Роза ветров

~~~^~~~       Что ж. Фандрал.       Локи не удивляется. Во многом из-за того, что у него уже просто не осталось сил на удивление, но также и потому что… А чему удивляться-то? Похоже, это очередная глупая, ранящая в самое сердце шутка. В этом нет ничего нового.       Он не признаётся себе, что надеялся на совершенно другого дарителя, и резким, обозленным жестом швыряет розу в камин сразу же; ту, что до сих пор стоит на рабочем столе и обвязана красной, яркой и столь прекрасной ленточкой, тоже. Они вспыхивают ярким пламенем такого же растревоженного Бранна, перекинувшегося в камин с его руки, и с шипением исчезают в зеве его изумрудной пасти. Но легче ему, Локи, от этого не становится. На сердце все еще болезненно тянет.       Он и правда не удивляется, но все же расстраивается. Не то чтобы магу хотелось, чтобы эти цветы стали подарком от кого-то определенного, но все же… Все же.       Цветки сгорают в камине, и, возможно, то, что он сделал — это грандиозная растрата дорогих и красивых ресурсов, но Локи нет до этого дела. Он больше не позволит насмехаться и издеваться над собой. Ни Тору, ни его дружкам-дружинникам.       Внутри пусто и подавляюще гулко после приснившегося сна, но вместе с этим в нем все ещё много жесткости и стали. Он устал, он хочет скорейшего завершения Альтинга, он хочет свободы. И он больше не собирается распускать нюни из-за собственной бракованности, из-за собственных страхов. Варианта тут всего лишь два: либо он нравится тому светловолосому олуху, либо это очередная дрянная шутка. Только вот ни один из вариантов его не устраивает.       Накинув сверху иллюзию парадно-выходного костюма и свежее, выспавшееся выражение лица, Локи выходит из своих покоев. На пути к обеденной зале ему почти что никто не встречается: парочка хихикающих служанок, парочка стражей, пол десятка гномов… Он здоровается, держит спину ровной, но на самом деле держит иллюзию. Настороженно прокручивает в голове заклинание невидимости, чтобы использовать его в любой момент, как только появится хоть намёк на встречу с братом или его подпевалами.       И, конечно же, он не может перестать думать о том, что узнал, подхватив очередную глупую, бесчувственную розу. Раз это Фандрал… Раз это все же он, а не…       В итоге Локи по-глупому поддается беснующимся в голове волнениям и действительно неожиданно начинает теряться в догадках/теориях. Ему не хочется даже думать над этим, но назойливые мысли вновь и вновь уводят его назад, к розе, к отправителю. Это может быть очередная глупая задумка Тора, приведенная в действие под настойчивыми уговорами Сиф и с помощью Фандрала. Или же это тайная задумка только Фандрала, который хочет поиздеваться и вывести его… На что?       Локи не страдает слишком сильной приверженностью к любовям и симпатиям. Он не чувствует влечения ни к девушкам, ни к парням. Он даже не ласкал себя ещё ни разу, просто потому что в этом не было надобности. О поцелуях и вовсе не шло никакой речи. Поэтому, если уж Фандрал затеял это все, чтобы разоблачить в нем мужеложца или может какого-то извращенца, то вряд ли у него это выйдет. Ведь он не водит к себе служанок или может мальчиков-слуг, он с ними также и не заигрывает, и не целуется в дальних уголках материнского сада. Он вообще ни с кем не целуется. Никогда.       И поэтому, неожиданно и совсем не кстати, Локи на несколько мгновений предполагает простой и банальный факт: Фандралу он попросту нравится. Именно поэтому тот и преподносит ему цветы, оставляя их у порога, но не предпринимая больше никаких попыток сблизиться. И это неожиданно цепляет. Внутри, в груди, теплеет, а взгляд будто бы становится чётче, но через миг уже мутнеет. Маг утирает набегающую влагу костяшками пальцев, делает вдох поглубже.       Внутри клубится туман траура. Он все еще не понимает, кого же такого важного он потерял, но все же это ощущение… Непроходящая боль в груди и тоскливое взвывающее чувство. Явный и до невозможного ощутимый недостаток чего-то важного. Локи не знает, что это такое, не понимает откуда это чувство, но он не может думать ни о чем хорошем, потому что от этого на глаза вновь накатываются слезы. Да и от мыслей о плохом они накатываются тоже.       Поэтому он не думает о том, что это глупая, издевательская шутка. Не мечтает о том, как точно такой же цветок ему преподнес бы старший. Вместо всего этого маг думает о такой смешной и совершенно пустой возможности, что это Фандрал просто в него влюбился. И эта возможность, она не пробуждает в нем ни единого чувства/ни единой эмоции. Боли не пробуждает тоже.       Локи подается этим сумбурным мыслям, позволяет им заполнить свою голову. Он чувствует себя слишком усталым. Не только телом или может разумом, но и душой. Цвет роз определённо шепчет о нежной, мягкой, но довольно взрослой влюбленности. И это приятно, но и явно смешно. Локи иронично дергает уголком губ, всего на миг представляя, как Фандрал дарит ему цветок сам, а затем понимает, что это совсем не то, что ему, Локи, требуется. Не то, что ему нравится. Не то, чего ему хочется.       Думая о якобы настоящем чувстве Фандрала, он немного отстраняется от мысли, что это может быть гнусная шутка или издевательство брата/мерзкой Сиф, немного отстраняется от боли. Локи заходит в обеденную залу с иллюзорно ровной спиной и по-настоящему гордо вскинутой головой. Что удивительно, довольно многие ещё за столами. Одина, конечно же, уже нет, но вот Фригга на месте. Рядом с ней Королева эльфов и её дочь.       Локи пробирается незаметно. Ему на удачу именно в тот момент из зала выходит довольно большая группа дворфов, и он неторопливо, бочком протискивается вдоль стены. Те, конечно, ниже его на пару голов, но даже так Локи удается не попасться на глаза кому не нужно. Незаметность уже давным-давно является его почти суперспособностью, и в этот раз она срабатывает так же, как и всегда — неукоснительно.       Фригга как раз негромко хихикает, склоняясь к уху Королевы, а все остальные… До него никому и дела нет. Никогда не было.       Устроившись за одним из самых дальних от главного столов, он, чуть скривившись, сменяет медовуху на чистую, немного прохладную воду. Почти тут же подходит тихая девочка-служанка, но Локи спокойно отсылает её прочь. Стол и так ломится от мяса, да других яств, и заказывать ещё чего-то, оригинального, с кухни кажется ему определённо лишним. Он же не Вольштагг.       Пододвинув стоящее рядом пустое блюдо, Локи неторопливо накладывает себе фруктов да несколько горсточек ягод. Неожиданно вспоминает, как давно-давно, метки три-четыре назад Вольштагг сказал, что он всегда кушает, как птичка. Воспоминание пронзает его стрелой, но боли не появляется. Наоборот. В груди неожиданно становится так тепло, так приятно.       Локи хотел бы, но не может не согласиться: у него есть и хорошие воспоминания связанные с этими неотесанными прихвостнями брата. Конечно, таких воспоминаний очень уж мало, но они есть. И они такие…чуткие.       Это был один из тех редких моментов, когда его не шпыняли и над ним не измывались. Ни Тор, ни его друзья. По крайней мере, все, кроме Сиф. Она, казалось, и существовала лишь ради того, чтобы его, Локи, ненавидеть.       Так вот тот день был одним из тихих и довольно погожих. Локи уже не помнил, как так получилось, но сидел он тогда совсем рядом с компанией брата. Не рядом с ним, — ведь это была привилегия, достойны который были лишь Сиф да Фандрал, — но рядом с пухлым, смешливым Вольштаггом.       Он тогда был все же еще слишком зелёный. Сидел тихо, слушал взрослые разговоры брата и его друзей, просто наслаждаясь тем, что его никто не гонит прочь. Локи, конечно же, понимал достаточно, но не подавал виду. Знал ведь, что стоит ему хоть раз сумничать, как старший тут же заткнет его резким «Знай своё место, брат».       Даже тогда, когда у него ещё не было молота постоянно, Тор был все таким же гадким негодяем, но вот его друзья… Локи старался верить, что они все же больше симпатизировали ему, чем ненавидели.       Сейчас он уже не помнил, о чем они говорили тогда, но на столе, за которым они все сидели, было неожиданно много фруктов и ягод. Воины были естественно недовольны, ведь им всегда жаренного мяса да каши подавай, но он сам… Был любителем. И это ещё было мягко сказано.       В одно из мгновений неожиданно ягоды рядом с ним и вокруг него кончились. Его пальчики были чуть-чуть липкими и, прикрываясь легкими, поверхностными иллюзиями, он облизывал их, даже не смея надеяться получить еще немного ягодок. Ближайшая к нему тарелка стояла между Вольштаггом и Фандралом, но все же она казалась слишком далекой, просто недосягаемой. Локи уже тогда не был трусом, но все же подать голоса не решился. Уж больно не хотелось, чтобы его любимый крыжовник или может малину ему вывернули на голову, а голубику и вовсе размазали по лицу. Не хотелось, чтобы тарелку попросту стряхнули со стола, отправляя ягодки в полёт по воздуху, а затем и катание по полу.       Но неожиданно справа раздался оглушительный голос Вольштагга, что оторвал его тоскливый взгляд от яблок и бананов. Локи вздрогнул, немного, скорее инстинктивно, да напрягся.       — Я по-твоему кто, а?! Я — воин, а воинам положено есть мясо! — тяжёлый кулак Вольштагга ударил по столу, и несколько тарелок подпрыгнули. Его, Локи, бокал дернулся, рассыпая капли свежего, ещё даже не начавшего бродить виноградного сока, и мальчишка дернулся, тут же хватая его, чтобы не упал вовсе. — Не мой и не наш это удел есть зелень, словно маленькая птичка!       В его словах не было злобы или желания задеть. Там было лишь что-то такое мягкое и отеческое, словно забота. Конечно, это самое было там наравне с раздражением из-за отсутствия перед воином баранины или может говядины, но это было так, пустяком. Ведь уже в следующий миг прямо перед магом опустилась такая заветная и желанная тарелка с ягодами. Локи почти почувствовал, как засветились благодарностью его осчастливленные, вскинувшиеся глаза, а затем наткнулся на полузаметную, добрую усмешку Вольштагга. Тот подмигнул ему и только после отвернулся.       Его жест остался незамеченным другими, ведь на то место, где стояло блюдо с рассыпчатыми, яркими ягодами уже опустилось блюдо с сочным, пышущим паром мясом. Но Локи определённо запомнил это. И помнил до сих пор. Он не мог бы сказать случалось такое часто или редко, но этот случай определённо был самым запоминающимся. И происходило такое не только с Вольштаггом.       Метки две назад, когда Тор — который как раз уже несколько полнолуний как заполучил молот в постоянное владение, — отправился в очередной поход то ли к альвам, то ли к ванам, самый тихий из троицы его верных воинов остался здесь, во дворце. Локи об этом не знал. Локи никогда и не лез во все эти военные дела, а в особенности, если командовал там Тор.       Он тогда, как обычно, прокрался в тренировочную залу, стоило лишь луне взойти на небосклон вместо солнца, но пробыл он там в одиночестве недолго. В ту ночь он пытался впервые научиться стрелять из лука. Получалось из рук вон плохо: стрелы летели, но не в цель, а во все стороны, тетива то и дело задевала его запястье, стесывая кожу почти до крови… Однако, Локи так старался, продолжал пытаться. Он думал, что его положение просто ужасно, но понял, что может быть и хуже, когда позади неожиданно послышалось лёгкое, чуть насмешливое покашливание.       Сердце тогда забилось, будто ненормальное. Коленки вздрогнули, подкосились, но маг устоял. Устоял, но дернувшись, рывком оборачиваясь, опять-таки чуть не упал — ногой за ногу зацепился.       На верхней ступеньке арены стоял Огун. Одна его рука была перевязана, в глазах поблескивал смех. А Локи просто застыл в немом удивлении. Он отчего-то решил, что воин сейчас закричит, позовёт стражу, а после его кинут в темницу до возвращения брата.       Да, конечно, он был младшим принцем, но Тор ведь был настоящим сыном. Тор ведь был главным в тренировочной зале. Тогда у Локи просто не нашлось слов просьбы или злости, но — что ошарашило его ещё сильнее, — воин неожиданно направился к нему. По ходу скептично осмотрел валяющиеся, так и не долетевшие до цели стрелы, конечно же, заметил нежную, стертую кожу на запястье Локи. Но он все еще ничего не говорил. Все еще.       На самом деле Огун сам по себе был молчуном, однако, за все время их полуночных встреч тогда, он не произнес ни единого слова. Локи, к собственному удивлению, понимал его и так.       Его действия, конечно, стали понятны не сразу, но Локи все же не Тор, он не стал стоять в ступоре и напряжении слишком уж долго. Неторопливо подойдя, воин приподнял его лук и одним лишь взглядом сказал: вставай в стойку, ребенок, ты делаешь это совершенно не так, как нужно. И его взгляд не полнился пренебрежением или ненавистью; его взгляд не полнился насмешкой или затаенной угрозой.       Его глаза смотрели спокойно, немного властно, но во многом мягко. Огун не пытался рассыпаться в комплиментах да приторностях или выказать Локи, как младшему принцу, преувеличенное уважение, однако не боялся коснуться его — хотя и точно знал, что касался етуна, — и не пытался возвысится над ним. Не пытался унизить, обидеть, показать, что Локи — всего лишь ничтожество, которое даже лук держит неправильно. Конечно, все было именно так, Локи был неумелым, неопытным и действительно держал лук неправильно. Огун, правда, не указывал ему на эти недостатки, а помогал перебороть/исправить их. Он стал для мага хорошим учителем. Добрым, уверенным и безмолвным.       Локи никогда в том не признаётся вслух, но научился стрелять он лишь благодаря ему, своему молчаливому ментору. Огун тогда прозанимался с ним всю ночь. Движения его единственной рабочей руки были невесомыми, но твёрдыми в своей общей плавности. Он одним лишь касанием выпрямлял его руки, расставлял ноги в стойку и выпрямлял спину, сводил лопатки.       Локи до сих пор будто помнит каково это — чувствовать себя глиной в умелых руках гончара. Ощущение, будто бы ты знаешь, что делать и как делать. И ты не веришь, просто знаешь, что эти руки тебя не испортят, не сломают, не искривят. Они безмолвно слепят невероятной красоты вазу, и ты не должен в этом сомневаться. Все, что ты должен — просто знать и дальше.       Это было чуть сложным, ведь вначале ему то и дело казалось, что тут, да там проскальзывает подтекст не слишком правильного характера. Но потом все стало просто. Огун дал ему подзатыльник.       — Эй, за что?! — вскинувшись, один-единственный раз подав голос, Локи потянулся к макушке и поднял глаза на воина. Тот стоял с чуть вскинутыми бровями и все таким же спокойным выражением лица, похоже, тоже спрашивая. Спрашивая, почему маг думает не о том, о чем должен.       Отвечать Локи так и не стал, но понял, что никакого подтекста нет. Понял, что Огун не обидит, Огун не станет делать что-то гнусное и гадкое. И именно после того, как маг понял это, он окончательно расслабился. Просто выдохнул, поднял лук, натянул тугую тетиву.       Огун кивнул, вновь несильно шлепнул по бедру, заставляя отставить одну ногу чуть назад. Локи поддался и расслабился. Ощущение, будто он — мягкая глина, вернулось и больше не уходило. Оно принесло с собой тепло, плавность и легкость каждого движения. Оно принесло с собой уверенную, стойкую силу.       Однако, что было самым удивительным, прозанимавшись с ним всю ночь, Огун пришёл вновь на следующую. Он все ещё не говорил ни слова, но Локи видел гордость в его глазах, когда попадал второй стрелой в ту же цель, куда попала и первая. Когда после вторая стрела еще и разрезала первую напополам.       Тогда ему было всего семнадцать. Сны мучили его ещё довольно редко, но уже пол метки, так точно. И тогда, во время этих тихих, размеренных занятий он впервые почувствовал счастье освобождения, радость хоть и такой, молчаливой, но все же дружбы.       Уже через месяц-полтора вернулся Тор. И Локи никогда не было так напряженно, как в те дни пока он ждал, когда же Огун расскажет о его полуночных «проказах» брату. Но прошёл день, затем второй, третий… Все было тихо.       Огун так его и не выдал.       Такие моменты были слишком редки, и он смог запомнить так ясно и чётко лишь масштабные. Доброта Вольшага, молчание Огуна и… Фандрал. С последним на самом деле было связано намного больше таких моментов, ведь он из них из всех был самым говорливым, пожалуй. Самым ярким, звучным.       Локи никогда не мог подобрать верного слова, но то, как светловолосый воин играл словами и бродил по тонкому лезвию оскорбления и комплимента в одном лице, неимоверно завораживало его. Маг и тогда, и сейчас все ещё мечтал о том, чтобы стать таким же острым на язык.       Самым запоминающимся было то, что случилось во время празднования получения Тора новой, двадцатой метки, а также его обладания могущественным молотом Мьёльниром. Это было на день после того, в ночь которого старший ввалился в его покои с требованием попробовать поднять молот и до дрожи напугал.       Однако, Локи все же присутствовал на этом великом пире. Не потому что хотел, но потому что должен был. Как любила повторять Фригга:       — Улыбайся и держи спину ровной. Твой брат — будущий царь, ты должен гордиться.       Что ж. Гордости в нем естественно не было. Ни тогда, ни сейчас. Был налет лёгкого раздражения, налёт испуга и тягучая усталость: всю ночь он потратил на то, чтобы защитить собственные покои от последующих вторжений, из-за чего почти не выспался. Но по его свежему, счастливому и до тончайших деталей иллюзорному образу этого было, конечно же, не видно.       Да, тогда он определённо постарался, и даже сейчас, вспоминая себя, Локи мог с уверенностью сказать, что это было его лучшей работой.       Великолепные, чёрные брюки, тёмный, почти незаметный узор на которых он долго и кропотливо создавал по частицам; светлая — что было для него определённой редкостью во все времена, — с замысловатым, тёмным и слишком остро-угловатым узором рубаха; кафтан темно-бордовый, в цвет узору на рубахе, прямой и без рукавов поверх; конечно же, сапоги, но совсем-совсем не высокие, а скорее наоборот чересчур низкие, самую малость выше щиколотки. Все было идеальным и после пира он даже заказал этот наряд у лучшего придворного портного, но именно в тот миг это была иллюзия. Красивая, элегантная, но все еще иллюзия.       У его иллюзии была ровная спина и причесанные, зализанные назад волосы, в то время пока он сам ходил чуть сгорбившись и лишь перехватил патлы затертым шнурочком. Да, в ту ночь он определённо не выспался. Однако, войдя в зал он был учтив и вежлив, старался держаться рядом с матерью, но один раз все же преподнес брату свои поздравления. Ну, или по крайней мере просто показался ему на глаза.       Мать как раз отошла куда-то, поздороваться с одной из жён какого-то высокопоставленного советника, наверное, а он, от нечего делать, начал высматривать брата. Того, как назло нигде не было, и Локи надеялся, что ему удастся поздравить его до того, как все рассядутся за столы, ведь если у него этого не выйдет, ему придётся говорить тост, но… Ему всего семнадцать меток, и он все еще не настолько громкий или же смелый для этого.       Однако, все его попытки найти Тора глазами оказались безуспешны. И именно в тот миг, когда Локи почти отчаялся, неожиданно позади послышался голос Фандрала. Он выделился из гурьбы остального, восторженного бормотания, но Локи обернулся не сразу. Вслушался вначале, надеясь, наконец, услышать и брата.       — Ты буквально светишься, знаешь… Неужели нашел себе девку достойную, наконец? — лёгкая насмешка в голосе и скорее всего такая же непринужденная улыбка на губах. Фандрал ещё не был пьян, но уже был весел. Хотя, веселость, впрочем, была его постоянным состоянием.       — Причем здесь девка, ты, похотливое животное!.. — грубый, только набирающий силы голос и хриплый, мягкий смешок. Локи понимает, что, наконец, нашёл Тора, но почему-то медлит, так и не обернувшись. Вслушивается, пытаясь разорвать тон на малейшие интонации и впитать каждую. Он все еще чувствует себя напряженным после ночи, а только где-то внутри ему очень хочется, чтобы у случившегося было какое-то значение. Где-то внутри ему хочется, чтобы было что-то еще, что-то скрытое в действиях Тора. — Столько невероятного случилось в последние дни, а ты только о девках и думаешь…       — Ну, а как же?! Ты и сам знаешь, что Асгард славится своими красавицами на все девять миров. Вон смотри, впереди какая стоит!.. Тонкая талия, волосы темнее ночи, да и одета… — ему хватает мгновения, чтобы понять, что воин имеет в виду его. Но обернуться нет возможности, потому что все его тело окаменело, замерло. И он ещё даже не успевает понять приятно это или мерзко, как не в меру болтливый Фандрал продолжает: — Жаль только в брюках, но думаю под ними скрываются довольно неплохие ножки.       — Да, хороша…       Он слышит это, слышит оценку и одобрение в голосе брата, а затем вздрагивает. Дергается, чуть не поскальзывается, оборачивается. В нем взрывается удивление, шок и эта невозможная, глупая надежда, а затем он видит лицо Фандрала. Тот все ещё мягко улыбается, не отказываясь от своих слов, в отличие от Тора, лицо которого бледнеет и вытягивается.       Локи видит на нем шок и лёгкую досаду, ведь он же не та самая, ожидаемая девка, а его младший брат, а ещё видит потерянность во взгляде. Это неожиданно режет по сердцу так сильно, что иллюзия рябит, поток магии под натиском боли разрывается. Он чувствует, как на одно, но слишком долгое мгновение предстает перед братом таким, каким является. Вместо нарядной одежды на нем сероватая, мягкая, но все же чуть потрепанная, покрытая несколькими пятнами крови и ещё чего-то рубашка и чуть порванные к низу брюки неопределенного цвета и до колена. Под глазами тени, лицо на самом деле напуганное, ошарашенное и напряжённое, ведь… Он не хотел быть здесь. Он так перепугался ночью, что даже сонные капли не помогли, и он хотел бы быть сейчас где угодно, но уж точно не здесь.       Тор пугал до подкашивающихся коленей.       Кое-как пролепетав поздравления, Локи рванул из зала прочь. Он знал, что старший не побежит следом, ведь будет видеть лишь его иллюзию, надменно и неторопливо уходящую прочь, но все же он торопился. Торопился туда, наружу, быстрей-быстрей и… В итоге он оказался на внутреннем дворе, у сада Фригги, и лишь тогда смог, наконец, отдышаться. Смог чуть успокоиться.       В голове тогда ещё долго билась та злосчастная фраза брата:       — Да, хороша…       А только ведь истина крылась не в Торе. Ни тогда, ни сейчас.       Вся истина была в Фандрале. В его лёгком, неофициальном отношении, в его очевидной симпатии, в его полуулыбках, в его… В нем самом. Ведь Фандрал на самом деле никогда и не был настроен против него так очевидно, как тот же Тор или может Сиф. Он был веселым, чуть ироничным, чуть откровенным.       В какой-то малюсенькой степени он Локи даже нравился, но лишь светлыми волосами. Такими же, какие были и у…       Локи вздыхает, чуть качает головой и закидывает в рот голубику. Осматривает полузаполненные столы, натыкается глазами на Тора и… И там и остаётся. Всегда там остается.       Старший как всегда сидит во главе. По бокам Фандрал и Вольштагг, чуть дальше Огун. Сиф, на его радость, нигде не видно. Их компания привычно шумная и весёлая. Тор распивает медовуху, громогласно смеётся, заражает своим светом всех вокруг. До Локи не дотягивает, но ему и не надо. Ему и в его тьме хорошо.       И вот он сидит, рассматривает их. Если Фандрал и вправду ему симпатизирует, то это может оказаться слишком, чересчур сложным. Если же все это подстава и очередная злая шутка… Все окажется до боли обидным.       Во многом маг понимает, что ему даже думать надо всем этим не нужно. Фандрал ему не нравится, и вот тут уже Локи обманываться не торопится. Ему не хочется подойти и заговорить, не хочется рассказать что-нибудь интересное, не хочется коснуться… Нет, Фандрал, конечно, красив. Высок, подтянут, улыбчив, но все же Локи он не нравится. Только если светлыми прядями волос, но это ведь… Это ведь ерунда.       Кое-кому другому эти же светлые пряди, цвета свежей, вкуснопахнущей соломы, идут намного больше.       Локи сидит за столом не слишком долго. Есть ему определенно не хочется. Иногда мама удивляется, как он остается таким худеньким, если постоянно появляется в обеденной зале, но в это же время сам Локи удивляется, как остается таким нормальным, если и не ест почти ничего. Это действительно является правдой. Даже несмотря на то, что в Асгарде друг за другом властвую времена всего цикла — и зима, и весна, и лето, и осень, — столы всегда ломятся от самых разных яств, в том числе и ягод, и фруктов.       Так вот Локи питается почти что только ими. В меньшей степени из-за того, что с утра он не чувствует себя слишком голодным и набирается аппетиту ближе к полудню, но в большей… В большей степени он просто брезгует. На самом деле так же сильно, как и ягоды маг любит и мясо, и кашу, и еще много чего, но находясь в обеденном зале он никогда этого не ест. Видя пример неряшливых, некультурных и зачастую пьяных воинов, ему просто не хочется показываться им на глаза, аккуратно и неторопливо насыщаясь. Пользуясь и ножом, и вилкой, а не разрывая куски мяса руками, словно дикарь.       Потому что на самом деле Локи всегда внимательно слушал на уроках этикета. Иногда это было сделать очень сложно, ведь брат либо прогуливал, либо — что было много чаще, — спал за соседней партой и, будто издеваясь, похрапывал. Храп Тора уже тогда был так же могуч, как и его голос, но маленький, одиннадцатиметковый Локи просто не имел возможности что-нибудь с этим делать.       Все пропущенные уроки он догонял в библиотеке, читая книги и рассматривая картинки. Поэтому сейчас Локи с уверенностью мог сказать, что он вежливый и культурный. И также поэтому он никогда не ел в обеденном зале. Один лишь вид нажирающихся, словно свиньи, воинов за соседним столом делал ему нехорошо, и спасали лишь маленькие, сладкие или кислые ягодки, которые можно было неторопливо закидывать в рот, после думая о чем-нибудь хорошем. О светлом Альвхейме, где их выращивают, например.       Еще немного посидев за столом, Локи только поднимается, чтобы начать уходить, как видит, что Тор и его друзья поднимаются тоже. Все это происходит одновременно не вовремя, и маг решает поторопиться. Садиться назад теперь-то будет не слишком хорошей идеей, ведь кто-то, хотя бы Фригга, точно успел заметить его, а значит еще одной долгой, милой беседы не избежать.       Ему остается лишь скрыться.       Локи торопится к выходу, без происшествий и много быстрее Тора покидает обеденную залу, а на входе почти что врезается в одного из гномов. Давит за сжатыми губами рвущееся раздраженное оскорбление, и только через момент замечает, что это тот самый гном-подмастерье, что преподнес ему браслет.       — Ох, младший принц, я везде вас ищу!.. Как же вы спрятались… — мальчишка отпрыгивает назад живо и резво, улыбается так лучисто и счастливо. Его детская пора даже на вид такая радостная и легкая, что Локи становится чуть завидно, но он не подает вида. Лишь усмехается да вздыхает.       Благодаря всем этим хорошим, спокойным и добрым воспоминаниям на сердце становится немного легче. Все боли и тревоги отходят на шаг, и магу даже этого становится достаточно, чтобы глаза перестали так сильно слезиться. Дышать становится…удобнее.       — Я всего лишь решил позавтракать. А ты уже поднял на уши половину дворца небось?.. — немного отойдя ото входа и понимая, что вот-вот оттуда выйдет брат, Локи переплетает руки за спиной — совсем немного копируя жест Одина, — и разворачивается в одну из сторон коридора. Мальчишка-гном выглядит бодрым, веселым и более уверенным. Он чуть нетерпеливо подпрыгивает каждые пару шагов, и эта свобода совсем немного передается самому Локи. Он делает еще один более глубокий вдох.       — Нет-нет, что вы!.. Я бы не стал привлекать так много внимания… Вы бы в любом случае нашлись, а меня бы за переполох только наругали, — пожав плечиками, он вздыхает, оглядывается, нервничая и будто бы пытаясь занять себя чем-то. После недолгой паузы осторожно спрашивает: — Так вы… Вы хотели, чтобы я показал вам, как работает браслет…       Он не задает какого-либо вопроса, но смотрит искоса, пытливо. Локи видит в глубине зрачка предвкушение и нетерпение. Локи не видит там пренебрежения и страха. Это действует на него до странного успокаивающе, и, даже слыша, что позади распахиваются двери обеденной залы, выпуская старшего и его голосящих воинов, маг не дергается. За его спиной Тор, кажется, даже пытается окликнуть его, но Локи вскидывает руку, прокручивает запястье, рассыпая над ними с гномом зеленые искры.       Они исчезают с чужих глаз, и больше он не беспокоится. Тор все равно не побежит за ним, Тор ведь никогда не бежит за ним. Да и раньше не бежал. Эта участь всегда принадлежала лишь Локи. Маленькому, преданному и…преданному. Преданному Тором.       Пройдя немного вперед, Локи неторопливо раздумывает, хочет ли именно сегодня провести свое время с гномом или может… Заняться чем-то другим? Только вот чем?! Неторопливо поведя плечом, маг устало трет глаза, вздыхает и обнимает себя руками, прячась под налетом иллюзии самого себя: собранного, статного и сильного.       — Так говоришь, как тебя зовут? — Локи будто бы дергает уголком губ в подобии улыбки, будто бы опускает ладонь на плечо мальчишки. На самом деле все это, конечно же, делает не именно он, а его иллюзия, но мальчишка разницы не чувствует. Он весь заливается радостным багряным румянцем и гордо бормочет:       — Андвари.       Стоит имени слететь с уст гнома, как Локи передергивает. Внутри расцветает агония и ни с чем несравнимая, утренняя боль, что только затихла, и он смотрит на своего возможного друга так пораженно. Это чувство потери внутри разливается все полнее и дальше, но Локи не может понять с чем оно связано. У него нет никаких воспоминаний об этом гноме, но и те чувства, что теснятся у сердца, связаны не с гномом. С гномом связана лишь расцветающая где-то рядом ярость, но вот потеря… Такая большая потеря…       Он не помнит. Понимает, что пауза затягивается, и, чуть откашлявшись, будто бы спокойно говорит:       — Андвари, значит… Надеюсь, ты взял с собой шкатулку?       Это служит лишь способом оттянуть момент до собственной следующей реплики, но гном неожиданно оглядывается, отводит глаза, чуть притормаживает. Он выглядит смущенным и неловким, бормоча:       — Ох, я… Я оставил ее в покоях, думал, вначале вас найти, младший принц, но я… Я могу сходить… Сбегать. Я быстро бегаю! — гном уже пятится назад, выходит из-под действия иллюзии, и, обернувшись, Локи кидает ему вслед:       — Буду ждать тебя в саду. На внутреннем дворе.       Внутри клубятся сомнения и непонятности. Чем дальше уходит Андвари, тем быстрее затихает боль, но вот чувство… Чувство, будто бы гном не друг. Другом никогда и не будет. Наоборот предаст, убьет, искромсает душу.       Локи ощущает легкую тревогу. Обернувшись назад, в сторону своего пути, маг все еще обнимает сам себя за талию и задумчиво хмурится. Он привык доверять себе уже давным-давно и сейчас… Внутри клубится тревога, она разрастается и уменьшается вновь и вновь, словно подчиняясь тихим ударам его сердца, и ощущение потери появившееся еще утром не пропадает. Эта потеря… Она ощущается очень и очень больно, ощущается очень масштабно и не единолично. Она ощущается трагично.       Даже радость от нового знакомства не притупляет боли. Эта радость вроде и пытается сладкой патокой залечить раны на его сердце, но ничего не выходит. Локи обнимает себя лишь крепче. Сорвано вдыхает. У запястья становится тепло, но эта поддержка от Бранна лишь заставляет его глаза увлажниться.       Пройдя по коридору первого уровня, Локи, наконец, достигает дверей в сад, и стража беспрекословно открывает их перед одной из фрейлин матери. Он, невидимый никем, проскальзывает вместе с ней, но не потому, что его бы не пустили, будь он видим, а просто потому, что снимать заклинание не хочется. Кончики пальцев так приятно покалывает от заклинаний, и это покалывание нашептывает ему, что все хорошо, что он в безопасности.       Стоит ступить в материнский сад, как сердце заполошно вздрагивает и начинает биться сильнее… Красота цветения поражает его каждый раз, когда Локи наведывается сюда. Каждый раз мягкий, восхитительный запах и прекрасные, переливающие цвета затрагивают самые затаенные струны его души, и маг ничего не может с этим поделать. Сад матери осторожно вытягивает из его головы все волнения, сад матери мягко облегчает его ношу и его тревоги.       Продолжая идти, Локи становится немного теплее и спокойнее. Боли/волнения/чувства/эмоции не уходят, но чуточку притупляются. Витающий в воздухе аромат благодати и душевности, успокаивает, а Локи и не противится. Локи осторожно поддается и пытается расслабиться.       Сад матери выглядит таким чудесным… Гостей, гуляющих по его выложенным небольшими камешками дорожкам, совсем мало, ведь не каждый может пройти сюда. Он ступает между цветущих, ярких клумб, затем сворачивает к одному из входов в небольшой лабиринт с высокими, сплетающимися друг с другом туями и, убедившись, что никто не видит, снимает невидимку. Да и иллюзию снимает тоже.       Неторопливо шагая вначале к центру лабиринта, Локи поднимает руки и проходится ладонями по волосам, приводя их в более надлежащий вид и порядок. Затем касается воротника и дергает его немного вверх: грязная, заляпанная рубашка сменяется на темно-бордовую с серебристой, узорной вышивкой. Мягко хлопнув себя по бедрам, он надевает черные, чуть обтягивающие брюки, а затем стучит каблуками друг о друга, меняя сапоги на черные, высокие, с золотым ободком вокруг подошвы и вокруг верхнего края.       Понимая, что теперь выглядит много официальнее и собраннее, Локи делает глубокий вдох, затем выдыхает. Похоже, утром у него случился один из приступов перенапряжения: начавшийся Альтинг, слова Королевы эльфов, приближение ночи Мудсумара, неожиданное повторение сна да еще и Тор, что теперь ищет встречи более настойчиво… Ему нужно успокоиться и определиться с первоначальной, более обстоятельной и реальной проблемой.       Вскинув руку, Локи мысленно подхватывает с одного из столов в обеденном зале яблоко и забирает его себе. Чуть повертев круглобокое, ярко-зеленое в руке, он пожимает плечами, а затем неторопливо кусает. Продолжает идти.       С каждым мгновением в нем появляется все больше и больше спокойствия. Все же решение назначить встречу именно в материнском саду было верным: Локи понимает это, когда впервые за последние недели делает один глубокий вдох, после второй. С притупленными чувствами и волнениями, магу становится легче определиться с тем, с чего начать решение своих небольших, немногочисленных проблем. И конечно же, он понимает, что все это благодаря тем прекрасным ароматам, что действуют, словно лучшая успокоительная настойка. Сад Фригги одно из многих причудливых мест в Асгарде, и все эти запахи тут ради того, чтобы никто не вздумал затеять драку или может дуэль среди клумб и тернистых стен лабиринта.       Сад матери на самом деле действительно огромен. Он занимает весь внутренний двор дворца, раскрывается словно чудесная, яркая книга с картинками. На одной его части растут высокие, разлапистые яблони, груши, вишни и расцветают клумбы, узорные и красивые, а на другой… На другой, дальней стороне расползается чуть путанный, высокий лабиринт, то тут, то там раскрывающий внутри себя небольшие полянки. Локи бредет по извилистым тропинкам, ориентируясь по небольшим красным цветочкам — которые они с Тором, не без помощи мамы, высадили еще давным-давно, чтобы никогда не потерять их собственную полянку и дорожку к ней, — и подъедая яблоко. Чуть оттянув свободной рукой рукав рубашки, он касается двумя пальцами вязи на левом запястье и вытягивает Бранна себе на правую ладонь. Тот вначале вскидывается, шумно и обозленно разрастаясь, а после понимает, что рядом нет никакой опасности, и немного успокаивается. Льнет к ладони мага, согревая прохладные пальцы.       — Встретишь одного моего друга у входа в сад, Бранн?.. Его нужно… Эй, подожди… Ну-ка, негодник, что ты… — мягко, чуть печально усмехнувшись, Локи качает головой, но не мешает огоньку проскользнуть ему в правый рукав. Тот нежно облизывает запястье, тянется дальше. Маг лишь вздыхает и продолжает есть яблоко. Бранн касается нежным, теплым пламенем каждой годовой метки, пригревается сильнее к тем, что чуть больше и были призваны в сложные, болезненные моменты. Он проходится по всей руке до самого плеча, ласково лижет в шею и спускается к груди. Останавливается напротив сердца, нагревается.       Локи знает, что Бранн почувствовал произошедшее утром, и ему становится тепло от того, как огонек пытается поддержать его. Пытается немного облегчить его болезненные терзания.       Дойдя до полянки, Локи оглядывается, вспоминает несколько хороших моментов из детства, а после все же говорит:       — Давай, Бранн, тебе нужно встретить кое-кого, помнишь? Я в порядке, ты можешь оставить меня на несколько мгновений… Я в порядке, — вздохнув, не выдергивая рубашку из брюк, он оттягивает ворот, давая огоньку вылезти. Чуть потрескивая, будто бы негодуя, почему это он должен оставлять Локи после произошедшего, Бранн поднимается вверх, забирается Локи на руку. — К тому же у меня есть для тебя кое-что вкусное… — маг протягивает ему огрызок яблока, и тот тут же исчезает. Довольно взвившись, Бранн тянется вверх и оборачивается зеленоватой птицей, чем-то похожей на Йеля*, а затем взмывает ввысь.       Проследив взглядом за Бранном, Локи выходит на середину поляны, тянет руки вверх, к солнцу, и потягивается. Немного жмурится, пытаясь пригреться к асгардскому теплу.       После стольких недель застоя и холода Локи чувствует, как жизнь будто бы возвращается в его тело. Он знает, что стоит ему покинуть сад матери, как чары спокойствия тут же рассыпятся и отчаяние навалится на него всем скопом, но ведь прямо сейчас Локи хорошо. Прямо сейчас… Все то напряжение, что появилось в нем после окончания экзамена, вышло еще утром, но привычное/преувеличенное безразличие, что удивительно, так и не вернулось. Теперь маг думал о многом, но… Но больше всего привычно он думал именно о старшем. Раз за разом возвращался к тому вечеру их с Тором драки в тренировочной зале, затем думал о розах, после о том, как брат то и дело искал с ним встречи. Ко всем этим мыслям примешивались мысли о снах, мысли о словах Королевы эльфов.       Да к тому же это странное ощущение двойственности… Будто бы эта жизнь для него уже не первая. Будто бы до этого Локи уже жил, уже был етуном, уже был отвергнут всеми, уже терял кого-то, уже был… Будто бы он уже был здесь, но это самое здесь было немного иным. Совершенно иным.       Ощущение не пропадает даже под действием материнских чар, наоборот будто становится четче, и Локи впервые задумывается над тем, чтобы отправиться в ночь солнцестояния к норнам. На кону стоит возможность освобождения, но и возможность лишиться странных снов, странных ощущений расположилась здесь же. Выбор оказывается слишком уж сложным. Ведь если сон не окажется вещим, а все эти мысли будут лишь его собственной, больной выдумкой, то Локи посрамит себя перед самими норнами да еще и потеряет такую прекрасную возможность, наконец, сбежать из места своего нескончаемого заточения.       Конечно, он может подождать до осеннего равноденствия… Но даже рассуждая трезво, Локи понимает, что случись с ним еще хоть один сон, и все будет кончено. Он больше не выдержит. Просто сломается, а затем будет медленно, неторопливо затухать. Да, боги во многом бессмертны — если, конечно, их раненные тела еще способны регенерировать, — но все же и они могут умереть.       Ведь на самом деле боги умирают не от физических ранений, а от отчаяния.       И прямо сейчас Локи чувствует, что близок к отчаянию.       Бранн приводит Андвари довольно скоро, вновь прячется в его ладонь, становясь рунным рисунком. Гном выглядит немного запыхавшимся, и Локи дает ему время передохнуть. Перенимает из его рук шкатулку, оглядывается, и, чувствуя его потребность, сад откликается, не дожидаясь просьб. Из-под земли выбираются корни. Они змеятся, оплетают друг друга, образуя вначале крепкую ножку, а после сплетая и плоскую столешницу.       — Ого!.. Это… Это вы сделали, младший принц?! — Андвари восторженно распахивает глаза, подходит ближе. Локи ставит шкатулку на столик, открывает ее и осторожно берет браслет. Спокойно поясняет:       — Нет, не я. Сад сделал это сам. Асгард полнится магией, и это место не исключение. Оно просто почувствовало, что я нуждаюсь в нем, — неторопливо подняв руки к лицу, маг рассматривает узор снаружи и рунные вязи внутри. Мягко комментирует: — Работа хороша. Даже очень. Теперь, когда я могу рассмотреть его лучше, то вижу, что все выполнено очень аккуратно. И руны… Ты писал их сам? — продолжая прокручивать браслет, Локи вскидывает глаза к Андвари и видит его широкую, счастливую улыбку. Хмыкает, вновь рассматривая браслет. Тот шириной с одну фалангу его пальца и полностью из серебра. После нужно будет покрыть его чем-нибудь, чтобы не окислился. Лучше всего подойдет заговоренная кровь мастера.       Локи чуть хмурится последней мысли и отмахивается от нее. Да, внутри копошится ощущение, что Андвари ему совсем не друг, но это не повод нападать на него вот так сразу. Совсем не повод.       — Нет. У меня есть друг… Он только-только начал работать с рунами, но уже довольно умел. Еще только начиная работать над подбором металла, я по секрету рассказал ему, какое важное дело мне поручили, и он сказал, что может помочь. Сказал, что такому умелому и великому магу, как вы, это точно должно понравиться. Ну я и… Вот, — мальчишка заливается румянцем, чуть отводит глаза. Локи не может не скривить губы в тихой усмешке.       — Прямо так и сказал?.. — опустив браслет, он смотрит на гнома, и тот, все еще румяный, быстро-быстро кивает. Чуть оглянувшись и никого рядом не заметив, шепчет:       — Мы все знаем, что вы очень великий маг. Внутри вас течет кровь аса и ледяного великана, а еще в вашем сердце живет само пламя. Не только светлые восхищаются тем, какой вы сильный, — Андвари заглядывает ему в глаза, но тут же свои отводит. Чуть пожевав губу, говорит немного громче: — Так… Для начала вам нужно его надеть. Думаю, для удобства, вам лучше закатать рукав и…       Локи кивает, опускает браслет назад на подушечку и тянет правый рукав вверх. Тихо вскрикнув, Андвари тут же отворачивается, разворачивается к нему спиной. Даже его ушки краснеют. Когда он начинает говорить, голос дрожит от смущения:       — Вы… Младший принц, вы наденете его на…эту руку?       — Я… — Локи чуть хмурится, косится на руку и дорожку из меток, а затем вздыхает. Он совсем забыл, что у других народов годовые метки — это нечто тайное и сокровенное, так как они отражают самые трудные и тяжелые года своих обладателей. Вернув рукав на место, маг говорит: — Я перепутал рукав. Так лучше?       Закатав рукав на левой руке, Локи подхватывает браслет и надевает на запястье. Чуть поворачивает его, устраивая удобнее. Бранн немного негодует, покалывает, будто интересуясь, отчего это хозяин решит закрыть его каким-то куском металла, но Локи лишь мягко щелкает чуть ниже запястья, приказывая пока что успокоиться. Андвари оборачивается медленно, чуть пугливо, не желая вести себя неучтиво по отношению к младшему принцу, но заметив, что теперь все в порядке, лишь быстро-быстро кивает.       — Да-да. Он немного большеват, но это пока… — несколько раз кивнув, гном подходит ближе, осторожно касается предплечья мага и немного проворачивает браслет. Указывает на небольшую, самую объемную завитушку. — Если надавить на нее, то рунный ряд загорится зелёным светом. Прочтете в одну сторону, и он сядет как влитой, будет защищать именно вас от порчи или заговора. А прочтете в другую, и он увеличится в десяток раз, станет кругом, оберегающим от злых сил, — Андвари кивает пару раз, будто сам себе, а затем добавляет: — Только, если захотите его увеличить, лучше руку вверх поднять. Тогда браслет сам с нее соскользнет, а когда опустится на землю, вы окажетесь в центре защитного круга.       — Как интересно…       Локи довольно поджимает губы, а затем отступает и давит на завиток кончиком пальца. Руны вспыхивают одна за другой, и маг шепчет их одними губами. Достигнув последней, вскидывает руку вверх. Браслет подлетает в воздух и без единого звука растягивается во все стороны, а после также тихо падает на траву. Он оказывается таким большим, что от Локи до его края скорее всего около полу десятка шагов. Андвари тоже оказывается внутри.       — Невероятно… — оглядевшись, Локи чувствует, что даже чары материнского сада больше не могут пробраться внутрь, и вздрагивает. Сделав шаг, быстро доходит до ободка браслета, выступает из него и… Все остается так же, как и есть: в порядке. Утихомиренные ароматами и магией чувства не успевают поднять свои взлохмаченные головы. Подняв браслет, Локи продевает в него руку, а затем бормочет руны в обратном направлении.       Несколько мгновений, и браслет тут же сужается, легкой прохладой обнимает запястье. Пару раз встряхнув рукой и понимая, что украшение ощущается словно расплавленное серебро — совсем не жмет и не натирает, — Локи усмехается. Теперь браслет защищает от порчи, но ведь порча — это магия дальнего, более целенаправленного действия, в отличие от магии материнского сада, что просто витает в воздухе и попадает на каждого, кто окажется рядом. Именно поэтому Локи все еще чувствует себя в душевном, спокойном равновесии; уменьшившийся браслет не мешает магии Фригги контролировать его чувства.       — Очень удобно. Мои благодарности мастеру, — глянув на все еще пунцовое личико гнома, Локи дергает головой, давя в себе улыбку и противясь этой тихой радости от такой иллюзии дружбы. А затем негромко, довольно холодно спрашивает: — Так что… Показать тебе пару фокусов?       — Ох, это было… Это было бы просто чудесно! — Андвари вскидывается, смотрит на мага восхищенно и жаждуще. Локи уже хочет повести рукой, чтобы создать еще одну свою иллюзию, но неожиданно слышит:       — Кто бы мог подумать, что мой брат — уличный шарлатан и фокусник?       Спокойный, медленный и тягучий голос. Тор определенно сейчас в хорошем расположении духа, раз говорит таким умиротворенным тоном, хотя на него, скорее всего, тоже воздействует сад. Но Локи все равно каменеет. Еле выдавливает:       — Я покажу тебе что-нибудь, но позже. Сейчас, думаю, твои друзья тебя уже заждались… — он смотрит на гнома уперто и властно. Тот понимает все в одно мгновение, кивает пару раз, а затем быстро-быстро пятится. Кто он такой, чтобы влезать в отношения между двумя принцами.       На поляну ведут два входа: один находится у Локи за спиной, а другой — тот, к которому пятится Андвари. Другой — тот, у которого стоит старший. Он смотрит на них обоих своими светлыми, голубыми глазами, изучает, похоже, думает о чем-то.       Локи быстро пробегается по Тору взглядом. Тот одет в привычные парадные доспехи, позади ярко-алый плащ… Как официально. Можно спорить хоть на руку, хоть на саму жизнь, что такой наряд лишь ради понаехавших фрейлин и знатных дам. Маг лишь отводит глаза. Не засматривается на светлые, словно юное золото, волосы, не засматривается в глаза, на красоту которых иногда так походит небо… Нет, нет, нет. Он вновь не попадется в эту гнусную ловушку. Он удержит себя от необдуманных поступков.       — Ваши…высочества… Прошу прощения… — немного взволнованно лопоча, гном пятится до входа, а там чуть не врезается в шагнувшего ему навстречу Тора. Отскакивает, тут же скрываясь за углом, а после, скорее всего, и вовсе срываясь на бег.       Локи отступает назад к столику из переплетений корешков, неторопливо закрывает шкатулку и делает вид, будто бы Тора тут нет и вовсе. Даже не собирается обращать на него внимание. Ароматы материнского сада только-только припорошили все его волнения нотками спокойствия, и он не станет рушить это все. Тору не удастся вывести его из себя так просто.       Или удастся?       — Кто бы мог подумать, что сам младший принц якшается с…       — Не смей. Из нас двоих это ты ведешь себя, как доступная девка. Я всего лишь провожу время со своим новым другом, — подхватив шкатулку на ладонь, Локи чуть подкидывает ее, ловит донышко на кончики пальцев, а затем дует. Шкатулка начинает крутиться, уменьшаться, а через несколько мгновений, рассыпав вокруг себя зеленоватые искры, исчезает. Маг смотрит на старшего.       Ладно, он ведь шут и балагур. Он ведь бог лжи. Похоже, в этот раз он врет себе. Врет ох как явно и открыто.       Потому что внутри вместо всех тех усыпленных материнской магией эмоций неожиданно вскидывается злость. Как Тор вообще смеет приходить сюда, мешать его личной жизни и… Как вообще все еще смеет пытаться начать общение с ним вновь после всего, что сделал?!       Тор сжимает руки в кулаки, сжимает зубы, поигрывая разозленными желваками. Он ведь теперь много сдержаннее, а значит можно разгуляться, можно проверить насколько он себя контролирует. Даже если Локи в итоге и пострадает, ему будет хотя бы весело. Недолго, но это хоть что-то.       На самом деле кажется, будто бы он сходит с ума теперь от всей этой утренней боли и горечи. Все так мешается в голове и в сердце. Маг и сам понимает, что ведет себя глупо, непоследовательно, но старший уже рычит:       — Забери слова назад. Сейчас же, — Тор делает шаг к центру поляны, затем еще один. Локи пока что все же не собирается испытывать судьбу и отступает. Только чуть иронично брови вскидывает.       Материнские чары придают ему не только спокойствия, но и храбрости. Он не чувствует страха, знает, что сад сам остановит драчуна Тора, если тот кинется на него. Или не остановит. Локи говорит:       — И не подумаю. Раз тебе можно задевать меня, так отчего же мне нельзя, а? — поведя плечами и даже не думая убегать пока что, Локи рассматривает брата. Тот неторопливо заводится все сильнее, на небе слишком быстро сгущаются тучи. Маг кривит губы и фыркает. — Ты серьезно это? Знаешь же, что я не буду с тобой драться… Только зря Асгард потревожишь, да и…       — Вот так ты обо мне думаешь, да? Таково твое мнение?! — Тор вскидывает руку, но молот, похоже, оставленный в покоях, прилетает не сразу. Когда прилетает, Локи вздрагивает. Отступает на еще один шаг назад, но от слов своих не отказывается. Раз уж он единственный, кто может указать брату на очевидную правду… Так к чему медлить?.. — Как на нашу поляну всяких низкорослых говножуев водить, так это ты первый, а как…       — Я первый?! Ох, я первый?! Напомни мне, о «великий» мальчик с молотом, кто первый привел сюда свою подзаборную суку? А?! — Локи возмущенно вскидывается и сжимает руки в кулаки. Скалится. Он на несколько мгновений забывает обо сне, обо всем, что мучает его, и концентрируется лишь на старшем, что напротив. Как тот вообще смеет что-то говорить ему, как смеет только так относится к нему! — И между прочим, гномы не едят ни камни, ни грязь! Ты, тупоголовый…       — Не смей так говорить о Сиф! — Тор замахивается, раскручивает молот и будто бы готовится метнуть его. Он знает о способностях сада матери, знает, что Локи останется невредимым при любой на него атаке, и поэтому медлит. Но только ли поэтому?       Эта поляна слишком дорога для них обоих даже сейчас. Как много дней они здесь провели, как много с этим местом было связано… Однажды, когда Локи был маленьким, — меток на пять ростом, — он сидел тут около полудня, пытался поймать бабочку, пытался вырастить цветок и игрался с ветками невысокой, ломкой вишни, но неожиданно сгустились тучи. Они были могучие, темные. Затем пошел сильный теплый дождь.       Локи был маленьким, он, конечно же, обрадовался дождю, начал прыгать и бегать под ним. Но неожиданно подбежал ко входу на поляну слишком близко и увидел сидящего за углом брата. Тот был надутым и обозленным до глубины души. Стоило Локи подойти, как он заметил на чужой пухленькой щеке ярко-красный отпечаток ладони. Почти сразу стало понятно многое.       Удар был такой силы, что даже ободок от отцовского перстня отпечатался, а Тор… Только Локи присел напротив него, как старший тут же расплакался. От обиды, от горечи, от унижения. Внутри него все еще кипел гнев, но и слезы лились рекой. Смешивались с каплями дождя.       Немного пораженно рассматривая брата, он пробормотал тогда:       — Дождь идет… — фраза была до невероятного глупой, но Локи было не жалко. Потянувшись вперед, он коснулся ладошки Тора, которой тот обнимал одну из своих коленок. Затем добавил: — Пойдем под дождь… Слышишь?.. Пойдем, Торр… Дождь ведь.       Тогда Локи только-только, не без помощи брата, научился рычать и теперь произносил имя старшего вот так: в конце чуть порыкивая, будто маленькая пума. Конечно, мама смотрела неодобрительно, ведь в имени старшего никаких рычащих звуков при произношении не было. А только Локи говорил так, как хотел, продолжал, и продолжал, и продолжал говорить так, как ему нравилось.       Именно в тот миг, даже услышав его, Тор не сдвинулся с места. Продолжая тихо всхлипывать, он отвел глаза, не хотел смотреть на брата вовсе. Младший нахмурился. Придвинувшись, опустившись коленками на немного влажную, грязную землю, он потянулся вперед и взял лицо Тора в ладошки. Затем мягко поцеловал его в лоб, говоря:       — Оно пройдет. Дождь важнее. Пойдем под дождь, ладно?.. Ну, Торр…       Локи тогда так и не понял от чего, но старшему будто бы стало лучше. Он медленно кивнул, потер глаза кулачками, поднялся. Ох, как же долго они тогда танцевали и смеялись под этим дождем… Почти так же долго, как после выслушивали наставления от Фригги, когда у обоих заболело горло.       И эта поляна… Эта поляна, на пути к которой они высадили вместе с матерью цветы, чтобы не потерять ее. Эта поляна, на пути к которой они опять же с матерью установили отводящие заклинания, которые действовали на всех, кроме них. Эта… Это их поляна. И ничья больше.       Но все же Тор предал его раньше. Предал все, что было так дорого им обоим. Предал то, что было последним общим между ними.       И Локи, пораженный до глубины души тем, как старший защищает эту девку, отшатывается. Внутри клубятся воспоминания. Их много, просто через край. И держать в себе все наболевшее, хоть и успокоенное, нет сил. У него уже нет сил. Он так близко подошел к отчаянью, запутавшись в своих слишком сильных чувствах. Поэтому Локи срывается:       — Только посмей бросить его! Я больше не стану терпеть все это! Тогда ты предал меня, ты первый впустил сюда чужого, первый запятнал эту землю, а после я еще и поплатился за это! Вот как было, но ты, придурок, верно, запамятовал?! Это ты…       — Я не виноват в произошедшем! Ты поплатился за то, что отрезал ей волосы, Локи. Ты сделал это сам, своими собственными руками и…       — И поэтому нужно было избивать меня до полусмерти? А? Скажи мне?! Именно поэтому ты тогда просто стоял и смотрел? Мерзкий, лживый и гадкий предатель! Ты предал меня, предал нашу дружбу! На каждое твое слово я найду десяток, что обличат в тебе сына самой Хель! — Локи шагает вперед, и сам не осознавая, что ведет его, становится все злее/болезненнее. Одной частью себя он понимает, что прямо сейчас еще не слишком устойчив, что их ссора вот-вот перерастет в его личную истерику, что он может сболтнуть лишнего. И в то же время несправедливость всего происходящего одолевает его. Столетиями Тор и не вспоминал о нем вовсе, а сейчас неожиданно вспомнил. Вспомнил и решил, что может прийти да установить свои правила, свое видение их прошлого и… И просто всё свое.       Но Локи ему не позволит.       — Это… Ты сам во всем виноват, и ты знаешь об том! Зачем ты отрезал ей волосы, а?! Если бы ты не сделал этой ерунды… — Тор все еще раскручивает молот, но до странного вяло, замедляясь. Будто бы и так знает, что сам виноват, что сам поступил неправильно, но все же отступать не собирается. Скалится, а Локи перебивает:       — Потому что она тронула тебя! Эта дрянная сука тронула тебя, ясно?! — его брови скорбно хмурятся, а в глазах мелькает странная безнадежность. Локи вновь отступает и повышает голос до крика, наконец, освобождается хоть от малой части терзающих его чувств: — Ты был моим единственным другом и принадлежал лишь мне! Мне одному! Она не имела права трогать то, что принадлежит мне!       Его голос разносится по всему саду. Тор роняет молот, странно сглатывает и отшатывается. А Локи тяжело дышит, чувствует, что вот-вот опять заплачет, будто дурная девка, и рывком разворачивается. Он срывается на бег, петляет по лабиринту и исчезает через другой выход, что ведет к пастбищу и лесу.       Стоит ему покинуть границу сада Фригги, как вся её магия прекращает своё действие. Локи чувствует, как его сердце разрывается надвое прямо внутри его груди. ~~•~~