***
Теперь Джону известно, что это значит, когда ночью из-за стены раздаётся звук падающей вниз бутылки. То, как она катится вниз по полу, стукаясь об противоположную стену. Когда точно такой же звук раздаётся со стороны другой стены. Джону больше не нужна рука Шерлока, чтобы перестать слышать этот звук, в отличии от времён, когда он был ребёнком. Но по ночам, когда все его попытки заглушить звуки плача или криков оказываются тщетными, или когда один из полуночных гостей мамы оказывается слишком громким, появляется Шерлок. К этому моменту Джон прекращает попытки определиться, настоящее всё это или нет, или же он просто продолжает придумывать всё это в своей голове, или же он и правда какой-то сумасшедший, который всё ещё видит воображаемого друга, созданного восемь лет назад после увиденного в метро маленького мальчика, или же теперь он представляет себе, как бы выглядел тот мальчик столько лет спустя. Тяжело заставить себя беспокоиться об этом, когда Шерлок стоит у его кровати, сплошь очертания человека с беспорядочными кудрями на голове и переливающимися глазами. — Слушай, Джон, — говорит он, и Джон закроет глаза, укрывшись от исходящих из-за стены звуков, когда робкая мелодия странных и соблазнительных звуков заполнит его разум. — Это песню я написал только для тебя. И это такая прекрасная мысль, песня, написанная только для него, что он почти не обращает внимания на то, как Шерлок пронизывает его взглядом или как его бледная рука уберёт чёлку с совершенно чёрных глаз.***
Джон приглашает Сару на свидание, чтобы извиниться за танец. Он говорит ей, что ему жаль, так сильно жаль. Кое-что случилось. Кое-что важное, кое-что неожиданное, и ему пришлось уйти. Это требует убедительности, но Сара слишком мила, и когда Джон берёт её за руку и переплетает их пальцы, она соглашается пойти с ним, чтобы он смог извиниться. Одно свидание приводит ко второму, а второе к третьему, и к четвёртому свиданию Сара перестаёт обижаться, что, в общем-то, очень хорошо, потому что её руки зарываются в его волосы, а губы прижимаются к его губам, и Джон никогда ещё не целовал так девочку, и внизу он твёрд, как камень, потому что язык Сары переплетается с его языком, и это чертовски восхитительно. Спина Джона упирается в дерево, а ноги расставлены настолько, чтобы Сара могла стоять между ними. Она прижимается к нему так сильно, что перед ними не остаётся ни дюйма, и прямо тогда, когда руки Сары, зажатые между ними, опускаются всё ниже и ниже, отчего дыхание спирает, он начинает чувствовать его. Открыв глаза, он следит за тем, как мимо проходит изящный чёрный силуэт Шерлока. Сегодня он похож на тень. Он начинает замечать это. Он кружит вокруг дерева, словно рыскающий кот, со сложенными вместе ладонями, и Джон не имеет понятия о том, что он делает, а Шерлок же просто бродит и бродит, и губы Джона становятся менее настойчивыми. Он старается отогнать эту мысль. Закрывает глаза, потому что если он не сможет видеть его, то не сможет и думать о нём, а он хочет думать лишь о губах Сары и о движениях её рук, заставляющих его стонать в теплоту её рта. — Я буду целовать тебя так, если ты захочешь, — шепчет ему на ухо глубокий мужской голос, и Джон снова стонет. — Я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой. Я знаю, что тебе понравится. Пожалуй, даже лучше, чем ты сам. Картинки вспыхивают перед его глазами прежде чем Джон успевает их остановить, и никак не помогает то, что Сара всё ещё целует его, потому что изображение Шерлока с длинными конечностями и острыми углами становится больше, а горячие руки прижимаются к нему, делая всё ещё более явственным. Он хочет потрясти головой. Хочет, чтобы Шерлок перестал говорить, хочет снова думать о Саре, только о Саре, но когда он открывает глаза, то видит, что Шерлок стоит прямо позади неё, улыбаясь ему, и Джон чувствует, что у него подкашиваются колени. Он слышит собственный стон, и несмотря на то, что губы Шерлока не шевелятся, Джон всё же слышит голос в своей голове. Он шепчет ласковые слова, из-за которых Джон кладёт руки на бёдра Сары, чтобы осторожно её отстранить. — Прости. Думаю, нам нужно идти, — говорит он. — Я позвоню тебе, — говорит он. Позже ночью Джон, лёжа в кровати, обхватывает себя ладонями и проводит резко и быстро, закрывая глаза и прикусывая нижнюю губу, не в силах перестать думать о том, какого это, если б это было возможно и о том, как это сводит его с ума. А когда он заканчивает с этим, то вытирается простынёй и тяжело дышит, и из-за ладони Шерлока на его лбу, убирающей его чёлку с бровей, ему кажется, что он сгорает изнутри.***
Если Джону и раньше тяжело давалось поддерживать в себе баланс симпатичного, доброго и в меру популярного спортсмена и разрушительной беды в одной паре шортов для регби, то возвращение Шерлока в его жизнь сделало это и вовсе невозможным. Но, может, ничто из этой хрени ничего не значило, и Джон только сейчас осознаёт, что это ничего не значит теперь, когда у него есть более подходящая причина для того, чтобы уходить от реальности, подальше от пьющей матери, своенравной сестры и следящим за ним с фотографий лицом человека, выглядящего так же ужасно, как и он сам. С нижнего этажа: Я ненавижу тебя! Лучше бы это ты погиб, а не папа.***
Шерлок обвивает своими длинными, бесконечными руками его плечи, пока Джон зарывается рукой в его волосы и пытается не ударить стену и, может, себя. Шерлок шепчет ему на ухо слова, успокаивающие слова, расслабляющие слова, слова, которые заставляют его смеяться. Он чувствует, как воображаемые кудри касаются его щеки. Он слышит скрип деревянного стола по плиточному полу и звук ударяющегося стекла. Что-то разбилось. Он чувствует руку на своей щеке, вжимающиеся в кожу ногти. — Интересно, что происходит в твоей забавной маленькой голове? — Спросит Шерлок глубоким баритоном. — Ты не можешь держать от меня секреты. Что ты собираешься сделать? У Джона так хорошо получалось быть нормальным.***
К своей же радости, Сара слишком мила. Не важно, как часто Джон говорит, что позвонит ей, никогда этого не делая, не важно, как много раз их свидания прерываются именно тогда, когда они подходят к этому, она всё равно всегда улыбается и заправляет прядь за ухо, когда они встречаются вновь. — Она идиотка, — невозмутимо сообщит Шерлок, стоя прямо позади него, и Джону придётся насильно заставить себя притвориться, что он не слышит его. — Она скучная. На самом деле она не нравится тебе. Что ты пытаешься доказать? Джон не обратит на него внимания. Он скажет: — Куда, говоришь, мы отправляемся вечером? — Зачем, чтобы ты смог снова убежать? — Спросит она, подняв бровь. Она посмотрит на него и положит руки себе на бёдра. Стоя позади неё, Шерлок будет пародировать её, в ледяных глазах мелькнёт озорной блеск. Когда Сара меняет позицию. Шерлок делает то же самое. Он создаёт впечатление кукловода, дёргающего её за ниточки, а Джону кажется, что это его дёргают и тянут. — Не в этот раз, — обещает он, будучи уверенным. — Ты и я. Мы проведём замечательный вечер. Сара недоверчиво смотрит на него, а Шерлок внезапно останавливается, и выражение на его лице сменяется каким-то отвращением. — Честно, Джон. Это пустая трата всеобщего времени. Ты знаешь, что она тебе не нравится. — Ты мне нравишься, — быстро говорит Джон, дотягиваясь до её руки. Всё что угодно, чтобы заткнуть Шерлока хотя бы на минуту. — Я хочу проводить с тобой время. Только с тобой. Шерлок замирает, а Сара улыбается широкой улыбкой, и Джон пытается проигнорировать прожигающий в её голове дыру взгляд ледяных глаз Шерлока.***
Atropa Belladonna, — слышит Джон раздавшийся позади голос Шерлока, стоя перед зеркалом и разглаживая складки на брюках. — Красивые цветы, верно? Думаю, Саре они понравятся. Джон закрывает глаза, судорожно дёргая головой. Сонная одурь. Только сегодня он читал про неё в учебнике. — Воины смазывали острие стрел и гарпунов её ядом, — плавно продолжает он, и Джон разворачивается, чтобы посмотреть на Шерлока, стоящего в тёмном-тёмном углу. Кажется, сейчас он растворится в нём, и Джон готов почти поклясться, что тени выползают из-за стены, подкрадываясь к телу Шерлока. — Представь, Джон, — говорит он, сверкая глазами. — Иногда нечто столь красивое может оказаться таким смертельным. Разве это не очаровательно? Этого предупреждения должно было быть достаточно. Достаточно, чтобы отпугнуть его, но он был таким идиотом, что уговорил себя забыть об этом на следующий день. Странное чувство тревоги поднялось в его груди, но перед тем, как он успел открыть рот, Шерлок рассмеялся глубоким волчьим голосом. — Не пугайся, Джон. Беладонна здесь не растёт.***
Неделей позже, когда Сара сидит на заднем сидении машины их с Гарри общего доживающего свои дни Форда, когда рука Джона дерзко задирает её рубашку, а Сара извивается, тогда это происходит. Легко проигнорировать мглистое облако кружащихся вокруг машины теней, сопровождаемое свистом и дедукцией, шёпот стального голоса, что сейчас это совсем нелепо. Она не подходит тебе. Не будь идиотом, Джон. Джон. Это скучно. От того, как он произносит его имя, сложно сосредоточиться. Руки Сары проводят вверх и вниз по его спине, и даже когда её слова шёпотом раздаются в его ушах, этого оказывается недостаточно для того, чтобы заглушить поддразнивая Шерлока. Он старается убрать его, перестать придумывать, что он там, что всё, что там есть — это красавица под ним, вздыхающая и стонущая ему в губы. — А она красивая, — слышит Джон Шерлока, его глубокий голос проникает даже в машину. — Как маленькая птичка. Джон замирает. Он чувствует, как каждый волос на его теле встаёт дыбом, а по спине пробегает холод. В голове всплывает воспоминание. Плач. Липкий ярко-красный сок. Кричащая на него женщина. Холодный взгляд. Он открывает глаза, видит неясные очертания Тени, пролетающей мимо окна заднего сидения. Что-то, похожее на панику, поднимается к горлу. — Прекрати, — доносится до него собственное бормотание. — Прекрати. — А? — Недоумевает Сара. — Что? — Музыка, — шепчет он, прижимаясь губами к её шее и пытаясь отвлечься. Он зажмуривается и пытается подавить внезапно возникшие из неоткуда звуки смычка, протаскиваемого сквозь струны скрипки. — Я думал, что могу сыграть тебе что-нибудь романтичное, — теперь он слышит голос Шерлока даже в своей голове. Спокойный и тихий. — Тебе нравится? Я думал о тебе, когда писал её. Сначала стяжки струн раздаются нежно и чётко, мило и сладко, но в тот момент, когда Джон решает, что теперь способен выключить его и сосредоточиться на лежащей под ним девушке, протягивающей руку к его штанам, музыка резко переходит во что-то, похожее на визг шин на мокром асфальте. Музыка в его голове внезапно становится такой громкой, что Джон по-настоящему пугается, поднимаясь на колени и судорожно глотая воздух, прижимая руку к уху. — Джон? — Боже, так громко. Сара встревоженно оборачивается. — Что громко? — Может, ей не нравится, — Усмехается Шерлок поверх музыки, и Джон может различить его, увидеть в окне его мглистую фигуру, повёрнутую к машине спиной. Джон видит движения его локтя и очертания чего-то длинного и тонкого, пронизывающего ночной воздух. Как грубо. Я написал это специально для вас двоих. Звуки скрипки становятся настолько громкими, что Джону кажется, что в его голове выдолбили дырку для громкоговорителя и пропустили их через него. Эта музыка злая, громкая, неистовая, и Джону приходится совсем отстраниться от Сары, прижимая ладони у ушам и зажмуриваясь. Хуже всего то, что он знает, как выглядит. Знает, что Сара думает, что он сумасшедший, но эта музыка громкая, такая громкая, что ему кажется, будто его голова раскалывается. Сара старается привлечь его внимание, он чувствует, как она трясёт его за руку, но от её прикосновений мелодия только становится громче, и Джон отшатывается от девушки, стряхивая её руку и крича «прекрати!», даже не зная, кому это предназначалось. Лицо Сары перекашивает ужасом и непониманием, и она резко поправляет рубашку, не зная, должна ли теперь сидеть неподвижно или дотронуться до него, остаться в машине или вылезти и убежать. Музыка становится громче, достигая яростного крещендо, и когда Джон наконец открывает глаза, его ладони оказываются белыми от того, что он с силой прижимал их к ушам, и он видит Шерлока, его чернильно-чёрные очертания на фоне ночи прямо перед окном. И, словно выключенное радио, музыка затихает. В темноте Джон видит, как побелевшие глаза гладят на него. Сверкают острые белые зубы. — Джон, я думаю… думаю, тебе стоит отвезти меня домой, — произносит Сара, когда тишина затягивается слишком надолго. — Джон? Джон? И Джон смотрит на неё, по-настоящему смотрит на неё, как будто бы слыша её впервые в жизни. — Что? — Думаю, тебе стоит отвезти меня домой. — Его молчание делает её ещё более расстроенной. За окном у Шерлока подрагивают плечи. От смеха. — Думаю, было бы неплохо, Джон, — раздаётся голос Шерлока в его голове. — Это вежливо, не так ли? Отвези девушку домой. Уже так поздно. Кто знает, что может случиться? Колеблясь, Джон соглашается. Он не знает, как обыграть то, что сейчас случилось. Он извиняется. Он слабо говорит ей, что склонен к мигрени. — В следующий раз будет лучше, — говорит он, подходя к её дому после долгой и тихой поездки. Тихой для Сары, по крайней мере. Для Джона звучала мягкая, низкая и медленная мелодия. Извинения. — И опять, мне… жаль. Сара впервые ничего не отвечает. Она не знает, что сказать на счёт того, что только что случилось, так что вместо этого она кивает и тянется к дверной ручке. Джон дотрагивается до её руки. Мягкая мелодия утихает. — Увидимся завтра? Дверь за ней закрывается, и через окно Джону видно, как она быстро поднимается по лестнице. С заднего сидения Джон слышит уверенный голос Шерлока. — Кажется, она чувствует себя не очень хорошо, да? Надеюсь, завтра она останется дома.***
Сара не приходит в школу на следующий день. И днём после. Говорят, она подхватила ужасный грипп и всё время лежит в кровати, но её друзья переживают о ней, рассказывает её папа, когда Джон звонит на третий день безмолвия. — Ей принесли так много цветов, — объясняет он. — Фиолетовые — её любимые.****
— Что случилось с Уотсоном? — Ты тоже это заметил? — Он так странно себя вёл последние месяцы. Никогда не разговаривает. — Он как запуганная собака. Выпрыгивает из собственной кожи, стоит заговорить с ним. Даже на тренировки больше не ходит. — Думаю, у него проблемы дома. Кажется, он совсем не высыпается. — Чёрт знает. Но у меня от этого мурашки по коже. Недавно видел, как он говорил сам с собой. — Бедный. Должно быть, так расстроился из-за той девушки.