Роза ветров

~~~^~~~       Тор осматривается, даже не пытаясь скрыть своего беспокойства. В нескольких шагах перед ними прямо из песка вырастает Изумрудная горная гряда. Темно-зеленый камень глубокого внутри тлеет зеленым светом и протягивается в обе стороны до самого горизонта. В высоту он обгоняет самые высокие шпили Асгардского дворца. Уперто поджав губы, Тор в какой-то миг задирает голову и пытается разглядеть посты охраны высоко-высоко вверху. Это действие почти стоит ему кучи позора и заляпанной репутации: потеряв равновесие, он чуть не опрокидывается на спину на песок.       Локи наблюдает за ним с ленивым, спокойным интересом. Но когда Тор начинает заваливаться назад, он лишь подмечает тот момент, в котором мог бы помочь ему своей магией удержать равновесие, и с самой сладко-ядовитой улыбкой пропускает его мимо. К сожалению, Тор так и не падает. Но косится на него чуть злобно, только заслышав тихий смех Локи.       — И он, правда, не догадается, что что-то не так? Мы буквально, как воры, зайдем с потайного хода, и он… Он, правда, не догадается? — негодование старшего держится у него внутри довольно долго, но пережить его самостоятельно он не в силах. Повернувшись к Локи всем телом, Тор вскидывает руки и уже хочет тяжело, разочаровано вздохнуть, но прежде дожидается от Локи ответа.       — Он слишком непосредственный для такого, к тому же…       — И ты еще меня называешь безмозглым? — Тор в ужасе кривится, полная непонимания складка меж его бровей выглядит смешно. Локи тихо смеется вновь, качает головой. Но Тор не успокаивается: — Давай в следующий раз я буду выбирать тебе друзей, ладно? Так и помереть случайно недолго, Локи! Я не шучу! Это одна из самых охраняемых крепостей во всех девяти мирах! И этот… Этот… Ей-богу, если он нас так просто впустит, я не знаю, что я сделаю! Я…!       — Выкуешь мне новые кинжалы. Именные, — Локи вскидывает брови, усмехается нагловато и выжидает. Его показное спокойствие очень и очень хрупкое, а веселье — нервное. Они, наконец, добрались сюда — все-таки добрались, — и на самом деле он взволнован настолько же, насколько в ужасе. Ни одна из предыдущих проделок не сравнится и этой. И это восторг. И это глубокий животный страх. Заталкивая все волнительные мысли как можно глубже, Локи отталкивается плечом от камня, прислонившись к которому стоял, и добавляет: — И инкрустированные.       Тор прищуривается, поджимает губы задумчиво. Его мысли сменяют направление, и он весь останавливается, прекращает негодующе голосить. Негромко спрашивает:       — Чем?       — Ха! — Локи удивленно распрямляется, а затем поводит кистью в воздухе и отводит глаза. Перспектива получить новое оружие — к тому же именное, — от лучшего кузнеца всех девяти миров выглядит крайне соблазнительно. На мгновение пожалев о том, что не задумывался о новых кинжалах раньше, Локи не может придумать, какие камни ему хотелось бы видеть в качестве украшения стали, и поэтому говорит: — На твой вкус, братец.       — Хорошо. Договорились, — Тор кивает, задумчиво приподнимает уголок губ. Его взгляд немного рассредоточен. Похоже, он уже пытается вспомнить, какие камни есть в сокровищнице Асгарда. Локи лишь мысленно фыркает: он уже давным-давно наслышан от матери о том, как сильно Тор любит ковать и как редко ему удается этим заниматься. Поэтому такое быстрое согласие его не удивляет. В отличие от следующих слов старшего: — Но если он нас не пустит, ты… Ты меня поцелуешь.       После этих слов Тор переплетает руки на груди и уверенно вскидывает подбородок. Локи держится — с усилием, — несколько малюсеньких мгновений, а после разражается хохотом. С таким же успехом старший мог не спорить ни на что вовсе, ведь Андвари впустит их в любом случае. И если бы Тор дал ему договорить чуть раньше, а не перебивал, он бы даже знал об одной маленькой детали… Но, видимо, ему было суждено пока что не знать о ней.       — А-ха-ха-ха, какой же ты глупец! Ну, какой глупец… — он сгибается пополам, обнимает руками живот и хохочет. В уголках глаз даже слезы собираются от смеха. Это все его волнение и страх. Они подкашивают его получше даже Торовых выходок, но признаваться Локи не станет. Да это было бы бессмысленной затеей.       Этой ночью они хорошо поговорили и… Это, правда, был хороший разговор. Локи даже мог мысленно назвать его хорошим: убрав в сторону все свои многочисленные обиды, всю злость, тот факт, что в самом-самом начале именно он убил Тора, и еще ту часть, где Тор — лицемерное, жестокое животное. Да-да, в таком случае их разговор был хорошим. Точно.       Каким-то чудом — магией, не иначе, — Тору удалось успокоить малюсенькую часть его переживаний. Его искренность и упёртость сыграли с Локи интересную шутку. Понять, плохую или хорошую, он пока не мог, но чувствовал, что может повернуться к старшему спиной теперь. Ненадолго и не будучи беззащитным, но тем не менее прогресс в их взаимодействии очевиден. И очевидно приятен.       Намного удобнее общаться с Тором теперь, когда он вызывает на пару пылинок страха меньше.       За все эти полдня, что они провели в пути, Локи даже задумался о том, чтобы взять с собой Тора вновь. В Альфхейм по крайней мере. Ведь, если у него получится уговорить маму послать его туда, Тор в любом случае увяжется следом по указке Одина, поэтому изначально проще будет просить у мамы разрешения на них обоих. Тем самым он заодно сможет показать, насколько они с Тором дружны — ее это точно порадует.       И даже в его собственной голове такие мысли звучат смешно и чересчур лживо. Прятаться за отговорки о закрытых магических тропках бессмысленно, ведь все они уже проявились. И он мог бы солгать себе, что неделька-другая в Альфхейме да к тому же у Илвы под боком — хороший отдых, которого он заслужил. Только вот стоит ему задаться вопросом, хочет он отдыхать там один или именно с Тором, как появляется ответ.       И он крайне неутешительный. Волнительный. Пугающий.       Локи нравится, что волнения больше не терзают его после полуночного разговора со старшим. Он чувствует себя спокойнее и крепче. Но это обманчиво и опасно, слишком опасно, а он все равно ведется, как желторотый юнец. Мечется внутри, ищет и жаждет теплоты старшего… И чем больше Тор убеждает его в своей искренности, тем сложнее и сложнее становится лгать себе.       Нервозность, подкатывающая к горлу, дает отвлечься. На кону чаша и возможность войны Асгарда с Свартальфхеймом — весомые альтернативы, о которых волноваться много приятнее, чем об его отношениях со старшим. Тут он хотя бы властен что-то менять. Тут он хотя бы знает правду.       — Ладно… А-ха-хах, ладно, но чур не плакаться мне, когда проиграешь, — отсмеявшись, Локи смахивает выступившие смешливые слезы и протягивает Тору ладонь. Тот закатывает глаза, лишь этим отвечая на весь его долгий смех и колкость. Протянув свою руку в ответ, он сильно, медленно поджимает ладонь Локи. И медленно, широко да нагло, улыбается.       На мгновение эта улыбка Локи даже пугает, но он не показывает этого. Лишь отвечает усмешкой. И убегает взглядом прочь.       Слишком вовремя неприметная дверь в темно-зеленой скале с тихим шуршанием начинает открываться. Отступив от Тора на шаг, Локи подбирается, прищуривается, вглядываясь в полумрак, таящийся за дверью. Если бы не шелест сдвигаемого песка, они бы даже и не заметили, что их выходят встречать.       Точнее, выходит.       Андвари почти вываливается изнутри горной гряды, тут же щурится на тусклом солнце и пытается осмотреться. Первым он замечает Локи, и его лицо тут же озаряется. В купе со все еще прищуренными глазами это выглядит мило и смешно, но гном даже не задумывается о таком. Он с упорством обеими руками упирается в широкую каменную входную дверь сбоку от себя и сдвигает ее еще немного. Проход открывается достаточный, чтобы мог войти даже Тор. Которого Андвари как раз замечает вторым. Его лицо тут же приобретает настороженное и сердитое выражение.       — Что он здесь делает?       — И тебе здравствуй, Андвари, — Локи усмехается на уголок губ, замечает, как на миг лицо гнома вновь светлеет, стоит ему только услышать свое имя из уст восхищающего его мага. Это дает ему понимание, что одним лишь присутствием Тора все не сломать. Хотя казалось бы… — Он увязался следом, и я не смог ничего с ним поделать. Я взял с него обещание не буянить, — Локи примирительно немного раскрывает руки и направляется к гному. Он старается не высовывать руки из-под краев ткани плаща, что накинут на плечи, чтобы гнома не смутили его годовые метки. Но тот их и не замечает.       Какое-то время гипнотизируя Тора уже злым взглядом, Андвари насупливается, надуто поджимает губы и все же взгляд отводит. Ему на глаза попадается браслет на запястье Локи, и все его настроения тут же переворачиваются с ног на голову.       — Вы надели браслет, младший принц! Это такая честь для меня! — подорвавшись с места, Андвари радостно хватает его за запястье, тут же заглядывает в глаза и широко улыбается вновь. Кажется, про Тора он уже и думать забыл. Локи это на руку. — Пойдемте скорее! Вам понравится наша мастерская, там столько всего! И я сделал все-все, что вы заказывали! В лучшем виде, пойдем-те же скорее!       Буквально утянув его внутрь горной породы, Андвари чуть ли не подпрыгивает на месте. Он торопится, спешит и сходу начинает щебетать о чем-то своем. Локи выделяет мгновение на то, чтобы обернуться к старшему и одними губами прошептать:       — Я выиграл, братец.       Он улыбается задиристо и весело, а в конце еще и язык Тору показывает. Тот идет следом, и его лицо буквально олицетворяет все его недовольство: как собственным проигрышем, так и недоумком гномом. Если бы только его подчиненные смели быть столь беспечными, он бы их уже самолично придушил. И как только этот сопляк ещё жив… Локи ловит осколки его негодующих мыслей и заливисто смеется. Удержаться от этого у него не получается.       — Я сказал что-то, что вас рассмешило? — Андвари отпускает его руку, поднимает к нему голову, но шага не замедляет. Внутри широкого коридора нет ни единого источника света, кроме стен. Они источают то же изумрудное свечение, что можно заметить ночами будучи на расстоянии от горной гряды — сам камень светится изнутри, наполненный силой и тем самым показывающий, как много еще драгоценностей скрыто в глубинах бесплодных почв Свартальфхейма. Поэтому лицо гнома приобретает немного зеленоватый оттенок. Выглядит диковинно, но внимания Локи на этом не заостряет. Качнув головой, он говорит:       — Совсем нет, я просто счастлив вновь увидится с тобой! Мы с Тором путешествовали несколько дней по пустыне, останавливались в оазе… Путешествие было очень занимательным, это для меня в новинку. И я рад, что оно заканчивается встречей с тобой, — Локи улыбается и почти не лжет. Он ненавидит всем своим существом и сердцем того Андвари, что убил Тора, но этот, именно этот смутившийся гном, ничего ему не сделал.       — Вы путешествовали? Это же так…круто! Я очень рад за вас! — Андвари быстро-быстро кивает и ведет их почти не глядя. На самой первой развилке он поворачивает направо, смотрит на Локи во все глаза, чуть задрав голову. Легким движением Локи обнимает его за плечо и по ходу этого действия выпускает с ладони Бранна. Тот оборачивается птицей и бесшумно скрывается в другом коридоре развилки, почти сразу взмывая под потолок. Ни на мгновение Локи не отрывает от гнома взгляда и не выдает себя ни единым жестом. — Вы остановились в оазе для безопасности, да? Они отпугивают всех диких зверей, даже гончие Короля туда не суются, потому что это территория принадлежит кочевникам! Вы такой умный, младший принц! И как только вы догадались…       Гном начинает болтать почти безумолку, точно говоря больше, чем стоило бы. Локи еле удается его перебить, чтобы объясниться:       — Нет-нет, там просто было озерцо, и я смог освежиться. Нам не нужно было прятаться от гончих, у нас же есть приглашение от самого Короля. Все ради твоих изделий, — Локи улыбается на уголок губ. В эту их встречу Андвари более живой и менее запуганный. Возможно, сказывается то, что он находится на своей территории, и его совсем не смущает ни в каком состоянии его одежда, ни насколько чисто выглядит он сам. А может он просто чувствует себя свободнее в обществе Локи. Как знать.       Стоит ему упомянуть приглашение Короля, как за спиной неожиданно закашливается Тор. Он буквально давится и, бросив взгляд назад, Локи видит в его руке бурдюк с водой. Еще утром он отдал тот Тору — из-за сухого климата его никак не оставляла жажда.       Но, видимо, надо было его этим же утром в этой воде утопить. Так всем было бы лучше.       Андвари тоже не оставляет без внимания Тора. Тот, будто нарочно начинает мешкать, останавливается и откашливается окончательно. И гном неожиданно пользуется этим, ускоряя шаг. А затем тихо-тихо, взволновано говорит:       — Если вдруг вам нужна моя помощь… Я помню, что было на поляне, если вам нужно что-то от меня… Я смогу защитить вас, правда! Мой народ сможет! — вначале он еще шепчет немного неловко, но под конец его шепот становится горячным и грозным. Острым прищуром Локи быстро его остужает.       — Мне лестно, что ты так обо мне беспокоишься, но мои отношения с моим братом не твое поле для битвы, — не желая оставлять недосказанность и обходиться одним лишь взглядом, Локи серьезно и властно отвечает на всю взбалмошную заботу со стороны гнома. Тот тут же тушуется, горбится и опускает голову. — Будь осторожнее со словами впредь.       — Простите, ваше высочество.       До самого конца пути они больше не разговаривают. Локи идет спокойно и размерено, но прислушивается к шагам позади — вернувший себе дыхание Тор догоняет их довольно быстро. По его уверенным шагам Локи слышит, что с ним все в порядке. Это успокаивает.       — Сегодня не должен прийти больше никто из покупателей, поэтому вы можете не торопиться. Тут много всего интересного, — свернув на одном из поворотов, Андвари ловко достает из кармашка грязных, рабочих брюк связку ключей. Чтобы найти нужный у него не уходит много времени, и также ловко он открывает толстую деревянную дверь мастерской. Первым внутрь пропускает Локи. — Только ничего не трогайте, пожалуйста. Может сработать магическая сигнализация на некоторые предметы, если их берет не гном.       Локи хочет что-то ему ответить, но у него не получается. Только зайдя в мастерскую, он замирает с приоткрытым ртом. Мастерская выглядит как большая лавка старьевщика, в которой можно найти, наверное, все на свете — и это ужасно настолько же, насколько прекрасно. Мысль о том, что ему можно будет исследовать каждый высокий стеллаж и каждую полку, приводит его в восторг.       Мысль же о том, что среди всего этого хлама ему нужно будет найти одну определенную чашу — она приводит его в отчаянье за одно мельчайшее мгновение.       — Позвольте, — Андвари протискивается меж ним и дверным косяком внутрь и с удовольствие оглядывается. Он осматривает каждый из четырех высоких, полок на десять, стеллажей. Затем потягивается и подтягивает выше и так закатанные рукава. — Тут несколько секторов… Там оружие, первый и второй проходы. На полках выше пятой амуниция и доспехи. Третий и четвертый проходы заполнены бытовой утварью: тарелки, кубки, бокалы и все вот это вот. Пятый проход с украшениями и драгоценностями, — гном указывает на каждый проход, начиная слева, и, присмотревшись, Локи действительно начинает различать в кучах барахла отдельные вещи. Андвари оборачивается к нему, с пониманием улыбается и тихо смеется. — Это, конечно, не гномья сокровищница, но, как по мне, так именно она и есть. Здесь собраны работы лучших мастеров и подмастерьев всего Свартальфхейма. А я… Я пока пойду соберу ваш заказ, младший принц…!       Гном пару раз кивает сам себе, ворошит обеими ладонями кудрявые рыжие пряди на своей макушке и направляется в один из проходов. Локи кивает, медленно и задумчиво, уже когда тот скрывается меж стеллажами.       — Все в порядке? — Тор подкрадывается со спины бесшумно. Его ладонь опускается Локи на талию поверх плаща. Его неожиданное присутствие да еще и столь близкое, выводит Локи из оцепенение очень быстро. Тот вздрагивает, напрягается. И зубы стискивает.       — Держи руки при себе, — он поворачивает голову, почти нос к носу сталкиваясь со старшим. Тот косится на него сверху вниз и, кажется, даже хочет усмехнуться, но не делает этого. Как, впрочем, и руку не убирает.       — Ты стоишь почти в проходе. Я хотел тебя подвинуть, — его взгляд серьезный, а выражение лица напряженное, суровое. Но руки он все еще не убирает, и Локи чувствует насколько большой ощущается его ладонь у него на талии. Его взгляд скользит по стеллажам, и он уже хочет огрызнуться на Тора вновь, чтобы тот все-таки убрал руку, но не успевает. Тор добавляет: — И узнать, все ли в порядке?       — Не закрывай дверь. Бранн должен скоро вернуться, он разведывает обстановку, — понизив голос почти до шепота, Локи поворачивает голову еще немного к Тору, но глаза отводит. И добавляет сквозь зубы: — И убери, наконец, свою…       — Я забыл сказать…! — Андвари появляется из самого левого прохода. Его ярко-рыжая макушка мгновенно привлекает их внимание к его радостному, счастливому выражению лица. Однако, то быстро меркнет и тускнеет, стоит ему только увидеть их, стоящих слишком близко. Локи натянуто улыбается ему, напряжения не прячет. — На некоторых вещах ярлычки. Они уже заняты другими покупателями.       Договорив четко и сухо, он мгновенно исчезает за углом крайнего стеллажа. Тор фыркает и негромко посмеивается. Шепчет:       — Надо же… Наконец, хоть кто-то ревнует тебя ко мне.       Закатив глаза, Локи дергает плечом и делает шаг вперед. Ощущение чужой ладони пропадает мгновенно, и еще несколько мгновений он чувствует странную пустоту на том месте. Встряхивает головой.       — Ты идешь со мной. Нужно найти чашу, но вначале… Пойдем посмотрим оружие, — на последнюю реплику старшего он никак не отвечает. Даже не оборачиваясь, сразу направляется к первому проходу. Тор следует за ним почти шаг в шаг. Проходы меж стеллажами настолько широкие, что они с легкостью могли бы идти там плечом к плечу, но даже оказавшись внутри, старший все равно держится на полшага позади, за плечом Локи.       — Я проиграл пари. Я сделаю тебе кинжалы. Зачем тебе еще оружие? — его спокойный, глубокий голос звучит неожиданно приятно. И только ощутив это, ощутив эту странную теплую симпатию, Локи с ужасом понимает, насколько изменились их диалоги с начала этого путешествия. Теперь их взаимодействие больше напоминает то, что было в единственный летний день, который они провели вместе. До того, как они поругались тогда, Тор тоже был таким: серьезным, добродушным и… Умиротворенным.       Такой Тор был непривычным. Но — если бы Локи мог позволить сам себе такие признания, — впрочем, находиться рядом с ним было приятно. Совсем чуть-чуть.       — Я устал таскать меч из твоей оружейной. К тому же, он не выглядит настолько качественным, какой мне хотелось бы иметь, — неторопливо, медленно шагая по проходу, он рассматривает вывешенные на стенах булавы, рапиры и топоры. Все это его не интересует, и он отворачивается к полкам стеллажа, что находятся по правую руку.       На полках лежат ножи, кортики, тесаки. В какой-то момент он даже замечает заточенные, острые шпильки для волос и ятаган в ножнах. Это вызывает у него легкую усмешку.       — Я могу выковать тебе меч и…       — Нет, спасибо. Твои услуги имеют цену, и я не стану настолько рисковать, — обернувшись и бросив Тору клейкую, притворную улыбку, он оборачивается назад. Они проходят почти половину коридора меж стеной и стеллажом. Оружие на стене сменяется на луки, арбалеты и копья, а на полках все больше и больше появляется саблей и шпаг. Ни то, ни другое Локи все еще не интересует. За все годы и века полуночных тренировок он перепробовал всевозможные виды оружия, которым была богата Асгардская оружейня. Из всего, что попадалось ему в руки, мечи и клинки единственные подошли ему идеально. Как, впрочем, и лук со стрелами, но тут заслуга принадлежала скорее Огуну, чем ему самому.       — Хах, — Тор коротко посмеивается, качает головой. Локи видит, как пара прядей его светлых волос соскальзывают с плеч и свисают у лица, и тут же отводит взгляд. На глаза неожиданно попадается кортик из выбеленной кости, скорее всего зачарованный, чтобы по урону не уступать классическому, из металла. Он останавливается, поворачивается к нему всем телом и рассматривает. Уже протягивает руку, забывая, что Андвари запретил прикасаться. Тор останавливает его, говоря: — И какой же цены ты так сильно боишься, что готов отказаться заказать у лучшего кузнеца всех девяти миров новое оружие?       Его рука замирает, пальцы останавливаются в нескольких мгновениях от прикосновения к кости. Подняв взгляд и повернув голову к Тору, Локи неожиданно долго и серьезно всматривается в его глаза. Там смешинка и легкий, почти незаметный вызов. Не среагировав на него, Локи тихо говорит:       — Тебя.       Тор цепенеет. Потемневшие в миг глаза уходят в сторону, а сам он, удержавшись несколько мгновений, отворачивается и отступает. Локи отворачивается назад в полке, его взгляд возвращается к кортику. Он и сам не смог бы себе ответить, что имел в виду.       Боится ли он того, что Тор запретит ему спасать себя от смерти.       Или же напуган перспективой провести с Тором ночь.       — Я никогда бы… Я никогда бы не…! — его голос звучит безнадежно и обозлено, но Локи рывком оборачивает и вскидывает руку. Он сталкивается со старшим лицом к лицу, рукой чуть задевает его плечо — случайно. И быстро, резко обрывает:       — Не здесь. И не сейчас, Тор. Ты уже сказал все, что мог и хотел, — он смотрит жестко и серьезно. По другую сторону стеллажа проходит Андвари. В его руках что-то негромко позвякивает, а Тор лишь сильнее напрягается. Он следит взглядом за гномом, выглядывая его меж стеллажей. Локи добавляет, понизив голос: — Это моя боль и мое прошлое. И я не могу закрыть на него глаза по щелчку пальцев, потому что какому-то Асгардскому наследнику припекло. И… — вдохнув поглубже, он перехватывает больной и все такой же озлобленный взгляд старшего. Неожиданно хочется положить руку ему на плечо, но Локи только выпрямляется и гордо поднимает голову. Его руки, скрытые полами плаща, за спиной хватаются друга за друга. Пальцы стискиваются до боли, когда он говорит: — И к тебе это не имеет никакого отношения. А сейчас нам нужно идти дальше.       Тяжело выдохнув, он разворачивается спиной и продолжает идти. Закусывает щеку изнутри. И возвращается это странное, давно позабытое ощущение из детства — быть здравым разумом Тора приятно и лестно. Ощущение, что тот верит и слушаться будет безоговорочно, очень глубокое и сильное. По крайней мере таким оно было раньше. Сейчас Локи чувствует волнение и странную разрозненность — чем быстрее они сближаются, тем в больший ужас его это приводит. И до странного сильно хочется, чтобы Тор не услышал, чтобы устроил истеричную сцену, начал кричать и ругаться.       Хочется, чтобы Тор все испортил и вместе с тем опроверг все волнения Локи. Хочется, чтобы он показал — они не сближаются.       Это ложь.       Бояться нечего.       Уже даже душевная боль отвержения не пугает столь сильно. Она привычна и живет внутри Локи ледяной, не таящей глыбой. И даже она — бессмертная/бессменная, — предпочтительнее, чем сближение и предательство после.       В нем нет и не найдется столько храбрости, чтобы взойти на виселицу по собственному желанию. Поэтому Тор подводит его сам: он не кричит, только следует за Локи молча и покорно.       — Как насчет изумрудов? — они проходят весь стеллаж полностью и, развернувшись, сворачивают во второй проход, когда Тор подает голос вновь. Локи неожиданно даже не нужно ничего у него спрашивать: и так знает, что речь о кинжалах.       — Только если большие. Мелкие выглядят жалко и дешево, — Локи пожимает плечами, не давая ни своего согласия, ни противясь предложению Тора одновременно. Его взгляд все еще скользит по полкам с оружием, но теперь более разочаровано. Все выглядит либо слишком смешным и мелким, либо слишком грубым. По большей части тут и меча ни одного подходящего ему не найдется. Гномы всегда славились своей любовью с грубым и тяжелым топорам, рапирам и булавам, и именно они чаще всего попадаются магу на глаза.       — Не знал, что ты разбираешься в драгоценностях… — Тор звучит удивленно, но его лица Локи не видит. Тот все еще держится позади, за его плечом. Ступает бесшумно и неторопливо.       — Если мне их не дарят, это совсем не значит, что они мне не нравятся. К тому же… — Локи усмехается, качает головой и неожиданно останавливается так резко, что тут же чувствует, как Тор немного налетает на него и вновь хватается за его талию. Впрочем, его руки пропадают так же быстро, как и появляются. Так и не договорив, забыв напрочь, что они только что обсуждали, Локи громко зовет: — Андвари! Подойди сюда!       Прямо перед его глазами, на уровне груди, на четвёртой полке снизу, лежит меч. Он острый, тонкий, но точно короче того, что сейчас у самого Локи в ножнах. На острие выведена рунная вязь. Каждая руна изображена в купе с остальными. Ни разрыва, ни единого отделения. Вглядевшись и подступив на полшага ближе, Локи щелчком пальцев зажигает на ладони огонь и подсвечивает себе — и действительно, ближе к концу острия изображен даже шлем ужаса. В то же время острие почти в полтора раза уже, чем острие обычного, классического меча.       Тор заинтересовано выглядывает из-за его плеча, тихо хмыкает и тут же исчезает вновь, за спину. И очень вовремя, потому что с другой стороны к ним уже несется довольный, радостный тому, что его позвали, гном. Он чуть ли не подпрыгивает на ходу.       — Покажи мне этот. Руны на нем рабочие? — Локи указывает на привлекший его внимания меч и чуть-чуть отступает. Андвари понятливо кивает, заскакивает на нижнюю полку и забирается на вторую. Его плечи оказываются на уровне нужной полки и, держась рукой за полку выше, он под спокойным кивком Локи берет нужный меч. Тут же спрыгивает назад.       — Ох, этот… У вас невероятно хороший вкус, ваше высочество! Да, руны рабочие. Сейчас покажу, — отойдя на пару шагов от них, Андвари прокручивает меч в руке и, развернув его плашмя, проводит ладонью по долу, на котором выведены руны. Под его рукой руны вспыхивают голубым светом, и, не теряя времени, гном подхватывает рукоять оружия двумя руками. Легким рывком он разделяет один меч на два — такой же длины и ширины, — и прокручивает их легким, воинственным движением.       Локи с искренним восторгом рассматривает оружие в руках Андвари. Кончики его пальцев подрагивают, а руки словно чешутся — хочется взять в руки этот воинственный шедевр, хочется примериться, сделать несколько выпадов, а еще лучше… Неожиданно для самого себя он оборачивается к Тору, смотрит на него все такими же восхищенными глазами и будто бы спрашивает что-то. Его ноздри раздуваются, губы приоткрываются, но он так ничего и не говорит.       Тор тихо хмыкает, смотрит на него несколько мгновений, а затем брови вскидывает и кивает коротко. Он будто бы подгоняет его, подталкивает и…шепчет.       — Потом вместе потренируемся… — он подмигивает Локи, и тот разворачивается юлой. Горячно протягивает руки вперед, к Андвари.       — Я могу попробовать… — он не успевает даже договорить, как гном вскрикивает, роняет оба меча и отворачивается, закрывая лицо руками. Его голос звучит пискляво и стыдливо, когда он быстро говорит:       — Ваши метки, ваше высочество! Метки!       Локи быстрым движение опускает голову, но тут же ее вскидывает и также быстро вскидывает руку — с другого конца прохода к нему несется Бранн. И самым неожиданным в этом моменте становится именно Тор — он пригибается, проходит под поднятой рукой Локи и подбирает мечи с пола. Подхватив их в одну руку, он опускает на плечо гнома ладонь именно в тот момент, когда над их головами пролетает Бранн.       — Прости его, он сегодня довольно рассеянный. Это все климат, ему непривычно… — Тор чуть наклоняется к Андвари, приобнимает его крепче и тем самым отвлекает, не давая ему обернуться.       Локи ловит Бранна в ладонь, быстро тушит его в кулаке и разум тут же заполняется лабиринтом переходов. Он перенимает у огонька эти воспоминания, полностью теряясь в пространстве. Только руки прячет под плащ.       Когда он открывает глаза, Андвари рядом уже нет, зато есть Тор. Он стоит перед ним, держит в руках его мечи и ждет.       — Почти вся стража охраняет каменоломни, похоже, выкапывают что-то очень интересное. В коридорах никого, но скоро будет смена караула и обход. Надо поторопиться, — Локи протягивает руки к Тору, и тот передает ему мечи. Кивает вдумчиво. Подхватив мечи, Локи отступает на пару шагов и прокручивает их в руках. Хорошая балансировка чувствуется сразу. Руны чуть переливаются, серебрятся с обеих сторон мечей. Отступив одной ногой назад, он становится в стойку, один меч протягивает вперед, а другой заносит над головой. Чуть поиграв бровями, интересуется: — Как тебе?       Тор только хмыкает. На его губах мягкая усмешка, а взгляд с интересом скользит по Локи. Рассматривает.       — Неплохие. Но я бы сделал не хуже, — пожав плечами, он переплетает руки на груди. Локи не удерживается и смеется. Опускает руки, голову запрокидывает. Попутно соединяет мечи, и те легко и без лишнего трения соединяются в один.       Они не говорят о том, насколько удача посопутствовала им, ведь, если бы Андвари только заметил летящего над стеллажами Бранна, им пришлось бы объясняться. Солгать для Локи не составило бы труда, конечно, но в душе он был рад, что лгать не пришлось.       — Конечно-конечно. Бахвальство всегда было у тебя в крови! — покачивая мечом в руке, Локи перебрасывает его в другую ладонь, ловко ловит и тут же прокручивает кисть. Лезвие меча разрубает воздух резким движением и почти беззвучно. Подойдя к Тору, он поднимает руку и еле ощутимо касается чужого лба, заодно передавая всю карту лабиринтов гномьих пещер, что были собраны Бранном.       Тор вздрагивает, замирает с широко раскрытыми глазами. Локи больше не говорит ничего. Он направляется назад к Андвари, ко входу в мастерскую, отдает ему меч и почти сразу спрашивает про кубки. За метки он так и не извиняется, уже и забыв о собственном казусе.       — Хм… Вы хотите церемониальную чашу? — гном задумчиво осматривается, на миг цепляется глазами за Тора, выходящего меж стеллажей следом за Локи, и его взгляд тут же становится серьезнее и строже. Локи кивает пару раз задумчиво и быстро придумывает маленькую легенду:       — Я бы хотел привезти что-нибудь матери… Кубок или чашу… — он задумчиво покусывает губу, но стоит только произнести последние слова, как Андвари тут же вскидывает руку вверх и уносится в сторону прохода с бытовой утварью. Машет рукой за собой, тем самым показывая, чтобы Локи шел следом.       — Тут есть кое-что! Уверен, вам это придется по вкусу, ваше высочество, — он торопится меж стеллажей, спешит и даже подпрыгивает немного на одном из шагов. Локи следует за ним. Глазами он быстро и цепко пытается отыскать на полках хоть что-нибудь отдаленно напоминающее чашу. Но ничего и близко похожего там не оказывается. — Я, правда, не уверен, для продажи ли эта чаша, но…       Андвари проводит их следом за собой до самой задней стены мастерской. Уже на выходе из прохода Локи замечает длинный стол, заполненный хаосом изделий из металла и драгоценных камней. Он чувствует чашу до того, как замечает ее глазами. Это ощущение не похоже на что-то, что он испытывал ранее — словно он разослал по воздуху резонансное, поисковое заклинание, и то, наконец, наткнулось на нужный ему предмет. Отраженное, оно вернулось назад, и внутри у Локи что-то дрогнуло.       Оказавшись в двух шагах от выхода из прохода меж стеллажей, он уже знает, что найдет чашу на этом столе, заваленном не разобранными, готовыми вещами и оружием. Времени на то, чтобы сориентирваться, почти и не остается. Но Локи застывает на месте как вкопанным, быстрым движением ладони по ладони создает магическую перчатку и тут же вскидывает руку к стеллажу. В этот миг на него сзади налетает Тор и, подхватывая с полки первую попавшуюся чашу, Локи полуоборачивается к нему. На грани шепота бросает коротко и броско:       — Нужен конфликт. Я скажу, когда.       — Понял.       Старший покоряется за секунду, и Локи, спрятав руку с чашей под полы плаща, продолжает свое движение. У него в груди рвется восторг и восхищение: эта командная работа делает его счастливым, кажется, до одури. Или может быть дело в волнении, но… Тор слышит его и Тор его слушается. Доверяет, подхватывает, когда Локи слишком близко оказывается к провалу.       Кончики его ушей вспыхивают от понимания, насколько Тор действительно находчивый и умный воин. Стратег, тактик и… Локи встряхивает головой, выгоняя все эти волнительные мысли прочь, но ощущение убрать так просто не удается. Он направляет все свои силы на то, чтобы оставаться серьезным, а все свое внимание — на поиски чаши. Та, словно, ждет их.       — Вот, смотрите! Это настоящее произведение искусства! — Андвари с грохотом раздвигает кучу какого-то хлама и выхватывает из центра вычурный кубок с высокими краями. Локи даже представить не может, как гном с такой легкостью ориентируется в этой поистине громадной мастерской. Но он делает именно это: обтерев изделие от пыли, Андвари протягивает его магу. Тот не берет, потому что свободна у него лишь та рука, чье открытое предплечье украшают метки. Он только рассматривает чашу, хмурится, покусывает губу. Андвари весь тускнеет и почти плаксиво спрашивает: — Не нравится? Вам н-не нравится…?       Нарочно отведя глаза, Локи замечает на столе, почти в центре, на небольшом магическом возвышении, золотую чашу. Ее ножка выплавлена по подобию ствола Игдрасилля, а сама округлая чаша изображена, что ветвистая крона. По кругу вставлены четыре драгоценных камня — сердца четырёх миров. Стараясь не задерживать взгляда, Локи отступает на пару шагов сторону и пытается рассмотреть чашу со всех сторон. Гном улавливает это движение и без слов понимает его: тут же медленно прокручивает чашу в руках. Его взгляд, пытливый и взволнованный, всматривается в лицо Локи. Тот лишь хмыкает и подходит почти в притык к столу. Его взгляд скользит по предметам, лежащим на нем, пока кончики пальцев свободной руки делают три четких щелчка, выглянув из-под полы плаща.       — Ваше высочество…       Голос Андвари звучит почти жалобно, но что-либо сказать он так и не успевает. Не заметив посланный не ему сигнал, гном весь становится своими взволнованными переживаниями. Но Тор замечает. Он громко фыркает, надменно посмеивается и перебивает гнома:       — Хватит нянчиться с ним! Не станет он брать эту дрянную чашу. Слишком жаден ублюдок, чтобы раздаривать подарки, — Локи оборачивается рывком и становится так, чтобы чаша была у него за спиной, по левую руку. Тор смотрит ядовито и жестко. Кривится в отвращении. — Подарки, которые к тому же никому не нужны! Думаешь, мать будет больше любить тебя в обмен на эту пустышку?!       — Да как ты смеешь! Ты…! — Локи взвивается за секунду, подступает рывком на пару шагов и делает под плащом короткое движение кистью. Они связаны печатью, и ему не составляет никакого труда послать Тору мысленную картинку того, что ему нужно будет сделать дальше. — Не смей так говорить про маму! Она любит меня не меньше…!       — Не меньше, чем шторы в своих покоях, ха! Ты безродный мерзавец! — по глазам Тора не разглядеть, смог ли он получить послание. Но вглядываться долго Локи не удается. В пару широких, сильных шагов старший оказывается прямо перед ним и с силой пихает его в грудь. Локи отлетает назад, болезненно ударяется поясницей о край стола и чуть не падает. Обе его ладони выныривают из-под пол плаща и оказываются на столе, только бы удержать его и не дать упасть на пол, на подогнувшихся ногах.       Тор не жалеет силы, приводя в исполнение свою часть плана.       — Отойди! — Андвари вылетает вперед и упирает острие непонятно когда схваченного короткого меча Тору в диафрагму. Он закрывает спиной отлетевшего к столу Локи и не видит, как тот быстрым движением поднимается на ноги, разворачивается к столу лицом. Через миг на его месте уже оказывается иллюзия, все-таки падающая на пол, пока сам он аккуратными, точными движениями рук и тихим шепотом губ подменяет схваченную по пути чашу другой, нужной именно ему. Кончики пальцев окутывает зелень магии, пока гном отстаивает его честь с неожиданной яростностью: — Выметайся сейчас же! Ты не имеешь права нападать на гостя Короля! Кем бы ты ни был, хоть самим Одином, никто не смеет обижать гостей Короля гномов!       Его голос чуть дает петуха, когда Андвари начинает кричать. Локи оборачивается именно в тот момент, когда Тор вскидывает руки и отступает. Его лицо выражает презрение и злобу.       — Я жду снаружи.       — Иди к Хель.       Рыкнув старшему в ответ, Локи быстрым движением забрасывает чашу в заплечный мешок, открывая и закрывая его магией. В это же время его иллюзия поднимается. Андвари оборачивается только после того, как Тор скрывается в проходе меж стеллажей. И к тому моменту Локи не только стряхивает с пальцев магическую перчатку, но и убирает иллюзию. Он одергивает плащ, нарочно преувеличено раздраженным движением да бормочет что-то себе под нос. Злобно и гневно.       — Ваше высочество… Мне так жаль! Как вы? — гном отбрасывает назад на стол и меч, и чашу, чтобы тут же оказаться рядом. Его взгляд полон сочувствия и все еще не утихшей злобы, обращенной к Тору.       Дернув головой, Локи становится ровнее, стискивает зубы и жестко отрезает:       — Все нормально. Ты упаковал все, что я заказывал?       Понимая, что оставаться здесь больше нельзя, он направляется на выход быстрыми, резкими шагами. Андвари торопится следом, быстро-быстро кивает. За их спинами остается поддельная чаша на подставке — стоит им только зайти в проход меж стеллажей, как от ножки отлетает мелкая магическая искра. Она тут же тухнет, еще в полете, но с каждой секундой магических искр, разлетающихся в стороны, становится все больше. Иллюзия, созданная Локи, медленно трещит по швам под натиском магической защиты гномов.       Они возвращаются ко входу в мастерскую. На столе, справа от двери уже лежат все свертки для Локи. Он быстро осматривает их, стягивает с плеч мешок и ловким движением вынимает из него золото для оплаты. Еще будучи в Асгарде он положил туда почти в два раза больше — в качестве дополнительной благодарности мастеру, — и благодаря этому взятый им меч окупится точно. За это маг не переживает, в отличие от Тора.       Чем дольше он задерживается, укладывая все, кроме меча в мешок, и ожидая, пока Андвари пересчитает плату, тем больше волнительных мыслей появляется в его голове. Сознание рисует неприятные картинки пойманного и избитого Тора, которого стража уже волочит в темницы. Или Тора в окружении вялых тел — что в разы лучше, конечно же, но далеко от идеала.       — Ох, ваше высочество! Тут же больше, чем…       — Все в порядке. Это моя благодарность тебе. И прости за доставленные неудобства, — Локи обрывает гнома, вскидывает ладонь и качает головой. У него перенапрягаются бедра от желания побежать, поторопиться, но он делает вид, что все в порядке. Еле сдерживает себя, чтобы не торопиться и не дать Андвари повода для подозрений.       Сняв с плеч мешок, он раскрывает его чёрное нутро и быстро закидывает внутрь свертки, упакованные Андвари. Стоит ему закончить с этим, как он вновь закидывает его за спину, чуть дёргает лямки. Гном наблюдает за ним со смесью жалости и тревоги на лице. Его, похоже, действительно волнует настроение Локи, но тот не уделяет этому и доли мига. Он разворачивается к выходу, даже не проверяя, следует ли гном за ним.       По коридорам они идут быстро. В спешке маг не объясняет, почему так просто ориентируется в длинных, путанных гномьих лабиринтах проходов. Он сам перед собой оправдывает это хорошей памятью, подготавливая короткую фразу для Андвари, только вот тот ничего так и не спрашивает. Резкими шагами выверяя каждый новый коридор, Локи впивается пальцами в рукоять купленного меча. Он торопится, спешит и еле держится, чтобы не сорваться на бег. Счёт идёт на мгновения, и с каждой новой утекающей песчинкой времени этих мгновений остаётся все меньше.       Они сворачивают в последний коридор, когда над головой быстро пролетает короткое жужжание. И следом сразу же по коридором разлетается вой горна.       Это сирена.       Пропажу заметили.       Локи не успевает даже выругаться, как гном хватает его за запястье. Прикосновение вызывает отторжение и злость, но лишь на себя. Он не успел. И за это ему придётся расплатиться. Жаль, что для оплаты свершенного ему не хватит и всех золотых монет, собранных со всех девяти миров.       — Постойте! — голос Андвари надрывается. В интонации мелькает приказ, но слабо. Там мелькает ещё что-то, и Локи удаётся идентифицировать это, когда он оборачивается. На лице гнома написана боль от предательства.       Для такого непосредственного мальца он оказался довольно находчив. Локи не мог бы назвать его умным и сейчас, но, возможно, у гнома развито некое подобие смекалки.       — Пусти, — он выдергивает руку и пытается продолжить свой быстрый шаг. У выхода его ждёт Тор. Его напряженное лицо выражает сомнение. Прищур голубых глаз выдаёт его нервозность. Они встречаются глазами, и на миг Локи вспоминает: Тор знает Андвари.       Тор знает, что Андвари сделал в одной из прошлых жизней Локи.       Но знает ли Тор, на что Локи готов пойти ради его спасения?       В его глазах немой вопрос, и он обращает его к Локи. Тот не может дать ему ответа. Признаться в том, сколь далеко он готов зайти, оказывается слишком сложно. На его удачу Андвари вновь хватает его за руку и рывком разворачивает. Никакого удивления его сила в Локи не вызывает: гном-подмастерье обязан обладать сильными руками, чтобы держать молот и другие кузнечьи инструменты.       — Вы…! Вы не могли… Я верил… Я верил вам, вы не могли! — его глаза наполняются слезами. Обиды в них много больше, чем злости, и Локи почти больно от этого. Воспоминания о том, что Андвари сделал с Тором, что сделал с ними обоими, не помогают ему разозлиться. Пальцы стискивают рукоять меча крепче, до боли. Под плащом становится неожиданно душно. — Вы не могли…украсть…       Мимолетно он возвращается в свои покои и каждое новое утро, в котором он становится перед зеркалом. Становился раньше. Его монструозное сердце протягивало свои щупальца к его коже, и кожа окрашивалась ледяной синевой. Нежная на вид, он могла ранить/разрушить/уничтожить. Стоило лишь прикоснуться самым кончиком пальца, и любая поверхность вымерзала под этим прикосновением. Покрываясь инеистыми узорами, он безмолвно стенала и рыдала от боли.       От той боли, что приносило его прикосновение.       От боли, что приносил он сам, рыдало, кажется, все мироздание.       Поджав губы, маг жаждет зажмуриться и оказаться где-нибудь в другом месте. Ему не хочется быть здесь, ему не хочется быть собой. Сколь прекрасно было бы очутиться в далеком детстве. Вот Тор, он зовёт его за собой, он бежит вперёд, несется, это все игра и нет никаких обязательств. И нет никакой нужды принимать столь тяжелые решение, и нет никакой нужды прятать это кровожадное, жесткое чудовище в себе. Все вокруг столь интересное и увлекательное, а он сам — беспечен и лёгок. И не нужно раздумывать, не нужно сомневаться. Можно просто взять старшего за руку и побежать вместе с ним по коридорам дворца куда-нибудь, куда угодно. И нет в этом цели, кроме веселья и удовольствия. Позволить себе этого Локи не может. Он не может сбежать из этого песочного царства, не довершив того, чему случиться суждено.       Лишить Андвари памяти не получится, и никакая магия ему в этом не помощница. А спрячь он воспоминания, закуй он их в цепи магии и запри глубоко и глубже в недрах чужой памяти, всегда найдётся маг, который сможет их освободить. И тогда им не жить. Ни ему, ни Тору… Но Тор должен жить! Тор должен иметь право на свое счастье, даже если сам Локи никогда не посмеет это право себе потребовать.       Но и убить Андвари так просто… Он невинный и мелкий. С прекрасной улыбкой и этой жуткой, судьбоносной привязанностью к нему, Локи. Он мог бы вырасти в великолепного кузнеца. Локи не чувствует, что готов убить гнома лишь потому, что он оказался не в то время не в том месте. Локи не чувствует, что готов показать старшему, кто он на самом деле.       Ведь сколько бы Тор не отрицал и не паясничал ещё ночью, на самом деле он не примет этого. На словах он искупан в браваде и храбрости, он сказал, что с легкостью переживет все, что Локи может посметь разрушить, но когда речь пойдет о реальных поступках он не примет. Возможно, сейчас ему кажется, что все те воспоминания, что Локи ему открыл — смешная игра, затерявшаяся в прошлом; ведь лишь это может быть причиной его спокойствия и благосклонности. Тор просто не осознаёт масштабов. Тор просто не верит: глубоко внутри себя Локи несёт лишь хаос и потери. Он может быть лишь разрушителем, сколь бы не пытался что-то построить.       — Вы не посмели бы! — его рыжие кудри вскидываются, взволнованно подскакивают, когда он дёргает головой. А слёзы срываются вниз. Они стекают по щекам, но Локи нечем утешить этого расстроенного ребёнка.       Он был первым, кто поверил в него и кто ему доверился.       Он был первым и останется единственным — Локи чувствует это ещё задолго до того, как заносит меч. Потому что его сердце, ледяное и острое в своих охладевших гранях — сердце ётуна. Сердце монстра. Сердце чудовища, рождённого приносить скорбь и боль. Андвари не разглядел этого за фасадом лжи и мягких улыбок, и настало время ему поплатиться за это. Не повинен Локи в том, что ему поверили, ведь никогда не клялся и не обещал быть верным и честным.       Потому что если бы поклялся… Ему пришлось бы сказать правду. Ему пришлось бы признаться громко и вовсеуслышание:       — Я предам. Я принесу боль. Не верь мне и не прикрывай моей спины, потому что я же первым воткну в твою нож.       Не Андвари, никогда и не сегодня, он не сказал бы этого, ведь тот не просил правды, но сколь много раз уже пытался сказать Тору. Он нашептывал, он повторял, он кричал — Тор был непроходимым дурнем и отворачивался. Тор отказывался от правды, выбирая сладкую ложь, и надеясь на то, чего никогда не существовало. И, похоже, настал тот миг, когда Тору было суждено узреть истину. Непреложную и яркую, что шпили Золотого дворца.       — Я лишь использовал тебя, а ты поверил, как глупец. Бесполезный, тупой дерьмоед… — оскорбления даются ему тяжело. Вспоминается не вовремя их первая встреча и подаренный гномом браслет. Могли бы они подружиться по-настоящему? Не в этой жизни. Ни в одной из возможных. После предательства Тора не было у Локи друзей и быть не могло на самом деле.       Потому что правда всегда проявляется. Правда всегда здесь.       Выдернув руку из крепкой хватки, Локи разворачивается вновь. Он делает лишь шаг, а после Андвари начинает говорить. Далеко уходить Локи не торопиться — его работа здесь ещё не закончена. История повторяется, и ему придётся исполнить задуманное, заглушив вой собственного сердца, вторящего сирене гномьей крепости. И сколь скорбно ему убивать это прекрасное создание, столь же страшно ему увидеть реакцию Тора, стоящего далеко за его спиной.       — Вы! Вы обманули меня! — задетый сказанными словами гном стискивает руки в кулаки. Локи опускает голову, стоя к нему спиной, удобнее перехватывает меч. Он позволяет себе бросить лишь взгляд — искренний, истинный, перепуганный, — в сторону Тора, но именно в этот миг старший оборачивается к проему входа, осматривая пространство снаружи. Оттуда уже слышится шум приближающихся воинов. Им предстоит битва, но в моменте кажется, что ни одна из тех битв, что ещё ему предстоят, не будет сложнее той, в которой он решился принять участие сейчас. — Так будьте же вы прокляты! Я проклинаю вас и все, что я вам…       Вскинув голову, маг перехватывает меч двумя руками и отступает одной ногой назад. Разворачивается стопу, после ступает второй ногой и разворачивает корпус. Он заносит меч и рассекает им воздух по ходу. Раздаётся еле слышный свист, а после ему на рукава и кисти брызжет кровь. Идеально заточенное лезвие самым своим кончиком рассекает горло Андвари. Удивление и боль написанные на его лице слишком искренние, и Локи чувствует, как у него в уголках глаз скапливается влага. Договорить гном не успевает. Он замирает на мгновение, как стоял: с поднятыми в гневе руками и стиснутыми кулаками.       Его взгляд врезается в память Локи, не собираясь покинуть того и через сотни веков и столетий.       С хрипом, закашливаясь и задыхаясь, Андвари валится на колени, а после на песок. Его голосовые связки перерезаны, и больше он никогда не заговорит. Кровь выплескивается из его разорванного горла толчками, и Локи медлит, прежде чем срывает с запястья браслет. У него вздрагивает нижняя губа и слеза срывается на щеку, одинокой звездой увлажняя его кожу и лишь на мгновение замирая у подбородка.       Не опуская меч на песок, чтобы не оставить следов своего оружия, Локи протягивает браслет под кровавую струю и купает его в нем. Чужая кровь горячая, скользкая, и его грудину выхолаживает от ужаса. Андвари ещё жив. Он вздрагивает, смотрит прямо ему в глаза. У Локи не хватает сил вымолвить извинения. Руны браслета загораются. Они впитывают кровь, заполняя плотное украшение ею изнутри, и серебряный цвет багровеет прямо на глазах.       Быстро прошептав заговор, Локи подрывается на ноги и разворачивается. Заговоренная кровь высыхает на браслете к тому моменту, когда он достигает Тора. Тот смотрит только ему в глаза, но перехватить его взгляд у него не получается. Локи не в силах посмотреть на него. У него трясутся руки, сердце набатом грохочет в ушах. Собственный ужас бьет под коленями, пока он надевает браслет назад на руку и кончиками пальцев поглаживает его сухой, гладкий бок. Теперь у него есть сильный заговоренный магический артефакт, и он предупредил исполнение недосказанного проклятья, а все же в этом нет ни капли утешения. Кровожадность и жестокость свершенного им будет следовать за ним вечным воспоминанием, куда бы он не направился.       — Локи… — шёпот Тора такой поражённый и тихий. Локи может лишь зажмуриться крепко-крепко, пока нервно устраивает браслет на запястье удобнее. Тот непривычно тяжел и горяч. Закончив с ним, Локи сразу тянется к мешку. Копается в нем, торопливо и зло.       — Сколько их? — не желая поднимать тему только что совершённого убийства, Локи заставляет себя перенастроиться. Снаружи все громче слышен топот подступающих воинов. По звукам их не меньше двух десятков.       — Меньше полусотни. Три взвода, в каждом по три шеренги гномов. Какой план? — Тор лишь быстро вздыхает, но его интонация меняется. Наконец, найдя в мешке колбу с мороком, Локи почти готов признаться старшему в любви за то, насколько хорош он в военном деле, и за то, как быстро он перестраивается. Делать этого он, конечно же, не станет. Вместо этого поднимает взгляд вперёд.       Камень, представляющий из себя дверь входа, отодвинут не до конца, что вместе с тенями коридора позволяет им не быть замеченными. А вот полностью обмундированные гномы все видны как на ладони в дневном свете. Они движутся справа в три плотных ряда, по пять воинов в каждом ряду каждого взвода, постепенно приближаясь к пространству напротив выхода. У каждого в руках топор или меч. Лучников не видно, как и щитов у гномов. Похоже, защитную функцию выполняют железные щитки с поддетой кольчугой. На некоторых гномах нет и ее.       — Я выпускаю морок и мы под видом ванов прорываемся сквозь них. Я добавлю еще десяток иллюзий. Наша задача просто пройти сквозь шеренги, напрямик. Как только мы останемся у них за спинами, я смогу перенести нас на полтора дня пути вперёд. Мы окажемся у границы земель Короля. После пересечем ее, и дальше уже будем решать… — вглядываясь в гномий строй, Локи видит несколько секир. Из-за блеска металлических шлемов и стройного ряда воинов ему не так просто разглядеть наличие у них за спинами луков. Коротко, тихо ругнувшись себе под нос, он опускает взгляд к пузырьку с мороком. Уже берётся пальцами за пробку, но замирает. — И ещё…       — Эй. Посмотри на меня, — Тор неожиданно опускает ладонь поверх его пальцев. Его голос звучит серьезно. Локи морщится. Уже подготовившись к столкновению с жалостью во взгляде напротив, он вскидывает глаза. И натыкается лишь на уверенность и внимание. Тор осторожно гладит его напряженные пальцы, заляпанные кровью Андвари. Пока Локи весь замирает, чувствуя, как его ужас колотится у него внутри, не имея возможности вырваться. А затем Тор говорит: — Я тебя не брошу.       В горле у Локи собирается ком. Он бы и рад ответить что-то, но чувствует, как желание заорать и разрыдаться медленно подгребает его под себя. У Тора тёплая ладонь и прикосновение очень нежное. Он только-только стал свидетелем разрушения, что устроил Локи, и все, что он делает… Нарочно закашлявшись и отвернувшись, Локи быстрым движением стирает чистыми пальцами все ещё стоящие в глазах слёзы. И как ни в чем не бывало оборачивается, говоря:       — Ещё бы ты меня бросил. Я — твой безопасный путь назад. И если я подохну, ты попадёшь под подозрение. Такую выходку Всеотец тебе простит вряд ли… — фыркнув преувеличенно надменно, он встряхивает руками, пытаясь сбросить ощущение прикосновений старшего вместе с самым прикосновением, а затем все-таки говорит то, что хотел сказать ранее: — Наверху могут быть лучники, поэтому из поля морока уходить нельзя. Держись поблизости и возьми меч, который я купил. Я к нему не привык, поэтому не смогу им пользоваться, а у тебя опыта больше, — протянутый Тору меч неожиданно тяжелит ладонь, и Локи почти пихает его в чужие руки. Этот меч он взял у Андвари. Это мерзкий меч… Ему хочется провалиться сквозь землю в самую глубокую гномью шахту и задохнуться от пыли и жара, расползшихся там — невозможно. Ему хочется деть куда-то глаза, но и этого сделать не получается. Тор смотрит прямо на него, и его взгляд говорит громче любых произнесённых губами слов.       — Молот? — ему удается перехватить всунутый Локи меч до падения на землю. Локи смотрит куда угодно, только бы не старшему в глаза. Он замечает уверенные движения сильных пальцев, жилы кисти, перекручивающиеся под кожей от движений ладони, и ткань плаща, оголяющую запястье. Самая первая метка Тора эфемерно кусается, пока ее хозяин источает лишь уверенность и благосклонность — ее вид заставляет Локи зажмуриться и дернуть головой. Он не может сосредоточиться и успокоиться, слёзы вновь подкатывают к глазам, как бы он не старался, а перед глазами снова и снова оказывается взгляд Андвари. И даже усиливающийся топот воинов не помогает ему собраться и успокоиться.       Тор все смотрит и смотрит. И тысячи хромых переживаний стучатся Локи в рёбра. Тысячи мыслей проносятся в его голове. Об Андвари и предательстве. О Торе и его чувствах относительно случившегося. О собственном падении и руках, все ещё перепачканных чужой, уже подсохшей кровью.       — М-молот… — он очень хочет ответить, но голос предаёт его так же, как он сам только что предал Андвари. Поймав себя на этой мысли, Локи зажмуривается, замирает и зажимает кончиками пальцев переносицу. Он давит во внутренние уголки глаз, словно пытаясь не дать слезам протиснуться по слезным каналам наружу, только для слез эта преграда и не преграда вовсе.       Опустив голову, Локи стискивает в пальцах другой руки колбу с мороком. Кончик большого пальца давит на пробку, ноготь нервно щёлкает по ее закруглённому краю. Скорбь расползается в его грудине с быстротой огня, сжирающего сухую весенне траву. Чёрный дым заполняет легкие изнутри, и слёзы сбегают горячими, крупными каплями по щекам. Он ощущает себя ядовитым и смертельно опасным. Тор говорит за него:       — Мой молот один на все девять миров. Слишком заметно будет и подозрительно. Я согласен, — Локи давится вдохом, за мгновения даже забыв, что старший здесь. Помедлив немного, уголки его губ печально опускаются. Ощущая себя разбитым и разрозненным, он даже солгать не может, лишаясь всех своих навыков. Скорее всего Тор разочарован в нем, и доверие между ними разрушено. Не то чтобы оно вообще было и не то чтобы Локи собирался выстраивать это доверие.       Он собирался! Он хотел, жаждал, стремился…! Он так сильно старался… Перед зажмуренным взором всплывает удивительной красоты картина. На ней Тор на троне, а он сам — подле, ровно по правую руку, со свитком и пером. И Тор доверяет ему все. Тор доверяет ему всегда.       Теперь же все это, видимо, разрушено и уже истлело. Они вернутся в Асгард и, впрочем, дивиться будет нечему, если стража встретит его посреди моста. А как возрадуется Один! Получить в руки такой серьезный рычаг давления на Локи, как нападение на гномьи территории — для него этот день станет вторым днём зарождения.       И хотя гномы не славятся изощренностью своих пыток, истории об их кровожданости и жестокости стелятся далеко во все стороны по Вселенной.       — Нас двое. Я возьму на себя правую половину, ты — левую. Лучше всего будет послать клонов с боков, тогда центр будет свободнее и в нем не будет давки, — Тор с шорохом втыкает меч в песок пола, и подходит на шаг ближе к нему, ядовитому и разрушающему все, что ему же дорого. Тор, безбашенный и дурной, словно не боится вовсе. Локи и шарахнулся бы, но он слишком резко сосредотачивается на глубоком, серьезном голосе старшего. Самые первые слова, сказанные Тором, вновь и вновь звучат в его голове, изгоняя из лёгких дым и заглушая шум ревущих от боли мыслей. — Нас двое. И, нравится тебе это или нет, но я буду прикрывать твою спину, даже если буду при смерти.       Локи чувствует, как чужие руки надевают ему на голову капюшон. Бережно и осторожно Тор поправляет ему волосы, самыми кончиками пальцев касается скул. Кажется, он вот-вот оставит на лбу у Локи тёплый след своих губ, но этого не происходит. С мягким шорохом песка Тор отступает. В молчании берет в руки меч и надевает капюшон тоже.       Медленно, тяжело Локи вздыхает и открывает глаза. Утирает их ребром ладони, шмыгает носом резко. Странное ощущение трогает его за плечо и тянет обернуться назад, к мертвому телу Андвари, а Локи лишь вдыхает ещё глубже. Он раздувает грудь так сильно, как только может, а после стискивает в пальцах колбу с мороком. Стеклянные грани прозрачной клетки врезаются в пальцы с болью и гневом от столь грубого обращения, только вот им никто не внемлет. Локи вытягивает из ножен меч, перехватывает его удобнее. Сложнее всего ему даётся самое простое движение — поднять глаза к Тору. Тот смотрит на него внимательно, пристально. Его взгляд крепкий и стойкий. Ни страха, ни тени сомнения. Вглядываясь в его глаза своими, воспалёнными и так и норовящими прослезиться, Локи поджимает губы. У него из горла рвутся дурные, ненужные слова — это его первая настоящая/реальная битва.       И она пугает не меньше, чем последствия уже созданных бед.       — Ты… — он выдавливает из себя еле-еле мелкое слово и трусливо не зовёт старшего по имени. Пальцы крепче стискивают меч в ладони. Ему не хочется договаривать, ему хочется лишь отвести взгляд и сбежать. Расправив плечи, Локи поднимает голову выше — как учила мама, — и делает первый шаг на выход. Он смотрит Тору в глаза, бросая как можно легче и невозмутимее: — Будь добр, не сдохни.       Тор лишь фыркает, и одновременно с этим звуком, оттеняющим сдержанным весельем и довольством, Локи резким движением пальца отщелкивает пробку прочь из горлышка колбы. Словно в отместку, она легонько щёлкает его по пальцам, прежде чем повиснуть на ремешке у горлышка. Морок вырывается прочь мгновенно, и не дожидаясь сигнала Локи весь обращается в шёпот. Слова сами стекают с его губ заговаривая, наказывая и увлекая морок прочь. Их фигуры застилает мрак с проблесками зелени, но взор остается свежим и четким. Морок вырывается прочь из проема выхода, он растекается по песочной равнине, поглощает воинов, уже ждущих их плотными рядами неподалеку от входа. Они расположились так, чтобы лучники, точно прячущиеся на крыше крепости, успели обстрелять их с Тором смертельно опасными стрелами и железными болтами. Однако, их планы рушатся, как сам Локи глубоко в собственном сердце рушится перед мертвенно бледными телом Андвари на колени. Он скорбит и эта скорбь, что должна сковывать и пленять его движения, перетекает в ярость.       И эта ярость приводит его к ненависти.       Бесшумно, без победного клича и крика, он лёгкой рукой закидывает опустевшую колбу себе за спину, в раскрывшийся сам собой заплечный мешок, и срывается на резкий, чёткий шаг. Этот шаг быстро перерастает в бег. Его слух улавливает шорох песка под стопами старшего — тот не отстаёт, держась по правую руку.       Перехватив меч двумя руками, он сдавливает рукоять яростным, быстрым движением, и по клинку проходит дрожь. Яркая зелёная магия вместе с коротким огненным всполохом проносятся по нему, взрываясь десятком лучей. Они расходятся в разные стороны, образуя тени, и эти тени обретают очертание, эти тени обретают плоть. В груди каждой иллюзии тлеет дитя Бранна, и его жизнь не будет долгой, но оказанная помощь окупится после сторицей. Образы обретают плоть и кровь, и, обращаясь десятком ванов, разбегаются в стороны, во мраке окружая гномье войско.       — Защищать крепость! — зычный, резкий голос главного начальника, стоящего впереди, разносится в стороны, и его подчиненные вторят ему. Шум доспехов знаменует первую смерть — голова начальника войска слетает с его плеч под натиском меча в руках Тора. Локи видит это резкое, уверенное движением краем глаза, но у него не остается времени, чтобы обдумать и осмыслить произошедшее.       Ненависть в нем пенится, вскипает и разрастается. Он весь — ненависть. Он ненавидит себя за все свои прегрешения и за допущенную смерть старшего. Он ненавидит норн за их угрозы и уплаченную им цену. Он ненавидит Одина за всю его кровожадную суть и за все страдания, что тот принёс Тору. Он ненавидит Королеву альвов за то, как нагло и бессовестно она вмешалась однажды. Он ненавидит каждую случайность и каждый неудачный поворот судьбы, что привели его к ошибкам, сотням и тысячам ошибок, которых он никогда не исправит.       Ненависть делает его руки крепче, а движения резче. Он ненавидит себя. И эта ненависть придаёт ему сил, делая руки тверже, а хватку сильнее. По левую и правую руку уже слышится звон оружия, и Локи отпускает контроль над созданными иллюзиями, мысленно передавая его Бранну и присоединяя его тонкими магическими нитями к тлеющему пламени в груди каждого вана. Этого не будет достаточно, чтобы огонёк потерял контроль и заигрался, но все-таки хватит, чтобы иллюзии не разбежались и не растворились в пространстве вовсе. Его собственным первым противником становится неприметный, темноволосый гном — он вряд ли видит что-либо, кроме мимолетного, размытого образа противника. Локи не всматриваясь, по ходу, вспарывает ему плечи, надрывая плоть именно в тех местах, где пластины железных лат сходятся. На мгновение острие его меча натыкается на кольчугу, но небольшого магического импульса, пущенного по мечу, хватает, чтобы разорвать ее тоже. Именно в этот миг он замечает секиру, уже наметившую себе цель прямиком у его кадыка, и ему приходится пригнуться. Песок под ногами играет с ним злую шутку, пересыпаясь и предавая твердость его стойки. Ноги чуть разъезжаются, он чуть не падает, потеряв равновесие, но успевает криво вспороть своему противнику грудину. Уши закладывает от шума несущейся по кровотоку крови, и это спасает его от ужасающего крика чужой боли.       Упав в песок, Локи перекатывается вперед, подрезает стойку нескольких соседних гномов и подрывается на ноги. Морок скрывает его лицо и тело вместе с плащом, но ему самому это ничуть не мешает видеть врагов впереди. Тор пропадает из виду, и только осознав это, Локи ощущает сильный толчок в спину. Он не слышит окрика, но в голове проносится неожиданно чёткий и резкий голос:       — Не тормози. Я рядом.       Это Тор, и его эмоциональный импульс дает силу связывающей их печати, передавая мысль. Локи приходится перекатиться вперёд вновь, чтобы восстановить потерянное от толчка равновесие и не пропахать лицом песок. Когда он оборачивается, перед глазами предстаёт старший, сцепившийся с гномом, почти нанёсшим Локи удар со спины. Губы растягиваются в ухмылке, и он вдыхает глубже. Воздух затягивает аромат крови и железа — медленно, но неумолимо и густо.       Обернувшись, он поднимается на ноги. Почти сразу приходится уворачиваться от новой секиры, норовящей вспороть ему бок. Взмахнув мечом, Локи разгорается от желания лишить гнома головы, но меч, словно издеваясь, застревает на середине пути, в чужой шее. Ему приходится пнуть воина ногой в грудь, чтобы освободить оружие. Почти в это же мгновение Локи пригибается, уходя от гномьего меча и делая подсечку другой ногой. От резкой смены опорной ноги, равновесие вновь напоминает о себе не лучшей весточкой, и Локи подаётся грудью вперёд. Упавшего на песок гнома он не добивает, помня о главной цели.       Им просто нужно пробиться сквозь эту ораву разъяренных гномов.       Тяжело дыша и случайно слизывая кончиком языка чужую кровь с губ, ему удается пройти три шага и новая схватка находит его сама. Рослый плечистый гном почти награждает его ударом в череп — его булава замирает в нескольких мгновениях от макушки Локи, удерживаемая лишь подставленным остриём меча. Железо скрипит друг о друга, и под чужой силой Локи прогибается. Его разум судорожно ищет возможность выхода из патовой ситуации, но вывернуться нет ни единой возможности. С каждым мигом Локи лишь сильнее вязнет в песке, сапоги скользят по нему, и он морщится, стискивает зубы, пытаясь удерживать давление чужой булавы. Ему не хватает сил, чтобы перейти из защиты в нападение.       Тор появляется справа и без сомнений прорезает здоровяку сердце. Его сильная, смуглая ладонь прокручивает меч, изодравший ничем не прикрытую кольчугу, и Локи засматривается на это движение. Капюшон лишает его части обзора, но ему удается заметить другого гнома, уже заносящего за спиной Тора свою секиру. Вывернувшись за мгновение из-под ослабевшей булавы, он делает взмах мечом по кругу и перерубает гному кисти, не давая довершить удар.       Отчего-то мелкое желание обернуться к Тору, взглянуть на его реакцию, занимается в его груди, но времени на это нет. Локи просто несется вперёд. Он успевает нанести ещё несколько ударов, случайно жертвует собственным вспоротым бедром и сносит три шальные головы, как, наконец, выбирается из плотной, разгоряченной битвой толпы. На последнем шаге оборачивается, и как нельзя вовремя: Тор сражается с очередным гномом, оставляя спину открытой. Но открытая спина — худшая возможная перспектива в этой битве.       Рванувшись назад, Локи пронзает мечом насквозь подобравшегося к старшему сзади гнома, а после отталкивает его за плечо прочь. Песок под раненной ногой толкает его в сторону, и Локи не удерживается. Не упасть ему помогает лишь Тор. Он подхватывает его под локоть, ставит ровнее. Времени на обсуждение нет совсем, и Локи просто разворачивается на месте, протягивает руки вверх. Он обнимает Тора за шею, прижимается к нему всем телом неожиданно откровенно, а после зажмуривается. Ладони теплеют, собирая шар магии и унося с его помощью их прочь из этой кровавой бойни. Прежде чем Локи успевает перенести их в границе королевских земель, он явственно чувствует важное — Тор обнимает его за талию под плащом очень и очень бережно. ~~~^~~~       — Ты предлагаешь мне снять штаны?! — скрестив руки на груди, Локи насупливается и поджимает губы. Его глаза щурятся, недоверчиво и с осуждением, пока он смотрит на тяжело вздыхающего Тора. Тот лишь трёт переносицу пальцами, отвлекаясь от расстёгивания фибулы на своём плаще.       Последние два дня они шли почти без остановок. Стоило только Локи перенести их к границе земель Короля, как почти сразу по ней прокатилась рябь. Королевские маги медленно поднимали невидимый барьер, чтобы не дать ворам покинуть гномьи территории. Руны загорались одна за другой и не было ни единой возможности для промедления. Оставляя за собой кровавый след, Локи удалось не только успеть пересечь границу, но и позаботиться о том, чтобы это было максимально безопасно для них обоих. Одновременно с ними с Тором в десяти разных местах границу так же пересекли десять плотных, качественных иллюзий — в каждой из них тлел мелкий огонёк Бранна, придавая им реальности. Этого должно было быть достаточно, чтобы хоть немного сбить гномов со следа и рассредоточить их внимание.       Следующие два дня им пришлось преодолевать пустыню без надежды на отдых. Времени на то, чтобы позаботиться о собственном бедре у Локи не нашлось. Первые сутки он надеялся, что рана затянется сама собой. Стараясь не концентрироваться на боли, разрастающейся по бедру с каждым новым шагом, он случайно упустил то мгновение, когда идти стало почти невыносимо. К счастью, это произошло уже когда они добрались до оаза. Тор, правда, обрадованным совершенно не выглядел.       — Я говорю о том, что рану нужно промыть и перевязать. А судя по тому, что процесс заживления затянулся настолько, либо твоя кровь отравлена, либо дело в магии. Гномы всегда славились своей жестокостью в битве… — опустив руки и вернувшись пальцами к фибуле, он расстегивает плащ у ворота, а после скидывает его на траву. Решив не испытывать судьбу, они забрались в самую глубь безопасного оаза, к озерцу. И хотя за все эти два дня пути ни разу на горизонте не было видно войска Короля, Локи не оставляло ощущение, что их преследуют.       Локи отворачивается и нервно постукивает носком сапога по траве. За прошедшие дни, что их тут не было, оаз ничуть не изменился в своём наполнении и сути. Тут было тихо, ни ветерка, ни единого лишнего источника света не было видно. Тусклое солнце село за горизонт уже давно. Время близилось к полуночи. Впившись пальцами в собственные бока, он мнёт кожу сквозь ткань рубахи до боли. Но даже эта боль не сравнится с той, что ввинчивается в плоть бёдра, словно раскаленный, острейший клинок.       В нем смешивается стыд и страх. Помимо того, что раздеваться перед старшим кажется просто непозволительным, сумасшедшим решением, ему банально страшно взглянуть на собственную ногу. Магического запаса осталось не так много, и перспективы были неутешительны. Ранним утром Биврест принесёт товары и караваны к месту, где высадил их порядка недели назад, и успеть туда они смогут только если Локи перенесёт их магией, которой у него практически не осталось. И целой ночи в пути им не хватит, чтобы преодолеть оставшееся расстояние.       Конечно, они могут задержаться здесь и прийти к следующему утру, чтобы Биврест забрал их в обмен на другой десяток караванов. Жаль, погоня и промедления не являются чем-то совместимым и хорошо уживающимся.       Не дожидаясь его ответа, Тор расстилает плащ на траве, укладывает рядом со стоящим на траве молотом меч, что Локи отдал ему, а после принимается копаться в заплечном мешке. Его движения не выглядят нацеленными найти определённый предмет. Похоже, он просто тянет время.       — Я… — Локи начинает говорить, но тут же закусывает щеку. Задумчиво вглядывается в тьму зарослей оаза, после бросает взгляд на несколько светящихся сфер, мерно плавающих у них над головами. Смотреть на старшего очень сильно не хочется. — Ты… — ему не удается подобрать слова. Тяжело вздохнув, Локи переступает с ноги на ногу, морщится от боли и быстрыми движениями пальцев расстегивает плащ. Заплечный мешок он скинул стоило им только выйти на поляну — прячущиеся внутри вещи, купленные у Андвари, тихо звякнули, напоминая о себе и заставляя его нахмуриться. — Это совершенно не обязательно. Завтра мы будем в Золотом городе, и я смогу…       — Ты работал с ядами когда-нибудь? — Тор поднимает на него голову, все ещё держа одну руку внутри своего мешка. Его взгляд суровей некуда, и Локи покрывается мурашками от тревоги. Серьезность Тору не к лицу, уж слишком хорош он в военном деле. И если Тор серьёзен, невозможно не разволноваться.       — Тор, прекрати преувеличивать. Это всего лишь… — Локи заставляет себя усмехнуться. Выходит натянуто и лживо, и он отводит взгляд. За метки своего обучения у матери он работал с сотнями трав и зелий, и работа с ядами не обошла его стороной. Обратив взгляд к скинутому плащу, он уже хочет присесть на корточки и разложить его по земле. Без боли этого сделать не получится, конечно же, но если ему удастся держать лицо, все можно будет сделать без лишних вопросов со стороны старшего. Так ему кажется, но Тор перебивает его резко:       — Я не преувеличиваю. Галлюцинации, атрофия конечностей, остановка сердца, бред и агрессия. Это лишь малая часть списка, Локи! — он отшвыривает свой мешок на плащ, поворачивается лицом и переплетает руки на груди. Мышцы на его плечах каменеют, он расставляет ноги широко и властно. И эта хмурая складка меж его бровей не добавляет его виду дружелюбия. Кажется, даже прядки светлых волос, что разлеглись на его плечах, осуждают Локи и его упрямство. — Я уже не говорю о тех случаях, когда рана заживает, но здоровье начинает ухудшаться, и воин месяцами живет в агонии. Всегда это заканчивается печально. Вплоть до убийства своих близких людей в бреду. Твою ногу нужно осмотреть. Сейчас же!       Локи скалится и морщит нос. Он прекрасно знает все это и сам. И Торовы лекции ему определенно ни к чему. Они лишь злят, заставляя нервно кусать губы и крепче сжимать руки в кулаки. Выдержав несколько мгновений тишины, Локи дергает головой недовольно, сплёвывает в траву горечь, а после взмахивает рукой.       — Ты… Если ты только тронешь меня, я тебе глотку вскрою! — развернувшись, он приседает на корточки, и еле успевает упереться ладонями в траву. По бедру простреливает сильная искра боли, толкая его и заставляя терять равновесие. Тор позади, за спиной, коротко хмыкает. Потратив какое-то время на то, чтобы поправить плащ и найти в своём мешке лечебное зелье, захваченное из Асгарда, Локи оборачивается. Быстро смеряет взглядом старшего, возвращающегося из границы пролеска с хворостом для костра. Стиснув зубы и сделав взгляд как можно более грозным, он резко говорит: — Отвернись.       Тор даже останавливается там, где шёл. Он вскидывает бровь скептично, немного выжидает — словно, подозревая, что это была шутка, — а после скидывает хворост на землю и разворачивается спиной. Кое-как поднявшись на ноги, Локи быстрыми, резкими движениями пытается расшнуровать брюки. Его взгляд мечется от собственных дрожащих пальцев к спине старшего, нервно следя за тем, чтобы Тор не смел оборачиваться.       — Кто бы только мог подумать, — Тор переступает с ноги на ногу, потягивается преувеличено лениво, а после запрокидывает голову к небу. Локи не знает, что он пытается там разглядеть, но ему очень сильно хочется послать ему в спину какое-нибудь гнусное заклинание, чтобы наслать на него диарею или может икоту на следующие несколько дней. — Что ты такой смущенный…       — Прекрати нести чушь! — огрызнувшись, Локи бессильно дергает за завязки брюк, которые никак не хотят развязываться и наоборот только сильнее путаются в узелок. От его резкого движения узелок затягивается лишь сильнее, и он несдержанно бранится: — Да Хель бы тебя подрала, аргх! — вскинув обе руки, он стискивает зубы и закрывает лицо ладонями. Кончики пальцев давят на глазные яблоки, пока большие пальцы впиваются до боли в нижнюю челюсть.       — Почему же это чушь? — судя по шороху подошв, Тор оборачивается. Тяжело дыша от гнева и страха перемешавшегося со стыдом, Локи не имеет возможности отвести руки от лица. Все, что он может, это стоять и слушать, как старший медленно шагает. Не сложно догадаться в какую сторону он двигается. — Мне кажется, это прелестно. К тому же, что ещё прелестнее, ты даже не догадываешься, какое впечатление создаёшь… — по мере приближения, его голос становится тише. Спокойствие чужих интонаций заполняет пространство вокруг, но Локи лишь тяжело вздыхает и трёт лицо ладонями.       — Если ты собираешься удариться в оскорбления, можешь не утруждаться. Я и так прекрасно осведомлён об… — он трёт переносицу напоследок, выдыхает и опускает руки. Тор как раз останавливается напротив. И вновь перебивает, даже не давая закончить предложение. Локи поджимает губы недовольно.       — Отнюдь. Я пытаюсь осыпать тебя комплиментами, только, к сожалению, не знаю с какой стороны подступиться. Ты совершенно не хочешь меня слушать. Давай помогу, — Тор протягивает руки вперёд, опускает глаза и принимается развязывать тугой узелок на брюках Локи. Осторожно и медленно, без единого резкого движения его пальцы пытаются вытянуть концы шнуровки из нескольких тугих петелек узелка.       — Я не помню, чтобы разрешал тебе… — Локи каменеет весь. Его руки немного согнуты, и ногти впиваются в ладони. Смолкнув и так и не закончив предложение, он медленно вдыхает. В нос тут же набивается тёплый запах старшего. Он немного горчит нотками соли и пота, незаметно примешивается аромат крови. Уже перейдя границы земель Короля, они потратили немного времени на то, чтобы отмыться от крови, залившей руки и попавшей на лица, но одежда все ещё была испещрена пятнами. То тут, то там можно было углядеть чужую кровь. Гномью кровь.       Стоит ему подумать об этом, как — нарочно будто, — искупанный в крови Андвари браслет резкой тяжестью откликается на запястье. Локи встряхивает рукой, чтобы убрать это ощущение, но оно не исчезает.       — Но ты меня и не отталкиваешь, согласись. Ты — один из величайших магов всех девяти миров; уже мог бы придумать способ отвадить меня прочь, но ты не делаешь этого, — сосредоточенно следя за собственными руками, Тор не поднимает к нему глаз. Его правда режет Локи по сердцу столь не вовремя. И мертвеющий взгляд Андвари встаёт перед глазами вместе с тысячами других глаз, богов и людей, существ разных видов, которых Локи убивал в прошлых жизнях. Создания, чьи жизни он превращал в изысканную пытку… Он правда мог быть ужасен и мог себя оградить даже от Тора. Если бы он только хотел.       Скользнув взглядом по густым, светлым бровям старшего, по сосредоточенному выражению его лица, Локи вновь ощущает мягкий, неуловимый импульс. Он — тот же самый, что застал его врасплох тогда на балконе и в Йотунхейме. Неутолимое, беспощадное желание прикоснуться. Прижаться всем телом, пробежаться кончиками пальцев по коже, стереть эту хмурую складку меж чужих бровей, разгладить усталые черты лица и придать тусклому взгляду свет.       — Я убил его… Он был добр ко мне, и я убил его, — его ладонь с дрожью поднимается и самыми кончиками пальцев, мимолетно касается щеки старшего. Тот замирает посреди движения, его руки останавливаются в своём благородном порыве развязать этот дрянной узелок шнуровки, а глаза медленно прикрываются. У Локи что-то тошнотно приятно переворачивается в животе, когда Тор льнет его ладони щекой. И его лицо не выражает боли. Его тело очищено от вето и теперь каждое прикосновение… Локи закусывает щеку изнутри, беззащитно рассматривая чужое умиротворенное выражение лица.       — Быть воином…это непросто. Руки всегда будут обагрены чужой кровью. Чаще это будет кровь врагов, но иногда, — Локи тихо, поражено вдыхает, прижимая ладонь к тёплой щеке старшего и вслушиваясь в сильный, негромкий голос. Его большой палец осторожно поглаживает тонкую кожу под нижним веком. Ресницы Тора вздрагивают, но он не открывает глаз. И шепчет на границе тишины: — Это кровь старых любимых друзей. И эта скорбь остается с тобой навсегда.       — Нет, ты не понимаешь… — Локи шепчет ещё тише. Его сердце бьется сильно и громко у него в груди, и тот страх, что сковал его, пока он омывал браслет кровью Андвари, наконец, проявляется в полную силу. Он убил этого чудного гнома, потому что у него не оставалось другого выбора, не оставалось другого пути и исхода. И если это случилось так просто, то что он может сделать ещё… — Он был добр ко мне и теперь он мёртв. Я убиваю тех, кто добр ко мне. Я… — в горле становится ком. И откровение рвётся из его груди с усилием дикого вепря. Осторожно надавив ладонью на нижнюю челюсть старшего, Локи поднимает его опущенную голову ровнее и заглядывает в закрытые глаза. Он приоткрывает губы, но не может ни позволить себе, ни остановить себя от признания. Реакция Тора страшит его. И невозможно предугадать, что случится, если он узнает, кто на самом деле убил его в самой первой жизни. Но сколь же сильно Локи хочется прокричать: — Моя любовь жестока! Я опасен! Беги от меня, ну же! Спасайся…       Но он просто не может произнести этих слов. Только обретя старшего, его присутствие и звук его голоса, столь больно отказаться от него, даже осознавая все-все риски. Замерев, окаменев от собственного ужаса, Локи, кажется, даже дышать забывает. Тор распахивает глаза, и его лицо очень и очень близко. Он смотрит в ответ с нежностью и беспощадной, прошивающей насквозь преданностью. И шепчет тише, чем мелкий ветер перебирает травинки у их ног:       — Если мне будет суждено умереть от твоей руки, это будет для меня честью, — и Локи скорбно улыбается. Ему хочется отвести глаза, но сделать этого не получается. В разуме мага мелькает дурная, искристая мысль о том, было ли в Торе взаправду все то лицемерие, в котором Локи пытался убедить себя многие-многие метки? И не придумал ли Локи его себе самостоятельно, в шторме из злобы и обиды? Потому что действия Тора сейчас вторят его словам. На его глазах Локи убил безвинного, буквально приводя в действие все свои выдуманные угрозы, о которых они шептались только несколько ночей назад, и Тор лишь напомнил о своей верности. Он не взорвался ненавистью и осуждением, не выплюнул все свое презрение Локи в лицо и не раскрутил скандала. Его взгляд оставался мягким и нежным, словно никакого монстра внутри Локи не было. Словно не было никакой опасности, и поэтому Тор не боялся. Он принял происходящее, как вынужденное и неизбежное, соглашаясь и на эту часть Локи, как на нечто естественное. И вот сейчас его ладонь медленно, начиная с кончиков пальцев, опускается на бок Локи, пока у того в груди разгорается благодарность. И нет никакой возможности ее высказать. Ему не хватит слов и всех языков, существующих в девяти мирах, чтобы передать, сколь глубоко происходящее проникает в его сердце тёплой иглой. Это немного болезненно и это пугает до короткой дрожи в кончиках пальцев, но сколь приятно это ощущение единения. Ощущая тёплые и сильные руки Тора сквозь ткань рубахи, Локи запоминает это ощущение. Оно щекочет грудину изнутри, протягивая мелкие алые нити в прошлое, о котором он старался не вспоминать все это время. То прошлое, в котором Тор был предан ему и ещё не предавал его. То прошлое, в котором Локи был любим.       И любил сам.       — Ты такой дурак, — Локи тянется вперёд, чуть привстает на носочки и упирается другой ладонью Тору в грудь. Он печально улыбается на уголок губ. И неожиданно оказавшись столь близко, совсем не волнуется. Много страшнее наблюдать, как Тор приближается, как сокращается это расстояние между ними, дистанция умирает и опасность унижения и боли увеличивается многоразово с каждым новым шагом. Когда же он столь близко, страха совсем нет. Его не было ни на балконе, ни в Йотунхейме, ни в тот миг, когда Локи прижался к нему, забирая их прочь из морока битвы. Оказавшись столь близко, Тор ощущается настоящим. Ни единая версия из прошлых жизней не может сравниться с ним, ведь все мелкие детали отличаются. Нежный взгляд, светлая колкая щетина и даже его губы — все это неимоверно мягкое под взглядом и прикосновением Локи. Нет ни ярости, ни жестокости, что так ярко отпечатались в его разуме с той злополучной жизни и того кровожадного надругательства.       Чужая грудь под ладонью очень крепкая и твёрдая. Локи опирается на неё рукой, тянется вперёд. Он явно осознаёт, что именно собирается сделать, и собственная неожиданная храбрость вдохновляет его. Тор коротко выдыхает, уже тянется навстречу. Резкая сильная дрожь, полная боли проходится по бедру Локи, и, ойкнув, он просто заваливается вперёд. Стискивает пальцами рубаху на груди старшего, другой рукой хватается за его плечо и несильно задевает носом щеку. Стоять становится трудно, но Тор обнимает его второй рукой за бок и удерживает в своих руках.       — А все так хорошо начиналось, — Тор фыркает и тихо смеется. Локи остается только хлопнуть его по плечу, тяжело вздыхая. Он поджимает губы, хмурится и пытается медленно отстраниться. — Такими темпами, я думаю, к восьмидесяти меткам мы с тобой может быть даже и поцелуемся.       — По-твоему это забавно? — отступив назад и скривившись, он даже не пытается освободиться от поддержки старшего. Тор без лишних слов отступает немного в бок и, подхватив его подмышки, помогает опуститься на плащ.       — Я слишком взволнован тем, что ты собирался сделать, поэтому, — присев на корточки, он убирает руки прочь, пожимает плечами. Локи подтягивается на руках, отодвигаясь подальше и неодобрительно качает головой. Его скулы горят ярким румянцем и в купе с серьезным, насупленным выражением лица это выглядит скорее всего жутко «прелестно». Бросив быстрый взгляд на старшего, Локи замечает его неловко отведённые в сторону глаза и чуть алеющие скулы. Тот договаривает: — несу чушь, — а после быстро переводит тему. — Ты взял с собой какое-нибудь зелье или будем справляться собственными силами?       Смерив Тора суровым взглядом, Локи вздыхает, жмурится и поднимает руки. Он прочесывает прядки волос, проходится по ним кончиками пальцев, и прядки сами собой сплетаются в плотную косу. Заправив за уши несколько выбившихся прядей, он говорит:       — Принеси бурдюк с водой. У меня есть лечебное зелье, но что-то мне подсказывает, что придется прижигать, — тяжело выдохнув и получив кивок Тора в ответ, Локи дожидается пока тот поднимется на ноги, а после до конца расшнуровывает пояс брюк. Большая часть работы уже сделана, Тор и правда распутал тот узелок, что случайно затянул сам Локи, перенервничав. Поёрзав и еле-еле стянув брюки к коленям, он прикрывает нижнее белье краем рубахи. Взгляд сам собой падает на рану и почти сразу его губы вздрагивают, изгибаются. Кровавые разводы рывком утягивают его за ворот и возвращают к Андвари, его стекленеющим глазам и удивлению. И Локи не желает задерживаться в этом воспоминании, но уже через мгновение неожиданно жаждет вернуться к нему: вид собственной крови утягивает его много дальше, в то злополучное надругательство; и его разум заполняет ужас. Дыхание рвётся. Закусив изнутри щеку, чтобы перепуганно не заскулить, Локи может лишь позвать: — Т-тор…       Старший уже подходит назад. Он скидывает бурдюк с водой рядом с Локи на плащ, сам садится прямо на землю и подбирает к себе ноги. Локи видит это отдаленно, краем глаза, ведь он весь сосредоточен на собственном бедре, и картинка перед глазами двоится, смазывается. Кровавая подсохшая завитушка ближе к внутренней стороне бедра похожа на смазанный кровавый след, что оставила его пятка, когда он отползал к стене, истекая собственными внутренностями и пытаясь убраться подальше от другого Тора, разъяренного и дикого. Плоть его бедра, перемазанная пылью и засохшими подтеками крови, припухла и раскраснелась — она напоминает ему об агонии. И нет нужды строить догадки, что же случится дальше. Бедро придётся промыть, а после нужно будет убрать гной, потому что рваные края алые, воспаленные. Подсохшая на них корка, из крови и гноя, въедается своим видом в сознание Локи, пытаясь прорыть в нем дыру и сквозь неё выбросить его назад, к скользкому багровому полу, разбухающему от собственной крови животу и боли, которую нужно пережить. Чем больше он всматривается, тем сильнее ему кажется, что стоит только надавить на бедро хоть немного и изнутри раны начнёт сочиться гной.       — Все не так уж плохо, — хмыкнув, Тор берет бурдюк, открывает его и поднимает к Локи глаза. Тот смотрит теперь уже на него, с ужасом и неверием после услышанных слов. Он даже рот приоткрывает, но поражено не может вымолвить ничего вовсе. Тор спокойно говорит: — Плоть ещё в состоянии регенерировать и от тебя не пахнет мертвечиной, а значит все не так плохо. Я собираюсь промыть ее, а ты мне пока расскажи, что за зелье ты с собой взял.       — Я… Оно сильное, должно справить с любым ядом, — у Локи дрожит голос, но он заставляет себя начать говорить. Присутствие Тора дает лишь больше точек соприкосновения с болезненным, отвратительным воспоминанием, и его сознание даже не смеет предположить, что рана излечима, а боль — не столь разрушительна как ему кажется. Отворачивается именно в тот момент, когда Тор начинает лить на бедро воду. Влага ощущается ледяной, колючей и острой, и маг вздрагивает всем телом. Почти сразу на его ногу чуть выше колена опускается ладонь старшего, удерживая на месте. Прикосновение перетягивает на себя все внимание требовательно, и Локи поддаётся ему, прикрывает глаза. А зубы все равно стискивает. Его рука на ощупь находит брошенный на плащ флакон с лечебным зельем, пока ему самому хочется отползти, убраться отсюда подальше, чтобы разобраться с этим самостоятельно. Чтобы никто не видел, сколь остро в его сердце и разум впивается это дурная боль.       Вода смывает немного грязи, но его нога все ещё жутко перемазана. Прикасаться к воспалённой, натянувшейся коже бёдра страшно из-за боли, которую может вызвать прикосновение. И похоже страшно не только ему: Тор лишь льёт воду сверху да удерживает бережно его бедро чуть выше колена, но не касается. Хотя и мог бы. Локи даже вряд ли возразил бы ему сейчас, заставил бы себя сдержаться, если бы Тор решил попытаться убрать грязь и кровавые следы собственными пальцами. А все же он не делает этого. Говорит только прежде:       — Мне придётся надавить, чтобы вышел гной, — он опускает бурдюк, аккуратно кладет его на землю и подтягивает рукава рубахи выше. Локи дергается, еле успевая остановить движение, чтобы взаправду начать отползать подальше, и хватает его за запястье. Быстро дергает головой, говоря:       — Нет! Я… Не надо, — он заглядывает Тору в глаза, и видит, как вся его уверенность буквально рассыпается. Тот опускает свободную ладонь поверх пальцев Локи и вздыхает. Уже хочет что-то сказать, только вот чтобы он ни сказал, в ответ Локи ему никогда не скажет, что не может позволить ему причинить себе боль. Локи просто не может позволить дать этой глупой ране ещё больше точек соприкосновения с злосчастным воспоминанием, ведь тогда… Тогда. Тор смотрит на него с волнением, но его взгляд и так шепчет, что он готов сделать то, что должно. И пусть он будет готов хоть сто тысяч раз кряду, сам Локи в себе готовности не чувствует. Хватит ему по горло на одно это путешествие вспоминать ту жуткую жизнь и свой собственный надлом, который так и не сросся/не починился. До того, как Тор успевает что-либо произнести, Локи успевает найти решение. Он быстро говорит: — Бранн! Бранн сможет выжечь гной! У него получится, точно, а потом можно будет нанести целебное зелье, и… Тор, нет… Не надо… — почти беспомощно шепча под конец, Локи чувствует готовность начать умолять его. Ему страшно и теперь, уже увидев ранение, он чувствует пульсацию воспалённой плоти отчетливее. Каждый новый удар его сердца словно отдаётся мелкими толчками в бедре, и эта пульсация столь сильно похожа… Столь сильно. И он согласен на боль, согласен причинить себе ее сам, но не сможет позволить передать это действие Тору. Не сейчас.       — Хорошо, — и тот, услышав его, отступает. Он кивает медленно, берет его за руку, осторожно гладит большим пальцем по костяшкам. — Как скажешь.       Он не говорит о том, что все равно будет больно. Локи прекрасно понимает это и сам. Вытянув Бранна на ладонь, он осторожно пересаживает его к себе на бедро и, не в силах произнести этого вслух, мысленно отдает приказ. Огонёк покачивается, внимая ему, а после медленно вплавляется в кожу. Его отсвет оранжевым пятном скользит под кожей. Тепло помогает мышцам расслабиться на несколько мгновений, но после становится по-настоящему горячо. Локи смотрит, как у него под кожей разгорается пламя и как гной медленно начинает сочиться по бедру — расплавленный, тошнотный, он сбегает прочь, потесненный прожорливым пламенем. Его глаза расширяются, а пальцы впиваются в запястье Тора, и он даже не замечает этого. Замирает весь, напрягается, ощущая, как боль от этого лишь усиливается.       — Посмотри на меня, — Тор окликает его и следом осторожно поворачивает его лицо к себе. Его ладонь тёплая, но отвлечься на это сложнее, чем раньше. Бедро начинает буквально гореть изнутри, и Локи еле может концентрировать свой взгляд на чем-то. Ему не хочется думать о другой раздирающей изнутри боли, но он просто не может о ней не думать. Все его мысли устремлены в прошлое, разрушительное и кровавое, которое ему и не принадлежит, но теперь останется с ним на веки. Тор, подсевший ближе, смотрит прямо ему в глаза, хмурится. Последним, что Локи слышит, становятся его тихие слова: — Ты выдержишь это. Ты выдержишь все, что угодно.       Тор целует его сам, и прикосновение его губ действительно отвлекает. Локи удивленно распахивает глаза шире, но почти сразу жмурится. Поцелуй не может заглушить агонии и стона боли, прорывающего меж его губ. Но у Тора сухие, тёплые губы, и он целует его. Медленно касается губами его рта и поглаживает большим пальцем его щеку. Он все ещё пахнет битвой, и странное, восхищенное чувство в груди Локи, разбуженное этим запахом стали и соли, заставляет его вздрогнуть.       Ему никогда не стать таким и даже похожим у него стать не получится. Эта кровожадность, существующая в Торе. Эта яростность и запах стали, сопровождающий его. Его глубинная жестокая сила, нерушимая и стойкая. Локи подаётся вперёд и коротким мелким движением лижет кончиком языка верхнюю губу старшего. Тот сорвано выдыхает, обнимает его за шею сзади и тянет немного ближе. Локи опирается на его руку, сжимая тёплое запястье все так же крепко.       Бранн выполняет свою работу прекрасно, не жалея его, и из горла рвётся ещё один беспомощный, больной стон. Задыхаясь от происходящего, Локи отстраняется самую малость. Он чувствует, что у него непроизвольно слезятся глаза, и даже не открывает их. Только бы не посмотреть вниз и не увидеть, сколько гноя из него вытекает. Только бы отвернуться от воспоминаний, сбежать от них и никогда-никогда к ним не возвращаться.       — Это невыносимо… — он рвано шепчет, жмурится. Хочется остановить эту пытку, отказаться, запретить так поступать с собой, но сделать этого нет возможности — ведь он не в воспоминании, за спиной нет грозного, жестокого чудовища с лицом Тора и вся его жизнь не рушится в этом моменте, не разделяется на до и после. Он в Свартальфхейме, и настоящий Тор, его Тор, целует его мягко и чувственно. И ему нужно выдержать это лечение. Ему придётся это выдержать не сейчас, так позже. Но сейчас рядом хотя бы есть Тор, и Локи хватается второй рукой за рубаху у него на груди. Тор шепчет:       — Я люблю тебя больше, чем что-либо, — и целует его вновь. Его губы двигаются настойчивее, накрывая рот Локи. Кончик языка задевает их, и Локи сдаётся. Он бормочет что-то нечленораздельное, бранное и приоткрывает губы, пуская чужой язык внутрь. Все его мысли сдувает сильным, уверенным ветром. Они разлетаются в стороны, и даже если бы Локи хотел, не успел бы за ними угнаться. Тор тихо, надсадно стонет, и его пальцы на затылке Локи ощущаются крепче. Словно боясь отпустить/упустить/потерять, Тор поднимает вторую руку и его пальцы прихватывают Локи за подбородок. И та властность, с которой он это делает, заставляет Локи тихо, коротко хныкнуть — резкая, ощутимая разница между воспоминанием и реальностью, между грозным чудовищем и настоящим Тором проявляется в этом жесте и утягивает его в реальность окончательно. Он больше не там и никогда туда не вернётся. Его не склонят над столом, не сдерут с него брюки и не надругаются. И никогда в своей жизни Локи и представить не мог бы, что умеет и станет издавать такие звуки, но сам словно не замечает произошедшего. Помимо боли, неожиданно ставшей тише, появляется и другое ощущение — сладости и спокойствия. Его внутренности словно плавятся от этой сильной хватки, от того, как язык Тора проскальзывает ему в рот, задевает небо и медленными движениями вылизывает щеки изнутри. И этот хлесткий ветер выдувает из Локи переживания тоже.       Этот ветер… Тор всегда был таким — шумным, тёплым и мягким, словно весенний ветер. Он обнимал друзей за плечи, целовал своих пассий в шею и дарил успокоение своей бесконечной силой всем вокруг. Светлый образ белобрысого, яркого мальчишки с метками не погиб в нем. Наоборот, он набрался сил, заматерел.       Он научился быть буйным и жестоким. И Локи никогда бы не хотел столкнуться с таким Тором, по крайней мере так ему казалось до этого мгновения — оказавшись во властной, сильной хватке тёплых рук, ему неожиданно захотелось остаться тут навсегда. Пальцы Тора неожиданно соскальзывают с его подбородка и опускаются на шею. Это могло бы напугать, но все мысли уже выдуло. Голова Локи опустела ради того, чтобы заполниться обрывками чужих мыслей. Целуя его влажно и медленно, Тор прихватывает его нижнюю губу зубами, слабо кусается, посасывает ее. Это его движение забирает весь воздух у Локи, и ему приходится сделать над собой усилие, чтобы вдохнуть снова.       — Я заберу твою боль…       Тор молчит. Его мысль, потерявшаяся и забежавшая Локи в разум, атакует его безболезненно и метко. Он сглатывает, ощущая, как кадык упирается в горячую, шершавую ладонь старшего. А после отстраняется, отклоняется. Все лишь ради того, чтобы податься вперёд вновь, ещё ближе, и поцеловать самостоятельно. Ночь уже опустилась на Свартальфхейм, но ему становится жарко. Скользнув кончиком языка в чужой горячий рот, он мелким, быстрым движением задевает кончик языка Тора, и тут же прячется, целуя его поверхностно и почти целомудренно.       — Дразнится…       Чужая мысль звучит задиристо и довольно, и Локи покрывается мурашками. Приоткрывает губы вновь, позволяя, пуская чужой горячий язык в свой рот. Ему непривычно и хорошо. У той чудной эльфийки не было и сотой части напора Тора, когда они целовались. И если бы она сейчас вновь задала тот самый свой каверзный вопрос, с весельем и сладостью, он ответил бы ей «Да». Да, Тор был столь же страстен и жаден, сколь был и в битве. Он забирал свое, невозмутимо и беспощадно. Но сколь приятно это было.       Локи проигрывал, задыхаясь и плавясь от той жадности, с которой Тор целовал его. И чувствовал неожиданную, небывалую радость от этого дурного проигрыша.       — Я сделаю для тебя, что угодно… Не отстраняйся, только не покидай…       Локи жмурится и отстраняется. Тёплый шар медленно поднимается от его бёдра по боку и перетекает в плечо. Скользнув по руке, он возвращается назад на запястье, переливаясь рунической вязью. Ткнувшись лбом в лоб Тора, он пытается отдышаться. Ощущения в бедре стихли, болезненная пульсация спала и почти совсем исчезла. Только вот все его тело, словно окунули в горящую лаву Муспельхейма этим поцелуем. Разжав пальцы на запястье Тора, он ослабевшей рукой ведет по его твёрдому плечу и обнимает за шею. Пытаясь отдышаться, немного сводит бёдра, к собственному ужасу ощущая реакцию в паху на только что произошедшее. Горячая ладонь на горле слабеет, отстраняется, а после Тор костяшками поглаживает его по шее.       — Если ты только посмеешь притворяться после, что этого не было, я убью тебя собственными руками, — он шепчет хрипло, все ещё пытается восстановить дыхание, но не отстраняется. Локи тихо фыркает и говорит первую мысль, что приходит ему в голову.       — И что, даже жалеть не будешь? — он не успевает обдумать ее, не успевает остановить себя. Скулы отзываются тёплом неловкости, а по затылку бегут мурашки от собственной наглости. Тор только тихо смеется и осторожно головой качает, кажется, не собираясь разрывать прикосновение их лбов.       Если Тора и правда можно было сравнить с весенним ветром, то Локи… Он всегда ощущал себя тонкой гнилостной струйкой воздуха, что тянулась из ётунского могильника. Он был беспомощен пред любыми обстоятельствами, что опадали на его плечи сугробами жалящего кожу снега, и сколько бы силы он не наращивал, сколько бы знаний не обретал, никак не мог ощутить эту силу, устойчивость. Он не был лидером и никогда бы не смог вести за собо так, как вёл за собой Тор, просто проносясь мимо, опаляя солнечным теплом и уводя за собой куда угодно, куда только потребуется. Он был затхлым ароматом гниющих мечтаний и заражённых смертельными болезнями устремлений. И выбраться из этого могильника, казалось, никогда ему не было суждено.       Но в моменте он вдруг ощущает себя влекущим ароматом материнского сада. Тонкие цветочные нотки, сладкие и стойкие запахи — он раскрывается во всю свою ширь этим запахом. И ему нет нужды раскрываться по весне или лету, ведь он не зависит от времени и погоды. Он вечен, бессмертен и повсеместен. Он манит, играется и прячет в себе темные, важные тайны — вот какой это аромат, и ему в противовес гадкая струйка затхлого воздуха из ётунского могильника не имеет способностей к борьбе. Она растворяется в пространстве, оставляя место для властвования загадки и притяжения.       — Не думал, что ты умеешь флиртовать… — Тор медленно поглаживает его по затылку, перебирает кончиками пальцев мягкие прядки. И осторожно тянет, словно проверяя границы дозволенного. Локи ощущает себя иначе. Никогда раньше он не чувствовал подобного, но неожиданно ему кажется, что его суть меняется.       — Я много чего умею, — он отстраняет голову и загадочно улыбается на уголок губ. Он чувствует себя влекущим и желанным, и Тор, словно в подтверждение его слов, смотрит на него горящим, жадным взглядом. Его пальцы вплетаются в волосы Локи на затылке, аккуратно, но сильно сжимают их в кулаке. Он лишь прикрывает глаза и тут же распахивает их, смотря Тору прямо в глаза.       — Какой ты оказывается… — Тор, кажется, и сам не замечает, как поражённо шепчет. Локи хмыкает довольно, а после поднимает голову чуть выше. Он бросает к глазам Тора уверенный взгляд, говоря:       — Отпусти.       И Тор отпускает. И его рука в волосах Локи слабеет. На это мимолётное мгновение Локи впервые ощущает себя на своем месте, впервые ощущает себя идеальным для себя самого — мягким, но властным, влекущим, но почти недоступным. И не сожалеющим ни о чем. И это ощущение разрастается внутри него, пытаясь пустить корни. Холодная сердечная глыба не позволяет. Ощущение остается с ним ненадолго, медленно затухая и увядая. Как помочь ему остаться, Локи совершенно не знает.       Какое-то время Тор, уже убравший руки, вглядывается в него, смотрит пристально, но ничего больше так и не говорит. Локи и не спрашивает. Все его внимание возвращается к собственному бедру. Бранн прекрасно справился, и ему остается лишь смыть гной, промыть уже не столь опухшую ногу, а после нанести лечебное зелье. Он делает это медленно и спокойно. Вначале ещё под взглядом старшего, а после оставаясь в одиночестве. Тор покидает его, занимается костром, достает остатки их припасов и заботится о скудном ужине. Они едят в тишине, вслушиваясь в тихий шелест крон деревьев и травы. Оаз ощущается пустым и безжизненным.       — Ты хорош в бою, но тебе стоило бы ещё подучиться, — Тор говорит это мимолётом, укладываясь на своём плаще по другую сторону костра от него. У них не хватит времени на то, чтобы хорошо поспать, но ближайшие несколько часов до сборов ещё есть. И пока Тор укладывается, чтобы отдохнуть, сам Локи с сомнением рассматривает небольшой мешочек с искрами собственной магии. Он не использовал их в прошлый раз, готовя зелье для печати кочевника, и теперь они вновь у него в ладони, пока разум его переполнен сомнениями.       — Это комплимент, оскорбление или присказка к очередному твоему непотребному предложению? — бросив быстрый взгляд на Тора поверх костра, он позволяет себе мелкую улыбку и вновь опускает глаза. Искры собственной магии внутри мешочка пересыпаются, словно мелкие изумрудного цвета алмазы. Они шуршат и беззвучно тянутся к нему, зовут его. Локи лишь хмурится. Его пальцы стискиваются на мешочке, сжимая полупрозрачную ткань. Неудобно поерзав и подняв колени скрещённых ног, он обнимает их руками. Повернувший голову Тор, внимательно следит за ним.       — Это то, что я увидел. Если захочешь, буду рад потренироваться с тобой, как вернусь из Дальних земель, — прищурив один глаз и, похоже, заметив быстро мелькнувшее неодобрительное выражение на лице Локи, добавляет жестко: — Нет, не так, как в тот раз.       Локи хмыкает. Не комментирует, не давая ни согласия, ни отказа. Его взгляд вновь обращается к мешочку в собственной руке. Его магические ресурсы хорошенько истощились за время, прошедшее с начала путешествия. Он точно не сможет перенести их к месту, в котором Биврест смог бы забрать их назад в Асгард самостоятельно. И эти искры магии в его ладони… Их хватит на перемещение. Их действительно хватит на перемещение на расстояние длинной в больше суток пешего пути. Они могут решить их проблему.       И тогда Локи окажется почти беззащитен.       Если на мосту его будет ждать стража, деться ему будет некуда. Разве что прыгать с моста в чрево Вселенной и потеряться в ледяной бесконечности без единой возможности вернуться. И, сколько бы не был этот вариант неутешителен, оказаться пленником Одина вариант ещё более худший. У Локи нет и никогда уже не появится ни единой возможности забыть, как именно Всеотец распоряжается с неугодными ему существами. И самый нижний уровень темницы никогда уже не покинет его памяти. Как и эти жестокие печати на дверях. Вечная жизнь в качестве вечного умирания… Гномы могли бы позавидовать такой жестокости.       — Что тебя гнетёт? — а Тор все ещё смотрит. Локи вновь поднимает глаза к его лицу, но не может заставить себя натянуть лживую маску. В голове нет ни единой стоящей мысли для ответа. Он только крепче обнимает руками колени, кладет на них подбородок и переводит взгляд к огню. Переселенный в костёр Бранн играется с брошенными ему ветками. Он уже наелся, но не может отказать себе в удовольствии подгрызать пламенем дерево с разных сторон и шуршать своим огненным смехом. За своей любимой игрой — уничтожением и разрушением, — он выглядит будто счастливым. — Локи, слушай…       — Столетия я провёл без тебя, — Локи поднимает глаза резко и впивается взглядом в глаза старшего. Он не станет называть вещи своими именами, даже если ситуация будет вынуждать его к этому. Лишь взглядом он пытается передать все то, что заполняло его жизнь последние метки. Страх и одиночество. Предательство, злость и обиды, выгрызающие всю его божественную сущность насквозь. Локи не пытается обвинить, но констатирует факт. И хотя на его памяти Тор не обещал ему бесконечной верной дружбы, но он сам почему-то всегда ощущал это обещание. Оно словно бы подразумевалось. В каждой новой улыбке. В каждой новости, обсуждаемой ими, и в каждой новой игре, что они заводили. А после все просто разрушилось, как разрушаются вековые строения: много жертв, шума, пыли и обломков стен. — Ни один поцелуй, ни два, ни две тысячи не перекроют все то, что было до этого. И если ты думаешь, что я начну безгранично доверять тебе на пустом месте… Ты непроходимый болван.       Тор вздыхает. Он становится серьезным, чуть качает головой, поверх заведённых за неё рук и отводит глаза к небу. То, конечно же, не отвечает ему никакой истинной и правильных слов не подсказывает. Свартальфхеймское небо облачно и беззвездно. Оно нависло над ними, склонилось и будто бы ожидало продолжения этой занимательной истории с глумливой улыбкой. Локи кривится, отворачивается и скользит взглядом по темным зарослям оаза.       Тор говорил красивые слова. Как будущий царь, он должен был уметь говорить красиво и длинно. Он обязан был уметь говорить так, чтобы за ним хотелось идти и ему хотелось верить.       Только вот Локи верить не хотел. А все равно тянулся к свету, ощущал, как это путешествие перекручивает внутри него что-то, меняет без единой капли магии. Это ощущение было отвратительным и отвратительно беззащитным. Он не имел ни единого желания позволить предать себя вновь.       — Если ты не попробуешь, то и не узнаешь. Я просто… — Тор вздыхает, вытягивает одну руку из-под головы и трёт пальцами переносицу. Отчего-то Локи кажется, что сейчас он начнёт перечислять все свои заслуги. И то, что он не тронул его насильно, хотя вето спало. И то, что не подставил во время кражи и после, в битве. И то, что не предал и не выдал Королю гномов за вознаграждение. И ещё сотни похожих мелких, ничего не значащих свершений — отчего-то Локи уверен в том, что Тор вот-вот начнёт перечислять их. Тор говорит: — Я просто переживаю за тебя. И я не хочу, чтобы ты отдалялся.       Локи фыркает. Он прикрывает глаза, качает головой и утыкается в колени лбом. Пальцы сжимаются поверх мешочка с искрами магии до боли. Его будущее выглядит неутешительно грустным. Эта передышка в оазе, которую он позволил им, будет стоить им многого, если они выступят к утру и пойдут до нужного места следующие полутора суток. И хотя гномов нельзя назвать лучшими воинами, чем они с Тором, а все-таки они более выносливы и пешие походы по пустыне даются им легче. Меньше сна, быстрее шаг — если они с Тором пойдут пешком, их нагонят в любом случае. Либо физически, либо гномы заметят мост, уносящий воров. Чтобы избежать этого разрыв должен быть, как минимум, в сутки, но это будет неосуществимо, если Локи не перенесёт их к Бивресту магией.       А там уже… Один не будет мешкать, появись у него возможность избавиться от Локи и выдать его своим вечным союзникам, только заподозри те, что воры пришли из Асгарда. И гномы не побрезгуют превращением остатка его божественной жизни в настоящее Суртурово царство.       С другой же стороны, если он воспользуется припасенными искрами, у него не останется путей к отступлению по возвращению в Асгард. Для восполнения магических запасов ему нужно бы ещё дней шесть отлежаться, накушаться и отдохнуть. Посидеть в материнском саду, поиграть с Фенриром и хоть немного снизить степень бесконечно сопровождающего его беспокойства.       Если Тор уже предал его, ни об одном из этих дел не будет и речи. Его свяжут прямо на мосту, закуют, упрячут, как можно глубже, а может и казнят мгновенно. В Асгард можно, впрочем, и не возвращаться, но это место — что невозможно назвать домом ни при каких обстоятельствах, — хранит ещё слишком много его вещей. Книги, записи с обрядами и заклинаниях, Фенрир… Ему нужно вернуться хотя бы ради волчонка. Неизвестно, что Один пожелает сделать с ним, если Локи схватят.       — Самое скорбное, что есть в предательстве… — не поднимая головы, он прикрывает глаза. От его тихих слов даже Бранн перестаёт потрескивать в своей игре с ветками, прислушивается. Локи вздыхает тяжело и шумно. — Это не ощущение покинутости и резкого одиночества. Это не обида и не боль. Самое скорбное, что есть в предательстве — это глубокое детское удивление. Когда смотришь в родные глаза и понимаешь, что там никогда ничего родного и не было. И все… Все, что только происходило, было ложью, — он поднимает голову медленно и смотрит на Тора. И сам не понимает, в сколь большой степени говорит про себя, а может и про Андвари. Но его слова идут из глубин его холодного, израненного сердца, и Локи позволяет им быть. Не удерживает их. У Тора поджатая нитка губ, хмуро сведенные брови, и этот вид должен бы быть угрожающим, если бы не глаза. Его взгляд цвета беспомощности и грусти. Он уже приоткрывает рот, чтобы ответить что-то, возможно, позвать Локи по имени, но тот предупреждает любые слова. Подняв руку, он цепляет кончиками пальцев шнурок, и мешочек с искрами покачивается из стороны в сторону. В свете огня его магия переливается странным, неестественным цветом. — Это последняя магия, что у меня осталась. Либо я трачу ее на то, чтобы перенести нас к Бивресту и гномы остаются в дураках, либо мы идём к Бивресту пешком и с большей вероятностью гномы нас нагоняют. Или нас нагоняют Королевские гончие, и мы тратим время на битву с ним, и в итоге нас нагоняют гномы. Во втором случае нас поймают. В первом, по возвращении, я остаюсь с жалкими остатками магии, с раненным бедром и крайне печальными, как ты уже подметил, боевыми навыками против армии Одина, которая скорее всего уже ждет меня на мосту, — он не говорит о том, что теряет смысл приглашение Тора в это путешествие. И не проговаривает, сколь тяжело ему принять решение и сколь страшно прямо сейчас. Легким движением бросив мешочек к носкам собственных сапог, он вновь обнимает колени руками и договаривает: — Уже второй раз как ты возвращаешься домой из нашего путешествия, я все гадаю и гадаю: вернусь я в свои покои или в темницу. Не обманывайся на мой счёт, Тор. Я не обманываюсь и тебе не стоит.       Какое-то время Тор молчит. Он вновь смотрит, глаза в глаза, и молчит. Их связь окрепла, печать больше никак себя не проявляется, и тот импульс чужих мыслей, что Локи услышал во время поцелуя, был, кажется, лишь наваждением. Вполне возможно, что Тору удалось забрать часть его боли благодаря печати кочевника. Вполне возможно, что Локи удалось услышать его мысли, благодаря тому накалу переживаний, что он испытывал. Но даже в своих мыслях Тор мог лгать.       Локи был лжецом. Локи прекрасно знал, сколь умелым можно быть в этом деле.       — Когда-нибудь ты узнаешь правду, — тяжело вздохнув, Тор поворачивается на бок, спиной к огню. Его мощная спина горбится, голова опускается подбородком к груди. На мгновение беззащитность его затылка наводит Локи на мысль о том, чтобы убить его, провести обряд и напитаться магией, но он встряхивает головой. Какая дурная мысль, и все отчего? Он столь сильно страшится потерять те жалкие пылинки свободы, что у него нынче есть, что готов пойти на все. Готов предать даже собственную цель. — Я не могу ни приблизить, ни отдалить этот день. Но верю, что он принесёт твоему сердцу облегчение. Потому что если не поможет и это, я буду бессилен сделать ещё что-то.       Больше в ту ночи они не говорят. До самого раннего утреннего часа Локи сидит у костра и кончиками пальцев играется с тёплым, шаловливым Бранном. Тор не спит, точно не спит, но и не поворачивается лицом. Окружающая тишина успокаивает, и обнажает скопившуюся за прошедшие дни усталость. К нужному часу Локи поднимается. Он собирает вещи, возвращает Бранна себе, а после высыпает на ладонь искры собственной магии. Уже собранный Тор стоит в нескольких шагах впереди и ничего не говорит, когда Локи давит искры в ладони. Его рука вздрагивает, на мгновение пальцы мерцают изумрудным светом, но почти сразу это мерцание растворяется.       Он подходит к Тору медленно и молча. Приходится поднять взгляд к его глазам, но те не выражают ни единой эмоции. Отчего-то Локи хочется поцеловать его на прощание, ощутить вкус его губ и его силу вновь, в последний раз, но он не делает этого. Его сердце болит, в пугающем предчувствии неизбежного. Обняв Тора, Локи дожидается пока тот обнимет его в ответ и переносит их к месту, где их должен забрать Биврест. Они успевают миг в миг — почти сразу яркое, разноцветное свечение Бивреста забирает их в обмен на караваны с товаром.       За эти жалкие мимолетные кусочки времени Локи пытается впитать в себя тёплые, сильные объятья старшего, но ему банально не хватает времени. Они выходят из зева моста, отстраняются друг от друга сразу. Локи напряженно оглядывается, готовый драться, словно в последний раз.       На мосту их никто не ждёт. ~~~^~~~       Тор уезжает сразу, как только они переходят мост. Предусмотрительно отпущенный назад в конюшни конь, которого старший привязывал на мосту, когда они только отправлялись в путешествие, ждет его на входе на мост. Без слуг и без сопровождения он самовольно и терпеливо топчется на месте, ожидая своего хозяина. На протяжении всего пути по мосту они не сказали друг другу ни единого слова, не говорят и в тот момент, когда Тор вскакивает на коня.       Он оборачивается, правда, и несколько секунд смотрит Локи в глаза. Внимательно, серьезно и со странной, будто бы выстраданной надеждой. На миг магу даже кажется, что вот сейчас Тор скажет что-нибудь: нелепое и бесполезное, как обычно.       Тор не говорит ничего. Он резко отворачивается, щёлкает поводьями и, привстав, отправляется в путь. Так и не зайдя во дворец, он торопиться в место, которое ненавидит… И ради чего? Локи смотрит ему вслед и не понимает. Он склоняет голову немного на бок, вдумчиво прищуривается. А после поднимает руку и тихим шепотом вслед накрывает старшего невидимым магическим куполом: так воронам Одина будет в разы сложнее увидеть его сверху, и Тор сможет добраться до леса незамеченным.       Исполнив свое маленькое, предпоследнее возможное колдовство, он обнимает себя руками, давит зевоту и не отводит глаз, пока темный плащ старшего и мечущийся конский хвост, не становятся мелкой, почти неразличимой точкой. Тор скачет вдоль скалистого обрыва земли Асгарда, и будет скакать так до самого леса, скорее всего. Уже после он сменит курс и направится прямиком в Дальние земли. Только вспомнив о них, Локи передергивает плечами и, наконец, отмирает. Он направляется назад во дворец, чтобы выспаться и поесть. После придётся зайти-таки к стражу моста, но мыслям об этом сейчас нет места в его голове.       Накинув на плечи капюшон, Локи мягким, искусным движением руки исчезает с глаз тех редких простолюдинов, попадающихся на пути. Меж его бровями залегают хмурые складки, а в голове лишь один большой вопрос: ради чего?       В нем отсутствует понимание и отсутствуют идеи. Любые идеи, которыми он мог бы объяснить себе действия Тора, отсекаются, никчемные и бесполезные. Бессмысленные и после их сладкого поцелуя, случившегося так опрометчиво. А одна выстаивает: Тор его любит. Она сопровождает его, пока Локи бесплотный идёт по дворцу. Она преследует его, пока он отлеживается в ванной и гладит по шерстке ласкового, истосковавшегося по нему Фенрира. Не в силах отделаться от неё, Локи встречает все выше поднимающееся над горизонтом солнце на балконе.       На нем домашняя рубаха и мягкие брюки. Он бос и душевно наг в моменте. Влажные волосы лежат на плечах, а перед глазами этот последний, прощальный взгляд старшего. Что он пытался сказать? И чего сказать не смог?       В груди коротко колет ледяная глыба, что заменяет ему сердце, и Локи поднимает руку, чтобы потереть грудину. Но до кожи ладонь не доносит, замирает, жмурится. Другой рукой упирается в широкие перила балкона. Камень под пальцами прохладный и бездушный. А у него внутри разрывается агония. И столь сильно хочется поверить Тору. В его преданность, в его чувства… У ног неожиданно появляется Фенрир. Он притирается, ласково тычется мордой чуть выше колена и скулит. Локи слепо протягивает к нему руки и оседает на пол балкона. Он позволяет вылизывать собственное лицо, обнимает волка и закусывает щеку изнутри.       Глаз открывать не хочется. Ему кажется, что если он не откроет глаз, то не увидит правду, что уже завоевала его разум и воссела там на трон. Самая наглая, жестокая и неприглядная правда… Маг жмурится сильнее, впивается пальцами в шерсть Фенрира, а тот неожиданно замирает. Только тихо-тихо нюхает воздух рядом с его ухом.       В разуме проносится голос Тора, шепчущий поражено и скорбно:       — Прости меня… О боги, прости меня, если бы я только знал…       Его объятья были крепкими-крепкими, а голос таким дрожащим. Тор заплакал тогда, пока смотрел все воспоминания о его прошлых жизнях. И сколько бы сам Локи не притворялся, — наружу или вовне, — что эти воспоминания были легки и незначимы для него, это было не так. И стремление все исправить, действия, который он предпринимает уже и которые только собирается предпринять… Это все не изменит того, что уже было.       Если же он примет чувства Тора, то… Тор предаст его в конце концов. И как только Тор его предаст, Локи столкнётся с чем-то более ужасающим и жестокими чем то, с чем он столкнулся в подростковом возрасте, когда Сиф и Фандрал избили его по указке старшего.       Тогда он разрушился и, только бы не встречаться с собственной болью, струсил, сбежал в книги. Он сбежал в магию, он сбежал к матери, ещё сбежал в шахматы и манеры. Он сбежал оттуда в язвительность и в оружейную, утоп в ненависти и собственных иллюзиях.       Но до сих пор так туда и не вернулся, чтобы помочь себе. Туда, где темный-темный коридор, взгляд Тора полнящийся ненавистью и оглушающий хруст его ломающихся пальцев. Еще много холода и пустые покои — Локи все еще помнил, как его рыдания эхом отбивались от стен, пока он корчился на полу в своём кабинете, и возвращались к нему же, ударяя в самое сердце. Разбитое и окровавленное сердце.       Представить то, что ему может предстоять пережить, когда он примет чувства старшего и тот в ответ вновь предаст, нет возможности. Там только пустота и ужас. Беспомощно часто вдыхая, Локи стискивает челюсти и заставляет себя отпустить шерсть Фенрира. Тот негромко скулит ему на ухо, ластится, сопит. И Локи хочется извиниться перед ним за резкость, ему хочется подняться и отправиться, наконец, в постель, чтобы отдохнуть. Ему хочется…       Мягко и медленно прогладив пальцами чёрный-чёрный мех, он склоняется голову, подтаскивает ближе ногу и новый вдох делает глубже предыдущего. А после задерживает дыхание. Чувствуя себя так, словно нырнул на непосильную ему глубину, Локи заглядывает внутрь себя. Этот поход, что он разделил вместе с Тором, жестоко и беспощадно оголил то, что он бесконечно долго старался игнорировать. Ему это удавалось с невероятной успешностью, и если бы не Тор… Тор, что снова обрушил все его, Локи планы. Туше.       Свершившийся поцелуй был сладок и горяч. И больше не оставалось ни единой возможности солгать себе — понравилось. Локи искренне понравилось это. Ощущение губ Тора, его движения, прикосновения его губ и наглый напор языка. Каждое новое касание хотелось растянуть во времени, придать ему бесконечности и ещё большей сладости. Чтобы не было столь странно трудно смотреть Тору в спину, когда он уезжает. И чтобы не появилось и тени мысли о том, чтобы тот вернулся да поскорее.       Уезжающий Тор напоминает ему о той ночи, когда Локи пал, преданный, под жестокими ударами Сиф и Фандрала. Тогда Тор стоял и смотрел, а после развернулся. Он забрал своих друзей с собой, но его спина удалялась также. И также Локи хотелось, чтобы он вернулся, также хотелось, чтобы никогда не уходил.       Потому что когда Тор уходил, Локи оставался один.       И вот он жмурится до ярких всполохов под глазами, задерживает дыхание и оборачивается всеми мыслями к себе, заглядывает себе же в глаза. Он надеется не найти там правды, которая преследует его уже слишком долгое время, а все равно на неё натыкается. И это правда скалится ему в ответ. У этой правды лицо пустоты.       Потому что, когда Тор уходит, он остается один на один с пустотой внутри себя. Что Ётунхеймские равнины, она безгранична и холодна. Она неуживчива, жестока и переполнена ненавистью. И все, что в нее попадает, все, что только касается этого выбеленного равнинного снега, сразу же в нем вязнет и поглощается.       Ярким светом своего присутствия Тор умеет отвлекать. Он ненамеренно поворачивает голову Локи к себе, манит и притягивает взгляд, помогая игнорировать эту жестокую пустоту внутри. Но он уходит, всегда уходит, а пустота остается.       Словно без Тора его и не существует вовсе. И никогда не существовало.       Его хватает лишь на несколько мгновений. Смотреть правде в глаза, смотреть в самого себя, ощущается невыносимо. Это откровение, живущее внутри него, не вытравить и не вырезать. Его не выжечь Бранновым огнём и не изжить магией. Оно вечно и неутомимо в своём существовании. Неожиданно сильная, резкая фантомная боль пронзает грудь, и он стискивает рубашку в том месте, где колет острее всего. Глаза тут же распахивает. Фенрир вьётся и мечется рядом, уже не в силах устоять на месте от волнения. Он скулит, пытается заглянуть ему в глаза, но Локи игнорирует его, потрясённый до глубины души.       На его губах появляется перепуганная улыбка, а в самих глазах собираются слёзы. Не в силах разжать руки на груди, на дрожащих ногах он поднимается и бредёт назад в покои. Спальня встречает его тишиной и заранее подготовленной полутьмой, но по ходу он берет в ванной сонное зелье. С легким щелчком открыв металлическую пряжку, держащую пробку, он выпивает его залпом, быстро и не морщась.       В надежде на то, что по пробуждении он забудет узнанное только что, он валится на постель. Волк забирается следом, укладывается под боком, но спать, похоже, даже не собирается. Он внимательно и неотрывно смотрит на Локи, принюхивается, трогает его лапой нервно. Локи и рад бы ему ответить, но его глаза просто закрываются под собственной тяжестью. Он проваливается в пустой, безмолвный сон без сновидений, но руки так и не разжимает.       Ему снится пустота. Она почти как та, что он нашёл внутри себя, но почему-то не пугает. Ему хочется остаться в этом сне на веки.       Потому что в реальности его не существует.       Нет его желаний. Нет его целей. Нет его мечтаний. Он весь — прожорливая, чёрная пустота, занять/затмить которую может лишь Тор своим присутствием. А стоит Тору уйти, как она проявляется вновь, ширясь и скалясь грознее. Она срослась с ним настолько сильно, что уже стала им.       А его самого — не стало.       Великая цель в виде спасения старшего была хорошей иллюзией, но и она не смогла восполнить эту пустоту. Пустоту, что проявилась, когда Тор отрёкся от него — неожиданно и беспощадно. И сколь сильно Локи не хотел смотреть этой пустоте в глаза, столь же глубинно он не имел ни малейшей идеи, чем мог бы ее заполнить кроме Тора, приходящего и уходящего по собственному желанию. И что она не пожрала бы бесследно так же, как уже пожрала все, что было ему когда-то дорого.       Он спит весь день до самого вечера, а после тратит много времени на подготовку. Он надевает свой любимый кафтан и высокие чёрные сапоги. В голенища прячет ножи, неожиданно для себя вспоминая об обещании Тора выковать ему новые, именные. Эта мысль вызывает лишь напряжение, и он отсылает ее к Хель и дальше. Не тратя времени на то, чтобы разобрать покупки или поужинать, Локи запасается зельями, берет в заплечный мешок пару важных книг и не оставляет прощального письма. Ни для матери, ни для Тора. Если случится то, что столь сильно его пугает, уж лучше ему будет на время бесследно пропасть дабы восстановить магию до конца, наметить новый путь в обход новых препятствий. Возможно, Королева альвов примет его ненадолго, и Локи делает мысленную зарубку, вспоминая о тайной магической тропке, уводящей в Альфхейм. Завершив сборы, он зовёт вместе с собой Фенрира. Им предстоит не долгий, но опасный путь. Не впервые Локи ощущает потерянность: чем завершится эта ночь, он не знает.       И даже боится предположить.       Из своих покоев он сбегает бесшумно. По пути из дворца не встречает ни единый патруль да и волчонок ведёт себя примерно и тихо. Он взволнован, судя по тревожно дергающемуся хвосту, но у Локи нет для него ни утешения, ни объяснений. Впереди ещё множество важных дел и решений, а сейчас ему нужно выказать свое уважение Хеймдаллу. И предоставить ему решать, кому жить, а кому умирать.       Стоит им выбраться из дворца и взойти на мост, как его походка меняется. Плечи расправляются, он вдыхает глубоко и тяжело. Подставляет лицо колючему ветру, несущему вместе с собой зиму и холода. Ветер прибивает к его ногам полы темного плаща, но капюшона не срывает, ведь Локи его так и не надел. Он ступает по мосту медленно и величественно, пока на земли Асгарда опускается глубокая ночь. Далеко за его спиной Тор сидит у костра и точно смотрит в небо. До Дальних земель ему идти еще не столь близко, но он уже точно хочет вернуться.       Только будет ли ему к кому возвращаться? Конечно же, да. Если Локи сгинет в темницах и полетит в неизведанные просторы космоса прямо с края моста, Тору будет к кому возвращаться. Если Локи пустится в бега и никогда не объявиться за все свои бесконечные божественные метки, Тору все равно будет к кому возвращаться.       И это правильно. Сколь бы Фенрир не оглядывался взволнованно на небезопасные края моста и сколь бы не скулил напряженно. Он чувствует своего хозяина лучше всех, но все же не лучше Бранна. Тот жжется на запястье, колет, пытается привлечь к себе внимание. Локи ощущает себя поднимающимся к плахе, и лишь поднимает подбородок выше. Уже подходя к золотому куполу, он вдыхает глубже и прикрывает глаза. Его сердце стучит безмятежно, а ноги никуда не торопятся. Лишь сплетенные на животе пальцы выдают его — он пытается держаться.       Предугадать, как поведет себя Хеймдалль, невозможно, но можно попытаться. Попробовать. Постараться.       Чтобы после было не так стыдно оправдываться и оправдывать все свои потери.       — Вы все-таки пришли, младший принц… А я в который раз поражаюсь вам. Читая все те прошедшие воспоминания, которые мне не принадлежат, мне не сложно предположить, что вы один из самых трусливых богов и одно из трусливых существ на просторах всего мироздания, — Хеймдалль стоит к нему спиной и не поворачивается на тихий звук шагов. Фенрир коротко рыкает на него, но не кидается, перехватив строгий взгляд Локи. Тот не кидается на стража тоже, хотя ударить ножом в спину вполне могло бы начать становиться его почерком в сражениях, если судить по тому, что он сотворил с Андвари. Фактически он, конечно, напал спереди, а все равно это было не в меру подло. И все же на стража Локи не кидается. Сам прекрасно знает, что храбрости в нем, как в сахарном меду кислинки — нет совсем. Однако, ему не удается вставить и слова. Страж говорит: — Но также читая их, я могу сказать, что вы самый смелый из всех нас. Ваша способность делать то, что требуется, независимо от того, ради кого или чего это делается, поистине поражает меня.       — Я пришел сюда не за лестью, Хеймдалль, — поравнявшись со стражем, Локи медлит, но делает еще один шаг вперед. Он ступает до самого края моста и замирает лишь там — меньше чем в шаге от пропасти. Фенрир ступает за ним попятам, осматривается, принюхивается. Вселенная, разверзшаяся перед ними, ничем не пахнет и, похоже, это его успокаивает. Он садится на задние лапы и замирает так, ожидая, приказа. Только приказывать ему Локи не собирается.       Со спины его нагоняет чуть насмешливый голос:       — Если бы я хотел польстить вам, я бы оголил свой меч и убил бы вас, младший принц. Но такой привилегии вы отнюдь не достойны.       Коротко рассмеявшись, Локи кивает сам себе и улыбается самыми уголками губ. Он не может оторвать взгляда от восхитительно красивых галактик, раскрывающихся далеко впереди, и это привносит в него ощущение принятия. На плечах лежит капюшон темного плаща без подкладки, а под ним прячет заплечный мешок. Внутри все самое необходимое и самое важное, кроме разве что Фенрира — тот сидит у его ног в ожидании. Локи не объяснил ему, что происходит, хотя, возможно, и стоило. Но отчего-то ему казалось, что волчонок и сам поймёт, что нужно делать, если Локи придется пуститься в бега, и побежит следом.       Скорее всего страж знал обо всем этом, — обо всех-всех его, Локи, приготовлениях, — но раз пока что он молчал, значит и виду подавать, что что-то затевается, не стоило.       — Я достоин много большего, чем ты можешь даже себе представить, Хеймдалль. И как ты уже успел заметить: я умею делать то, что требуется, независимо от собственных желаний. Представь себе, что будет, если мои желания совпадут с тем, что от меня требуется… — медленно, довольно ухмыльнувшись, Локи поглаживает большим пальцем костяшку на другой своей руке. И тихо хмыкает. Оторвавшись взглядом от бесконечных, звездных просторов, он оборачивается. Гордо, уверенно начинает: — Я лишь хочу сказать, что пришел сюда, чтобы разрешить наш с тобой уговор окончательно. Надеюсь, тебе хватит такта не перебивать меня словами или разъяренной стражей…       — Надеюсь, вы начнете с самого начала, младший принц. И не будете лгать, — Хеймдалль смотрит в ответ, бросает быстрый взгляд на Фенрира, но не делает и шага в их сторону. Медленно, коротко кивает, словно позволяя начинать. Локи не торопится, покусывает щеку изнутри да вздыхает. Его мерный голос, сколь бы тих ни был, в моменте кажется громче и глубже, чем шум водопадов, срывающихся вниз, прочь с плоти Асгарда:       — Сначала… В самом начале был Король Богов, который решил, что имеет право выкрасть дитя из чужих земель. Выкрасть и поселить его здесь, в золотых стенах жестокого, гнилого мира богов…       Фенрир начинает тихо скулить на Вселенную. ~~•~~