Нова Проспект

Задача перед Геральтом стояла непростая: разобрать в сбивчивой речи женщины что-то путное и при этом не выдать Адаму, что он несколько рассредоточен. Размазан. В общем, не в самой ведьмачей форме. Поэтому женщину он слушал внимательно и не перебивал. Через полчаса выяснилось следующее: пропадают дети. Вернее, подростки. Вернее, одна уж точно: дочка женщины, отрочица Маришка, двенадцати зим от роду, конопатая, нос картошкой, волосы темные, шрам на щеке. То есть, пропадали и еще подростки. Но возвращались. Или нет? Пес с ними, главным образом речь шла о Маришке. Во всех бедах винят ОЧН (прозванных для краткости «ченцами»), а зло вершат в своей треклятой корчме. Дело уже третий день расследует имперский констебль, собирает сведения в корчме «Под красным раком» с утра до вечера. Там, где собирается отродье из красного союза. Что за красный союз? Милсдарь ведьмак, а вы, часом, сами не пьете? — Трезв, как стеклышко! — возмутился ведьмак. Адам спешно издал полный согласия сиплый звук. Чтобы избежать дальнейших подозрений, отправились по первой наводке — в ченцкую корчму. Несмотря на вечер, жара стояла ужасная: Геральт смахнул пот с век, от горячего воздуха перехватывало дыхание. Он взглянул на небо, прозрачное, без единого облачка. Кабак или же — как гласила вывеска — «МакДональдс» располагалась в не слишком большом, но довольно изящном строении кедрового дерева, с остроугольной крышей и высоко торчащей трубой, прямо напротив госпиталя святой Агнес. Из помещения доносились кухонные запахи, главным образом, печеного на решетках мяса. Или чего-то вроде того. «Голодным детям Нильфгаарда БигМак ® за пол-цены»! прочитал Геральт вывеску. Адам ускорил шаг и буквально вонзился в широкие двери. Корчма была бедненькая, но чистенькая. В углу ошивались местные голодранцы от десяти до пятнадцати лет от роду. Они волком уставились на вошедших. Трактирщица такая нерасторопная, что даже не подошла к столику — пришлось заказывать у стойки. Геральт взял первое попавшееся, Адам заказал на четверых. Уселись. Ведьмак куснул хлебную булку с мясным шматом и поперхнулся. — Да, парень… — покачал он головой. — Я лепешки из говна вкуснее жрал. Сказанное, к сожалению, не было ни метафорой, ни гиперболой. Офирской кухни он наелся по самое горло. — Соевое мясо специфическое, — дипломатично ответил Адам. — Зато выращивается за день. Нужно привыкнуть. — Отчаяться нужно, — отрезал Геральт. Ведьмак окинул взглядом остатки блюда и решил, что оно настолько отвратное, что можно уделить внимание чему-то другому. — Малой, неужто вкусно? — обратился он к предводителю ребятни. Рыжий юнец такого премерзейшего вида, словно его отец с матерью состояли в близкой родственной связи, ухмыльнулся. — Отпад, — подтвердил малой и поднял палец вверх. — Во! «Отпад». Где-то недавно он уже слышал новомодное словечко. — Скажи, малой, Марьяшку знаешь? Светлые волосы, нос картошкой? — Ну, — неопределенно ответил юнец. — Давно видел? — Ну. Он смотрел на ведьмака безучастно, круглыми и как будто ничем не занятыми глазами. — А если подумать? — вздохнул Геральт. Малец какое-то время молчал, было слышно, как он сглатывает слюну. Наконец сказал: — Не. — А если бигтейсти и большой милкшейк? — предложил Адам. — Угощаем. Геральт хмыкнул. У парня-то денег куры не клюют. Он бы с голоду сдох, если б каждого свидетеля потчевал. — Добавишь картошку фри, может, вспомню чо, — заинтересованно протянул парнишка. — А может, и нет. Адам кивнул трактирщице, и скоро малой вгрызался в дармовое угощение, брызгая во все стороны красным соусом и давясь местным сладким молоком. Хоть и тощага, а аппетит как у крокодила. Товарищи смотрели на него со жгучей завистью. — Ну. Один из ваших, — вытерев лицо тыльной стороной ладони, он кивнул на Адама. — В вашей одежке. Лоб Адама прорезала глубокая морщина. Сколько парню лет от роду, интересно? Судя по гладкости кожи — так юнец, по меланхоличному виду — ветеран как минимум пары войн… — Еще приметы? — безучастным тоном спросил Адам. Ведьмак припомнил знакомого сержанта стражи в Оксенфурте, у которого был точно такой же ровный и усталый голос. — Ну, — нехотя добавил парень. — Рытвины на лице. Ну, оспинные. — Рытвины? — переспросил Адам и нахмурился. — У одного из нас? Парень занервничал. Адам и Геральт быстро переглянулись. Кожа всех встреченных ведьмаком ОЧН-цев была как отполированная. — Один из вас, ну. — промямлил парень. — Пилюльки у него точно ваши, ну. — Пилюльки, — нехорошо повторил Адам. Зрачки сузились, глаза стали желтыми, как у хищной рептилии. Или ведьмака. Интересные физиологические реакции, человеку отнюдь не свойственные. Геральт невольно напрягся и погладил рукоять прислоненного к столу меча. — Ну, — буркнул этот мелкий паршивец. — Дай глянуть, — попросил Адам, протягивая ладонь. — Не, — неохотно ответил малец. Адам нахмурился. Геральт наклонился к мелкому и заговорщически шепнул: — А в стойле для лошадей искупаться не хочешь? Малец непроизвольно сжал руки на букле и боязливо стрельнул глазами в сторону выхода. По худой веснушчатой руке пополз красный соус. Адам с легким ужасом посмотрел на Геральта и неуверенно сказал: — Может не… — Не злить меня вконец, а малой? — перебил Геральт. — Давай показывай свои пилюльки. После недолгих раздумий пацан засунул руку в карман и протянул руку грязной ладонью вверх. Пилюльки. Светло-голубые, нежного, манящего цвета. Геральт разобрал витиеватые буквы на ней: adderall ® Versalife. — Фак! — грохнул кулаком по столу Адам. — Фак, фак, ФАК!!! С таким отчаянием, что Геральт поверил в его неосведомленность. Деревянный стол треснул пополам, аккурат посерединке. Ребятня бросилась наутек, прочь из корчмы, позабыв и пилюльки, и милкшейки. Геральт поднял бровь. То молчит как истукан, то разорался. Что ему эти пилюльки? Адам видимым усилием воли взял в себя руки. — Я полжизни положил на борьбу с этой заразой, — едва шевеля губами, прошептал он. — И сам ее сюда занес. Двух месяцев не прошло. Еще и дети, опять… Адам схватился за голову, сморщившись, словно от боли. Парень много на себя берет: во всем видит свою вину и тащит за собой, как мешок с говном. Такие умирают молодыми и обычно скверной смертью. Геральт по-отечески вздохнул. Совестливость парнишки ему чем-то нравилась. Но, пожалуй, только она. — Дурь-то? — спросил Геральт. — Не переоценивай себя, парень. Дури тут и без вас полно было. Про фисштех слышал? Парень среагировал как-то вяло, словно не поверив. — Есть тут чего выпить? Конечно, нет, — сам себе ответил Адам. — Это ж ебаный макдональдс. Перекосило его основательно. Трактирщица бессильно развела руками. В корчме да не наливают?! Силы небесные! Ясно, чего паренек такой малохольный. В таком гостеприимном мирке Геральт бы в ближайших сенях повесился. Парень явственно мучался душевной болью, а у ведьмака от нее имелось надежное средство. Геральт достал фляжку. Как раз на такой безнадежный случай, когда в корчме больше не подают. Адам молча пододвинул пластиковый стаканчик из-под коричневого напитка, куда Геральт щедро, от души плеснул. Парень задержал взгляд на эмблеме на фляжке и сравнил с медальоном. — Школа Волка, — пояснил Геральт. Адам выпил и поморщился. — Я фениксовскую закончил, — поделился он. — Звучит, — признал Геральт. И тоже глотнул старой доброй Весемировой сивухи. ***** Когда они выкатились из ченцкой корчмы, столичные улицы были исключительно малолюдны, даже пустынны. Чувствовалось напряжение, пульс города был нервным, беспокойным и прерывистым. Одно было ясно: сегодня ночью точно будут бить морды. Они пошли через площадь — вернее, как пошли, повлеклись, как по наитию неведомой силы. Пару раз останавливались — потому что… ну… а куда они, собственно, шли? — Корчма «под красным раком», — напомнил Адам. — Констебль. — Точно, — спохватился Геральт. — Констебль, мудила грешный. На счастье долго не петляли, свернув с площади во двор и под арку, вышли прямо на каменный дом «Под красным раком». И не чета была та корчма МакДональдсу: корчмарь метался как угорелый, девки бегали с тарелками словно сумасшедшие, в результате никому не приходилось дожидаться еды и напитков. Из видимых минусов: атмосфера в корчме была политически заряженная. Мужики плевались сквозь усы: да, да, притесняют нас вельможи, жить не дают, еще пива! А ченцы самые что ни на есть злющие кровопийцы, чтоб их утопцы без продыха в жопу драли, еще пива! Бурхерами нас своими травят. Ух, тяжкие времена настали. А железноногая распутница и дуреха! При бате ее-то получше было, открывай еще один бочонок, корчмарь, ух и соленая же эта ваша селедка, прям холера живая… И посреди оживленной дискуссии милсдарь констебль собственный персоной. Черный берет лихо заломлен, ус подкручен, бляха сверкает — одним словом, общается с народом. Купается в лучах славы и, благодаря своей очень вольной и красочной критике последнего эдикта императрицы («о частичной приватизации силовых структур нильфгаардской империи») собрал вокруг себя внимательную аудиторию. Адам уже намеревался к нему ломануться, но Геральт его остановил: — Осторожно, парень. Не с наскоку. И никаких взяток, — ведьмак критически взглянул на парня и добавил: — И вообще, знаешь, лучше я сам. Ты слишком в глаза бросаешься. Адам, пожалуй, был единственным человеком, по сравнению с которым Геральт бросался в глаза меньше, и это было его единственным неоспоримым плюсом. И одежка, и оружие, и странные глаза выдавали в нем чужака, причём чужака того типа, которому не рады совершенно нигде. Парень послушался. То ли не был в кондиции спорить, то ли преисполнился авторитетом будущего тестя. Когда от констебльского стола отвалилось пара подпевал, Адам и Геральт присоединились к дебатам — благо в корчме было уже было до того пьяно, шумно и разношерстно, что чужаки стали своими. До тех пор, пока не наступит время бить им морду, конечно. Трактирщик поставил на стол корзину белого ароматного хлеба и огромное блюдо, на котором на подстилке из листьев хрена лежала обжаренная в чесночном масле баранья нога. Кулинарной феерии аккомпанировала отменная реданская сивуха. Геральт вдохнул поглубже, выпил махом, с чувством выдохнул. Вытер слезы, которые выжал из него изысканный напиток. В качестве приветствия пододвинул рюмку к констеблю. Он охотно выпил и сказал: — Мне нельзя. Я на службе. Ведьмак молча восхитился выдержкой и принципами. Особенное внимание на появление Адама и Геральта обратила разношерстная группка, сидевшая у самой стены. Их выделяла легкая меланхолия, свидетельствующая о явном тяготении к драке, и некая расовая рассредоточенность — худощавый эльф, красноносый низушек и сутулый стучак, незнамо как затесавшийся в компанию. Но расовые расхождения компенсировались политическим единодушием — вслед Адаму донеслось «…клятые ченцы». Истинно: не так связывают любовь, дружба, уважение, как общая ненависть к чему-нибудь. Адам стал в ответ рассматривать эльфа так же пристально, и с такой же невысказанной, но выразительной претензией. Геральт слегка пихнул парня плечом, но прицела не сбил. Через пару рюмок Геральт совершил стратегическое продвижение ко главе стола и тактический маневр с предложением, от которого нельзя отказаться. После сивухи разговор с констеблем пошел на лад. Геральт знал, что эффект недолог, потому ускорил наступление. При первой возможности ведьмак упомянул пропавших детей. Реакцию своим вопросом вызвал бурную, но весьма неоднозначную. — Вот скажи мне, — дыхнул на ведьмака горклым табаком констебль, — ведьмак, пропадают дети, да? А какое у этих детей будущее? — А? — опешил Геральт. — Какие у детей перспективы в этой сраной империи, я тебя спрашиваю? Какое будущее? Какие возможности? Геральт несколько обалдел от такого напора и настроя. Констебль кидал в него вопросы, как триумфатор червонцы, а ведьмак едва-едва успевал их подбирать. — Так вы их ищите? — мрачно уточнил Адам. Геральт пихнул его в бок. Парню разговоры доверять нельзя. — Возможности? — патетически переспросил констебль. — В Нильфгаарде? Возможности тут только существуют только для иностранного капитала! Геральт покосился на Адама — поспевает ли он за мыслью товарища констебля. Судя по выражению лица, Адам отставал на пол-рюмки. — Кто эти дети, господа? — вопрошал констебль. — Кто они?! Выдержав театральную паузу, продолжил: — Игрушки идеологов монополий, марионетки пушечных императоров! — бушевал констебль. — Справедливость так и остается призраком на этом континенте скорби! Оратор привлек внимание корчмы и та, особо не вникая в суть дела, единодушно с ним согласилась. Мужики даже перестали обсуждать безнадежную внешнюю политику. Эльф со шрамом на щеке начал с Адамом новую партию в гляделки. — Мне кажется, — сказал парень Геральту, — у вас тут коммунизм зарождается. — Что? — переспросил ведьмак. — Красная зараза. Откуда-то сбоку зашипели. — Сам ты зараза, dh’oine, — тихо, но отчетливо сказал эльф. — Черная. А мы — красный союз. При слове дхойне Адам поменялся лицом. Сжал здоровенные черные кулаки. Застольная беседа стремительно превращалась в дебаты с оттенком мордобоя. — Как ты меня назвал? — спросил Адам. — Dh’oine… — пояснил Геральт, — это на их языке… Адам не внимал. — Не называй меня дхойне, эльф, — и без того тонкие губы парня превратились в нитку. — Ни-ког-да. Корчма кровожадно затаила дыхание. — Вы уничтожили Землю, — добавил Адам. — Такие, как вы. Геральт шумно выдохнул. Вот те на, зятек-то эльфофоб. Мало того, что чужеземец, еще и расист. Ходячая политическая катастрофа! Эльф заглотил обвинение как рыба крючок, и уже задыхался от злости. — Так вы пришли в отместку наш мир уничтожить? — прошипел он. — Задушить смрадом фабрик? Отравить реки отходами? А нас самих — таблетками потравить? Адам поднялся из-за стола решительно и плавно, будто трезвый. — Про таблетки поподробнее. Остроухий брезгливо поморщился, так, как умеют одни лишь эльфы. — Сам знаешь подробности, — ощерился он. — Ты и твоя железная блядина. Тьфу на вас! До этого высказывания Геральт в общих чертах был даже на стороне эльфа. После — допил рюмку и попытался встать. В общем получилось, хотя и не грозно, как у зятька. — Господа, господа! — предупредительно поднял руку констебль. — Как ты назвал императрицу Цириллу? — уточнил Адам. Ответило на вопрос пол-корчмы, и все по-разному, и с различной степени красочности. Адам с Цириллой все-таки невероятно схожи в своих талантах снискать народную любовь. Геральт хотел сказать «Адам, спокойней». Уже почти сказал. Но не успел. Увидел, как прямо в голову парня летит стул. Ведьмак вскинул руку и прикрыл его знаком Аард, вкладывая в тот столько энергии, насколько позволяла трезвость. Знак не удался. Стул с грохотом разлетелся на куски. Спинка снесла эльфа с ног, плашмя откинув на столик, где мирно восседали краснолюды. Увлеченные беседой, они совершенно не ожидали ни нападения, ни того, что получат эльфом по затылку. Раздался лязг разбитых бутылок, вслед за ним истошный рев: — Имперские пидарасы! Болт из арбалета врезался в картину над головой Геральта с такой силой, что со стены посыпалась известь. Ведьмак отпрыгнул и сгорбился. Второй болт ударил по беленой стене совсем рядом с лицом. — Мордуй чужеземцев! Через известковую завесь Геральт увидел орущего стучака, вооруженного тесаком с изогнутой ручкой. Он быстро шел на Геральта, криво размахивая оружием и скалясь щербатой пастью. Геральт ухитрился вытянуть стальной меч и парировал рефлекторным, широким и довольно бестолковым ударом; отбросил существо в сторону. Урона не нанес, но сбил боевой задор. Черный кулак Адама перехватил инициативу и врезал стучаку прямо в кадык. Вбил его глубоко в гортань, в самую трахею. Кабольд выронил тесак и захрипел, схватившись за горло, и без того базедовые глаза вылезли из орбит. Кто-то обеспокоенно, но довольно охнул. — Холера, — сипло выдохнул Геральт. — Адам, полегче! Перед внутренным взором ведьмака пронесся заголовок утренних памфлетов: «Жених его величества голыми руками убивает граждан нильфгаарда». — Господа! — завопил констебль, размахивая неубедительной дубинкой и пытаясь добыть из-за пазухи свисток. — Отставить произвол! Эльф, увидав стучака, ругаться расхотел, зато захотел на свежий воздух. Выбрал кратчайший путь — через окно. Адам рванулся за беглецом, сквозь краснолюдов, опрокинув с их стола последние бутылки фирменной сивухи. Краснолюды жеста не оценили и в унисон потянулись за пищалями. Адам отскочил назад, к стойке трактирщика, спрятавшегося за бочонками с темным. Заголовок изменился на: «Краснолюды расстреляли две бочки пива и жениха ее величества». Трактирщик заверещал и укрылся за стойкой вместе с Адамом. Краснолюды, не произнеся и слова, в единодушном порыве открыли огонь. После первого залпа стало тихо. Дали второй, по инерции. Помолчали. Запах ружейного пороха интересно сочетался с ароматом ковирского темного… Коротко стриженная голова Адама начала медленно показываться из-за стойки. — Сиди где сидишь, парень! — проорал Геральт. Он отшвырнул замахнувшегося на него кмета, изо всех сил саданул тому в челюсть. Своим любимым правым хуком. Тот отлетел по дуге, осев где-то рядом с краснолюдами. Те от неожиданности сделали третий залп. Кожа окончательно высунувшегося из-за стойки Адама сделалась иссиня-черной и шероховатой, как у шаломара. Пули отскакивали от нее, не оставляя и следа. Краснолюды крякнули. Задумались. И потянулись за старым добрыми топорами. — Ну нахер, — решил констебль и поспешил за эльфом. Над ухом ведьмака пролетел стилет. Ведьмак развернулся в полупрыжке и кованой рукоятью меча стукнул нападающего по ребрам, на две ладони выше бедра. Щербатый юнец втянул воздух и сразу им захлебнулся. Геральт дернул его за плечи, развернул, размахнулся и врезал рукояткой в висок. Щербатый захрипел, упал на колено. — Уроды! — завопил кто-то слева. — Рабочий класс убивают! С улицы раздался свисток и топот подкованных сапог. Адам тем временем голыми руками вбивал в корчме уважение к текущей власти. Сначала досталось кмету в красной папахе, потом его дружку, затем первым попавшимся под руку. Те, что поумнее, сделали из произошедшего быстрые выводы и разбежались кто куда. Ведьмак не без восхищения наблюдал за парнем, — в регулировании беспорядков, пусть им самим и устроенных, у того явно немалый опыт. Когда жар потасовки стих, на ногах остались трое: Адам, Геральт и трактирщик. Последний скорбно молчал. Геральт смотрел, как по залитому кровью полу разливается пиво и почувствовал смутное сожаление о произошедшем. — Мы все возместим, сэр, — сказал Адам. — У ОЧН отличная страховка гражданской ответственности. Трактирщик поднял на парня залитые кровью глаза. Поразительный талант у парня вызывать ненависть одной фразой. — Слушай, дружище, признаем, нехорошо получилось… — попытался сгладить ситуацию Геральт. Трактирщик заскрежетал зубами, не хуже скального тролля. Утер пот с красного лба и медленно, по слогам, почти нараспев, выдал: — Валите! Отсюда! Оба! Пидарасы! Законы негласного этикета гласят: следует уходить раньше, чем тебя к этому недвусмысленно вынуждают. *** — Мы потеряли констебля, — резюмировал Адам, опершись обеими руками на каменную стену и жадно вдыхая свежий воздух. Стражники, узнав их обоих, отделались матерным предупреждением и плевком под ноги. — Берега ты потерял, парень, — ощерился Геральт. — какого рожна полез на эльфа? Адам поморщился. — Расистов тут и без вас полно, — продолжил Геральт, — завозных не надо. Парень оскорбился. Нервно пригладил рукой короткие волосы и сказал: — Я? Расист? Всю жизнь за демократов голосовал. Геральт скептически изогнул бровь. — Еще хуже. — Давайте не будем о политике, — предложил Адам, — больше не повторится. — Ладно уж, — смилоствился Геральт. — Что до констебля — найдем. Учись, пока я жив. Геральт сконцентрировался на следе табака в воздухе. Но вместо этого почувствовал смрад отбросов, пригоревшего жира и тухлой рыбы, и собрал в кулак всю ведьмачью волю, чтобы не сблевать на мостовую. Адам, от почтительности изогнув правую бровь, вежливо ждал. Геральт попробовал сконцентрироваться еще раз и его замутило. — Вы в порядке, сэр? — жалостливо осведомился Адам. — Может, я попробую его отследить? У меня охотничьи имплантанты. Вот ж курвин сын, будет еще спрашивать, в порядке ли он. Да он таких выслеживал по дюжине за месяц… — Волчьи, — уточнил Адам. Волк, салага, тут один. Геральт со свистом втянул ноздрями воздух — Туда, — буркнул ведьмак. Они пошли не самым ровным шагом. Блестели омытые дождем шары на чёрных башенках. В лунном свете сияла башня ратуши, как всегда скрежетал, звенел и что-то указывал ратушевый горологиум — башенные часы. Только что миновала полночь. Геральт доверился внутреннему чутью, которое четко подсказывало ему, куда идти, можно сказать, полусознательно вело сквозь улицы, как опиумные пары — медиума. Голова сильно кружилась; он шел дальше и старался не обращать на это внимание. Кривая вывела их под вывеску «Райская птичка». Геральт потянул носом. Табак. А на его фоне — лакричные сладости. Запах возбуждал приятные воспоминания. — Что ему в борделе делать? — усомнился Адам. Вопрос толковый, в отличие от спрашивающего. — Парень, ты как жениться собрался? — огрызнулся Геральт.