнате.       Эрен уставился на Леви в непонимании, но уже через секунду стало видно, как память к нему возвращается: он застыл, словно парализованный, не в силах пошевелиться, даже глаза перестали моргать.       — Леви, — только и смог он выдавить из себя, но в этом зове был весь его ужас.       — Успокойся, пожалуйста. — Леви погладил его упрямую голову и прижался к его лбу своим. — Наш гость ждёт внизу. Мне надо спуститься.       — Не ходи к нему! — Эрен вцепился в плечи так крепко, что стало больно от пальцев. — Не оставляй меня!       Он тяжело дышал, взгляд с лихорадочным блеском метался от двери к Леви, и успокоить его казалось почти невозможным.       — Всё будет хорошо, малыш, — Леви попытался, но ничего у него не вышло.       — О чём ты?! Это же он! — Лицо озарилось безумной улыбкой. Эрен шептал очень тихо, но от того, как напрягалась при этом вся его шея, казалось, что он кричит во всё горло.       — Эрен…       — Не ходи к нему! Он убьёт тебя! А потом меня! Он пришёл отомстить! Он пришёл…       — Ерунду не говори. Это живой человек, а не призрак. — Леви удивлялся сам на себя, как у него ещё сил хватало внушать, но, видимо, где-то судьбой ему было написано быть всегда сдержанным, собранным, благоразумным и никогда не терять рассудка. — Скорее всего, я так думаю, он может быть твоим родственником. А родственники иногда друг на друга похожи. — Эрен застыл и опять посмотрел на Леви, о чём-то усиленно думая. — Так что заранее волноваться о том, что он сделает плохо, незачем, — этого заверения хватило, чтобы освободиться от крепкой хватки. Леви дотянулся до мягкой игрушки, сидящей на кресле, взял её и вложил в руки Эрену. — Вот тебе мистер Длинные Уши. С ним будет не так страшно.       Не устояв перед страхом в огромных глазах, перед желанием Эрена спрятаться, Леви погладил его по щеке ладонью, склонился и поцеловал. Острое возбуждение моментально пронзило насквозь, но Леви нашёл в себе силы и оторвался от мягких солоноватых губ, поймав напоследок несдержанный выдох своими губами. Он улыбнулся, глядя на вновь зарумянившиеся щёки мальчишки. Страх отступил на второй план, и вновь появилась уверенность: сейчас они вместе, а это самое главное, их ничто никогда не разлучит.       Леви предпринял попытку подняться с кровати, но Эрен снова остановил его.       — Подожди.       — Будет выглядеть странно, если я не спущусь немедленно.       Он встал, вынул из шкафа старое одеяло, которое для Эрена было теперь коротковато, накрыл его и потрепал по волосам.       — Я люблю тебя. Запомни это.       — Я тебя тоже люблю. — Эрен слегка повернул лицо и поцеловал ласкающие его пальцы. На контрасте с этой нежностью голос Леви стал немного отстранённым. Это заставило Эрена насторожиться и внимательно выслушать сказанное.       — Пока я буду с ним разговаривать, ты полежишь тихонько тут. Только прошу тебя, не выходи, сделай вид, что ещё без сознания. А за меня не волнуйся. Если что, я с ним справлюсь.       Эрен молча кивнул.       Поддев его кончик носа пальцем, Леви вышел из детской и неторопливо спустился вниз, где его дожидался незваный гость.       Трудно было определить его возраст из-за очень светлой, почти седой короткой бороды с усами, но всё же Леви решил, что на вид тому лет двадцать пять, плюс-минус два года. С таким возрастом он мог быть как младшим братом Гриши, так и старшим братом Эрена. Оба варианта Леви одинаково не устраивали, но выгнать таинственного незнакомца повода пока что не находилось, хоть и вёл он себя нескромно: сидел, развалившись прямо в пальто на диване, смотрел телевизор и хохотал так, будто видел американские шоу впервые в жизни. Ботинки гость тоже не снял, от них на ковре остались два отвратительных мокрых следа. Но не успел Аккерман дойти до дивана и сделать ему замечание, как гость огорошил улыбкой, вставая навстречу, протягивая ему руку:       — Я снял ваш соус с огня, надеюсь, вы не против?       Леви растерялся немного, он понял, что совершенно забыл выключить газ у конфорки.       — Да, разумеется. Большое спасибо.       — Меня зовут Зик. Я старший брат Эрена, — и, усмехнувшись, добавил, — единокровный.       Леви на новость почти не отреагировал, только немного приподнял брови. Рукопожатие вышло крепким и кратким, Леви оно ни о чём не сказало.       — Я там наследил немного, вы уж простите. Совсем отвык от снега, — продолжал суетиться гость, как будто ему всерьёз было дело до чужого ковра.       Возможно, сам Зик был не так уж и плох, но Леви он очень не нравился, и то, что он свалился как снег на голову именно в этот момент, когда у них с Эреном всё хорошо, не нравилось ещё больше.       — Я уберу, — ответил он коротко и засунул руки в карманы.       — Ловко вы его носите, — хохотнул Зик легко и непринуждённо. — Эрена. Вжух и уже наверху. Я бы так не сумел.       У Аккермана возникло весьма неприятное тянущее ощущение под ложечкой, но он не подал виду. В любом случае расслабляться не стоило, с этим Зиком необходимо было следить за любым словом, вылетающим изо рта.       — Эрен в последнее время часто падает в обмороки, переходный возраст, знаете ли. Может порезать палец и отключиться от вида крови. Я натренировался, — ответил Леви ровным, спокойным голосом. — Простите. Вы сказали, что вы брат Эрена? Почему же мы раньше вас не нашли?       Перед тем, как оформить опекунство, Леви действительно разыскивал родственников, но не смог найти ни единого.       — До африканских миссий письма доходят долго, — с улыбкой ответил Зик и развёл руками.       Леви пришёл в замешательство, заметив в сбившейся петле шарфа чёрную стойку воротника с колораткой. Священник? Серьёзно?       — Что ж, присаживайтесь. Только всё же разуйтесь, пожалуйста. Мы не ходим по дому в уличной обуви. Если хотите, могу предложить вам тапочки для гостей. Может быть, чаю? — Леви изо всех сил старался изобразить из себя радушного, гостеприимного хозяина и очень надеялся, что у него получается, но гость его был далеко не так прост, как хотелось бы.       — По правде сказать, мистер Аккерман, я хотел повидаться с Эреном.       — Эрен сейчас не в том состоянии, чтобы встречать гостей, — перебил Аккерман мягко, но очень уверенно.       — Это я понял. — Зик помолчал секунду-другую, глядя ему в глаза со странной доброй снисходительной улыбкой, как терпеливый пастырь, должно быть, глядит на отбившуюся от стада овцу, вернувшуюся обратно с паршой. Но Леви себя овцой не считал, и паршивой тем более. — Вас, должно быть, удивляет мой визит. Но вы не должны удивляться, Леви. Это закономерно, — заговорил Зик елейными интонациями, от которых у Аккермана мгновенно свело скулы.       — Что вы имеете в виду? — Леви улыбнулся, но по изменившемуся выражению лица собеседника догадался, что улыбка его далека от дружелюбной.       Зик тяжело вздохнул.       — Я помню отца по единственной фотографии. Мать говорила, что мы немного похожи. Она всегда твердила, что он замечательный: умный, добрый, щедрый, настоящий мужчина, храбрый солдат. Но война разлучила их. Когда мать умерла, церковь дала мне приют, вскормила, взрастила и воспитала. Я стал священником, потому что не видел иного пути для себя. Всё это время я был уверен, что не осталось людей, которых я мог бы назвать родными. По окончании семинарии меня направили в Африку, где я и пребывал до последнего времени. А несколько месяцев назад, — он улыбнулся немного странно, и Леви показалось, что Зик привирает, — я получил письмо, которое долго блуждало по миру, прежде чем оказаться в моих руках, и выяснил, что отец мой был жив, но его уже несколько лет как нет. Зато у меня есть брат. — Он посмотрел на Леви просветлённым взглядом. — Единокровный брат, но это неважно. Он — тот единственный человек, которого я могу назвать своим родственником. И я очень надеюсь стать для него семьёй. — Последняя фраза Леви показалась немного двусмысленной, но он объяснил своё искажённое восприятие собственной патологической ревностью. — Я хотел написать сначала письмо, но потом передумал, решил дождаться, когда смогу сам приехать и посмотреть на него.       — Я глубоко сочувствую вашей утрате, Зик. Потеря родителей это очень печально в любом возрасте. Эрену тоже пришлось несладко, он потерял в один день и мать, и отца. Уверен, он будет вам рад. — Леви увидел, что Зик его хочет прервать, и поспешил остановить его примирительным жестом руки. — Но должен вас предупредить: в первое время могут возникнуть некоторые затруднения в вашем общении. Вы же видели, как он отреагировал, только увидев вас? Это не просто так. Дело в том, что вы действительно очень похожи на старшего Йегера. И Эрен… думаю, он испугался.       Возникла короткая пауза. Видимо, Зик ждал продолжения, но не дождался и уточнил:       — Почему?       — Не хотелось бы огорчать вас, но, по правде сказать, Гриша был не самым лучшим отцом.       — Откуда вы это знаете?       — Я полицейский. Я наблюдаю за всеми. Это скорее привычка, чем необходимость. Несколько раз я видел мать Эрена в синяках, а его самого я однажды нашёл достаточно далеко от дома, у бара, откуда он сам не мог добраться домой, и проводил его. А когда после смерти родителей его осматривал врач, у Эрена обнаружилось несколько шрамов.       — Что за шрамы? — не понял Зик. Леви внимательно наблюдал теперь за его глазами и находил в них только отстранённое любопытство, но ни грамма заботы, участия и сострадания. Хотя, скорее всего, отец Йегер просто не верил ему.       — Больше всего они похожи на ожоги от сигарет.       — Я правильно вас понимаю, вы намекаете на то, что их мой… наш отец их оставил?       — Не берусь этого утверждать со стопроцентной уверенностью, но, боюсь, больше некому.       — Вы спрашивали у Эрена?       — Конечно. С ним говорил психолог. Мальчик отвечал, что ничего не помнит.       — Кто убил отца, он тоже не помнит?       Подобный вопрос Леви ожидал, но ему всё равно показалось, что снова открыли дверь и ветер со снегом пронзает его насквозь.       — Эрен ту ночь провёл в своей комнате. В доме был кто-то ещё, но мальчик его не видел. Убийцу мы так и не нашли. Это мог быть случайный прохожий. Гриша много пил и частенько приводил кого-то домой.       Зик тяжело вздохнул, переваривая услышанное, но спустя пару секунд задал новый вопрос как бы между делом:       — Почему именно вы усыновили Эрена?       — Я его знал. Мы общались какое-то время до этого. Он иногда приходил ко мне на порог помолчать.       — Помолчать? — удивился Зик со странной улыбкой, глаза его были при этом холодны.       — Да.       — Но зачем?       — Должно быть, его не устраивала обстановка, царившая дома, — Леви остался доволен своим ответом, хотя внутри начинало подрагивать. — Когда убили его отца, Эрен встретил полицию на пороге, маленький, бледный, на нём лица не было. Вам кажется это смешным? — уточнил Аккерман, заметив блуждающую улыбку на лице собеседника.       — Я не смеюсь, нет, — Зик покачал головой. — Я просто растроган. Вы чуткий человек, мистер Аккерман, — Леви показалось, что тон, каким произнёс отец эти слова, отдавал издёвкой.       — Мне всегда казалось, что это нормально — сочувствовать маленькому ребёнку, попавшему в беду.       — Да, конечно, это святое дело любого порядочного христианина. Просто мне кажется странным, что этим христианином оказались именно вы. — Леви не успел спросить его, что с ним, по мнению Зика, не так, тот опередил его очередным вопросом, вновь меняя тему. — А где, кстати, миссис Аккерман? Вы же ему не один сочувствуете?       С каждым вопросом их диалог всё больше начинал походить на допрос, но как его остановить, не вызывая к себе подозрений, Леви пока не понимал, слишком быстро всё происходило.       — Ошибаетесь, я не женат.       — Но были?       — Был. Мы давно в разводе, — Леви старался отвечать коротко, но до определённой степени откровенно, ему показалось, что так будет правильнее — вести себя как можно спокойнее, пока не получит чуть больше интересующей информации.       — И почему не женились снова?       — Не сложилось. Я уделял много времени Эрену, стараясь быть для него хорошим отцом.       — Уверен, что вы просто прекрасный отец, мистер Аккерман.       Нет, ему не показалось. Зик действительно вкладывал в каждое слово два смысла. Но если внутри у Леви скреблось и вопило предчувствие близкой опасности, лицом он не выдал и капли смятения.       — Не хотелось бы хвастаться, но сомневаться в себе я повода не давал, — ответил со всей серьёзностью он. — Эрену здесь хорошо живётся. Он примерный ученик, на хорошем счету, в данный момент выбирает профессию, пока не определился. У него есть друзья…       — О, в этом я нисколько не сомневаюсь! — перебил его Зик. — Верю, что Эрен растёт замечательным юношей, честным, ответственным, благочестивым, ходит в воскресную школу…       — Мы с Эреном не посещаем церковь, — теперь уже Леви прервал собеседника.       — Простите, а вы что, еврей? — осторожно поинтересовался отец.       — Я атеист, — усмехнулся Леви. — Эрен особой тягой к религии тоже не отличается. Но во всём остальном он такой же подросток, как все.       Зик покивал на это, глядя в пол.       — Очень надеюсь, что мне удастся склонить его на свою сторону.       — Очень надеюсь, у нас до этого не дойдёт, — Леви растянул на лице дежурную улыбку, чувствуя, что пора закругляться с беседой, пока она не перешла к рукоприкладству. — Не подумайте, я ничего не имею против церкви, но я категорически против насилия над личностью. И если Эрен сам не захочет, я никому не позволю его заставлять. — Зик с интересом взглянул на него, но, вопреки ожиданиям Леви, спорить не стал. — Когда он придёт в себя, я с ним поговорю о вас. Думаю, он будет рад познакомиться с братом. Тогда мы могли бы собраться и обсудить этот вопрос все вместе. Вы ведь остановились в доме напротив? Белый пикап?       Зик удивлённо приподнял брови, пронзая холодным острым взглядом.       — А вы действительно наблюдательны.       — Издержки профессии, — пожал плечами Леви.       Зик кивнул, принимая его ответ, развернулся и медленно направился к выходу. Леви так же медленно двинулся следом, чтобы его проводить. Уже у двери он подумал, что Зик мог его проверять, подставляя спину нарочно, и от мысли об этом закололо в ладонях. Но ничего не произошло, и гость вышел так же свободно, как и вошёл в их дом.       — И всё же, — заговорил он уже за порогом. Снег тут же осел на белых полях его шляпы, казалось, Зик сам состоял из снега — пни и рассыплется, как снеговик. — Не понимаю, какой интерес вам, одиночке, брать к себе мальчика на воспитание.       Леви почувствовал невероятную слабость, как будто простыл накануне и теперь очень сильно болел. Он старался держать лицо перед Зиком, но тот постоянно бил в самое слабое место, желая того или нет.       — Созрел для того, чтобы стать отцом, — со слегка вопросительной интонацией ответил ему Аккерман, снова пожав плечами и улыбнувшись, но улыбка эта далась с огромным трудом. — Немного странный вопрос для священника, не находите? — В этот момент Аккерман и сам захотел стать для Эрена только отцом, причем образцовым отцом, воспитывающим сына с соблюдением всех канонов этики и морали. Чтобы к нему никто не смел придираться.       — Да, — усмехнулся на это Зик. — Простите. Как священник, я должен стремиться к свету и стараться видеть в людях только хорошее, но порою бывает сложно поверить в исключительно гуманные побуждения. Я насмотрелся разного. И побывал в тех местах, где до сих пор война.       — У нас войны нет.       — Да, — согласился Зик, кивнув. — Слава Богу. Но вы же знаете, Леви, — он вновь посмотрел в глаза, и у Леви по спине прокатился озноб. — Война всегда происходит в наших сердцах. Война между Богом и дьяволом. И спасён будет тот, кто отыщет в своём сердце путь к чистоте и смирению. А тем, кто идёт по пути греха, прощения не будет. И конец их страшен. Будьте здоровы, Леви. Не забудьте поговорить обо мне с Эреном. Доброй вам ночи.       — И вам, — кивнул ему Аккерман.       Он закрыл за ним дверь и прислонился к её остывшей поверхности лбом. Стараясь совсем не дышать или делать это как можно тише, он вслушался в тишину и различил удаляющиеся шаги по скрипучему снегу. Через какое-то время, минуту, может быть, две, открылась дверь у соседей напротив, послышались радостные голоса и тут же затихли.       Лишь после этого Леви с трудом смог разжать одеревеневшие от напряжения пальцы и отпустить дверную ручку. Он хотел сделать хотя бы два шага назад, а лучше подняться наверх, успокоить Эрена, сказать ему, что на самом деле всё хорошо, но в этот момент телевизор взорвался хохотом.       Леви крупно вздрогнул и тут же осел на колени.       — Господи… — Он посмотрел на свои ладони, обычные человеческие ладони, и с силой прижал их к такому же обыкновенному человеческому лицу. — Господи… Господи… — зашептал он одними губами, стараясь не проронить ни звука, чтобы мальчишка, сидящий там, наверху, как яростный бог, не услышал его и не подумал, что он ослаб. — Господи, помоги мне.       Леви поджал под себя одну ногу, развернулся и прижался спиной к двери.       Перед ним лежал весь его дом, и каждый в нём сантиметр являлся свидетелем незаконной, неправильной и порочной любви с его ненаглядным мальчишкой.       Зик говорил ему правду о том, что в душе человека сражаются дьявол и Бог, и Леви почувствовал это, увидел настолько ясно, что чуть не расхохотался. Но смех, как и вопль, что рвался наружу из резко вздымающейся груди, Леви старался сдержать, чтобы Эрен не догадался о его страхе и о его смятении.       Эрен. Его Эрен.       Леви давно ему проиграл, но не жалел об этом даже теперь, когда понимал, что в покое их не оставят. Ему было страшно лишь за одно — что с ними будет теперь. Никогда прежде ему не было страшно до такой степени. Его на мгновения словно парализовало.       С огромным трудом вздохнув, он прислонился затылком к твёрдой поверхности и замолчал, глядя на приоткрытую дверь в детскую комнату сквозь перила. Там оставался его мальчишка — все его радости и надежды, мечты и грёзы, всё самое лучшее, самое светлое было связано только с ним. Как это всё могло быть от дьявола?       Леви никогда не считал себя верующим человеком, он не любил раздумывать и рассуждать на тему божественной сути, грехов и прощения. Как офицер полиции он чтил закон, стоял на его страже и всегда придерживался мнения, что закон един для всех. Он не был вправе выступать в роли судьи. Но однажды Леви присвоил себе это право и преступил закон. И теперь уже было неважно, что именно он совершил — он являлся преступником. И Эрен его был таким же преступником, как и он. А любому преступнику полагалось сидеть в тюрьме.       За себя Аккерман практические не беспокоился, но вот Эрен… Он понимал, что мальчику там не выжить. А если о них узнают, его упекут ещё и в лечебницу. Нет. Он не должен был этого допустить. И не допустит. Он не отпустит его от себя ни на шаг и не позволит уйти самому.       — Леви? — робкий голос послышался с верхнего этажа. Дверь едва колыхнулась, и в узкую щель осторожно протиснулась голова.       Эрен заметил его и замер. Несколько долгих секунд он вглядывался Аккерману в глаза, пытаясь понять, одни они в доме или их гость ещё здесь, потом осмелел, выполз из комнаты и почти так же сел на пороге.       Настырный мальчишка. Забавный. Леви любовался им даже в такой момент, когда все мысли его были заняты обдумыванием плана побега. В глазах его Леви больше не видел страха, в них блестел интерес и живое, почти ощутимое, участие, словно Леви накрывали большие тёплые крылья, чтобы сберечь. И он знал прекрасно, что никогда никому его не отдаст, не предаст его, не позволит его отнять. Пока будет жив.       — Почему ты сидишь на полу? — спросил его Эрен, когда надоело молчать.       — Устал.       Однако, заговорив, Леви почувствовал силы в себе, достаточно сил, чтобы встать, погасить телевизор и свет на кухне и во всём доме и не спеша поплёлся наверх.       Но на последних ступенях силы иссякли, Леви уселся прямо на лестнице и привалился плечом к стене.       Эрен мгновенно подполз к нему на четвереньках, спустился, обнял, обвив руками, стянув по плечам и груди, словно плющ ядовитый, и зашептал прямо на ухо, как несколькими часами ранее Леви шептал ему:       — Всё хорошо, Леви, всё будет хорошо. Не переживай, мы с тобой со всем справимся, мы от него избавимся и заживём, как и прежде.       — Избавимся? — глухо переспросил Леви. — Что ты имеешь в виду? — Он повернул голову, чтобы увидеть Эрена, но не смог. Во всём доме было темно. Свет, что падал теперь узким лучом из детской и освещал площадку у Эрена за спиной, делал задачу невыполнимой, но Леви прекрасно знал, как этот засранец дышит, когда улыбается.       — Убьём, конечно, что же ещё? — ответил Эрен всё так же шёпотом.       — Ты в своём уме? — Леви показалось, что он сам начинает сходить с ума, потому что идея мальчишки не показалась ему такой уж дурной, единственное, за что он теперь волновался, — невозможность её воплотить таким образом, чтобы на них никто не подумал.       — Если мы иначе не можем избавиться от него, его надо убить. Пока он не прикончил нас. Ты же сам слышал, он не поверил тебе. Значит, он будет и дальше копать, кто прикончил папашу… — Эрен был чертовски убедителен, но Аккерман не мог принять в нём такие стремления, не мог и категорически не хотел.       — Я убивать никого не буду, — заявил он и покачал головой, пытаясь хоть так отвязаться от навязчивой картины перед глазами: Зика на кресле с пробитым горлом в луже собственной крови, каким он однажды нашёл в своём доме Гришу.       — Тебе его жалко, что ли? — он уговаривал так, словно выпрашивал очередную пластинку, и у Леви по коже пополз озноб. Когда его мальчик успел стать таким? Или он был таким всё это время, а Леви просто не хотел замечать?       — Нет, мне не жалко. Жалеть его не за что. — Голос был твёрд, хотя внутри всё трещало по швам. — Но я не считаю себя вправе отнять чью-то жизнь из-за дурацких подозрений. Он ведь на самом деле твой брат.       — Дерьмо собачье! — выругался мальчишка, а у Леви не осталось сил, чтобы его одёргивать, и, должно быть, впервые он промолчал на это. — Нет у меня никаких старших братьев!       — Он очень сильно похож на Гришу, ты сам его видел, и возраст подходит. У вас с ним разные матери, но общий отец.       — Он тебе врёт, — Эрен как будто себя убеждал в этом, а не его. — Не может такого быть.       — Всё может быть! Всё, что угодно! — сказал Леви громко и тяжело задышал. Ему становилось всё хуже, и голова закружилась.       Эрен вздохнул, отпустил его, сел, как и Леви, спустив ноги вниз по лестнице и, усмехнувшись, сказал:       — Я быстрей поверю в то, что он агент. Эти соседи мне никогда не нравились, он ведь у них остановился? Наверняка следили за нами всё это время, чтобы потом накрыть. Всё-таки докопались, кто его прикончил. Любопытные суки.       Леви удивился бы снова, если бы не его состояние.       — Ты вот серьёзно сейчас?       — Я всегда тебе говорил, что с ними не всё в порядке, а сейчас одно с другим складывается, неужели ты сам не видишь?       — Эрен. Ещё немного, и я буду думать, что не всё в порядке у тебя с головой. — Мальчишка расхохотался и замолчал так же резко, как начал, когда Аккерман добавил: — И, в отличие от тебя, я как раз чертовски серьёзен.       — Ох, — вздохнул тот и посмотрел с умилением; Леви уже различал — глаза к темноте привыкли. — Ты только сейчас об этом задумался? Милый мой, Леви, — Эрен протянул к нему руку и мягко погладил по волосам, как ребёнка. — Иногда ты такой наивный, что я удивляюсь, как ты выжил в этом жестоком мире.       Эти слова, этот жест, ласковый снисходительный тон вывели из себя моментально. Крепко схватив пацана за запястье, Леви заломил его руку назад, уронил спиной на пол и навалился сверху. Эрен под ним тяжело задышал, улыбаясь так откровенно и вызывающе, что у Леви при взгляде на его губы болезненно заныло в паху. В этот момент он пожалел, что позволил Эрену иметь над собой столько власти; теперь он хотел получить эту власть обратно.       — Ещё одно слово в подобном тоне, гадёныш, — зарычал он, не в силах больше сдерживать ярость, плескавшуюся внутри, — я вырву твой мерзкий язык и скормлю его бездомным собакам! А руку сломаю так, что ты больше не сможешь и пальцем пошевелить!       Но Эрен угроз не испугался, глядел в глаза совершенно безумным от вожделения взглядом, грудь вздымалась под футболкой, живот подрагивал.       — У меня останется вторая, чтобы дрочить тебе, — почти простонал он, втянул воздух сквозь зубы, закусил губу и нетерпеливо потёрся пахом о так неудачно подставленное Аккерманом бедро. — А сосать я смогу и без языка, — добавил он, ухмыльнувшись.       Для Аккермана такой ответ означал его полный крах даже не как родителя — ту неудачу он потерпел давно, и о ней не печалился, — но как наставника, опекающего и направляющего по жизни. Он ведь вложил в Эрена все свои силы, всю свою нежность, любовь, свои мысли и ценности, а вырастил паразита, чудовище, которое жизнь человеческую не ценит, да ещё и над ним потешается, не ставит его ни во что. Мысль об этом была для Леви самой страшной, пугающей, невыносимой. Но что он мог сделать теперь? Пацан не боялся гнева, наверняка не боялся и боли, Леви иногда был с ним жёстче необходимого и отлично знал, что Эрен только распалялся жарче от грубых прикосновений. Единственным, чего мальчишка всегда боялся всерьёз, было то, что Леви от него отвернётся.       Отпустив Эрена, он снова сел на ступень. Его начало потряхивать. Эрен, посмеиваясь, приподнялся на локте, затем уселся, потянулся к нему руками, чтобы обнять, но Леви больно врезал ему по рукам и отвернулся снова. Короткое слово сорвалось с губ будто само собой:       — Уходи.       Эрен, не веря, опять потянулся, вновь получил по рукам и замер в недоумении.       — Леви?..       — Я сказал — уходи.       — Куда? — спросил Эрен с улыбкой. Он всё ещё не понимал, думал, что с ним играют. Но Леви было совсем не до игр, для него всё происходящее было очень серьёзно: либо он сделает это сейчас, либо он потеряет всё, начиная с веры в себя.       — Куда хочешь. — Он вжался в стену плечом; если мог бы сейчас, встал бы сам и ушёл, но силы покинули совершенно.       — Хочешь, чтобы я спал в своей комнате? — уточнил Эрен. Голос его стал серьёзным, даже немного встревоженным, но Аккермана это не трогало. Его ничего больше не трогало, будто внутри кислотой выжгло до онемения.       — Хочу, чтобы ты ушёл. Из этого дома, из моей жизни. Совсем.       — Не говори так, Леви… — начал Эрен, но Леви его перебил:       — Уходи.       — Пожалуйста.       — Я не буду…       — Леви…       — …сто раз повторять. Уходи.       — Леви! — Эрен повысил голос, но ровно настолько, чтобы привлечь внимание. — Ты обещал, что не будешь жалеть!       — Обещал, — согласился Леви. — Я не жалею. Но я не хочу тебя больше видеть.       — Да что изменилось? Что я сделал не так? Ты всегда реагировал одинаково, тебе всегда нравилось, когда заигрываю с тобой, что случилось сейчас? — Эрен разволновался, голос его зазвенел от страха, но Леви это словно бы не касалось.       — Дело не в этом. Но объяснять ничего я не буду, потому что ты сам прекрасно всё понимаешь. — Он с огромным трудом встал на ноги и развернулся лицом к двери в свою — их, чёрт возьми, спальню. — Освободи дорогу, мне нужно пройти.       Эрен расставил ноги шире, а у Леви не хватало сил просто перешагнуть их.       — Нет, — Эрен упрямо мотнул головой.       В другой раз Леви отодрал бы его прямо здесь, на лестнице, но теперь от одной только мысли об этом его воротило, как будто его ненормальная, болезненная привязанность и зависимость, наконец, отмерла и отпала сама собой.       — Освободи мне дорогу, — потребовал он.       — Я сказал нет! — агрессивно ответил Эрен, глядя на него во все глаза сквозь полумрак.       — Кажется, ты не понял меня. — Леви старался сохранять спокойствие, но глядя на издёргавшегося пацана с перекошенной физиономией, на блики света в его уже влажных глазах, делать это было всё тяжелее. И всё же как он любил его! Даже теперь, когда причинял ему боль намеренно. Но Леви уверен был, что эта боль Эрена хоть чему-то научит. — Сейчас у меня нет сил на это дерьмо, но завтра я соберу тебе чемодан, и ты отправишься через дорогу к своему брату. Он будет очень рад тебе, познакомит со своими друзьями, расскажет о Боге, начнёт водить в церковь и сделает из тебя добропорядочного гражданина, чего не вышло у меня.       — Что за херню ты несёшь?! — Эрен рассмеялся, но от отчаяния — в этот момент Леви видел его насквозь.       — И я не буду больше делать тебе замечаний по поводу мата, грубостей в свой адрес, не буду тебя заставлять убираться и делать, как я говорю. У тебя будет новый опекун. Я думаю, тебе там понравится.       — Нет, Леви, мне не понравится. — Эрен шмыгнул носом. — О чём ты вообще? С тобой всё в порядке? Как ты себя чувствуешь? Ты ничего с ним не пил? Может, тебя опоили чем-то?       — Я тебе всё сказал. Освободи дорогу, я не хочу перешагивать через тебя.       Эрен поджал ноги, прижал ладони к лицу, потряс головой, как будто не верил в происходящее, вытер глаза и поднял кверху ладони.       — Леви, подожди. — Он пытался быть сдержанным, хотя пальцы дрожали. — Давай поговорим.       — Я не хочу разговаривать. Я хочу спать.       — Леви. — Он потянулся к его коленям, и Аккерман, переполнившись злостью на то, что ему не дают просто лечь и уснуть, размахнулся и со всей силы ударил ему по рукам, так, что Эрен стукнулся головой о перила и съехал ступенькой ниже.       — Хватит уже! Иди спать, я сказал! Завтра договорим! — выкрикнул Леви, поднялся на две ступени, дошёл, наконец, до спальни, спрятался там и запер дверь.       — Леви, — услышал он голос Эрена с лестницы — слабый, дрожащий, он словно наматывал нервы на веретено, вытягивая из Леви последние крохи тепла. Съехав по двери, Леви сел на пороге, сжался в комок и обхватил голову руками. В глазах стало влажно и горячо, и голова заболела так, что её захотелось разбить о ближайший косяк.       — Какого чёрта ты творишь, сука? — зашипел он себе. — Какого чёрта, Леви? Какого, мать твою, чёрта?!       — Леви. — Эрен подполз к двери и тихо поскрёбся в неё. — Открой мне, пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста… Ну что я сделал не так? Скажи, я исправлю. Я всё-всё исправлю, Леви. Я буду таким, как ты хочешь. Пожалуйста. Впусти меня. Мне страшно. — Он шмыгнул носом, прижался к двери и зашептал прямо в неё. — Не уходи от меня, не бросай меня, умоляю. Мне никогда никто тебя не заменит и, Леви, я знаю, меня тебе тоже. Я же один такой на свете, ты сам мне это говорил.       Леви услышал намёк на улыбку в его скорбном голосе и покачал головой. Вот ведь гадёныш. Знал себе цену отлично. Но ничего! Он его всё равно переломит. Выбьет это дерьмо из его головы. Чтобы ни взгляда в сторону — только ему в глаза, чтобы ловил каждое слово. Всё для его же блага.       — Ну почему ты молчишь? Как будто я со стеной разговариваю. Леви… Я так и знал, что что-то случится. Зря я открыл ему дверь, надо было сделать вид, что никого нет дома. Дурак, дурак! — Леви слышал, как Эрен бьёт себя по голове руками, хотел уже крикнуть ему, но он прекратил сам и снова заговорил быстро, немного путано. — Я всё исправлю, слышишь? Я сам с ним разделаюсь. Можешь не верить, но я с ним справлюсь. И всё будет так же, как и всегда. Ты будешь гордиться мной, как и раньше. Любить меня, как и раньше. Ты будешь любить меня, Леви?.. — Леви повернул лицо всё в слезах и посмотрел на дверь, как будто он видел Эрена сквозь неё. — Ты будешь, я знаю, — в голосе снова мелькнула улыбка. А Аккерман подумал: «Только не это». — Ты будешь любить меня, несмотря ни на что. — «Только не это, Эрен, нет, прекрати!» — А если ты станешь доказывать мне обратное, я буду верить в это. Ты просто очень обиделся. Ты обиделся. Очень сильно обиделся. И потому не пускаешь меня. Зачем ты обиделся? Разве так взрослые поступают? Ты же не мальчик. Это я мальчик. А ты взрослый великодушный мужчина, который всегда спасает меня из беды. Не надо ломать эти правила, Леви. Ты просто ломаешь правила. Не надо ломать. — Он зашевелился, стукнул коленками об пол и вдруг ударил по двери так громко, что Леви вздрогнул всем телом и сжался ещё сильнее. — Открой! — зарычал Эрен со злобой, которую Леви ни разу прежде не слышал, и снова ударил. — Открой эту чёртову дверь! — и снова ударил по двери. — Не смей от меня убегать, Леви Аккерман! — и снова. — Ты поступаешь, как трус! Тебе всё равно не удастся спрятаться от меня! Даже если ты решишь уехать на другой конец Земли, я тебя и там достану… Не бросай меня, пожалуйста, Леви, — снова заговорил он тише совсем уже выцветшим и надломленным голосом и горько зарыдал, оседая на пол. — Левииииииии… Впусти меня к себе, ну пожалуйста, впусти, — забил он руками об пол. — Я буду хорошим. Я буду самым хорошим, я обещаю! Я, знаю, и раньше тебе обещал и не выполнял обещания, но, поверь мне, это в последний раз. Я больше не буду врать. Леви…       От того, как горько он плакал, Аккерман зарыдал вслед за ним. Боль в сердце Эрена оглушала и отзывалась пронзительной болью во всём его теле, но он верил свято, что им обоим это только на пользу.       — Я так сильно, так сильно тебя люблю, Леви. Как же сильно люблю! Если бы ты мог представить, насколько много ты для меня значишь. Пожалуйста, не отдавай меня ему, Леви! Не отдавай, умоляю! Я буду самым послушным! Я никогда не скажу ничего тебе поперёк! Всегда буду… Ик!.. делать только то, что ты говоришь! Обещаю! Я клянусь тебееее! — Аккерман запретил себе реагировать, сидел безучастно и слушал стенания, пока сердце обливалось кровью. — Я больше не буду спорить с тобой и огрызаться, и ругаться матом я тоже не буду! Только, пожалуйста, не отдавааааааай! — И зашептал, как молитву, без остановки. — Пожалуйста, Леви, пожалуйста, Леви, пожалуйста, Леви, пожалуйста, Леви, пожалуйста, Леви, пожалуйста…       Он понимал, что слёзы мальчишки запросто могут быть крокодиловыми. Он знал прекрасно, как Эрен умеет прикидываться, понимал, когда тот пытался им манипулировать, но позволял каждый раз, лишь бы видеть его довольным и счастливым. Именно из-за его, Леви, попустительства Эрен стал таким — дерзким, безнравственным и беспощадным. И отнять последний шанс на исправление у своего больного тоской зверёныша и у себя самого стало бы величайшим малодушием с его стороны, поэтому, как бы ему ни хотелось обнять сейчас Эрена, Леви ему не открыл, а продолжил сидеть неподвижно, глядя невидящим взором в иссиня-чёрную тьму своей, их спальной комнаты.       Видимо, он задремал или впал в подобие сна, потому что совсем пропустил момент, когда причитания Эрена стихли и прекратились совсем. Просто в какой-то момент Леви прислушался и ему показалось, что мальчик его мирно сопит за дверью.       «Уснул», — подумал Леви.       В душе было пусто и невероятно тихо.       И в той пустоте ужасающе громким эхом отозвалось нечто странное — звук падения маленького металлического предмета на кафель в ванной.       — Эрен?       Картина вспыхнула перед глазами так ярко, что Леви сорвался на крик.       Бритва.       — Эрен!       Леви ураганом сорвался с места, вылетел на площадку, схватился за ручку ванной, но дверь была заперта.       — Открой немедленно!       Биться в неё плечом было бессмысленно — дверь открывалась наружу.       — Ты больше меня не любишь, — голос его звучал тихо и отчуждённо.       — Эрен, время уходит! Немедленно отопри дверь!       — Ты меня бросил, — сказал он совсем как маленький, когда вредничал.       — Чёрт возьми, Эрен, ты там подохнешь! Открой эту блядскую дверь немедленно!       — Не любишь меня!       — Люблю, идиотина! — Он со всей силы ударил о стену рукой. — Эрен, впусти! Если с тобою что-то случится, я никогда в жизни себе этого не прощу. Ты самое дорогое…       Но не успел он договорить, как Эрен щёлкнул задвижкой. Дверь поддалась, загорелся свет, и Леви увидел своими глазами то, что и так себе мысленно нарисовал: Эрен стоял на полу в луже собственной крови, она расползалась с каждой секундой, впитывалась в носки, круглый коврик, пачкала ногу, стекая по ней толстыми алыми дорожками, и покидала Эрена катастрофически быстро.       — Чёрт! — Аккерман растерялся на долю секунды, оглядываясь кругом — стиральная машинка, фен с тонким проводом, полиэтиленовая занавеска, зеркало, флакончики разных средств, полотенца на стене, — спохватился, расстегнул ремень и дёрнул за пряжку из брюк.       — Нет! — вскрикнул Эрен, попятился, поскользнулся в собственной крови и чуть не упал, Аккерман вовремя ухватил его за руку. Кровь резко брызнула прямо в лицо.       — О Господи, стой на месте, не собираюсь я тебя бить!       Вдев ремень в пряжку, он продел руку в петлю и затянул выше локтя, как можно туже зажав, а потом несколько раз обернул ремень вокруг руки и протянул конец Эрену.       — Вот держи! Да зубами держи, балда!       Эрен вцепился зубами в ремень, сел на холодный бортик ванны и заскулил.       — Бовна…       — Конечно, больно! Ещё бы!       Он тут же схватил полотенце и обернул им запястье так туго, как только смог. Но намокало оно всё равно слишком быстро. Нужен был настоящий жгут и бинты.       — Жди меня здесь, — строго сказал он, делая шаг к двери, чтобы сходить на кухню за аптечкой.       — Нет! — крикнул Эрен и отпустил ремень. Красное пятно на полотенце тотчас же разрослось.       — Я что сказал?! — Леви вернулся и затянул ремень крепче, не обращая внимания на недовольные восклицания Эрена. — Жди меня здесь. Я вернусь и перевяжу тебя по-человечески.       Он сделал шаг и почувствовал лезвие под ногой. Наклонившись, Леви осторожно взял бритву, сложил и убрал в карман от греха подальше.       Путь вниз по лестнице в темноту оказался немного труднее, чем предполагалось, Леви обсчитался ступенями и подвернул ногу, неудачно ступив на пол. В кухне он тут же открыл нужную полку, достал оттуда коробку, содержимое которой обновлял каждый год, надеясь, что всё-таки не пригодится, и снова помчался наверх. Но то, что он встретил, лишило его дара речи. Эрен не просто разбинтовал запястье, он ковырялся в ране пальцами правой руки и улыбался так страшно, что Леви едва назад не попятился, встретившись с ним взглядом.       — Блядь! — Аккерман швырнул на пол коробку и врезал ему по щеке, чтобы хоть как-то привести в себя. Губы у Эрена задрожали, слюна потекла по подбородку, а слёзы из глаз. — Немедленно прекрати! — Леви уже поднял жгут и бинты, немного запачканные в крови, и принялся перетягивать руку как следует. Быстро взглянув на часы, он запомнил время, когда наложил жгут. В этот момент Эрен начал терять сознание. — Эрен, держись! Не смей умирать, слышишь? — Леви аккуратно похлопал его по щекам. Волосы тут же прилипли к лицу.       Смесь из соплей, слёз и крови быстро застыла и неприятной плёнкой стянула кожу. Эрену начало казаться, что он почему-то падает, падает в бесконечность, сидя на месте.       — Леви, — позвал он, но голоса не услышал и испугался.       «Наверное, я уже умер», — подумал он почти с безразличием, закрывая глаза.       Но тут запястье сдавило и стало больно до тошноты. Леви закончил перевязку, когда Эрен склонился над раковиной и его вырвало.       — Вот хорошо. Не теряй сознание, держись, Эрен. — Леви его быстро умыл, сполоснул наскоро раковину, взял ещё одно полотенце с вешалки, намочил целиком, отжал и принялся оттирать Эрена от крови.       По-хорошему им повезло, что мальчишка чиркнул поперёк, а не вдоль предплечья, но всё же крови было потеряно много, и Леви всерьёз беспокоился, как Эрен это перенесёт. Да ещё истерика эта, будь она неладна. Да он тоже хорош! Зачем издевался над парнем? Знал же, что тот совершенно без тормозов, должен был предугадать его поведение. Слишком от страха расслабился. Вёл себя, как слизняк!       Эрен захныкал, когда полотенце прошлось по ноге несколько раз подряд, вытирая присохшую кровь.       Леви украдкой окинул взглядом всю ванную и ужаснулся. Сколько же он потерял? Пол-литра, больше? Вот блядство!       Быстро сорвав с ног мальчишки носки и кинув их в стирку, Леви оттёр его ноги, как мог, держа за одежду, чтобы тот не завалился в ванну, и осторожно взял на руки.       — Леви, — Эрен вяло ему улыбнулся и уронил голову на его плечо.       — Глупый мальчишка, не смей заболеть после этого, слышишь меня?       — Леви, — только и повторил он, вздыхая.       Вернувшись с ним в спальню и положив на кровать, Аккерман включил свет и осмотрел целиком — никаких повреждений у Эрена больше не было. Сев рядом с ним, Леви погладил его по щеке. Эрен слегка приоткрыл глаза, улыбнулся.       — Ты здесь, — еле слышно прошептал он, потёрся щекой о ласкавшую его руку, и на ресницах снова блеснули слёзы.       — Я здесь, — подтвердил Аккерман, ощущая всю тяжесть вины за произошедшее. Он не врал, когда говорил, что не простит себе, если с Эреном что-то случится. Он просто не смог бы жить без него и ушёл бы следом за ним сразу, не думая ни минуты, не сомневаясь. — Я здесь, детка. Как ты?       Эрен причмокнул ртом и тихо озвучил:       — Пить.       — Пить, — повторил Аккерман, тут же соображая. — Для этого надо спуститься на кухню. Ты подождёшь?       — Нет, — нахмурился парень и взял его за запястье, чтобы Леви свою руку не убирал. — Не уходи.       — Но тебе действительно надо пить, ты потерял достаточно много крови.       — Ничего, всё в порядке.       — Ни черта не в порядке! — снова вспыхнул Леви.       — Не ругайся, — мученически простонал Эрен, закрывая глаза.       — Ты обещал мне, что будешь слушаться. Так ты свои обещания держишь?       Губы мальчишки опять задрожали. Леви погладил его, встал, наклонился и поцеловал. Поцелуй вышел неожиданно долгим, глубоким и острым. Он растрепал в них чувства, которые были сейчас так некстати.       — Стой, погоди, — прошептал Эрен, стоило от него оторваться.       — Жди меня здесь, не вставай, я скоро приду, — игнорируя просьбу, сказал Аккерман. Он тоже хотел бы остаться рядом, так было спокойнее, но состояние Эрена его волновало больше собственного покоя. — Будь хорошим мальчиком, и папочка останется доволен, — едва ущипнув Эрена за щеку, Леви покинул спальню и снова спустился на кухню.       Пока закипала вода, он успел отмыться и оттереть всю ванную от крови, и бросить в стирку всё то, что ещё можно было спасти. Ковёр он решил отнести в подвал, чтобы потом как-нибудь уничтожить.       Мелодичный свисток запел как раз в тот момент, когда он поднялся обратно в дом. Леви сделал крепкого сладкого чаю и возвратился в спальню. Эрен дремал. Дышал глубоко и ровно. Стараясь его не будить, Леви немного ослабил жгут, накрыл Эрена одеялом и, оставив чайник и чашку на тумбочке, спустился на первый этаж позвонить.       Судя по долгим гудкам, Эрвин был не один или уже лёг спать, но и у Леви звонок был не праздный.       — Я слушаю, — раздался из трубки бодрый, немного встревоженный голос.       — Эрвин, привет. Извини, что побеспокоил так поздно.       — Всё в порядке. Что-то случилось?       — Случилось, — Леви замолчал, подбирая слова. — Эрен пытался покончить с собой.       — Что? Почему?       — Это очень долгая история. Он сейчас в относительном порядке, но о том, чтобы завтра идти куда-то, не может быть и речи. Мне нужен доктор. Лучше психолог. Такой, который не будет трепать никому о том, что он здесь увидит. Есть на примете кто-то?       — Ты, Аккерман, должно быть, счастливчик, каких поискать, потому что она сейчас рядом со мной.       — Чу́дно.       — Мы можем приехать прямо сейчас.       — Думаю, в этом нет острой необходимости. Я оказал ему первую помощь, он сейчас спит, думаю, лучше не беспокоить. Крови было не так уж и много, больше измазался. Думаю, с ним до утра ничего не случится.       — Леви. Ты как?       — Я? — усмехнулся он и поймал себя не желании покурить. — Терпимо.       — Иди-ка ты спать. Мы завтра приедем где-нибудь в половине восьмого.       — Хорошо. Буду ждать. Спасибо тебе.       — Тебе спасибо. Спокойной вам ночи.       Леви положил трубку. Желание покурить растаяло, словно дым. Он почувствовал себя разбитым и невероятно усталым. Лодыжка немного побаливала, когда он поднимался по лестнице. Леви приоткрыл дверь и вспомнил, с чего начался этот муторный бесконечный день, все их ссоры сегодня и сладкие примирения, и нежданного гостя, который так просто, одним своим появлением, поднял вязкую муть со дна их, казалось бы, идеально прозрачных и чистых взаимоотношений.       Он теперь очень многого не понимал. Не понимал, здоров ли его мальчишка или на самом деле медленно сходит с ума, не понимал, он ли тому виной или что-то (кто-то) ещё. Леви не хотелось быть виноватым в безумии Эрена, он прилагал все усилия, чтобы подобного не случилось, кроме, наверное, тех, что действительно были нужны. Он никогда не водил Эрена к специалисту, кроме тех первых сеансов после смерти родителей, в глубине души опасаясь, что мальчика определят в заведение. Леви никогда не желал расставаться с ним, даже когда сам себя уговаривал, что Эрену лучше учиться где-то подальше от дома. Он был помешан на нём с самого его детства. Они оба были помешаны друг на друге. И оба об этом знали. Как два каннибала, они пожирали друг друга, сливаясь в единое целое, поглощённые испепеляющей, неукротимой страстью. Безумцы.       Леви разделся, скинув все вещи на стул, обещая себе, что завтра отправит их в стирку, залез рядом с Эреном под одеяло и нежно погладил его по щеке. Эрен тихонько ему промычал что-то невнятное, тут же придвинулся и крепко обнял руками, закинув сверху ещё и ногу.       «Капризный собственник», — умилился ему Аккерман, дотянулся и поцеловал.       На поцелуй Эрен отреагировал моментально: прогнулся в спине, потёрся промежностью о его ногу и застонал, когда Леви его обнял в ответ. Он не сдержался и навалился сверху. Чувствуя, как выгибается Эрен под ним, как тяжело дышит, как его пальцы скользят по спине и царапают, Леви как будто ожил. Снова внутри запылал тот огонь, что горел в нём до этого вечера постоянно, возвращая ему смысл жизни. Его мальчишка. Эрен только его и больше ничей. Он никому его не отдаст.       Жадно целуя заплаканные, почти высохшие глаза, влажный лоб, покрытый испариной, завитки раковин ушей, в которые он так любил шептать непристойности, нежную шею, трепетную ключицу, плечо, Леви и забыл о том, что они пережили около часа назад, но, наткнувшись на жгут, перетянувший руку выше локтя, резко остановился.       — Эй, ты чего?       — Нам надо остановиться. Лучше не делать этого. Ты потерял много крови, лучше тебе оставаться в покое. Прости, что тебя растревожил.       — Леви. — Эрен погладил его по щеке ладонью, и Леви посмотрел в его преданные, мутноватые от желания глаза. — Больше всего я хочу сейчас, чтобы ты меня трахнул. Ничто меня не успокоит так сильно, ты знаешь.       — Эрен, это серьёзно. Рана может открыться, тебе станет хуже.       — Не станет. Пожалуйста.       — Стой.       Аккерман поднял голову и прислушался. Вдруг показалось, что под его окном кто-то прошёлся, скрипя рыхлым снегом.       — Что?.. — Эрен пытался узнать, что случилось, но Леви его оборвал тихим шёпотом:       — Помолчи.       Он осторожно поднялся с кровати. Налил чая в чашку и предложил жестом Эрену. Тот приподнялся на локте, забрал чай и сделал в два крупных глотка. Леви погасил свет. Едва различая предметы, он снова наполнил чашку и протянул её Эрену, а потом медленно подошёл к окну. С улицы было почти ничего не слышно, но Леви казалось, что где-то внизу, на дорожке, идущей вокруг его дома, прямо под окнами кто-то стоит и дышит. А может быть, это дышал он сам.       Разозлившись на самого себя, Леви вернулся в кровать и улёгся на своё место. Эрен тут же пристроился рядом, под боком, обняв поперёк груди.       — Ты что-то услышал, да? Думаешь, он там ходит? — спросил он чуть слышно.       — Не знаю, — честно ответил Леви.       — Я хочу тебя, — Эрен погладил его по бедру и накрыл сквозь бельё член ладонью.       — Прекрати, — Леви взял его руку и переложил себе на живот.       Эрен настырно спустился рукой обратно и стиснул привставший член ещё крепче.       — Хочу эту штуку внутрь.       — Эрен, твою мать, ты хоть полчаса можешь не думать о сексе? — Леви опрокинул его на постель и прижал за запястье руку к подушке. За перевязанное запястье. Леви отпустил, как только заметил это. — Прости. Просто давай уляжемся спать, а завтра продолжим, если тебе так хочется.       — Я не могу ждать до завтра. Вдруг он ворвётся в дом и убьёт нас обоих? Надо спешить.       Они продолжали шептаться чуть слышно, как заговорщики.       — Эрен. Никто не посмеет тронуть тебя, пока я рядом с тобой. А я не спущу с тебя глаз. Пожалуйста, спи. — Он поцеловал в лоб мальчишку, лёг рядом с ним на бок и крепко обнял, просунув руку под талию.       Эрен отставил задницу, крепко прижавшись к паху Леви.       Ей-богу, это уже перешло все мыслимые границы. Леви усмехнулся. Вечер его измотал, как тряпку, а этот бесстыжий, жадный до хера пацан только что сам на него не запрыгивал. Видимо, всё-таки голова кружилась.       Леви привстал и шепнул ему на ухо:       — Если я передёрну тебе, ты успокоишься?       — Не-е-ет, — заныл Эрен, скуксившись. — Я хочу внутрь.       — Эрен, я просто не в силах. Я очень устал. В конце концов, я уже далеко не мальчик.       — Не преувеличивай, старичок, ты ещё очень даже ого-го.       — Ты как со мной разговариваешь, засранец? — возмутился Леви и просунул руку ему в трусы.       — Я же… господи, да… я же правду сказал… Левиии, пожалуйста.       — Цыц!       Накрыв его рот ладонью, Леви начал мять его член и мошонку, плавно толкая под задницу бёдрами, как раз в то самое место, где от желания всё зудело. Эрен захныкал, стремясь навстречу, неловко стащил с себя шорты с трусами, просунул руку между их тел и беспорядочно гладил то самого себя, то Леви, стремясь доставить ему удовольствие. Но это только мешало. Леви мечтал поскорее разделаться с гадким мальчишкой, чтобы тот кончил и отрубился хотя бы на пару часов, дав поспать и ему. Видимо, переживания дня окончательно доконали, потому что он не задумался о последствиях, когда прижал Эрена крепче и прохрипел ему на ухо:       — Руки убрал. Не смей трогать меня. Смирно лежи и не дёргайся. И только попробуй пикнуть…       Эрен, его не дослушав, выпрямился, как палка. От неожиданного удара локтем под рёбра Леви согнулся, хватая ртом воздух. Этого парню хватило, чтоб сползти с кровати и добраться до шкафа. Когда Аккерман включил свет, Эрен стоял, одной рукой ухватившись за дверцу, в другой держа пистолет. Увидев Леви, он растерялся.       — Эрен, — Леви посмотрел ему прямо в глаза. — Верни пистолет на место.       Руки мальчишки дрожали, ствол плясал вместе с ними. Леви впервые в жизни был у кого-то на мушке, но страха по этому поводу он почти не испытывал. Больше всего он испугался за Эрена — что будет с ним, если он умудрится выстрелить и попадёт?       — Ты… — только и смог он сказать, продолжая держать дуло направленным на Аккермана.       — Это он говорил тебе так? Он с тобой делал такое? — Эрен ему не ответил, но было понятно, что Леви попал точно в цель и своими словами, и предположением. Он за всю жизнь ни разу не задал этот вопрос напрямую, боясь расковыривать старую рану, но, видимо, время пришло. Эрен стоял потерянный и одинокий. Внутренне хрупкий цветок, несмотря на свою выносливость, силу, упорство, он продолжал оставаться таким же, как в детстве — святой наивностью. — Если бы я мог убить его ещё раз, я бы сделал это прямо сейчас, — произнёс Аккерман, вкладывая в слова именно тот смысл, который всегда хотел. — Прости, что напомнил. Я никогда не скажу тебе больше подобного. Ты мне веришь? — Эрен поднял на него заплаканные глаза и опять отвернулся. — Пожалуйста, опусти пистолет, иди ко мне и давай ляжем спать.       Эрен весь был оголённым нервом. Не только рука болела, которую стягивал жгут и повязка, не только душа, которую выпотрошили, — все внутренности, кожа, ноги и голова. Казалось, ему даже воздухом стало дышать труднее, он, словно стекло, набивался в лёгкие и раздирал изнутри. Ему некому было верить. Леви его предал. А если не предал сегодня, предаст потом. Он хотел отдать его, Эрен смотрел ему прямо в глаза и видел это так ясно, что хотелось поднять пистолет снова и прострелить эту лживую голову, чтобы разлетелись мозги по стенке. Зачем он его так любил? Зачем ему весь отдавался? Зачем? Разве Леви это ценил? Ему это всё было совершенно не нужно.       Но волшебные, чарующие слова, сказанные добрым голосом: «Детка, иди ко мне», — сделали своё дело. Он убрал палец со спускового крючка, вернул курок в исходное положение и отложил револьвер на полку. Закрыв дверцу шкафа, Эрен на полусогнутых ногах дошёл до кровати, залез на неё и уставился на Леви.       Он думал, тот будет его ругать и ударит, но Аккерман потянулся к нему, сгрёб в охапку и утащил к себе под одеяло, а после выключил свет. Когда Леви снял с руки жгут, на душе стало легче.       — Я тебя никогда никому не отдам, — шептал он и гладил по волосам, пока Эрен путался в полудрёме. — Прости меня, детка, прости меня.       Эрен подумал, что можно поверить ему сегодня, а завтра он что-нибудь придумает. Или не будет. Он ещё не решил. Единственное, чему он был рад, что этот день — бесконечный, ужасный, пропитанный страхом — закончился.