Роза ветров

~~~^~~~       Темное небо без звезд нависает сверху тяжелым колпаком. Солнце окончательно скрывается за чертой горизонта. После ухода Тора Локи продолжает разбираться с растениями и заканчивает довольно быстро. С помощью магии раскрывает бутоны зизифоры, потом толчет лепестки в магической ступке с помощью камня, постепенно добавляя другие ингредиенты. Тор возвращается через какое-то время и удивительно беспрекословно дает Локи рассечь свою ладонь ради нескольких капель крови, когда тот обращается к нему с чем-то похожим на просьбу.       Помимо этого они не разговаривают.       Тор не разговаривает с ним больше. Снова.       Локи чувствует будто на него, наконец, снизошла какая-то небесная божественная благодать: он сам подостыл и злость больше не сжирает его так сильно, а Тор молчит. Да ещё и все отдаваемые ему указания выполняет почти сразу. Он без единого слова вначале расширяет поле костра, потом создает место для магической ступки: добавив в толченые травы пару капель воды, Локи ставит ее подле немного разрозненного Бранна. Огонек определенно до сих пор взволнован их случившейся перебранкой, но приказы усваивает быстро. Вначале корректирует температуру у ступки с варевом для печати, потом доводит ее до первых пузырьков и так и оставляет томиться. Проследив за происходящим в костре какое-то время, Локи кивает сам себе и решает оставить все остальное на своего огненного помощника.       Поднявшись с корточек, на которых сидел у огня, он потягивается, тяжело вздыхает. Приоткрыв один зажмуренный глаз, косится на старшего. Тот в свою очередь уже позаботился и об их ужине, и о провизии на следующие несколько дней. Часть мяса печется на камнях, часть просто жарится, присыпанная специями, прихваченными Локи из Асгарда. Тор просто сидит на своем плаще и смотрит на огонь в упор. Время от времени Бранн взволнованно покачивается, потрескивает — он, похоже, смущен и взволнован таким переизбытком внимания.       Подумав с пару-тройку мгновений, Локи решает, что ничего страшного не случится, если он оставит этих двоих вместе и разворачивается к своему плащу. За кого именно он переживает больше, признаваться самому себе не хочется, и поэтому он отвлекается на свой заплечный мешок, на плащ, на какие-то вещи. Примерившись к тем предметам, которые могут ему понадобиться, Локи решает забрать с собой всё — в том числе и оружие, — и подхватывает с травы вначале мешок, а потом и плащ. Накинув последний на плечи, разворачивается в сторону темных зарослей.       В мыслях проносится мимолетное желание предупредить Тора, куда и зачем он направляется, но в итоге Локи этого не делает. Вместе с конвоем из тишины и Торова молчания он скрывается в зарослях оаза вновь.       Бранн остался в костре, поэтому Локи щелчком пальцев зажигает обычный огонь и подселяет его в прозрачную сферу. Та освещает ему весь путь до самого озерца в центре оаза. Дойдя туда, он формирует еще около десятка таких же «светлячков» и, наконец, с наслаждением вдыхает полной грудью. Тишина, покой и полное одиночество среди растений, камней, воды и глиняного берега — вот что встречает его в центре оаза, и Локи чувствует тихую, маленькую радость. Ему хочется как можно скорее забраться в воду, нырнуть с головой, прочесать пальцами влажные волосы, умыться, вымыться. Но в начале он заставляет себя расстелить плащ и раздеться догола. Одежду бросает в воду и хватает пары нехитрых движений руками, чтобы вначале хорошенько ее намочить, протащить по неширокому глиняному берегу, а после прополоскать в воде вновь, отжать и тем самым вычистить полностью. Конечно, все это он делает не без помощи магии. К вещам не приходится даже прикасаться: они парят по воздуху, переливаясь зеленью его магии, и в итоге, аккуратно сложившись в сухую, чистую стопку, опускаются поверх расстеленного плаща. Пару секунд полюбовавшись на свою работу, Локи с довольной улыбкой выходит к берегу и осторожно спускается в воду.       Первым делом он, конечно же, оглядывается. Тор все еще существует — что прискорбно в некоторые моменты, — и терять бдительность Локи не собирается. Вглядевшись в деревья и кустарники, обступившие поляну почти полным кругом, он не находит в сумеречных переплетения листьев ничего подозрительного и с облегчением расслабляет плечи. Взгляд перемещается к его вещам, сложенным в одном месте, после убегает к глиняному берегу. Замеченная им ранее структура глины не может не удивить сразу по нескольким причинам. Первой причиной, конечно же, является то, что в Свартальфхейме глины такого вида существовать не может в связи с природными условиями и постоянными перепадами температур. А вот вторая…       Решив проверить собственную догадку, уже стоя по пояс в воде, Локи вскидывает руки и посылает мельчайшие магические импульсы во все стороны. Крошки его магии разлетаются прочь потешными огоньками. Некоторые долетают до деревьев, некоторые падают в траву или на берег, и тут же, стоит им соприкоснуться с поверхностью камня/листа/коры, все вспыхивает разнообразными цветами и оттенками. Деревья переливаются желтой магией, глина — фиолетовой, а редкие цветы — серебряной. Это все магические следы тех, кто в свое время создал эти деревья и камни, и глину с цветами, и все-все-все остальное. Такие магические следы остаются навсегда, как тавро принадлежности созданного элемента или как право собственности.       Еще тут и там мелькают вкрапления зеленого — это показываются оставленные им следы. Кончики пальцев, которыми он касался деревьев, трава и глина, по которой он ступал босиком. Следы его рук и стоп будут держаться еще несколько суток после их ухода, но затем сойдут, как ни бывало, ведь они — лишь следы гостя, но никак не создателя. Локи, зная это и то, что ближайший табор кочевников находится на расстоянии десяти дней пути, ничуть не переживает, что их следы обнаружат.       А подтвердившаяся догадка о том, что оаз был создан искусственно, его несказанно радует. Широко, довольно улыбнувшись, он провожает глазами стихающую феерию цвета чужих магических следов и с восторгом жмурится. Вдыхает глубже и разворачивается лицом к большому валуну, который, достигая высотой чуть ли не верхушек деревьев, замыкает неполный круг поляны и заодно величественно стоит на другом берегу озерца. Даже в сумеречном свете созданных собой огненных сфер Локи видит вырезанные на камне руны и решает, что позволит себе воспользоваться им, правда чуть-чуть позже. Сейчас у него есть другое дело — подогреть немного воду да вымыться глиной от пота и грязи, которая чуть ли не скатывается с него комками, стоит только рукой провести по коже.       Медленно и неторопливо он делает несколько шагов вглубь озерца. Дно оказывается не колким. Наоборот, тот тут, то там под ногами чувствуются закругленные камушки и галька. Ступать босиком по ним немного непривычно и неприятно, но резаться не обо что. Зайдя по грудь, Локи потягивается вперед и ныряет в воду с головой. Та неприятно холодит нежную кожу и поэтому, уже оказавшись под водой, он проворачивает кисти вокруг своей оси, касается водного пространства пальцами. Колдовство действует почти сразу, нагревая воду до расплавленной температуры, и только в этот момент мурашки, побежавшие по его телу ранее, успокаиваются. Все мышцы расслабляются, конечности лениво вытягиваются. Хочется чуть ли не замурлыкать.       А выныривать не хочется. Он наслаждается мгновениями под водой. Вначале трет лицо, приглаживает пальцами разметавшиеся волосы и коротко, мимолетно обнимает себя за плечи. Вокруг теплое, расплавленное пространство — оно согревает каждую кость и, кажется, даже его мысли становятся менее давящими и тяжелыми. Локи закрывает глаза и осторожно поднимает голову из-под воды. Он делает глубокий медленный вдох, а после так же медленно выдыхает. Мягко оттолкнувшись кончиком большого пальца от дна, Локи чувствует, как его оттаскивает в сторону, на глубину. Дно пропадает из-под ног. Если сейчас он начнет тонуть, конечно, выплыть назад будет не сложно, но сколь заманчива эта мысль…       О смерти.       Она снова здесь, снова в его голове. Почему? Локи задается этим вопросом, но мысль исчезает очень быстро. Он чувствует, что не хочет умирать. Возможно, дело в драматизме. В его голове прекрасно-ужасные картинки, на коих Тор идет на его поиски, потом находит его всплывшее тело и безутешно долго рыдает над ним. Ох, Тор…       Тяжело вздохнув, он все-таки уходит под воду с головой. Медленно тонет и, только почувствовав дно стопами, отталкивается назад. Выныривает. В пару гребков вернувшись туда, где дно ощутимое, а уровень воды нежно касается мышц на животе, он направляется к краю озерца. По краям оно сохраняет свою глубину, все больше напоминая искусственный бассейн. Не покидая тепла, Локи набирает в ладони глины, набирает немного воды — на пальцах появляется мыльное ощущение, и он с довольством начинает мыть голову. Прикрывает глаза.       — Не помню когда последний раз видел тебя настолько умиротворенным…       Тор. Ну конечно. Локи вздрагивает и тут же напрягается. Не открывая глаз, тянется магией к повисшим в воздухе сферам с огнем, и те тут же становятся его глазами. Вид на поляну открывается полностью. Тор сидит на его плаще. В руках вертит какую-то травинку. И безотрывно смотрит на него.       — Тебя не учили, что подкрадываться некрасиво? Мне казалось, таким занимаются воры и бродяги, а не царские особы, — он делает шаг левой ногой в сторону и поворачивается к Тору спиной. От собственной наготы по плечам бегут мурашки. Чувствуется странная неловкость, и Локи бы рад задаться вопросом откуда она взялась, но как нельзя кстати вспоминаются розы. Следом вспоминаются прошлые жизни.       Все возможные вопросы отпадают, так и не родившись. Он тихо хмыкает.       — Не учили… Меня вообще ничему не учили, если тебя послушать, — Тор вскидывает брови и чуть наклоняет голову в бок. Закусывает губу. Локи хочется швырнуть в него палкой, только бы он прекратил настолько бесстыдно пялиться. Еще хочется спрятаться под водой. Но вместо этого он лишь продолжает мылить волосы. Прочесывает их пальцами, массирует кожу головы. Собственные прикосновения отвлекают. Ненадолго. Следующие слова Тора заставляют его покрыться румянцем, потому что звучат довольно двусмысленно. Или Локи только так кажется. — А вот тебя обучили всем премудростям… Может научишь меня? А, Локи?       Сжав губы, он напрягает плечи и вдавливает пальцы в кожу головы сильнее. Массирует жестче. И оставляет Тора без ответа. Вместо того, чтобы тратить время на пустую болтовню, он окунается под воду и неторопливо вымывает из волос глину. Глаза Локи все еще закрыты, а перед ними поляна и Тор. Тот ни на мгновение не меняет своего положения.       Отчего-то Локи кажется, что старший вот-вот поднимется, начнет раздеваться, а после нагло и бессовестно вторгнется в пространство его омовения и спокойствия, но этого не происходит. Ни через мгновение, ни через десяток мгновений. Тор сидит спокойно, вначале рассматривает его со спины, изучает, а после безотрывно смотрит в то место, где Локи скрылся под водой. Ближе он не подходит. Может боится, а может выжидает, подобно охотнику, когда же Локи сам подойдет ближе.       Только вот Локи не собирается ни подходить ближе, ни выходить вовсе, пока Тор не уйдёт. Вынырнув из воды, он осторожно прочесывает волосы пальцами.       — Твои двусмысленности, флирт и ухаживания на меня не действуют, можешь не стараться. В объятья к тебе я падать не собираюсь, уж, прости, — проверяя вымылась ли вся мыльная глина из волос, он набирает в ладони воды и осторожно льет на свою макушку. Лицом к брату Локи пока что поворачиваться не собирается. Слишком много чести. — Но, если ты пришел поговорить про обязательства, я с великой радостью обсужу с тобой эту тему. Я мог бы даже предложить тебе обменяться информацией. Если ты хорошенько попросишь, конечно…       Тор фыркает. Локи не столько слышит это, сколько видит, как выражение его лица меняется. Он отбрасывает травинку в сторону и откидывается назад, на локти. Запрокидывает голову, разглядывая однотонное, затянутое облаками небо без единой звезды.       — А это имеет смысл? Ты искусный лжец, брат. И я не готов ставить под угрозу наши жизни ради того, чтобы услышать ещё одну твою ложь. Итак слушаю её постоянно, от утра до ночи.       — Ставить под угрозу… Наши жизни… Ох, Хель! — он постановочно прикладывает обратную сторону ладони ко лбу, жмурит закрытые глаза и изображает на лице великую муку. Тут же сам фыркает. — Сколько драматизма, надо же.       Ничего больше Локи не говорит. Он отступает к бортику озерца вновь и, пока набирает в ладонь глину, незаметно вырисовывает совсем рядом, у кромки травы, шлем ужаса. Проведя в обе стороны от него линии, тихо шепчет заклинание — по краю озерца тут же бежит почти незаметная маленькая зеленая искорка. Это защитный барьер. Теперь, если Тор только подойдет к кромке воды ближе чем на два шага, ярко-изумрудная стена тут же вскинется и внутрь его не пустит.       Возможно, такие меры излишни, но Локи просто хочет еще ненадолго забыть о беспокойстве, вызванном столь близким нахождением старшего. Еще хоть ненадолго…       В тишине он вымывает своё тело от пота и грязи. Мягко скользит ладонями по коже. Каждое собственное прикосновение добавляет ощущения целостности и равновесия. И неожиданно хочется назад в Асгард. Ему хочется сесть на своем балконе, заварить чайные листья и наблюдать за закатом. Не двигаться, не думать, не действовать.       — Я не представляю Асгард без тебя, — Тор вздыхает тяжело и громко. Затем садится назад, трет лицо ладонями. Уперевшись локтями в полусогнутые колени, он роняет на руки голову и так её и не поднимает. На короткое мгновение Локи удивленно замирает, услышав эти слова, но, только бы не подавать вида, что они его тронули, продолжает вымываться. Движения его рук, правда, предают его, дёргано и резко проходясь ладонями по собственной коже. А Тор все продолжает: — Поэтому я так разозлился тогда. Эта скрытная Королева и её заигрывания… Её предложение… Я лишь… Я бы никогда не стал докладывать отцу о том, что ты собираешься уехать. И я бы не стал…удерживать тебя там. Но одна мысль о том, чтобы позволить тебе уйти…приводит меня в ужас.       — Что-что? Мне кажется, или ты правда пытаешься извиниться? — со смешком на губах он все-таки оборачивается и смотрит на старшего. Вскидывает бровь, одновременно с этим ложась на воду и уходя под нее по шею. — Ну же, давай! Я уверен, еще немного усилий, и у тебя точно получится!       Тор вздыхает вновь. Его пальцы зарываются в волосы, и, Локи не видит его лица, но ему кажется, что оно несет в себе вымученное выражение страдальца. Что ж. Даже если и так. Даже если слова — все-все слова, — Тора не ложь.       Эта дистанция между ними необходима, как бы самому Локи ни хотелось её разрушить. Ведь дистанция необходима в буквальном смысле — для выживания. Хотя бы одного из них.       И если уж Тор не может совладать со своими чувствами, то Локи сделает это за них двоих. Или будет стараться делать, пока не сломится под тяжестью взваленной на свои плечи миссии.       — Зачем ты так…? Я просто пытаюсь достучаться до тебя, найти к тебе подход и…       — Не нужно находить ко мне подход. Я твоим не буду и, впрочем, никогда не был. А твое эгоистичное желание затащить к себе в постель весь Асгард, лишь ради того, чтобы пополнить список своих достижений, увы, никогда не сбудется. И чем быстрее ты смиришься…       — Я не собираюсь мириться с этим, потому что ты!.. Ты говоришь одно, но как только мы оказываемся близко, я вижу как тебя разрывает от чувств! Ты холодный и каменный, но это лишь маска! И я не стану мириться…!       — Сколько еще раз мне нужно повторить, что я играюсь с твоими чувствами, чтобы ты, наконец, поверил мне? Ты смешон и глуп, мальчик с молотом… Смешон и глуп. Впрочем, как и раньше, — Локи улыбается на уголок губ грустно и надменно. Вода мягко держит его, не давая ни уйти на глубину с головой, ни выпуская на поверхность. В животе тихо урчит. Еще немного и начнет подкатывать ощущение голода. Ему нужно возвращаться. Еще нужно закончить с печатью и может даже поесть, если Тор не откажется кормить его в приступе праведного гнева.       Только вот Тор не злится. Он качает головой. Грустно улыбается. Но тут же жмурится в агонии, а затем коротко, надсадно вскрикивает и бьет по земле кулаком. Трава приминается и вечным следом в том месте остается небольшая вмятина. Вновь спрятав лицо в ладонях, он трет его.       Локи наблюдает эту картину с плохо скрываемым интересом и мечущимся глубоко внутри состраданием. И страхом. Теперь у Тора есть тайны, и он блюдет и держит их внутри. Он больше не бушует. Он больше не взрывается и не выплескивает все свои мысли так просто. Он, словно барышня в тугом, пережатом корсете — и двигается, и дышит, но скованность очевидна. И эта нехватка… Чего?       Локи не знает. Откинув голову назад, на поверхность воды, он мягко гребет руками, поддерживая себя у поверхности и неспешно переплывая с одного места на другое.       — Я не поверю тебе. Я не верю тебе сейчас и не поверю и дальше, пока не увижу, что ты действительно искренен со мной. Но ведь я не увижу этого, так… — горько рассмеявшись, старший подается вперед и рывком поднимается. Оттряхивает руки, поводит плечами. Он уже разворачивается прочь от озера. Только напоследок бросает достаточно громко: — Так что боюсь тебе придется либо податься в бега, либо убить меня, потому что я не успокоюсь, пока не добьюсь тебя. Локи.       Только услышав, Локи тут же принимается заливисто хохотать и бросает вдогонку вопрос, как Тору больше понравится: умереть от ножа, меча или может стрелы; но тот больше не отвечает.       Абсурдно.       Посмеиваясь еще какое-то время, Локи возвращается к берегу и выходит на сушу. По щелчку пальцев поставленная им защита распадается снопом искр, позволяя ему взять свои вещи и неторопливо одеться. Капли воды, скользящие по телу, испаряются, стоит ему провести над макушкой полукруг ладонью. И на губах появляется мягкая довольная улыбка, стоит Локи осознать, что на самом деле он будет в безопасности везде. Потому что его магия всегда следует за ним и никогда его не оставит. Магия течет в его крови, благодаря его любимой матери, и этот подарок без срока годности. Сколько бы лет ни прошло, магический источник в его груди не иссякнет.       Пока он будет жив и его сердце будет биться, он будет источать магию. Всегда.       Обратный путь не занимает у него много времени. Сферы, с заключенным внутри них огнем, следуют за ним и освещают его путь. Почти достигнув выхода из пролеска, он вновь слышит слова старшего — теперь уже в своей голове. Напор Тора, его уже не желание, а, кажется, потребность вернуть их общение, удивляет. Замерев, скрытый тенью пролеска, Локи быстрым движением руки гасит все сферы и там и останавливается. Наблюдает.       Старший возится у костра. Что-то бормочет себе под нос, похоже, болтая с Бранном. Тот не льнет к нему, но заинтересовано подрагивает, покачивается, движимый далеко не ветром. Никакого ветра вокруг нет. Только старший — он занимается мясом, некоторые кусочки снимает с огня, выкладывает на большом плоском камне, другие перекладывает ближе к теплу. Движения его рук уверенные и спокойные. А лицо… Его лицо выражает сосредоточенность и усердие.       Локи смотрит на него неотрывно. Рассматривает разворот его плеч, когда старший оказывается к нему спиной. Рассматривает его сильную спину. Тор — истинно воин. Он сильный, смелый и хорош в любом бою: хоть в ближнем, хоть в дальнем. Но в сердечном бою он проигрывает. Если все, что он говорил о собственных чувствах, правда… Только уловив эту мысль, Локи поджимает губы, сжимает их, а ладонь сама по себе тянется ко рту, пытаясь закрыть/запретить/наложить новое вето. Хочется взвыть от одной лишь мысли, — наглой, но бессмертной, тихой, но почти неуязвимой, — мысли сомнения, что Тор — вот он, он близко, он готов, он жаждет быть вместе, он жаждет соединить их жизни и идти дальше вместе.       Не как братья, ведь это никогда не было истинно возможным.       Но и не как друзья.       Как возлюбленные.       Все возможно существовавшие бы, но упущенные шансы, все минуты, которые они могли бы провести вместе… Все то тепло, что Локи мог получить и мог даже бы подарить, наверное… Он зажмуривается и кусает губу до крови, чтобы привести себя в чувство. В груди рвется комок чувств. А все же наружу не вырывается.       Встряхнув головой, он сглатывает кровь, прочесывает пальцами волосы, помогая им еще немного высохнуть и улечься на плечах мягким облаком, и делает шаг вперед. Тут же останавливается вновь. Голос Тора набирает обороты, и Локи хочет услышать, что тот скажет. Хочет услышать то, что слышать не должен.       — …не понимает! Он даже не хочет понять меня! Я же не могу сказать ему, что меня казнят в то же мгновение, как расскажу ему, что… — старший дергает головой и вновь же движение это, что движение неспокойного, грузного зверя. Коротко, недовольно цокнув, он выпрямляется с корточек, отступает к своему плащу и тяжело усаживается на него. Опускает локти на согнутые колени, свешивая кисти к земле. — Я просто пытаюсь защитить его. Вместе мы сильнее, вместе у нас может получиться… Почему он не верит мне?!       Его голос полнится отчаяньем и печалью. А Бранн разражается треском, будто смехом, и быстро покачивается из стороны в сторону. Локи давит смешок, чтобы не выдать себя. Уж он-то понимает, что огонек пытается передать, о чем язвит и какой бранью высмеивает Тора с его тревогами и горестями.       — Ой, прекрати, ясно тебе?! Если бы я мог, я бы никогда не допустил этого, ясно?! Побои, побои… Я сделал то, что должен был, и ты не знаешь, как плохо мне самому от этого, ты, горящая головешка Муспельхейма! — Тор откликается на огненные движения и звуки сразу же. Вскидывается, защищается. Его рот напряженно вытягивается в упертую линию. На мгновение он замолкает, но тут же вскидывает руки, продолжая: — Ты думаешь, я этого хотел?! Ты думаешь, я был рад, когда его избивали?! Да я чуть не убил Фандрала после того, что случилось! И Сиф… — неожиданно резко отвернувшись, Тор сплевывает в сторону, кривится. Его ладонь раздраженно утирает рот тыльной стороной. — Я запретил им тогда даже приближаться к нему впредь, и знаешь что?! Ха-ха! Они считают, что это было им заслужено! До сих пор считают так, но больше они не посмеют… Нет-нет, больше они не посмеют тронуть его никогда, иначе они умрут от моей руки, и они, уж поверь мне, знают это. Не смей насмехаться надо мной, ясно? Если уж я не могу защитить его от… Ах, к Хель все это. Достало! Следи за мясом, головешка.       Рывком поднявшись, Тор подхватывает плащ и уходит прочь, в пустыню. Попутно он накидывает одеяние на плечи. И каждый его шаг пронизан тяжестью и печалью.       Дождавшись, пока старший отойдет на приличное расстояние, Локи выходит из пролеска. Он неторопливо стелет свой плащ ближе к костру, бросает рядом заплечный мешок и оружие. После вытаскивает из огня магическую миску с травами для печати. Благодаря крови и воде, те разогрелись и почти растворились под действием своей собственной магии. Усевшись на плащ с миской в руках, Локи заговаривает печать и, опустив в варево указательные палец, перемешивает. Добавляет чуть магии.       Бранн ехидно похрустывает, тянется к нему, чтобы вновь качнуться в сторону, прочь да подальше. Он пытается дать Локи понять, что заметил его сразу, как маг приблизился к их стоянке, только вот услышанным до прихода Локи делиться не собирается. Маг пытается дотянуться до него магией, пытается забрать весь диалог. Не успевает. Почти коснувшись мыслью эфемерного комка чужих воспоминаний, он чувствует, как те слишком быстро истлевают и исчезают. Бранн выжигает произошедшее из собственной сущности, забывая об этом сам и сохраняя тайну слов Тора, не услышанных Локи, навсегда.       — Что б тебя… — ругнувшись, Локи качает головой и недовольно вытащив палец из варева для печати кочевника, стряхивает жидкость в сторону. Попав на траву, темно-багровые капли выжигают в ней дыры и с шипением испаряются. Не проходит и нескольких десятков мгновений, как трава увядает. С интересом понаблюдав за этим, Локи лишь пожимает плечами и принимает решение поставить первую печать на Торе. Это могло бы быть небезопасно, если бы Локи не прошерстил все библиотечные книги еще осенью и не нашел всю информацию о кочевниках, их обычаях и работе кочевничьих печатей. Варево для печати по-разному реагирует на предметы, которых касается, не только в зависимости от того живой этот предмет или нет, но и в зависимости от произнесенного оговора при нанесении.       Вытерев руку о траву и позволив увянуть еще нескольким травинкам, он отставляет чашу в сторону, на песок, и мягким касанием накрывает ее магическим куполом, чтобы туда случайно не попали песчинки. Стоит ему поднять голову, как глаза улавливают фигуру возвращающегося Тора. Тот шагает все так же тяжело и грузно. Локи чуть удивленно хмыкает, — он думал, что старшему потребуется больше времени, чтобы успокоиться, — но не произносит и слова, когда Тор перешагивает через небольшой огонек на границе защитного кольца и скидывает плащ на песок. Он усаживается по другую сторону от Бранна. На Локи не смотрит, предпочтя переглядываниям заняться мясом.       В тишине они вместе распределяют какую часть возьмут с собой, а какую оставят на ужин. Локи подает брату широкие листья петаситиса, которые он сорвал по пути к озерцу, и помогает ему заворачивать вяленое мясо в них. Мяса получается много, оно ароматно пахнет и даже на вид выглядит сочным и вкусным. К концу упаковки рот Локи уже полон слюны, а живот негромко урчит, требуя, наконец, накормить его.       Локи незаметно неловко румянится. Тор лишь хмыкает, но все также не поднимает на него глаз. Немного подвигает к нему плоский камень с оставшимся на нем мясом — той частью, что осталась им на ужин. Едят они в тишине. Только Бранн потрескивает, косится то на одного, то на второго и шершаво, огненно посмеивается. Локи чувствует легкое раздражение.       И теряет мысль. Новую и не менее важную, чем потерянная им первая: о том, что старший тоже может понимать Бранна. Если бы эта мысль только была развита дальше, если бы Локи только решился обдумать ее… Но он не решается. И спрятанный внутри Тора магический потенциал остается не тронутым — ни мыслями, ни расспросами.       Закончив с ужином, Тор вытирает руки оставшимся у него листом петаситиса и поднимается. Он расстилает плащ шире, расправляет его и, видимо, решает укладываться спать. Ни слова не говорит и с вопросами больше не пристает. Локи это радует отчасти, а с другой стороны он чувствует себя немного отстранённо. Смирение с полетевшими к Хель планами уже разрослось в нем, и гнев давно поутих. Видимо, так было суждено, чтобы путь их растянулся на пару дней вперед. Что же теперь поделать.       Однако, им все еще нужно нанести друг на друга печать. Об этом он и говорит старшему, только тот решает растянуться поверх плаща и улечься спать. На того слова Локи словно и не действуют — он укрывается свободной полой плаща. Откликается коротко:       — Снимешь вето, тогда и поговорим.       От возмущения Локи чуть задыхается и даже слова произнести не может несколько мгновений. Он дергается, руку уже вскидывает, но только опускает ее назад. Его челюсти напрягаются.       — Боюсь, ты не в том положении, чтобы выставлять условия. Я…!       — Может и так. Но что я знаю точно — это часть твоего «великого» плана, а значит она очень важная. И если её не выполнить, у тебя будут проблемы. Которые тебе точно не нужны, — он говорит с Локи, но голову не поднимает и лицом к нему не поворачивается. Только укрывается плащом теплее, чуть поднимает колени ближе к груди. Локи хочет выругаться, но сдерживается и решает пойти тактикой уговоров.       — Слушай, я понимаю, что у нас есть разногласия, но… Это правда очень важно. И…       — Сними вето. Тогда поговорим о печати кочевника.       — Тор, ты наглый шантажист! Да ты!.. Ты!.. — возмущенно набрав воздуха в грудь, Локи быстро понимает, что уговорами тут ничего не добиться. Возиться с Тором, что с маленьким неуступчивым ребенком, он не собирается. И лишь упрямо поджимает губы. Так просто соглашаться на его условия не хочется. Выдержав долгую-долгую паузу, он подбирается, переставляет согнутые ноги ближе к груди и обнимает их руками, горбится. Но тут же выпрямляется, кладет руки сверху, хватается ладонью за предплечье, пытаясь выглядеть не так жалко в собственных глазах. Негодование трепет изнутри вместе с мелкими, напуганными мыслями и не дает усидеться на месте спокойно. Локи напрягается, силой заставляя себя не мельтешить. И, идеально выдерживая рассудительную интонацию, начинает говорить: — Поклянись, что не сделаешь ничего, что бы…       — Поклянись, что не наложишь вето снова.       — Ты даже не слушаешь меня! Как с тобой можно разговаривать, если ты не даешь мне сказать и пары слов, Тор! Я…!       — Я не трону тебя! Хватит делать из меня насильника и дикое животное! — резким движением отбросив полу плаща, Тор садится и разворачивается к Локи лицом. Его брови хмуро сходятся у переносицы, а руки сжимаются в кулаки несколько раз. Он исподлобья смотрит на Локи. — Да, я влюблен в тебя, ясно?! Да! Да, Хель тебя побери, я хотел бы видеть тебя в своей постели, ясно?! Я хотел бы провести с тобой ночь и не одну! И я желаю тебя! Да, я признаюсь в этом, но это не делает меня извергом! И я никогда не желал причинить тебе вред! Я…!       — О да! Я прям увидел это в ту ночь, когда мы пересеклись в тренировочном зале летом! Ха-ха, да ты был готов сожрать меня, Тор! — Локи скалится. Еле сдержавшись, чтобы не зарычать, он фыркает, поджимает губы. Но взгляда не отводит, не желая сдавать позиции так просто.       — И я не сделал этого! Даже если бы и хотел надругаться, никакое дрянное вето, ни твоя магическая защита на покоях… Ничто, слышишь, ничто и никто не остановили бы меня, если бы я хотел причинить тебе боль и страдание! — его лицо становится жестче, на губах появляется яростный оскал и гнев. А голос набирает обороты, становясь громче и мощнее. Тор уже чуть ли не кричит на него, продолжая говорить: — Но ты никак не поймешь, что бы я тебе ни говорил, ты никак, Хель тебя подери, не поймешь, что я никогда не хотел этого! И кто из нас непроходимый дурак после этого, а?!       Локи ошарашенно замирает. Его рот приоткрывается, глаза распахиваются шире. И он в ступоре не может ответить сразу. В словах Тора звучит угроза, — она очевидная/явная/неприкрытая, — но больше поражает не это, а то с какой яростностью он отстаивает себя и свои чувства. Его слова пронизаны правдой и искренностью. В этом моменте он выглядит настоящим. И будто на какие-то мгновения позволяет себе не сдерживаться, позволяет себе выплеснуть хоть пару капель того, что чувствует, и так сильно, как чувствует. Локи не может принять это, потому что принятие внесет во все его чувства и планы слишком жесткие коррективы. Такие глобальные изменения пугают.       — Той ночью… — все, на что ему хватает сил, так это шепот пересохших губ и пальцы, еще крепче сжимающиеся на собственном предплечье. Лицо Тора меняется. Лоб исходит скорбными складками, глаза жмурятся, а рука тянется к лицу.       — Я не хотел этого, я… Я не мог остановить это, и мне так жаль, мне так жаль, что это случилось, Локи! Я правда… Я не знаю, как мне выразить свою боль и это сожаления, я лишь… — он трет переносицу, и плечи его опускаются. Печаль, скорбь и вина. Бранн неожиданно затухает и становится совсем маленьким, незаметным. Его отблески касаются лица Тора, словно в попытке стереть с него всё плохое, что терзает его. Локи бросает взгляд на костер, а когда вновь возвращается глазами к старшему, тот уже смотрит в сторону. Говорит негромко и жестко: — Они получили по заслугам, и больше они тебе не навредят. Если только посмеют… Я убью их. Я убью их всех.       Чужие слова не звучат безосновательной угрозой. Они эфемерно хватают Локи за ворот и утаскивают назад, в воспоминания самой первой жизни. В словах Тора он видит себя убивающего Фриг и Всеотца. В интонации Тора — жесткое, багровое намерение и убийственная, смоляная ярость, — он видит себя, уничтожающего один мир за другим, одну расу за другой… Чтобы только вернуть, чтобы только спасти/защитить/оградить/воскресить/изменить. Чтобы только сказать:       — Я любил тебя всегда, но я никогда не умел любить. И если бы ты мог только научить меня, я был бы рад научиться.       Локи давится чужими словами. Они встают ему поперёк горла, и ком, вязкий/жесткий/тошнотный, давит ему на кадык изнутри. Перед глазами мертвое тело старшего, запертое в магическом саркофаге. Безжизненное, хладное тело. И собственное намерение — каждая новая жертва, каждая новая капля крови и каждая новая капля магии… Ему не откупиться от этого и через тысячи жизней. Ему никогда не смыть кровь со своих рук. Она уже впиталась. Она вросла в него и теперь медленно разъедает его изнутри.       И если хоть кто-нибудь решится у него спросить, жалеет ли он… Локи легче будет убить это существо мгновенно. Чем произнести вслух правду: он жалеет лишь об одном убийстве из тысячи, десятков тысяч тех, что совершал за все свои жизни — убийстве Тора.       И в этот миг, в это мгновение, растягивающееся на миллиарды световых лет, он видит в сбежавшем прочь взгляде старшего отражение собственных чувств. Это не любовь. Это потребность. Больная страсть, которая погубит их, уже губит их, но избавиться от неё, все равно что вырвать себе сердце собственноручно. И умереть.       На вечные века лишившись самого-самого главного.       Давясь собственными чувствами, Локи давит их. Мысленно топчет, бьет и закапывает. Он заставляет себя выдавить язвительно смешок, но получается с натяжкой. Он неожиданно верит в то, что каждый, кто навредит ему вновь, падет от руки старшего раньше, чем успеет скрыться. Но всё было бы много проще, если бы Локи не был тем, кто он есть. И поэтому он колко щурится, говоря:       — Они твои друзья, Тор… Они твои соратники, и ты…       — Они — воины. И в первую очередь они мои подчиненные. А каждого, кто ослушается моего приказа, ждет трибунал и казнь. Это закон, — повернувшись назад, он долго смотрит Локи в глаза. И больше ничего не говорит. Так они и остаются на какое-то время. Серьезный и жесткий взгляд Тора упирается Локи в глаза, а тот смотрит с прищуром, не пуская во взгляд всей дури чувств, что взметнулись в нем в одночасье. Он закусывает щеку изнутри, раздумывая. Тор не лжёт, но сомнения гложат Локи. Он боится ошибиться, боится дать Тору слишком много свободы. И осторожно, медленно-медленно начинает верить ему. Совсем чуть-чуть.       Его вера исходит из понимания: Тор слишком прост, чтобы быть таким искусным лжецом. И есть лишь два варианта. Либо он честен и правда защищает Локи. Либо он лжет.       Второй вариант пугает. Потому что, если все сказанное — ложь; то она явно не одним Тором создана. Она многоуровневая, глубокая и опасная. Слишком опасная.       Выждав некоторое время, Локи поднимает руки, поводит пальцами и зачем-то закрывает глаза. Он не хочет показывать Тору насколько уязвимым становится теперь и как страшно ему эту уязвимость ощущать.       Даже в той вероятности, где Тор не лжёт, Локи все еще помнит страдания собственного тела и духа. Локи все еще помнит то насилие, что сломало его изнутри без возможности излечиться, и внутренности, набухающие от собственной крови… Ужасающая агония, сплетенная из унижения и физической боли. Хоть и было оно в прошлой жизни, но… Как же страшно в этой.       — Я снимаю наложенное на тебя, Тор Одинсон, вето. Я снимаю вето с твоих чувств…ко мне. Сейчас и впредь, — касаясь воздуха кончиками пальцев и словно вытягивая вето из старшего во вне, чтобы оно рассеялось в пространстве и исчезло, Локи поджимает губы. Напряжение возникает в плечах, в груди сердце коротко пропускает удар. Выждав еще несколько мгновений, он насторожено вслушивается в треск огня и не слышит, чтобы Тор поднялся и направился к нему. Открыв глаза, Локи видит, что старший сидит на месте и замечает, как он выдыхает, словно расслабляясь. Тупая головная боль, преследовавшая его последние месяцы в моменты властвования мыслей о Локи, отпускает его, а горло, перехваченное шипастым обручем после слов о собственных чувствах, расслабляется. Боль покидает его, давая свободу словам, помыслам и движениям, и со стороны это заметно.       Локи напряженно наблюдает за ним. Следит за каждым малейшим движением его глаз и рук. Кидаться на него Тор не торопится. Только спрашивает:       — Что там с печатью…? Ты говорил, что…       — Я нанесу ее тебе первым. Потом ты нанесешь ее мне. Я покажу тебе как и скажу, что нужно будет говорить. Рисунок довольно простой, — быстро отвлекаясь от собственного напряжения и стараясь ни единым движением не признаться в нем, Локи поднимается с плаща, подхватывает его вместе с собой и подбирает с песка чашу в варевом. Затем подходит к Тору и передает ее ему. Тот берет накрытую защитной сферой чашу с осторожностью и легким благоговением. Рассматривает ее, осторожно покачивает в руках, видя сквозь прозрачные, оттеняющие его ладони зеленью магии стенки, как варево волнуется от каждого движения.       Локи расстилает свой плащ рядом и несколько мгновений пытается усесться. Тор замечает это и с легким, еле заметным ехидством негромко говорит:       — Ты мог бы сесть ко мне на бедра, так было бы удобно.       — И не надейся, глумливый варвар, — он отсекает все ехидство старшего одним лишь взглядом или пытается. Тот все еще смотрит с доброй насмешкой на то, как Локи усаживается на пятки близко-близко к нему. Чуть размяв пальцы, он снимает с чаши защитный купол, а после говорит: — Поверни ко мне голову и подвинь чашу немного ближе. Держать её будешь ты, пока я буду наносить печать, — стараясь не смотреть Тору в глаза, он игнорирует то, насколько близко они оказались и старается не двигаться лишний раз. Его согнутое колено упирается Тору в бедро сбоку. Встав на колени, Локи осторожно окунает палец в варево, немного покачивает им набирая вязкую жидкость, словно художник краску, а затем поднимает руку. Он говорит спокойно и сосредоточено: — Не двигайся и расслабься. Я сделаю это быстро.       — Да можешь не торопиться…       Тор подмигивает ему и усмехается на уголок губ. Закатив глаза, Локи касается пальцем его лба и вначале выводит небольшую дугу. Изгиб ее направлен вниз. Варево, соприкоснувшись с кожей, начинает шипеть, но Локи игнорирует этот звук и дорисовывает пять коротких лучей, опускающихся к бровям старшего. Тот коротко цокает, говоря:       — Жжется.       — Ну уж потерпи, неженка… — Быстро подняв вторую руку, маг опускает ее Тору на щеку и придерживает его голову на одном месте. Бросает один лишь взгляд к небесного цвета глазам, но тут же их отводит. Неловко прочищает горло. Тор ничего не говорит, только усмехается вновь. Придурок. — Сказал же тебе, не двигайся. Дурень… — коротко недовольно цокнув, Локи набирает на палец темно-бордового варева вновь и выводит вертикальную черту идущую от дуги вверх. — Я одаряю тебя этой печатью и объединяю наши души сейчас и впредь, пока чары будут питать мою кровь и плоть. Я одаряю тебя этой печатью и объединяю свой разум с твоим сейчас и впредь, пока чары будут питать мой ум и мое сердце, — его голос звучит спокойно, уверенно и властно. Стоит ему заговорить, как шипение прекращается. Варево медленно высыхает и впитывается в кожу. Уже выведенные линии мутнеют, начиная пропадать. Он набирает на палец еще немного и на конце вертикальной линии выводит шестиконечную звезду. — Я принимаю тебя и соглашаюсь объединить свою суть с твоей этой печатью сейчас и впредь, пока чары будут питать мои помыслы и желания. Во имя Гиннунгагап, Имира и детей его, — набрав еще немного в последний раз, Локи выводит над левой бровью Тора полумесяц и почти шепчет последние слова: — Сейчас и впредь.       Полумесяц загорается, вспыхивает ярким неожиданно алым светом, а затем гаснет. И следа не остается ни от него, ни от всей остальной метки. Отстранившись, Локи усаживается на пятки и чувствует, как каблуки сапог чуть врезаются в ягодицы. Он перебарывает желание спросить у Тора о его самочувствии, но все равно пытливо смотрит, ищет на его лице следы недомогания или боли. Тот лишь хмурится, поводит плечами, пожевывает губу.       — Странное ощущение одиночества… Не живое какое-то… — Он делится своими мыслями, пытливым взглядом отвечает на взгляд Локи. Но больше вопросов не задает. Так они и смотрят в глаза друг другу, пока старший не вскидывает бровь. Вот же наглец. Вопросов не задает, а ответы получить хочет.       Коротко, надменно хмыкнув, Локи отводит взгляд в сторону, словно убегая от ярких голубых глаз, прячась от них, красивых и убийственных в своей красоте одновременно. Перед его глазами предстает бескрайняя пустыня. Только высокие, нежные лишь на вид барханы и тишина. Горизонта не видно, настолько небо сливается с песком, создавая однотонное, бесконечно-глубокое пространство. Его взгляд пытается уцепиться за что-то определенное, но темная, ночная пустыня пуста и глубока. Локи затягивает.       — Потому что метка одна… — он отвечает неопределенно и негромко. Вычитанные в книгах о Свартальфхейме и кочевниках строчки всплывают в сознании. Локи не знает, что будет, когда Тор нанесет ему метку сам, но в нем медленно множатся волнительные идеи, не приносящие успокоения, а лишь уничтожающие его. Он и так подозревал, что они в какой-то своей степени соединятся: разумами, душами и помыслами; и теперь это неожиданно пугает его. Дернув плечом, словно пытаясь сбросить этот нарастающий страх, он поворачивает голову назад к Тору и поясняет: — Метка во многом нужна для того, чтобы сохранять единение в клане кочевников. Она объединяет их, позволяет сблизиться без особых усилий и связывает. Если случайный путник присоединится к каравану и сядет у огня с приютившим его кланом, ему будет сложно покинуть их. Если у него не будет достаточной силы воли и устойчивой жизненной цели для этого, он, конечно, сможет вырваться, но для него это будет непосильно сложной задачей. Если же будет нанесена метка… Эта длительная тесная связь не позволит ему ускользнуть уже никогда. В начале каждого нового лунного цикла кочевники обновляют метку и избежать этого ритуала не смеет ни один член клана.       — Надо же… Как интересно, — Тор широко, нагло ухмыляется и прищуривается. В его взгляде царит опасность и лукавство. А затем он говорит то, что заставляет Локи уперто поджать зубы и оскалиться: — Твои действия такие противоречивые. То ты накладываешь вето… Нет, ладно, к Хель это вето, но ты кричишь, что не желаешь иметь со мной ничего общего, а потом принимаешь такое решение. И что же будет, когда я нанесу тебе метку?       — Ничего из той грязи, что уже появилась в твоей голове, мальчик с молотом. Я не отказываюсь от своих слов, а вот тебе стоит поостеречься с таким высказывания, ведь…!       — Ох, Локи… — Тор неожиданно коротко смеется, но стоит ему прекратить, как его лицо вновь становится спокойным и взгляд не утрачивает лукавства. — Твои показные сценки, которые ты с такой тщательностью разыгрываешь передо мной трещат по швам. Неужели ты сам не видишь?       — Дорогой б-ра-тец, напоминаю тебе, как старший по разуму. Все это — часть одного большого плана. Мне жаль тебя, если ты всерьез считаешь меня таким же глупцом, как ты сам, — быстро подобравшись, Локи бросает ответную лукавую усмешку и смотрит на старшего свысока. В этот же миг внутри него все каменеет и леденеет от ужаса. И очень не вовремя вспоминаются вначале слова Королевы эльфов о том, что Тор готов и не боится, а после и слова стража моста, которыми тот проводил их в новое путешествие.       Предупрежден — значит спасен.       Так Хеймдалл сказал, нет, скорее даже швырнул эти слова Локи в спину. Вопросы о том, что он видел и что знает, сейчас задавать было точно не самое подходящее время — да, впрочем, и некому их было задать, — и поэтому, задавив их внутри, Локи протягивает руку и резко выдирает из ладоней Тора чашу с варевом. Вязкая, темно-бордовая жидкость покачивается, волнуется. Локи огрызается:       — Теперь твоя очередь. И будь добр, не облажайся. Очень не хочется случайно помереть из-за твоей тупости.       Ему в самую пору сейчас обернуться змеей и кинуться на Тора, настолько тон его голоса напоминает шипение ядовитой змеи. Тот лишь хмыкает, но больше ничего не говорит. Слова Локи, как и должны были, знатно его осадили.       — Какой рисунок? — тяжело, грузно вздохнув, он смотрит на Локи, а после опускает голову к песку. Локи уже протягивает руку и повторяет на нем рисунок, что только что нарисовал у старшего на лбу.       — На каждом новом элементе печати ты набираешь немного…краски на палец. И одновременно с этим заговариваешь рисунок. Я буду говорить, просто повторяй за мной. Есть вопросы? — крепко держа в руке миску, Локи выводит кончиком пальца на песке рисунок. В процессе он мельком кидает на старшего один лишь взгляд, но тот действительно внимательно слушает и рассматривает рисуемую печать. — Ах да, звезду в конце рисуешь ровно над левой бровью.       — Почему над левой? — Тор понятливо кивает и только после задает вопрос. Коротко вздохнув, Локи перетирает кончики пальцев, оттряхивая их тем самым от песка, а затем в неопределенно жесте вскидывает руку. Только заметив, как Тор бросает иступленный взгляд на его бледную кисть, тут же эту руку опускает. Берет чашу в обе ладони.       — Это идет от эльфов… Каждый знак в печати имеет свою расшифровку. И как годовые метки, бегущие по левой ноге эльфа, говорят о его мудрости, так и тут. Звезда над левой бровью преподносит владельцу метки мудрости, — Локи спокойно и рассудительно объясняет. Глубоко в подробности он не погружается, вместе этого добавляя немного колкости в конце: — Но, впрочем, тебе это не грозит, мальчик с молотом. Мудрость, я имею в виду, — делая маленькое уточнение, он все так же рассчитывает задеть старшего, но тот лишь хмыкает. Не поддается. Возможно, все его мысли сосредоточены сейчас на том, чтобы верно все нарисовать или же на том, что у Локи есть противоречивый план, но самому Локи до этого нет никакого дела.       — Хорошо, — кивнув, Тор набирает на кончик пальца вязкой жидкости и поднимает руку. Он выводит первую линию и, как только Локи начинает говорить заговор, точь в точь повторяет за ним. Печать и правда жжется да к тому же сильно. От боли Локи вздрагивает, почти дергается, но старший успевает поднять свободную руку и опустить ладонь ему на скулу. Его прикосновение, крепкое и горячее, заставляет Локи замереть да так, что даже малейшую силу прикладывать не приходится, чтобы его удерживать. По мере того как старший заканчивает с выведением печати, жжение прекращается. По коже лба бежит легкий холодок, а после все пропадает.       И его сердце пропускает удар. Мягко, почти незаметно разум заполняет мыслями Тора. Это похоже на летний теплый шторм. Его воспоминания, мечты и желания — все они поддернуты странным светом и теплом. Они все мягкие, ненавязчивые и мелькают очень быстро. Локи не успевает зацепиться ни за одно. Только осознает интересный момент — его фигура мелькает слишком часто.       Тор выглядит удивленным и пораженным тоже. Его лоб неожиданно пересекают морщины — он словно пытается ухватить какие-то ощущаемые только им кусочки, принадлежащие разуму Локи. Конечно же, у него не выходит, потому что слишком быстро Локи понимает, чем это может быть чревато, и сосредотачивает все свои мысли на книгах и библиотеке.       — Так вот оно что… Как интересно, — Тор прищуривается вновь, столь несвойственным ему движением, а его ладонь неожиданно сдвигается и спускается Локи на затылок. Крепкое и слишком интимное объятие, теплый, шершавый большой палец касающийся нежной кожи за ухом… От того, как резко происходит это движение чужой руки и насколько непривычны вообще прикосновения старшего, Локи за мгновение проваливается в воспоминание той самой — другой, — жизни, где тот самый — другой, — Тор взял его насильно и с отменной жестокостью. Единственное, что Локи с непривычки упускает из своего внимания, так это то, что Тор может увидеть и почувствовать его мысли. Не полностью, но отголосками он ощутит это.       Он увидит это…       И он видит это.       Засмотревшись в глаза напротив, в этот лукавый прищур, окаменевший Локи не сразу приходит в себя. Только после того, как слышит пораженный, сиплый шепот:       — Лок-ки… Что это…       Ему требуется секунда, чтобы подорваться и отскочить на несколько шагов. Ноги затекли, и каждый шаг непривычен и некомфортен. Но все же некомфортен не так сильно, как потрясенный, заполненный ужасом взгляд Тора и его рука, так и зависшая в воздухе.       — Мы закончили. Пора спать. На сегодня… — он чеканит каждое слово, пока в груди начинает колотиться беспокойство. Если все те слова о его защите, что Тор говорил, являются правдой, так просто он увиденное не оставит. Не важно, что там были лишь быстро мелькнувшие образы. Лишь боль, много крови, ужас, унижение, грубые прикосновения и жестокость… Но ведь мимолетом! Может быть Тор не заметил. Может быть он не успел прочувствовать. Может быть…       — Не смей! Не смей сбегать, Локи! Что это было?! — Тор подрывается за секунду и его ярость смешивается с ужасом на его лице. Он дергается вперед, протягивает руку, которой только что обнимал Локи за шею, и тот в свою очередь не придумывает ничего лучше, чем перепугано сорваться на бег. Он не знает, как об этом рассказать. Он не знает, как это объяснить.       И самое главное не знает, надо ли вообще это делать. И что будет, если Локи сделает.       Вот оно — снова все его продуманные, четкие планы рядом с Тором летят в кузнечий горн. Они сгорают в Бранновом пламени, и больше никаких планов не существует вовсе. Только драться или бежать.       Локи бежит. Он разворачивается сразу же в сторону оаза и срывается на быстрый бег, даже не разбирая дороги. Нет ни сфер с огнем, освещающим ему путь, ни Бранна. В глубоких, вязких сумерках он петляет меж деревьев, слыша за спиной ветки, хрустящие под ногами старшего.       Этот звук пугает до ужаса.       Разум суматошно, экстренно пытается найти спасение, но большинство ходов, которые могли бы сработать, просто стираются из головы перепуганного мага. Как ему выкрутиться? Что солгать? Локи чувствует, что, если остановится, просто развалится прям на том месте, где прекратится его бег. Его руки трясутся, а ноги чуть не подгибаются. В какой-то момент запнувшись о корягу, он спотыкается и еле-еле удерживает равновесие. Ладони, правда, рушатся на землю, тут же отталкиваясь от нее, чтобы только выпрямиться. Подогнувшиеся колени разгибаются, чтобы только продолжить нести вперед утонувшее в ужасе тело.       Чтобы только не останавливаться.       — Остановись сейчас же!       Голос Тора грохочет позади — слишком близко. Он несется следом и, видимо, в покое Локи больше не оставит. Не после увиденного.       Это плохо. Это очень и очень плохо, и даже мысли о словах, брошенных ему в спину стражем моста, не спасают. Как Локи должен признаться? Как он должен объяснить то, что объяснить ему не под силу? Какие слова тут вообще можно подобрать?       Если бы сейчас здесь был Фандрал, с его врожденным красноречием, что бы он сделал?       К своему великому ужасу, Локи понимает, что Фандрал бросился бы наутёк точно так же, наверное. И это лишь привносит в него больше волнения. Еще больше волнения, но больше уже некуда. Он петляет меж деревьев, шумно и быстро дышит, а легкие постепенно начинают гореть. Вся его натренированность и физическая подготовка пасуют перед этой экстренной потребностью спастись.       И эта ситуация ничуть не похожа на ту, когда Тор со своей слепой яростью рыскал по кукурузному полю в поисках его, наглого сорванца. Нет-нет, теперь Тор видел. Он и сам вряд ли знает, что именно, но все же он видел, и увиденное им все еще существует незаживающим шрамом на сердце Локи, как бы тот его ни игнорировал, как бы от него ни бежал в собственных мыслях.       — Я приказываю тебе остановиться, пока я не отправил тебя к Хель!       Вновь его голос, а после свист ножа. И удар. Оружие пролетает совсем рядом с головой Локи, коротко режет ему скулу и впивается глубоко в древесную кору, возникшего прямо перед ним ясеня. Боль приходит только через мгновение. Тихая, острая, поверхностная, но Локи тормозит, как вкопанный и влетает телом в дерево. На миг обнимает крепкий, широкий ствол, но даже не успевает подивиться тому, как расстарались кочевники, облагородив оаз столь исключительными видами не только трав, но и деревьев. Он лишь утыкается взмокшим, ледяным лбом в кору, жмурит влажные глаза и шепчет на грани тишины мольбы неизвестно кому. К Одину обращаться бесполезно да и бессмысленно. Спасения у Одина ему не найти. Спасение ему разве что может только присниться.       — Я швырну молот, если ты только двинешься, брат.       Снова его голос. Треск веток под ногами Тора прекращается мгновенно, как только тот останавливается. Локи вслушивается, пытаясь разобрать что-то кроме собственного загнанного дыхания и громкого биения сердечной мышцы. Он слышит ужас, бьющийся внутри своей головы и боится обернуться.       Что ему делать теперь? Какую иллюзию воссоздать? Как подобрать слова? Стереть Тору память? Но ведь тот не позволит. И просто швырнёт свой молот…       — Ты блефуешь…       — Я видел их! Я видел твои воспоминания, и я… — голос Тора сквозит ужасом, яростью и странным отчаянием. Он тоже тяжело дышит, но ветками все еще не хрустит, похоже, боясь подойти ближе. А может быть не боясь. Локи не знает. Только жмурится, упираясь ладонями в кору ясеня, потомка самого Иггдрасиля, мирового древа, что породило их всех. Породило их обоих. А потом оставило на произвол судьбы, разбираться со всем этим конским дерьмом в виде божественности самостоятельно. — Это не мог быть я, но я видел свое лицо, и я требую от тебя объяснений! Сейчас же, Локи!       — Ох, Хель… Пожалуйста… Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… — он не отвечает Тору, лишь шепча и дальше. Чуда не происходит. А глаза становятся неожиданно влажными. И в его разум вклинивается чужой ужас, доступ к которому породила связавшая их печать. Конечно, так вовремя, что и словами не передать. Будто Локи не достаточно собственных эмоций и сердечных терзаний. Скорбь старшего густит его кровь и давит на плечи. И его страх, страх сильнейшего и храбрейшего воина, жестко бьет под коленями. Локи еле выстаивает на подкосившихся ногах.       — Я считаю до десяти, и швыряю…!       — Ты блефуешь! — оттолкнувшись от дерева резво и грубо, он оборачивается и вскидывает, замерцавшие изумрудом ладони. Резким щелчком, он разжигает на ладони пламя и подбрасывает его в воздух, по ходу создавая сферу. Та большая, округлая, взмывает над их головами и освещает пятачок меж деревьев, на котором они находятся. В руках старшего нет никакого оружия. Но Локи не забывается — Тор все-таки властвует над молотом, и призвать тот для него не составит труда. — Не приближайся ко мне! Один лишь шаг, и я тебя уничтожу, не приближайся!       Его голос срывается на истеричные ноты. Локи планировал быть серьезным и грубым. Локи планировал быть сильным и показать, что он сможет защититься, но очевидно рядом с Тором планирование — не его сильная черта. Отступив назад, он упирается спиной в древесный ствол и краем глаза подмечает нож, все еще торчащий из коры на уровне его щеки.       Он может швырнуть его назад. Но это не даст результата. Тор увернется, призовет молот и между ними завяжется драка. Драка посреди Свартальфхейма, где впереди еще несколько дней пути и важная миссия — непозволительная роскошь, на которую у Локи не права.       Перебранки — пожалуйста. Ссоры — да, почему бы и нет.       Но не драка в том состоянии, в котором они оба сейчас находятся. Точнее в том, в котором находится Локи. Ему настолько страшно и стыдно, что он почти готов биться на смерть, только бы защититься. Или может быть защитить свои тайны?       Он мог бы вырубить Тора. О да, он мог бы вырубить его, стереть его воспоминания, а еще лучше связать его и оставить здесь до своего возвращения. Но Хеймдалл — всевидящее око Всеотца, и кто знает, как он поведет себя в такой ситуации. И даже сотри ему Локи память, Хеймдалл расскажет и ситуация повторится вновь — не здесь, так в Асгарде, по прибытии. Эта ситуация в любом случае повторится вновь. И у Локи нет никакого плана побега. У Локи есть знания о магических тропах, но этого недостаточно. И половины из них прямо сейчас он не помнит, думая только о том, чтобы не возвращаться к тем злощастным воспоминаниям и не давать Тору увидеть больше.       Но как назло именно к ним он и возвращается. Осколками. Кусками.       Меж губ рвется тяжелое дыхание, все больше походящее на рычание. Его сознание словно сопротивляется своему хозяину и сколько Локи не пытается думать о библиотеке, о книгах, да даже об оставленном в замке Фенрире, а все равно мысленно он проваливается в черную дыру без дна — тот миг, когда другой Тор надругался над ним.       Насколько больно это было. И насколько страшно было потом. Страшно не то что коснуться самому — дать кому-то коснуться себя. Перед глазами алая пелена из крови, перепачканная в крови одежда и разбухающий от крови живот. Его внутренности купались в крови, пока его сознание купалось в ужасе. И Тор хочет услышать…вот это?! Пусть хочет, но как Локи вообще может рассказать об этом. Ком распирает горло и не дает ни сглотнуть горечь, ни вдохнуть. Он и хотел бы закричать, но кажется голос сел. А может быть и не сел — Локи настолько в ужасе, что не чувствует своего тела и не может сконцентрироваться на физических ощущениях.       Самая страшная мысль — Тор, узнавший все, произносит:       — Так тебе и надо! Ты сам виноват во всем этом! Это случилось с тобой из-за тебя!       Потому что это ложь. Это ложь, и правда в другом: месте/мире/жизни. Но сколь больно ему будет услышать такое, Локи боится даже представить. Потому что понимает — это его убьет.       Быстро. Метко. И болезненно.       И не останется больше ничего. Ни планов, ни миссии, ни чувства вины, ни чувства долга. Он просто сгинет, оставив свою телесную оболочку в кочевничьем таборе — чтобы забыть навсегда, чтобы потерять себя и боль. Невыносимую/нестерпимую/неутолимую.       По его щеке скатывается слеза и он рывком утирает ее ладонью, ни на миг не опуская рук и не меняя напряженной стойки. Тор стоит напротив примерно в пяти шагах. Если он сделает первый свой шаг с правой ноги, после ступит на левую — за это время старший успеет рвануть вперед. И тогда Локи ударит его правой ногой, используя левую, как опорную. Затем он развернется и за это время успеет создать меч из магических искр. К этому моменту, скорее всего, примчится молот, и тут он пригнется. Меч отстранит назад, чтобы замахнуться.       А после отрубит Тору голову и…       — Да, я блефую. Локи… Локи, послушай меня… Я не хочу нападать на тебя. Послушай… Я не стану нападать на тебя, — Тор поднимает ладони и показывает, что безоружен. Локи все-таки удается сойти с пути отвратительных воспоминаний, когда он продумывает, как мог бы поступить, чтобы выиграть еще не начавшийся поединок и спастись. Но старший видит образы, появляющиеся в его голове. Старший видит все.       — Ха-ха! Ты только что грозился проломить мне голову, Тор! — истерично рассмеявшись, Локи стискивает зубы и дергает головой. — Хватит врать!       — Мне нужно было остановить тебя хоть как-нибудь! Локи, послушай, я…       Еще он мог бы рассказать Тору всё. Да, он ведь правда мог бы рассказать ему все. Рассказать про сны, про Королеву эльфов, про норн и про прошлые жизни. И тогда лжи между ними стало бы в разы меньше. И его боль больше перестала бы принадлежать ему безоглядно. Поделить ее поровну между ними невозможно, как невозможно и рассказать Тору о том, кто виновен в его самой первой смерти. Но поделиться частью, малюсеньким кусочком…       Локи думал об этом и раньше, но насколько страшно признаться в свершенном над ним насилии, настолько же страшна мысль не найти в старшем понимания и получить в ответ лишь жестокость, унижение и насмешку. Так страшно в ответ на искренность получить буквально плевок в лицо… У него в нижних веках собираются разбитые, разрозненные слезы. И огня добавляет злость на себя самого. Его мысли вьются и бушуют, обвиняя его в непродуманности, в том, что вообще потащил за собой Тора, и в том, что не обезопасил себя заранее.       Но будто бы Локи мог предугадать всё!       — Я устал слушать! Я… Хватит, Тор! Все это… Оно сложнее, чем ты думаешь! Все это… Твои чувства… И все эти слова… И эти дерьмовые розы! Это тяжело, и я, Хель бы побрала все девять миров, в ужасе! И сколько бы ты не притворялся, что это просто, что это легко… Это не легко, ясно?! — он в отчаяние дергает руками, вскидывает их, яростно жестикулирует. А голос подводит. В горле собирается ком. И колени вот-вот подкосятся. Чувствуя это, Локи вжимается спиной в ствол дерева, молясь, чтобы то удержало его и придало сил. Но сил оно ему, конечно же, не придаст. Локи придется справляться самому. — Это все…!       — Лок-ки… — Тор пораженно смотрит. Он не помнит, когда в последний раз видел Локи настолько беззащитным и беспомощным, и это отражается его глазах и его мыслях. Он вообще не помнит, чтобы когда-то видел Локи таким. А тот взвивается от этого мельчайшего слова, своего мерзкого имени, только пуще:       — Хватит! Хватит называть меня по имени! Хватит быть таким милым и преданным! Хватит втираться в мое доверие! Хватит делать эти бесполезные подарки, и эти жесты внимания, и… Хватит играть со мной, дурное ты животное! Мне больно! — он скалится, сплевывает в траву горькую слюну и только сейчас чувствует, как по щеке стекает горячая капля крови из рассеченной ножом царапины. Она катится медленно и уверенно к краю острой скулы, а после, замерев на миг, срывается вниз. Звук, с которым капля приземляется на его кирасу на груди, кажется оглушительным. И подталкивает сорваться за край разумного вместе с неразборчивым, разрозненным бормотанием старшего. — Ты хотел знать?! Ты хотел увидеть, да?! К Суртуру все твои обязательства, манипуляции и обмен. Я дарю тебе эту правду задаром. Подавись!       Он прикрывает глаза, находя тот миг, когда все началось, слишком быстро, а затем врывается взглядом во взгляд старшего. Раздирает его на куски, пробираясь зеленью собственных глаз в сознание и показывая Тору все с самого начала. Самый первый сон, второй, третий, а затем Альтинг и Королева эльфов, её предложение, путь к норнам, их злоба и слишком быстрое погружение в воды источника Урд и хвост громадного Нидхёгга, что тянет его на самое дно. Удушение и пространство без воздуха, где нет потребности в дыхании — его воспоминания. Локи показывает Тору каждую жизнь, каждое мгновение и каждое собственное чувство. Каждое собственное решение. Убийство самого себя во имя лучшего исхода и все равно возвращение к исходу наихудшему. Убийство Фригги и убийство Одина. Тысячелетия скитаний и одиночества. Холод. Отчаяние. Боль. Страх. Смерть. Он показывает старшему в деталях каждый миг и даже тот день, тот наполненный ужасом день в четвертой по счету жизни, после которого он сбегает из дворца, из Асгарда и от своего царя, тирана и насильника. Вокруг них словно взвивается иллюзорный металлический аромат крови.       Единственное, что Локи прячет, так это причину Торовой смерти в самой первой жизни. Он просто не показывает ему, что является предателем и убийцей. Он просто прячет от него это.       Чтобы передать все, глубоко и полно, ему требуется время, и к моменту, когда Локи заканчивает на последнем воспоминании, — как он вываливается из люка в полу в кабинете своих покоев, кое-как сбежав от норн, — его ноги уже дрожат от перенапряжения, а плечи свело судорогой. Тор так и стоит с приоткрытым ртом. Он не двигается несколько секунд, после закрывает рот резким движением и также быстро утирает глаза тыльной стороной ладони. Его глаза, верно, заслезились от того, что он долго не моргал, и это единственное оправдание такому жесту, которое Локи согласен уместить в своей голове.       Думать о том, что старший мог заплакать от всего увиденного только что, у Локи просто нет ни сил, ни желания. Он и сам готов зарыдать дурниной, потому что та самая грань, очень хрупкая и очень важна, только что была им пересечена. И за ней только бескрайняя пропасть без дна — вот как это ощущается.       — Если этого ответа тебе недостаточно, можешь попытать счастья со своими вопросами завтра. Или послезавтра. Или послепослезавтра. А лучше, знаешь… Никогда, Тор. Просто никогда, — перешагнув с ноги на ногу, он стряхивает затекшие руки и морщится. Плечи изнутри покалывает этими неприятными мурашками, словно он отлежал их во время сна. Немного покрутив головой и разминаясь после долгого нахождения в одной позе, он говорит спокойно, но с легким, почти неразличимым надрывом. Взглядом попеременно то ли пытается прожечь в старшем дыру, то ли не смотреть на него вовсе.       Ему хочется сказать еще что-то, хочется как-то кольнуть старшего, но все на что хватает неожиданно истощенных сил, так это потянуться мысленно в сторону Бранна, чтобы определить в какую сторону вообще двигаться, чтобы вернуться к лагерю. Почувствовав в ответ отклик, Локи понимает, что в этой суматохе он оббежал оаз почти полностью по кругу, и направляется вперед, на выход из зарослей.       Еще сил хватает на то, чтобы проходя мимо Тора, хорошенько зацепить его плечом. Локи не надеется получить какой-то отклик на это свое действие, потому что Тор все так и стоит, смотря в одну точку перед собой. Но неожиданно он резко, сильно дергается. Уже через мгновение Локи оказывается в его крепких объятьях. Сильные руки Тора обнимают его неожиданно бережно и, кажется, даже нежно.       — Прости меня… О боги, прости меня, если бы я только знал… — Тор утыкается лбом ему в плечо и шепчет без остановки извинения. Его пальцы впиваются в кирасу Локи у того на спине, а макушка пахнет каким-то цитрусовым маслом. То почти выветрилось после двух дней пути, но все же он чувствует тонкие-тонкие нотки. И уж точно не чувствует, как из глаз начинают мягким, неумолимым потоком литься горячие, горькие слезы. А Тор все шепчет и шепчет свои извинения. Тор шепчет о том, что его опыт ужасен и что вся эта боль просто невыносима. Тор шепчет о том, что Локи не виноват.       Вот так просто и невероятно сложно одновременно Локи находит у Тора понимание.       Но не находит в себе сил, чтобы обнять его в ответ. ~~~^~~~       Его сон тревожит тихое, утробное рычание. Перед сомкнутыми веками мгновенно обретает плотность странная дымная картинка диких, озлобленных животных. У них сильные лапы, продолговатое тело и колючий, короткий мех цвета антрацитовой пустыни. Меж приоткрытой, распахнутой пасти стекает яростная слюна, а мощные челюсти прячут в себе острые клыки — ими усеяна вся пасть гончих. Острия ушей тянутся вверх, подвижно двигаясь и постоянно поглощая звуки пустыни. Хвост короток просто за ненадобностью, а белки глаз поглощены чёрной мглой. Сколько бы маг не вглядывался в них мысленно, ему не удается увидеть там хоть что-то помимо жестокости и кровожадности. Тяжело вздохнув, медленно открыв глаза, Локи дергает плечом и хмурится. Широко, медленно зевает. Рычание не стихает. Вдобавок, сверху к нему примешивается треск костра и камень, скользящий по лезвию ножа. Тор не спит. Что ж.       Тяжело вздохнув, Локи зевает вновь и приподнимается на локте. Оборачивается. Костер с задорным Бранном у него за спиной, а за костром — старший. Они располагаются так на ночлег уже четвертую ночь кряду. Ни в коем случае не укладываются рядом и почти друг друга не касаются. В принципе, почти не разговаривают.       После случившегося в оазе, оба последующих дня их путешествия проходят одинаково. Они просыпаются, в молчании собираются, тушат костер, убирают следы своего присутствия и выдвигаются в путь. Весь день, каждый новый день, они без остановки идут по пустыне. В молчании, которое для Локи не ощущается гнетущим. Ему есть чем заняться: его разум занят размышлениями о том, как лучше ему вести себя дальше и как выкручиваться, если Тор начнет задавать вопросы. В то, что тот догадается, кто именно его убил в первой жизни, Локи не верит. Эта мысль вызывает у него только тихий, незаметный смех и ироничный привкус на языке.       Разгоревшаяся в ночь выведения печати связь постепенно утихает и уже под конец второго дня Локи лишь изредка ловит редкие, смутные образы чужих мыслей. Чужие мысли прекращают быть столь надоедливыми и повсеместными, как в самом начале. Но судя по редко мелькающим образам, Тора мучает чувство вины и он все еще пытается осмыслить то, чем Локи поделился с ним. Осмыслить все те жизни и все вариации их взаимодействия.       И он ничего не спрашивает. Иногда Локи ловит на себе его тяжелый взгляд — всегда в ответ вскидывает бровь, мол, ну давай, спроси, я же знаю, что у тебя тысячи вопросов. Тор ничего не спрашивает. Наоборот, он почти сразу хмурится сильнее и отворачивается.       Тор ничего не спрашивает.       Локи об этом не переживает. Он знает брата достаточно хорошо, чтобы понимать, как именно дальше будут развиваться их отношения. Либо Тор в итоге сорвется и устроит ему истерику, — скорее всего с дракой, — либо это путешествие просто будет их последним. Да-да, конечно, Локи то и дело случайно перехватывает виноватые мысли старшего, но это чувство вины… Оно ничего не значит, если дело касается Тора. И уж точно влиять на принимаемые им решения оно не будет.       Все сказанные Тором слова и все его признания, в которые Локи почти что поверил, очень быстро выбрасываются им самим прочь. Думать о них не хочется. Не хочется размышлять о верности и преданности старшего. Эти мысли небезопасны и вызывают лишь волнения да сомнения. Быть взволнованным Локи не нравится, поэтому он старательно, всеми силами старается убедить самого же себя в том, что Тор — злодей его личной истории. Таковым он стал давно и таковым Локи жаждет его оставить.       Ведь, если Тор станет героем, — хотя бы в помыслах самого Локи, — то буквально все встанет с ног на голову. И придется признаться в собственных чувствах, даже если себе самому. И придётся принять все те упущенные шансы и возможности. И придётся… Нет. Это слишком опасно и слишком недопустимо. И никогда героем в глазах Локи Тору не стать.       Сонно утерев ладонью лицо, Локи садится, переплетает ноги перед собой поверх ткани плаща и сладко потягивается. Далеко-далеко за спиной Тора виден зеленоватый свет Изумрудной горной гряды — великого бастиона Короля гномов; а его сосредоточенное лицо подсвечивает пламя Бранна. Им осталось идти всего полдня, и завтра днем, наконец, все решится. Действовать нужно будет быстро, принимать решения придется мгновенно, а промедление будет непозволительно. Андвари будет ждать их завтра днем, он проведет их внутрь великого бастиона, а потом…       — Давно они тут? — Локи встряхивает головой, разгоняя волнующие мысли, и тянется к бурдюку с водой. За спиной Тора столпилось полдесятка гончих — именно их рычание прервало сон Локи. Что было странным, так это то, как сплочено они держались, вместо того, чтобы окружить их кольцом, как полагается. Но, впрочем, этому было какое-то объяснение. Наверное.       Лишь вчера под вечер они пересекли границу владений Короля гномов. Локи ожидал, что стая гончих возникнет из ниоткуда еще в прошлую ночь, — если не в тот же миг, как они прошли через невидимый барьер, — но этого не произошло. На какой-то миг ему даже подумалось, что они не встретятся с кровожадными стражами вовсе. Впрочем, мысль эту он довольно быстро от себя отбросил.       Раз уж его план постепенно рушился, так должен уже был разрушиться до конца. Надеяться на удачу было глупо.       — С полуночи где-то… — Тор пожимает плечами. Он все еще не поднимает глаз от ножа, медленно затачиваемого об камень. Теперь именно это — его спасение от скуки и молчания. Медленные движения острия по камню и тихий скрежет металла по плоти горной породы. Возможно, ему это дает успокоение, а может быть так легче ждать окончания их путешествия. Локи не знает и, гадать, впрочем, не собирается. Утерев влажный рот тыльной стороной ладони, он задает следующий вопрос:       — Почему ты не спишь? — он закрывает бурдюк, откидывает куда-то в сторону, к мешку с вещами, лежащему на песке. Тор лишь замирает на миг, пару секунд не двигается, а после дергает плечом. Он будто пытается отмахнуться от Локи и его вопроса. Тот только губы поджимает в свою очередь и говорит: — Ты нужен мне отдохнувшим и выспавшимся. Если тебя беспокоят гончие, они не…       — Зачем?       Тор поднимает на него голову, но Локи замечает, как его пальцы стискивают точильный камень крепче. Встретившись с чужим взглядом, он только сильнее поджимает губы. Молчит.       — Зачем я нужен тебе отдохнувшим и выспавшимся? — Тор повторяет свой вопрос, прищуривается. А после поднимает руку с ножом и указывает им на Локи. Говорит негромко, но убедительно: — Ты раскрыл мне все свои карты и, допустим, я уже предал тебя и к нашему возвращению на мосту тебя будет ждать стража. Тебе всё еще нужно получить то, за чем ты пришел сюда, и в зависимости от того, насколько хорошо я буду знать твой план, я либо буду помехой, либо помощником, — старший покачивает ножом, все еще указывая им на Локи. Тот кисло кривится, отводит глаза. Он и сам знает это всё, но с каждой раскрытой тайной ему кажется, что они с Тором становятся ближе, становятся союзниками и побратимами — это раздражает. Опустив нож, Тор спрашивает вновь: — Зачем?       — Мне нужно забрать у Андвари заказ… — на звуке, кажется, ненавистного имени, у Тора надменно и колко дергает уголок губ. Глаз он не опускает, продолжая смотреть на Локи внимательно и цепко. Тот только фыркает в ответ на такую внимательность и серьезно, броско/нагло добавляет: — И я собираюсь украсть Золотой Грааль.       На какой-то миг старший удивленно вскидывает брови, выжидает мгновение, пытаясь найти взглядом то ли подтверждение, то ли опровержение последних слов на лице Локи, а после заходится хохотом. Он сотрясается всем своим мощным телом и грохочет так, что даже гончие отшатываются, немного отступают назад. Но прочь не бегут, лишь пригибаются к земле с ещё более злым рычанием, чем прежде.       — Ты… Ха-ха-ха-ха! Ты собираешься сделать что? Ха-ха-ха-ха-ха, ох, борода Тюра! — Тор хохочет долго, чуть не валится спиной на песок и еле-еле не роняет из дрожащих рук нож. Локи дает ему отсмеяться, стараясь не кривиться в отвращении. Даже самому себе он не желает признаваться, как сильно ему нравится вот такой широко улыбающийся и смеющийся Тор, а показывать это не станет и подавно. К тому же прямо сейчас, как бы ни выглядел, Тор буквально высмеивает его и все его намерения. Это раздражает так же, как и мысль о медленном, неумолимом сближении со старшим. Если не сильнее. Поэтому, вместо пустой болтовни, стоит только Тору успокоиться, Локи лишь вскидывает бровь скептично. Закашлявшись, тот только в еще большем удивлении распахивает глаза и раскрывает рот. Но говорит не сразу, помедлив: — Ты… Ты, етунхеймский авантюрист, вот же…!       Последние слова звучат с каким-то странным восхищением. Тор смотрит на него со смесью неодобрения и азарта. А Локи только и чувствует, как у него неожиданно румянятся скулы. Немного потупив глаза, он обкатывает на языке уже рвущуюся наружу фразу, но все никак не собирается с силами, чтобы ее проговорить.       За спиной старшего все также ютятся гончие. Они больше не пригибаются к земле, видимо, ощутив большую безопасность, и больше не рычат. Только кружат на одном месте, выжидая, когда же, ну, когда же их жертва случайно заступит за край магического круга, внутрь которого им нет доступа. Их жертва сидит без движения и все также на Локи смотрит. Глаз не отрывает.       — Не думал, что перспектива кражи и возможной бойни тебя так обрадует… А как же, «Воровать это плохо, Локи!» или «Ты вообще о чем думаешь, тебя убьют и меня заодно!» — Локи тупит взгляд, опускает его к собственным скрещённым ногам и рукам. Его пальцы переплелись друг с другом, словно пытаясь удержать и удержаться одновременно. Только вот долго удержаться от того, чтобы смотреть на Тора, Локи всё-таки не может. Вновь вскидывает взгляд.       Тор хмурится. Он поджимается губы, меж его бровей залегает хмурая складка. По его лицу заметно, что он думает о том, что ответить. Локи еле удерживается от колкости на этот счёт, но всё-таки выжидает. В нем просыпается интерес.       Теперь Тор знает почти всю его подноготную. По крайней мере то, чем Локи не гордится точно. Все те смерти, вся та кровь, что осталась на руках… Не его руках, конечно, но там, в каждой из тех жизней тоже был он. Какой-то своей частью это именно он убивал Фриггу в первой жизни и сворачивал шею Сигюн в пятой по счету. Именно его руки принесли Тору корону, которая после того убила. Это были именно его руки. Не те, что сейчас, но хозяин у них так и не сменился.       Сменились только обстоятельства.       Проснувшемуся интересу уже пара дней отроду, но показаться он может только сейчас. Промедление старшего, его раздумья, вызывают у Локи вопросы, и он разрешает себе не прятаться от них. Неужели же Тор правда не зол за смерть собственных родителей, коих тот, другой, Локи так жестоко убил в первой жизни? Неужели же Тор ничего не испытывает в отношении всех кровавых «шалостей», что тот, другой, Локи позволял себе в прошлых жизнях?       Поверить в то, что он действительно так легко, так спокойно и просто все принял, Локи сложно. И, что главное, у него нет для этого никакого логичного объяснения.       Только разве что безумие. Потому что нужно быть поистине безумцем, чтобы так просто и по-доброму принять все увиденное и все изведанное.       Потому что сам Локи этого сделать так и не смог. И во многом все его нынешние действия были продиктовано не только чувством вины, но и ненавистью. Он понимал всю ту тяжесть, что была на плечах того, другого, Локи в прошлых жизнях.       Но оправданием для всех совершаемых им зверств она так и не стала. И не станет, наверно, никогда.       — Я просто пытаюсь понять, в каком мире ты живешь… Понять, как это видишь ты, — какое-то время спустя Тор пожимает плечами, тяжело вздыхает. То, с какой легкостью всего за несколько дней он смирился и принял весь этот скоп ужасающих вещей из прошлого Локи, поражает. Но быть и выглядеть пораженным Локи не хочет. Раздраженно отмахнувшись, дёрнув плечом недовольно, он всё-таки кривится.       Он не поверит, что все может быть настолько просто. Ведь правда лишь в одном — Тор пытается залезть ему под кожу, чтобы после предать.       Как делал всегда, сколько Локи себя помнил.       — Ну, конечно! — он дергается, язвительно скалится. Не столько не может, сколько не хочет удерживать себя от колкости: — Все, чтобы…       — Чтобы затащить тебя в постель! Точно, — перебив его резко, старший словно с языка снимает концовку фразы, что только хотел сказать Локи. Затем коротко смеется и отрицательно головой качает. И добавляет следом: — Просто становлюсь тем мерзавцем, каким ты меня считаешь. Что ж поделать.       Он пожимает плечами, а Локи только глаза закатывает. По каждому движению Тора видно, что он шутит и говорит уж точно не всерьез. А словами будто пытается Локи высмеять. Докатились. Но ведь это не его прерогатива!       Недовольно надувшись, Локи уже хочет вернуться назад ко сну, но присутствие гончих его все еще беспокоит. И то, как они держатся позади Тора. Пару мгновений наблюдая за ними в тишине, он негромко интересуется, что Тор сделал с ними, раз они держаться позади него. Тот вновь пожимает плечами. Это его движение медленно начинает Локи подбешивать, как, впрочем, и все происходящее.       — Может с печатью какие неполадки, кто знает.       — Или ты подкинул им мяса… — прищурившись, он рассматривает Тора, склоняет голову немного на бок, а после и вовсе переплетает руки на груди недовольно. Раз они уже прошли сквозь защитный гномий барьер, и Тор до сих пор жив, значит печать исправна. К тому же редкие отклики чужих мыслей Локи все еще чувствует, а значит… Дело не в печати. В голове мелькает догадка, и тут же повисает между ними: — Но за круг не выкинул. И теперь они, учуяв запах, не уходят.       Тор хмыкает, улыбается на уголок губ и опускает глаза. Как ни в чем не бывало он возвращается к затачиванию ножа. Правда, голос его звучит задиристо и с вызовом:       — А ты подойди и проверь.       Локи закатывает глаза, но ничего больше не говорит. Вначале буравит старшего взглядом, а после осторожно прощупывает магией почву за его спиной. Маленькая, тонкая змейка без плоти скользит песку прочь от носка его сапога. Контролировать ее без единого движения рук сложно, то и дело его магия рябит, пропадает на мгновения. Но постепенно полупрозрачное магическое тело огибает костёр, проскальзывает мимо Тора — Локи видит ее глазами. И на мгновение, прежде чем увидеть за спиной старшего кусок вяленого мяса, валяющийся на песке, он поражено отмечается, насколько же сам старший большой. Особенно в сравнении с маленькой, почти незаметной змейкой.       Не выдавая себя и единым движением пальца, Локи проскальзывает Тору за спину и, приложив усилие мысленно, отсылает кусок мяса прочь, за границу защитного круга. Магия без единого движения руками даётся сложнее. Обычно у него нет надобности пользоваться ею. Руки всегда свободны, да и чувствовать искры, чувствовать покалывание магии на кончиках пальцев приятно. Это пьянящее ощущение собственной власти… Но сейчас этого нет. Он сосредоточенно и усердно напрягается всем телом. У него по виску соскальзывает капля пота. Глаза все ещё напряженно буравят Тора, но тот очень уж увлечён заточкой ножа.       Или делает такой вид.       Стоит только мясу оказаться за пределами круга, как оно тут же оказывается в пасти одной из гончих. Зверь уносится прочь и уводит за собой остальных. Воцаряется тишина.       Ненадолго.       — Если без шуток… Зачем тебе это, Тор? Не припомню за тобой такого рвения, — Локи поводит перенапряженными плечами и прочесывает пальцами волосы. Его голос звучит спокойно и серьезно. Немного разминая руки и пощелкивая костяками, он пытается убрать некомфортное ощущение, пришедшее после использования такой недвижимой магии.       Тор хмыкает, а затем со вздохом откладывает камень и нож на песок. Протягивает ладони к костру. Локи не верит, что он мог замерзнуть. Локи уверен, что Тор тянет время.       — Разве в детстве я был другим? Ты помнишь, как мы…       — Стараюсь лишний раз не вспоминать, — оборвав его довольно быстро и жестко, Локи поджимает губы. Детские воспоминания вызывают у него рвотный привкус на языке и туманят рассудок, предоставляя место больному, ледяному сердцу. И лишний раз их лучше не бередить. Особенно сейчас. Воцарившийся хрупкий мир Локи был бы рад удержать хотя бы до возвращения в Асгард. Заглядывать дальше банально страшно — хватит и того, как его планы на десяток дней вперёд разрушились уже. Теперь планирование для него под запретом.       Смотрящий на него Тор чуть не отдергивает руки от огня, настолько голос Локи пронизан сталью, когда тот ему отвечает. На мгновение он даже втягивает голову в плечи, но выражение его лица кажется обозлённым. Локи пожимает плечами, добавляя:       — Ты знаешь, как все вышло. У меня нет желания возвращаться к воспоминаниям, тепло которых — лишь иллюзия. Качественная, но все же иллюзия.       — Если бы я мог, Локи…!       — Но ты не можешь, — он отсекает вновь. Уже и сам не знает, зачем начал этот разговор и задал старшему вопрос, если приходит теперь буквально перебивать его. Отвернувшись, Локи впивает взглядом в плоть пустыни. — И никогда уже не сможешь изменить то, что произошло. Это случилось. Случилось так, как случилось.       — Поэтому я пытаюсь изменить то, что есть сейчас. Это в моей власти — вот зачем я делаю это, — Тор отстраняется от огня, подтягивает колени к груди и кладёт локти поверх. Его предплечья скрещиваются, кисти повисают безвольно. Но его взгляд — взгляд воина, который готов сражаться. Который сражается прямо сейчас и будет сражаться, пока не выдохнется. До самой-самой смерти.       — Я убил Фриггу… И не только ее. Я убивал, травил, резал, использовал, пытал… Я предавал и наслаждался этим, — повернув голову рывком, Локи прищуривается и словно пытается найти на лице старшего что-то, чего там нет. Затаенные злобные чувства, ложь будущего предательства или смертельный для Локи гнев. Его глаза рыщут с усердием голодных вепрей, но ничего не находят. И все равно успокоиться не могут так же, как сам Локи не может простить себя — все свои прошлые воплощения, — за тысячи и сотни тысяч жертв. — Твой отец умирал от моей руки и не единожды, Тор. Скажи мне, что это ерунда для тебя, и я тебе не поверю. Потому что это не ерунда. Все, что было там, лишь крайности того, что мы имеем сейчас. Так оно есть и так оно работает.       — Это был не ты.       — Тор, ты непроходимый…       — Тупица. Непроходимый тупица, я помню, не волнуйся, — он серьезно кивает, без тени улыбки или иронии. Обводит кончиком языка пересохшие губы, а после дергает кистью, словно пытаясь выразить что-то этим движением. Локи замолкает, все ещё щурится и рыщет, рыщет на чужом лице то, чего в реальности не существует. — Но что я знаю точно, так это то, что тот Локи, каждый из тех, кто носил твоё имя в прошлом… Не тот, кто сидит передо мной сейчас. И никогда им не был.       — Ты уж слишком хорошего обо мне мнения. Я не…       — А ты обо мне слишком плохого. Не нужно объяснять мне, как работает время, почему все, что ты мне показал, было именно таким, а не иным, и почему я должен ждать от тебя предательства и сторониться тебя. Я уже сказал и повторюсь вновь: я тебе не поверю и верить не стану. В Ётунхейм? Да, пожалуйста. За тобой я пойду хоть к Хель в руки и с радостью, но все вот эти разговоры… И разговоры о чувствах… Оставь их фрейлинам и другим дуралеям. Хочешь считать меня идиотом? Да, пожалуйста! Мне не жалко, Локи! Но не нужно пытаться убедить меня в том, что я должен отвернуться от тебя. Однажды, я уже совершил такую ошибку. Однажды, я уже струсил и прогнулся, и я расплачиваюсь за это до сих пор, — Тор не двигается. Ни единая мышца на его теле не вздрагивает. Он смотрит лишь Локи в глаза и не отворачивается. Каждое его слово четкое и твёрдое, что тектонические плиты Свартальфхейма. Тону Тора и его словам хочется верить, и Локи почти тонет в этом. Почти-почти он срывается, но вспоминает переломанные, оттоптанные Фандралом и Сиф пальцы, сломанные ребра, и побежавший по позвонкам холод, его быстро остужает. — Больше этого не повторится.       — Ладно… Хорошо, — хмыкнув, Локи на мгновение разрывает зрительный контакт, отводит глаза и почти сразу возвращается взглядом к глазам старшего вновь. Переплетает руки на груди уперто. Он и сам не замечает, как появляется ощущение странного соревнования. Будто, если он заставит Тора отречься от всех своих слов, то почувствует, наконец, свободу от собственных чувств и переживаний. Будто бы, если Локи победит, то Тор покажет своё истинное лицо. Будто бы. — А если я…       Тор разражается смехом. Качает головой из стороны в сторону, после трёт ладонями лицо. И все никак не может отсмеяться.       — Убьешь маму? Или Одина? Разрушишь Асгард? Ётунхейм? Или все девять миров? — подавшись вперёд резким движением, он поднимается на ноги и в пару неторопливых шагов оказывается рядом. Под его ногами тихо пересыпается антрацитовый песок и что-то шепчет. Локи не может разобрать его шепота да, впрочем, почти его и не слышит. Он наблюдает за старшим неотрывно и напряженно. Тот приседает на корточки, чтобы взять бурдюк с водой. А Локи сжимает зубы, чтобы не показать собственных опасений и тихо-тихо замирающего сердца. С момента в оазе это первый раз, когда Тор подходит так близко без какой-то реальной надобности. Или просто подходит так близко. — О, точно. Рагнарок, так? Ты устроишь Рагнарок, и… Я думаю, если это случится, я умру. И мне, мертвому, определенно будет уже все равно, каким это оказался говнюком мой брат, раз решил разрушить вообще всё, — он вновь смеётся, качает головой, а после прерывается, чтобы отпить воды.       Локи сказать нечего. Нет, конечно, он и рад бы начать дискуссию, но ощущение непробиваемой стены прямо перед ними уже и так стоит поперёк горла. Кажется, что бы он ни сказал, Тор его не услышит. Не потому что он глуп, а потому что… Локи не знает почему. Поверить в то, что его могут так сильно любить взаправду, для него не является возможным, ведь это бред само по себе.       Утолив жажду, Тор утирается рот тыльной стороной ладони, закрывает бурдюк, но из рук пока что не выпускает. И уходить, похоже, не собирается.       — Я не уверен, что ты поймёшь и примешь на веру то, что я сейчас скажу, но… Ты единственный в Асгарде, кому я могу доверить свою жизнь. Кому я смогу доверить свою жизнь в любой момент времени. Я знаю это… — на мгновение меж его бровей залегает складка. Он замолкает, печально дергает уголком губ и отводит глаза. Локи следит за этим движением, прищуривается. Ему кажется, что он нащупал почву, и даже в мыслях Тора мелькает какое-то воспоминание. Попытка уловить его приводит к резкой, острой боли в левом виске, и на мгновение маг жмурится. Он опускает голову, приживает пару пальцев к виску. Под веками разрываются разноцветные вспышки. Это длится лишь пару мгновений. Когда он открывает глаза вновь, Тор внимательно смотрит на него, но ничего не спрашивает и не говорит. То, что было мгновение назад в чужих мыслях, Локи забывает быстрее, чем его сердце делает новый удар. Головная боль исчезает. — Я понял это ещё в Ётунхейме, когда ты не пустил меня в лес, потому что волки уже окружили нас. Да, именно та, — он лжёт неприкрыто, но Локи, пытающийся сконцентрироваться на потерянной нити разговора, не замечает. Хмуро поджимает губы. И даже не замечает, как Тор повторяет часть собственных слов вновь, чтобы эту нить ему вернуть: — Ты единственный в Асгарде, кому я могу доверить свою жизнь. Для всего Асгарда ты неподкупен и у тебя чистый разум. Ты… Ты меня не предашь. Поэтому, — разведя руками, Тор поднимается с корточек и мягко откидывает бурдюк туда, откуда его поднял. По ходу, уже разворачиваясь назад к своему плащу, он мягко ворошит пряди у Локи на макушке. Этот тёплый жест заставляет мага поежиться и зардеться.       Тор уходит к себе и укладывается. Он так и не поднимает тему гончих, давно скрывшихся в потёмках однотонной пустыни, и больше ничего не спрашивает.       Сам Локи, ошарашенный резкой головной болью, лишь молча укладывается назад на плащ и быстро засыпает. Его туманящееся сознание почти поглощает конец произошедшего разговора, но оставляет на сердце тёплое чувство.       Кажется, Тор на его стороне. Конечно, никаких сторон не существует и Локи сам по себе, но если бы они существовали… Интересно, каково это целовать Тора?       Эта вопросительная мысль — последнее, что мелькает в голове Локи перед тем, как он окончательно проваливается в сон. Даже не успевает удивиться, почему подумал именно об этом.       И именно в тот миг. ~~•~~