***
Их противникам потребовалось меньше десяти минут, чтобы принять условия переговоров: никакого оружия, никаких неизвестных приборов и ледяной барьер между двумя сторонами, любая попытка разрушить который будет немедленным объявлением войны. Эредин не строил иллюзий: какие бы условия они ни выставили, у dh’oine найдется тысяча способов их обойти. У его магов остался последний козырь в рукаве, о котором они не догадывались — телепатия. И хоть мысли человека, говорящего на ином языке, не более чем поток образов, обрывки мыслей, мест и лиц, в любом хаосе можно найти крупицу истины. Помещение, которое они выбрали для переговоров, было одним из самых просторных во всем здании и по размерам своим могло соперничать с тронным залом. Глубокая ночь создавала в нем темные уголки, в которых могло прятаться что угодно. Карантир стоял справа от него — место по левую руку заняла Дейдра, которой в радость была любая передышка. Хоть она и уступала своему наставнику в телепатии, Эредин настоял на ее присутствии. Лицо Дейдры было dh’oine еще незнакомо, и поэтому давало Aen Elle возможность призвать подмогу в любой момент. К тому же ее красота заставила бы и монаха забыть свои обеты, и отвлекала внимание на себя не хуже пестрого знамени. В воздухе висело ощущение смутной, зловещей паранойи, и с каждым щелчком стрелки часов Эредин все больше чувствовал себя как перед битвой. То, что предстояло сражаться словами, а не на мечах, не имело никакого значения. В мгновение, когда стрелка часов остановилась на двенадцати и замерла, в дверях появилась человеческая фигура. На одежде мужчины не было ни пылинки; она казалась столь чистой, что отражала свет, а из идеально симметричных черных усов не выбивалась ни одна волосинка. Он напоминал Эредину ростовщика и по расслабленной манере держаться, и по глубокой лживости, застрявшей в морщинах деланной улыбки. Когда Эредин увидел второго вошедшего, то положил руку на эфес меча, отчего все тут же застыли в болезненных позах. Какими глупцами нужно быть, чтобы позвать на переговоры эту тварь? После всего, что он сотворил? Такой фарс обречен закончиться даже раньше, чем он предполагал. — Господин Бреакк Глас, — сказал первый вошедший, убедившись, что дальше эфеса рука Эредина не двинулась. Его голос, хоть и казался далеким из-за ледяной стены, звучал бодро и громко. — Я рад, что вы согласились на встречу. Андрей Рэнд, директор по связям с общественностью компании Версалайф. Из-за высоких потолков слова отлетали от стен, запертые в ловушке, и комната повторила за Андреем «лайф, лайф, лайф». Дверь за их спиной закрылась сама по себе, с гулким стуком вернулись на место засовы. Эредин вглядывался в незнакомца: если все в Намире было сделано, выточено, и сконструировано для того, чтобы внушать страх, то в Андрее все было призвано вызывать расположение — белозубая улыбка, безупречная, словно отполированная, кожа, и костюм, сидевший как вторая кожа. «Осторожно, они вооружены, — предупредил Карантир. — Обрати внимание на углубления в потолке. Этот… это существо только что подумало об орудиях, спрятанных там». Намир сам по себе оружие. — Я нахожу ваше сопровождение довольно безвкусным, — процедил Эредин. — А я ваше — неожиданным, — сверкнул отполированными зубами Андрей. — Мне не сообщали о дамах в вашем отряде. Взгляд мужчины на долю мгновения скользнул по линии декольте Дейдры, подчеркнутой обвивающим тонкую шею массивным колье из обсидиана, прежде чем остановиться на Эредине. Дейдра, уловив взгляд, вздернула подбородок и выпрямилась, заморозив нахала взглядом. — Что до присутствия господина Намира, я боюсь, присутствие начальника по безопасности обсуждению подлежать не может. Эредин бросил взгляд на Карантира, желая узнать, что творится в их головах. «Желают тебе здоровья и благополучия, Эредин, — спокойно ответил Карантир. — Намир — так в красках, достойных некоторых демонических измерений. Для машины у него очень богатая фантазия». Для иронизирования маг выбрал неподходящий момент. «Передавай мне все, что видишь», — одернул его Эредин. Истолковав затянувшееся молчание за желание прекратить разговор, мужчина примирительно продолжил: — Мы глубоко сожалеем, что оказали вам не самый теплый прием, но поймите нас правильно, господин Бреакк Глас, первыми агрессию проявили вы. Та женщина, которую вы разрубили пополам… — Андрей покачал головой, тяжело вздохнув. Эредин совершенно не мог припомнить, о ком он, — боюсь, мы стали заложниками глубокого непонимания. В Эредина ударила тошнотворная и дезориентирующая волна — в мозг вдруг хлынули осязаемо чужие образы. …силуэты на стенах…. механическая ругань… мечущийся в ярости мужчина с неестественно синими глазами… Make them close it and get rid of them. (Заставьте их закрыть его и избавьтесь от них) Ощущение было отвратительное, будто ешь пережеванную кем-то другим еду, и ничему из увиденного он не мог найти объяснения. — Хм, — высказался Эредин, стремясь сдержать рвотный позыв. — Досадно. — Крайне досадно, — с нажимом повторил Андрей. - Но еще более досадным я нахожу тот факт, что площадь Дайгун превратилась в черную дыру. Или как мне называть ваше творение? Портал? …Тишина. Улицы опустевшего города. Все замерло — осталась только пыль, гонимая ветром… Infiltrate on my command. We don’t want them to play Zealots in Masada on us. (Главное, чтобы они не выкинули фокус, как евреи в Масаде). Эредин впервые различил в темноте торчащий стеклянный рыбий глаз камеры, внимательно на него взирающий. — Разве что в один конец, — ответил Эредин, небрежно выдумав угрозу сквозь шум в собственной голове. — Я боюсь, в вашем мире скоро станет тесно…, но ненадолго. …Цифры… Бегущие строки, линия, под отвесным углом направленная вниз… Деньги. Деньги. Деньги. Eliminate them at any cost before anybody learns. (Уничтожьте их, пока никто не узнал) Мысли Андрея отдавали золотым блеском алчности, возводили в абсолют одно и то же слово. Лучше бы ему достался в переговорщики какой-нибудь благородный идиот, готовый кинуться на острие меча, чтобы спасти мир. — Как интересно. А вы останетесь наблюдать за грандиозным шоу? — Андрей улыбнулся так, что кожа на губах растянулась до предела. «Избегай прямого ответа, — вмешался Карантир. — Они сами не уверены, что нас держит». — При всей моей любви к хорошим представлениям, — медленно начал Эредин. — Я готов пожертвовать таким зрелищем. Не из благотворительности, конечно… — он на мгновение задумался над наиболее туманной формулировкой: — …из научного интереса. У Намира на лице появилось такое выражение, как будто он услышал глупейшую шутку в своей жизни. Он скрестил руки на груди и сделал шаг назад, укрывшись в темноте одной из ниш. Эредину не понравилось, что он не видит его рук. …Войска, окружившие здания. Механические слуги, утыканные оружием, как елка иголками… Дребезжащие стрелки причудливого прибора… Thing is both radioactive and distorts time. (Оно радиоактивно и искажает время) В отличие от вихристых мыслей Андрея мышление Намира же походило на отлаженный станок, если бы существовали кровожадные станки. — Какое похвальное рвение к науке, — развел руками Андрей, почуяв фальшь как гончая — кровь. — Видимо, меня дезинформировали, когда сказали, что вы не очень высокого мнения о наших достижениях. Что же вас заинтересовало? Андрей задумчиво постучал по разделяющей их завесе из голубого льда слишком ухоженными для мужчины dh’oine пальцами, от которых до самых висков, как подкожные черви, тянулись провода. В комнате будто бы становилось темнее. Эта тьма, казалось, жила собственной жизнью — что-то плотное, сбитое и будто бы даже способное чувствовать. Как только Эредин собрался ответить, откуда-то снизу раздался звук брошенного в воду тела. Гораздо громче, чем его могло бы издать при падении тело любых нормальных размеров. Андрей и Намир молниеносно переглянулись. — Господин Бреакк Глас, — Андрей сморщил загорелый лоб, — у нас мало времени. Чего именно вы хотите? «Пустая трата времени, — резко сказал Карантир. — Они поглощены мыслями о том, как заставить нас закрыть Врата и перерезать как скот, и у них есть для этого средства. Если мы не пойдем на попятную, они пойдут на штурм. Дай им пустую надежду». Эредин глубоко вдохнул. — Для начала я хочу вам доверять, господин Рэнд. Для этого мне нужно убедиться, что вы действительно сожалеете о содеянном. Его голова, — Эредин кивнул на Намира, — станет прекрасным доказательством. Он на секунду задумался еще об одной возможной жертве, но он не откажет себе в удовольствии сделать это с ней сам. Эредин бы многое отдал, чтобы посмотреть сейчас на ее смуглое лицо. «Шансы, Карантир?» «Малы, — разочарованно подумал Карантир. — Но он хотя бы задумался над твоим предложением, хотя Намиру передал совершенно иную мысль». Эредину стоило невероятных трудов не выдать себя улыбкой. У Дейдры же этого не получилось, и ее серые глаза засветились при запахе интриги. — Он пытал моих соратников и изуродовал моего генерала, — продолжил он. — Я не нахожу свою просьбу беспочвенной, господин Рэнд. На мгновение воцарилась абсолютная тишина. В отличие от Андрея, изумление которого выдавали расширившиеся зрачки, Намир даже не изменился в лице, продолжая буравить Эредина внимательным взглядом хищника. «После мыслей о твоей чудовищной кончине, Намир подумал о своей семье, — поведал Карантир. — У этого существа есть семья, можешь себе представить?» Карантир небрежно передал образ двух мальчиков в нахлобученных на темные кудрявые головы маленьких белых шапочках и обнимающую их за плечи женщину в огромных темных очках. Южная страна, расплывающиеся от зноя пальмы и белые квадратные здания. Человеческим детям не привыкать расти без отцов. — Господин Бреакк Глас, — наконец выдавил из себя Андрей, — мы с вами взрослые люди…. Прежде, чем продолжить, он резким движением поправил шелковый оранжевый галстук, такого же неестественно яркого цвета, как и шевелюра Дейдры. — И эльфы, — наигранно дружелюбно поправил его Эредин. — По исполнении этой пустяковой просьбы мои маги окажутся в вашем распоряжении, а ваши ученые — в моем. Сколько жизней мы спасем взамен одной… это можно назвать жизнью? Намир усмехнулся. В глазах его отражалась звериная, бездонная ненависть, но лицо оставалось непроницаемым. — Мне лестно, что тебе не хватило духу даже попытаться убить меня собственноручно, эльф, — спокойно сказал он. — Но отчаяние — чертовски плохой советчик. — Доверие бывает только взаимным, Бреакк Глас, — прервал его Андрей. — Чжао Юнь Чжу еще жива? Кто? Ах, да. Потрескавшаяся фарфоровая кукла. — Покуда мне это выгодно, — пожал плечами Эредин. Андрей покачал головой, и Эредину хотелось видеть в этом движении сомнение, а не отказ. — Не нужно принимать решение сиюминутно, господин Рэнд, — ободряюще сказал он. — У вас есть время до рассвета. И еще кое-что… Любой из нас предпочтет смерть еще одному пленению, и то, что творится снаружи, станет исключительно вашей проблемой. Во взгляде Андрея читалось напряжение, ясно показывающее, что вся его недавняя расслабленность была напускной. — До рассвета, Бреакк Глас, — сухо сказал Андрей, впервые позабыв про манеры. — Мне нужно подтверждение, что Чжао Юнь Чжу действительно жива, в течение часа. — До рассвета, эльф, — на лице Намира застыл оскал, пародируюший улыбку. Они ушли первыми, ни разу не обернувшись.***
Как бы он ни наслаждался сознанием, что Намира могут уничтожить свои же, ощущение мимолетного триумфа рассеялось, стоило только вернуться на пропитавшийся трупным запахом этаж. Дейдра и Карантир были так же мрачны, как и он сам, и стояли, подпирая спинами разные углы переговорной. Эредин был настолько голоден, что еда местных dh'oine уже не казалась ему настолько неаппетитной, и он решил перекусить упакованным в тонкую бумагу коричневым батончиком, который, как ни странно, оказался гораздо лучше на вкус, чем он мог предположить. «До рассвета нам нужно будет исчезнуть, — первым высказался Карантир. — Вне зависимости от того, решат ли они совершить ритуальную жертву или нет». Все неумолимо двигалось к этому решению. — Сначала мы убедимся, что вместо штурма они войдут в ловушку, которая рухнет под их ногами, — сказал Эредин, откусывая сразу пол-батончика. У Карантира было такое выражение лица, будто его замучила мигрень. «Они будут мертвы, Эредин, раньше или позже. Все обитатели этого мира будут мертвы. В дополнительных стараниях нет смысла». — Они нас не боятся, — невпопад ответила Дейдра. — Они не боятся даже Спирали, правда, скорее из-за непонимания того, что она за собой влечет. Но кое-что их все-таки страшит. Я не до конца понимаю, что именно… Что-то, связанное с цветами? — С чем? — опешил Эредин. Даже стоявшие в коридорах пальмы на проверку оказались искусно выполненной имитацией. — Они боятся падения, — сказала Дейдра, слегка замешкавшись, словно чувствуя, что говорит глупость. — Акаций. Но представляют при этом линии и цифры. Ощущение смутного страха в мыслях Андрея вперемешку с алчностью он припоминал, но слово слышал впервые. «Вы блуждаете в темноте, — мрачно сказал Карантир. — В здании полно людей, которые помогут вам разгадать эту загадку». ***** — Акции, — отчетливо произнесла Катарина. Голос у нее был как у маленькой девочки, высокий и ломкий. — Ак-ци-и. Без «а». Она немного осмелела и больше не вжималась в спинку стула, то ли привыкнув, то ли почувствовав себя увереннее в присутствии женщины, что, кстати, было совершенно напрасным. — И почему они внушают твоим господам такой страх? — поинтересовался Эредин. На лице девушки удивление смешалось со смятением, но через некоторое время она нахмурилась, словно догадавшись о чем-то. Дейдра расположилась в широком кресле и закинула ногу на ногу с таким выражением лица, которое даже у Эредина вызывало легкую опаску. Сравнив обеих женщин, он подумал, что, должно быть, ослеп или отчаялся, если немногим раньше счел человеческую женщину миловидной. — Вы телепаты, так? — медленно спросила Катарина. Потрясающая проницательность. — Не твое человеческое дело, — в голосе Дейдры зазвучали нехорошие нотки, а на кончиках пальцев начала собираться изморозь. — Почему. Вы. Их. Боитесь? Эредин предупредительно поднял руку, несколько обеспокоенный, что горячность Дейдры перейдет нужные границы. — Бовьем, — сказала Катарина на своем суржике. — То, что оде вами сделали — нелегально. То преступление. Эксперименты над лю… живыми естествами. Ни инвесторам, ни масс-медиа то не понравится. Рычащие и грубые слова резали Эредину слух не меньше, чем услышанная в том подземелье музыка. Дейдра нетерпеливо мотнула головой, услышав незнакомые слова, и облизала пересохшие губы. Эредин пошарил в буфете, стоявшем в углу, извлек бутылку воды и три стакана, поставив их на стол. — Почему масс-медиа будет какое-то дело до того, — откинув с лица кудри, спросила Дейдра, — что ваша гильдия — корпорация — сделала с чужеземцами? В голову Эредина закралось шальное воспоминание об одном из походов, когда Всадников занесло в подземный город с непроизносимым именем и матриархальными порядками, и Дейдра так же откидывала назад свою рыжую гриву, выгибаясь под ним в одной из сталактитовых пещер. — Бовьем то противозаконно, — растерянно повторила девушка. Странно, что для них это угроза: насколько Эредину известно, человеческие законы существуют только в сводах человеческих законов. — Против чьих именно законов? — вздохнула Дейдра, обхватив тонкими пальцами любезно предложенный им стакан. — И почему твои господа должны им подчиняться? Лицо девушки удивленно вытянулось, но она быстро овладела собой. Опустив глаза, Эредин увидел дырки на ее чулках, длинные тонкие стрелки, как будто по ее ногам прошлись невидимые когти. Эта картина еще больше усугубила ощущение незримого присутствия. — Против международных… Мировых законов. Против Женевской конвенции. Йести такие, как Таггарт, узнают… И имя, и название вонзились ему в уши рыболовными крючками. — Женева… город, не так ли? — внес свою лепту Эредин. — И Таггарт — его правитель? Девушка посмотрела на него с какой-то безнадежностью и коротко кивнула. Она сказала что-то еще, но ее слова заглушила просьба Карантира подойти. — Выясни о нем больше, Дейдра. И пройдись с ней по главным городам этого мира, — сказал Эредин, поднявшись из-за стола. — Правители, симпатии, союзы. И при прочих равных я предпочел бы те, где еще осталось хотя бы одно растение.***
Карантир, опираясь на ближайший стол левой механической рукой, стоял у железного ящика, из которого пытался вытрясти какую-то коричневую жидкость. В походах Всадникам доводилось есть и пить и куда более странные вещи, поэтому Эредин не стал ничего спрашивать. Вместо этого он открыл краны над раковиной, из которых лились одинаковые струйки теплой, как кровь, воды, и умыл лицо. Кое-как справившись с аппаратом, Карантир гордо поставил перед собой дымящуюся коричневую жидкость, по запаху смутно напоминающую жженые зерна какао. На красной глиняной кружке красовалась надпись «Best Boss 2027». «Zireael попытается сбежать, — первым начал разговор он. — И сделает это при первой же возможности, а их у нее будет в изобилии». Это проклятое имя давно стало горчить на языке. — Меньше всего меня сейчас заботит Zireael. Нам нужно планировать отступление. Карантир сделал аккуратный глоток. «Она никогда никого из нас не заботила. Мы искали не ее, мы искали… как ты однажды выразился? Жемчужину в свином дерьме. Остатки Aen Hen Ichaer в генетической клоаке». Эредин с улыбкой отметил, что Aen Elle обладают привычкой философствовать в самый неподходящий момент, и он исключением не был. Карантир прав, он подбирал Zireael и куда более поэтичные эпитеты. То, что для такого драгоценного дара был выбран такой неподходящий сосуд, всегда казалось ему злой шуткой Природы. — Жаль, что нельзя отделить одно от другого, — вздохнул он. «Нельзя разделить дитя и мать, — задумчиво протянул Карантир, — ген и носитель, плод и утробу… Непреложные истины. И как почти все непреложные истины, они оказались ложью». Эредин взглянул на собеседника с неподдельным интересом. «Все, что в ней есть иного, Эредин, — Карантир сделал широкий круговой жест, отложив в сторону чашку, — как оказалось, вполне извлекаемо». От количества мелких глотков, которые делал Карантир, чашка стала казаться Эредину бездонной. — Каким образом? «Solve et Coagula, древнейший из алхимических принципов. Primo, разъедини: семя от отца, овоцит от матери. Secundo, соедини: в любом подходящем сосуде». Мысль отделить дар от сосуда ему импонировала, но сказанное смутно напоминало лабораторные изыски Аваллак’ха, которые ничем, кроме создания искореженных и нежизнеспособных созданий, не завершались. — Разве это не нарушает таинство Природы? — задумался Эредин. «C каких пор обрюхатить dh’oine теперь стало великим таинством?» — хмыкнул Карантир, откинув волосы с остроконечного уха и наклонив голову. — Давай не будем опускаться до вульгарности, — поморщился Эредин. Карантир наклонил голову в знак извинения. «Мне ведомо, что тебе противны искусственные методы, но… Поверь мне, это лучший способ сохранить Старшую Кровь, не прибегая к помощи человеческой утробы». Согласится ли Эльтара понести подобное дитя? В ней всегда горело желание стать матерью, хотя надежда и таяла с каждым десятилетием. Нет, перспектива носить в себе отчасти человеческую кровь, пусть и в примеси со Старшей, ее мало обрадует, но так уж распорядилась Природа, что женщины любят все, что выросло в их утробе. Да, это будет отличным подарком по возвращении. — Делай, что должен, — разрешил Эредин. Карантир кивнул.***
Даже после успешного завершения операции, Эредин не собирался убивать Zireael. По крайней мере, пока она не попытается сбежать или еще раз поднять на него оружие. Убедить ее, что такие авантюры заканчиваются только смертями, уже не представлялось ему возможным — как верно подметила Дейдра, легче обезьяну научить играть на лютне. Впрочем, за пару сотен лет на Тир на Лиа и обезьянка заиграет — если не от безысходности, то под влиянием окружения. Обратить людей в услужение как раз и заняло пару веков. Описанию этого процесса ведуны посвятили не менее сотни томов с педантично расписанными указаниями по селекции. Если верить официальной летописи, то евгеника была тут ни при чем, и люди сами предпочли преклонить колено перед расой, что культурно превосходила их в десятки раз. Существует множество способов рассказать одну и ту же историю. Эредин вышагивал по мраморному полу, раздумывая, как без лишних рисков доказать Андрею, что Чжао Юнь Чжу еще жива. Когда они покинут здание, оставив dh’oine в капкане… Его мысли прервал раздавшийся где-то совсем рядом взрыв. Недостаточно мощный для штурма, но достаточно сильный, чтобы оказаться случайным. Чувствуя, как к вискам приливает кровь, он бросился на звук. Устремился прямо в облако вонючего дыма — стены еще гудели после взрыва. Прорвавшись сквозь едкую дымовую завесу, прикрыв рот и нос ладонью, Эредин увидел на уже не такой белоснежной плитке то, что осталось от тела одного из самых юных — не больше семидесяти лет от роду — магов. То, что его убило, он пытался поднять с пола, судя по развороченному торсу и оторванным рукам. Смерть была мгновенной. Кто… Посмел?!.. В комнате не было следов ни Zireael, ни Чжао. Эредин сделал глубокий вздох, несмотря на едкий дым. О, нет… Ей больше не суждено увидеть огни Тир на Лиа. Zireael не может быть слишком далеко — в воздухе еще остались следы Старшей Крови. Она не может быть слишком далеко… Эредин закрыл глаза и до побелевших костяшек сжал эфес меча. И ступил прямо в капкан. Сначала он увидел ее: блестящие зеленые глаза и прилипшие ко лбу пепельные волосы. А вот того, кто стоял за ней, Эредин разглядел двумя фатальными мгновениями позже. Поднимая руку, чтобы заслониться от удара, он уже понимал, что опоздал. Красная дымка затуманила глаза, он почувствовал, как свинцовый шарик проходит сквозь грудь. Чжао хрипло закричала что-то нечленораздельное. Боль пришла не сразу, но когда он ее ощутил, она заполонила собой все сознание. Он еще успел почувствовать, как тонкая девичья рука с недевичьей яростью вырвала из его немеющих пальцев меч. Zireael взглянула на него обезумевшими от ненависти глазами, но Эредин напрасно ожидал удара. Она развернулась в коротком финте, замахнувшись на того, кому этому удар был сродни комариному укусу. Порез оставил после себя бескровную линию, будто бы ножом вспороли холст. Намир сказал ей что-то угрожающе ласковым тоном, и Zireael приняла единственное правильное решение — бежать. Эредин лежал на правом боку, чувствуя, как между пальцев струится кровь, и наблюдал за тем, как Zireael налетела на обитую зеленой парчой кушетку, едва не поскользнувшись, и растворилась в воздухе. Намир приложил два пальца к уху. «HAWK DOWN BLUE RED COMMENCE», — прозвучал на все здание многократно усиленный голос. Быстроту движения, с которым Намир бросился за Zireael, различить даже эльфскому глазу было не под силу, особенно когда все перед глазами расплывалось. Нужно оставаться в сознании. Нужно любой ценой… Эредин опустил взгляд: на груди слева красовалась багровая рана, которая делала его похожим на продырявленный сосуд. «Либо легкое, либо сердце, — отстраненно подумал Эредин, — я истекаю кровью. Сколько это займет, если до меня не успеют добраться Карантир или Дейдра? Полчаса?». Человек от такой раны был бы уже мертв. Но вскоре и его глаза стали закрываться. Эредин из последних сил цеплялся за ускользающее сознание, за звуки, за тихую музыку, но она смолкла, и вместо нее раздался неестественно бодрый голос. ….“Far away from the Asian havoc, Francois Lambert today with you on a sunny Saturday morning in Geneva! William Taggart today with his lecture «On being Human»… (Вдалеке от азиатского хаоса, с вами сегодня Франсуа Ламберт этим утренним солнечным женевским утром. Уильям Таггарт сегодня со своей лекцией «Быть человеком»). «ЭРЕДИН, ЭРЕДИН, ЭРЕДИН» — повторял женский голос. То ли ему чудилось, то ли он действительно слышал крики, грохот и выстрелы. Где-то снаружи и слева до него донеслось шипение и вызывающее неприятные ассоциации царапанье по камню. К гнилостной вони примешался острый запах серы и извести. «Они чуют кровь, — подумал Эредин, и под «они» в его сознании появлялись образы один хуже другого, — как и наши гончие». Послышался звук разбитого стекла; ледяной ветер ворвался в комнату, словно дым. Эредин то открывал, то закрывал глаза, и каждый раз не знал, видит ли он перед собой явь или видения. Он слышал, как воздух пронзал ужасный вопль, словно какая-то ночная птица ринулась вниз за добычей. Он видел, как Дейдра выкрикнула заклинание, отчаянно жестикулируя. От сконцентрированной магической энергии воздух заискрился. Он был не в силах повернуться, чтобы увидеть, против кого сражалась Дейдра. Судя по искаженному ужасом лицу Чжао, с самой смертью. Женщина пыталась отползти назад, к настенному экрану, на котором беззвучно двигал губами тот самый мужчина с памфлета. Воздух разрезал свист перепончатых крыльев, и крылатая бестия ринулась на Дейдру, словно стрела, пущенная из арбалета. Упав на спину, чародейка резко вскинула руку, растопырив пальцы в сотворении магического заклинания. Ледяная стрела сбила существо, и оно с шипением врезалось прямо в изображение переполненной людьми площади. Чжао закрыла лицо руками, пытаясь спрятаться от града осколков. Тварь, упавшая рядом с ней, все еще трепетала крыльями, как та летающая машина, и ощерила не меньше трех рядов острых, как клинки, зубов. Дейдра подскочила к Эредину, но дрожащие руки предали ее, и небрежно брошенное лечебное заклинание вызвало только еще большую боль. До крови закусив губу, она прошептала про себя знакомое Эредину название. Повторила громче, телепатически — так, что любой восприимчивый к магии услышал бы ее за сотни верст. Женева. Последнее, что он помнил, были вцепившиеся в него длинные женские пальцы, унизанные перстнями в изумрудах, и переливающееся зарево портала. Резкий запах озона. И. Белый. Свет.***
Эредину казалось, что он падает сквозь портал целую вечность. И эту вечность сопровождал вкрадчивый мужской голос, что-то вещавший ему на незнакомом языке. — What does it truly mean — to be human? What does it truly mean — to know the good from bad, the natural from unnatural, truth from lies? (Что это значит — быть человеком? Что это значит — отличать добро от зла, естественное от неестественного, правду от лжи?) Зияющее в воздухе отверстие сомкнулось с оглушительным грохотом, и Эредин рухнул на спину. Уверенная речь тут же оборвалась. Он услышал истошные крики, и из последних сил поднялся на локтях, захлебнувшись в кровавом кашле. Мужчина в очках отшатнулся от них, как от внезапно ударившей слишком близко молнии, спрятавшись в плотном кольце вооруженной до зубов охраны. Уильям Таггарт. Секундная стрелка висевших над сценой часов остановилась. Десятки дул смотрели прямо на них. Эредин старался не шелохнуться, судорожно вдыхая запах поднявшейся пыли. Дейдра распласталась справа от него, у самых подмостков невысокой сцены. Такая телепортация должна была отнять у нее все силы. Изорванное, все в бурых пятнах платье, из уголка нижней губы текла маленькая струйка крови. Она чуть не отдала за него собственную жизнь. Под ними была та самая сцена, что он видел на экране. Не меньше тысячи dh’oine смотрели на них снизу вверх. Толпа, отпрянувшая при первом оглушительном хлопке, теперь сомкнулась вокруг них плотным кольцом. Многие из них размахивали плакатами, и в глазах Эредина пестрело от разноцветных одежд с кричащими надписями. STOP THE NEUROPOZYNE CARTEL (ОСТАНОВИТЕ НЕЙРОПОЗИНОВЫЙ КАРТЕЛЬ) TAI YONG MEDICAL ARE FASCISTS (ТАЙ ЮН — ФАШИСТЫ) LET US BE HUMAN (ДАЙТЕ НАМ БЫТЬ ЛЮДЬМИ) Короткие яркие вспышки мелькали перед глазами, сопровождаемые методичным щелканьем. Охрана разделилась на две части — одни пытались заслонить собой Таггарта, другие медленно подходили к ним, не опуская оружия. — Сall the ambulance for God’s sake! (Да вызовите вы скорую, ради Бога!) - окликнул охранника Таггарт. В жизни он оказался старше своего портрета, почти у самого заката своей короткой жизни, — Can’t you see they are wounded? (Ты не видишь, что они ранены?) Его голос разлетелся по сцене, ударив в толпу: акустика здесь была превосходная. Эредин никогда не слышал, чтобы разом кричали столько голосов. С межпространственным воем рядом с ними открылся еще один портал.***
Эредин поднялся на кровати, судорожно глотая воздух, словно приведенный в чувство резким ударом. Где он?! Что случилось со всадниками?! Он лежал, распластавшись на непривычно удобной больничной койке. Палата была залита ярким солнечным светом, а за окном виднелось лазурное озеро, отполированное как сапфир, словно с пейзажа какой-то сказочной пряничной страны. Механический уборщик передвигался по паркету бесшумными зигзагообразными движениями. Все в том же мире. Пахнущие свежим хлопком накрахмаленные простыни заскрипели, когда он поднялся на локтях и сдернул покрывало. Весь торс был крепко перевязан бинтами, но больше движений ничего не сковывало — ни путы, ни другие человеческие уловки. Боли он не чувствовал, только леденящую оторопь во всем теле. Какого дьявола? Без стука в палату вошла приземистая и широкобедрая медсестра в высоком колпаке и снежно-белом халате, с убранными в тугой хвост пшеничными волосами. Эредин выпрямился, уперевшись руками в больничную койку. — Ой, не вставайте, — произнесла она на всеобщем и улыбнулась широкой и глуповатой улыбкой, — отдыхайте, отдыхайте. Доктор скоро подойдет, господин Бреакк Глас. — Где я? — спросил Эредин. — Где мои всадники? — Клиника Ля Коллин, — мягко ответила она. — Женева. Ваши спутники в других палатах. Эредин с трудом сосредоточился, пытаясь отыскать в пространстве следы присутствия Карантира и Дейдры. Да, она не лжет. Она не лжет?.. — И чьей милостью? — выдохнул Эредин. — Мы никогда, — строго ответила медсестра, — не оставляем раненых истекать кровью на улицах, господин Бреакк Глас. Это бесчеловечно. Но, думаю, вам стоит поблагодарить Фронт Защиты Человечества. Фронт… Защиты… Человечества? Эредин терялся в догадках, смеется ли она над ним. — Может быть, вы хотите что-нибудь почитать? — прервала она затянувшуюся паузу. — Включить телевизор? — Прошу прощения? Она сочувственно улыбнулась и нажала на кнопку рядом с кроватью. Черный экран мгновенно зажегся. — Господин Бреакк Глас… — сказала она перед тем, как покинуть палату. — То, что сделали Тай Юн — чудовищно. Пожалуйста, не думайте о всех людях так плохо. Будто бы он попал на представление какой-то комедии, где актеры не переигрывают только самую малость. — Не беспокойтесь, — натянуто улыбнулся Эредин. — Ни в коем случае. Медсестра слегка поежилась от его улыбки, как и большинство людей, впервые увидевших эльфов. «Мое имя — Дейдра Сеабагар», — сказал телевизор. Эредин в недоверии поднял глаза. «Я приветствую вас от имени народа Aen Elle, — продолжила миниатюрная копия Дейдры. — Мы пришли, чтобы предупредить вас о грядущей опасности… К сожалению, слишком поздно, — Дейдра выдержала драматическую паузу, прежде чем продолжить: — Три дня нас пытали, уродовали и насиловали люди, называющие себя гильдией Тай Юн Медикал». Что… она… несет?.. Экран показал толпу, по которой пронесся идеально отрепетированный вой. Ругань смешалась с криками, кто-то грозил кулаком, кто-то пытался уйти прочь, кто-то смотрел на сцену с отсутствующим взглядом, матери закрывали детям глаза и уши. Даже разорванный верх платья был с расчетливостью уложен так, чтобы лишь самую малость обнажать полукруг груди. Эредин не знал, то ли восхищаться, то ли ужасаться женским притворством. Дейдра била по той тонкой струне, что отзывалась в мужской душе при виде несправедливо поруганной, если она поругана не им, прекрасной девы. Любой бы, кто осмелился провернуть такой фокус с Дейдрой, немедленно бы лишился детородных органов, но в это было трудно поверить, глядя в бездонные серые глаза и трепещущие губы, на нежную алебастровую кожу, перемазанную кровью — по всей видимости, его собственной. «Но ужас, который мы пережили — ничто, — продолжала Дейдра, — по сравнению с ужасом, который вам предстоит». Эредин думал, что за триста долгих лет жизни его уже ничем не удивить, но он глубоко ошибался. Стоявший позади Дейдры Карантир ничуть не портил, а скорее оттенял картину своей безжизненной механической рукой и больничным одеянием. Он выглядел как сбежавший, впервые за долгое время увидевший солнце, узник. Седовласый мужчина в очках на заднем плане то и дело поправлял очки, переводя взгляд то на Карантира, то на Дейдру, и светился праведным возмущением. «Мы пришли предупредить вас… Но если предупреждать уже поздно, сделаем все, чтобы спасти». Высшие силы, Дейдра, поаккуратнее с обещаниями! Тонко выточенное лицо Дейдры сменилось на одутловатое лицо человеческой женщины. «Весь мир шокирован выступлением женщины, называющей себя Дейдрой Сеабагар, — четко выговаривая каждое слово, сказала женщина в черном костюме и с коротко стриженными волосами, — Парадокс Ферми разрешился сегодня утром, когда появившиеся из ниоткуда остроухие создания прервали выступление Уильяма Таггарта в Женеве. Их нечеловеческая природа уже была подтверждена сотрудниками местного научно-медицинского центра». Картинки на экране дергались, словно в истерике: Дейдра, Карантир, затопленный и разрушенный город, его собственное неподвижное тело, Уильям Таггарт, бушующая толпа, и дерганные линии, стремящиеся вниз. «Я напоминаю нашим зрителям, что обвинение Тай Юн Медикалз все ещё остаётся лишь обвинением. Но, вкупе с обрушением второго уровня Хэнша, оно привело к падению курса акций корпорации на девяносто процентов. Тай Юн Медикал, уже в прошлом являясь компанией с наибольшей рыночной капитализацией, за один час вышла из ряда ведущих финансовых индексов». Услышав слишком много незнакомых терминов, Эредин нажал на кнопку выключения и откинулся на кровати, пытаясь переварить услышанное. Раздался вежливый стук. Эредин разрешил войти, и в палате появился довольно посвежевший Карантир. Он с довольным видом прижимал себе увесистый карминовый том. Полностью названия книги Эредин не увидел, но начиналось оно со слова «Фейнман». Несмотря на дискомфорт, Эредин не удержался от аплодисментов. — Браво, друг мой, — впервые за долгое время искренне улыбнулся он. — Блестящая работа! «Благодари Дейдру, — с надлежащей по этикету скромностью подумал Карантир. — Она, конечно, не согласовала со мной текст, — он кивнул на погасший экран. — Получилось несколько наигранно — особенно вкупе с тем, как ты распластался на сцене, залив всех окружающих кровью — но эффектно. Она всегда увлекалась сценическом искусством». — И это сработало? — покачал головой Эредин. — Какими глупцами нужно быть? Карантир нахмурился, подойдя поближе к койке и положив книгу на белоснежный прикроватный столик. — Наши враги, Эредин, — сказал он вслух, чеканя каждое слово, — измучили собственный мир, уничтожили все созданное природой. Обитают в вонючих клоаках, сменив дряблую плоть на железо. Но поверь мне, они далеко не глупцы. В его голосе звучала стальная нотка, которую он позволял себе в разговорах с ним от силы пару раз за время их очень долгого знакомства. Эредин шумно выдохнул, сдержав приступ гнева. Он меньше чем за неделю потерял почти всех своих всадников, а сейчас валяется на койке, спасенный своим генералом. Карантир прав. Эредин страстно желал, чтобы его слова были ложью, но одного желания было явно недостаточно. — Правда твоя, — невероятно сухо ответил он, взяв в руки стакан с водой, на котором голубым курсивом было выведено: Clinique La Colline, Geneve, a member of Versalife Healthcare Chain ©. Буквы мерцали как алмазные блестки. Несмотря на красивую обложку, вода оказалась удивительно безвкусной. Карантир тяжело посмотрел на него и подошел к окну, залюбовавшись озером и бьющим из него фонтаном. Синюшный отек на его шее стал намного меньше. — Помнишь, я как-то говорил тебе, — примирительно сказал он, — что пропаганда — самое гениальное изобретение человечества? Это было до того, как они изобрели масс-медиа.