Роза ветров

~~~^~~~       Он вымученно и устало перекатывается на другой бок, притягивает простынь к голове. Через открытую дверь, что сквозь купальню ведёт на балкон, в спальню забредает прохладный, вечерний ветерок, и его кожа покрывается мурашками. Он укрыт одной лишь простыней, все шкуры уже давно съехали на пол. Просыпаться не хочется чертовски сильно, но Локи знает, что уже проснулся. Заснуть ему больше не удастся.       Перевернувшись на спину, маг приоткрывает глаза и косится на календарь, висящий на стене. Переливающиеся на поверхности свитка цифры дают понять, что до Альтинга* остается всего ничего. Он начинается уже завтра.       Судя по тому, что мама успела ему рассказать пару дней назад, когда вела его, уставшего после экзамена, назад к его покоям, на Всемировой сбор в этом году должны были явиться не только светлые альвы, ваны и гномы, но и даже ётуны. Именно поэтому присутствие Локи на совете и было таким важным. Он как полукровка должен был показать, что асы не жестоки или безнравственны, а наоборот очень радушны. Даже к ётунам.       Потерев лицо руками, маг сел, вздохнул, а затем поднялся с постели. Он не стал подходить к зеркалу. Случайно зацепив простынь, протянул её за собой до середины комнаты, но все же оставил в спальне. Черного мрамора ванна была пуста, но стоило ему повести рукой, как она тут же начала наполняться. К потолку потянулись струйки пара, исходящие от воды.       То, что пытался сделать Один, было не просто некрасиво. Это было отвратительно.       Всеотец ведь никогда не был для него настоящим отцом, но при этом имел наглость так мерзко использовать его. Они могли не видеться неделями или месяцами, встречаясь лишь на празднествах или же попросту пересекаясь в обеденном зале. Однако, при каждой такой встрече Один был мягок и вежлив, интересовался, как обстоят его дела.       Это неприкрыто лживое радушие всегда удивляло и смешило Локи. Дел у него ведь никаких не было, а Один знал об этом, но ведь и Одину до него дела не было тоже. Сейчас это уже было очевидно, но раньше… Раньше было по крайней мере немного проще: Один довольно часто посещал занятия Тора, а так как Тор всегда занимался в одном классе с Локи, то и на него тоже изредка нисходил взгляд Всеотца. Но стоило старшему закончить обучение…       Локи не мог бы ответить хорошо или плохо ему жилось без отца, потому что у него была великолепная мать. Фригга — действительно достойная быть женой Всеотца — всегда могла в равной степени и похвалить, и отругать. Каждое ее слово было взвешено, каждое било ровно в цель. Она не была слишком строга, но и спуску не давала. Да, любое ее тепло всегда отдавало прохладой властности да статности, но тем не менее она давала Локи хоть какое-то тепло.       Уж в любом случае она была намного более хорошим родителем, чем Один. Пару раз Локи видел, как по его указу Тора секли за пропуск уроков или какие-то непозволительные шалости. Однако, дело было не только в этом. Один ведь был лжецом. Один был кровожадным воином. Один ведь где-то нашел столько золота, чтобы не только выстроить дворец, но и заполнить всю сокровищницу… Никого не интересовали эти вопросы просто потому, что никому не было до этого дела, но однажды Локи нашел книгу. Потрепанную такую, в некоторых местах истертую до дыр в страницах/тексте. Эта книга была сборником баллад самых знаменитых скальдов, и воспевали они в ней ни кого иного, как Одина. Его кровожадность, его жестокость, его жажду победы/славы/золота.       Вспоминая о книге, Локи каждый раз вспоминал иссеченную спину собственного брата, после его опрометчивых, дерзких проступков… И ни разу младшему не хотелось оказаться на его месте. Ни разу не хотелось откровенно пойти против наказов Всеотца или же против него самого.       То что сейчас пытался провернуть Один… Тайна его, Локи, происхождения и появления в Асгарде никогда не была тайной: во время третьей Великой битвы Один нашёл его в разрушенных покоях Етунского замка и просто забрал. Пока Локи рос было множество разбирательств и даже несмотря на то, что ётуны пошли на вынужденное перемирие, они все же раз за разом пытались то выкрасть, то вытребовать его назад. Все их попытки в итоге всегда заканчивались провалом, хоть и пугали Локи довольно сильно.       Ванна наполнилась довольно быстро, и как только уровень воды стал достаточным, Локи неспешно соскользнул в неё. Не сдержавшись, он застонал и зажмурился: вода была чуть ли не до ожогов горячая и такая мягкая. Вытянувшись во весь рост, маг раскинул руки в стороны и вздохнул, покачиваясь на коротких, нежных волнах.       Все тело до сих пор жалостливо поднывало после экзамена, но прямо сейчас идти и тренироваться ему не хотелось. Возможно, позже, после того, как он проберется на кухню и побалует себя чем-нибудь вкусным, он все же доберётся до арены, но точно не прямо сейчас.       Мама сказала, что его возьмут в совет… Что с ним будут считаться…       Всё это глупости. Один просто хочет, чтобы Локи сел по правую руку от него и всем своим видом показывал, что мир с асами принесёт ётунам лишь радости. Один просто хочет, чтобы Локи, наконец, выполнил то, для чего и был украден много-много меток назад: стал политической зверушкой асов.       И вот это и было самым гадким. Ведь Один же не был ему отцом. Один не имел никакого права распоряжаться им и его решениями. А Фригга… Фригга была лишь той, кто хотел сделать как лучше, и поэтому её Локи винить не мог, только вот…       Осознание того, что им просто пользуются, расстраивало до слёз, но маг продолжал держаться. Он держался все свои девятнадцать меток и сейчас, лишь из-за какой-то мелочи, руки опускать уж точно не собирался.       Вся эта политика… Вся эта экономика и межмировые разбирательства…       Это было легко для него. Также легко, как для его брата махать молотом или может ненароком затаскивать служанок в свои покои, но все же намного больше ему хотелось бы стать добрым магом. Ему так хотелось бы видеть улыбки детей и взрослых, которые уже давно потеряли веру в чудеса. И ему так хотелось бы не носить на плечах эту ответственность; ему так хотелось бы не ходить с вечно прямой спиной из-за своего дурацкого положения наследного принца; ему так хотелось бы перестать быть пешкой и стать, наконец, свободным…       По-настоящему свободным. Таким же свободным, как ветер.       Несколько меток назад — Локи любил иногда с усмешкой вспоминать об этом — Тор с чего-то решил, что его младший брат заберет его молот, заберет его трон, заберет его… Судьбу?..       Это было так же смешно, как и глупо. Тору было предназначено, что он станет носителем этой непосильной ноши, что он станет достойнейшим, однако, никаких предсказаний по поводу его ума не было. Как же долго Локи смеялся, когда старший начал следить за ним, пытаясь разгадать его «тайный» план. Он — решив, на свою беду, поддержать игру Тора — иллюзиями уводил брата на мили от дворца, нарочно подолгу шептал разные глупые слова, засиживаясь в библиотеке над страницами с изображением Мьеллнира, и так смеялся… Правда, после, когда Тора короновали и подарили ему молот, первое, что тот сделал, так это посреди ночи заявился в его, Локи, покои, заставил поднять свою новую игрушку. Младший молот поднять естественно не смог, но перепугался довольно сильно.       Тор тогда был очень и очень зол, кажется, даже немного пьян. Локи испугался, что все может не окончиться злыми, жесткими словами. Что может не окончиться и сильными, грубыми ударами кулаков. Что все может зайти намного дальше.       Конечно, ничего более пугающего, чем угрозы и злобные речи, не произошло. Во многом маленький, со всего лишь семнадцатью метками маг нагнал на себя страху сам, только вот после случившегося ему пришлось очень постараться, чтобы от страха избавиться. Тогда он всю ночь потратил на то, чтобы защитить себя раз и навсегда: сидел до самого утра, вначале просто вырисовывал на стенах руны, после порезал пальцы, начал чертить их кровью. Защита ему была обеспечена. Но все же дело было даже не во всей этой чепухе, просто…       Пока он мечтал дарить улыбки, разъезжая вместе с бродячей труппой, окружающие думали, что он жестокий, мерзкий и злой. Что он двуличный, лживый и гадкий. Что он готов предать, ударить в спину и подставить тогда, когда ему этого захочется.       Пока он держался из последних сил, храбрился, постепенно ожесточался, окружающие думали, что он слабый.       Локи делает полновесный вдох и ныряет, подтягивая колени к груди. Вода укрывает его с головой, и все-все звуки пропадают. Он обретает покой.       Где-то там садится солнце, и наступает ночь. Из-за близости Альтинга очень многие теперь ложатся спать ещё до заката, а просыпаются с первыми лучами рассвета. Советники готовят законы и указы, старейшины пересматривают жизненный уклад, решая, нужно ли вносить изменения. Уже завтра приедут делегации светлых альвов, ванов и гномов. Когда прибудут ётуны никто не знает, но скорее всего по всему замку уже и так стоит дополнительная охрана.       Локи это не волнует. Уже завтра вечером будет празднество в честь начала Альтинга, а спустя ещё несколько ночей соберется самый первый совет. Как и принято, в ночь Мидсумара* правители и старейшины засядут за стол в зале советов и по одному будут предлагать различные изменения, а Всеотец вместе со своими советниками будет решать, принимать эти изменения или же отвергать их. Тор, конечно же, там будет тоже.       Ночь летнего равноденствия важна сама по себе, ведь именно во время её власти зацветают многие лечебные и магические травы, а также истончаются полотна бытия. Локи намного охотнее бы подготовился к ней, чем к этому совсем неуместному для него совету, но… Возможно, если он заключит с Одином сделку, тот дарует ему свободу.       Эта мысль возникает в его голове слишком неожиданно. Маг дергается, вскидываясь и вставая на дно чёрной, мраморной купели. Резким движением отводит мокрые пряди с лица назад.       Вряд ли Один откажется. На самом деле они оба прекрасно понимают, что Локи может стать как великолепным советником, так и великолепной обузой, и все это зависит лишь от него самого. А значит, если он поставит Всеотцу не слишком наглое, более-менее мягкое условие, то тот просто обязан будет согласиться. Ведь на самом деле Локи не так уж и нужен тут, в Асгарде; только тень на дворец нагоняет да одним лишь своим присутствием слухи все множит и множит.       Поэтому-то его, Локи, глаза буквально загораются, по телу бежит дрожь от желания куда-то бежать и что-то делать прямо сейчас, но он все же удерживает себя на месте. Возвращается в воду, вымывается, соскребая с себя грязь и пот.       Мыло пенится в руках, кожу невесомо покалывает от слишком жёсткой мочалки. Когда он, наконец, выходит, вода холодная, а над Асгардом висит темное-темное ночное небо. Вытеревшись насухо, маг оборачивает вокруг бедер мягкое, пушистое полотенце и выходит на балкон. Это один из верхних уровней и поэтому вряд ли хоть кто-нибудь сможет его увидеть сейчас, но вот сам Локи видит многое. Далеко-далеко впереди переливается Биврест, а небо такое невероятно звёздное и прекрасное.       Тор скорее всего уже спит, а значит можно не бояться, что в какой-то момент звезды спрячутся за тучами, тут и там начнут сверкать разъярённые молнии… Все-таки его брат — громовержец. Несдержанный, иногда агрессивный и еще чаще глупый.       Локи качает головой, вдыхая глубже свежий тёплый воздух, и думает, каково бы было не только родиться, но и жить среди льдов Етунхейма. Ведь тогда он не знал бы ни Тора, ни Фригги, ни Одина. Он скорее всего ненавидел бы их, желал бы им всем смерти, а ещё никогда-никогда бы не прятал себя настоящего.       Только вот был бы он счастлив? Вопрос глупый, но если бы все было иначе, смог бы он найти своё счастье? Скорее всего нет. Скорее всего ему было бы так же холодно и одиноко, как и сейчас, и разница была бы лишь в том, что он никогда бы не увидел солнца и неба. Ведь погода в Етунхейме всегда такая мерзкая: облака висят так плотно и низко, что и не разобрать день ли, ночь ли, и звёзд совсем-совсем не видать.       Он вздыхает вновь и возвращается в покои. Пока одевается в обычные льняные, коричневые брюки и свободную, светлую рубашку, замечает в соседней комнате, в кабинете, небольшой букетик полевых цветов. Быстро обув удобные, кожаные сапоги, Локи перехватывает ещё немного влажные волосы прочным шнурком, а затем спешит к букету.       Судя по выбранным травам, его собирала Фригга. Судя по записке — тоже.       «Ты самый могущественный маг из всех, каких я когда-либо встречала.»       Ни единой кляксы или лишнего завитками, но все же края кусочка пергамента оторваны не слишком аккуратно. И в этом вся его мать: такая выдержанная/холодная/статная, но все же глубоко в душе все ещё шебутная/веселая/теплая девочка.       Локи не может сказать, что видел её такой, но вот главная кухарка, одна из его самых близких знакомых, рассказывала ему много историй, пока он был маленьким и просиживал вечера рядом с тёплой печкой в её кухне. Да, тогда он часто забегал к ней, хвастаясь новыми метками, просто греясь у печи или выпрашивая орешков для пары белок, что успел приручить на окраине леса. Теперь же он чаще засиживался в библиотеке, забывая и про еду, и про свои горести, и про своих, даже близких, знакомых.       Оставив букет на столе, он зачем-то пихает записку от матери в карман и направляется к дверям. Уже на выходе из покоев маг медленно погружается в мечты о том, как приготовит себе что-нибудь действительно вкусное, но вдруг неожиданно замирает. В этот раз роза остаётся целой. Ещё миг и Локи бы вновь растоптал её, но он все же замечает её раньше, чем делает решающий шаг.       Коридор был пуст. Он специально выглянул, огляделся. У его покоев стража не стояла уже меток как пять, и хоть матери это очень не нравилось, она все же не слишком настаивала. Но если бы настаивала, сейчас он мог бы хоть у кого-то спросить, что это тут, прямо перед его дверью.       Нет, конечно же, что это он знал и сам, только вот… Думать о таком не хотелось, но, похоже, кто-то выказывал ему определённые знаки внимания, а значит…       Локи задумчиво поджал губы и, присев, провёл рукой над цветком. Никакого магического следа на нем не было, никаких проклятий и заклинаний тоже. И выходило так, что он действительно кому-то нравился, но… Верилось в это не слишком сильно. Скорее всего это какой-то очередной розыгрыш от Сиф или даже Тора. Но розыгрыш не злобный, а скорее просто унизительный.       Ведь он ётун. И маг. Женовидный/жалкий.       Он не достоин ни таких прекрасных цветов, ни симпатии.       Печально улыбнувшись, маг осторожно подхватил цветок и вернулся в покои. На ножке не было ни одного шипа, а уже раскрывшиеся лепестки бутона были такими невероятно мягкими. И их бледно-розовый цвет…       Пару столетий назад в библиотеке Локи наткнулся на одну довольно интересную книгу. Интересна она была тем, что посвящалась цветам: их видам, значениям и трактовкам различной окраски лепестков. Он тогда не сразу обратил на неё внимание, но, когда обратил, оторваться уже не смог.       Зачитывался, сидя до самой поздней ночи, а просыпаясь, вновь брался за пестреющие рисунками страницы. И конечно же там были розы. Всех цветов и мастей, они разнились по своим значениям.       Роза чаще всего была именно знаком симпатий. Розы чаще всего дарили именно девушкам.       И это было вдвойне обидно, ведь… Локи не был девушкой. Локи никто не любил. Локи никому не нравился.       Но роза была настолько красивой и, даже на первый взгляд, дорогой, что он оставил её. Все с той же печальной улыбкой наколдовал вазу с водой, а затем опустил в неё цветок.       Бледно-розовые розы считались намеком на нежную, трепетную влюбленность, но маг не знал, что такое нежность. В детстве мама часто любила гладить его по голове или обнимать, но это было совершенно не тем. Он не знал каково это, прятать кого-то в своих объятьях и не бояться, что этот человек оттолкнет тебя, а затем ударит. Или может каково это, когда кто-то прячет тебя в своих объятьях, защищая от всего-всего?.. Но этого он тоже не знал.       Сделав шаг назад, Локи поджал губы и, взмахнув рукой, наколдовал яркую, красную ленточку. Она обвилась вокруг ножки, завязалась в узелок, а затем и в бантик. И этот красный цвет был таким красивым.       Ему стало лишь больнее. Хмуро поджав губы, маг подхватил со стола мешочек с сушеными чайными листьями, а затем быстро покинул свои покои, хлопая дверью. Долгие годы он держался под градом насмешек своего глупого брата и его надменных друзей, и сейчас просто так сдаваться не собирается точно.       Неслышно ступая по коридору, он поворачивает за угол и, вдруг резко замерев, становится невидимым. Дверь покоев брата открывается, к собственному отвращению и горечи, Локи становится свидетелем его расставания с какой-то очередной служанкой. С темноволосой, высокой, стройной. С прекрасной, удовлетворенной улыбкой на губах. С рукавом платья, немного сползшим с плеча.       — Ты же понимаешь, что никто не должен узнать об этом, мм… — Тор, нагой по пояс, мягко напоследок обнимает свою любовницу и нежно улыбается ей. Осторожным, галантным движением поправляет ее рукав, завязывает шнурки на груди.       Локи перетряхивает. Он отводит глаза, кривится, но все же не может удержаться, чтобы не глянуть вновь. Будто вор или какой-то проказник, маг быстро возвращает взгляд к сцене у входа в покои старшего, но также быстро и отводит. Успевает лишь пробежаться взглядом по сильному, мощному телу брата, по его прекрасной улыбке, по блестящим довольством глазам… На служанку больше смотреть не хочется, и Локи не смотрит. Теперь уже отворачивается вовсе, подняв руку, несильно скребет пальцами по груди, напротив сердца. Не желая отступать, — не желая даже самому себе показывать присутствие собственной боли, — он делает первый неслышный шаг, затем делает второй. Он не смотрит, как девушка напоследок льнет к сильному телу его брата, он не глядит, как тот обнимает её крепче, вновь вовлекает в поцелуй.       — Я никому не скажу, вы можете не волноваться, — она, счастливая и чересчур румяная от смущения, отходит, отводит глаза. И своими тонкими пальчиками перебирает подол юбки.       Локи, конечно же, не смотрит на все это. Коридор широк, и он идёт вдоль противоположной стены, только бы не выдать своего присутствия. Подошвы его сапог мягкие, и шаги его не слышны.       Он никогда бы не подумал, что мать действительно может оказаться права. Его брат не был примером честолюбия или нравственности, но все же вот так… Перебирая служанок, словно скот или какие-то вещи… Теперь становится понятно многое в самой сути Тора. И — как бы больно это ни было, — Локи понимает, что вновь и вновь делает правильный выбор: Тор безразличный, эгоистичный и манипулирующий чужими сердцами по своему собственному желанию. Ему нет дела до этой девушки, нет дела ни до кого/ни до чего, кроме своих войн, полных славы и крови, кроме своего молота, полного силы и жести.       Локи достигает двери в конце коридора и предусмотрительно ждёт, пока глупая, миловидная птичка, только что покинувшая клетку из рук его брата, тоже подойдёт к ней. Девушка подходит, приоткрывает дверь, но щелочка, в которую она проскальзывают, слишком маленькая, и магу приходится ухватиться за ручку, придерживая дверь.       И стараясь выйти как можно быстрее, он и не замечает брата, что все ещё стоит в дверях своих покоев полунагой, полный сил и умиротворенного спокойствия. Зато Тор замечает: и заминку перед тем, как дверь должна начать закрываться, и то, как она наоборот приоткрывается.       Ему нет нужды гадать ветер ли это, или какая-то магия… Он и так знает, что это младшенький.       Постояв пару мгновений в дверях, Тор возвращается в свои покои. Ненадолго. ~~~^~~~       Он крадется вслед за служанкой не так долго. В одном из коридоров их пути просто расходятся. Девушка ускользает в противоположную сторону, вглубь крыла прислуги, её походка легка и непринужденна, и… На развилке маг замирает, оборачивается и засматривается. Просто стоит и смотрит ей в след. Ему так хочется понять, что же в ней такого?.. Волосы?.. Фигура?.. Улыбка?.. Или может то, что она девушка?       Локи не знает; ему и не хочется знать, но это ложь. Конечно же, ложь. И то, что Локи безразличен, и то, что Тор спит только с девушками. Дворец слухами полнится, и от метки к метке их меньше не становится. Все те, кому нужно, уже давно знают, что старший не так уж прихотлив. Пускает в покои почти каждого второго, кто попросится.       Но все же… Локи все еще смотрит ей вслед. Закусывает щеку изнутри до боли, сжимает руки в кулаки. Мешочек с чайными листьями чуть хрипит в его ладони, но он не обращает внимание. Единый вопрос одолевает его все сильнее и сильнее: почему именно она?! Почему не… Почему не кто-то другой… Почему хотя бы не… Нет! Никогда и ни за что.       Не видя собственного взгляда, полного горечи, Локи чувствует, сжимающиеся все сильнее руки, и делает медленный глубокий вдох, пытается расслабиться. И отвлечься. Пытается убедить себя, что он в полном, спокойном и привычном порядке. Но ведь все еще смотрит девушке вслед, взгляда не отрывает.       Да, она разделила постель с Тором. И что в этом такого?.. Он не придурок, не извращенец и тем более не мужеложец. Какая ему разница если сердце сжимается так сильно и больно, но он же ётун, что он может сделать, тем более старший на него и не смотрит даже, это ведь лишено смысла, Локи же не всесилен, он мал и слаб, он глуп, а Тор силён, и он мог бы спрятать его в своих объятьях, но это ложь, такого не будет, такого ему не хочется, только вот почему ледяная глыба его сердца бьётся так надорвано и больно, как же, Хель побери, больно!..       Моргнув, Локи хмыкает и разворачивается. Неспешно идёт до кухни. Коридоры крыла прислуги пусты, он ни единого раза не встречается со стражей, пока бредет до нужных дверей. Те открыты, — и он тихо прикрывает их за собой, заходя, — а внутри, на столе для готовых блюд, его ждёт записка. Локи замечает её не сразу, а заметив, не может сдержать маленькой улыбки.       «Вы, высочество, хоть про меня и забыли, но вот я про вас нет. Царица попросила не запирать кухню, однако, я подумала, что и немного сладкого вам не помешает.»       Почерк чуть кривой, в паре слов ошибки, но на сердце становится так тепло, что теплее и быть не может. Приподняв полотенце, укрывающее стоящий рядом противень, он видит с полдюжины небольших свежих булочек с корицей и улыбается шире.       Случайная встреча с очередной любовницей Тора и вызванные ею эмоции облетают словно осенние листья. Маг находит небольшой котелок, заполняет его водой. Вызвав Бранна*, он осторожно переселяет его на пол десятка подкинутых в камин дров, а затем ждёт пока вода закипит. Бранн игриво поблескивает, переливаясь всеми оттенками зеленого, и наедается древесиной вдоволь. К тому моменту, когда вода начинает пузыриться, он становится медлительнее и цвет несколько выравнивается. Маг спешит снять котел с крюка над огнем и убрать на стол, а затем возвращается к камину.       Отъевшийся Бранн капризничает, не желая даваться в руки, но Локи лишь посмеивается, пытаясь поймать его. Огонёк не обжигает его, лишь отдаёт лёгким теплом, перемещаясь в ладонь, а затем и затухая в его сомкнутой руке. Теперь на его запястье вместо маленького рисунка целая руническая вязь. Она оплетает все запястье ярко-зелеными символами, и Локи понимает, что действительно слишком долго не давал духу насытиться чем-то, кроме остатков своей магии. Зато теперь он сможет хоть всю ночь напролет провести в тренировочном зале, при этом не боясь, что Бранн потухнет.       Конечно, на экзамене Локи использовал его, но все же тогда у огонька не было возможности покушать. Они еще заранее договорились, что Бранн не будет есть, — и срывать его экзамен своим последующим отъевшимся и лениво-веселым настроением и догонялками, — а лишь сожжет все. Позволит растениям сгореть, не посмеет тронуть никого больше. И как ни странно все вышло довольно хорошо, так что теперь можно было расслабиться. Он… Они вместе. Они справились.       Вода в котелке все ещё исходит паром, когда он достаёт свой небольшой мешочек и бросает в неё пару щепоток чайных листьев. Те раскрываются не сразу, и Локи успевает найти высушенную малину, мяту и несколько ягодок смородины. Он бросает это все в воду и, накрыв крышкой, оставляет настаиваться.       Пока чай готовится, он спускается в погреб и выносит себе пару тарелок с едой, что осталась с вечерней трапезы. Усевшись на ещё тёплых кирпичах большой кухонной печи, с удовольствием поедает еле теплый печеный картофель и баранину, запеченную с черносливом. Закончив, маг чувствует лёгкий укол на своём запястье, а затем видит, как переливаются руны. Бранн, проказник, теперь чувствует связь с ним намного лучше и, похоже, знает, что хозяин тоже сыт. Скорее всего хочет поиграть.       По кухне уже разносится ароматный запах его чая, но Локи никуда не торопится. Он неспешно убирает всю грязную посуду, затем достаёт себе керамическую чашку с выдавленным узорным рисунком на боках. Когда-нибудь он поделится этим с матерью: вкусом свежего, мягкого, ягодного чая, который нет нужды наливать в эти громоздкие, вычурные кубки, а затем размахивать ими так, что половина попросту проливается. Он не уверен, что мать поймёт его, она не понимает его намного чаще, чем можно подумать. Локи только надеется, что ей хотя бы понравится. Локи просто…       Пару меток назад, когда он только решился на то, чтобы привязать к себе Бранна, Фригга была вне себя от возмущения. Она считала, что это удел чернокнижников да тёмных магов, — приручать/подавлять, дарованную им силу — и, конечно же, не позволила ему.       А затем еще половину сезона не допускала до занятий, ведь на его запястье уже поблескивала огненная, зеленоватая вязь.       Ему самому это не казалось чем-то ужасным. Он не пытался подчинить себе норн или все мировое древо, он не причинял никому вреда. Он лишь призвал часть своей силы, а затем предложил ей воссоединиться.       И Бранн согласился. Он хоть и был маленьким и послушным огоньком, тем не менее он был самим Огнём. Захоти Бранн пожрать все девять миров, и Локи бы его не остановил, но…       Мама все же была не права, когда наставляла его, говоря, что огонь необуздан и невероятно прихотлив. Предложив Бранну союз, Локи и не думал, что тот окажется таким легкомысленным, веселым и послушным.       Очень редко он разрастался или перемещался туда, куда ему не позволяли, но все же очень часто он любил играть, перекатываясь в его ладонях и требуя ласки, от того единственного существа, которому не мог причинить вреда. Конечно, Бранн очень любил кушать, и вначале маг был готов к тому, что это станет для них большой проблемой, но после… Стоило метке прожечь кожу, как он будто бы воссоединился с Огнем. На миг ощутил всю его мощь, все силу, на миг почувствовал ту пугающую атмосферу, что властвовала в Муспелльхейме. А после все утихло. Просто утихло.       После перебирая различные книги в библиотеке, Локи так и не нашел нормального объяснения этакому чуду, но неожиданно вспомнил, что он етун. И все стало ясно.       Вот почему он смог не подавить, но покорить Бранна. Вот почему тот не сжигал его, не пытался вырваться, навредить. Огонь не чувствовал в нем соперника или врага, но зато видел противоположность. И просто тянулся к ней.       Возвращаясь в его тело, Бранн просто засыпал под действием той спокойной прохлады, что царствовала внутри. Не затухал, а именно засыпал, успокаивался. Чаще всего. В остальное время он просто был наевшимся маленьким проказником, который покалывал его запястье, желая вылезти на ладошку, приластиться, поиграться с тонкими аккуратными пальцами… Бранн был хорошим.       Возможно, просто потому, что Локи никогда не обращался с ним плохо, но… Кто знает. Может их сущностям было просто суждено встретиться, объединиться.       Вернувшись на печь, Локи поставил на колени блюдо с уложенными на нем булочками, рядом поставил чашку, а затем осторожно выпустил огонёк. Тот все ещё был немного вялым, но почти сразу полез к его чашке с чаем. Пару мгновений спустя маг услышал шипение и тихо засмеялся, подхватывая возмущающегося непоседу на ладонь. Он положил на свои пальцы одну из булочек, и в этот раз Бранн вначале пригрелся к ней, проверяя, не собирается ли она его потушить. Но это была всего лишь булочка с корицей, а спустя пару мгновений её уже не было.       Бранн весело переливался в его руке, определённо требуя добавки.       Когда все булочки исчезли, а маг был сыт и согрет, он покинул кухню. Неспешно двинулся в сторону тренировочного зала, подсадив Бранна на плечо и иногда тихо шипя на него, чтобы не смел забираться под рубашку.       К его удивлению у тренировочного зала не было ни дополнительной стражи, ни Тора. Видимо, старший решил пропустить мимо ушей те слова Фригги, а может и просто их не услышал. Как бы там ни было, Локи был либо слишком везучим, либо же с ним не хотел связываться никто, в том числе и старший брат.       Хоть тема их с Тором братства с самого начала и была слишком уж спорной, он упорно продолжал называть Тора братом. Локи не хотел даже задумываться почему и зачем он до сих пор это делал, ведь… Если не так, то Тор был ему попросту никем. Они уже давным-давно не были друзьями, но и знакомыми их назвать нельзя было, а больше… Больше никаких названий не было.       Тем более, что, если Тор не был ему братом, то Фригга не была матерью. И Локи был сиротой.       Именно из-за такого итога, маг и не развивал эту тему. Называть Тора братом было привычно, было намного лучше, чем… Чем кем-то другим.       В зале было темно, но он все же старался не шуметь. Даже несмотря на то, что по пути ему так никто и не встретился, коридоры все же полнились стражниками, и услышь они шум, тут же сбежались бы. Да, конечно, он был наследным принцем и важным человеком, но весть о его здесь нахождении в любом случае достигла бы Тора… И тогда уже, встретив эту проблему лицом к лицу, старший вряд ли стал бы с ним церемониться.       Конечно, Тор не избил бы его. Он на самом деле никогда не бил его, но он мог бы поступить хуже. Он мог бы оставить его на усмотрение стражников или все тех же своих друзей, а затем просто отойти и смотреть как те забавляются, как избивают его ногами и руками. Как делают что-то похуже.       Если очень многие в девяти мирах и имели иллюзии по поводу прекрасного асгардского принца, то Локи определённо к ним не относился. Те воспоминания, не детские, но и не взрослые, уже не терзали так сильно как раньше. Те воспоминания… Они просто были. Были также явно и чётко, как иллюзии на счёт Тора, которых лично у Локи не было.       Пройдя довольно глубоко внутрь тренировочной залы, маг решил не выходить из-под балкона, а все же остаться под защитой. Так его не могли увидеть ни снаружи, ни от главного входа, а значит вероятность, что он попадется кому-нибудь этой ночью, была очень мала. К тому же… Буря могла разразиться в любое время суток. Даже во снах Тор иногда буйствовал.       Обойдя выбранную им арену, Локи подхватил Бранна, осторожно, мягко отщипнул от него один маленький огонек, затем второй. Усадив огонек на плечо, маг схватил его зеленоватые лепестки, уже начинающие разрастаться и медленными, уверенными движениями заточил их в сферы. Стоило ему мягко подбросить их, и в воздух над ареной взмыли два зеленоватых шара. Они были не слишком яркими, но позволяли ему видеть. Под их светом все обретало зеленоватый оттенок. В том числе его кожа. Впервые, быть может, она была не обычной, но и не синей, только вот Локи даже не знал, рад он этому или нет.       Ненадолго замерев в центре, он потянулся, вздохнул, а затем направился к стойке с оружием. Да, мама похвалила его, но это было совершенно не поводом прекращать занятия. Может когда-нибудь ему все же выпадет возможность сразиться с кем-то… Может этот человек даже будет его другом и…       Он прекрасно знал, что такие мысли были чертовски глупы и наивны, но не мог запретить себе мечтать. Подхватив со стойки один из самых тугих луков, колчан со стрелами и меч, Локи вернулся на арену.       Весь дворец спал. У каждого была мягкая постель под боком и близкий друг по жизни.       А он вновь был здесь. Наедине с самим собой и своим одиночеством.       Осторожно опустив оружие на самую нижнюю ступеньку, Локи повернулся и лёгким движением создал свою иллюзию. Затем приподнял раскрытую ладонь, дожидаясь пока чуть вредничающий Бранн перекинется ему на руку.       Тот переместился довольно быстро. Неожиданно живой, подвижный и взволнованный. Переполненный предвкушением. Он становился таким каждый раз, когда Локи решал провести такие, усложненные, тренировки.       — Только по моему разрешению, ясно?.. Ни раньше, ни позже, Бранн. Ты же не хочешь вновь поджечь стойку со стрелами.       Он смотрит на огонёк слишком пронзительно, и тот чуть стыдливо уменьшается. Не хочет вспоминать, как Локи пришлось почти до самых петухов сидеть и кропотливо восстанавливать каждую стрелу по отдельности, вместо того, чтобы продолжить тренироваться, а ещё лучше пойти и поспать.       — Вот и ладно.       Маг кивает, прикрывает глаза и легко сдувает Бранна с ладони. Тот неспешно перемещается внутрь иллюзии, вспыхивает и замирает на месте сердца.       Несколько мгновений Локи следит за тем, как огонёк осваивается в созданном для него теле, а затем сам себе кивает. Вешает за спину колчан, через грудь перекидывает тетиву лука, а в руки берет меч. Его иллюзия с Бранном в груди замирает на первой ступеньке и несмело поднимает руки.       Приноровившись к мечу, маг чуть расставляет ноги, чуть сгибает колени. Говорит:       — Давай.       Вокруг появляется с десяток воинов, и Локи начинает отбиваться. Он уклоняется, машет мечом налево и направо, но все же чувствует, что Бранн жалеет его. Иллюзии обладают хорошей техникой и, будто в противовес, слишком большой медлительностью.       — Бранн!       Ему приходится чуть прикрикнуть на огонёк, и тот действительно делает его противников быстрее. Правда снижает количество с десятка до шести, но это маг может ему простить. Бранн все же заботится о нем, как-никак.       И определённый плюс такой странной магической тренировки в том, что не Локи создаёт иллюзии и владеет ими, просчитывая каждое их действие и каждый шаг. Это делает Бранн. Благодаря их связи он использует силу мага, но тем не менее траекторию ударов каждого врага просчитывает сам и придумывает сам же. Локи никогда не смог бы предугадать, что теперь решит сделать этот проказник, и получалось так, что его тренировки были почти совсем как настоящие. Если не считать того, что кроме него самого на них больше никого не было.       Бранн как и всегда не разочаровывает. Его воины нападают по двое, если не по трое, и спустя какое-то время шея и лицо Локи покрываются бисеринками пота. Он выбивается из сил и все мысли исчезают из головы. Пропадает страх бесконечной пустоты, которая заполняет его жизнь. Пропадает страх бесконечного одиночества, которое будет сопровождать его до конца его дней.       В такие моменты он будто бы освобождается. От ответственностей, от оков, от чувств.       Меч с грохотом летит на пол, и он вскидывает лук. Противники слишком близко, возможности выстрелить почти нет, и все что остается — попросту отбиваться.       Как бы ни были хороши тренировки с Бранном, у них все же есть один небольшой минус: возможность умереть. Они с огоньком хоть и связаны, но у того нет души. И нет чувства меры.       Если Локи не успеет приказать ему остановиться, Бранн и не остановится. Бранн может просто заиграться.       — Как насчёт того, чтобы затеять спарринг с настоящим противником?..       Голос. Его голос.       Локи каменеет, и, что самое неожиданное, его иллюзорные противники каменеют вместе с ним. Он вновь не может двинуться. Всё его нутро скручивает спазмом, и маг не может этому сопротивляться. А затем слышит, как точильный камень проезжается по лезвию.       Если Тор затачивает оружие, значит он сидит. Если сидит, значит не собирается подходить и… И делать что-либо.       И Локи делает вдох. Медленно разворачивается и смотрит.       Тор сидит на первых ступеньках противоположного края арены и действительно затачивает топор. Медленно, неспешно. И смотрит только на него.       Его взгляд пронзителен, его взгляд отдает такой прекрасной синевой… Локи вспоминает, как давно — так давно, словно в другой жизни, — у него был друг с такими же голубыми глазами. Этим другом был Тор, и каждый раз, когда он смотрел на небо, Локи думал о том, что это небо окрашивается в этот прекрасный цвет. В цвет глаз его брата. Его друга. Его…единственного близкого и родного.       Моргнув, маг упирает лук в пол и чуть опирается на него. Ведет плечом, убирая это дурацкое воспоминание, мозолящее глаза.       — Что ты здесь делаешь?.. Разве тебе уже не пора спать в такое-то время? — Локи прищуривается, крепче сжимает пальцами древко лука и рассматривает Тора более равнодушно. Глаза не отводит, не желая показывать слабостей.       — А ты все такая же язва, я погляжу… Отзови свои обманки, у меня сейчас нет желания развлекаться с ними, — Тор прищуривается, дёргает уголком губ, но его рука все также равномерно ведет камнем по металлу. Иллюзии, что до этого бились с Локи, действительно теперь окружают старшего. Даже не подкравшись к нему, а просто рывком переместившись, они, обычные, почти что не примечательные воины, слишком медленно, но неумолимо окружают Тора. Локи становится ровнее, безмолвно подзывая Бранна к себе.       — Ну, не всем же быть такими величественными и мягкими, как ты… — он выжидает достаточно, но Бранна рядом не появляется. Иллюзии медленно окружают Тора. Маг стискивает зубы. — Бранн, я приказываю тебе подойти.       Его голос спокоен и строг. Пальцы другой руки впиваются в древко лука почти до боли.       Но огонёк не подходит. Он стоит все там же, за его спиной, и продолжает колдовать. Иллюзии подкрадываются к чересчур спокойному Тору слишком близко.       И это понятно. Бранн ведь знает его, чувствует его. Бранн просто пытается оградить Локи от того, кто может разрушить его до основания одним лишь упоминанием о себе. Бранн просто защищает его.       Но разве Локи говорил, что ему нужна защита?.. Он уже взрослый мальчик.       — Бранн. Я приказываю тебе.       Локи гневно глубоко вдыхает, заносит лук. Его слова действительно не производят никакого эффекта. Ни на Бранна, ни на Тора. И если первый пытается попросту оградить его от возможной опасности в лице брата, то второй и вовсе надменно усмехается, так и не сдвигаясь с места.       Перебарывая желание позволить нанести старшему пару ударов, а также громче прикрикнуть на огонёк, маг вскидывает лук и быстрыми, ладными движениями поражает всех шестерых воинов. Такой вид оружия на самом деле не слишком ему нравится, но, так как добежать с мечом он все равно не успел бы, — да и не стал бы, — остаётся лишь лук. Лук и стрелы.       — Бранн, место!       Голос меняется. Становится более глубоким и грубым. Становится больше пригоден для проведения обрядов и призывов.       Он вскидывает правую руку, и, теперь уже беспрекословно повиновавшись, огонёк тут же оказывается на его ладони. Резким, злым движением Локи тушит его и морщится: негодник ещё и немного обжигает ему запястье напоследок.       — Зверушка нынче не слушается, мм?.. — Тор, наконец, поднимается. Его губы все ещё чуть презрительно изогнуты.       — Ох, лучше закрой свой рот, пока я не приказал ему пожрать тебя!.. — маг ершится, скалится и отворачивается. Идёт в сторону меча, валяющегося на полу.       — Мы же оба знаем, что ты не сделаешь этого, брат. Прекрати скалиться, будто дикий зверь, — громовержец делает шаг, и Локи будто бы чувствует его. Он хочет остановиться, хочет развернуться, хочет сказать, что он думает об этом, Хель бы его побрала, братстве, о том, что он может сделать, о том, что сделает, если Тор только посмеет приблизиться.       Локи хотел бы сказать об этом. И сказал бы, если бы не ответственность, если бы не их отношения, если бы не статусы, если бы не… Если бы не все, что происходит с ними и вокруг них.       Поэтому он не отвечает. Не оборачивается. Подхватывает меч.       В спину, будто бы в желании окончательно уничтожить его этой ночью, прилетает:       — Моё предложение все ещё в силе. Если, конечно, ты не струсил.       Маг вновь каменеет. Каждый раз, когда старший заговаривает с ним, Локи будто бы требуется время, чтобы подобрать достойный и колкий ответ. Чтобы не сболтнуть чего-нибудь лишнего. Чтобы просто не упасть на колени и не расплакаться будто ребенок, которого вначале бесстыдно бросили, а после, много меток спустя, за ним вновь пришли. Пришли так, будто бы ничего и не произошло. Будто бы всего того… Будто бы всей той боли…       Будто бы ничего и не было!       — О каком предложении ты болтаешь? Как мне казалось на сегодня тебе уже хватило развлечений.       И как бы Локи не следил за собой, его язык все такое же помело, каким был всегда… Тор, видимо, заметил его, когда Локи шёл по коридору мимо его покоев, и поэтому пришел, решил проверить, действительно ли младший шастает в тренировочный зал по ночам. Но даже если и так, даже если Локи и смог понять ход мыслей брата, это не значит, что он должен был отпускать такую колкость про его постель.       Тор был конечно не настолько умен, чтобы додуматься хоть до чего-нибудь, но все же маг не мог позволить дать ему хоть намёк, хоть полнамека.       Даже невзирая на то, что ему хотелось, и… Нет. Не хотелось. Чушь это все.       — Ты же понимаешь, что тебе лучше не трепаться об этом? Мама и так…       — Мама уже все знает. Тебе не нужно её недооценивать, — Локи опускает на пол лук и колчан, а затем разворачивается, крепче перехватывая меч. Выпрямляется.       Тор ещё не дошёл даже до середины арены, но уже замер. Его брови удивлённо вскинулись.       И только сейчас Локи заметил, что именно так его насторожило ещё с самого того момента, как Тор подал голос. Он был спокоен.       Тор был спокоен.       Это действительно удивляло и действительно настораживало, ведь последний раз, когда они разговаривали относительно нормально, был в ту ночь коронации старшего. В ту ночь, когда разгоряченный, разъяренный Тор примчался к нему в покои, требуя поднять свой молот, а после Локи ещё до самого утра выстраивал защитные барьеры.       Тогда Тор, старший сын Всеотца и главный наследник на престол, славился своим необузданным нравом и вспыльчивостью, а также гневом. Он мог ударить того, кто бросил в его сторону не обидную шутку, мог в приступе ярости разнести все, что было вокруг.       Сейчас же Тор был спокоен. Тор был чуть ироничен.       И выходило так, что он изменился. Он приобрёл душевное равновесие, он поумерил тщеславие и гордость. Он стал достоин трона, и молота, и гордости Одина.       Что же сделал Локи?.. За все эти две метки чего он успел достичь?..       Смешно. Его жизнь все ещё не блистала различными интересными историями, а списка друзей, как такового, все ещё не существовало. Да, у него был Бранн, но… Зверушка. Всего лишь питомец. Теплый, да ласковый.       Прошло целых две метки, весь Асгард, все девять миров менялись, жили и процветали, а он… Он будто застыл во льдах Йотунхейма. И так из них и не выбрался.       — Это ты ей сказал? — в чужом голосе немного злости и немного раздражения. Это и не удивительно. Дележ постели со слугами никому бы не сделал чести. Тем более при наличии двадцати двух меток. Тем более при условии, что к этому возрасту надо бы уже остепениться.       — Ох, избавь меня от своих истерик, мальчик с молотом! Думаешь, мне есть дело до твоего грязного белья?.. Мать и так все о тебе знает, даже без моих вмешательств, — Локи перехватывает меч увереннее и осматривает брата с ног до головы, пытаясь понять есть ли у него еще какое-то оружие. Добавляет: — Ты же её сын.       — Не говори так, — Тор прищуривается, кривит и душой, и губами. Всегда кривил, сколько Локи себя помнил. И никогда не мог принять его настоящего.       Если рассматривать это в таком свете, то его брат определённого рода лицемер. Лицемер, кричащий о братстве и родстве, но все же раз за разом бросающий его, Локи, на произвол судьбы и произвол жизни.       Он усмехается и делает пробный мах мечом. Его брат слишком глуп, чтобы даже знать такое слово, как лицемерие. И в каком-то смысле ему можно простить это, в связи с такой важной причиной. Непроходимой тупостью.       — Да ладно тебе, это всего лишь правда, Тор. Прекрати притворяться, будто бы она слишком мозолит тебе глаза, — маг делает ещё один шаг и прищуривается. Следит за тем, как Тор удобнее берет топор. — Лучше скажи вот что… Ты действительно собираешься идти на своего любимого братца с топором?.. Как по-моему, так силы самую малость не равны, тем более…       — Неужто струсил, маг?.. После того, что ты показал на экзамене, я думаю, топор это самое меньшее с чем я могу пойти против тебя!.. — под конец фразы он, конечно же, повышает голос. Тот громоподобно громко отбивается от колоннад и потолков, а затем почти что обрушивается на Локи. Следом на него обрушивается первый удар топора.       То, с каким напором Тор пытается ударить его, буквально кричит, что этот бой уж точно не на жизнь. Хотя вряд ли и на смерть. Каким бы неосознанным лицемером не был Тор, он бы не убил его взаправду. Никогда бы не поднял на него руку по-настоящему.       Даже при условии того, что он уже убивал, не тысячами, так сотнями, Тор все ещё считал его братом и… Говоря откровенно, прямо сейчас Локи и сам не до конца верил, что Тор не пытается убить его. Разя гневными ударами, пытаясь задеть бедро или бок, громовержец был определённо на гребне волны этакого воинственного вдохновения.       От меча мага изредка отлетали маленькие осколки, когда топор врезался в него слишком сильно. Металл к металлу, брат на брата…       Ему казалось это банальным. Они ведь дрались даже не за что-то стоящее, как например красавица или трон. Они просто…       Просто дрались.       Метку или около того назад Тор вновь отправился в поход. В этот раз в землях Свартальфхейма вновь участились набеги орков, живших обычно в единой, оставленной им горной гряде где-то на краю мира, и Один послал туда часть своих лучших воинов, чтобы помочь дворфам, а Локи… Он, конечно же, остался дома. Гулял по почти пустому дворцу, не боясь попасться брату или его дружинникам, засиживался в библиотеке да просиживал штаны на печке в кухне. Хватило его ненадолго. Уже спустя несколько ночей маг понял, что все-таки соскучился.       Эти глупые молчаливые и бездушные склоки в коридорах да в обеденном зале — все, что у него было, а тут вдруг не стало совсем ничего. И сердце день за днём тянуло так больно.       Он просто не выдержал.       Пришлось спуститься в город, чтобы на самой окраине в лавке местного чернокнижника найти средних размеров шар из цельного, прозрачного хрусталя. И найти то его Локи нашёл, а вот заплатить… Нет, конечно же, он бы не опустился до того, чтобы воровать у честного люда, который не был жесток или груб с ним, и поэтому пришлось заплатить знаниями да редкими кореньями.       Зато у него появился шар. Ненадолго.       Вернувшись тогда в покои, Локи довольно быстро настроил связь, привязав его к нужному человеку, а настроив, наконец, увидел. Тор был в самой гуще битвы, Тор был перепачкан кровью, Тор был… Великолепен.       Магу пришлось признать это, потому что та аура силы, храбрости и жестокости, что вилась вокруг старшего, была почти что неиссякаема. И он почти всю ночь не мог оторваться от шара. Раз или два разворачивал летящие в брата копья.       Никто и никогда не узнал бы об этом, но это не играло никакой роли. Локи не закапывался глубоко в себя, не желал разъяснить мотивы своего поступка. Лишь знал, что не позволит Тору погибнуть, и этого было более чем достаточно.       Да, как бравый и настоящий воин, Тор — случись что — бы отправился в свою желанную Вальгаллу, только вот… Локи был здесь, и Локи не собирался его отпускать. Локи до эгоистичного хотел ещё хотя бы раз увидеть эту светлую улыбку, что была бы обращена только в его сторону. Конечно, хотеть он хотел, но в то же время понимал, что такая улыбка ему не светит и светить не будет. Ни через метку, ни через десяток. Никогда.       Однако, даже будучи умнее своего названного братца, Локи… Все также хотел увидеть чудесный изгиб чужих губ. И все также не мог позволить Тору умереть.       К утру шар раскололся надвое. К чернокнижнику было идти бесполезно, магический предмет не был бракованным. Это просто Локи применил слишком много силы, чтобы залечить рану брата от упущенного копья, что пронзило плечо насквозь.       Именно тогда он впервые увидел каким может быть старший, охваченный этой дикой жаждой крови. Именно сейчас он видел его таким во второй раз.       — Убить меня…собрался?! — в очередной раз увернувшись, Локи попытался отойти, но не смог. Тор не щадил его, Тор бился с ним так, будто… Будто бы считал его равным. Мысль потрясла, и маг чуть не выронил меч. Тор действительно не жалел его, будто бы видел в нем равного и по силе, и по скорости, и по сноровке.       — Лишь хочу посмотреть на что ты способен, брат!.. — удар, затем ещё один. Локи выставляет меч, закрываясь. Иногда их лица оказываются слишком близко, он чувствует, как чужое сбитое дыхание горячим потоком оглаживает его щеки, нос, губы. Еще иногда их лица оказываются близко, и он видит глаза, что напротив. Они голубые-голубые, изредка переливающиеся синевой, но чистые и будто кристальные; они невероятно красивые; они заполнены удовольствием от боя и легкими крапинками смеха.       Локи не уверен, хорошо это или плохо, но судя по одному лишь звуку сталкивающейся друг с другом стали, что отбивается от колонн, никакой грозы снаружи не намечается. Выходит… Выходит, что Тору и правда нравится биться с ним?.. Тору не противно находится рядом с ним, иногда задевать плечом или бедром?.. Надо же.       Его ноги ноют, руки напряженно подрагивают, но Локи неожиданно коротко, почти незаметно улыбается. Счастливо так, нежно. Однако, даже несмотря на то, что Тор наслаждается их заварушкой, он все же постепенно теряет контроль. Его движения становятся резче, жестче, агрессивнее. Что-то внутри обуревает его, терзает уже долгое время, и это заметно. Для Локи это заметно.       Слишком быстро положение мага становится опасным, но стоит ему понять это, как миг спустя его меч с треском раскалывается напополам. Два больших осколка и рукоятка разлетаются в стороны, гремят по полу, создавая невероятный шум. Локи волнуется об этом грохоте не так сильно, потому что старший все еще наступает на него. Он заносит топор вновь.       — Довольно! — жесткий взмах рукой, и раздраженный, резкий порыв ветра отшвыривает оружие Тора в сторону. Тот не успевает сориентироваться, дергается, начинает падать. И Локи просто попадается ему под руку.       Каким-то образом они оказываются на полу. Маг пытается контролировать затапливающий его ужас, упирается в пышущую жаром грудину брата. А тот держится на вытянутых руках и прерывисто дышит. Смотрит только в глаза.       На нем простая тонкая рубаха, обычные брюки, и Локи будто каждой своей клеточкой чувствует тепло сильного тела. Он чувствует сильные, каменные мышцы, упирается в них своими совсем маленькими, если сравнивать с чужой грудью, ладонями и понимает, что у него ничего не выйдет. Сдвинуть Тора не выйдет.       Даже осознавая, что старший не касается его вовсе, Локи все же начинает дрожать. Ужас, шок… Все это заполняет его по самую макушку, и поделать с этим что-то маг не в силах. Потому что Тор не двигается, Тор все еще смотрит ему в глаза.       И его взгляд заполнен чем-то странным. Чем-то, чего быть там не должно. Чем-то жадным, пугающим, горящим, но не яростью. Горящим…       Маг пугается. Замирает, боясь даже пошевелиться, нервно сглатывает. Его руки все еще упираются, не сдаются, а Тор до сих пор не шевелится. Даже не думает об этом, наверное.       А затем прекрасный взгляд голубых глаз опускается на губы Локи. Тот понимает, что эта шутка слишком затянулась. Понимает, что ему нужно сваливать. Что нужно бежать, пока есть возможность. Потому что он не хочет быть обманутым вновь, не хочет быть брошенным вновь, не хочет быть разрушенным так, таким изощренным, гнусным образом.       — Тор!       Он бьёт его ладонью в грудь, пытаясь столкнуть и дать себе подняться. Но ничего не происходит. Совсем ничего не происходит. Локи ощущает, что он почти на краю истерики. Ни единой мысли о том, чтобы обернуться етуном нет, хотя этот способ был бы довольно действенен. Вместо этого Локи вновь бьет, поджимает губы, шумно выдыхает носом, пытаясь подавить истерику.       Старший все ещё смотрит и не может глаз отвести. Его дыхание медленно выравнивается. Но он не отстраняется. Все еще смотрит на его губы, сглатывает, обводит свои кончиком языка.       Его тело до ужаса горячее, и маг чувствует, что какая-то его часть тянется к этому теплу, но в остальном… Локи в панике. Локи напряжен, испуган и оскорблен. Локи знает, что не позволит ему. Чего бы Тор не придумал на этот раз, только бы поиздеваться, он не позволит ему. Ни за что.       — Тор… Прекрати, слышишь?! Тор!       Он бьёт ему в грудь двумя руками вновь, и вновь, и вновь, затем срывается на крик, но сам даже не слышит своего голоса из-за судорожно бьющегося сердца, из-за шума в ушах. А брат, наконец, слышит. Дергается, вскидывает немного потерянный взгляд к его глазам и тут же рывком скатывается с него на пол.       Его ладони опускаются на пылающее лицо, с силой потирают его. Локи поднимается быстро, чуть не падает назад на пол на подогнувшихся ногах, но все же встает. Смотрит на брата пару мгновений. И в его глазах ужас. В его глазах столько боли.       Тор лежит на полу пару минут, пытается вернуть себе самообладание и контроль. Затем слышит сухое и спокойное совсем рядом:       — Доброй ночи, брат.       Судорожно медленно говорит:       — Локи, послушай…       Его обрывает громоподобный хлопок закрывшейся за младшим двери в тренировочный зал. Тор с силой бьёт кулаком по полу и чувствует, как этот звук отдается ноющей болью где-то в груди. Зеленоватый свет, льющийся из-под потолка, гаснет. ~~•~~