За кулисами

Огромные аттракционы, ларьки с мороженым и сладкой ватой, фото-кабинки, десятки аниматоров, переодетых в героев известных мультфильмов — все это вызывало у Чимина неподдельный восторг и волну неописуемых эмоций. Омега с восхищением вертелся вокруг своей оси, не зная, куда посмотреть. Всё было настолько красочным и интересным, что разбегались глаза. — Поразительно. Вблизи все выглядит ещё красивее, — Чонгук кивает, соглашаясь с Паком, которого можно было сравнивать с юлой. — Ох, даже не знаю с чего начать. — Предлагаю начать с самого простого. — Ну, вот и отлично! Пошли, — омега нетерпеливо шагает вперёд, однако, его останавливает за руку Чонгук, который притягивает Чимина к себе так, что тот встречается спиной с его грудью и недоуменно косится на него. — Не торопись, сначала нужно приобрести абонемент, если ты хочешь прокатиться на каждом аттракционе и провести здесь время до самой ночи, — альфа щёлкает его по носу, наслаждаясь тем, как стремительно краснеют кончики ушей у омеги и как тот морщит носик в нетерпении. Какое-то время они стоят в очереди, а когда подошли к кассе, кассир, увидев их, улыбнулся и торжественно произнёс: — Поздравляю, у вашей пары сегодня счастливый день. Так как сегодня день влюблённых, а вы сотая по счету пара, посетившая Диснейленд, то получаете два бесплатных абонемента на любые аттракционы на целый день. — Но мы не., — Чонгук вовремя зажимает омеге рот и обворожительно улыбается, забрав билеты и поблагодарив, он оттаскивает мычащего Пака в сторону. — Нам очень повезло. Теперь мы можем кататься бесплатно на любом аттракционе. — Даже удивительно, что нас назвали парочкой, — Пак отнимает чужую руку от своего лица, покрывшись красными пятнами. Тот факт, что их приняли за влюбленных, очень смущает и обескураживает. Но при этом, Чимину от этой мысли становится легче. Все-таки рядом Чонгук, рядом с которым и комфортно, и весело, и необычно. — Пойдем, — Чонгук берет омегу за руку, чтобы он не потерялся в толпе отдыхающих, пока они направляются к самому плюшевому аттракциону, и неосознанно сжимает в своей ладони. Пак вспыхивает подобно вулкану и задерживает дыхание, смотря на сцепленные руки как на восьмое чудо света. Его ладошка (=лапка) так идеально подошла к широкой ладони альфы, что омега чувствует себя рядом с ним таким миниатюрным и хрупким, что складывается впечатление, будто Чонгук его отец, а Чимин маленький сынишка, которого решили вытащить наконец из своей комнаты и показать ему мир. — Подожди, ты не говорил, что мы направляемся в дом с привидениями, — Чимин тормозит пятками, вынуждая Чонгука обернуться. — Ты боишься? — усмехается Чонгук, а потом усмешка сменяется на тёплую улыбку, хоть этого и не видно за маской. — Не волнуйся, я буду рядом и в любой момент смогу защитить тебя. — Думаешь, какие-то там кровавые манекены напугают меня? Не забывай, что ужастики для меня как колыбельная на ночь, — Чимин вздергивает нос, вмиг осмелев, и даже идёт вперёд Чонгука походкой гордой лани с целью доказать, что его может напугать разве только он сам, а не страшилы, которыми в детстве его пугали родители, дабы в Чимине восторжествовали черты альфы. Очереди в парке всегда были, так что пришлось немного подождать прежде, чем войти в непроглядную тьму и, ориентируясь на ощупь, идти навстречу приключениям. Они шли вровень, чтобы не потерять друг друга держались за руки. Пугающие звуки, манекены, что начинали резко двигаться, когда датчики движения срабатывали, скрип половиц под ногами, ничто не пугало Чимина. Чонгук шёл уверенно, кажется, совершенно не пугаясь, а потом вдруг омега почувствовал, что больше не держит альфу за руку. Он пытается нащупать рядом с собой Чона и удивляется, когда не находит его. Вокруг темно, ничего не видно, только изредка мигает свет, чтобы хоть как-то ориентироваться в помещении. Оглядываться смысла нет, поэтому Пак идёт дальше, уже волнуясь скорее за пропавшего, чем за себя. — Чонгук, ты куда делся? А потом на него прыгают, как на матрас, и падают вместе с ним на пол. — Сюрприз! — Я тебе покажу сюрприз, глупый альфа! — Чимин бьёт Чону кулаком в грудь и злостно матерится. — Я за тебя испугался, а ты со мной, оказывается, в прятки решил поиграть. — Я хотел тебя напугать, — дует губы Гук и помогает подняться все ещё плюющемуся ядом омеге. — Мне показалось, что тебе скучно. Чимин вздыхает и ничего на это не отвечает, снова взяв Чонгука за руку. — Просто не делай так больше, — просит он тихим голосом, утопающем в противных звуках из динамика, но альфа все равно его услышал и застенчиво улыбнулся. Они проходят дом с привидениями довольно быстро, жмурясь от света, так как глаза уже успели привыкнуть к всепоглощающей тьме. — Куда дальше? — Давай на центрифугу. Правда может стошнить, потому что катаешься по кругу. — А что насчёт так называемой «Космической горы»? — интересуется Чимин, тыкая пальчиком в сторону вывески и странного космонавта рядом. — Я там ещё не был, — Чонгук снимает капюшон, чувствуя как становится жарко. Его волосы взмокли, а чёлка вовсе стала мокрой и липкой. — Блин, на солнце слишком душно, пошли в тенек, можно мороженое купить или прохладительные напитки. — Чур ты платишь! — выпаливает Чимин и с ехидной улыбкой бежит к дереву. Чонгук цокает и, хихикая в кулак, произносит: — Вот же хитрожопый, — следует за омегой. Среди большого количества различных вкусов Чимин отдал предпочтение обычному ванильному мороженому, посыпанному шоколадной крошкой и маленькими кусочками клубники. Чонгук же предпочёл шоколадное, с мелко накрошенным фундуком и нотками мяты. Найти свободную скамейку они так и не смогли, зато облюбовали местечко под небольшим дубом, чья густая листва образовала огромную тень. — Может тебе лучше снять толстовку? Так можно и перегреться, — с беспокойством предлагает омега. — Брось, никто тебя не узнает. К тому же, ты тоже человек и имеешь право пользоваться своим временем как пожелаешь. — Но, если нас увидят, ты же знаешь, фанаты покоя не дадут, — попытался возразить, оттянув края маски вниз, чтобы слизать начинающее таять мороженое. — Если ты её не снимешь прямо сейчас, то я уйду. — Хорошо, хорошо! Уговорил, — Пак победно усмехается, принимая из рук альфы мороженое, а пока тот занят, втихомолку пробует на вкус. — Эй, это моё, — альфа щёлкает по носу и забирает сладость назад, а потом указывает на мороженое омеги. — Лучше бы свое ел, чем чужое. Вон уже наполовину растаяло. — Ой, — Чимин поздно спохватывается, сладость стекает по его пальцам неровными извилистыми дорожками, завораживающе. — Вот черт! У тебя не найдётся салфеток? Чонгук отрицательно качает головой, странно улыбаясь. Он берет чужую кисть, слегка сжимая пальцами, и нежно проводит языком по испачканным мороженым подушечкам пальцев. Чимин широко раскрывает глаза и округляет в немом крике рот, мысленно вопя: «Какого черта он творит? Почему я бездействую и спокойно смотрю на то, как его язык…» Омега вдруг багровеет от мысли о том, что ванильное мороженое, которое сейчас слизывает Чон, очень похоже на сперму, а сам альфа, Господи прости, на порнозвезду. И что самое интересное, у Чимина от этого тянет внизу живота, а мозг все больше подбрасывает непристойные картинки. Твою мать. Если это не прекратить, то, Пак уверен, будет и продолжение. — «Я видел порно, которое также начиналось. Боже, о чем я думаю?! — думал он. — Но черт! Почему это так смущающе и приятно одновременно? Неужели у меня недотрах, которому не с чего образовываться». — Я убью тебя и продам твою душу Дьяволу, — предупреждает омега, пока что сдерживаясь на последнем издыхании. — Если это трюк из ещё одной дорамы, то покоя в аду тебе не видать. — Я помочь хотел, а ты моей жизни угрожаешь, — фыркает в ответ Чонгук, обиженно доедая мороженое. — «Айщ, почему Чимин не понимает намёков? Как же с ним сложно, хотя бы смутился для приличия…» Какое-то время они обычно молчат, отвернувшись друг от друга, но потом Чимин неуверенно оборачивается к альфе, кажется, почувствовав вину, потому что был слишком холоден к Чону, и спрашивает: — А как ты стал известным актёром? — Ну, — Чонгук тает, понемногу переставая дуться, и чуть улыбается, взглянув на навострившего уши Пака. — Я родился в обеспеченной семье. Родители занимались бизнесом, но после моего рождения ненадолго оставили это дело, занявшись моим воспитанием. Я учился в одной из лучших школ Сеула, ходил на различные кружки, потому что мне нравилось. В школе, помимо кружков плавания, музыки и настольных игр, мне очень хотелось выступать на сцене. В первый раз, когда я читал на первое сентября стих перед учителем и родителями, было очень волнительно, но меня оценили. Я пошёл в театральный кружок с целью показать себя. В классе мы не только рассказывали стихи о, но и играли небольшие сценки, и меня так это увлекло, что выучиться на актёра стало целью и смыслом жизни. Надо мной правда смеялись по началу, говорили, что у меня ничего не выйдет, — Чон делает паузу, прислоняясь спиной к стволу дерева и предаваясь воспоминаниям; Чимин делает также, только ещё ближе к альфе подсаживается и аккуратно льёт на грязные ладони воду из бутылки. — Пусть у меня и был потенциал, несколько агентств отказались принять меня. Какое-то время я думал, что и вправду ничего не добьюсь, но старшие братья-близнецы помогли мне. Они отправили в БигХит видео моих старых выступлений в школе, и меня приняли с распростертыми объятиями. Я сыграл несколько эпизодических ролей в дорамах. Фанаты обратили на меня внимание и хвалили за талант. Я начал играть главные роли, тем самым заполучив призвание и популярность. — Тебе всего двадцать пять лет, а ты уже многого добился. Это сколько же труда было вложено для достижения своей цели, — задумчиво произнёс омега. — Думаю, если бы не поддержка родных, я вряд ли сейчас добился бы многого. Чимин молча кивает, устремив взгляд на свои кеды и с не охотой вспоминает время, когда он и его родители жили вместе. А что если бы он все-таки родился альфой, думает он, то его жизнь сложилась бы иначе, намного лучше, чем сейчас. Но та «иная» жизнь не сделала бы его счастливым внутренне, несмотря на возможный большой заработок, связи и больше возможностей. — Кстати, ты никогда не рассказывал о себе, — замечает Чон. — Ну, возможно, потому что тебе Джин-хен успел все рассказать, — пожал плечами Пак. — Но я хочу услышать об этом именно от тебя, — улыбнулся Чонгук. — Я не очень люблю об этом говорить. Я и мои родители не всегда приходили к консенсусу. — Почему? — Они пытались заинтересовать меня бизнесом, но ничего из этого не вышло. Я предпочитал рисовать. Родители не сразу смирились с этим и до конца надеялись, что я «опомнюсь и попрошу их помочь мне». Понимаешь, ещё с рождения я шёл против их дальнейших планов на будущее, пускай сначала неосознанно. Я чувствовал себя обузой и съехал. Конечно, мы до сих пор поддерживаем связь и отношения, но в какой-то степени мне даже стыдно, что я поступил так с ними. Тогда я действовал на эмоциях и вёл себя эгоистично, а сейчас чувствую себя виноватым и боюсь позвонить или спросить, как у них дела, — грустно и со вздохом Чимин посмотрел в небо, ему было стыдно посмотреть Чонгуку в глаза. Он знал, что кроме осуждения ничего не получит, поэтому смиренно ждал, что ответит на это альфа. На его плечо положили руку, прося повернуть голову в сторону её обладателя. — Позвони им. Поверь, они будут очень рады, узнав, что ты не забыл о них, — ласково шепчет Чонгук на ухо, приобнимая черноволосого омегу за плечи. Чимин смотрит перед собой, готовый расплакаться, и с удовольствием принимает такие тёплые и нужные сейчас объятия. Все его мысли занимает Чонгук, который рядом, который здесь и перед ним. Альфа обнимает омегу нежно и трепетно, разжигая в его сердце огонь, заставляя извергаться тысячи вулканов в его груди, пробуждая спящих бабочек в животе от долгого и глубокого сна. Чимину непременно хочется утонуть в этих ореховых омутах, раствориться в сильных руках, таять, как мороженое минутами ранее. Рядом с Чоном все чёрное становится белым, холодное горячим, а невзгоды в минутки счастья. С Чонгуком, хорошо, соглашается Чимин. И соглашается с тем, что, кажется, любит его… Когда это случилось, он сам не знает, но это произошло не так давно и не достаточно поздно. — Тот поцелуй для тебя все ещё ничего не значит? — альфа словно читает его мысли, и Чимин знает, о чем идёт речь. — Я был удивлён и не знал, что подумать. — Если я тебя сейчас поцелую, будет ли это хоть что-то значить для нас двоих? — Чонгук наклоняется и выдыхает в самые губы, заставляя мурашки пробежаться по телу, до кончиков пальцев. Оказывается, ожидание может быть столь волнительным. Если омега оттолкнет или промолчит, Чонгук уверен на двести из ста процентов, что это неизбежный провал. Его сердце заходится в бешеном ритме от волнения и страха, но Пак, на удивление, спокоен и улыбается загадочно, обвивая шею руками. Их носы и лбы сталкиваются, губы приоткрыты и теплое дыхание опаляет друг друга. — Давай попробуем. Всё. Сигнал к началу. Отправная точка. Нетерпеливо впившись в пухлые, пропитанные ванилью губы, Чонгук с каким-то остервенением кладёт одну ладонь на затылок омеги, а второй страстно прижал хрупкое тело к себе. Отвечая на трепетный поцелуй, Чимин обмякает, становится податливым, каким никогда раньше не позволял себе быть. На щеках проявляется заметный румянец. Язык Чонгука искусно проходится по его губам, проникает в девственный рот, переплетаясь с языком Пака, вызывая у того грудной стон, вибрацией передающийся по сцепленным губам. Как же это, черт возьми, до ужаса кажется интимным, непристойным, но Чимину нравится. — «Ну, точно дьявольский искуситель». Они отрываются друг от друга, когда в лёгких кончается кислород. Их связывает только тонкая нить слюны, которая вскоре обрывается. Пак закрывает лицо руками и растерянно улыбается, его губы горят, словно их облили лавой, но не остаются ожоги, только сладкий след после долгого и тягучего поцелуя. Чонгук смотрит сначала туманно, а на лице его расцветает счастливая улыбка. Чимин ответил на его поцелуй, а значит и на его чувства, которые долгое время не могли признать оба. — Сладко, — смеётся Чон, облизываясь, его взгляд направлен на смущенного омегу. — Чимин. Пак не смело поднимает взгляд, но тут же прячет его в своих ладонях, ещё не придя в себя. Чонгук ласково берет его за запястья, отнимая от красного, как спелый помидор, лица, приближая к себе, и продолжает: — Я хочу, чтобы ты знал, я люблю тебя не только потому, что мы являемся истинными. У тебя красивые глаза, мягкая улыбка. И вообще ты чудесный и прекрасный до невозможности. Я хотел узнать тебя получше, быть рядом с тобой всегда и заботиться. Не знаю почему, но меня влекло к тебе, я интересовался тобой, дышал, как воздухом. Мне хочется защищать тебя и никому не отдавать. Пожалуйста, скажи мне, что ты любишь меня по-настоящему, а не поступаешь так из жалости. — Я отвечу тебе, — шутки в сторону, Чимин серьёзен. — Сначала, я думал, что это происходит только из-за твоей навязчивости. Я старался не подпускать тебя к себе, но со временем, когда мы узнали друг друга получше, мои барьеры постепенно начали рушиться. Я чувствовал, что рядом с тобой становится как-то по иному, необычно и комфортно. Я метался, не знал, почему все так происходит, а ты подтолкнул меня к ответу, — щеки краснеют, и голос дрожит, но омега говорит искренне, нежно. — Поэтому, я тоже люблю тебя. Его снова целуют, потом в ушко, под подбородком. Чонгук счастлив, он сжимает черноволосого омегу в своих объятиях. — Чонгук, нас же могут увидеть, — со смехом улыбается Чимин. — А мы немножко, — убеждает Чон, утаскивая омегу на колесо обозрения. Свершилось то, чего они так долго ждали. Хочется посвятить друг другу время, да так, чтобы никто им не мешал.

***

Тэхен лениво разлепляет глаза. Всё его тело ноет, что даже двигаться не хочется, а голова пухнет и мозг тормозит, как будто в нем перестали работать главные шестерёнки, а механизм надо срочно смазать. Омега не знает, каким образом он, пьяный в стельку, с размулеванным потекшей подводкой лицом, с обветренными и сухими губами, со слипшимися от долгих рыданий ресницами, лежит на мягкой поверхности дивана, укрытый тёплым одеялом. Ким с минуту приходит в себя, начиная здраво мыслить, аккуратно поворачивает голову, чтобы оглядеться. Такое ощущение, будто его накачали анестезией, оставили валяться спать на три дня хрен знает где. Впрочем, это «хрен знает где» оказалось убежищем молодого беты с белыми волосами, такого же цвета кожей и до безумия усталыми глазами. Тэхен ищет расфокусированным взглядом бету, пытается заметить хотя бы его сгорбившуюся перед экранами спину, которые, на удивление, были выключены. На столе не было даже тех десяти грязных кружек с разводами кофе по стенкам. С трудом приподнявшись на локтях, Тэхен поджимает губы и давит в себе новый поток горьких слез. Он вспомнил, как свалил в клуб забыться, постороннему человеку рассказал о своей несчастной жизни и как в этот же день просил Юнги забрать его, потому что в горло не лезла эта горькая и отвратительная жидкость. А теперь, когда он осознал, что именно Мин привёз его к себе, дотащил до своей квартиры и позаботился, как следует. Тэ заметил на себе не джинсы в обтяжку и рубашку от Гуччи, а лёгкие домашние штаны и футболку. Значит его переодели. И опять же это сделал Юнги. Тэхен чувствует, что это был именно он, и чувствует, как сжимается от вины сердце. Обуза. Именно так следует называть себя после того, как он благополучно уселся бете на шею, истерил, как ненормальный, и пытался оправдаться перед ним за содеянное в прошлом. А ведь он так надеялся, что все будет куда лучше. А сейчас даже сил нет злиться на других, кроме себя. — Проснулся? — шагов Ким даже не слышал, а потому вздрогнул и обернулся, увидев, белого, словно призрак, Юнги с пачкой аспирина и стаканом воды в руках. От его вида Тэхена затрясло, причём очень сильно и заметно. Юнги приподнимает брови, присматриваясь к омеге, и быстро подходит к нему, поспешно ставя стакан на журнальный столик. Вопрос он не успевает задать, потому что Тэхен вцепляется в его одежду дрожащими пальцами и прячет лицо в его груди. Мин может ощутить всю его дрожь, как свою собственную, и думает, не лихорадка ли у омеги, особенно после того, как тот набуздырялся подозрительных коктейлей. Но Ким лишь шмыгает носом громко и неровным голосом молвит: — Прости меня, Юнги, прости. А Юнги выглядит понимающим, будто знает, за что Тэхен так убивается. Омега много нагрешил и сейчас раскаивается. — Я ужасен. Почему? Почему ты продолжаешь заботиться обо мне? — со слезами выпаливает Ким, колотя кулаками по его груди. — Ради Чонгука? Ради вашей дружбы? Для чего? Почему ты не бросил меня, как я? Не надо жалеть меня, я сам виноват. Щеку вдруг обжигает. Тэхен замолкает. Его голова опускается, а губы стягиваются в тонкую линию. — Успокоился? — Юнги облегчённо выдыхает и ерошит собственные волосы, кажется, озадаченный и привычно уставший. — Чтобы у тебя не возникало глупых предположений и вопросов, я с радостью вдолблю в твою голову, что я пекусь о тебе, как проклятый, не ради Чонгука, а ради тебя, пустоголовый омега. Тэхен смотрит шокированно и отчаянно, растерянно. Паззл сложился в его голове в единое целое и образовали понятную картинку, символы сложились в горький и правдивый ответ. — Что? — Заботился ли я о тебе, будь ты незнакомым мне омегой, о которым попросил позаботиться друг? — парирует Юнги. — Если бы это было так, я бы оставил тебя на следующий день одного. Тэхен всхлипывает. Мин смотрит на него нечитаемым взглядом, а потом, вздыхая протяжно, прижимает плачущего омегу к своей груди. Замочек к двери его сердца слабо дёрнулся. Юнги не хочет прощать, но Тэхен в его руках все тот же, слабый и беспомощный. — Дурак ты, Ким Тэхен. Такой дурак.