Роза ветров

Resting on your bones, Отдыхая на костях, Bowing to your throne, Поклонившись трону, I wanna see what you see in the comfort of your skull. Я хочу видеть то, что ты видишь внутри своей головы. I’m rising, and I’m falling, and I’m losing all control, Я встаю, и я падаю, и я теряю контроль, Never feel again, Никогда не ощущу его вновь, Never see your faults. Никогда не увижу своих ошибок. I’m weaker than you know.

Я слабее, чем ты думаешь. Burried just below, Захороненный глубже, Screaming out with concrete sounds, I’m losing all control. Кричащий реальные звуки, я теряю весь контроль. And I could be the fire inside of your collapsing home, И я мог бы быть огнем внутри вашего рушащегося дома, I could be the storm that tears down Я мог бы быть штормом, вырывающим Everything you hold, Все, что вам дорого.

Crywolf — Anachronism ~~~^~~~       На мили вокруг распахнулся луг. Развернулся, будто книга с красочными, прекрасными картинками; опалил душным запахом трав и цветов; пригрел лучами золотистого солнца, катящегося по небосводу. Они устроились где-то между оградой пастбища и пролеском, за пастбищем возвышался дворец, за пролеском начиналась темная-темная чаща.       Он собирал букет. Осторожно переступая через редкие цветы с короткими стебельками, через обычные лечебные травы, он выбирал лишь те, что вплелись бы в его венок и длиной, и цветом. Вокруг было так тихо-тихо, спокойно и умиротворенно. Вокруг царило лето и детство.       Дворец привлекал внимание, сверкал и тоже отдавал таким родным, мягким теплом. Его позолоченные скаты крыш и стены резали глаз, отражая солнечный свет, но даже при этом не теряли ни капли великолепия. Не теряли ни капли уюта.       Локи любил свой дом. Локи любил свою семью. Эта любовь текла в его жилах, согревала его холодными зимами и темными вечерами. Эта любовь поддерживала его.       Невдалеке сидел брат. Прямо на траве, не заботясь ни о чистоте собственной одежды, ни о том, что сказала бы мать, если бы увидела его. Тор сидел, издавал странные, громыхающие и иногда рычащие звуки. В его руках были деревянные воины с маленькими мечами, рядом стояли такие же деревянные лошадки. Тор казался очень увлеченным, сосредоточенным. В те времена это было редкостью, намного чаще Тор носился по дворцовым коридорам, был шебутным, шумным, но… Рядом с Локи он всегда так смягчался, успокаивался.       Вокруг свои объятья раскрывало лето. И Локи не мог ему сопротивляться. Он чувствовал, как манящие запахи окутывают, как тепло бережно оглаживает тонкую бледную кожу, а лёгкий ветерок тревожит чёрные пряди…       Он был так счастлив.       Детская беззаботная пора радовала и баловала его в своих нежных руках. Рядом был любимый брат, который все еще был его другом, который любил слушать его, любил говорить и смеяться с ним. Пока что никто не относился к нему предвзято, никто не смотрел косо и не сплевывал в землю у него за спиной, шепча защитные проклятья. Пока что он ещё улыбался. Не только умел, но и любил.       Лёгкие хлопковые брюки мягко-зеленого цвета не были слишком жаркими и были слишком любимыми, поэтому прежде чем усесться напротив брата, Локи стянул позолоченную, белую жилетку и постелил её на траву. Её он любил тоже, но намного меньше, чем брючки. Намного меньше, чем порицания от матери за простодушное сидение на земле. Он ведь не Тор, хоть и тоже принц. Он должен быть чистоплотным, должен быть ответственным, должен заботиться о своем виде, о том, чтобы держать осанку.       Вокруг стрекотали цикады и раз за разом из травы показывались прыгучие кузнечики. Изредка перед его лицом пролетали бабочки, а в один миг белая-белая капустница даже опустилась ему на волосы.       Локи на тот момент уже почти закончил венок. Его маленькие пальчики аккуратно перебирали цветочки, лежащие рядом, выбирая по одному и сплетая с другими, как вдруг брат, сидящий ровнехонько напротив, неожиданно затих.       Тор был всего-то на три столетия старше, но метки на его предплечье уже достигали сгиба локтя. Их было целых девять. И все относились к нему уже как ко взрослому, хотя Локи и считал, что это было немного преждевременно: его брат все еще был таким невероятным ребенком.       Теперь мама часто отправляла их гулять на этот луг, что был на самой границе с пастбищем, на котором резвились дворцовые скакуны. Каждый раз она наставляла Тора следить за младшим и ни на миг не упускать его из виду, но…       В какой-то степени её попытки взрастить в будущем царе Асгарда и всех девяти миров ответственность не были бесплодными, но все же чаще именно Локи следил за Тором, чем наоборот. Мама, конечно же, об этом не знала, да и брат вряд ли догадывался, но Локи даже в свои шесть меток всё прекрасно понимал.       В тот момент, как Тор затих, он тут же напрягся и прислушался. Лес находился не далеко, но и не близко, на границе с ним был установлен предупреждающий барьер… Однако там водилось много диких зверей, поэтому им нельзя было терять бдительность. Волки и медведи редко забредали туда, где властвовали асы; кабаны да дикие вепри — ещё реже, но стоило воинственным буйным играм Тора смолкнуть, как Локи среагировал тут же.       Он не дернулся и не подорвался. Его маленькие аккуратные ручки все также доплетали венок, а глаза усердно следили за движениями, но внутри он уже был наготове. Был наготове защищать брата до самого конца.       А тот вдруг прошептал:       — Локи, только не шевелись…       Как бы сильно они не отличались друг от друга, он все же доверял Тору. Да, их игры разнились, потому что старший больше любил драки и битвы, а младшему только бы найти в библиотеке книжку с картинками, да засматриваться ею до бесконечности… Да, их характеры были отличны, потому что Тор был шумным, шебутным и диким, а Локи лишь невесомо улыбался, держался позади да много молчал…       И, да, они не были братьями, потому что Тор не был етуном, а Локи не был асом, но все же та дружба, что связывала их, была довольно прочной.       И когда Тор зашептал, Локи замер. Обвел язычком пересохшие губы, невесомо вдохнул глубже.       Брат поднялся на ноги, откладывая все свои игрушки в сторону — потому что брат, его брат Локи, важнее всего; по крайней мере тогда еще был — а затем потянулся к его волосам. Секунду спустя медленно вернулся на место.       — Бабочка…       На его светлом, лучистом лице была невероятной красоты улыбка, и Локи ею залюбовался. Затем перевёл глаза на ту прелестницу, что сидела на указательном пальчике его брата.       — Знаешь, как она?.. — Тор только начал говорить, как младший уже ответил:       — Капустница, — он с лёгкой улыбкой сдул её, помогая вспорхнуть с руки брата, а Тор лишь насупился. То ли из-за того, что не знал названия, то ли из-за того, что лишился такого чуда. Медленно поправляя некоторые цветочки, Локи поднял венок и немного величественным движением водрузил его себе на голову. Будто невзначай, пробормотал: — Между прочим, они очень и очень вредные, эти бабочки… Я не помню почему, но мама говорила, что, до того как они становятся бабочками, являются кем-то очень ужасным и прожорливым, — венок, отчего-то оказавшийся большеватым, неожиданно сполз чуть на бок, и мальчик осторожно поправил его. Секунду спустя его цветочная корона уже вновь оказалась сдвинута, но Локи лишь вздохнул и продолжил говорить: — Это ты ещё махаона не видел… Я его вживую, правда, тоже не видел, но картинки с ним такие красивые, что глаз не отвести и…       — Брат… Ты красивый…       Локи замер. Вздрогнул, чуть резковато поднимая голову и неловко ощущая, как венок съезжает на самые глаза. Но все же не закрывает их, позволяя увидеть брата, встретить его взгляд, перехватить и окаменеть.       Окаменеть от того завороженного, восхищенного и открытого взгляда, каким Тор смотрит…       — Ч-что ты… — Локи дернулся, огляделся, будто не веря, что это говорят ему, а затем вновь посмотрел на старшего. Тот широко улыбнулся, повторяя свободнее, легче:       — Ты очень-очень красивый, Локи…       Где-то неподалёку, в пролеске, перекрикивались птицы, а ему под штанину, похоже, медленно заползал муравей. Локи все ещё сидел приоткрыв ротик, а когда отмер, покрылся таким горячим румянцем, что ему показалось, будто он — тот самый глупый мальчик из маминой сказки. Тот самый, который подлетел слишком близко к солнцу.       Тор мог бы стать его солнцем. И Локи не отказался бы подлететь к нему впритык, даже если за это пришлось бы сгореть. Ему хватило бы и мига, только бы близко-близко, чтобы ощутить живое, родное тепло, чтобы почувствовать, как холод отступает, сердце бьется вновь. Совсем чуть-чуть, но бьется.       — С-спасибо… — еле-еле кивнув, мальчик отвел глаза. Внутри него, в его животике, стало неожиданно щекотно, что-то будто перевернулось, так чудно скрутилось. Брат вновь подался вперёд и вновь сказал:       — Локи, ты красивый… — его голос прозвучал странно, и, случайно скользнув взглядом по отложенным игрушками, Локи вновь поднял на Тора глаза. Засмотрелся на него, пытаясь не просто рассмотреть, а будто бы впитать в себя каждую частичку, каждую линию его лица. Затем услышал: — Локи, ты… Предатель.       Лицо Тора вздрогнуло и за миг будто бы преодолело пару десятков меток. Локи дернулся, видя и фингал, и багряную, засохшую кровь, и необъятную, бесконечную ненависть в глазах старшего.       На короткое мгновение небо превратилось из бесконечно-голубого в серое, а лес за спиной брата увяз в жадном огненном пламени, но все исчезло. Исчезло также быстро, как и появилось. Вокруг вновь разлилось тихое, теплое лето.       Перед ним вновь сидел его маленький, но все же старший братишка, а его чистые глаза не были замутнены темными, плохими эмоциями. Он смотрел так влюбленно.       Локи все же отшатнулся. Плохое предчувствие сменило ту легкость внутри, и он понял, что нужно немедленно уходить. Уже дернулся, желая отползти.       — Локи, подожди, я… — лицо старшего исказило непонимание, а в следующую секунду младшего скрутила рваная боль в области живота. Он только успел опустить голову вниз, только успел увидеть кровь на своих доспехах и одежде, как Тор тут же привлек его внимание рыком: — Я убью тебя! Ты — жалкая пародия на бога! Я ненавижу тебя!       Глаза заслезились от боли, но Локи все же увидел ярость и злобу на лице брата. Увидел вновь и вновь же будто умер внутри, сгнил заживо за несколько мгновений. Пытаясь немного отвлечься, немного прийти в себя, он огляделся за миг и за миг же понял, что все вокруг пылает, а небо затянуто тучами из копоти. Асгард разрушается, стенает, кричит и плачет. Тор прямо перед ним, и Локи знает, что виноват. Он виноват во всем.       — Тор!.. Тор, подожди, я… Я могу объяснить, Тор!       Зачем-то потянувшись к венку — будто бы надеясь напомнить брату об их счастье, об их дружбе, надеясь образумить его — он лишь пачкает всклокоченные пряди собственной кровью. Продолжает отползать, упираясь пятками в редкую, увядшую траву, немного рыхля землю подошвами сапог.       — Предатель! Лжец! Я ненавижу тебя! — Тор продолжал наступать. Он был уже на ногах, возвышался высокий, сильный, величественный. В его руке был молот, со стекающей с него свежей, густой кровью, а в глазах такая слепая ярость, что Локи даже взгляда поднять не мог. Боялся, что просто умрет от боли там же, где сидит.       На самом деле он никогда не хотел ненависти брата. Никогда не хотел, никогда не жаждал, но внутри металось ощущение, что во всем происходящем вокруг виноват он сам. Виноват в падении Асгарда, виноват в смертях, виноват в потерях.       — Тор, пожалуйста, я!.. Я не хотел, слышишь! — его ноги судорожно отталкивались от выжженной, сухой и пыльной земли. От цветущего, зеленого луга не осталось и следа, точно так же, как и от их счастливого детства. Точно так же, как и от их с братом дружбы. Маг хватался пальцами/ногтями за грунт, врезался ими в землю, оттаскивая ноющее, истекающее жизнью тело подальше.       И в груди вдруг так резко взвыло, будто бы там была рана смертельная, но душевная. Он вскинул глаза на брата. Тот, будто бы некачественная иллюзия, рябил. В одну секунду он был окровавленным собой, но уже в следующую в глазнице не хватало глаза. Ещё через одну он вместо глаза лишился руки. Всего миг спустя — от его головы осталась лишь половина.       Картина была пугающая. Картина изувеченного, израненного, но живого и обозленного Тора.       Детали менялись одна за другой, но старший все ещё шел, все ещё наступал на него. Истекая собственными внутренностями, истекая кровью…       Локи тоже чувствовал вспышки боли, но просто не мог оторвать глаз от брата. Если бы смог, пришёл бы в ужас от собственных сменяющихся рваных и раскромсанных частей тела. Но даже сейчас, содрогаясь от боли в сердце и боли в руке/ноге/правом боку/голове, Тор все же был важнее, Тор всегда был важнее. И в детстве, таком далеком, уже почти эфемерном и будто выдуманном. И сейчас, когда тучи сгустились, в воздухе повис запах смерти/гари и привкус бури, а старший стоял над ним и в его глазах… В его прекрасных, бесконечно голубых глазах, что обратились темно-синим штормовым морем прямо сейчас, читалось желание покончить с ним, уничтожить, искромсать, вырвать сердце, разбить и рассмеяться: «Оно никогда не было нужно тебе, етунский выродок!»       — Мерзкий, грязный предатель! Как же я рад, что, наконец, убью тебя! — он был уже в шаге. Всего в шаге.       Локи судорожно глотал слёзы, смотря на ужас и злобу, направленные на него, и все ещё пытался отползти. Тор уже занёс молот.       — Хель никогда-никогда-никогда не отпустит тебя, гадкий, жалкий етун! Она заберет тебя, она закует тебя в цепи и отправит в самый дальний уголок Царства мертвых, потому что ты ничтожество, ты не стоишь пощады, не стоишь жалости! Я жалею, что ты не успел сдохнуть во льдах Етунхейма до того, как мой отец подобрал тебя.       Локи горько поджал губы, вскинулся — гордо и статно, желая принять смерть подобно воину, а не подобно трусу — в последний раз заглядывая брату в глаза и уже не видя там ничего, кроме тьмы злобы и мрака гнева. Сильная рука поднялась, раскручивая Мьеллнир.       Все, на что мага хватило — лишь тихий/болезненный/пораженный шепот:       — Тор, прошу…       А затем Локи закрыл глаза. ~~~^~~~       Вздрогнув, он дернулся на постели и сел. Руки сжали влажную ткань простыни, ноги немного согнулись в коленях, шкуры и покрывало съехали куда-то в сторону. Широко распахнув красные, слезящиеся глаза, Локи попытался вернуть дыхание в норму, но от этого начал лишь сильнее задыхаться. Пришлось зажмуриться, замереть и глубоко выдохнуть. Задержать дыхание на несколько мгновений, затем глубоко вдохнуть.       По щекам скатилось несколько горячих слез, но главное не отвлекаться. Главное сосредоточиться, очистить разум, сконцентрироваться на дыхании.       Этот сон снился ему уже который раз и которую метку. Он был всегда одинаков до мельчайших деталей, а Локи всегда просыпался в холодном поту и слезах. Просыпался за миг до того, как обозленный, переполненный ненавистью Тор опускал ему на голову свой молот.       Также было и в этот раз.       Вздохнув, маг медленно разжал сведённые судорогой пальцы, что дико впились в уже настрадавшуюся, вновь влажную от испуганного пота простынь, а затем просто упал назад на спину. Тело ныло, будто бы после затяжной тренировки с братом, а в голове было шумно. Вставать не хотелось, не хотелось ни двигаться, ни даже дышать.       Каждый такой сон выматывал его тело и душу во сто крат сильнее любой хорошей битвы. Скорее всего.       Сказать точно Локи бы не смог, ведь к своему стыду и своим девятнадцати меткам он ещё ни разу не участвовал ни в одном настоящем походе или хотя бы маломальской охоте. Такие события всегда организовывались под руководством Тора, и если бы маг даже и посмел пробраться туда без приглашения, его бы с лёгкостью вычислили, а затем высекли.       Хоть старший и был ему вроде как братом, но все же… Они не находились в хоть немного хороших отношениях. Раньше еще возможно, но не теперь. Не когда Тор вырос, он сам вырос, все вокруг изменилось очень и очень сильно. Ведь они были братьями на словах, точно так же, как Локи на словах был принцем. На самом деле, маг сомневался, что мог назвать их хотя бы знакомыми. Сомневался уже очень и очень давно.       Именно поэтому сравнивать по сути ему было не с чем. В походах Локи не участвовал, на битвы не ездил, с делегациями в другие миры не отправлялся. Он сидел почти что взаперти, носил «гордое» звание младшего принца, но власти у него не было. Ни власти, ни свободы, ни возможности высказать свое собственное мнение.       Однако, жаловаться он не мог. Сам не знал отчего, но вроде бы так было не принято. Один и Фригга все же приютили его, спасли от етунов. Так и к чему плакаться?       Каждый новый сон выматывал его, его тело и душу. Выматывал во сто крат сильнее, чем что-либо, но Локи все еще старался не думать об этом. Нагло и дерзко отворачиваясь от принятия существования проблемы, он все же не мог не признать, что сны были одинаковы. Тот, что приснился сейчас, повторял предыдущий, а тот повторял все те, что были до. Они были одинаковы, они повторялись, они…причиняли боль.       Больно было не из-за чего-то конкретного, а просто… Сама постановка. Все, что окружало вначале, навевало счастливые детские воспоминания, а их Локи терпеть не мог.       Говоря откровенно, концовка всегда казалась ему, если не правильной, то хотя бы логичной. Тор убивал его, Тор лишал его страданий и жизненной пустоты. Если бы такое произошло наяву… Он бы естественно никогда не разрушил Асгард и не предал брата. Старший был слишком глубоко в его, Локи, сердце, но если бы он все же вдруг решился убить его…       Маг был бы не против. Он задумался об этом ещё после первого раза. Тогда, две метки назад, Тор только-только получил свой молот и, утопая в гордости и тщеславии, даже не замечал, как Локи осторожно присматривался к нему.       Первый сон приснился ему спустя несколько дней после коронации брата. Вначале маг испугался, не мог заставить себя выйти из покоев несколько дней, прикидываясь больным. Он боялся, что это не обычный, а пророческий сон, и что вскоре произойдёт что-то ужасное, но ничего так и не произошло. День проходил за днём, и вскоре он уже оставлял в постели свою приболевшую иллюзию, а сам, прикрываясь невидимкой, не мог вырваться из библиотеки. Пытался найти что-нибудь похожее в бесчисленных материнских сонниках или магических книгах.       Так ничего и не найдя, Локи понял, что это был всего лишь сон. Собрал всю свою храбрость, продолжил жить так же, как и раньше. Конечно же, он помнил все подробности, все мелочи этого сна, но все же продолжал жить. Только отчего-то стал приглядываться к брату тщательнее. Стал подмечать перепады его настроения, и те причины, которые могли вызвать его неожиданный гнев или веселость. Спустя какое-то время, после того как сон приснился вновь, во второй раз, Локи понял — хоть и не перестал откровенно отрицать такую возможность — что это не просто сон. А ещё понял, что был бы не прочь умереть.       Желание не жгло под бледной кожей и не понукало наложить на себя руки, но если бы Тор занёс над ним, окровавленным и побитым, молот, маг бы не стал препятствовать.       Его жизнь была пустой и никчемной. Его жизнь была бесцельной.       Выровняв дыхание, он вновь садится. Проходится пальцами по всклокоченным, влажным волосам, задумчиво растирает меж них пару длинных, до лопаток, прядей. Взгляд падает на предплечье, и Локи кривит губы в слабой, болезненной улыбке, затем поднимает руку. Самыми кончиками двух пальцев, он касается своей первой метки. Та выглядит будто маленькая, черная звезда, которая просто прилипла к его коже. Прилипла навсегда.       Локи смотрит на нее, вздыхает. Это ведь все благодаря матери. Именно благодаря матери у него есть такие же годовые метки, как у Одина, как у Тора, как у Фригги, как у тетушки Идун или может всевидящего Хеймдалла… Как у всех богов асов. У всех, кто живет или жил когда-либо во дворце, у всех, кто входит в верховный божественный пантеон.       И надо бы думать о том, заслужил ли Локи это, заслужил ли до бесконечности долгую жизнь, заслужил ли божественный титул, но… Он не думает. Медленно делает пальчиками шаг, ступает на вторую метку, затем на третью. Они все такие маленькие, такие красивые и аккуратные. Это годовые метки асов.       У етунов ведь все иначе. Не метки, а переплетения шрамов. Странные ровные дорожки, дикие инеистые узоры.       Локи вздыхает, доходит до восьмой метки и закусывает губу. Все метки располагаются на почти одинаковом расстоянии, поднимаются от запястья вверх к сгибу локтя, после к плечу; все они одинакового размера. Если появились своевременно, конечно. Его восьмая метка, его прекрасная путеводная звездочка почти в два раза больше обычного размера и находится чуть ближе к предыдущей. Эта метка — его маленький душевный надлом. Это метка — словно напоминание о том дне, когда он заблудился в Железном лесу.       Тогда ему еще было семь, а вот Тору целых десять. Тогда они еще были друзьями. Тогда Локи еще мог слепо идти за старшим, ведомый его тягой к приключениям и неприятностям.       И в очередной раз он пошел. Тор смеялся, голосил о том, что услышал от слуг о пугающем Железном лесе, где деревья были остры, что копья, а их листья тверды, что наконечники стрел. Локи шел тихо, слушал, пытался вспомнить, читал ли что-нибудь подобное в книгах, но так ничего и не вспомнил. Они вышли тогда с предрассветными лучами, потому что дорога была не близкой, но дошли быстрее, чем ожидали. У входа в Железный лес стояла пугающая тишина и привкус крови в воздухе; они оба были еще малы, Локи был к тому же много меньше брата. Да, врать было глупо, он испугался; схватил Тора за руку, потянул назад, в сторону оставшегося далеко позади дворца, но брат лишь отшатнулся. Глянул так насмешливо и горделиво, сделал шаг.       Локи не опустился до просьбы или, может, мольбы. Сошлись на том, что он подождет тут, по другую сторону тракта, а Тор пока сходит да добудет себе трофей. И Тор ушел. Просто скрылся за стройным рядом деревьев, просто оставил напряженного, сжимающего свои маленькие кулачки младшего вне опасности.       Солнце было в зените, когда маг остался один, но начало клонить к горизонту неожиданно скоро. Тор так и не объявился.       Локи испугался, но все же решимости в нем было больше чем испуга. Он просто встал ровнее и тоже вошел в лес. Было очевидно, что брат заблудился, а значит нужно было найти его. Осторожно, кое-как наколдовав клубок ниток, малыш завязал один кончик у самого близлежащего к тракту дерева, сделал хороший узел, а после шагнул внутрь. И больше не вышел.       Ни в тот вечер, ни на следующий. Железный лес просто призвал его, оставил у себя/оставил себе. Тор тогда уже был во дворце; он так и не понял, как вышел к нему, так и не понял, что за магия его вывела… Но все же стоит сказать, что он искал Локи. Вначале бегал по комнатам, по саду, по территории дворца, после пошел к Хеймдаллу, сказал, что случилось, но Всевидящий лишь пожал плечами. Он и правда не мог увидеть младшего принца.       Тот все еще плутал меж деревьев. Продрогший, немного окровавленный и изрезанный острыми листьями. Клубок ниток давно кончился, а вот его, Локи, слезам конца не было. Он плакал, звал брата. Пару раз наткнулся на ведьм. В одну из таких встреч они даже спустили на него двух громадных волков.       Локи тогда перепугался пуще прежнего, побежал со всех ног, почти не разбирая дороги. И листья, эти острые, блестящие, ничуть не проржавевшие от попавшей на них крови, будто нарочно лезли в глаза, оцарапывали его нежные, детские щечки, его нежные плечики и бедра, а волки гнались без устали. Перед волками деревья расступались, волки, как и ведьмы, были тут хозяевами.       А Локи был гостем, Локи был лишним. Но не по своей вине.       Тогда он бежал очень долго, после запнулся, упал. Кожа покрылась синевой, етун внутри, наконец, проявился, желая защитить. Малыш так и не понял, почему волки тогда отступили, решил, что испугались, но на самом деле волки ведь тоже были обернувшимися, проклятыми етунами. И ведьмы были етунами. И он сам тоже на самом деле был етуном.       В итоге из леса Локи вышел лишь несколько дней спустя. Когда лес сам отпустил его. И Локи вышел, увидел брата, сидящего на обочине тракта, только успел обрадоваться, как почти тут же потерял сознание.       Лишь днями позже, придя в себя, понабравшись сил, Локи заметил новую, неожиданно яркую звездочку. Фригга сказала, что это произошло, потому что он прошел жизненное испытание, не сдался, вынес из него урок. Но маг-то знал, что дело было не в этом.       Он просто знал, что вышел из леса синекожим, и помнил, как Тор подорвался, даже видя его, кинулся на помощь. Локи просто понял, что не все ненавидят его. Понял и будто бы вырос сам над собой.       Вздохнув, маг неторопливо ведет кончиками пальцев дальше, пропускает такие же большие, как восьмая, двенадцатую и тринадцатую метки, не желая вспоминать ни исчезновение своего единственного друга — исчезновение даже не фактическое, ведь Тор тогда просто взял и забыл о нем — ни то, как новые друзья старшего все вместе избили его, пока брат стоял поодаль и наблюдал.       Чуть нахмурившись, Локи отдергивает руку, сжимает ладонь в кулак. Он закрывает эти глупые, болезненные воспоминания, переводит свое внимание на более важное событие. Сегодня ведь его ждёт последний и заключительный экзамен, после которого он, наконец, сможет войти в союз придворных магов, только вот… Хочется ли ему этого?       Локи не знает. Он не видит внутри себя никакой причины или цели. Он уже давно не видит смысла.       Иногда кажется, что внутри разрастается та же изморось, что покрывает вещи, когда его кожа, окрасившаяся етунской синевой и невероятными узорами, их касается. Мама говорит, что его будут уважать, когда он станет дворцовым магом; мама говорит, что, возможно, его даже возьмут в совет; мама говорит, что тогда все увидят насколько он умен и мудр, и даже старейшины оценят его по праву.       Локи откидывает немного съехавшую медвежью шкуру, что укрывает его ноги, поверх простыни. Затем откидывает простынь. Медленно свешивает ноги с постели.       Это не какой-то определённый ритуал, но маг делает это каждое утро: подходит к зеркалу и предстает перед самим собой таким, каким является. Чистую, бледную кожу медленно покрывает синева от кончиков пальцев на его узких, будто девичьих, ступнях и до самых корней чёрных, что крыло Мунина, волос. Белки глаз краснеют и взгляд тут же становится злым, диким, лишь от того, что Локи просто смотрит.       Он уже давно признался себе, что верит: когда-нибудь синева не проявится. Когда-нибудь он проснется и не увидит в себе етуна. Когда-нибудь он проснется и разглядит в себе человека. Хотя бы простого человека. Еще не аса, не бога, а просто… Просто обычного, нормального человека.       Только вот на руке уже девятнадцать маленьких меток, и они почти достигли его плеча. Появляясь раз в столетие, если считать по временной ленте одного из девяти миров, они все же не привносят в его жизнь перемены. Локи все еще продолжает вставать по утрам и все еще продолжает смотреть в горящие багрянцем глаза.       Ничего не меняется, и с каждым утром надежды в нем все меньше. И тем не менее он просыпается. Просыпается раз за разом, затем бодрствует целый день, после вновь ложится спать.       Локи пытается улыбнуться, но выходит оскал, и он видит ровные зубы, пару клычков сверху. Синева сходит. Медленно-медленно — будто бы вода, что утекает в открытый водосток в купальне — вся изморось отступает, скручивается вокруг его небольшого, аккуратного пупка, а затем стирается окончательно.       Маг прикладывает ладонь к подтянутому, бледному животу, будто пытается почувствовать ту изморозь, что теперь заполняет его внутри. Вздыхает.       На миг прикрыв глаза, он тянется своей магией к матери и чувствует, что та давно уже проснулась. Оттягивать момент больше нельзя, времени осталось не так много, а если еще учесть то, что он немного переспал… Да, оттягивать больше нельзя.       Отвернувшись от зеркала, Локи идёт в купальню. Та находится через стену от спальни, и стены там тоже окрашены в зелёных тонах. В самом центре комнаты, в полу, глубокая, мраморная, чёрная ванная с невысокими бортиками и прячущимися под водой сиденьями, а у стены его личный шкафчик с маслами и травами, с полотенцами и другими принадлежностями.       По пути он захватывает свою официальную одежду: черную рубаху, длинный кожаный камзол ей под стать и с несколькими зелеными вставками, чёрные, удобные брюки и невысокие сапоги. Мелькает мысль захватить и кирасу, поддев её под камзол, но это все же кажется ему неуместным.       Это всего лишь экзамен, а не война, чтобы ещё и тяжёлые доспехи поддевать.       Лёгким движением руки послав летящую следом одежду на небольшой, созданный из того же мрамора, что и ванная, стол, маг присаживается на корточки и осторожно касается кончиками пальцев воды. Та горячая и расплавлено нежная. Именно такая, как он любит.       Соскользнув в воду, Локи зажмуривается и, наконец, выдыхает. Только сейчас, когда его окружает тепло и нега, он может отвести напряжение в сторону и хоть немного забыть о своём сне. Забыть обо всем, очистить разум, очистить чувства.       Надолго расслабляться нельзя, но он все же позволяет себе взять все время, которое есть. Выходить из воды совсем не хочется. Даже несмотря на расцветающее снаружи лето, ему все ещё изредка прохладно.       Когда-то давно, когда мать ещё укладывала его спать и рассказывала ему сказки перед сном, Локи верил, что в своей прошлой жизни был кем-то другим. Какой-нибудь красивой, золотистой или красной рыбкой, которая жила только в самых-самых тёплых водах, или может русалкой, что резвилась лишь на самой поверхности и никогда не заплывала вглубь, никогда не чувствовала холода.       Когда-то давно он верил в это, а потом вырос и одномоментно понял, что он — просто неудавшийся ребёнок ледяного великана, и все дело лишь в этом. Была бы его воля, маг бы никогда-никогда не выбирался из этой горячей и такой нежной воды.       Но время неумолимо напоминало о себе, скользящим по небосклону солнцем, и поэтому, быстро вымывшись, Локи оделся, а затем вернулся к зеркалу. Об использованном полотенце и оставленной воде можно было не волноваться — после того как мама позволила нанимать слуг, пользующихся магией, их работа по всему замку сильно упростилась и чаще всего заходить в покои ради такой мелочи, как уборка, теперь даже не требовалось.       Для него это было просто прекрасно, потому что те защитные руны — что были вплетены в саму суть стен на входе после одного довольно неприятного и в еще большей степени ужасающего инцидента не без участия Тора — больше никого не ранили и не ловили в свои ловушки. Больше никто не навещал его.       Быстро осмотрев себя с головы до ног, маг лишь кивнул и двинулся к выходу из спальни. Следом был расположен его кабинет, но скорее даже не кабинет, а просто ещё одна комната, после спальни, которая была заставлена стопками книг и обложена кучками свитков. У одной из стен находился стол, справа от него камин, перед камином пара мягких кресел. Темно-зеленые стены были спрятаны за высокими шкафами, со стеклянными дверцами и посеребрёнными ручками.       Локи не мог сказать, что действительно так сильно любил цвет свежей зелени. Его магия, магия природы, имела зелёный окрас и поэтому ещё в детстве мама окрасила его покои в зелёный. С годами он просто привык к этому цвету, зелёный стал одним из тех редких и постоянных моментов, что просто были в его жизни.       На самом деле Локи любил красный.       Замерев посреди комнаты, маг скользнул взглядом по синему небу за окном, затем перевёл его на книги и свитки с заклинаниями. Какое-либо повторение прямо сейчас уже не имело никакого смысла; он готовился к этому дню с девяти меток как-никак. Глубоко вздохнув, Локи кивнул сам себе и развернулся к выходу. Стоило ему сделать лишь два шага за порог, как под ногой тут же что-то тихо хрустнуло, зашелестело. Замерев, он опустил взгляд.       Прямо под его подошвой была одинокая, нежно-розового цвета роза. Её только-только раскрывшийся бутон был жестоко растоптан, а лепестки тихо лежали на полу вокруг носка сапога.       Оглядевшись, Локи поджал губы и осторожно поднял розу. Осмотрел её. Листья были яркими, мягкими, чуть бархатными с обратной стороны, а на ножке не было ни одного шипа. Бутон — даже такой, разбитый/раздавленный — все равно был прекрасным до дрожи в коленях, и на самом деле Локи даже мечтать не мог, что когда-нибудь кто-нибудь подарит ему такое великолепие.       Возможно… Точнее, скорее всего роза выпала из букета свежих цветов, что приносили для Фригги каждое утро её служанки. Хотя, как Локи помнилось, его матери всегда больше нравились полевые цветы, но… Может быть сегодня ей захотелось роз?..       Дернув плечом, маг послал цветок в камин. Одновременно с хлопком двери взметнувшийся зеленоватый огонь сжег его, не оставив ни следа.       Дворец был огромным, шпиль его самой высокой башни уходил высоко-высоко в небо. Этажи Локи никогда не считал, просто потому, что в этом не было никакого смысла. Этажи заменяли уровни. На самом первом находился тронный зал, зал советов, обеденный зал, зал для празднеств и для судебных разбирательств, и длинный коридор, по одну стену которого шли пронумерованные двери. Цифры на них были такие же золотые, как и весь замок изнутри, но такое обилие золота уже давно никого не волновало, в том числе и Локи. Каждая из дверей вела на определённый уровень замка.       Эта магическая технология была довольно древней, и сколько бы маг ни старался сделать что-либо подобное, раз за разом создавая маленький макет дворца, у него никогда ничего не получалось. Двери вели в разные места, а не строго по созданной им нумерации, а все опыты заканчивались неудачно. Иногда, выпуская маленькую мышку в дверь, он мог отыскать её след в конюшне или даже посреди Бивреста.       Насколько бы хорошим магом Локи не был, некоторые вещи все же были для него непостижимы.       На втором уровне дворца — на который можно было попасть только через дверь с нужной нумерацией — располагались покои главных и самых лучших воинов, и этот уровень занимал больше всего этажей. На третьем уровне располагались высокопоставленные чиновники, канцлеры, старейшины и все, кто входил в главный совет. Четвёртый уровень занимали они с Тором, но также на нем находились и комнаты для гостей замка. После шел уровень с покоями Фригги и ее приближенных служанок, а на самом последнем уровне располагались покои Всеотца. Для того, чтобы попасть с одного уровня на другой, нужно было вернуться на самый первый и только после вновь войти в дверь нужного.       Прикрыв за собой массивную, деревянную дверь с цифрой четыре, маг сворачивает вправо и направляется в сторону обеденной залы. Завтракать не хочется, но ему нужно хотя бы пару минут посидеть за столом, чтобы там остался его магический след. Если мама поймёт, что он не набрался сил, к экзамену она его не допустит точно.       И вот сменяя коридор за коридором, Локи сворачивает за очередной угол и видит как из больших дверей выходит Сиф. Следом за ней идёт Тор и троица воинов.       Они все замечают его почти тут же. Девушка нагловато улыбается, несильно качнув головой, закидывает длинную косу на плечо, а затем говорит:       — Ох, смотрите-ка кто проснулся. Может нам и его взять на тренировку?.. — её высокий, тонкий голос отбивается от стен и скрывается в высоких сводах потолков. Прошло уже больше десятка лет, но Локи все ещё не разгадал тайну её ненависти или хотя бы неприязни. Ладно бы дело было во внимании Тора, в которого она была уже давно и очевидно влюблена, но… Уже пол десятка меток Тору не было до него, Локи, совершенно никакого дела, так что это было попросту бессмысленно. Ненависть воительницы ведь так никуда и не делась.       — Его? Ха-ха, только может чтобы оружие подавал. Ты что не видишь, какой он слабенький, Сиф? — Фандрал усмехается, тем не менее чуть качает головой, склоняет ее, будто бы приветствуя младшего принца. Он хоть и поддерживает игру своей подруги, все же не выказывает ненависти. Ни сейчас, ни раньше.       — Я боюсь, что стоит ему сломать ноготок или потревожить прическу, как тут же произойдёт что-то ужасное. Ещё накинется на нас со своей «великой» магией!.. — Вольштаг смеётся громче всех, его живот чуть трясётся от каждого шага, а в бороде застряли крошки.       Локи не реагирует, даже и не смотрит на них. Это происходит раз за разом и мысли о том, чтобы доказать им что-то уже давным-давно потеряли всякий смысл.       Они не завидуют ему. Они не хотят стать его друзьями. Они не ненавидят его.       Они просто каждый раз отводят на нем душу, высмеивая его слабость, его женовидность, его магию.       Его это не задевает. В девятнадцать меток уже не задевает. Он умный и достаточно взрослый, чтобы понимать насколько они глупы и все ещё по макушку заполнены детством.       — Эй, да ладно вам, — раздается негромкий, густой голос Огуна, и Локи чуть дёргает уголком губ, будто бы хочет улыбнуться. Смуглокожий воин — единственный, кто всегда держит нейтралитет в таких односторонних словесных издевательствах. Он говорит: — Это не смешно…       С каждым шагом они все сближаются и сближаются. Локи все ещё смотрит будто сквозь них. В его глазах нет ни единой эмоции, ни единого чувства. И это правильно. Он просто не имеет права давать этим гнусным глупцам еще поводов для издевок и шуток, он понял это уже давно и с того момента больше не показывает эмоций. Лишь холодность, безразличие.       Издевки от этого не кончились, да и вряд ли кончатся хоть когда-нибудь, но их хотя бы не так много, как было меток шесть-семь назад. Теперь их хотя бы не так много.       Стоит Огуну договорить, как неожиданно Тор — не часто обращающийся к нему хотя бы так, косвенно, не то что на прямую — поддакивает:       — Да, хватит уже вам.       Маг не удерживается и взглядом перехватывает его взгляд. Почти незаметно сглатывает, замирает, продолжая идти, и будто бы вытягивается, поджимает живот, напрягает бедра. Просто не верит, что спустя столько лет, брат впервые заступится за него, и поэтому приглядывается, ждет подставы… И та не заставляет ждать себя очень уж долго.       — Хоть кто-то же должен оставаться женственным в этом замке…       Тор договаривает, а Сиф наигранно обиженно вскидывается, легонько пихает его кулаком в плечо. Все смеются.       Локи все ещё смотрит в эти прекрасные голубые глаза, но без эмоций. Тот интерес, что был миг назад, уже исчез и больше не появится, потому что ничего никогда не изменится. Смысла волноваться каждый раз нет. И пора бы ему это запомнить.       Только вот Тор смотрит пытливо. Будто бы ждёт, что Локи ответит, что Локи взбесится, что Локи…       Но Локи ведь никогда таким не был. И Локи уже не десять. И не одиннадцать. И даже не двенадцать.       И он уже давным-давно не чувствует боль от каждого такого или же похожего слова брата. И уже давным-давно не ждёт, что жизнь обернётся сказкой, и однажды утром Тор просто придёт и скажет, что хочет вновь стать его другом.       Он отводит глаза и смотрит вперед. Поравнявшись с ними, желает удачного дня.       Без эмоций. Без дрожащего голоса.       И без боли.       Он просто ничего не чувствует. Его жизнь — серое полотно. Полотно без начала и конца, полотно без смысла.       Локи идёт вперёд шаг за шагом по ленте времени, но знает, что впереди всегда будет темно. Ни конца, ни края, ни сути.       Ему никогда не занять трон. Никогда не заполучить одобрения Одина. Никогда не найти себе подругу сердца. Никогда не найти смысла.       Можно было бы сказать, что дело не только в том, что он полукровка, но… Все окружающие просто и банально боятся подходить к нему слишком близко. Все, кто знает его получше, все же стараются никогда-никогда не касаться его даже через одежду.       Локи знает, что он — бельмо на глазу Всеотца. Он — тёмная тайна, что уже давным-давно всем известна.       Он — проклятие Асгарда. Не етун. Не ас. Вроде индивидуален, но на самом деле просто одинок. Слишком одинок.       И пройдя мимо них, маг идёт дальше. Сиф отпускает какую-то очередную шутку, Фандрал взрывается хохотом. Но Локи не оборачивается. Зато оборачивается Тор. Он, никем не замеченный, смотрит вслед гордой спине младшего брата и не может отвернуться. Его взгляд полон непонятной скорби и тоски, но…       Локи не видит этого. Локи заходит в обеденный зал.       Завтрак — не самая любимая его трапеза, но вместе с тем Локи все же внутренне расположен к ней. Из-за любви ко сну чаще всего он приходит в зал позже всех и ни матери, ни отца, ни даже брата там обычно нет. Никто не заставляет его есть, никто не заставляет садиться со всей семьёй во главе стола.       Маг проходит к одному из боковых мест, опускается и лёгким движением наколдовывает себе бокал с водой. Из-за большого количества воинов и наличия в замке Тора во время трапез из напитков есть лишь медовуха, сидр да вино. Для него это все противопоказано.       Несколько столетий назад, когда на его теле было лишь двенадцать меток, а Тор ещё не так сильно отдалился, Локи случайно напился. Хотя случайность этого события была довольно относительной, ведь если бы не Сиф и троица воинов, если бы не подзуживающий его Тор… Тогда у половины замковых обитателей в покоях случайно появились змеи и хищные птицы, а после Фригга ещё долго смотрела на него с огорченным укором.       И если вечер он еще помнил, помнил и издевательства друзей Тора, и их грубый смех, то ночь не помнил вовсе. Это было странным, ведь он смог опьянеть лишь от пары глотков, продержался целый вечер, а затем… Все было будто в тумане. И он бы покопался в своих воспоминаниях, но для этого не было повода. Проснулся-то он в своей постели.       Но даже несмотря на то, что произошедшее тогда закончилось довольно хорошо — он убрал и змей, и птиц, и весь ущерб, которые те нанесли — после этого Локи больше не пил. На его счастье во вселенной находился не один лишь Асгард: в Альфхейме существовал такой напиток, как чай, который представлял из себя травяные вытяжки или же вытяжки из листьев чайного дерева и разных ягод, а на территориях Ванов процветало распитие молотых, растворенных кофейных зерен. В Асгарде эти напитки считались чем-то обычным, дешевым и созданным лишь для бедных, рабочих людей, но…       Локи считал, что не являясь ни етуном, ни асом, ни даже человеком, имеет право сделать для себя некоторые уступки. Жаль уступки эти он мог делать лишь в своих покоях.       Отослав подбежавшую с вопросами и предложениями служанку, он немного посидел за столом, съел пару небольших, румяных булочек, а затем поднялся. В надежде, что его не начнёт мутить от съеденного небольшого завтрака, маг вышел из зала и направился к матери.       Изнутри дворец был так же прекрасен, как и снаружи. Высокие узорные колоннады, подпирающие потолочные своды, стены, украшенные пейзажами великих битв и сражений. На всех дверях позолоченные, до блеска натертые ручки и вырезанные защитные, оборонительные руны.       Он доходит до покоев матери быстро. Стража, что стережет вход на её уровень, пропускает его без вопросов.       Это неудивительно, только лишь немного иронично. Он хоть и является полноправным наследным принцем, но все же за его спиной каждый второй продолжает судачить и шептать проклятья. Локи уже давным-давно не обращает на эти глупости свой взор, ведь ни хуже, ни лучше от чужих грубостей ему не становится. Значит и смысла тратить время на невежд и дураков у него нет.       Двери в покои Фригги как и всегда распахнуты и не охраняются. Внутрь и наружу бегают редкие служанки, отчитывающиеся за выполнение своих поручений.       До того как сделать шаг внутрь, он замирает вне зоны видимости и глубоко вдыхает, освобождаясь от привкуса горечи. Тот обычно появляется только после таких вот стычек с братом и его компанией, но маг никогда не признаётся себе в этом. Он уже который год пытается убедить себя, что ничего не чувствует в отношении Тора и всего, что его касается.       — Здравствуй, мама… — мягкая улыбка и мягкий же голос. Он проходит внутрь её покоев, подходит к её креслу и склоняется, целуя её руку.       Фригга вновь сидит за своей прялкой. Она поднимает на него полные любви глаза, и Локи понимает, что пока что она не начинала прясть по-настоящему. Значит ждала его.       — Доброе утро, Локи. Я не видела тебя на утренней трапезе, ты верно вновь проспал? — она кивает ему, и только маг делает шаг назад, выпрямляясь, как Фригга тут же поднимается и обнимает его. Гладит по спине.       Иногда — когда он вновь начинает думать об этом странном, повторяющемся сне — Локи раз за разом приходит к выводу, что лишь она будет скорбеть о нем. Если вдруг так случится, что Тор закончит то, что так ни разу и не довершил в его снах, лишь она будет плакать о нем, будет думать о нем и будет… Будет помнить о нем.       Приходя к такому выводу, на его глаза каждый раз накатываются одинокие, незаметные слёзы, потому что ему действительно бы хотелось иметь человека, что смог бы его полюбить, но… Маг просыпается каждое утро, подходит к зеркалу и не видит себя. Напротив стоит лишь ётун: синекожий и злобный.       Локи просто не верит, что кто-то мог бы хоть на самую малость полюбить его такого. И каждый раз задумываясь о возможной предстоящей смерти, он вновь и вновь отмахивается. Вновь и вновь забывает об этом. А затем идет заниматься делами, которых у него по сути и нет. Вновь и вновь.       — Да, ночь была мрачной, и я разоспался, но не волнуйся мама, я зашёл в обеденный зал перед тем, как идти к тебе, — он улыбается ей, чуть склоняет голову. Никогда, ни в одном из миров он не найдёт женщины, что будет любить так же сильно, как и свою мать.       — Что ж, раз так… — она дёргает уголком губ, на миг прикрывает глаза, скорее всего проверяя места, где оставила след его магия. Локи лишь кивает вновь, пряча тихую усмешку, и подает ей согнутый локоть. Они стоят друг друга на самом деле. Не только как мать и сын, но и как учитель и ученик. Ведь почти все те «фокусы», которым Локи обучился… Они все перешли ему от его матери, верховной богини и жены Одина.       Фригга гордо вскидывает голову, берёт его под руку. Они вместе выходят из её покоев сразу после того, как царица отдаёт пару обычных указаний своей главной служанке.       — Я поговорила с отцом… Если ты хорошо сдашь экзамен, уже через несколько дней он, возможно, пригласит тебя на твой первый официальный совет. Конечно же, в первое время твоё слово там не будет играть решающей роли, но все же возможность высказаться и показать себя у тебя будет…       Она держит его под руку, кивает проходящим мимо слугам, чиновникам и воинам. Они никуда не торопятся. Локи совсем не волнуется. Вроде бы уже вот-вот начнётся его важный и самый главный экзамен, но это отчего-то совсем не заботит его. Намного больше волнует материнская попытка проложить ему дорогу к высокопоставленной должности, иметь которую ему совсем не хочется.       Локи тихо усмехается, говорит:       — Ох, мама-мама… Все о делах, да о делах, но когда же по твоему мне искать себе суженую?.. Я же не могу жениться на свитках да законах…       На самом деле это отговорка. Никто никогда-никогда не коснется его, будучи в своём собственном разуме. И ни одна девушка не захочет обнять его, даже будь он замотан в меха по самую макушку. Что уж говорить о том, чтобы разделить ложе?..       Это отговорка, и таковой она является для всех, кроме него. Заговаривая о его будущем, Фригга почему-то всегда забывает, что он — ётун. Будто бы деталь эта настолько незначительна, что даже не накладывает свою мрачную, холодную тень на весь род асов, но… Фригга же его мать. А мать любит своего ребёнка любым.       — Я не знала, что у тебя уже появилась возлюбленная, Локи. И кто же она?.. Надеюсь, ты — не твой брат, и не забавляешься с дворцовыми служанками, потому что, видит Хеймдалл, это просто непозволительно, тем более для такого статного и аккуратного юноши, как ты, — она немного раздраженно поджимает губы, но, подняв на него взор, смягчается. Она не любит кого-то из них двоих больше, но все же Локи знает: иногда выходки Тора заставляют ее сердиться. Все еще заставляют ее сердиться так же, как она сердилась на него много-много меток назад. — И все же я рада, что ты познал влюбленность, сынок… Однако, это не повод для того, что пустить на самотек все своё будущее, ты же понимаешь?       — Конечно, мама…       Локи отвечает ей и улыбается, но не чувствует этого. Его мысли занимает совсем другое, и это…       Тор, развлекающийся со служанками. Тор, у которого кто-то есть. Тор, который не боится дотрагиваться до других людей, до девушек и парней. Тор, который…       Маг сжимает руку в кулак и, открывая перед матерью дверь, впивается пальцами в ручку так, словно хочет просто сломать её. Сердце заполняется горечью и болью поровну. Мама счастлива, что он познал влюбленность.       На самом деле Локи, конечно же, лжет. Как он может смотреть на девушек, если не видит своего будущего дальше завтрашнего дня?.. Как он может смотреть хоть на кого-нибудь, если не видит ничего сердцем, которое очередную метку подряд безостановочно заливается слезами и обливается кровью?..       Мама счастлива за него. Но любить — это больно. Он понял это давно, ещё в детстве, и вот уже который год подряд пытается убедить себя, что не любит. Что никогда не сможет полюбить.       Раз за разом опускаясь в горячую, раскаленную/расплавленную воду в своих покоях, он убеждает себя, что теплее этого нет ничего во всех бесчисленных мирах. А ещё убеждает себя, что холод все же идёт не изнутри. Что холод просто вокруг и снаружи.       Его жизнь — самообман, но что же он может с этим поделать?.. Пусть хотя бы его мать будет счастлива за него, раз уж он за себя не может.       Его жизнь не только самообман, но обман в общем. Иллюзии, тени, двойники… Он ведь бог лжи! Бог озорства и обмана! Он двуличный, он пакостный, он… Что он может поделать с этим?.. Его мать счастлива за него, так пусть будет. Пусть хоть кто-то будет счастлив, раз у него самого просто не получается.       Маг вновь подаёт царице руку, та опирается на него, но все же идёт самостоятельно. Её спина такая же прямая, как и его собственная. Умение держаться — это лучшее, помимо магии, что Локи только мог перенять от неё.       — Ты же собираешься познакомить меня с ней, правда?.. Я, как твоя мать, волнуюсь, насколько она…подходит тебе, — её тон учтив, мягок, а ему бы сейчас рассмеяться в голос и насмеяться вдоволь.       Почему она верит ему? Почему не уличит его во лжи?       Иногда Локи малодушно мечтает, что найдётся тот, кто все же поднимет на него руку и выбьет весь дух одним лишь гневным:       — Лжец!       Тогда… Он знает, что тогда уже сможет больше не прятаться. Тогда он окрасит кожу синим, наденет перчатки, перекинет через локоть теплый, меховой плащ с глубоким капюшоном и сбежит в Альфхейм. Тогда он прибьется к труппе бродячих артистов и будет показывать детям невероятные фокусы. И он будет шептать зевакам страшные истории и восхитительные сказки у костра. И он будет видеть улыбки вокруг. Он будет уверять всех, что на лице грим; будет уверять, что он — добрый волшебник; будет…       Он не вернётся домой. Никогда-никогда не вернётся домой, потому что какой бы тёплой ни была вода в его мраморной ванне, его постель холодна. Из ночи в ночь.       И он одинок. У него нет друзей. У него нет знакомых.       У него целых девятнадцать меток под рукавом, и единственная, с кем он хоть как-то общается — его мать.       И дело не в его вредном характере. Дело просто в том, что ему с рождения не суждено познать объятья или настоящую дружбу. Дело просто в том, что его кожа синяя и он никогда не сможет стать добрым волшебником. Дело просто в том, что вся его будущая жизнь уже решена за него, и она пуста.       Когда-то давно у него был друг… Его друг был ему верен, был ему дорог. Его друг защищал его, оберегал его. После его друг просто нашел кого-то получше.       Эта история научила Локи многому. Больше ошибаться так сильно, с такими последствиями ему не хотелось. Впрочем, он и не собирался.       — Когда-нибудь мама, я покажу её тебе, но пока что… — они подходят к дверям тренировочного зала, и маг вновь открывает дверь для Фригги. Пропускает её вперёд, договаривая: — Пока что мне нужно хотя бы сдать экзамен.       Локи усмехается, встречает своей усмешкой скептический вздох матери. А затем идёт за ней следом.       Тренировочный зал представляет из себя с чуть больше десятка выделенных под спарринги арен. Они не обычные; будто кратеры от ударов молота самого Тора, арены углублены в землю на десяток ступеней или же нормальный рост взрослого, сильного воина. Между аренами бегут широкие дорожки, по которым иногда любят прохаживаться Всеотец с Тором, смотря на тренировки своих воинов. Высокие потолочные своды опираются на массивные колонны и как раз-таки являются опорой для второго уровня дворца. Благодаря тому, что тренировочный зал прячется под навесом части второго уровня, тот, будто невероятных размеров балкон, укрывает арены от ветра и непогоды, но все же некоторые из них находятся и на улице, под открытым небом. Вдоль границ каждого из тренировочных полей стоят стойки с оружием самых разных мастей и видов. Доспехов не видно, и скорее всего, для удобства, они находятся в соседнем с казармами здании, снаружи.       Локи не может быть точно уверен в этом, ведь он не воин. Он всего лишь женовидный маг.       Тренировочный зал не удивляет новизной, но Локи все же оглядывается так, будто давно здесь не был. Только бы не выдать свои ночные тренировки тут, он случайно и крайне неуклюже задевает рукой какую-то стойку, и пара мечей падает.       На грохот оборачиваются все, кто есть рядом или неподалёку. А Фригга не оборачивается. Она будто бы знает, что её младший сын в состоянии решить эту неурядицу самостоятельно, и просто идёт дальше.       Вернув орудия на место, маг вскидывает голову выше и все также гордо следует за матерью. Воинов в этот полдень не так много, но те, что есть, уже тихо пересмеиваются за его спиной, и… И это не имеет для него никакого значения.       Пусть думают, что он — неумеха. Пусть думают, что он — болван да бездарь.       Локи занимается здесь по ночам, каждые пару дней и ему не нужны незваные гости. Он раз за разом оттачивает свою магию, учится держать меч, булаву и рапиру, учится управляться с ножами. Сейчас его мастерство на более высоком уровне, чем было три года назад, когда он только додумался до таких тихих вылазок. Сейчас он уже мог бы сразиться с кем-нибудь из тех, кто смеётся над ним, и даже смог бы его победить.       Да, он мог бы не скрываться и не прятаться, ведь он все же младший наследный принц, но тренировочный зал — территория Тора. А раз властвует тут Тор, то Локи здесь место уже вряд ли найдётся.       Он идёт вслед за матерью и находит её, устроившуюся около одной из свободных арен. Точнее, частично свободных.       Эта арена — одна из самых больших, и на другом её краю тренируется его брат с Сиф и троицей воинов. Как бы Локи ни хотелось выбрать любое другое место во всех девяти мирах, но матери перечить он все же не собирается. Понимает, что, возможно, она сделала это нарочно.       И все же ему девятнадцать. Он уже не ребёнок. Он умеет бороться с болезнями сердца.       Фригга лёгким движением руки наколдовывает себе кресло из переплетений разной толщины прутиков на самой верхней ступеньке. Локи замирает перед первой, внизу, на самом краю арены.       — Сегодня ты сдаешь свой последний и самый важный экзамен, Локи. Ты должен показать мне всё, чему ты обучился за все десять лет, а затем я решу достоин ли ты считаться придворным магом и получить возможность вступить в Совет.       Его мать как всегда невероятно величественна и прекрасна. Локи сдерживает улыбку — понимая, что все ну очень и очень серьезно, и ему нельзя улыбаться, как бы сильно он не любил эту женщину и не был радостен, просто смотря на нее — кивает и делает шаг назад.       У него нет какого-то определённого плана или заготовленных идей, но все же он поднимает руки. Звуки позади, на другом краю арены, стихают, а значит, они опять смотрят на него. И опять смеются. И опять оскорбляют.       Локи отходит ещё на пару шагов, замирает и прикрывает глаза. Он клянется себе, что будет колдовать всегда и везде, что будет колдовать до последнего вдоха, до того момента, пока кровь не застынет в жилах.       Потому что магия — это всё, что у него есть. Магия дарит ему иллюзии, когда из глаз катятся слёзы, но нужно оставаться сильным. Магия дарит ему тепло, когда простыни такие ледяные, будто бы он живёт не в солнечном Асгарде, а в Етунхейме. Магия дарит ему красоту и спокойствие, когда Тор беснуется, а на улице в свои права вступает опасная буря.       Магия — его спасение. Магия — его жизнь. Магия — он сам.       Он начинает с иллюзий. Слышит позади какую-то отвратительную шутку от Сиф, но не обращает на неё никакого внимания. Эта девка уже успела испить его крови, когда он был младше, и больше Локи не намерен позволять ей этого делать.       Поэтому он начинает с иллюзий. Все ещё стоит с закрытыми глазами, безмолвно проговаривая заклинания, как вокруг уже появляются четверо наемников. У каждого по два топора и по мечу в ножнах. Каждый проработан до мелочей.       Они нападают одновременно. Он слышит смех Вольштага позади, когда пускает клинок в горло первому. У него нет оружия, но секунду спустя в бледных, сильных ладонях уже появляется меч. Он так похож на один из тех, что пылится где-то на дальней стойке, но Локи верит, что сходство никто не заметит.       Только если Тор… Но по правде говоря, Тору никогда не было до него дела. Вынужденная детская дружба, вот как Локи это назвал и вот чем это на самом деле обернулось.       Поэтому сейчас Тор и не смотрит на него. Никогда не смотрел, после того как позволил своим настоящим друзьям избить его тогда, шесть меток назад.       Но Локи плевать. Ему нет дела до этого. Ни до чего нет дела.       Его жизнь пуста.       Именно поэтому стоит в его руках появиться мечу, как он яростно вскидывается и срубает одну из голов наемников. Именно поэтому он мечется по своей части арены, создавая все новые копии и поражая их раз за разом. Стоит отдать ему должное: зрелище выходит кровавое. До того, как поверженная иллюзия исчезает — успевает окропить своей кровью его руки и лицо, пол арены вокруг. До того, как поверженная иллюзия исчезает — успевает закричать, прося помощи, или же закричать от боли; и звуки эти взвиваются к самому потолку.       Конечно, все это исчезает после, но сам эффект… Локи показывает матери, что он уже взрослый мальчик. Он не боится ни живых и обозленных врагов, ни их мертвых и разрубленных тел.       Он ведь уже взрослый мальчик.       Дикие, плюющиеся кровавой слюной берсерки из опустыненной области мира Ванов или же отвратительные, ненормально рослые гномы из Нидавеллира, прибежища близ Свартальфхейма… Он разит их всех. Всех до единого.       Выдохнувшись берет короткий перерыв. Пытается отдышаться. Проведя кончиком языка, кажется, слизывает чью-то иллюзорную, еще не успевшую исчезнуть кровь, но все же не чувствует этого. У этой крови нет вкуса. Если бы была, Локи бы уж точно почувствовал.       Подхватив миг отдыха, забрав его себе, он не видит, как за его спиной появляется светлый альв. Высокий, подтянутый безжалостный убийца. Он прячется меж колонн, натягивает тетиву своего тугого лука.       Но это видит Тор. Он, они все, стоят и уже несколько минут завороженно следят за магом. За тем, что он делает и как он это делает. Его сила духа, его физическая сила и все его умения поражают. Тор впервые задумывается о том, каково было бы сражаться с ним бок о бок где-то там, в пылу битвы… Но эти мысли пропадают так же быстро, как появляются.       Тор видит альва. Тор не думает ни над их перепалками, ни над ссорами и недомолвками. Он дергается, окликает брата своим громогласным голосом:       — Локи!       Младший дергается, но вместо того чтобы обернуться, каменеет. Просто замирает, будто бы боится пошевелиться. Чужой глубокий, сильный голос оплетает его своими цепями, сковывает… И лишает любых возможностей, любых мыслей. Как давно Тор…звал его по имени?..       И Локи уже даже не медлит. Он стоит, будто бы и не дышит вовсе, а враг… Тот самый альв… Он спускает тетиву. Стрела разрезает воздух.       У Тора все внутри замирает и обрывается, когда стрела проходит через горло младшего, разрывая его. Из раскрывшейся, словно цветок, гортани бьет поток крови. И теперь никто уже не смеётся. Никто не шутит. Но и с места никто не двигается.       Локи валится на колени, тянется к горлу, кашляя кровью, заливая ею собственные одежды. Ему до ужаса больно, и горько, и…       Тор дергается, делает лишь шаг — вперед или назад и сам еще понять не может — как вдруг на его плечо опускается рука. Она не принадлежит никому из его знакомых, ведь она такая лёгкая, но в тоже время сильная и… Старший дергается, только лишь полуоборачивается, как Локи уже проходит мимо него, оставляя брата позади.       Его спина ровная. Один взмах руки, и острое, ледяное лезвие перерезает горло созданному Фриггой альву. Ещё один и его иллюзия замирает в середине предсмертного хрипа, а затем истаивает. Медленно-медленно растворяется зеленовато-кровавой дымкой, но оставляет вместо себя осадок потери/привкус горечи.       Маг возвращается на свое место, вздыхает и оглядывается. Он будет продолжать делать вид, что ничего не произошло, до самого конца. Просто потому, что ничего не произошло.       Да, Тор окликнул его. Да, попытался спасти.       Ох, это же Тор!.. Он всегда делал так, сколько Локи себя помнил. Мог не вспоминать о младшем веками, но чуть что, стоит Локи только оказаться при смерти… Как он тут же появляется. Жаль, каждый раз опаздывает.       Локи оглядывается. Места не так много, как ему бы хотелось, но приходится работать с тем, что есть. Прикрыв глаза, он вновь поднимает руки и начинает бормотать. Одно и то же заклинание иллюзорности раз за разом. Но теперь в совершенно другой проекции. Больше никаких воинов, врагов, крови, смерти… Лишь романтичная/одинокая/холодная бесконечность.       Вокруг расцветают звезды. Они собираются в созвездия, те собираются в галактики. Стены и пол теряются, теряются потолочные своды. Он оказывается в безграничном, бесконечном космосе.       Вместе с ним там оказываются и Фригга, и троица воинов наравне с Тором. Все, кроме его матери, замирают в восхищении, Фандрал с интересом касается какой-то пролетающей мимо него звезды и тут же дергается, шипит, обжегшийся. Звезда же меняет свою траекторию и теперь летит в другую сторону. Локи открывает глаза, оборачивается и медленно идёт ей навстречу. Его ладони лепят другую такую же звезду и, слепив, маг осторожно пускает её навстречу первой.       А затем замирает.       Скорость небольшая. Скорость совсем маленькая.       Соприкоснувшись, звезды взрываются. Их всех окатывает жаром и невероятной силы ветром, а затем в один миг все прекращается. Все исчезает. Просто схлопывается. Огонь и ветер затягивает в невидимую черную дыру так же, как синеву его кожи утягивает к пупку каждое утро.       Вокруг вновь появляется тренировочный зал. Вокруг вновь возникает Асгард.       Локи приседает в центре арены и касается ладонью пола. Он больше не собирается тешить всех иллюзиями. Теперь пришла пора показать его силу по-настоящему.       Медленно-медленно из-под земли меж плит прорастает стебель. Он вытягивается под его умелыми касаниями и расцветает прекрасным жёлтым одуванчиком. То тут, то там появляются ещё цветы, с потолочных сводов вниз скользят лианы. Они гигантскими, многочисленными змеями оплетают переплетения каменных потолочных балок, они оплетают колонны.       Медленно растения заполняют всю арену. Запахи роз, астр, гвоздик и обычных полевых цветов смешиваются. Вокруг пестрят всевозможные краски.       Он на миг оборачивается к Фригге и видит её улыбку. Такую красивую и нежную… На самом деле Локи любит эту улыбку. Мама всегда улыбается так, когда видит что-то бесконечно прекрасное и созданное именно им. Иногда ему даже кажется, что он живет ради этой улыбки…       Мать осматривается, чуть склоняется к великолепной фиалке, что вырастает специально для неё у самых ног. Она обводит бархатные лепестки кончиками пальцев, а маг неожиданно чувствует, будто Фригга гладит его по щеке. В груди что-то болезненно разрывается, он тут же мягко отступает назад и концентрируется на заклинаниях, на движениях собственных рук.       Вокруг ноги Фандрала оборачивается лиана, и он вскрикивает, будто девчонка. Сиф склоняется к незабудке, а Огун лишь невесомо улыбается, просто наслаждаясь. Тор стоит позади всех и просто не может поверить, что все это — действительно по-настоящему.       Ведь тогда получается, что его брат — невероятно талантливый маг. Настолько же талантливый, насколько красивый и умный… Он уже приоткрывает рот, чтобы сказать хоть что-то, как вдруг неожиданно чувствует, что должен обернуться. Каково же его удивление, когда за своей спиной, буквально в двух шагах, он видит Локи?..       Настоящего и не иллюзорного. Маг стоит, хмуро и с жёстким прищуром смотрит ему в глаза. Он не рад и не счастлив так, как счастлив сам Тор.       Он дергается, вскидывая руку и пуская брату в горло ледяное лезвие.       Но Тор даже не вздрагивает. Он все ещё восхищенно смотрит Локи в глаза и улыбается так солнечно…       Лезвие не достигает цели. Оно обращается бабочкой, не долетев совсем немного, и эта бабочка взмывает вверх прямо перед лицом Тора. Белая-белая капустница. Она задевает прядь его чуть растрепавшихся волос, и Локи засматривается на то, как та покачивается.       Он ведь правда надеялся, что сможет. Хотя бы иллюзией сможет причинить ему вред, но… Локи сжимает зубы до боли, а внутри наравне с горечью разрастается злоба. Разрастается ярость.       Тор улыбается так красиво и ярко, но эта улыбка не для него. Никогда не была для него, никогда не будет. Это злит, но гораздо сильнее злит то, как Тор всегда говорил/говорит/будет говорить:       — Ты же мой брат!..       И его интонация всегда такая возвышенная, а слова такие лживые. Потому что пустые. Всегда пустые.       «Ты же мой брат» — это личный Хельхейм для него. Это боль, и горечь, и предательство, и… И Локи все ещё не ненавидит Тора. Локи все ещё морщится будто от зубной боли, пересекаясь с ним в коридоре. Локи все ещё терпит и будет терпеть всю свою вечность.       Бежать ему некуда. Бежать от взгляда этих желанных голубых глаз, которые вытягивают из него душу, ему просто некуда.       И радует лишь, что Тор смотрит на него не так часто. Ведь Тору все ещё плевать на него. Всегда было/будет плевать на него.       Локи сжимает зубы и перемещается назад, на свою часть арены. На самом деле каждое его перемещение — очередной фокус для маленьких деток. Все, что он делает — становится невидимым и одновременно с этим помещает иллюзию в нужное место, а затем всего лишь неспешно доходит до этого места.       Если бы перемещался по-настоящему, устал бы ещё в начале.       Вернувшись на свою половину арены, маг оглядывается и молча просит у природы прощения. Это жизненный цикл: что-то умирает, что-то рождается, но все же… Он любит цветы слишком сильно, чтобы не чувствовать своей вины.       Щелкнув пальцами, он создаёт небольшой огонёк и засматривается на него всего на миг. А затем просто, осознанно переворачивает ладонь и роняет.       Тот падает на головку самого первого одуванчика и вспыхивает сильнее. Вспыхивает сильнее и начинает распространяться быстро-быстро.       Огонь разрастается, обхватывает стебли, обгладывает листья. Он пожирает все на своём пути, уничтожает зелень, заполняя зал завесой копоти. Цветы, трава и длинные толстые лианы потрескивают, будто бы кричат, не желая растворяться в вечности. Локи вскидывает руки, и огонь встаёт неприступной стеной. Огонь разрывается, расползаясь по стенам, полу и ластясь к его рукам. Маг не боится, ведь знает, что этот огонь его не тронет. Этот огонь — его собственное детище.       Его лепестки ярко-красные, но иногда то тут, то там мелькнет зелень. И он ненасытен, он жаждет крови, жаждет чужой боли и агонии.       Арена заполняется дымом, но никто не кричит. Локи не дурак, если он «случайно» сожжет Тора, последствия будут очень…специфическими. Поэтому огонь не трогает их, не трогает ни его брата, ни его, Локи, недругов.       Закончив, он возвращается к нему в ладонь, возвращает себе привычный зеленовато-синий цвет и ждёт. Локи мелко улыбается на один уголок губ, подносит ладонь к самому лицу и шепчет:       — Ты молодец…       А затем сжимает руку в кулак. Огонёк гаснет, вновь становясь маленьким рисунком на его левом запястье, а маг поднимает голову. У виска начинает пульсировать тупая боль из-за большого количества потраченных сил, но он уперто вновь вскидывает руки и призывает ветер.       Если у каждого обычного мага от рождения есть какое-то определённое направление, какая-то определённая стихия, то у Локи таковой нет. Что не удивительно, даже здесь он умудрился выделиться и отличиться.       Фригга всегда говорила, что это его великий дар — сила, покоряющая Природу. Он же считал себя каким-то неправильным. Нет, конечно, возможность покорить огонь, воду, землю, воздух и даже само время — это невероятно и прекрасно, только вот толку от этого?.. Он все ещё ётун. Он все ещё одинок. Он все ещё труслив и слаб.       Это просто двуручный меч или же палка о двух концах. На что ему такая невероятная сила, если в момент наивысшей сердечной боли пойти ему не к кому?       Вокруг все ещё стоит завеса из гари. Сиф начинает закашливаться, следом за ней и Огун. Локи зажмуривается и продолжает шептать. Призвать ветер и покорить его не так то просто.       Ведь ветер это ничто. Просто воздух, летящий туда, куда захочет.       И маг пытается подмять его. Пытается приручить. Ему не всегда это удается, стихия покоряется очень и очень редко. И это одна из тех вещей, одно из заклинаний, что все еще ему не слишком хорошо дается, но… Перед матерью опозориться не хочется. Позориться он просто не собирается.       Зажмурившись, Локи сдавленно, тихо рычит, а затем мысленно отступает и просто поддается сам. Неожиданно он выбирает другую, новую и более безответственную тактику; он понимает, что ветер ему не друг и не враг. Он сам — ветер.       Ведь он тоже пуст в своём существовании. И тоже свободен.       Скажи он матери, что отправится к светлым альвам за какими-нибудь травами, а затем можно идти на все четыре стороны. Можно оборвать магический след и никогда-никогда не возвращаться.       Можно делать все, чего захочется.       Шквал свежего воздуха чуть не сбивает его с ног, но сам же подхватывает, удерживает на ногах. Гарь и дымовая завеса рассеивается в какие-то жалкие мгновения, он, пошатываясь, поворачивается к матери, собираясь показать еще один далеко не фокус.       В его раскрытой ладони семечко. Маленькое, высохшее семечко. Локи всего миг смотрит на него, судорожно сглатывает, а затем начинает безмолвно шептать заклинание. Ладонь заполняется водой, семечко вздрагивает, медленно-медленно пуская корни.       Только вот земли в его ладони нет. А экзамен на самом деле нацелен не только на его владение магией. Фригга говорила, что его могут принять в совет, значит он должен быть мудрым и ответственным. Он должен быть сильным и жертвенным. Он должен…       Уголок его губ вздрагивает, когда вода мутнеет от его крови, а тонкий корешок прорастает в его плоть. Он копошится внутри, питаясь им и его кровью, а затем выскальзывает с другой, тыльной стороны. Семя пускает росток, и тот тянется ввысь.       Фригга, наконец, замечает, что именно он делает и дергается. Предупреждающе окликает его:       — Локи.       Он не слышит. Не слушает её. Он хочет, чтобы она гордилась им так же, как гордится этим олухом с молотом — своим настоящим сыном — который водит служанок в свои покои чуть ли не еженощно, и он готов принести часть себя в жертву ради этого.       Корни разрастаются, стебель тянется вверх и крепнет. С его ладони капает кровь. В той тишине, что стоит на арене, она звонко бьется о каменные плиты. Собирается лужица.       Он не останавливается, пока в его руках не оказывается прекрасная, сочная, алая роза. Её большой красивый бутон, он уверен, видно издалека, и Локи надеется, что эти вояки видят её тоже. Не знает, да и разбираться не хочет, зачем ему это, но все же так хочется, чтобы этот безмозглый Тор увидел, чтобы… Сделал что?.. Локи не знает. Локи не хочет разбираться.       Он поднимает взгляд на мать, мягко полуулыбается ей, а затем делает глубокий вдох. И проводит рукой над розой.       Капля, что летит к полу, замирает и медленно пятится. Локи ведет над бутоном ладонью неторопливо, по ровному, аккуратному кругу. Бутон закрывается, только что летевшая вниз капля тянется назад, к его руке. Все возвращается назад, к самому началу. Корни расползаются в обратную сторону, собравшаяся на полу кровавая лужица уменьшается. Широкие листья не иссыхают, но тоже сворачиваются.       Локи не издает ни звука, ни единый мускул на его лице не вздрагивает, хоть в глазах стоит пелена боли. Он не чувствует руку вовсе, чувствует лишь агонию, ужасную боль. И он терпит. Терпит боль, терпит шарящие внутри ладони корешки. Кровь возвращается назад, плоть затягивается… На кончиках пальцев незаметно появляются синеватые пятна, и Локи испугано торопится поскорее закончить.       Знает, что его етунское обличье защитит, заживит все раны, но… Обращаться прямо сейчас, перед матерью, перед братом, перед этими тупыми зеваками… Нет. Это последнее, что он может себе позволить, и на самом деле не позволит никогда.       Маг сорвано выдыхает сквозь сжатые зубы, когда в руке остаётся лишь семечко. По виску катится капля холодного пота, а колени дрожат. Он думает над тем, что мог бы призвать сюда пару-тройку зверей или же начертить круги для призыва и для защиты, но вдруг слышит:       — Достаточно.       Это Фригга, и она поднимается. Локи не может ничего с собой поделать, он падает на колени от усталости, но успевает выставить это так, будто бы просто опускается на одно перед царицей. Ноги не начинают трястись меньше, но что поделать?.. У него нет выбора. Он должен быть сильным, должен сдать экзамен, не должен показывать свои боли и слабости.       Иначе они ударят. Точно ударят. В спину или же по самым слабым местам — без разницы. Они начнут глумиться, ударят, изобьют не руками, так словами и кривыми усмешками. Но Локи не позволит. Не позволит.       Да, его жизнь пуста и одинока, но он не даст себя в обиду, не позволит коснуться себя, не позволит навредить себе, он защитит себя, ведь больше некому, но ему никто и не нужен, он справится сам, все будет в порядке, ему не нужен этот глупый Тор, не нужна его дружба, не нужна его несуществующая, да к тому же лживо-братская любовь, Локи сильный, Локи очень сильный, он позаботится о себе, будет плакать и скулить, просыпаясь от ужасающих, леденящих кровь снов, но будет вставать вновь и вновь, будет держать осанку, будет заставлять себя есть, будет отвлекаться на книги, он сильный, он защитит себя, не позволит навредить себе, никому не позволит навредить себе!..       — Я увидела многое. Я увидела намного большее, чем ожидала. Видимо, твои полуночные тренировки не прошли даром, — Локи зажмуривается, невесомо хмыкает. Теперь со дня на день ему останется лишь ожидать Тора, который разъяренно припрет его к стене, если ещё в покои не заявится. Хотя, учитывая, что последний раз они действительно хорошо разговаривали около семи меток назад, скорее всего Тор и не подойдёт к нему вовсе. Лишь стражу выставит у тренировочного зала, и тогда Локи придется найти себе новое место для тренировок. Потому что сдаваться/отказываться от них он не намерен. — Однако, как я заметила, ты отточил не только свою магию, но и свою меткость, свою силу, свою сноровку. Поднимись с колен, сын мой. Ты сдал этот экзамен и теперь по праву считаешься одним из придворных магов.       Она останавливается перед ним, Локи поднимается. Ноги все ещё дрожат и глаза вот-вот наполнятся слезами от усталости, от всего, что сейчас происходит. Он, наконец-таки, получил своё место в этом мире, но… Его ли это место? Нужно ли оно ему?       Локи не знает. Старается не думать об этом, принимая поцелуй в лоб от матери и её благословение. Позади него никто не хлопает, никто не радуется. В груди мягко перекатывается боль, и даже напоминание самому себе, что он — пустое место, и ему тоже никто не нужен, не помогает. Это ведь не получение Тором его молота, да и не какой-то важный праздник.       Всем плевать, что Локи справился.       И Фригга, наконец, уводит его. Он вновь подает ей руку, держит спину прямой, накладывает иллюзию. Тор с друзьями стоит и смотрит ему вслед. Только он видит, как на миг иллюзия истончается и рябит, обнажая сгорбленные плечи, взлохмаченные волосы.       Сиф фыркает:       — Фокусник, тоже мне… Вольштаг, продолжаем!.. А то на это представление кучу времени угробили.       Тор кивает им, проходящим мимо, опускает голову, смотря на то место, где была лужица чужой крови. А затем, переводя взгляд дальше, вдруг видит маленький, жёлтый одуванчик, что мелко покачивается на своей тонкой ножке между его сапог. Видимо, огонь не добрался до него, обходя самого Тора.       — Ты видел это, мм?.. Слишком красочно; будто бы представление уличного артиста посмотрел, надо же… — Фандрал где-то позади хлопает по плечу Огуна, но тот лишь хмыкает. Тогда друг окликает его: — Хей, Тор!.. Ты идёшь или может хочешь побежать за братиком?       Вольштаг смеется, Фандрал тоже. Тор приседает и осторожно срывает одуванчик. Он боится, что тот вот-вот растворится в его пальцах, но этого не происходит. Коснувшись лепестков пальцами, он мягко растирает их, и лепестки действительно растираются, окрашивая его кожу своим соком.       Где-то позади смеются его друзья, а Тор неожиданно понимает, что все те выросшие растения — не иллюзия. И огонь не иллюзия. И ветер. И даже та роза, что выросла в руке его младшего брата.       Именно в этот момент Тор неожиданно понимает, что Локи действительно один из величайших магов. ~~~•~~~