Роза ветров

~~~^~~~       «Знай свое место, брат!»       Вот что он выводит вокруг печати, но и сам не знает зачем именно. Кто из них двоих должен помнить о своем месте?.. Кто из них двоих должен держать себя в узде?       Локи правда не знает. Он помнит опыт самой первой жизни и не может сказать точно: способен ли этот заговор вообще помочь хоть кому-то. Да еще и вдобавок к «смирению»… Если точнее, к «терпению», потому что по-другому это вряд ли можно назвать. Похоже, он просто не оставляет себе возможностей/не оставляет себе места/не оставляет себе ничего. Похоже, он просто обязывает себя терпеть Тора/терпеть унижения от Тора/терпеть несносный характер Тора. Безнадежно на миг прикрыв глаза, Локи качает головой, кривится. Как много жизней еще будет? И как много ошибок?! Неужели… Неужели им правда не суждено хотя бы быть рядом?       Не так, как было во второй жизни, — ведь тогда Локи был не собой, а кем-то иным, сломанным и искалеченным, — а просто… Просто…       Ему просто хочется, чтобы все было спокойно. Чтобы все было хоть немного правильно. Неужели же ни разу не сложится так, что они сойдутся сами? Не от того, что подействовали руны или обязательства, а просто… Неужели никогда они не вырастут/не возмужают/не поумнеют настолько, чтобы их пути/дороги/мнения сошлись и остались рядышком?!       Локи открывает глаза вновь. Чуть выпрямляет спину. Сводит лопатки.       Он должен выдержать это испытание, чтобы пойти дальше, чтобы знать, что делать дальше, чтобы просто… Шелест больше не раздается. Он сменяется отвратительным, ужасным скрипом, и Локи передергивает. Вначале от негромкого звука, а после от еще более яркого всполоха перед глазами.       Похоже, пробираясь сквозь время назад/проматывая его, он действительно выламывает временной поток. Разрушает его, словно яркий Биврест. И как много попыток у него еще есть?.. Как много времени ему ещё осталось?       Локи не знает. Вопросы полнятся и полнятся, но не могут развернуться во всю свою ширь. Пустота не позволяет.       Начало привычно и грубо. Один — безжалостная/жестокая/кровавая битва и победа. А Лафей — бесполезный проигрыш. Он сам — лишь пережиток случайной связи. И он беспомощен, жалок, мал. Один берет его на руки. Один забирает его в Асгард.       Опять и снова. Только бы потешить собственное самолюбие. Только бы показать, что асы наверху, а все остальные ниже.       Локи бесстрастен. Не потому что ему не интересно, но потому что ему кажется: он сам уже не сможет удивить себя. Он сам уже не сможет сделать еще хуже, чем есть и было. Он сам уже не сможет причинить себе еще большую боль.       Однако, он, конечно же, ошибается. И сам чувствует это. И сам готовится к этому. Новая жизнь становится до странного тихой. Локи и сам бы не смог сказать, отчего так, но… Все просто получается так тихо. Так спокойно. Во многом привычно, что ли. Скорее даже смиренно.       Поэтому он присматривается к другим. То и дело мелькают уже известные ему другие боги. Смешливый Бальдр; грозный Тюр; Вали, что растения любит больше, чем людей или асов; красноречивый Браги, муж тетушки Идун; сама Идун; горделивый Ньерд из ванов… Локи знает их, но не потому, что они живут во дворце или может в других мирах. Локи знает их, потому что видел в других, предыдущих жизнях.       И если бы пустота так не сковывала, он бы даже задался вопросом: куда же все подевались?.. Пустота все еще здесь. Его мысли — все еще нечто вязкое и липкое. А те боги, которых он видит перед собой/в своих воспоминаниях все еще…пропали без вести?..       Как странно.       Он рождается во тьме и холоде. Холод проникает в его тело с первым вздохом и остается там навсегда. Самые ранние воспоминания затираются/растворяются с возрастом и в опыте, но отчего-то тот миг, когда окровавленный Один берет его на руки, Локи запоминает — поверхностно и размыто, но все же запоминает. Протягивая ручки ко Всеотцу, малыш надеется и верит, что его заберут туда, где монстры не будут смотреть на него ярко-алыми глазами и передавать по рукам, не зная, куда приткнуть сироту, что не нужен даже родному отцу.       Все выходит много лучше, чем Локи даже может себе представить. Или мог бы, если бы знал, что на самом деле является ребенком ледяного великана… Однако, он об этом даже и не подозревает. С самого детства сдруживается с Тором, жаждет похвалы и гордости Всеотца, любит Фриггу.       Иногда чувство того, что он лишний, накатывает, и тогда Локи идет в сад к Вали. Тот проводит там дни и ночи, ухаживает за цветами и деревьями, а еще дает очень и очень мудрые советы. Не то чтобы поддерживает, но все же любит разговаривать с ним.       Сам Локи тоже любит. Цветы. И брата. Но старается не показывать этого, — ни первого, но во много ни второго, — потому что чувствует, как Тор держит его на расстоянии. Своим уверенным и твердым: «Знай свое место, брат!», то и дело осаждает до уровня безродного отребья.       В детстве он старается не обращать на это внимания, а после просто привыкает. Уже почти и не слышит этой фразы, каждый раз, когда старший говорит ее. Конечно, все остальные — и Бальдр, что смотрит всегда так хитро, и Сиф, и троица воинов, — слышат да всегда посмеиваются так надменно, но сам Локи просто пропускает это мимо ушей.       Естественно, его задевает, но… Что ж тут поделать, если Тор — такой неотесанный и грубый. Их дружба все равно крепкая и настоящая. Их дружба такая сильная, благодаря его собственному смирению.       Тор любит шумные игры. Тор любит драки. Тор любит азарт и вскипающую под кожей кровь. А Локи любит ложь. Локи любит шутки и проказы. Локи любит власть.       Они растут разными, становятся разными, но все же прикрывают друг другу спины. Начиная меток с восьми, может, а затем до самого-самого конца. Конечно же, Локи жаждет трона и жаждет признания. Он так старается, учится, пытается вырасти над самим собой, только бы отец заметил.       Но тот, кажется, не видит никого/ничего кроме своего старшего сына. А Тор растет безответственным и наглым. Тор растет буйным. Тор растет необузданным. И Локи влюбляется так же сильно с каждой секундой, как сильно ненавидит его и завидует ему.       Тор продолжает громыхать своим «Знай свое место, брат!», а Локи лишь прячет боль в глазах, отворачиваясь. Затем прячется сам, отправляясь в Етунхейм, чтобы сорвать чужую коронацию. Ему кажется, что, если он привлечет к себе внимание, то все изменится. Если он сделает что-то неожиданное и важное, то все изменится. Если он сделает что-то правильное…       Локи долго и кропотливо продумает свой план, и после все идет, как по маслу. Наконец, настает тот миг, когда он может с гордостью сказать:       — Етунхейм пал, отец.       Это правильно и неправильно одновременно. Они с Тором близки, но не так, как были близки хоть в одной из предыдущих жизней. Они близки по-настоящему. Точнее, они настоящие и поэтому они близки.       Локи видит это и, хоть и с великим трудом, но все же соглашается признать это. Тор тут сильный и грозный, порывистый и громкий, а он сам тихий, но умный и двуличный. Они — два негодника, и разница лишь в том, что Тор надменный, а сам Локи просто шкодливый.       Конечно, такое сравнение чуть детское да глупое, но ведь так и есть. Так есть и так правильно. Они не слишком близко, но и не далеко. Рядом друг с другом. Бок о бок. Спиной к спине.       И в то же время неправильно, ведь Тор уж слишком самоуверен, а он сам уж слишком… Слишком… Слишком храбр, чтобы предавать/лгать/подставлять/обманывать.       Локи знает, что и он сам, именно он настоящий, тоже иногда рад бы тихо отомстить брату да его подпевалам, однако… Он всегда останавливает себя заранее. Он не желает найти себе наказание. Он боится последствий. Он просто боится.       Тот Локи, которого он видит в этой жизни, не боится ничего вовсе или же просто не показывает своего страха. Он просто делает то, что хочет. Делает то, что считает нужным.       Это цепляет.       Вновь и вновь смотря на себя прошлого/предыдущего/сгинувшего, Локи ясно видит собственную нынешнюю слабость. При этом он, конечно же, видит и свои возможности, всю свою мощь, всю свою силу. Но слабость его выглядит подавляющей. И слабость его в любви.       В отличие от других себя он ведь даже не отрицает, что любит. Он признает, что любит. И он продолжает любить. Собирается…любить и дальше.       Любовь к брату не делает его слабым, хоть и является его слабостью. Слабым он делает себя сам. Наблюдая за тем, как тот Локи срывает коронацию брата, после — когда того ссылают в Мидгард в наказание за попытку расквитаться с погаными ётунами, — пытается убить его и разрушить Етунхейм… Наблюдая за тем, как тот Локи в итоге исчезает во вселенской пустоте и связывает свою дальнейшую судьбу с читаури, почти разрушает Мидгард, но в итоге вновь становится узником Асгарда… Наблюдая за всем этим, Локи понимает, что видит самого себя, который бежит от любви так уверенно и так упрямо. Бежит, а убежать все никак не может.       И вряд ли убежит хоть когда-нибудь.       Он держит на губах усмешку до последнего. Когда Тор разрушает Биврест… Когда у него так и не получается завладеть своим собственным миром… Когда его кидают под замок, словно челядь… Локи держит усмешку и притворяется, что ему не больно. Даже когда его мать, его прекрасная и невероятная Фригга, погибает из-за этой дрянной торовой девки…       Даже тогда Локи все еще ухмыляется. Смерть матери ломает что-то внутри него, и Локи понимает, что больше мириться с этим не собирается. Да, он затихает и ждет… Ох, как же долго он ждет.       Тор, конечно же, приходит сразу, но не ради того, чтобы разделить с ним скорбь. Отнюдь нет. Тор — всего лишь бесчувственная, тупоголовая скотина, и приходит он лишь за помощью. Его, Локи, помощью. Ведь эта дрянная тупая сука влипла в неприятности, ведь она случайно впитала эфир, ведь за ней теперь гонятся темные эльфы во главе с Малекитом… Все, о чем может думать Локи — прекрасная, чарующая Фригга, которая больше никогда-никогда не появится рядом.       И кроме него об этом, похоже, никто больше не думает.       Но Локи не отчаивается. Он поднимает голову так высоко, как его учила мать. Он держит спину так прямо, словно это ее руки сводят его лопатки. И даже когда дрянная мидгардка смеет отвесить ему пощечину, Локи не отвечает. Он запоминает этот миг навсегда, он уже знает, как убьет ее и насладится тончайшим привкусом ее крови/страданий, но тогда… Он лишь широко, довольно усмехается.       Притворяться верным брату оказывается так просто. Так легко. Тор верит ему, после верит в его смерть… Локи вот совсем не понимает, как Тор вообще верит в настолько неправдоподобную смерть от клинка, что даже не задевает никакие жизненно важные органы, однако Тор верит. Тор решает, что он погиб.       Локи так долго и громко смеется. Вначале смеется, когда ссылает Одина в Мидгард. После смеется, когда находит себе верного и умного союзника. Сигюн — становится его новой прекрасной/самой любимой женщиной.       Ему уже двадцать девять меток, когда он, наконец, завладевает Асгардом. Не имея ни малейшего понятия, где проводит время старший и жив ли он до сих пор, Локи носит иллюзию в виде Всеотца. Тот, в свою очередь, доживает свой век среди жалких людишек.       Локи нравится его новая роль. Локи нравится трон. Локи нравится правление/власть. Еще ему нравится Сигюн, но не потому, что она красива, да быстро учится. Она нравится ему, потому что ненавидит Тора.       В этот раз все заходит много дальше потревоженного Мидгарда, однако, все до сих пор проистекает как-то тихо. Смиренно. Локи следит за изменениями, следит за происходящим… Фригга умирает, и это отдается колкой болью в его сердце. Последнее, что он говорит ей — что она не его мать и никогда не была ею.       И, кажется, большей боли, чем им обоим причиняют эти слова, просто не существует.       Однако, тот Локи продолжает бороться и сражаться. Сказать, за что именно — сложно. Вначале он скорее прощупывает почву, осматривается, изучает территорию… В нужный миг он делает ход, и Локи с удивлением следит за тем, как тот Локи восседает на Асгардский трон. Что удивительно, ему самому совсем не жалко Одина. Что неудивительно, тот Локи не жалеет его тоже, ведь винит в смерти матери.       А затем во всей этой мешанине образов/моментов/действий появляется родное лицо, и Локи замирает. Казалось бы, он только-только проходил сквозь воспоминания первой жизни, но уже соскучился по ней. По своей прекрасной, теплой и чудной Сигюн.       В этой жизни ее история много иная. Ненависть к Тору мелькает в каждый миг в глубине ее глаз, и ненависть эта оправдана: Тор покалечил ее отца-вана во время одного из турниров/во время одного из празднеств, а вскоре ее отец скончался. Сказать точно, есть ли у двух этих событий взаимосвязь — сложно, однако… Локи смотрит на нее и не может наглядеться. Длинные черные волосы, ровные черты лица и взгляд, который может быть мягким, а может пробирать дрожью до самых костей.       Его сильная, прекрасная дева. Его любимая женщина.       Возможно, благодаря тому перерыву между первой жизнью и нынешней, пятой, Локи все же успел многое принять/понять/осмыслить, ведь, смотря на Сигюн, он все же чувствует этот навеки тлеющий, теплый уголек привязанности.       На миг он даже забывает о том, что тот Локи натаскивает свою Сигюн на то, чтобы когда-нибудь — когда выдастся любой удобный момент, — она убила Тора.       Сигюн обучается быстро и уверенно. Локи знает, что в свое свободное время она тоже тренируется, уже без его помощи, и ему невероятно сильно нравится это ее молчаливое упорство. Еще ему нравится она, но все же не в том страстном и выжигающем смысле. Локи любит ее всем своим сердцем. Иногда ему кажется, что любовь эту он несет с собой много дольше, чем вообще живет на этом свете.       Но он старается не зацикливаться на этом. Он просто продолжает править. Он просто продолжает учить Сигюн убивать. Она становится его приближенной, и некоторые в замке даже начинают поговаривать, что Один, под чьей личиной Локи прячется, наконец, завел себе новую пассию, но ему совсем все равно на эти слухи. Он не пресекает, но и не поддерживает их. Они просто есть, как ветер или может земля. Как, может, и он сам, что просто сидит на троне.       Тор возвращается слишком неожиданно. Новый страж Бивреста оказывается еще более тупоголовым, чем даже сам старший, и Локи, в который раз, понимает полный смысл фразы: «хочешь сделать хорошо, сделай сам». Только вот сделать что-либо сам он просто не успевает…       Тор раскусывает его почти сразу. За те несколько меток, что его не было, Локи уже совсем позабыл, как надобно вести себя, будучи Одином, так что… Тор разоблачает/изобличает его почти сразу. На это у него уходит каких-то пять дней, но за это время успевает случиться больше, чем за все предыдущие метки его, Локи, правления. На их общую беду, на беду всех асов, Тор приносит с собой из долгого-долгого путешествия корону Суртура, а Локи оказывается не таким уж хорошим правителем, раз за все те метки не успевает перехватить слух о «Приспешниках огненного демона».       Эта секта, состоящая из довольно благородных асов, уже давным-давно готовится к Рагнареку и даже культивирует его, отчего-то считая, что такая огненная смерть откроет им путь в священную Вальхаллу. Неудивительно, что как только Тор приносит корону Суртура, все те благородные, глупые подданные тут же выкрадывают ее да помещают в священный огонь.       Ох, как же Тор кричит, обвиняя во всем его, Локи, и его проделки!.. Однако, Локи даже и сам не уверен, кто из них обоих тут виноват. Скорее всего оба, но все же скорее это обычная встреча нескольких неудачных обстоятельств.       Так или иначе, но Асгард пылает. Им приходится сбежать в Мидгард, где у их нового, законного, правителя есть друзья, но… Локи там все еще не рады. Да и вряд ли когда-нибудь будут. Он верит, что успеет сбежать до того, как их вообще обнаружит ЩИТ, однако… Бежать не приходится вовсе.       За всеми этими тревожащими и скорыми событиями, он почти что полностью забывает о Сигюн, только вот Сигюн не забывает о своем предназначении ни на миг. Только все асы высаживаются на Мидгардской земле, как солдаты тут же разбивают лагерь, устанавливают палатки, размещают выживших женщин и детей. Им с Тором достается палатка тоже, но старший отчего-то все никак не поверит, что его брат — действительно не иллюзия.       Локи до этого вроде бы и дела нет: как начищал свой меч, так и продолжает его начищать, но Тор — неугомонный ребенок. Подхватив с земли небольшой камушек, он говорит:       — Если бы ты был здесь, я бы тебя обнял.       А затем кидает.       Его голос звучит устало и как-то разбито. Конечно, они ведь потеряли Асгард, и еще неизвестно, будут ли мидгардцы так благосклонны, но… Локи реагирует быстро и ловко. Он ловит камушек, откладывает оружие и поднимается. Поднимает глаза.       Увиденное заставляет его замереть, потому что Тор выглядит невероятно счастливым. Теперь он ведь, наконец, понял, что потерял не все, что у него до сих пор остался его брат, что… Его улыбка светится, и впервые свет этот направлен на Локи. Тот замирает, немного удивленно распахивает глаза.       Раскинув руки в стороны, Тор делает шаг. И этот шаг становится его последним.       Скорбь. Она появилась в его взгляде еще в миг окончания первой жизни, но Локи не уверен, что хоть когда-нибудь она уйдет из него. Сигюн убивает Тора, вогнав ему два кортика в спину. Один вонзается в сердце, другой разрывает легкое. Его прекрасная, любимая девочка прокручивает лезвия рыча о том, что у Асгарда есть лишь один законный властитель.       Тор смотрит на другого него. И в глазах его появляется удивление, там появляется боль, там появляется неверие. На губах все еще улыбка, но вместе с нахмуренными скорбными бровями она выглядит странно. Локи не видит, что и сам улыбается тоже: коротко, мягко, на уголок губ. Но он улыбается тогда, когда старший говорит, что хочет обнять его. Он улыбается тогда, когда Тор уже делает шаг.       Локи чувствует, как в носу щиплет. Ему кажется, что он не чувствует своего тела. Ему кажется, что он не знает, где находятся его части. Подняв руки, но не чувствуя их, он обнимает себя за плечи. Крепко. Нежно. Так, как его обнял бы Тор, если бы еще давным-давно Локи не приказал Сигюн… Ох, момент, конечно, удачный, но нет. Нет и никогда не было удачного момента для убийства Тора.       Локи видит свои прошлые жизни. Локи понимает, что это истинно правда.       Еще Локи видит, как в пару легких движений его руки появляется его же иллюзия, а затем сворачивает Сигюн голову. Локи видит, как в пару шагов подходит к Тору и подхватывает его. Тот тяжелый, как бык, но все же тот Локи не смеет уронить его. Осторожно, вместе с ним, он опускается на землю.       Никто больше не произносит ни единого слова. Старший задыхается и смотрит своими прозрачными от слез голубыми глазами. А тот, другой/иной/смирившийся Локи, лишь качает головой. Пара слезинок падают на чужую щеку.       Локи и сам чувствует, что плакать не стыдно. Локи и сам чувствует, что сказать что-то, хоть что-нибудь, тоже было бы не стыдно, но… Все случается смиренно и тихо. Все случается молча. Тор прекращает дышать до того, как его сердце прекращает работать. Тот Локи осторожно прикрывает его веки.       Где-то вдалеке слышится рокот приближающихся вертолетов, пока Локи следит за вновь вырисовываемой печатью. Вокруг вязью бежит «слабость», но Локи, обнимающий себя так обреченно, не верит, что это поможет и хоть кого-то спасет. Тор умрет. Снова умрет. В конце концов умрет. И больше никогда не будет существовать вновь. ~~•~~