***
Однажды после обеда Шерлок берёт его за руку и говорит, что сейчас время пойти и заняться чем-нибудь ещё, например покататься на качелях, не смотря на то, что им нельзя находиться на улице, если только это не переменка. — Всё нормально, Джон, — говорит Шерлок, сжимая его руку ещё сильнее. — Никто не узнает, что мы на улице. В этом классе всё равно скучно, а твоя учительница глупая. Я знаю всё то же, что и она. Джон хихикает, пусть и знает, что называть кого-либо глупым плохо, но его смех исчезает, когда Шерлок выходит через дверь на улицу. Он глядит по сторонам на других детей, но никто не видит мальчика-тень, и Джон в сравнении с ним чувствует себя ещё менее заметным. — Давай, Джон, пойдём. — Но что, если мы нарвёмся на неприятности? — Ты не нарвёшься на неприятности. — А что, если кто-нибудь увидит нас? — Тебя никто не увидит. Джон мгновение размышляет, кусая свою нижнюю губу, а Шерлок улыбается ему, показывая маленькие острые зубки, его глаза светятся каким-то злобным озорством, и Джон хочет сделать так же, а его холодная рука крепко сжимает руку Джона. Джон смыкает свои пальцы вокруг его и тянется к двери, открывая её, и Шерлок срывается с места и тянет Джона за собой до тех пор, пока они оба не начинают бежать.***
Ночью Джон слышит в своей голове музыку. Он не знает ни песню, ни того, откуда она идёт. Она втекает внутрь его разума и вытекает наружу, с какой бы стороны от него Шерлок ни лежал, держа его руку. В такие ночи не холодно, к его телу прижимается тепло — чувство, какое испытываешь, поднося ладонь к свече — и он чувствует, как Шерлок сжимает его руку, а музыка в голове становится громче. Он утопает в мягких струнах скрипки и не слышит, как с нижнего этажа доносится звук разбивающегося бокала. Когда этого не происходит, Джон прижимает свою руку к уху и зажмуривается, и тогда Шерлок кладёт свою руку поверх его, и музыка становится громче.***
— Учительница Джона сегодня снова звонила мне. — Я не могу сейчас слушать. Я опаздываю на работу. — А мне кажется, тебе стоит. Они снова нашли его гуляющим снаружи. Снова, Эм. Это третий раз на неделе, и ты знаешь, что он ответил на вопрос о том, что он делал вне класса? — Я сказала, что не собираюсь слушать, мне нужно идти. — Он обвинил учительницу в том, что у неё роман. Роман, Эм. Он сказал ей: «Шерлок сказал, что вы закрутили роман.» — Что? Что это? Это слово. — Откуда он вообще узнал о нём? — Он не может быть прав. Джон не знает, что это. — Конечно же он не знает, что это. Я спрашиваю тебя, почему он сказал это? Это всё авария? Неужели он ударился головой настолько сильно?***
Шерлоку не нравится Тётя София. Из-за неё Джон должен будет какое-то время обучаться на дому, «лишь до конца этой четверти», уверяет она Джона, который решительно несчастлив, потому что обучаться на дому значит быть запертым в доме весь день с ней, её красной улыбкой и безнравственным поведением. Джон смотрит, как Шерлок крадётся по кухне, как кот, нарезая круги вокруг их кухонного стола, и Джон не может оторвать от него взгляда, пусть Тётя София в этот момент и говорит ему что-то, указывая на него пальцем. Шерлок несколько лениво останавливается прямо позади неё и смотрит на Джона со скучающим выражением. — На самом деле она это делает лишь потому, что так она может получить побольше денег, а твоя мама слишком глупа или слишком пьяна, чтобы не верить ей. В ответ на это Джон хихикает. Шерлок выглядит довольным, а Тётя София хлопает рукой по кухонному столу и говорит: — Ты вообще слушаешь меня?!***
— Джон, кому ты это говоришь? — Шерлоку. — Кому? — Шерлоку. Моему другу. — Какому другу? — Моему другу, мамочка. — Снова это. Спускайся есть. — Нет. — Нет? — Шерлок говорит не спускаться, потому что он говорит, что ты снова подливала алк… алкоголь в свою кружку, хотя сказала Тёте Софии, что выкинула его. И ещё он говорит, что твои руки трясутся, потому что ты уже пьяна, и что ты ещё не закончила резать курицу, и он не хочет, чтобы я был рядом с тобой, пока ты держишь в руках что-то столь острое. И он говорит, что еда будет невкусной, потому что ты очень, очень давно не ходила за продуктами, потому что тебе не нравится ездить на машине в магазин или ещё куда-нибудь из-за папы. Мамочка, а что значит «пьяный»?***
Этой ночью Джон ложится в кровать, прижимая руку к горящей заплаканной щеке, и ледяная рука Шерлока поверх неё помогает облегчить боль.***
— Мама себя сегодня плохо чувствует, — говорит Гарри, когда Джон следующим утром, проходя мимо, видит, что дверь в мамину спальню закрыта. — Её тошнило всю ночь.***
Джон не всегда понимает, что Шерлок имеет ввиду, когда говорит, что Джон похож на проводник света, но ему нравится, как он чувствует себя после этого. Что бы там ни происходило в жизни Джона, он любит, как Шерлок заставляет его себя чувствовать.***
Это происходит, когда Джон и Шерлок играют в парке. Джон сидит на качелях сам по себе, вот только он совсем не сам по себе, потому что Шерлок стоит рядом с ним, и они смотрят на мёртвую птицу, лежащую на земле. Джон раньше никогда не видел мёртвых птиц. Она лежит на спине, её крохотные оранжевые лапки торчат вверх. Её глаза закрыты, и вокруг так много муравьёв, ползающих поверх её крохотного зелёного тельца, что Джону кажется, будто она завёрнута в одеяло. — Как ты думаешь, как она умерла? — Спросил Джон. Шерлок, стоя на коленях, тыкал в неё пальцем, и Джон поморщился, когда он проткнул её насквозь и несколько раз поковырял пальцем внутри. — Вероятно, яд, — решает Шерлок, вытаскивая палец вместе с несколькими перьями. — Лучше бы она вместо этого врезалась в машину. Тогда бы я смог увидеть внутренности её мозга. Шерлок замолкает, задумавшись на мгновенье, и Джон видит, как выражение его лица меняется на возбуждённое. Маленькие острые зубки в острой пещере. — Не раздавливай её голову! — Быстро говорит Джон, и Шерлок смотрит на него скучающим взглядом. — Она уже мертва, она ничего не почувствует, — Уговаривает Шерлок. — Разве ты не хочешь увидеть, как выглядит её мозг? Мгновение Джон размышляет. — Вместо этого мы должны похоронить её. Шерлок злится и хватает птицу обеими руками. — Мы будем держать её в твоей комнате, прямо под кроватью. Тогда мы сможем увидеть, как выглядит птица, когда разлагается. Джон думает об этом слове. Думает о распаде на части. Джон готов запротестовать, сказать ему, что мамочка и Тётя София определённо не позволят ему оставить мёртвую птицу, и вообще, как они должны провернуть это всё тайком? — а затем он слышит приближающиеся шаги. Шерлок первым поднимает глаза, но приближающийся к ним кругленький мальчик смотрит только на Джона. — Привет, — говорит он, в руках держа два леденца. Один он посасывает, покрывая губы красным, а другой, всё ещё завёрнутый в упаковку, протягивает Джону. — Я Майк. Джон моргает, смотря на мальчика по имени Майк, он пухленький и носит очки, но улыбается Джону. — Привет, — медленно отвечает Джон, не привыкший к тому, что к нему обращаются другие мальчики. — Меня зовут Джон. — Хочешь один? — Спрашивает Майк, вновь протягивая второй леденец. — Мне мама купила два и сказала, сказала… сказала, что я должен подойти и поделиться одним с тобой. И ещё она сказала — ну, то есть я думал… хочешь поиграть со мной? — Со мной? — переспрашивает Джон, кладя руку себе на грудь. Джон уже не помнит, когда в последний раз кто-нибудь подходил к нему и предлагал поиграть, и это чувство отдаётся в его груди волнением, а в животе становится так тепло, что он чуть было не начинает смеяться от восторга. Он широко улыбается и протягивает руку, чтобы взять у Майка леденец. Уголком глаза Джон видит, что Шерлок становится очень тихим, но Джон слишком занят, разворачивая упаковку (видя синенький цвет, его любимый), когда Майк говорит: — Хочешь поиграть со мной на лазалках? Он прослеживает за указательным пальцем Майка и кивает, поднимаясь с качелей. — О, — внезапно говорит он, оборачиваясь, чтобы посмотреть на Шерлока, всё ещё стоящего там неестественно тихо с суженными глазами. — Шерлок, хочешь пойти поиграть? — С кем ты разговариваешь? Джон снова смотрит на Майка, слегка наклонившего голову и удивлённо глядящего на Джона. Тот смотрит на место, с которым разговаривал Джон перед тем, как откусить кусок холодного леденца. Джон не всегда забывает о том, что никто другой не видит Шерлока. Но это так просто, когда Джон видит его столь же ясно, как видит Майка — прямо посреди дня. — Ох, эм… — Начинает Джон, — Ни с кем. А затем Джон бежит с Майком наперегонки к лазалкам, и это не сложно, потому что Майк так себе бегун, и когда Джон ловит его, тот разворачивается и ярко ему улыбается. Шерлок не бежит с ними, и когда Джон глядит назад через плечо Майка, он видит, что Шерлок всё ещё стоит там, в том же самом месте, глядя на них в упор, но выражение его лица заставляет улыбку исчезнуть. Шерлок не улыбается, как было всего минутой раньше, а смотрит на Джона с нечитаемым выражением. Джон внезапно вспоминает о мамочке и о куртке, и о том, как время внезапно замерло. Но затем Майк ловит его, тяжело дыша, и говорит: — Ого, ты быстрый! — И Джон отворачивается от Шерлока, потому что после Майк говорит: — Ладно, первый, кто заберётся наверх, тот победитель! И Джон смеётся, кивает и кладёт леденец между губ, а затем кладёт руки на серебряные перекладины, чтобы подтянуть себя вверх, вверх, на самых верх, (думает о полёте в Рай), и он снова побеждает, потому что Майк медленный и фыркает всю дорогу. Но он впечатлённо улыбается Джону, и от этого Джон чувствует себя ещё лучше. Они сидят на самом верху лазалок, и оттуда Джон видит сидящую на лавочке неподалёку женщину. У неё круглое лицо, прямо как и у его нового друга Майка, и она ярко улыбается своему сыну и его новому другу Джону. — Мы только переехали сюда, — говорит Майк, и капля красного сока, стекая по подбородку, капает ему на футболку. — Мы тоже! — Восторженно говорит Джон, потому что он никогда не встречал хоть кого-либо, с кем у него было бы столь много общего. Майк рассказывает ему про его домашнюю игуану по имени Франкенштейн, и Джон рассказывает, что любит играть в пиратов, но он не упоминает, что он играет со своим лучшим другом Шерлоком, которого кроме него никто не видит. По сути, он вообще не упоминает Шерлока. Даже не думает о нём вплоть до тех пор, пока это не происходит. Майк хочет спросить свою маму о том, может ли Джон прийти к ним с ночёвкой, и Джон не чувствовал себя так взволнованно, наверное, вечность. Но когда Майк поднимается и разворачивается, шатаясь, осторожно спускаясь, держась за перекладины, происходит внезапное суматошливое движение, и любые следы улыбки исчезают с лица Джона. Джон поднимает глаза как раз к тому моменту, когда Майк срывается с угла, падая с лазалок, падая, падая вниз на землю и приземляясь с отвратительным стуком и хлопом на жёлтую траву. А там, где всего мгновение назад стоял Майк, стоит Шерлок. Сжимая раздавленную птицу в абсолютно-чёрном кулаке. Джон замирает, глядя широко открытыми глазами на Шерлока, чьи узкие, как щёлки, глаза смотрят на место, где лежит Майк. Все черты его, которые Джон знал так хорошо, исчезли; это больше не маленький мальчик из автобуса с глазами цвета горных вершин и бледными щеками. Его глаза стали совсем белыми. Его руки, его лицо, его одежда, каждая часть его стала чёрной, каждая часть — чернильное пятно того мальчика, который выцарапывал себе путь из-под кровати. И Джон никогда ещё так не боялся, как когда он увидел маленькую зелёную птичку в руках Шерлока, раздавленную и искромсанную, прямо в его ладони, капли коричневого и красного сочатся из тела и падают на сталь перекладин. Всё вокруг кажется такими тихим в этот момент, и Джон слышит стук своего колотящегося сердца в ушах, когда Шерлок переводит свой разгневанный взгляд прямо на него. — Ты мой, — рычит Шерлок, и от этого волосы на шее Джона встают дыбом. — Ты мой друг, и ты не будешь играть с ним, потому что я так сказал. Джон слишком потрясён, чтобы ответить, чтобы сказать хоть что-нибудь, но ему и не надо, потому что снизу раздаётся крик Майка, полный боли, а затем просто плач, такой громкий, что женщина с лавочки слышит его и подбегает к ним. Джон смотрит на них с высоты перекладин, его леденец тает в его руке, а липкий сок капает с его пальцев вниз на землю. Майк плачет сильнее, теперь, когда его мама находится здесь, сжимая в руке его запястье. Джон чувствует холод, видя, что оно уже начало опухать. — Майк! Майк, что случилось? — Кричит она. — О-он толкнул меня, — произносит Майк между всхлипами, он выглядит таким же сбитым с толку, как и сам Джон. Его очки упали с его лица и теперь лежали поломанные в нескольких дюймах от него. — Что? Миссис Стэмфорд поднимает глаза на Джона, прижимая сына к своей груди, но Джон ничего не может сделать, кроме как беспомощно посмотреть в ответ. — Я не… — Да что с тобой случилось? Джон чувствует, как глаза покалывает от горячих слёз, а в животе сворачивается клубком отчаяние. — Я не делал этого! Это был не я! — Джон? И внезапно подбежавшая мама оказывается на расстоянии, откуда можно слышать происходящее, и Джон никогда ещё не видел, чтобы она так переживала, и это стоит того, это почти стоит того, чтобы увидеть её встревоженный взгляд, брошенный между плачущим рядом с мамой мальчиком и её сыном, сидящим на вершине трона и чувствующий себя кем угодно, только не королём. — Джон, что происходит? Что случилось? — Ваш сын столкнул моего! Возможно, он сломал руку! — Что? — Мамочка, я не толкал, это был… это был Шерлок… А затем этот взгляд исчезает, и лицо мамочки становится тёмным и злым, и она кладёт руку на лицо в полном недоумении от того, что стоит предпринять первым в подобной ситуации. — Я… Мне жаль, он обычно не такой, — слышит он её голос. — Я не знаю, что нашло на… — Меня не волнует, что на него нашло, — вопит женщина. — Если мой сын сломал руку, вы заплатите за это! Двое женщин шагают назад и вперёд, назад и вперёд, крича поверх плача Майка, который становится всё громче и громче. А Джон смотрит на всё это сверху, чувствуя себя холоднее и холоднее с каждой минутой, и это не имеет ничего общего с тем, что Шерлок садится рядом с ним и берёт руку Джона в свою. Джон смотрит вниз на чернильную черноту, резко выделяющуюся на его бледной коже. — Всё в порядке, Джон, — говорит он куда более мягким голосом, чем раньше. — Он всего лишь растянул связки. Он, наверное, даже не вспомнит об этом.***
И после этого всё меняется. После этого всё кажется не совсем правильным. Мамочка отдаляется ещё сильнее, чем обычно, даже после того как Джон попытался рассказать ей снова и снова, что он не делал этого, что это не его вина. Это действительно сделал Шерлок, и Шерлок даже расстроенным не выглядел ни разу, пока Джон объяснялся. Он просто стоял, улыбаясь, как Чеширский Кот, сложа руки за спину. — Прекрати, Джон, — говорит она сквозь стиснутые зубы, сжимая побелевшие кулаки. — Достаточно. Достаточно. В отчаянной попытке изменить всё к лучшему, исправить всё, он меняет тактику. Он говорит ей, что это вышло случайно. Что он играл с Майком в пиратов, и он был капитаном, а Майк — первым помощником, и когда он сказал ему осмотреться в поисках пиратов-соратников, Майк подступил слишком близко к краю и упал вниз, и это была случайность, мамочка, и это не его вина! — Скажи «я не хотел делать этого», — наставляет Шерлок ему на ухо. — Джон, скажи: «Я никогда никому не сделаю больно.» Это заставит её прислушаться. — Я не хотел делать этого, — умоляет Джон с глазами, полными слёз. — Я никогда никому не сделаю больно! Счёт приходит на их почтовый ящик неделей позже.***
Шерлок никогда не говорит о том, что случилось в тот день. Как бы Джон ни пытался, тема резко меняется. Джон скажет: — Шерлок, зачем ты сделал это? — Или: — Он был хороший, и он очень сильно ударился, и все теперь сердятся на меня! А Шерлок невинно скажет: — Зачем я сделал что? — Или: — Не будь глупым, Джон, я не сержусь на тебя. А затем он посмотрит на Джона и наклонит голову, обнажая ряд острых белых зубов. И это значит, что время поговорить о чём-нибудь другом.***
Это приходит в голову однажды утром, когда Джон сидит на подвешенной во дворе шине. — Она следит за тобой, — говорит Шерлок, сидя на траве рядом с ним и зарываясь пальцем в землю, но когда Джон снова посмотрит на то место, земля окажется нетронутой. — Твоя мама, она следит за тобой из окна на кухне. Она гадает, почему ты всё время говоришь сам с собой, но не переживай. Она снова пьёт, так что скорее всего ничего не вспомнит. Шерлок зарывается пальцем глубже. Когда Джон, спрашивает, зачем он это делает, он говорит, что хочет найти червяка, чтобы приманить с дерева птицу, и тогда он наконец-то узнает, как она выглядит изнутри. В прошлый раз, когда ему выпал шанс, добавляет он сдавленным голосом, его разрушили. — Ты собираешься сделать ей больно? — Спрашивает Джон, в его голосе ясно слышится паника. — Шерлок, не делай ей больно! — Я не собираюсь никому причинять боль, — говорит Шерлок с раздражением, — Она уже умирает. Я знаю. Джон и понятия не имеет, откуда Шерлок мог узнать это, вообще не знает, как он всё узнаёт, и, кажется, его сейчас раздавит весом этой действительности. — Пожалуйста, не делай ей больно. И вдруг он чувствует, как его глаза без предупреждения наполняются слезами, потому что это слишком, это внезапно оказалось слишком, Джон в смятении и совсем ничего не понимает, и в его голове возникает мысль: что, если это действительно его вина? Он никогда ещё так не скучал по папе, как сейчас. Уголком глаза он видит, как Шерлок поднимается и отходит на несколько футов в сторону. — Пожалуйста, Шерлок, — умоляет он. — Пожалуйста, не надо. — Ты боишься меня? — Внезапно спрашивает Шерлок, подлетая к Джону так быстро, что тот действительно пугается. Он смотрит на Джона так, как будто бы самой важной вещью в мире является то, чтобы он сейчас честно ответил, и честность этого заставляет Джона сложить руки вместе, нервно шевеля пальцами. — Нет, — говорит он, и Шерлок подходит на шаг ближе, наклоняясь так близко, что Джон чувствует излучаемый им холод. — Ответь мне, Джон. Не лги. — Да, — тихо отвечает он. — Иногда. Иногда ты делаешь плохие вещи, и я попадаю в неприятности, и что, если я не смогу… что, если я не заведу друзей, потому что ты будешь груб с ними? Следует длинная пауза, во время которой Шерлок ничего не делает, только смотрит на него. Это самое длинное мгновение в его жизни, и внезапно Джон начинает жалеть о том, что сказал всё это. Шерлок такой тихий, такой неподвижный, что Джон почти тянется вперёд, чтобы дотронуться до него, просто для того, чтобы он перестал, но в тот момент, когда он поднимает руку, Шерлок возвращается к жизни. — Это не имеет значения, — колко отвечает Шерлок, и Джон никогда ещё такого не видел. Неподвижные пряди чёрного поднимаются с тёмных плечей Шерлока. И, думает Джон, разлагаются. — Это не имеет значения, потому что ты мой, и никто другой никогда не получит тебя, никогда. И перед тем, как Джон произносит хоть слово, Шерлок уходит; исчезает в мгновение ока, как будто бы его никогда и не было. О его присутствии говорят лишь слова, повисшие в воздухе, словно пыль, окружившие его, покрывшие его кожу и проникшие в его тело, будто бы устраивая в его душе себе дом.